Текст книги "Николай Михайлович Пржевальский. Путешествие длиною в жизнь"

Царственные особы и Н. М. Пржевальский

На протяжении большей части жизни Николая Михайловича государи императоры Александр II и Александр III, наследник цесаревич, великие князья, великие княгини и их семьи интересовались успехами его экспедиций. Впервые «знакомство» состоялось в 1864 г., когда Пржевальский стал членом ИРГО, которое возглавлял великий князь Константин Николаевич.

Сам Николай Михайлович вначале не знал даже формы обращения к царственным особам. Об этом свидетельствуют строчки из записной книжки: «Подписываться в письме к цесаревичу: С глубочайшим высокопочитанием имею честь быть Вашего Императорского Высочества всепреданнейший слуга»[421]421
  НА РГО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 87. Л. 12. Записная книжка путешественника Н. М. Пржевальского.


[Закрыть].

В предыдущем разделе о спонсорах путешествий мы упоминали об оплате государем экспедиционного долга и о денежной награде от императора Александра II.

В сентябре 1874 г. Пржевальский подарил книгу о первом путешествии по Центральной Азии императору Александру II. В начале того же года император осмотрел коллекции, собранные Пржевальским в этом путешествии. Это была первая встреча Николая Михайловича и российского государя.

В январе 1881 г., который стал для путешественника триумфальным, император Александр II «не только со вниманием осматривал его коллекции и слушал его рассказы, но пожелал видеть его доблестных спутников из нижних чинов и сам соблаговолил пожаловать им за храбрую защиту своего доблестного начальника [Пржевальского] в стычке с разбойничьими племенами Амдоского нагорья Георгиевские кресты» (Памяти Н. М. Пржевальского…, 1889, с 24). Александр II весьма долго расспрашивал вернувшегося из третьего путешествия Николая Михайловича, а затем представил его наследнику цесаревичу, будущему императору Александру III, и августейшей супруге Марии Федоровне.

Приглашения от императорского двора

14 января его пожелала принять «Ее Императорское Высочество Государыня Великая Княгиня Цесаревна»[422]422
  НА РГО. Ф. 13. Оп. 2. Д. 90. Л. 9.


[Закрыть], 18 января – великая княгиня Екатерина Михайловна[423]423
  Там же. Л. 11.


[Закрыть].

Следующая встреча Пржевальского с царской семьей произошла через две недели после убийства императора Александра II. 15 марта 1881 г. открылась выставка коллекций, привезенных Пржевальским из третьего путешествия. Выставку посетили 36-летний император Александр III с супругой и наследником цесаревичем, будущим императором Николаем II. «Государыня Императрица изъявила желание, чтобы Николай Михайлович в нескольких беседах сообщил тринадцатилетнему Наследнику Цесаревичу главнейшие результаты своих путешествий». Эта просьба была изложена в письме от 25 апреля 1881 г. генерал-адъютанта Г. Г. Даниловича, воспитателя царских сыновей, к путешественнику Н. М. Пржевальскому (Дубровин, 1890, с. 361).

1 мая 1881 г. Н. М. Пржевальский прочел в Гатчине, где жила царская семья, первую лекцию и подарил коллекцию птичек, «художественно расположенных на дереве». Наследник цесаревич подарил Николаю Михайловичу очень легкую «зрительную трубу из алюминия». Пржевальский брал ее в четвертое и пятое путешествия.

Титульный лист (посвящение) книги Н. М. Пржевальского о четвертом путешествии

Несколько слов об образовании наследника цесаревича. Главным воспитателем юного цесаревича был генерал-адъютант Г. Г. Данилович. И. В. Зимин делает вывод: Николай II «получил добротное и достаточно гармоничное образование, включавшее в себя не только основы юридического, экономического и гуманитарного образования, но и основательное знание военного дела. Он был образованным и эрудированным человеком, о чем единодушно пишут мемуаристы, хорошо знавшие его „по работе“» (Зимин, 2010, с. 299–300).

Общение с великим русским путешественником генерал-майором Н. М. Пржевальским имело в жизни наследника особое значение. Николай Александрович зачитывался письмами Пржевальского с рассказами о его путешествиях по Азии, которые тот регулярно присылал цесаревичу. Общение с Пржевальским стало для цесаревича Николая «одним из звеньев длинной цепи событий и влияний» и внушило ему «глубокий интерес к Азии».

Это действительно так, но некоторые современные историки идут еще дальше и, основываясь на якобы «воинственности» Пржевальского, неправомерно приписывают аналогичные настроения императору Николаю II, объясняя тем самым вступление России в войну с Японией в 1905 г. В период после 1881 г. накопился огромный материал, привезенный Николаем Михайловичем из азиатских экспедиций. Публикация описаний громаднейших коллекций требовала больших финансовых вложений, которых ни у Пржевальского, ни у Академии наук, ни у Географического общества не было. Неожиданно наследник цесаревич пожертвовал на описание коллекций 25 тыс. руб. из собственных средств[424]424
  «Я получил на днях официальное уведомление от президента Академии наук, что цесаревич пожертвовал 25 000 рублей на издание описания моей зоологической коллекции» (НА РГО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 139. Л. 104. Из письма Н. М. Пржевальского В. Роборовскому).


