Текст книги "Синто. Героев нет"

– Я хочу извиниться перед тобой.

Я молчал, стараясь сохранять спокойствие.

– Мне стыдно, я недостойно вел себя с тобой, я не должен был отравлять тебе жизнь еще больше…

– Ну что вы, вы ж не знали, что я выживу и вернусь, – прошипел я.

Мы впервые за все время встретились взглядами, раскаянию в его глазах можно было бы поверить, если ничего не знать о пси-техниках. В моих глазах он наверняка прочел ненависть.

– Извини, – буркнул он и пошел к двери.

Иди и не возвращайся, подумал я. Гости ничего не заметили, лишь леди Шур как-то оценивающе и понимающе поглядывала. Ара-Лин права, надо держаться от нее подальше. Чтобы успокоиться, я отловил сбежавшую от Ары-Лин Гифти и принялся ее немилосердно тискать, что тут же вызвало комментарии Грюнда. Праздник вернулся в свою колею.

А на следующий день леди Шур посетила нас по нашей просьбе, и мы предоставили ей результаты проделанной работы. Выходило совершенно точно, что среди евсовских агентов есть предатель, мы предоставили доказательства того, что по трем случаям контрразведка не могла сработать столь быстро без наводки. И был ли предатель среди тех, кто считается мертвым, или среди тех, кого числили нераскрытым, – это основной вопрос. Чтобы ответить на него, надо знать всех действующих агентов. А этой информацией владеют лишь леди Шур да еще пара человек, которые никогда не покидают планету и не рискуют разгласить эти сведения, чего о нас, естественно, не скажешь. Шур сидела мрачнее грозовой тучи, раз за разом просматривая пункты нашего видеодокумента.

– Ты понимаешь, чего просишь? – зло спросила она Ару-Лин. – Ты еще куда ни шло, но он! – Она ткнула в меня пальцем. – Никто не даст гарантии, что он чист, никто не даст гарантии, что в нем нет гипноустановки! Ты это понимаешь?

– Да, – спокойно ответила моя половинка. – Я это очень хорошо понимаю, даже лучше, чем вы.

Меня пробрала дрожь, ведь существует призрачный шанс, что на каком-то этапе меня все же раскрыли и закодировали.

– Во-первых, – продолжила Ара-Лин, – не нужны агенты, попавшие в ЕвС после провала Ульриха; во-вторых, если Ташина все же обработали, то это с подавляющей долей вероятности русы, а не евсы. Поэтому данным фактором предлагаю пренебречь.

– Пренебречь! – взвилась Шур. – Станешь главой семьи, тогда и будешь пренебрегать, а пока…

– Леди Шур, – четко и зло произнесла сестра, – принимайте решение без нас.

– Отлично. – Она вынула кристалл и спрятала в карман. – Проводи меня! – бросила она мне и направилась к выходу; пришлось двинуться за ней.

На полпути до ворот она остановилась и внимательно на меня посмотрела. Я приготовился к очередным нападкам. Вместо этого она сказала:

– Не ожидала я такого разговора.

Это прозвучало мягко и печально, совсем не похоже на то, что было минуту назад.

– У меня репутация развратницы, Даниэль, это многое позволяет. Я хочу тебя.

Сказать, что я был в шоке, значит не сказать ничего.

– Леди, неужели вам неизвестно, что я бесполезен в качестве любовника? – процедил я сквозь зубы.

– Глупость, – отрезала она. – И я тебе это докажу, если у тебя хватит духу прийти ко мне сегодня, скажем, в час пополуночи.

– Леди, если это проверка…

– Это не проверка, – отчеканила она и, развернувшись, пошла к воротам.

Остаток дня я провел в подавленном настроении, разрываясь между «за» и «против» похода к Шур. Ара-Лин всячески старалась меня взбодрить и успокоить, считая, что я такой из-за подозрений в нелояльности, рассказать ей о предложении у меня не хватило духу.

Обычно она укладывалась спать за два часа до полуночи, и я сидел рядышком с ней те десять минут, пока она засыпала, а потом, как правило, еще час-полтора занимался своими делами. Так вышло и в эту ночь, я промаялся два часа и в последний момент все же сел в флайер и отправился на встречу – или свидание?

