Текст книги "Николай Михайлович Пржевальский. Путешествие длиною в жизнь"

6. Возвращаясь в Россию, Николай Михайлович написал несколько статей в сборник для служебного пользования (с грифом «секретно»)[462]462
  Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. Вып. 1. СПб., 1883. В нем были опубликованы две статьи полковника Н. М. Пржевальского: «О возможной войне с Китаем» (с. 293–306; написана в Урге 22 октября 1880 г.) и «Разбор пограничных районов: Притянь-Шанского, Ургинского и Амурского» (с. 307–317; написана в Петербурге 6 апреля 1881 г.), дополнения к обеим Пржевальский сделал 4 июня 1883 г. Также в сборник помещена «Краткая записка о путях, ведущих из Забайкальской области в г. Пекин, пройденных летом 1882 года поручиком Евтюгиным» (с. 322–345) с примечаниями Пржевальского.


[Закрыть]. Например, в «Сборнике географических, топографических и статистических материалов по Азии», издававшемся Военно-ученым комитетом с 1883 по 1914 г., есть статья генерал-майора Н. М. Пржевальского «Как путешествовать по Центральной Азии» (Пржевальский, 1888б), которая без изменений вошла первой главой в его последнюю книгу «От Кяхты на истоки Желтой реки» (Пржевальский, 1888в).

Из пунктов 4–6 невозможно понять, в чем, собственно, заключалась секретность сведений, добытых Н. М. Пржевальским, если они тут же становились известными всем, а не только Главному штабу.

7. Пржевальский не знал восточных языков и общался с проводниками (местным населением) через переводчиков. «Проводник или плут, или дурак». При двойном переводе (русский – монгольский – китайский) – «в результате обыкновенно получается такая ахинея, что только махнешь рукой и перестанешь понапрасну тратить время» (Дубровин, 1890, с. 50). Именно незнанием туземных языков и малой пригодностью переводчиков объяснялась скудность этнографических наблюдений, а в некоторых случаях – ошибочность выводов, сделанных на основании рассказов «простолюдинов», на что Пржевальскому часто указывали этнографы. Например, о Лхасе со слов ламы из карчина (монгольское племя), который шесть лет жил в Тибете, Пржевальский узнал, что народ весьма испорчен; много воров и развратных женщин; между ламами распространен грех содомский (однополая любовь). Со слов монгол Пржевальскому стало известно, что сегодняшнему далай-ламе пять лет, его нечистоты – величайшая святыня, их продают в виде шариков, которые глотают при тяжелых болезнях или для отпущения грехов.

8. Пржевальский в экспедициях старался избегать дорог, где можно было встретить скопление китайских войск. Например, он обращался к Певцову с просьбой посоветовать, как лучше пройти из Кульджи в Гучен, чтобы не встретиться с китайскими войсками[463]463
  «Вы желаете направиться в г. Гучен из Кульджи окольным путем, минуя Шихо и Манас. Каким бы из двух окольных путей ни направитесь, Вам не избежать столкновений с китайцами». Из письма М. В. Певцова Н. М. Пржевальскому от 23 июля 1877 из Омска. Цит. по: Дубровин, 1890, Приложение 13, с. 577. Сопоставив этот совет с другими данными, Н. М. пошел по северной стороне Тянь-Шаня, на г. Гучен и Хами. «Где можно будет, обойдем китайщину» (Дубровин, 1890, с. 242).


[Закрыть]. О китайских войсках Николай Михайлович или судил по официальным источникам, советуя всем читать «прекрасную статью капитана Н. И. Янжула», или писал со слов монголов, рассказавших ему, что «в Гучене, как говорят, китайских войск 3 тыс. человек. Хлеб армии доставляет по подряду купец Каменский».

«Получает ли читатель из статьи Пржевальского точное, ясное представление о китайских войсках на Новой Линии? – спрашивал в 1887 г. С. Георгиевский. – Может ли определить, к какому результату привели принятые китайским правительством энергические меры для снабжения этих войск новым оружием? Общих отзывов г. Пржевальского, что войска Новой Линии вооружены плохо и содержатся дурно, в данном случае крайне недостаточно – это предмет для нас, русских, слишком важный, чтобы говорить о нем поверхностно и в то же время утвердительно… А знаем ли мы действительное состояние военных сил в Китае? Могли бы знать, если бы нам сообщил об этом точно и подробно г. Пржевальский, специалист в военном деле, недавно возвратившийся из путешествия по китайской империи. Но г. Пржевальский этого не сделал, и мы по-старому осуждены иметь весьма смутные понятия о действительном состоянии военных сил Китая» (Георгиевский, 1887б).

Н. М. Пржевальский непосредственно наблюдал китайскую армию только на границах России и говорил, что китайские войска «вне всякой критики: курят опиум, постоянно пьют чай на посту и обмахиваются веерами, нет военного образования, взяточничество и воровство». Другой армии он не видел, но считал, что «яблочко от яблони недалеко укатится».