[Закрыть].

Николай Михайлович в благодарность посвятил наследнику цесаревичу свою книгу о четвертом путешествии.

Перед самым выходом экспедиционного отряда из Кяхты Пржевальский получил 17 августа 1883 г. письмо Г. Г. Даниловича и фотографию наследника цесаревича Николая и его брата Георгия.

Фрагмент письма Г. Г. Даниловича Н. М. Пржевальскому

Цесаревич Николай и его брат Георгий. Октябрь 1883 г.

Генерал Данилович писал: «Если бы во время путешествия Вам представилась бы возможность прислать весть о Вашем деле в дальний Петербург, адресуйте пакет на мое имя для предоставления Государю Наследнику Цесаревичу. Не думайте при этом нисколько о редакции Вашего письма; для Его Высочества интересны будут все известия, написанные или даже нацарапанные Вашею рукою»[425]425
  НА РГО. Ф. 13. Оп. 2. Д. 61. С. 7, 8.


[Закрыть].

Пржевальский выполнил просьбу и написал несколько писем наследнику цесаревичу, который при возвращении Пржевальского из этого путешествия поздравил его телеграммой «с благополучным окончанием многотрудной экспедиции и приобретенными результатами».

Потом было еще несколько встреч с августейшим семейством в Петербурге, Петергофе и Гатчине. Император Александр III был очень доволен последней зоологической выставкой, несколько раз благодарил Николая Михайловича. Рассказы Пржевальского вызывали большой интерес у юных августейших слушателей. Воспитатель Г. Г. Данилович писал Николаю Михайловичу: «Вчерашняя наша беседа так много заинтересовала великих князей, что разговоры о Вашем путешествии продолжались весь вечер» (12 февраля 1886 г.). Наследник цесаревич пригласил Пржевальского перед его отъездом в пятое путешествие на обед и просил «писать ему и вообще чаще давать о себе знать». По словам Пржевальского, «прием был такой милостивый, о каком я и не воображал. Меня провожали и напутствовали, как родного» (август 1888 г.).

Фрагмент письма Н. М. Пржевальского Наследнику Цесаревичу от 10 марта 1884 г.

Поздравление Наследника Цесаревича Н. М. Пржевальскому с возвращением из экспедиции

Как уже упоминалось, первым из высочайших особ познакомился с Пржевальским великий князь Константин Николаевич. Не обошла путешественника вниманием и великая княгиня Елена Павловна, покровительствующая науке и искусству. «Они сразу оценили выдающиеся достоинства Пржевальского и всегда относились к нему с неизменной благосклонностью».

«Последней благосклонностью» императора Александра III было сооружение «на казенный счет» памятника путешественнику Н. М. Пржевальскому рядом с его могилой в Караколе (Киргизия).

Н. М. Пржевальский – мифы и реальность

Кто был биологическим отцом Н. М. Пржевальского?

Несколько лет гуляет по просторам интернета детективно-романтическая история о незаконнорожденном Николае Пржевальском. О «чудесном приключении» будущего императора Александра II рассказал Н. Ф. Шахмагонов (2006).

По утверждению рассказчика, цесаревич, будущий император Александр II, проезжавший через Смоленск в 1837 г., влюбился в красавицу Елену Каретникову и чудесно провел с нею время в Кимборове, когда сопровождавший его воспитатель, поэт В. А. Жуковский, ненадолго отлучился. Цесаревич Александр оставил на память о себе «царственный подарок», который скрыли замужеством Елены. Для этого понадобился Михаил Пржевальский, отвергнутый ранее ее родителями.

Автору для приведения в соответствие реальных дат с датами вымышленной истории пришлось перенести рождение путешественника на год раньше (1838) и объявить запись о рождении в церковной книге недоступной для прочтения[426]426
  «Интересно также, что к книге, хранящейся в церкви села Лобкова, где была первичная запись по поводу рождения, доступ был ограничен специальным распоряжением. Ее нельзя было взять, чтобы ознакомиться с записями. Музейные работники свидетельствуют, что подлинник этой метрической книги никогда, нигде и никому публично не был представлен [выделено нами. – Авт.]. В музее Н. В. Пржевальского в Смоленской области была лишь рисованная копия листа метрической книги с упомянутой записью о рождении. Но она, вполне понятно, не может служить документальным свидетельством, так как в ней не указан год заполнения, не читается месяц рождения и не понятно, какое поставлено число рождения. Подобные ограничения просто так не делаются. Следы запутывались умышленно» (Шахмагонов, 2006).


[Закрыть]. На деле все оказалось не так таинственно-секретно, мы спокойно читали якобы никому не доступную метрическую книгу церкви Рождества Богородицы в с. Лобково, хранящуюся в Смоленском архиве (ГАСО):

«1839 года апреля 1 числа Смоленского уезда сельца Кимборова отставной штабс-капитан Михаил Косьмин г. Пржевальский и законная жена его Елена Алексеева, оба православного вероисповедования, у них родился сын Николай.