До предела взвинченный, в десять минут второго я зашел в домик леди. Я сбежал бы без объяснений, если б увидел нечто, что напомнило бы мне о пребывании у Хозяина, сбежал бы без оглядки. Но я встретил усталую и одинокую женщину, молодость и беспечность которой остались где-то далеко. Даже то, что она налила нам обоим вина и курила сигарету, вызывало ассоциации не с развратом, а с одиночеством. Вино было легким и сладким, а ее поцелуи горькими от сигареты. Кажется, мы ничего не сказали друг другу. То, что между нами было, не было похоже на что-либо происходившее со мной раньше. Нежность, которую она дарила, вызывала желание вернуть ее сторицей, а вернув, я получал еще больше.

Потом она лежала, положив голову мне на плечо, и бездумно водила пальчиками, нащупывая еле заметные гладкие шрамы на груди и животе. В этот момент меня током ударила мысль о неправильности происходящего, что не она должна быть рядом – другая. Шур как будто прочитала мои мысли, подняла голову и посмотрела в глаза.

– Всегда так, – сказала она, опустив голову. – Всегда вы любите других…

Я лишь крепче обнял ее, понимая, что слова и оправдания абсолютно лишние.

Вернувшись домой до рассвета, я долго смывал въевшийся сигаретный дым и запах горьких терпких духов. Я четко осознал, что предал Ару-Лии, ведь то, что было с Шур, было не просто плотскими утехами, а чем-то необъяснимо большим и что я ухитрился обидеть и расстроить женщину, столь много мне давшую. Последней мыслью перед сном было то, что своего имени леди Шур так и не назвала.

Последующие два дня были отравлены этим осознанием, а также тем, что я впервые отгородился тайной от своей заклятой половинки. А на третий день я получил сообщение на свой браслет: «Придешь? Сегодня». Кровь прилила к лицу, потом схлынула, подобное я испытал, лишь когда лорд Викен нашел моего «жучка». Руки сами набрали: «Да».

Все повторилось, только без начальных страхов и неловкости. Потом я сам спросил ее об имени. Кристина-Ева, Криста – ей подходит. А она спросила, как отреагировала Ара-Лин. Не получив ответа, она обругала меня на все лады, а мне было смешно и приятно, что, даже ругаясь, в постели она не превращалась в стерву, а напоминала скорее заботливую мать.

– Расскажу, все расскажу, – пообещал я, неуверенный, однако, что смогу это сделать, несмотря на доводы, что Ара-Лин может узнать от третьих лиц и тогда…

Я опять вернулся затемно и долго принимал душ в гостевой ванной, а когда прокрался в спальню – зажегся свет. Ара-Лин сидела взбешенная, как дикая кошка.

– Где ты был? Что происходит, Даниэль?

Все слова куда-то разбежались.

– Где, врата тебя побери, ты был? – таким тоном она, наверное, орала на дезертских курсантов.

– Не кричи на меня.

– А ты не молчи, – уже тише отозвалась она.

– У леди Шур. У Кристы.

– У Шур? Кристы? – с ошарашенным видом переспросила она. А потом взорвалась криком: – Сука! Развратница! Лесбиянка!!!

Я скривился, но сказать ничего не успел.

– Что она с тобой сделала? – как-то испуганно спросила Ара-Лин. – Как она тебя заставила?

– Не заставляла, я сам… Не делала она ничего. – Я чего-то не понимал…

– Да подойди же!

Я подошел, Ара-Лин внимательно окинула меня взглядом и заглянула за спину. Тут до меня дошло – не ревность это, а беспокойство. Моя половинка опять боится, что меня обидят. Кошмар.

Как мог, сбивчиво, все ей рассказал.

– Я все понимаю, – сказала она, когда я закончил, – только отчего же так сильно хочется дать тебе кулаком по лицу, и не один раз?

– Дай. Только не обижайся и не отгораживайся, пожалуйста.

Она лишь вздохнула в ответ.

– Я… успокоюсь, завтра или послезавтра, – сама себе сказала она. – Вот ведь тварь… – со вновь вспыхнувшей злобой вдруг произнесла она.

– Ара-Лин, – я взял ее за руки, – не отзывайся о ней плохо. Я очень прошу тебя, – с нажимом сказал я.

