Текст книги "Николай Михайлович Пржевальский. Путешествие длиною в жизнь"

Первая часть путешествия (12 августа 1876 г., Кульджа – 3 июля 1877 г., Кульджа)

Товарищи: Ф. Л. Эклон, Е. М. Повало-Швейковский[352]352
  Пржевальский приехал в Отрадное, встретился с юношей и убедился, что тот хороший человек с отличным здоровьем и, получив выправку в юнкерской школе, «сможет управляться с казаками». «Под моим [Пржевальского] же руководством он, как и Эклон, будут делать все, что нужно. Обдирать шкурки и собирать растения не мудрено научиться, только бы человек сам по себе был хороший – это вещь первой важности». Но, как показали дальнейшие события, быть только хорошим человеком, лично преданным Пржевальскому, оказалось недостаточным. Пржевальский через месяц отправил Е. М. Повало-Швейковского домой. Эту историю оба тяжело пережили. Однако обид и претензий не было, и хорошие отношения между ними сохранились на многие годы, о чем свидетельствуют письма Евграфа к Пржевальскому, сохранившиеся в архиве Географического общества (НА РГО. Ф. 13. Оп. 2. Д. 189. 26 писем Е. М. Повало-Швейковского за 1875–1881 гг.).


[Закрыть].

Спутники: забайкальские казаки Иринчинов, Чебаев; семиреченские казаки Бадмаев, Бетехтин, Черепанов, Козлов; переводчик Исаев.

12 сентября 1876 г. были отправлены из отряда Евграф Повало-Швейковский и переводчик Исаев, который «оказался лентяем и мошенником. Трудно будет нам без проводника, но все-таки нельзя держать плута и негодяя… Ни снимать птиц, ни стрелять, ни делать съемки – ничего не умел делать бедный Евграф. Дал ему прогонные и жалованье – всего 800 р., причиной возврата везде выставил болезнь» (Пржевальский, 1940, с. 511).

Немного еще об одном участнике – Заман-беке[353]353
  Заман-беку Н. М. Пржевальский подарил свою книгу о Четвертом путешествии (Кудрявцева, 2020, с. 139–144).


[Закрыть]. Он был послан Якуб-беком (Бадаулетом), ханом Кашгарии (см. также главу «Разведчик или исследователь Центральной Азии?»), в качестве одного из наблюдателей, сопровождающих экспедицию, но вскоре оказался полезным ее членом, о чем несколько раз упоминал Н. М. Пржевальский в своем дневнике (Пржевальский, 1940, с. 521, 525, 540, 551, 552, 557, 559).

Вторая часть путешествия (28 августа 1877 г., Кульджа – 31 марта 1878 г., Зайсан)

Товарищ: Ф. Л. Эклон.

Спутники: Чебаев[354]354
  Чебаев отправлен в январе 1878 г. из отряда за пьянство (Пржевальский, 1940, с. 598). Вместо него приехал Калмынин (Там же, с. 603).


[Закрыть], Иринчинов, Гармаев, Анносов; солдаты 10-го Туркестанского линейного полка – Павлов, Урусов; переводчик – Абдул-Басид Юсупов[355]355
  «Он хоть и глуп, но верен нам, – условие весьма важное. В своей же глупости Абдулка сам сознается и говорит, что голова у него все равно что тыка (тыква)» (Там же, с. 581–582).


[Закрыть], таранчинец (уйгур) из Кульджи.

Абдул-Басид Юсупов – переводчик с тюркского и китайского языков. Город Верный

«Абдул здесь нам необходим; без него, не зная китайского языка, нам пришлось бы очень худо» (Пржевальский, 1940, с. 592).

«С 1877 по 1880 год я [Юсупов Абдул] находился в качестве переводчика китайского и маньчжурского языков при покойном путешественнике Средней Азии генерал-майоре Пржевальском [в подлиннике – Проживальском. – А. Ш.]. За время службы Монаршей милостью был я награжден орденом 4-й степени Святого Георгия и деньгами в сумме 200 рублей. В 1880 году генерал Пржевальский после окончания путешествия от службы меня уволил, а в 1881 году Генеральный штаб меня назначил переводчиком при передаче Кульджи китайцам. После передачи, т. е. в 1883 году, г. степной генерал-губернатор, генерал от инфантерии Колпаковский назначил меня в качестве депутата на святое коронование императора Александра III в Москву, где я был вознагражден Большой золотой медалью. В том же году Географическое общество вновь назначило меня в экспедицию генерала Пржевальского переводчиком.

В Китай мы отправились в апреле этого же года и находились там до 1885 года. Во время нахождения нашего в Тибете было на нас нападение [два раза] на местности [вблизи] озера Экспедиции, мы защищались очень храбро, за что я и Козлов были представлены [Пржевальским] к награде: первого произвести в милиции хорунжего и наградить орденом Святого Георгия 3-й степени [выделено нами. – Авт.]. Второго, Козлова, произвести в прапорщики и наградить орденом Святого Георгия 4-й степени. После окончания экспедиции мы вернулись через Кашгарские пределы в г. Пржевальск.

Вышеозначенными наградами я не был вознагражден – причина этого такая: во время возвращения через Кашгарские пределы без разрешения г. начальника экспедиции в городе Хотанове я женился, о чем было доложено генералу Пржевальскому, г-н начальник экспедиции на меня рассердился, лишил права получать награды и отказал от службы.