Крещен 3 числа священником Иоанном Афанасьевым Пряниковым с учиненными при крещении его восприемниками были [так в тексте – Авт.]: того же сельца Кимборова отставной коллежский асессор Алексей Степанов Каретников и Черноморского казачьего полка генерал-майора и кавалера Николая Степанова Завадовского жена, Елисавета Алексеева Завадовская»[427]427
  ГАСО. Ф. 48. Оп. 1. Д. 1716-а. Церковь № 30. 1839 г. Запись № 17. Николай.


[Закрыть].

Метрическая книга церкви Рождества Богородицы

Рождение Николая от своего отца, Михаила Пржевальского, подтверждали документы, сохранившиеся не только в ГАСО, но и в архивах РГИА, ЦГАМ[428]428
  РГИА. Ф. 1343. Оп. 27. Д. 6453; ЦГАМ. Ф. 4. Оп. 8. Д. 1130. Л. 68. Николай.


[Закрыть].

Новейшие данные ДНК-анализа также свидетельствуют, что император Александр II, относившийся к гаплогруппе R 1б, не мог быть отцом Н. М. Пржевальского, принадлежащего к гаплогруппе R 1а.

Выдумка писателя Н. Ф. Шахмагонова весьма увлекательна и годится для романа. Однако считать «царственное происхождение» путешественника Пржевальского «истиной в последней инстанции» – совершеннейшая чепуха.

Разведчик или исследователь Центральной Азии?

«Разведчик Пржевальский» возник на страницах печати в 90-е годы XX в., когда публиковались сенсационные статьи, в которых с известных личностей срывались все и всяческие маски, ранее запрещенное разрешали печатать, а пишущие и читающие наслаждались информационной свободой. Появились публикации о деятельности российской военной разведки (Алексеев, 1998; Колпакиди, Прохоров, 1999); эта тема успешно разрабатывалась и в последующие годы (Кудрявцев, 2002; Майборода, 2001). Многое действительно новое и документально подтвержденное нередко перемежалось высказываниями, основанными только на общих соображениях, не подкрепленных ссылками на первоисточники.

Например, некоторые авторы вдруг с «изумлением обнаружили», что путешественник Н. М. Пржевальский был офицером Генерального штаба[429]429
  На всех фотографиях, кроме «уссурийской», Н. М. Пржевальский снят в военной форме.


[Закрыть]. Более того, он состоял членом Военно-ученого комитета Главного штаба, который занимался разведкой[430]430
  Сначала (1865) было 7-е военно-ученое отделение Главного штаба, руководителем которого был назначен полковник Федор Александрович фон Фельдман (1835–1902), позже генерал от инфантерии и военный агент в Вене (1876–1881). Затем (1867) был создан Военно-ученый комитет (ВУК), в котором на базе 7-го отделения организовали канцелярию ВУК. Именно она вплоть до 1903 г. являлась центральным органом российской военной разведки. Первым ее руководителем стал генерал Н. Н. Обручев, правая рука военного министра Д. А. Милютина, а после него – генералы Ф. А. Фельдман (1881–1896), В. У. Соллогуб (1896–1900) и В. П. Целебровский (1900–1903) (Алексеев М., 1998, с. 60–61).


[Закрыть]. Значит, рассуждали публикаторы, Пржевальский был разведчиком – но не просто агентом, а основоположником активного, нового вида разведки[431]431
  «В XIX в. разведывательную информацию собирали дипломаты, военные атташе, чиновники пограничных постов, купцы, миссионеры и т. д. Это была так называемая пассивная разведка. Пржевальского считают родоначальником активной, или „оперативной“ [здесь и ниже выделено авт.], разведки. Исследователь сам собирал информацию, искал контакты с населением, изучал и сопоставлял условия жизни, природу разных мест, вел картографирование территории и пр.» (Тишков, Вступление…, 2007, с. 23).


[Закрыть], когда сам разведчик ставит себе задачи и успешно их решает.

В некоторых статьях Пржевальского называли стратегическим разведчиком и даже родоначальником спецназа ГРУ (Главное разведывательное управление): «Если мы оценим с позиции сегодняшнего дня планирование, цели и задачи экспедиций, глубину их действий, порядок проведения, состав участников, вооружение, экипировку и даже боевой порядок, то, с известными оговорками и поправками на время, увидим, что эти экспедиции были в чистом виде рейдами отряда оперативной разведки на глубину театра военных действий. В современных условиях эти задачи выполняет разведка специального назначения ГРУ ГШ – спецназ ГРУ» (Подушков, 2003, с. 50).