Посмотрев мне в глаза, Ара-Лин кивнула:

– Хорошо. Только пойми, что ты ей скоро надоешь. Не относись ко всему этому слишком серьезно.

А-а-а-а… Симвотип «охранник» во всей своей красе, и как только могли диагностировать Ару-Лин как «воина» – ума не приложу. А я, между прочим, «собака», довольно редкий среди синто тип, отражение «охранника», только лишенное доминантности, так же как «волк» – отражение «воина», а «кот» – «эльфа». Я неуверенно пристроился на свое место в кровати.

– Что ты крадешься, как Гифти? – тут же с досадой отозвалась Ара-Лин. – Я всю ночь не спала из-за тебя, как я сегодня тренироваться буду?

Я спрятал улыбку: раз брюзжит, значит, простила, было б ужасно, если бы она проявила ледяную вежливость и спокойствие.

Прошло уже три месяца после моего возвращения с Депры, у Ары-Лин за последнюю пятидневку произошел прорыв, она уже неплохо контролировала руки. Грюнд был все же прав, когда дарил звереныша, Ара-Лин гладила и «чухала» кайфующую Гифти все время, не занятое сном, тренировками и едой. Самая большая проблема была с сохранением равновесия в движении, она могла стоять, но как только пыталась самостоятельно идти – заваливалась. Однако это не мешало нам довольно бодрым шагом обходить весь парк, во время этих прогулок она практически висела на мне, и я после них был похож на загнанную лошадь. Дня через два такого моциона-полуноса Ара-Лин предложила сделать ей трость-посох; сделали, дела пошли веселей. Теперь она передвигалась с посохом деревянным и посохом живым, за пару дней приловчившись ловко скакать между нами. Она тренировалась до шести часов в день, четко выдерживая график чередования видов нагрузок и отдыха, ничем не интересовалась, кроме задания Шур, и, похоже, постаралась «очистить голову», не забивать ее мыслями, не касающимися выздоровления или насущных дел.

Через две пятидневки после сдачи дел пришла Шур и принесла саквояж с кристаллами на агентов в ЕвСе из семей Шур и Синоби.

– Я за вас поручилась, – коротко сказала она, передавая информацию. – Вы очень сильная дуальная пара, наши Фроксы потеряли сон в попытках опровергнуть ваши выводы, а потом пытаясь вычислить, кто же вы.

Мы молча поклонились. Шур выложила обезличенные векселя на крупную сумму.

– Вы удовлетворены? – вопрос, задаваемый в случаях, когда вознаграждение не было оговорено четко.

– Да, вполне, – ответила Ара-Лин.

– Заключим новый контракт.

И мы коротко записали на камеру условия нового договора.

Когда с официальной частью было покончено, женщины молча переглянулись, я напрягся, ожидая разборок, но этим все и ограничилось. Леди Шур попрощалась и вышла, я пошел ее провожать.

– Все нормально? – как-то холодно спросила она.

– Да.

– Вот и отлично, – еще холоднее.

Я придержал ее за локоть, не давая уйти, и получил демонстративно-предупреждающий взгляд на мою руку. Убрал, и она молча пошла прочь.

Это конец. Но почему? Почему ТАК?

Она остановилась, вернулась.

– Ты делаешь меня слабой, Даниэль, – сказала она тихо и ушла.

Ничего не понимаю. Ничего не понимаю в женщинах и в отношениях с ними.

Опять побежали дни, похожие один на другой, в выходные приходили гости, то Грюнд, то Ронан, то Лана. Благодаря этим визитам мы перестали чувствовать себя отшельниками и начали иногда выбираться в парк при Административном центре – поместье, каким бы красивым оно ни было, уже смертельно надоело. Поздним вечером, избегая центральных дорожек, мы прогуливались к озеру и сидели на берегу, пока не начинали засыпать. Обычно мы сидели тихо, не переговариваясь, изгоняя из головы постоянно крутившиеся мысли об агентах, стараясь лишь созерцать звезды и озеро. Так было и в тот раз.

Мы услышали, что к нам кто-то приближается. Они остановились в нескольких метрах у фонаря; нас, сидящих на земле, скрывали от них кусты самшита. Нам слышно было прерывистое дыхание, так бывает, когда говорят очень тихо, только губами. Мы переглянулись и не шевелились.