В 1889 году я ездил с принцем Орлеанским в Тибет и Индокитай, а в 1892 году вернулся к месту жительства через Египет. Таким образом, во время службы при Пржевальском испытал много горя по своей молодости и посадил на себя пятно, от которого до сих пор не могу разыскать себе исход. С 1892 года занимаюсь хозяйством»[356]356
  Из Докладной записки таранчинца Джаркентской волости и уезда Абдуласити Юсупова Туркестанскому генерал-губернатору В. М. Успенскому. Цит. по: Штульберг, 2006.


[Закрыть].

Дом в Зайсане, где жили путешественники

Путешествие было прервано из-за болезни Пржевальского. Экспедиция вернулась в Зайсан.

В Зайсане путешественники «поместились в нанятой маленькой квартирке»[357]357
  Из архива музея Пржевальского в Караколе.


[Закрыть] (20 декабря 1877 г. – 31 марта 1878 г.). На этом доме в 1968 г. была установлена бронзовая мемориальная доска, посвященная третьему путешествию Н. М. Пржевальского в Центральную Азию (Первому Тибетскому), выполненная скульптором Г. А. Огневым.

Он же был автором памятника Пржевальскому в Зайсанском парке отдыха.

Третье (первое тибетское) путешествие по Центральной Азии

Важность исследования Тибета: а) в отношении политическом. Из всех местностей Внутренней Азии, более или менее подвергнувшихся в последнее время исследованию европейцев, главным образом русских, один Тибет представляет еще страну почти совершенно неведомую… б) В отношении научном. Для научных исследований Тибет представляет такое обетованное место, как немногие из других стран земного шара. Ученый путешественник несомненно найдет здесь богатую добычу по географии, этнографии и естествознанию[358]358
  Записка Н. М. Пржевальского о предполагаемой экспедиции в Тибет. 24 августа 1878 г. // Дубровин, 1890, приложение 14 (к с. 262), с. 579.


[Закрыть].

Н. М. Пржевальский

«Затем прерванное невольно путешествие возобновилось. Усилены были и средства – отпущено еще 20 000 рублей» (Н. М. Пржевальский и его путешествие…, 1881, с. 167).

Маршрут (21 марта 1879 г. – 19 октября 1880 г.; 7180 верст; из Зайсана)

Дорога до начала путешествия: Москва – Оренбург – Омск – Семипалатинск – Зайсан (пост Зайсанский) – 27 февраля 1879 г.

Зайсан – Кендерлик – о. Улюнгур – г. Булун-тохой – вверх по реке Урунгу – г. Баркуль – Хами – Ань-су – Са-чжеу (Святые пещеры – гигантский буддийский идол Чэн-фу-дун – в 12 верстах от Са-чжеу) – урочище Сыртан (здесь едва не погиб унтер-офицер Егоров) – Цайдам – Дзун-засак – Тибет – перевал Тан-ла (здесь 7 ноября 1879 г. произошло вооруженное столкновение с еграями) – д. Напчу (266,75 км до Лхасы)[359]359
  Н. М. ждал 16 суток ответ из столицы Тибета, Лхасы. Получил отказ в «год Земли и Зайца, в 11 луне 3 числа». В бумаге, выданный лхасскими ламами, Пржевальский (на тибетском языке) назван «амбань Николай Шибалисики», его помощник Федор Эклон – «тусулачи Акэлонь». Роборовский в паспорте не был указан, так как паспорт был выдан в прошлую экспедицию, в которой числился Швейковский – «тусулачи Шивийковсики».


[Закрыть] – Цайдам – Дзун-засак – Синин – истоки Желтой реки – оз. Куку-Нор – кумирня Чейбсен – кумирня Чартынтон – Ала-шань – г. Дынь-юань-ин – Гоби – Урга – Кяхта.

Обратный путь: Кяхта – Пишпек – Верное – Семипалатинск – Омск – Петропавловск – Троицк – Верхнеуральск – Оренбург – Москва – Смоленская губерния – Петербург – 7 января 1881 г.

Товарищи: Ф. Л. Эклон и В. И. Роборовский.

Всеволод Иванович Роборовский

Знакомство, приведшее к многолетнему сотрудничеству Пржевальского и Роборовского, произошло благодаря случайной встрече Феди Эклона со своим бывшим одноклассником Волей Роборовским (1856–1910). Эклон, побывавший в Лобнорской экспедиции Пржевальского, красочно рассказал Роборовскому о своих «подвигах» – семена упали на благодатную почву. Всеволод с детства любил географию, с удовольствием читал книги о путешествиях, собирал растения, мелкую живность вроде лягушек и хомячков и страстно мечтал путешествовать.

Прапорщик В. И. Роборовский. Петербург, 1878 г.