О Пржевальском как о военном разведчике, основоположнике активной разведки писали ученые (член-корреспондент РАН, доктор географических наук А. А. Тишков (2007), доктор исторических наук, профессор факультета национальной безопасности РАНХиГС С. В. Фокин (2007), ветераны ГРУ (Г. Сорокин в соавторстве с М. Гаврюшиным, 2004; Д. Подушков), ряд других авторов книг и статей (Кравклис, 2010; Соколов, 2011; Панарин, 2011; Линдер, Чуркин, 2005; Сластин, 2017; Болтунов, 2015). Однако никто из них не привел ранее неизвестные данные, которые свидетельствовали бы о разведывательной деятельности Пржевальского. Выводы о «разведчике нового типа» они сделали на основании того, что было давно известно из книг путешественника.

«Новый тип разведчика», вероятно, здесь ключевое понятие, т. к. оно исключает все то, что известно о разведчиках «старого типа». Действительно, трудно представить Пржевальского странником, эдаким «каликой перехожим»[432]432
  Кали́ка перехожий (сказочн.) – странствующий, нищенствующий (богатырь); паломник.


[Закрыть], проповедником, купцом, пандитом[433]433
  Пандит – специально обученный разведчик, засылаемый англо-индийскими властями в Тибет с территории Индии.


[Закрыть]. Пржевальский совершенно не похож на человека хитроумного, для которого все средства хороши (обман, интрига и т. д.), если они помогают добыть секретную информацию для высокого начальства (царя, державы). Не вяжется его сангвинический характер с чертами, присущими хладнокровному, «застегнутому на все пуговицы» разведчику.

Вообще говоря, и «новый тип разведчика», который устанавливает связи с местным населением и изучает китайское воинство, мало подходил ему. Известно, что Пржевальский ни китайского, ни монгольского, ни тибетского языков не знал, в контакты с местным населением, если это было возможно, не вступал и обходил места, где концентрировалась китайская армия. Не очень понятно, почему «разведчик нового типа» собирал такие огромные зоологические и ботанические коллекции – ведь замаскировать разведывательные цели можно было и малой добычей животных и растений.

Но перейдем от общих рассуждений к изложению малоизвестных фактов деятельности Пржевальского, почерпнутых из архивов, в первую очередь из фондов Главного штаба Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА). Сначала обратимся к тому, что думал Пржевальский о своей военной карьере и «оперативной разведке».

«Если мои служебные условия станут каким-либо препятствием для выполнения предполагаемой поездки, то я всегда готов выйти в отставку [здесь и ниже выделено нами. – Авт.] и посвятить себя исключительно на посильное служение науке», – написал Н. М. Пржевальский перед первым путешествием в Центральную Азию[434]434
  РГАДА. Ф. 1385. Оп. 1. Д. 1621. Из письма секретарю ИРГО барону Ф. Р. Остен-Сакену от 29 марта 1870 г. Цит. по: (Дубровин, 1890, с. 91).


[Закрыть].

В записке, представленной 24 августа 1878 г. в Главный штаб и Географическое общество, Пржевальский обосновывал необходимость и важность исследования Тибета с политической и научной точек зрения.

При этом, уточнял Пржевальский,

«научные и политические исследования экспедиции будут производиться рядом одни с другими… ни в ту, ни в другую сторону не будет дано излишнего перевеса. Если же правительство пожелает организовать политические исследования на более широких началах и, поручив их особому лицу, отделить его обстановку и программу действий от исследований научных, тогда стоимость [в денежном отношении] собственно научных изысканий в Тибете будет гораздо меньше.

Программа научных работ: маршрутно-глазомерная съемка, астрономические определения широты и долготы, метеорологические наблюдения, барометрическое определение высот, исследования: физико-географические и этнографические, специальные зоологические и ботанические; составление коллекций.

Программу политических исследований в главных чертах необходимо получить от Министерства иностранных дел. Самый образ действий будет зависеть от обстоятельств, которые могут выясниться лишь на месте. Во всяком случае, полученные инструкции не должны стеснять исследователя»[435]435
  РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 553. Докладная записка Пржевальского от 24 августа 1878 г.


[Закрыть].

Обращаем внимание читателей на два момента в докладной Пржевальского: во-первых, научные и политические (т. е. разведка) исследования будут производиться рядом, и, во-вторых, разведывательные инструкции не должны стеснять Пржевальского.

В этой записке есть еще одна фраза, которую как доказательство шпионской деятельности путешественника приводит смотревший эту записку в РГВИА Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе (Схиммельпеннинк, 1997, 2009; Schimmelpenninck, 2001): «Притом научные исследования будут маскировать политические цели экспедиции и отклонят всякие подозрения наших недругов»[436]436
  Там же. Л. 3, 4.


[Закрыть].

Внимательное чтение записки Пржевальского «О предполагаемой экспедиции в Тибет» от 24 августа 1878 г. позволяет увидеть, что эту фразу Николай Михайлович взял из письма, написанного военному министру товарищем министра иностранных дел: «Все это представляет такой многосторонний (научный) интерес, ради которого можно, не задумываясь, рискнуть на все невзгоды трудного путешествия. Притом научные исследования – как весьма справедливо выражено в письме товарища министра иностранных дел г-ну военному министру от 6-го июня настоящего года – будут маскировать политические цели экспедиции и отклонят всякие подозрения наших недругов»[437]437
  РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 553. Л. 3, 4; Дубровин, 1890, приложение 14, с. 581.