– Да как ты можешь? – раздался тихий, но полный презрения бархатный голос. Ара-Лин вздрогнула. – Ты жалок, ты потерял всякое чувство достоинства! Знаешь что, я сейчас отправлюсь домой и приму амброзию, ты этого сделать не сможешь, но все равно… Этого разговора не было. Не было! Нам еще работать вместе. Хоть бы об этом подумал.

Второй все время молчал, раздались удаляющиеся шаги одного человека.

– Амброзию… – произнес оставшийся; теперь вздрогнул я: это был Грюнд. – Замечательно…

Ара-Лин в какой-то панике посмотрела на меня, и я рискнул приподняться над кустами – Грюнд стоял спиной к нам и держал в руках лучевик. Надо что-то делать. Ара-Лин тоже его увидела и схватила камень, я взял его у нее. Грюнд стоял, не чувствуя моего взгляда, и, услышав движение за спиной, не среагировал, как должен был, не сместился. Пьян он, что ли? Камень чувствительно приложил Грюнда по голове, и тот медленно упал.

Потом была возня с подгоном флайера, погрузкой тела, нашли мы себе приключений. Но не вмешаться было нельзя: а если б он убил себя? В том состоянии, в котором он находился, всего можно было ожидать. А так, в крайнем случае, будем долго извиняться и соглашаться на любые компенсации.

Привезя его в поместье, подключили к регенератору, шишка-то немаленькая получилась от удара, метнул я камень со всей силы. Утром мы, как два нашкодивших ребенка, подошли к регенератору, показались в зоне обзора.

– Вы? Вот уж не ожидал. С чего вдруг? – выдал Грюнд в обычной манере.

– Мы сидели на берегу озера, – ответила Ара-Лин.

Грюнд больше не был похож на юнца, четко обозначился его возраст, лет тридцать. Он горько скривился:

– Ну? Кому вы уже доложили?

– Никому, – опять ответила Ара-Лин. – Эзра помогал тебя выгружать, но он никому ничего не скажет. Мы тоже.

– Вы все слышали?

– Только Соболева.

Так вот кто это был, мне все было недосуг спросить. Грюнд с сомнением на нас посмотрел.

– Нам некому докладывать, Грюнд. Мы перворанговый род, не связанный никакими обязательствами, – ответила Ара-Лин на невысказанный вопрос.

– Угу, зато я буду связан…

– Ох и ах, – едко отозвалась сестра. – Даниэль, оставь нас.

– Да что ты, Вик-Син, какие у тебя тайны от заклятой половинки? – Грюнд на что-то обозлился и ехидничал.

– Хорошо. Скажу при нем. Как можно сходить с ума по этой пустышке? Да, красив, да, не лишен ума, но он пуст и холоден! Он никого не любит и не может любить, отсюда эта нескончаемая вереница гейш! Когда ты это поймешь? Он недостоин, просто недостоин таких чувств.

– Тебе-то откуда знать? – неуверенно возразил Грюнд.

– Он спешит предать, отскочить, отдалиться, если чувствует, что ты идешь ко дну. Он не вытаскивает. Он скорее верит в плохое, чем в хорошее в людях.

– Последнее, знаешь ли, при нашей работе естественно.

– Грюнд, ты понимаешь, почему я дала именно такие показания о своей травме?

Грюнд посмотрел ей в глаза:

– Да.

– А он думает, что я сначала продалась Синоби, а когда все это случилось, испугалась до дурости.

Грюнд задумался, а потом горько рассмеялся.

– Синоби – диктатор, почти садист; Шур – бисексуалка, нимфоманка. Я латентный ГС, Соболев – моральный калека. Ташин всю жизнь сох по своей сестре и ненавидел своего лорда, Китлинг не знает, как управляться со свободой, которую получил после смерти матери. В чьих руках безопасность Синто?

– В руках лучших профессионалов и несчастных людей, для которых эта ноша слишком тяжела. Мы все просто люди, Грюнд, не лучше и не хуже. Мы справляемся, тянемся изо всех сил и справляемся. Это главное, – ответила сестра.