Как испытывал Пржевальский его на «профпригодность», мы не знаем; скорее всего, запугивал трудностями путешествия, тяжелой физической работой, нападениями разбойников и своим «деспотичным» характером. Но красивого, богатырского сложения и хорошего здоровья прапорщика, имевшего за плечами юнкерское училище и военную службу в полку[360]360
  В. И. Роборовский родился в Петербурге 26 апреля 1856 г., учился в Петербургской Введенской гимназии, окончил Гельсингфорское пехотное юнкерское училище (Н. М. Пржевальский и его путешествие…, 1881, с. 166). В 20-летнем возрасте Роборовский начал службу рядовым на правах вольноопределяющегося 3-го разряда 145-го пехотного Новочеркасского Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича (будущего Императора Александра III) полка. Через три месяца, в феврале 1877 г., его командировали на учебу в Гельсингфорское пехотное юнкерское училище. В феврале 1878 г. присвоили звание унтер-офицера, в апреле – портупей-юнкера, затем – прапорщика. В конце апреля 1878 г. он вернулся в свой полк (РГВИА. Ф. 400. Оп. 21. Д. 8. Л. 3020; Виноградов, 2003).


[Закрыть], непритязательного в быту и не державшего себя «барином», все это не страшило.

Роборовский, по словам Пржевальского, «человек весьма толковый, порядочно рисует, знает съемку, характера хорошего, здоровья отличного»[361]361
  Н. М. Пржевальский в письме И. Л. Фатееву от 4 декабря 1878 г. // Дубровин, 1890, с. 270.


[Закрыть]. Правда, в начале путешествия (30 мая 1879 г.) Пржевальский писал брату, что «Роборовский характера очень хорошего, но недалек по уму»; спустя три недели (19 июня 1879 г.) сообщал, что «Эклон и Роборовский здравствуют, работают усердно»; через девять месяцев (8 марта 1880 г.) – «Роборовский нарисовал 140 картин»[362]362
  НА РГО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 128. Л. 32, 34, 41.


[Закрыть].

В этом юноше было все, что ценил Пржевальский. Кроме «толковости», отличного здоровья, богатырского роста и хорошего характера Всеволод имел «научную страсть», особенно к ботанике, обладал неутомимостью в добыче коллекций и абсолютным бесстрашием. «Страстный коллектор по части ботанической, лазил целые дни по россыпям и скалам» (Пржевальский, 1883, с. 127), – писал Пржевальский И. Л. Фатееву.

Роборовский прекрасно рисовал: мечта Николая Михайловича об экспедиционном художнике осуществилась. Позднее он овладел фотографической съемкой и делал в путешествии отличные жанровые и видовые фотографии. Рисунками и фотографиями В. И. Роборовского были проиллюстрированы две книги Н. М. Пржевальского (см. цв. вклейку).

Во время зарисовок местного населения Всеволод через переводчика расспрашивал их о быте, привычках, повериях, то есть добывал этнографические сведения. Гербарий, собранный Роборовским в Первом Тибетском путешествии, составил 12 тыс. экземпляров, среди которых были новые виды.

Роборовский выполнял главным образом мирную, хотя нередко опасную работу, но 7 ноября 1879 г. ему пришлось вместе с отрядом Пржевальского отражать нападение еграев[363]363
  «…Еграи, принадлежащие вместе со своими собратьями голыками к тангутской породе. Притом обе эти орды, вероятно, представляют собою часть тех севернотибетских кочевников, которые известны под общим названием сок-па» (Пржевальский, 1883, с. 236).


[Закрыть]. Пржевальский, бравший на себя большую ответственность за жизнь товарищей, перед уходом в путешествие писал письма их родным, в которых обещал беречь своих спутников. В этот раз он написал сердечное письмо отцу Роборовского[364]364
  Иван Иванович был сыном воспитанника Петербургской Императорской медико-хирургической академии, лекаря Калужского пехотного полка, участника Отечественной войны 1812 г. Ивана Михайловича Роборовского. О самом Иване Ивановиче Роборовском, кроме того, что он жил в Петербурге и владел имением Андреевское, располагавшимся на южной окраине деревни Тараки, что входила в состав старинной Овсищенской волости Вышневолоцкого уезда, ничего неизвестно. Скончался он во время первого путешествия сына (Виноградов, 2003).


[Закрыть] (к этому моменту матери Всеволода уже не было в живых).

В. И. Роборовский «по возвращении в Петербург имел счастье представляться Государю императору [Александру II]», был пожалован в чин подпоручика (10 января 1881 г.), получил пожизненную пенсию в 200 руб. и был награжден Малой золотой медалью ИРГО (1882). С 17 февраля 1881 г. с разрешения Военного министерства был оставлен в распоряжении полковника Генерального штаба Пржевальского[365]365
  РГВИА. Ф. 400. Оп. 21. Д. 8. Л. 3020. Цит. по: Виноградов, 2003.


[Закрыть].

Во Втором Тибетском путешествии, где Роборовский был уже старшим помощником, отряду Пржевальского пришлось два дня подряд летом 1884 г. «отбивать нападение разбойников-тангутов», которых было в 20 раз больше, чем путешественников. Этот день Пржевальский по возвращении из экспедиции праздновал со спутниками, жившими в то время в Слободе, и писал письма тем, которых не было рядом.

«Сегодня, дорогой Воля, мы празднуем годовщину нашего боя с тангутами на истоках Желтой реки. Вспоминая об этом славном дне, крепко тебя целую и еще раз искренне благодарю как друга и сподвижника. Дай Бог нам и еще совершить что-либо крупное на пользу науке и родине» (20 июля 1886 г.)[366]366
  НА РГО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 139. Л. 28.


[Закрыть].