[Закрыть].

Легко заметить, что Давид Схиммельпеннинк ван дер Ойе, впоследствии профессор Брокского университета в г. Сент-Катаринс (Канада)[438]438
  Схиммельпеннинк прочел курс лекций «Русский ориентализм» в Сибирском университете (Красноярск).


[Закрыть], привел из большого текста докладной записки Пржевальского в Главный штаб только те слова, которые подтверждали, что «практически никто не рассматривал подробно его роль как офицера, активно участвующего в военной разведке Центральной Азии» (Схиммельпеннинк, 1997, с. 207). У нас, похоже, услышали слова иностранного ученого о «разведчике Пржевальском» и ответили «многократным эхом» публикаций.

Но вернемся к архиву Главного штаба, так как дела, связанные с деятельностью Николая Михайловича, который был членом его Азиатской части, а затем сверхштатным членом Военно-ученого комитета Главного штаба, отложились именно в этих фондах[439]439
  РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Главный штаб. Азиатская часть; Ф. 401. Военно-ученый комитет; Ф. 447. Оп. 1. Коллекция Военно-ученого архива. Китай.


[Закрыть].

Первую экспедицию Пржевальского в Центральную Азию поддержало военное ведомство потому, что она могла получить какие-либо данные о мусульманском восстании и «пролить свет на происходящие в центре Китая события, о которых доходят только самые неопределенные слухи».

Пржевальский, выйдя из Кяхты 7 ноября 1870 г., прибыл в Пекин 2 января 1871 г. В Пекине он остановился в русском посольском доме, откуда послал в Главный штаб донесение «о ходе дунганского национального освободительного движения в Восточном Туркестане, о событиях в Монголии с описанием путешествия из Кяхты в Пекин»[440]440
  РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 8. 12 января – 28 апреля 1871. 11 л. Микрофильм; Д. 67, в котором находится отчетная карта путешественника Н. М. Пржевальского по Центральной Азии 1:4 200 000, 1 л. и 3 фотографии китайцев.


[Закрыть].

Вернувшись в Россию, Н. М. Пржевальский из Иркутска отправил в Главный штаб два рапорта. В одном он изложил тогдашнее состояние Китая[441]441
  От 13 октября 1873 г. за № 6. Пржевальский писал, что «здесь везде можно проникнуть, только не с Евангелием под мышкой, а с деньгами в кармане, со штуцером в одной руке и с нагайкой в другой» (Дубровин, 1890, с. 161).


[Закрыть], в другом сообщил сведения относительно магометанского восстания в Западном Китае[442]442
  От 16 октября 1873 г. за № 10 (Дубровин, 1890, с. 179).


[Закрыть].

Вторую экспедицию Пржевальского военное ведомство тоже поддержало, так как считало, что она «может принести пользу в вопросе установления близких связей с Китаем». Министр иностранных дел Н. К. Гирс одобрил идею Пржевальского исследовать Центральную Азию. Он полагал полезным ознакомиться «с политическим состоянием, потребностями населения и теми видами, которые могут открыться там для торговой предприимчивости русских». Этот поход «От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-Нор» начинался от города Кульджи[443]443
  Город Кульджа (уйг., ула, каз. лжа) или Инин (Yíníng, кит., пиньинь), который дал название Кульджинскому краю, находился на северном берегу реки Или (отсюда другое название края – Илийский) в Восточном Туркестане. Кульджа расположен приблизительно в 100 км к востоку от сегодняшней границы Китая с Алматинской областью Казахстана.


[Закрыть], который в 1876 г. принадлежал России.

12 августа Пржевальский выступил из Кульджи с охранным листом от китайского правительства, в котором Китай «снимал с себя охранные обязательства в местах, занятых инсургентами»[444]444
  Инсургенты (лат. insurgentes, ед. ч. insurgens – «повстанцы») – вооруженные отряды гражданского населения, противостоящие властям.


[Закрыть]. Вскоре отряд путешественника стали якобы охранять солдаты кашгарского хана Якуб-бека (Бадуалета); в действительности же они препятствовали встречам отряда с местным населением, пристально следили за всеми действиями путешественников. Это очень раздражало Пржевальского. Позднее он встретился с ханом и вынес из этой встречи самое тяжелое впечатление: «Нас везде ненавидели, но наружно оказывали почет». Несмотря на «строгий присмотр», Пржевальскому удалось собрать кое-какие сведения о политическом положении Восточного Туркестана, где власть Якуб-бека была весьма непопулярной и держалась лишь общностью интересов мусульман против китайцев (Дубровин, 1890, приложение 12, с. 570).

Экспедиции удалось освободиться «от опеки», только уйдя в Тянь-Шань. И тогда Пржевальский отправил в Главный штаб записку, в которой сообщал не официальные данные, а информацию, полученную от «болтливых простолюдинов», считая верной поговорку «глас народа – глас Божий».