В приведенных данных мало «секретности» – они в основном были опубликованы в открытой печати. А то, что напечатали с пометкой «секретно», сегодня можно прочесть и сопоставить с опубликованным материалом, написанным офицером Генерального штаба Пржевальским. Мы сделали это сопоставление, но различий не обнаружили. Доктор исторических наук А. А. Колесников (2008) пишет, что «его [Пржевальского] аналитические материалы, выходящие в те времена исключительно под грифом „секретно“, касались взаимоотношений с Китаем, Индией и содержали идею упрочения российского присутствия в Азии». Мы ранее привели ссылки именно на эти секретные материалы («Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии» находится в Российской государственной библиотеке), прочтя которые, ничего нового для себя не обнаружили. Колесников также пишет, что «в архиве Русского географического общества сохранились, например, материалы фундаментальных отчетов Н. М. Пржевальского „Опыт статистического описания и военного обозрения приамурского края“ (1869), „О современном состоянии Восточного Туркестана“ (1877). Сюда же следует отнести пять глав рукописи секретной записки „Новые соображения о войне с Китаем“. Весьма любопытна незаконченная рукопись Н. М. Пржевальского „Наши приоритеты в Центральной Азии“». Знакомство авторов с этими архивными материалами позволяет предположить, что это черновики ныне известных работ Пржевальского.

В мае 1886 г. был создан Особый комитет по обсуждению принятия мер на случай войны с Китаем. Пржевальский подготовил записку «Новые соображения о войне с Китаем» и выступил 6 июня 1886 г. на заседании Комитета. Н. Ф. Дубровин назвал эту работу блестящей (с. 426). Вероятно, Пржевальский составил эту записку на основе своей одноименной статьи, опубликованной еще в 1883 г. в сборнике под грифом «секретно». Незаконченную рукопись «Наши приоритеты в Центральной Азии», о которой сообщил А. А. Колесников, мы, к сожалению, в НА РГО не обнаружили. Поэтому можем только предположить, что она была черновиком опубликованной статьи Н. М. Пржевальского «Современное положение в Центральной Азии». «Вероятно, потребуется еще лет сто, чтобы овладеть колоссальным научным наследием Н. М. Пржевальского и прочувствовать его значимость как национального достояния России», – написал А. А. Колесников. С этим высказыванием мы полностью согласны.

Козырной довод, что Пржевальский «прежде всего» разведчик, – это его «приписка» к Главному штабу, в котором он состоял в Азиатской части (1870–1882)[464]464
  Первые экспедиции Н. М. Пржевальского курировала Азиатская часть Главного штаба // РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 438; Ф. 400. Оп. 1. Д. 553.


[Закрыть] и был сверхштатным членом Военно-ученого комитета (1882–1888)[465]465
  Последнюю экспедицию Пржевальского направлял Военно-ученый комитет (РГВИА. Ф. 401. Оп. 4/928. Д. 40). ВУК изучал и развивал военное искусство и распространял военно-научные знания в академиях, училищах, кадетских корпусах. Например, на заседаниях ВУК решали вопрос о том, каким должен быть масштаб топографических карт азиатской части, рассматривали проект об офицерском классе при военно-топографическом училище и о прочтении курса мусульманского права для слушателей курса восточных языков, обсуждали сметы на издаваемые книги (РГВИА. Ф. 401. Оп. 5/929. Д. 360. Д. 361).


[Закрыть].

Из книг ряда авторов (Алексеев, 1998; Колпакиди, Прохоров, 1999; Майборода, 2001; Кудрявцев, 2002) сложилось впечатление, что офицеры этих структур занимались исключительно военной разведкой. Однако тщательное изучение деятельности 10 офицеров, в том числе Пржевальского, входивших в Азиатскую часть Главного штаба и запечатленных на одной фотографии, показало, что их деятельность была весьма разноплановой[466]466
  Подробнее см. Пржевальская, Пржевальский, 2011, 2013.


[Закрыть].

Из альбома, поднесенного графу Гейдену чинами Главного штаба в 1881 г. Расположение портретов (слева направо, сверху вниз): А. П. Проценко, А. А. Шепелев, Н. М. Пржевальский, Ю. П. Львов, Л. Н. Соболев, Н. Ф. Мешетич, А. И. Глуховский, З. Л. Матусовский, Н. И. Янжул, Ю. Д. Южаков

Каждый офицер одновременно (конечно, в разной степени) решал целый комплекс задач – военных[467]467
  А. П. Проценко участвовал в военных действиях при завоевании Кокандского ханства, Л. Н. Соболев – Шахрисябского бекства, А. И. Глуховский – Бухарского и Хивинского ханств. Офицеры проявили личную храбрость и в этих операциях, и в других военных действиях. А. И. Глуховский получил орден Святого Георгия 4-й степени за штурм Ура-Тюбе, Л. Н. Соболев был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени за отличие в войне с Турцией 1877–1878 гг. Военная деятельность наших героев проходила не только в Азиатской России. Они были задействованы в военных операциях в Польше, Болгарии, Японии. В русско-японскую войну (1905) генерал от инфантерии Л. Н. Соболев участвовал в боях при Шахэ и Мукдене, генерал-лейтенант Н. И. Янжул сражался на Лян-дясаньском и Анпинском направлениях.