В этом же путешествии Роборовский совершал самостоятельные поездки, много фотографировал. Случались и неприятные моменты: он едва не утонул в реке Дяо-чю, когда бросился в реку, пытаясь спасти баранов, которых сносило сильным течением. Лошадь его, столкнувшись с баранами, упала в воду. Всеволод сумел освободить ноги из стремян, но ремень винтовки сползал на руки и мешал плыть. Раза два-три он с головой погружался в мутную воду и срывался с валунов, за которые пытался уцепиться, но все-таки справился с течением и выбрался на берег (Пржевальский, 1888в, с. 197). В Хотане у Роборовского открылось кровотечение, но его «сильная натура сломила болезнь» (Комаров, 1911, с. 146).

Там же, в Хотане, Пржевальский велел Роборовскому провести «показательную прогулку с песнями казаков» по городу в назидание местным китайцам, избившим переводчика Абдулу. Наверное, сам Абдула спровоцировал это избиение, если принять во внимание его докладную записку, в которой он сообщал, что «во время возвращения через Кашгарские пределы без разрешения г. начальника экспедиции в городе Хотанове я женился, о чем было доложено генералу Пржевальскому, г-н начальник экспедиции на меня рассердился, лишил права получать награды и отказал от службы»[367]367
  Из Докладной записки таранчинца Джаркентской волости и уезда Абдуласити Юсупова Туркестанскому генерал-губернатору В. М. Успенскому. Цит. по: Штульберг, 2006, с. 166–170.


[Закрыть].

Однажды, когда Пржевальский с Роборовским любовались Голубой рекой, с противоположного берега прилетела пуля и ударилась возле них в песок.

«Следовательно, необходимо быть настороже. Мы перенесли свой бивуак из-под скал, откуда тангуты могли завалить нас камнями, на открытое место. Все спали, не раздеваясь и с оружием наготове» (Пржевальский, 1888в, с. 177).

В этом путешествии Роборовский собрал огромную (799 видов) коллекцию растений.

За Вторую Тибетскую экспедицию В. И. Роборовский 14 января 1886 г. был произведен в поручики, награжден орденом Св. Владимира 4-й степени (28 февраля 1886 г.), прибавкой к пенсии в 200 руб. и стал действительным членом ИРГО (2 апреля 1886 г.). Пржевальский пытался выхлопотать ему какую-либо награду от ИРГО, но его усилия не увенчались успехом, так как следующей по значимости после Малой золотой была Большая золотая Константиновская медаль:

«Не повезло мне опять относительно твоей награды из Географического общества. Делалось представление еще в прошлом сентябре, ответа не получал, думал, что-нибудь дадут – и разочарования, прочитал в газетах о годовом собрании Геогр. общ. Видно, после Малой золотой медали нет другого перехода, как к медалям большим. Нужно терпение, ибо за Лхассу таковую медаль должны тебе преподнести без оговоров» (2 февраля 1888 г.)[368]368
  НА РГО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 139. Л. 58.


[Закрыть].

Эту награду Роборовский получил только в 1897 г.

Всеволод Иванович прекрасно понимал, что ему нужно многому учиться, и, «стремясь распространить свой круг познаний в военных науках», решил готовиться к поступлению в Николаевскую академию Генерального штаба, которую более двадцати лет назад окончил Пржевальский.

Все письма Пржевальского к Роборовскому за 1886–1887 гг. наполнены наставлениями, утешениями и оптимистическими прогнозами по поводу учебы и будущей деятельности Всеволода Ивановича. «Как ты устроил свои занятия? Зубри с утра до вечера – иначе не успеешь приготовиться. Будь здоров, не отступай перед трудностями поступления в Академию – в этом вся твоя будущность» (25 марта 1886 г.)[369]369
  Там же. Л. 20.


[Закрыть]. Всеволод готовился к экзаменам в академию, находясь в имении в д. Тараки Тверской губернии, и Пржевальский советовал ему немного отдыхать от занятий.

«Зубри и зубри! Даже ко мне пиши не часто, не отвлекайся от зубрения. На охоту изредка по вечерам ходи для моциона» (2 апреля 1886 г.)[370]370
  Там же. Л. 7.


[Закрыть]. «Скоро, скоро тебе придется ехать в Питер на каторжные экзамены. Напутствую тебя! Не унывай, если паче чаяния и провалишься. Помни, что экзамены – лотерея… Близятся твои испытания. Мужайся и не унывай. Помни, что неудача никогда не должна охладить стремления к цели. Притом же есть и хорошая лазейка – вольного слушателя» (20 июля 1886 г.)[371]371
  Там же. Л. 28, 27.


[Закрыть].

Пржевальский уже договорился с начальником академии М. И. Драгомировым о зачислении Роборовского вольным слушателем (то есть без сдачи экзаменов), но Всеволод хотел поступать на общих основаниях и сдавать экзамены, что очень понравилось Николаю Михайловичу.

«Ты хорошо сделал, что решил держать экзамен. Провалиться на нем еще не Бог весть посрамление какое! Кроме того, у тебя как путешественника большие шансы. Я почти уверен, что 16 сентября ты мне пришлешь телеграмму о том, что выдержал экзамен, чем же, конечно, весьма обрадуешь… В день экзамена (по выдерживании его) не занимайся – отдых необходим. Если вздумаешь мне писать, то не более, как несколько строк об экзаменах. Пожалуйста, не больше. Будь здоров, не унывай. Твердый характер в том и состоит, чтобы не отчаиваться в трудные минуты. Мужайся» (25 августа 1886 г.)[372]372
  НА РГО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 139. Л. 5, 6.