Главный вывод, сделанный Пржевальским, сводился к следующему: царство Якуб-бека падет в ближайшем будущем. Оно будет или покорено китайцами, или погибнет в результате восстания местного населения. России следует воспользоваться этим положением и «перенести свою границу (если Кульджа останется за нами) с хребта Нарат на хребет Далын-дабан, чтобы закрепить за нами оба Юлдуса с превосходными пастбищами»[445]445
  РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 438. Ч. 3. Донесение от 6 июня 1877 г. «О современном состоянии Восточного Туркестана. Плато Малый Юлдус в Тянь-Шане».


[Закрыть].

В это же время, узнав, что началась война России с Турцией, Пржевальский подал рапорт о назначении его в действующую армию: «Считал бы себя счастливым, если бы получил дозволение отложить на время Тибетскую экспедицию и стать в ряды действующей армии. Если же это невозможно, то в половине августа пойду в Тибет»[446]446
  РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 438. Ч. 3. Донесение от 6 июня 1877 г. «О современном состоянии Восточного Туркестана. Плато Малый Юлдус в Тянь-Шане».


[Закрыть].

Однако военный министр Д. А. Милютин посчитал, что полезнее будет, если Пржевальский продолжит свое путешествие. 3 июля 1877 г. Пржевальский возвратился в Кульджу, где оставался до конца августа: писал отчет[447]447
  Там же. Основное содержание дела составляет отчет, который 18 августа 1877 г. был послан в Петербург в два адреса: Географическое общество и Главный штаб.


[Закрыть], разбирал коллекцию, в которой были чучела трех диких верблюдов («таких экземпляров не имел ни один музей мира»). Он хлопотал об отправке своей коллекции в Россию, готовился к экспедиции в Тибет, разрабатывая путь, который давал бы возможность избежать встречи с китайскими войсками, так как война между китайцами и мусульманами продолжалась. 28 августа Пржевальский выступил из Кульджи в Гучен. В это время Пржевальский уже страдал от сильного зуда, но решил, что болезнь скоро пройдет (мазал табаком, дегтем, купоросом). Однако болезнь усиливалась. Промучившись несколько месяцев, Пржевальский 20 декабря 1877 г. вернулся из Гучена в Зайсан.

Весной 1878 г. осложнились отношения России с Китаем из-за дунган[448]448
  Дунгане – одна из основных народностей, населяющих Китай (живут в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР, а также в районах Шанхая и Гуанчжоу, провинциях Юньнань и Сычуань), за пределами Китая – в Киргизии и Казахстане. Дунгане исповедуют ислам.


[Закрыть], «бежавших в наши пределы». Министр иностранных дел и военный министр решили отложить путешествие Пржевальского до более благоприятного времени[449]449
  Там же. Ч. 4. Предписание от 29 марта 1878 г.


[Закрыть]. Пржевальский, оставив 31 марта в Зайсане верблюдов и все снаряжение, 23 мая прибыл в Петербург.

Перед отправлением в Первое Тибетское путешествие Военное министерство просило Пржевальского доносить по временам о ходе экспедиции[450]450
  Предписание помощника начальника Главного штаба полковнику Пржевальскому от 19 декабря 1878 г. за № 408 (Дубровин, 1890, с. 271).


[Закрыть].

Это путешествие «Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки» было очень трудным, особенно по Тибету. На перевале через Тан-ла 7 ноября 1879 г. экспедиция подверглась нападению еграев, главным занятием которых были грабежи караванов. Потом Пржевальского не пустили в Лхасу.

Обратное путешествие проходило зимой и без проводника. Газеты и журналы сообщали, что весь конвой от Пржевальского разбежался, а он попал в плен к китайцам и погиб. Газета «Голос» (1880, № 176) сообщала: «по известиям, полученным из Верного, полковник Пржевальский со всею своею свитой находится в плену у китайцев». «Исторический вестник» (1880, № 5, с. 215) писал о слухах о гибели Пржевальского, но, уточняли авторы, «утешает лишь то, что наша пекинская миссия ничего о гибели Пржевальского не знает. Ливингстона искали, Пайера искали, Норденшельда искали, а Пржевальского никто искать и не думает. Стоило бы, однако, позаботиться о его судьбе, в особенности в тот момент, когда Китай становится прямо во враждебные отношения к России».

Российское посольство в Пекине полгода не имело известий от Пржевальского. Николай Михайлович и его товарищи, в свою очередь, «целых 14 месяцев ровно ничего не знали, что делается на белом свете. И Вы не можете себе представить неописанную радость, испытанную нами при получении наших писем и газет». Затем Пржевальский описывает путешествие по р. Хуанхэ: «Откровенно говоря, в стране диких си-фаней нам было лучше, нежели теперь, среди китайцев. С си-фанями дело начистоту: нападут – бой. От китайцев же приходится выносить разные хитрости, к которым формально невозможно придраться. И каких только нелепостей не распускают тут про нас, чтобы еще более усилить и без того сильное подозрение народа. Я вижу на 40 сажен вглубь и могу отыскать там всякие драгоценности. Си-фани уверены, что мы колдуны и по ночам летаем куда угодно, только вьючные животные не могут перелететь горы. Сказки, да и только»[451]451
  Из письма Пржевальского российскому поверенному в делах в Пекине А. И. Кояндеру. Май 1880 г. Из города Гуй-де-тин на верхней Хуан-хэ. Цит. по: Известия ИРГО, 1880, с. 335–345.