Грюнд скептически скривился, Ара-Лин вдруг выпалила:

– Я пролежала пятнадцать дней без движения, и Даниэлю пришлось придушить меня почти до смерти и получить от меня по горлу, чтобы я захотела шевелиться и спасать его жизнь. Вот так-то, – добавила она. – Даниэль, отключи его, пойдемте есть.

М-да, сестра поступила или очень благородно, или глупо, обменяв тайну Грюнда на свою.

За завтраком гость был молчалив, а когда мы по привычке перебрались на веранду, предложил:

– А давайте махнем к пальмам. У меня сейчас затишье, если что – обойдутся, вы вроде тоже ничем не скованы, а? Надоели все… – тихо добавил он.

– Хочешь побыть один? – спросила сестра.

– Нет, хочу побыть с вами. Есть островок, собственность нашей семьи, там бунгало обустроенное, только защитный крем взять, и все.

– Хорошо. – И вправду, чего отказываться, никогда не плавал в океане.

Через час мы летели на юг, к жестокому солнцу, пальмам и океану. Грюнд пришел в себя и вовсю травил байки, дурачился, как будто ничего и не было. К концу полета у нас у всех было настроение, как у детей, которых в выходной вывезли на дальнюю экскурсию, и почему-то без взрослых.

На острове первым делом взялись за крем. Обмазывание друг друга дало новую почву для шуток, временами чересчур фривольных. Надели спасательную сбрую на Ару-Лин, я тоже надел на всякий случай, ведь не плавал с раннего детства, – и в океан… Плотная соленая вода держала хорошо, но высокие волны иногда топили. Побултыхавшись так где-то час, выползли на берег отдышаться, давно нам не было так хорошо.

– Грюнд, а доски есть? – спросила Ара-Лин.

– Есть, но…

– Тащи!

Принес две.

– Эта моя, – безапелляционным тоном заявила Ара-Лин, схватив ближайшую, и на четвереньках быстренько поползла к воде. Мы с Грюндом лишь молча ждали, что же будет дальше, встать и удержаться на доске она ведь точно не сможет. Но вставать на доску никто не собирался, она легла на нее и с совершенно счастливым видом погребла. Вторую доску Грюнд с явным сожалением предложил мне, и хоть я никогда на ней не катался, взял ее без сомнений. Конечно, доска все время из-под меня вылетала, я нырял в воду в самые неожиданные для себя моменты, но в конце концов у меня получилось встать и даже проехаться на гребне. После этого Грюнд наконец-то вырвал доску из моих загребущих рук, и вот тут-то началось шоу, Ара-Лин даже выбралась на берег, чтобы полюбоваться. Грюнд профессионально оседлывал волны, с легкостью переходил с одной на другую, и это при его немалом росте, осложняющем балансирование; в общем, покрасовался на все сто.

Из воды нас всех выгнал зверский голод, мы подъели все, что привезли с собой, и даже взяли кое-что из запасов в бунгало. День пролетел, как один час. Когда солнце завалилось в океан, мы развели костер и стали поджаривать на палочках разную еду, что-то получалось вкусным, что-то плавилось или сгорало, каждая неудача была поводом посмеяться. В конце концов усталость дала о себе знать, и мы притихли, глядя на огонь. Я сидел, опершись на пальму, обняв и прислонив к себе Ару-Лин, а Грюнд лежал, положив голову ей на колени.

Ара-Лин

Прекрасный день, один из самых радостных в моей жизни – океан, солнце, проблемы остались где-то там, на Малом континенте. Наконец-то меня отпустила глупая обида на Даниэля. Умом я прекрасно понимала, что мне не в чем его упрекнуть, ведь я сама была и с Синоби, и с Дарелом, не ожидая ни малейшей ревности с его стороны. Так отчего же я так остро среагировала на его две ночи с Шур? Может, привыкла к тому, что я для него единственная, что я – центр его вселенной, но он меняется, становится сильнее, оно и к лучшему, что в его жизни появляется кто-то еще.

Но сейчас я чувствовала тепло его груди, силу его рук, нежно прижимающих меня, легкое дыхание на ухо, очень захотелось обернуться и поцеловать его, что я и сделала. Долгий нежный поцелуй, после которого я опять прислонилась спиной и подставила ушко, чтоб чувствовать его дыхание. Грюнд, вредина, все это, естественно, видел, взял мою руку и стал целовать ладошку. Я и не знала, что это может быть настолько возбуждающе…

– Грюнд, что ты делаешь?