[Закрыть].

Но экзамены Роборовский не сдал и был очень расстроен. Пржевальский его успокаивал и утешал:

«„Не печалься и не сумлевайся“ – таким философским изречением нашего Дидона начну я тебе мое письмо. Конечно, жаль, что тебе не пришлось поступить в Академию по экзамену – но что же делать: невозможное исполнить невозможно. Так и для тебя невозможно было подготовиться хорошо в четыре месяца – это свыше всяких сил. Не унывай и не унывай! В Академию ты все-таки будешь принят вольным слушателем, а неудача на экзаменах никаким стыдом тебе быть не может ни перед своей совестью, ни перед другими. Каждый знает, что тебе некогда было подготовиться, а перед военным министром и Обручевым я постараюсь разъяснить это дело. Так и покончим. Успокойся и принимайся вновь за труд. Теперь же пишу Драгомирову и еще раз прошу его принять тебя вольнослушателем» (7 сентября 1886 г.)[373]373
  Там же. Л. 3.


[Закрыть].

Роборовский, принятый в Академию вольным слушателем, упорно занимался, затем ему необходимо было сдавать экзамен за первый год обучения, потом ехать на геодезические работы и снова сдавать экзамены, чтобы перейти на второй, последний, курс.

«Два года трудов – и судьба твоя настроена. Если же, паче чаяния, экзамен не удастся выдержать, все-таки специально военные знания для военного не пропадут даром. Мужайся и зубри! Если и будет неудача, то по крайней мере, останешься правым перед своей совестью» (20 января 1887 г.)[374]374
  Там же. Л. 77.


[Закрыть].

«Для тебя близятся грозные экзамены. Мужайся и долби! Помни, что это неминуемая жертва для цели. Наука, а тем паче специальность всегда и везде пригодятся. Окончив Академию, ты будешь на своих ногах. Зубри, зубри… Ничего, терпи, может быть, опять будешь стрелять голубых фазанов и тибетских уларов» (14 апреля 1887 г.)[375]375
  НА РГО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 139. Л. 114.


[Закрыть]. «Как твои экзамены? Трудно тебе. Очень это я понимаю. Не унывай и не отчаивайся. Помни, что каков бы ни был исход экзаменов, ты всегда за спиною имеешь верного друга» (1 мая 1887 г.)[376]376
  Там же. Л. 94.


[Закрыть].

Роборовский опять не сдал экзамены, и снова Пржевальский уговаривал его не огорчаться, так как можно принести много пользы и «не носивши Академического значка».

«Как видно, тебя очень убивает неудача на экзамене – и напрасно. Не в Генеральном же штабе собрана вся военная мудрость и не исключительно только там может быть полезен военный человек. Со способностями и характером можно много сделать пользы, и не носивши Академического значка. Примеров этому найдется немало. Я не говорю, чтобы специалисты наши были не нужны, наоборот, они необходимы во всякого рода деятельности. По-моему, тебе следует поступить так: пробыть лето на съемке и продолжить слушать курс Академии в старшем классе. Повторяю – специальные знания всегда пригодятся, тем более при… войнах. Тогда тебя, пожалуй, возьмут и в Генеральный штаб без академического диплома» (31 мая 1887 г.)[377]377
  Там же. Л. 47.


[Закрыть].

Пржевальский рисовал Роборовскому картины их будущих совместных путешествий в Центральную Азию и утверждал, что «звезда [Роборовского] еще далеко не закатилась».

«Ведь не буду же я сидеть сложа руки после напечатания книги. Что-нибудь наверняка предпримем – быть может, и путешествие, даже много, это – вероятно. Конечно, ты ведь будешь со мной, если сам не захочешь отстать. Итак, дорогой Воля, прими от меня не укор, но полное сочувствие твоей неудаче. Верь, что во мне имеешь самого искреннего друга и что мы, вероятно, еще долго не расстанемся» (31 мая 1887 г.)[378]378
  Там же. Л. 50.


[Закрыть].

Пржевальский предсказывал Всеволоду Ивановичу, что он со временем будет в Генеральном штабе. «Вольнослушателем пройди весь курс Академии и занимайся усердно. Поверь моему пророчеству – будешь со временем в Генеральном штабе» (5 июля 1887 г.)[379]379
  Там же. Л. 88.


[Закрыть].

Год 1887-й оказался очень тяжелым для Роборовского не только из-за неудачных экзаменов, но и в личном плане: скончалась его родная сестра[380]380
  Сестра Роборовского, Любовь (?), вышла замуж за вышневолоцкого дворянина Алексея Мальковского, умерла в молодом возрасте 19 июля 1887 г. в д. Тараки (НА РГО, Ф. 18. Оп. 3. Д. 552. Л. 44). После нее осталась дочь Евгения Алексеевна, по первому браку – Мельницкая, по второму – Алексеева. Е. А. Мельницкая была последней землевладелицей в Тараках, имела 15 десятин земли и шесть соток под имением, один деревянный дом с тесовой обшивкой и крышей из дранки-лучинки, баню и огород. Другая сестра Роборовского, Мария Ивановна (в замужестве Сипачева) рано овдовела, жила в Тараках и преподавала в школе в д. Сменово, владела имением и вела хозяйственные дела (Виноградов, 2003).