[Закрыть].

Неудивительно, что Пржевальскому было трудно часто и своевременно доносить о ходе экспедиции. 30 мая 1879 г. он телеграфировал в Главный штаб, что достиг города Хами (Известия ИРГО, 1879б, с. 44); следующая телеграмма была отправлена только 8 марта 1880 г.:

«…Июль 1879 г. в горах Нань-Шаня, затем в Тибет, через Цайдам. Нападение тангутов. У южной подошвы гор Тан-ла, близ деревни Нагчу[452]452
  У Пржевальского написано Напчу, а не Нагчу. Нагчу расположен на пересечении нескольких крупных караванных маршрутов. Первый (большой северный путь): Монголия – Цайдам – Лхаса; второй: Китай – Синин – Нагчу – Лхаса; третий: Сунг-пан-тьинг – Джекундо – Нагчу – Лхаса; четвертый: Тачиенлу – Чамдо – Нагчу – Лхаса; пятый: Ладак – Нгари – Нагтшанг – Намру – Нагчу – Лхаса. Нагчу считается одной из наиболее важных таможенных застав в Тибете, и все караваны, прибывающие с севера и северо-востока, останавливаются здесь, ожидая благоприятного ответа из Лхасы.


[Закрыть] путь загородили тибетские войска. Обратный путь на высоте 14–16 000 футов был крайне труден» (Известия ИРГО, 1881, вып. 5, с. 40).

Девятнадцатимесячное путешествие закончилось 19 октября 1880 г. в монгольском городе Урге (Улан-Батор), откуда Пржевальский 20 октября отправил телеграмму в Географическое общество с информацией, что возвращается с богатой научной добычей (Известия ИРГО, 1881, вып. 5, с. 109). В телеграмме от 23 октября в Главный штаб графу Ф. Л. Гейдену он сообщал, что китайцы планируют напасть на область Или, находившуюся в то время в руках русских[453]453
  РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 553. Л. 302.


[Закрыть]. Позднее Пржевальский докладывал о настроении монголов в случае войны с Китаем[454]454
  Там же. Д. 625.


[Закрыть].

Во Втором Тибетском путешествии отряду Пржевальского пришлось два дня подряд отбивать нападение разбойников-тангутов, которых было в 20 раз больше, чем путешественников. Через несколько дней после этого события Пржевальский отправил в Главный штаб телеграмму графу Ф. Л. Гейдену, в которой просил наградить своих спутников за отважное поведение (Дубровин, 1890, с. 400).

По приезде в Петербург Николай Михайлович подал рапорт, в котором писал, что «дикари тангуты, старавшиеся преградить нам путь, дважды были разбиты горстью моих смельчаков, спутников, сослуживших отличную службу для науки и для славы русского имени. За таковой поистине геройский подвиг умоляю наградить знаками отличия военного ордена моих помощников: подпоручика Роборовского и вольноопределяющегося Козлова, девять нижних чинов экспедиции, волонтера при ней кяхтинского мещанина Михаила Протопопова; переводчика же, Абдула Юсупова, перевести в хорунжие милиции»[455]455
  Рапорт от 20 января 1886 г. (Дубровин, 1890, с. 420).


[Закрыть].

Пятую экспедицию в Центральную Азию Пржевальский решил посвятить исключительно Тибету[456]456
  В Тибет вели три пути: из Кяхты, через Ургу, Куку-нор и Цайдам – это был самый надежный, уже несколько раз пройденный, но кружной путь, «нужно даром тащиться через Гоби»; из Зайсана через Хами, Са-чжоу и Цайдам – самый лучший, испытанный путь; из Каракола через Кашгар, Яркенд и Черчен – ближайший, но опасный из-за столкновения с китайскими солдатами. Пржевальский выбирает третий.


[Закрыть]. В докладной на имя военного министра генерал-адъютанта П. С. Ванновского он писал, что его «экспедиция будет полезна и этому учреждению, т. к… он сможет определить удобные пути для ведения военных действий России, если произойдет война с Китаем… Помимо научных результатов, вероятно, можно будет собрать сведения относительно нынешних действий англичан через Сикким к Тибету»[457]457
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 4/928. Д. 40. Л. 4.


[Закрыть]. Эту докладную записку Д. Схиммельпеннинк ван дер Ойе приводит как еще одно доказательство того, что «миссия Пржевальского преследовала двойную цель» (Схиммельпеннинк, 1997, с. 216).

Китайское правительство долго не оформляло паспорт Н. М. Пржевальскому. Официально – из-за многочисленности конвоя и невозможности обеспечить безопасность. Но благодаря нашему посланнику в Пекине Николаю Михайловичу выдали охранный лист на путешествие в Тибет.