– Ты не хочешь? – искреннее удивление в голосе.

– Ну… – Я не знала что ответить. – Вот так, быстро… – промямлила я.

– Постой, – Грюнд встал на колени. – Вот так блудливая кошка нашлась…

– Перестань. – Я что-то резко обиделась на «блудливую кошку».

– Донжан, иностранец, Синоби, а кто еще?

– Сейчас ударю, – серьезно предупредила я.

– Грюндер… – поддержал меня Даниэль.

– Да брось… Три? Всего три, да? К двадцати годам?

Я ударила его в сгиб локтя; Грюнд, скривившись, схватился за руку.

– Злюка! Маленькая злюка. – И он потянулся меня поцеловать, я уперлась ему в грудь, он сменил направление и принялся покрывать поцелуями ноги.

– Развратный альбинос! – яростно крикнула я, но, похоже, это была ярость побежденного. Даниэль выбрался из-за спины, чтобы посмотреть мне в лицо, готовый драться за меня, если нужно; не увидев во мне настоящей ярости, а лишь сдерживаемое возбуждение, потянулся и поцеловал отнюдь не по-братски.

Я сдалась.

Первой мыслью после пробуждения было то, что звание блудливой кошки мне теперь принадлежит по праву и что, если так пойдет и дальше, я быстро отберу у леди Шур титул первой развратницы. Последнего мне не особо хочется.

Мы позавтракали в бунгало и собрались повторить вчерашнюю программу купаний, но попытка нанести друг на друга солнцезащитный крем, вчера проведенная почти без эксцессов, сегодня привела к тому, что все махнули рукой на океан и завалились обратно в постель.

Через пару часов мы совершили попытку номер два, опять встали, поели и все-таки нанесли злополучный крем. Уже шли к морю, когда из бунгало донесся звук вызова связи, Грюнд, скривившись, вернулся, а мы пошли дальше. Нагнал он нас почти у самой воды, в руках были плавки и мой купальник, которые мы посчитали излишними после всего, что было.

– К нам летит гость, – сказал он, не поднимая глаз и протягивая тряпки.

– Кто? – тут же среагировал Даниэль, а у меня внутри все сжалось от плохих предчувствий.

– Синоби.

Я молча нацепила дурацкий купальник, вывалявшись в песке, взяла доску и направилась к прибою.

– Я с ним разговаривать не буду. Твой остров, ты и беседуй, – сказала я уже в воде.

Через пару минут меня нагнал Даниэль и, рассерженно глянув, надел на меня спасательную сбрую; ну да, утопиться мне даже в океане легче легкого.

– Ара-Лин…

– Нет! – И я погребла подальше. Веду себя, как неразумный ребенок, но и поделать с собой ничего не могу. Через десять минут я немного успокоилась, а Даниэль опять возник рядом, но уговаривать не спешил.

– Пойми, я не владею собой, – начала я первая. – Я не хочу унижаться еще больше, я могу сорваться и закатить истерику, понимаешь?

Он кивнул:

– Да, понимаю. Но ты с ним не общаешься уже четыре месяца.

– Плевать мне на слухи, – тут же отозвалась я и соврала. Не плевать. Если до остальных безопасников дойдут эти слухи, репутация и моя, и Синоби окажется под ударом.

– Ара-Лин, вы можете случайно встретиться в людном месте или, того хуже, под внимательными недобрыми взглядами.

Да-да, мой трезвомыслящий братец, как всегда, прав, я молчала.

– Поставь «зеркало», – предложил он.

– Ты что? Он сразу увидит, что я под «зеркалом». Отец, тот всегда такое видит. Уж лучше истерика…

Посчитав последнюю реплику за согласие, Даниэль отцепился от моей доски. Я усиленно погребла, стараясь выплеснуть стресс в движении. Барахталась я, наверное, час, до полного изнеможения; когда я выползла на берег, мне уже было все равно, с кем беседовать.

Синоби сидел под зонтиком, который мы поставили еще вчера для Грюнда, чью альбиносью кожу крем защищал не так надежно, как нашу. Пока я восстанавливала дыхание, подошел Гедрик, он сообщил мне имя на ухо вчера ночью, услышав, я не сдержала улыбки, оно ему подходит, такое же редкое и странное, как и его обладатель.