[Закрыть] и возникли какие-то разногласия Роборовских с ее мужем из-за маленькой дочери, племянницы Всеволода Ивановича.

Поручик В. И. Роборовский. Петербург, 1886 (?) г.

Пржевальский со слезами на глазах читал письмо Роборовского, «от души сожалел ему» и советовал не «устраивать скандалов с зятем». Пржевальский писал, что «в тяжелое время всеобщей безнравственности, в которое мы живем, каждому искреннему человеку также нелегко живется… Уйдем лучше в пустыни и там, хотя бы на время, забудем о подлости людской. Дело с твоей племянницей не лучше ли может устроить которая либо из твоих сестер[381]381
  У Роборовского было три сестры: Любовь, Елизавета и Мария.


[Закрыть], т. е. отобрать ребенка, женщины на такие вещи гораздо способнее. Ты, мой дорогой Воля, побереги себя для Азии» (1 декабря 1887 г.)[382]382
  НА РГО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 139. Л. 73.


[Закрыть].

Пржевальский делился с Роборовским мыслями о будущем путешествии, в которое они отправятся после того, как он напишет и опубликует книгу о прошедшей экспедиции. Он послал Всеволоду Ивановичу конспект будущей книги «Четвертое путешествие по Центральной Азии. От Кяхты на истоки Желтой реки, исследование Северной окраины Тибета и путь через Лоб-нор по бассейну Тарима», в которой планировались 11 больших глав. Позднее он сообщал, что пишет главу «Общий взгляд на современное положение Центральной Азии». «Это самая трудная глава во всей книге и, пожалуй, будет наилучшая».

Николай Михайлович просил Роборовского зайти к Класену[383]383
  «Германский подданный из Шверина Вильям Генрих Карл (Василий Иванович) Класен, фотограф, в справочнике на 1875 г. упоминается как владелец двух мастерских в Петербурге: в доме Лингена на углу Кадетской линии и Двинского переулка и в доме 34 на 7-й линии Васильевского острова. На 7-й линии работала мастерская „Класен, Штегеман и Ко“, в которой совладельцем Класена был Константин Штагеманн. Как долго компаньоны работали вместе, неизвестно. В ноябре 1881 г. за фотографические работы для Императорского Эрмитажа Вильям Класен был удостоен звания „Фотограф Двора Его Императорского Величества“ с правом поместить на вывеске государственный герб. В январе 1896 г. ученик и помощник Вильяма Класена Николай Каминский стал владельцем мастерской в доме 7 на Кадетской линии» (Класен Вильям [Электронный ресурс]).


[Закрыть], т. к. «я не имею от него ни одного рисунка», а также узнать у Большева в топографическом отделе Главного штаба «напечатали ли мои отчеты и карты и как далеко продвинулось вперед изготовление карты маршрутно-глазомерной». И еще множество дел, связанных с будущей книгой, выполнял Всеволод Иванович, находившийся в Петербурге.

Доверие, которое оказывал Роборовскому Пржевальский, на наш взгляд, было беспримерным. Он высылал Всеволоду Ивановичу свою пенсионную книжку с правом получать деньги и распоряжаться ими по своему усмотрению.

«Из апрельской пенсии возьми себе сколько нужно и дай Кузьмичу [П. К. Козлову]. Надо будет заплатить и Роому за платье для Телешова» (8 апреля 1887 г.)[384]384
  НА РГО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 139. Л. 115.


[Закрыть]. «Напрасно ты не оставил для себя денег, вероятно, ты в них нуждаешься. На днях я вышлю тебе опять пенсионную книжку и подпишу в нее май, июнь, июль, может быть, и август. За май получишь ты и возьмешь себе сколько нужно, хоть все» (14 апреля 1887 г.)[385]385
  Там же. Л. 113.


[Закрыть].

И вот, наконец, 4 сентября 1887 г. Всеволод Иванович на несколько дней приехал в Слободу. «Он немного похудел и ест сравнительно мало, так что, наверное, не заправит так скоро жирок, как ты, – писал Пржевальский 10 сентября Козлову, – Всеволод Иванович убежден, что „в Азии побываем“. Он привез с собой фотографию и снял дом и пр. в Слободе»[386]386
  Там же. Ф. 18. Оп. 3. Д. 552. Л. 40.


[Закрыть].

14 марта 1888 г. поручик В. И. Роборовский был командирован в Центральную Азию в распоряжение генерал-майора Пржевальского, куда и отбыл в августе 1888 г. Экспедиция добралась до Каракола, где 20 октября скончался Пржевальский. Около двух месяцев (с 20 октября по 10 декабря 1888 г.) экспедицией заведовал Роборовский, на плечи которого легли все тяготы по погребению. Затем начальником экспедиции назначили полковника М. В. Певцова. Во время путешествия Певцова (1889–1890) Роборовский совершил пять самостоятельных экскурсий. Он, как и прежде, занимался ботаническими сборами, делал путевые фотографии и проводил метеорологические наблюдения.

По возвращении в Петербург Роборовский в 1891 г. был произведен в штабс-капитаны; в 1892 г. ИРГО наградило его Большой серебряной медалью имени Пржевальского, учрежденной Обществом в том же году. Об этом награждении и последующих событиях, связанных с новой экспедицией в Центральную Азию под руководством В. И. Роборовского, сообщили своему сыну Владимиру за границу Софья Алексеевна и Владимир Михайлович Пржевальские.