Экспедиция прибыла в Каракол 10 октября. Через 10 дней генерал-майор Н. М. Пржевальский скончался от возвратного брюшного тифа[458]458
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 4/928. Д. 40. В деле содержится подробный («физиологически детальный») отчет врача о протекании болезни и смерти Н. М. Пржевальского. Диагноз – брюшной тиф – ставится на основании совокупности фактов (в том числе и того, что еще несколько человек из экспедиционного отряда заболели болезнью с теми же признаками).


[Закрыть]. В архиве Главного штаба сохранились докладные записки, связанные со смертью и похоронами Н. М. Пржевальского, которые были написаны Роборовским, врачом Крыжановским, Фельдманом и другими. Текст телеграммы Роборовского о смерти Николая Михайловича переписывали и пересылали по инстанциям. На высочайшем уровне было решено исполнить волю покойного и похоронить его в Караколе (Киргизия).

В этой экспедиции, как писал Схиммельпеннинк, «Пржевальскому не удалось далеко уйти… Вклад Пржевальского в географию огромен, но он был больше, чем географом. Прежде всего он был военным и занимался военной разведкой для Главного штаба. Противники России ясно понимали это» (Схиммельпеннинк, 1997, с. 221).

Итак, кем «прежде всего» был Н. М. Пржевальский?

Мы попытаемся объяснить, почему, с нашей точки зрения, Пржевальский прежде всего был исследователем, а не разведчиком. Мы хорошо понимаем, что многочисленных публикаторов о гениальном стратегическом и оперативном разведчике нам вряд ли удастся разуверить, но, может быть, кому-то нижеприведенные доводы покажутся убедительными.

1. Военное ведомство в лице военного министра или начальника Главного штаба, в котором состоял Н. М. Пржевальский, «в разведку его не посылало»[459]459
  По мнению Кравклис (2010), «в экспедиции уходили те лица, которых назначал Милютин, оплачивал их Военно-ученый комитет Генерального штаба. Он был аналогом и прообразом той организации, которую сейчас именуют Главным разведывательным управлением – ГРУ».


[Закрыть]. Николай Михайлович сам формулировал задачи своих путешествий и добивался их одобрения у руководства ИРГО, у военного министра и министра иностранных дел. Каждому из руководителей Пржевальский писал докладные, в которых обосновывал, чем могут быть полезны данному ведомству его экспедиции. Военному и внешнеполитическому ведомствам он обещал разузнать о дорогах (колодцах, поселениях), настроении местного населения и возможности торговли с ним, «освободительном движении» дунган и его руководителях, то есть выяснить то, что интересовало эти ведомства. Оба министерства, желая получить нужные им сведения, в свою очередь, просили государя императора выделить деньги из государственной казны на экспедиции Пржевальского.

2. Само Военное министерство давало деньги на военную экипировку, прогонные и жалованье за несколько лет вперед «звонкой монетой». Служба Пржевальского протекала в тяжелейших условиях, приближаясь иногда к боевой, поэтому не удивительно, что после каждой экспедиции ему и его товарищам присваивали очередной чин, а иногда удостаивали и боевыми наградами. Схиммельпеннинк (1997, с. 213, 216) считал, что Пржевальский получал военные чины и награды за разведывательную деятельность, а кто-то из пишущих в блогах язвительно заметил, что «за лошадок не награждают». В отличие от наших современников друг Пржевальского генерал-майор В. А. Бельцов написал, что «ежели нашего брата выводят в генеральские чины, то Вас за научные труды, лишения исключительные… и целую массу открытий следовало бы Вас вывести выше, чем в фельдмаршальское звание»[460]460
  НА РГО. Ф. 13. Оп. 2. Д. 20. Письмо В. А. Бельцова от 23 мая 1883 г. из Киева.


[Закрыть].

3. Из своих путешествий Пржевальский, сделав «целую массу открытий», отправил только девять разведывательных донесений: из Пекина, Урги, с плато Малый Юлдус, из Иркутска. Это были относительно «свежие» донесения, ведь Пржевальский путешествовал в таких местах, из которых подолгу не мог послать о себе весточки[461]461
  За 1872–1887 гг. Пржевальский адресовал в Главный штаб 24 докладных записки и рапорта (в том числе, например, о повышении в чине спутника, отправлении коллекции и т. д.). НА РГО. Ф. 13. Оп. 3. Д. 37. Черновики рапортов и донесений Н. М. Пржевальского. Если количество донесений разделить на число лет, в течение которых они были написаны, то получится 1,6 донесения в год.


[Закрыть].

4. Из экспедиций Пржевальский посылал отчет в Географическое общество (подлинник) и его копию – в Главный штаб. Географическое общество немедленно по получении отчета печатало сведения из него (конечно, без маршрутной карты) в открытой прессе – в журнале «Известия Императорского русского географического общества».

5. При сравнении отчетов путешественника, находящихся в РГВИА, с его книгами видно, что фактический материал отчетов и книг один и тот же, только в литературном произведении он подан в более художественной форме, хотя и отчеты читаются как роман.