– Вик-Син…

– Держи доску, – перебила я. – Иди катайся.

– Может, тебя…

– Иди!

Послушался. Даниэль сидел на стратегической позиции, недалеко за спиной у Синоби; эта простая уловка придала мне сил, я не одна, у меня есть заклятая половинка, которая меня всегда поддержит. Я решилась на то, чего не делала раньше: не ползти на четвереньках, а быстро пробежаться, полусогнувшись, скорость должна придать мне устойчивости. Так и вышло, я свалилась всего раз, и то на колени; переведя дух, я направилась под зонтик и второй раз упала уже рядом с Синоби, порадовавшись, что простые физические действия отбирают все силы, не давая нервничать и переживать. Меня сейчас больше всего занимал полный стакан с водой, я крепко схватила его всеми пальцами, поднеся ко рту, для надежности прихватила и второй рукой, жадно выпила. И наткнулась на его взгляд, жалостливо-брезгливый. Руки сами метнули стакан, Синоби легко уклонился, еще бы, я замахивалась секунды полторы, из горла вырвалось нечеловеческое рычание.

– Доволен? Наказал? – Меня била крупная дрожь, хотелось прыгнуть и вцепиться в него зубами, ногтями, чтоб отдирал с собственным мясом.

Он молча встал на колени и сложился, лицо в вершке над песком, в такой позе просят прощения только у родителей за то, что оказались недостойны их.

– Прости меня.

Я вздрогнула от этого до боли знакомого глубокого голоса. Молчала. Простить, поднять его с колен я не могу ни морально, ни физически, сказать «нет» – означало бы смерть одного из нас.

– Прощу, когда смогу, – нашла я выход.

Он поднял голову, и мы встретились взглядами, боль и сожаление в его глазах, боль и упрек в моих.

– Я не хотел именно этого, – тихо сказал он.

– Ну да, ты хотел сломать руку или ногу, чтобы мне было так же больно, как и тебе, – сказала я, глядя на океан. – Если бы я думала иначе, мы бы сейчас не беседовали.

– Ты всегда все понимала.

Зря он это сказал. Если я была такой хорошей, почему ж ты это не ценил?

– Избавь меня от своих комплиментов, – хлестнула я злостью.

Повисло молчание. Что осталось между нами? Работа.

– Твои Фроксы тоже проверяли наш доклад?

– Да. Вы очень четко все обосновали. Смогли придать форму интуитивным подозрениям. – Он вцепился в нейтральную тему.

– Это заслуга Даниэля. Я знаю, где копать, а он копает. Значит, ты дал информацию по действующим агентам без нажима, по собственному решению?

– Да.

– Откуда ты узнал? Следил? – Этот вопрос все время вертелся на языке, и ответ был жизненно необходим.

– Нет, я не следил. – Похоже, он чуть оскорбился. – Подбросили свод фактов, вызов донжана через гейшу, совпавший с вызовом генохранителей.

– Видео?

– Нет, текст. Подробные выжимки, вплоть до номеров флайера генохранителей и таксо, время прилета, отлета, полные маршруты.

– Наблюдение со спутника?

– Скорей всего.

– И кто же?

– Осе.

– Почему?

– Он активней всех настаивал на твоем повторном допросе. И даже неофициально заявлял, что ты можешь быть обработана.

– Тварь. Зачем ему это?

– Университетская пятерка заскучала на своем участке работы. Они хотят заниматься не только контрразведкой и иностранцами, а еще и внешней разведкой.

– Разве они изменили подготовку своих людей? Когда успели?

Он хмыкнул:

– Ты тут же поняла, что к чему, а до них не доходит. Ничего они не меняли.

– Вот, значит, как. Ты уверен?

– Да.