«От Роборовского, – писала 21 января 1892 г. С. А. Пржевальская, – вчера получила письмо. Ему дают от Географического общества медаль, утвержденную в память Николая Михайловича, а Певцову – Константиновскую, Козлов сделан Действительным членом Географического общества. На днях должны они были все это получить, но заседание Общества отложено по причине смерти Великого князя Константина Николаевича»[387]387
  Семейный архив Пржевальских.


[Закрыть].

«Вчера вернулся из Петербурга, – писал 21 ноября 1892 г. В. М. Пржевальский, – куда ездил на два дня. Видел Козлова, но Роборовского не видал. Он сидит на Пулковской обсерватории[388]388
  Позднее для экспедиции Роборовского «из Главной физической обсерватории были получены для Люкчюнской метеорологической станции спиртовой термометр и часы Флеша, Владимир и Евгений Михайловичи предупредительно разрешили мне пользоваться в экспедиции инструментами, принадлежавшими лично покойному: малым универсальным инструментом Брауэра, буссолью Шмалькальдера, гипсотермометрами Бодена и многими книгами, оставшимися после смерти Н. М. Пржевальского» (Роборовский, 1949).


[Закрыть]. Против экспедиции… оппозиция среди членов Географического общества. Мушкетов настаивает, чтобы был послан кто-либо, умеющий делать астрономические вычисления, и если Роборовский не может, то пускай сначала выучится. Фельдман, которого я видел третьего дня, надеется, однако, что дело уладится, а времени осталось немного для снаряжения в путь, если идти в феврале, как предполагалось сначала»[389]389
  Там же.


[Закрыть].

«Получила письмо от Козлова. В Географическом обществе вопрос об экспедиции решен окончательно в благоприятную сторону, как и было раньше, теперь дело за Министерством и за утверждением Государя» (6 декабря 1892 г.)[390]390
  Там же.


[Закрыть].

В начале 1893 г. Софья Алексеевна с дочерью Алевтиной приехала в Петербург и остановилась у Ададуровых[391]391
  С семьей Ивана Евграфовича Ададурова (1841–1907) Пржевальские были знакомы более 20 лет. И. Е. Ададуров – инженер, председатель правления Рязанско-Уральской железной дороги (1869–1884 и 1887–1907), председатель правления Московско-Казанской железной дороги (Пржевальская, Пржевальский, 2016, с. 143, 181).


[Закрыть]: «Козлов у нас целые дни. Роборовский тоже часто бывает» (15 января 1893 г.). Через два дня она «узнала от Шихова под секретом, что Роборовский жених. Невеста – вдова 25 лет, высокая, красивая женщина. Свадьба после его возвращения из экспедиции. Шихову сказал Козлов по секрету» (17 января 1893 г.)[392]392
  Там же.


[Закрыть].

Роборовский при жизни Николая Михайловича не один раз посещал дом Владимира Михайловича Пржевальского[393]393
  «Часы отдыха я с удовольствием проводил в радушных, всегда относившихся ко мне самым родственным образом, семьях двух братьев покойного Н. М. Пржевальского – Владимира Михайловича и Евгения Михайловича Пржевальских» (Роборовский, 1949).


[Закрыть] в Москве и усадьбу Константиново в Подмосковье. Теплые отношения семьи Пржевальских и Роборовского сохранились и после кончины путешественника[394]394
  «Вазы и чашки, привезенные Роборовским, уже некуда ставить» (13 декабря 1891 г.). «Отец был в Петербурге, обедал у Роборовского. Отец очень хвалит квартиру Роборовского» (20 декабря 1891 г.) (Письма С. А. Пржевальской сыну Владимиру // Семейный архив Пржевальских).


[Закрыть]. Однако о своей помолвке Всеволод Иванович Пржевальским не сказал.

В имении Пржевальских Константиново. В. И. Роборовский – справа от Алевтины Пржевальской. Стоит справа – В. В. Пржевальский

11 марта 1893 г. к Пржевальским в Москву приехал Козлов. Потом он съездил на родину в Духовщину Смоленской губернии и 31 марта вернулся в Москву, где его уже ждал Роборовский, приехавший дней за десять до этого. В первых числах апреля они уехали. Софья Алексеевна заметила, что Роборовский «стал еще не сообщительнее, чем прежде. Он никогда и ничего не говорит о себе. У Козлова явилось много самоуверенности, и о себе он великого мнения».

Четвертая экспедиция Роборовского в Центральную Азию (1893–1895) была первой, прошедшей под его руководством, и последней в его карьере. Отряд Роборовского вышел из Каракола-Пржевальска 15 июня 1893 г. после панихиды, совершенной на могиле Пржевальского[395]395
  «После панихиды на дорогой нам могиле Николая Михайловича Пржевальского, укрепленные духом, полные сил, энергии и надежды на счастливый успех предприятия, выступаем в трудный, славный путь 15 июня» (Роборовский, 1949).


[Закрыть]. Роборовский с Козловым возложили на могилу фарфоровый венок, присланный С. А. Пржевальской[396]396
  «Сегодня ходила покупать венок, который пошлю на могилу Николая Михайловича (15 марта 1893 г.). Заказала фарфоровый венок, но ящик вышел так велик, что придется его перешивать и взять поменьше (23 марта 1893 г.)» (Письма С. А. Пржевальской сыну Владимиру // Семейный архив Пржевальских).


[Закрыть].

Условия, в которых проходило путешествие, чаще всего были экстремальными. Зимой весь отряд переболел дифтеритом, у Роборовского были насморк, язвы в горле, расстройство желудка. «Все эти болезни изнурили и ослабили мой организм настолько, что последние дни я с трудом высиживал на лошади денной переезд», – писал Роборовский. Страшная болезнь, инсульт, случилась у него на высокогорном хребте Амнэ-Мачин («Седой дедушка») 28 января 1895 г. – была парализована правая половина тела.

Через несколько дней, 3 февраля, на экспедицию напал большой отряд вооруженных тангутов. Завязалась перестрелка, переросшая в настоящее сражение, которое продолжалось более двух часов. К счастью, никто из путешественников не пострадал. Отряд Роборовского из-за болезни руководителя, не достигнув поставленной цели, повернул назад.

«Караван пошел по ущелью тропинкой, высоко поднимавшейся в гору, а В. И., поддерживаемый урядником Баиновым, поминутно падая, поплелся по дну ущелья, по льду реки. На порогах он садился и скатывался вниз, подвинувшись за день всего на 2½ версты. Несмотря на все это, В. И. оправился и счастливо прошел 3,000 в., отделявшие роковой для него Амнэ-Мачин до русской границы у Зайсана» (Комаров, 1911, с. 149).

«Осенью несколько оправившийся после болезни Роборовский вместе с Козловым провели ряд новых исследований» (Андреев, 2019).

В Петербург Всеволод Иванович вернулся 2 января 1896 г. и вскоре был представлен императору Николаю II. 13 января 1896 г. Роборовский был произведен в капитаны; в том же году он получил серебряную медаль «В память царствования императора Александра III» на Александровской ленте; в 1897 г. ИРГО наградило его своей высшей наградой – Большой Константиновской медалью; он стал почетным членом Совета Императорского Ботанического сада. В 1898 г. Роборовский получил серебряную медаль «В память всех походов и экспедиций в Средней Азии с 1853 по 1895 год». Проведя несколько месяцев в Петербурге, Роборовский «по совету врачей отправился в немецкий курортный городок в Шварцвальде – это была его первая поездка в Западную Европу. В Берлине он посетил и знаменитый зоопарк, и ботанический сад, где увидел североамериканские кактусы, известные под названием пейотль, из которого ацтеки готовили особый напиток. Об этом священном кактусе Роборовский впервые узнал от Пржевальского, который до последних дней мечтал найти его в Сычуани» (Андреев, 2019).

В 1896 г. Всеволод Иванович обвенчался с Лидией, дочерью Александра и Христины Лапиных[397]397
  Внучка Роборовского Л. Н. Анисимова вспоминает: «Бабушка Лидия Александровна, урожденная Лапина, была родом из семьи бедной. Отец ее был заготовителем лекарственных растений и садовником в Ботаническом саду на Аптекарском острове в Петербурге. Жена его была из прибалтийских немок. Бабушка Л. А. училась в двух-четырехлетней школе. В 16–17 лет ее выдали замуж, но она быстро овдовела и вернулась в дом родной. Она помогала отцу в Ботаническом саду. Всеволод Иванович привозил свои коллекции из экспедиции в Ботанический институт, который находился там же, в саду. Там и увидел первый раз Лидию Александровну – это один вариант знакомства. Это мне помнится из рассказа бабушки» (Из воспоминаний внучки…, 2001).


[Закрыть]. «После женитьбы супруги Роборовские совершили поездку в Крым и на Северный Кавказ. Благодаря этой поездке, теплой семейной обстановке и лечению состояние Роборовского заметно улучшилось, так что он принялся за описание своего путешествия» (Андреев, 2019). В 1898 г. у Всеволода и Лидии Роборовских родилась дочь Вера. Восприемниками при крещении были генерал-майор Михаил Васильевич Певцов и дочь дворянина Елизавета Ивановна Роборовская, сестра Всеволода (Виноградов, 2003).

В 1901 г. Роборовский получил звание подполковника, но через два года был уволен со службы «по болезни» с награждением чином полковника, мундиром и пенсией. Последние его годы прошли исключительно в борьбе с болезнью. Он скончался от инсульта в 1910 г. в имении Тараки и был похоронен неподалеку, на кладбище в с. Овсище. На памятнике красного гранита скромная надпись: «Полковник Всеволод Иванович Роборовский, род. 26 апреля 1856, сконч. 23 июля 1910 г.». На похоронах не было ни П. К. Козлова, который «проводил лето вдали от родины на берегу Атлантического океана» (Козлов, 1910)[398]398
  Заметка написана в Берк-Пляже, департамент Па-де-Кале, Франция.


[Закрыть], ни других членов ИРГО. В Петербурге в Казанском соборе на сороковой день после кончины Роборовского была отслужена панихида, на которой присутствовали члены Географического общества[399]399
  РГАДА. Ф. 1385. Оп. 1. Д. 1118. Л. 92, 93 об. Фонд Остен-Сакена.


[Закрыть].

Сегодня имя Роборовского носят 28 родов растений и 10 родов и видов животных, а также один из ледников в горном массиве Табын-Богдо-Ола в Монгольском Алтае вблизи российской границы.