Час от часу не легче. Может, и надо было бы сменить ослабевших Синоби, слить их и Шур в одну семью и ввести кого-то принципиально нового. Но этот новый должен перенять стандарты подготовки, принятые в этих семьях. Очень жесткие стандарты, речь ведь не только о физических аспектах, типа самопомощи или отключения боли, дело в психологии. В готовности пожертвовать всем: жизнью, честью, семьей, в готовности делать то, что нужно, несмотря ни на что. Моя мама была объявлена предателем, ренегатом, и если бы ей не удалось повредить «ключи», отправив «Гевалтиг» во все врата, в прямом смысле этого выражения, ее бы прокляли все синто, мой отец и я несли бы на себе клеймо позора. Она рисковала не только СВОЕЙ жизнью и честью. И вряд ли те же Осе, привыкшие все делать если не в белых перчатках, то, по крайней мере, не по горло в крови и нечистотах, справятся с задачами внешней разведки и «точечного реагирования».

– Ты уже копал по этому «своду фактов»?

– Нет, поостерегся пока.

– Хорошо. Я сама займусь этим. Осе мой.

– Хорошо, я передам кристалл и помогу, если будет нужно.

Я кивнула.

– Мы… – Он запнулся.

– Мы коллега, лорд Синоби, коллеги. Постараемся сохранить прежнюю линию поведения на людях.

– Да, конечно. – Он встал и ушел, не прощаясь и не оглядываясь; походка, как всегда, стремительная и мягкая, как у бойца.

Слезы непонятно отчего навернулись на глаза, но Даниэль был уже рядом, гладил и шептал что-то ласковое, через пару минут к нам присоединился Грюнд.

– Вик-Син, ты ж не сказала «нет»? – спросил он озабоченно.

– Я не дура, Грюнд, хоть и похожа на нее.

– Ты самая умная и красивая девушка на всех планетах, – радостно выдал альбинос.

– Подхалим, – припечатал его Даниэль. У меня начался смех сквозь слезы, мужчины облегченно заулыбались.

После визита Синоби оставаться на острове расхотелось, и мы вернулись домой, к нам в поместье. Грюнд попрощался с нами у ворот, очень нежно и непривычно серьезно.

– Ара-Лин, приходи ко мне в гости без предупреждения, да и тебя, Даниэль, это тоже касается.

– И тебя здесь всегда примут, Гедрик, – отозвалась я.

Говорят, мы, синто, – биокомпьютеры, старающиеся максимально регламентировать свою жизнь. Пусть говорят. Но мы-то знаем, что бывают ситуации, в которых и надо, и невозможно выразить свои чувства, тогда и приходят на помощь стандартные фразы, внешне холодные и пустые, но способные зажечь или теплое пламя дружбы, или пожар ненависти.

Все было бы хорошо, если б не тревога за отца. Я выцарапала у Шур клятву сообщить мне, как только она хоть что-нибудь о нем узнает, но она молчала, а если не знала она, то не знал никто. Оставалось только прогонять тревогу постоянными тренировками и размышлениями о личностях агентов, иначе новый заказ и не назовешь. В этот раз мы копались непосредственно в людях, в их характерах, стараясь вычислить, кто же мог дать слабину, кто мог стать предателем и по каким причинам. В ход шло все, вплоть до рассказов воспитателей в младшей группе, весь свод тестов всех аспектов личности. Гигабайты и гигабайты информации, мы в ней плавали, стараясь найти хоть какое-то направление. В конце концов решили пойти по простейшему пути, составить перекрестные таблицы, кто кого мог знать, и отталкиваться уже от этого.

Инородилась моя сестричка, к недоумению и почти ужасу всех, она не была похожа на Лану. Верней, не так: она в равной степени взяла и от отца и от матери. Смуглая, но светловолосая, лепка черт точно викеновская, глазки пока светлые, но, наверное, будут карими, как у мамы, экзотическая будет внешность у девочки, это уж точно. Лана сияла от счастья, Ронан не выпускал малютку из рук, несмотря на явную ревность Илис с внушительным животиком. Я взять малышку не решилась, не настолько я верила своим рукам, зато Даниэль проявил столь же слюнявый восторг, как и Ронан. Нам с Илис осталось только переглядываться.

– Интересно, это все мужчины-синто такие? – спросила она, кивнув на моих братьев.

– Для женщины иметь ребенка не проблема, а вот не у каждого мужчины он может быть. Право отцовства надо заслужить.

– Ужас, как в животном мире.

Я вздохнула, иностранка есть иностранка.

– Да нет, ты меня не так поняла, – тут же завелась Илис, видя мою кислую мину. – Мне жалко тех, кто не может иметь ребенка.