[Закрыть], дипломатических[468]468
  В русско-турецкой войне А. А. Шепелев и Л. Н. Соболев храбро сражались за освобождение Болгарии и были награждены орденами и медалями. Они же возглавили правительство Болгарии в первые годы после ее освобождения и внесли большой вклад в разработку законов ставшей суверенной страны. После присоединения к Российской империи новых территорий возникала необходимость проведения новых границ. В установлении границ России с другими государствами и налаживании добрососедских отношений с ними нередко участвовали чины Главного штаба. Например, Н. И. Янжул, который в начале своей военной карьеры состоял офицером для поручений при штабе Казанского военного округа, провел выгодную для России границу с Персией в Закаспийском крае и дипломатическими переговорами сумел фактически создать союз России и Персии против Великобритании.


[Закрыть], разведывательных[469]469
  Военными агентами (или атташе), числившимися в составе дипломатического корпуса, были А. А. Шепелев в Болгарии и Н. И. Янжул в Японии. Они наблюдали за маневрами, учениями и парадами войск, штудировали военную литературу и гражданскую прессу, изучали армию страны, в которой находились, составляли военно-статистические отчеты.


[Закрыть], научных. Во время военных походов (в основном в Средней Азии) офицеры Генерального штаба занимались военной рекогносцировкой (разведкой)[470]470
  Военную рекогносцировку офицеры часто совмещали с научной. Скажем, А. П. Проценко изучил путь из Кастека через Буамское ущелье к Иссык-Кулю. Л. Н. Соболев описал Верховья реки Заравшан и озеро Искандеркуль. Естественно, что результаты проведенных научных исследований стали гораздо более значимыми после «замирения края». // А. А. Шепелев провел научную рекогносцировку Муссартского (Музартского) перевала Тянь-Шаня и составил карты Кульджинского края. А. И. Глуховский исследовал старые русла Амударьи (Даудандарью, Куньдарью, Узбой).


[Закрыть], а позднее составляли военно-топографические отчеты[471]471
  Офицеры, изучив места расположения противника и проведя топографическую съемку местности, указывали пути продвижения войск и возможности обеспечения их водой, пищей, фуражом, сообщали о настроении местного населения.


[Закрыть]. В сферу интересов офицеров Азиатской части Главного штаба входили: поиск кратчайших торговых путей между Россией и присоединенными ханствами, установление с ними взаимовыгодного товарообмена (с этой целью торговый караван, возглавляемый А. И. Глуховским, прошел путь из Красноводска в Хиву) и приобщение бывших ханств к мировой цивилизации.

Учитывая жизненный уклад местных народов, офицеры активно участвовали в законотворчестве. А. П. Проценко, Л. Н. Соболев, Ю. Д. Южаков разработали проекты об устройстве и управлении гражданской жизнью в Средней Азии, А. А. Шепелев – проект о судебной части в Закавказье.

Офицеры содействовали культурным начинаниям, проводившимся в Туркестанском крае. При их непосредственном участии были открыты музеи и библиотеки, учреждены ученые общества.

А. П. Проценко способствовал открытию краеведческого музея в Семипалатинске, Ю. Д. Южаков – в Ташкенте. Л. Н. Соболев и Ю. Д. Южаков были в числе учредителей Туркестанского отдела Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (ОЛЕАЭ) и Среднеазиатского ученого общества в Ташкенте.

А. П. Проценко, будучи губернатором Семипалатинской (1878–1883) и Турганской (1883–1888) областей, активно проводил колонизацию края, помогая русскому крестьянству заселять и осваивать земли за пределами Центральной России. Он способствовал приезду в Туркестан врачей, инженеров, землеустроителей, ирригаторов, агрономов, ветеринаров и представителей других профессий.

Члены Азиатской части Главного штаба З. Л. Матусовский и Н. М. Пржевальский успешно трудились на Дальнем Востоке и в Центральной Азии, где Россия не вела военных действий. В силу этого военному топографу З. Л. Матусовскому и путешественнику Н. М. Пржевальскому не пришлось проводить предварительные военные рекогносцировки, а потом завоевывать непокорных туземцев и приобщать их к европейской цивилизации. Это принципиально отличало их деятельность от деятельности восьми других членов Азиатской части.

Военный топограф З. Л. Матусовский провел маршрутно-топографические съемки в северо-западной Монголии и указал торговые пути из России в города Кобдо (китайский город в Монголии) и Илясутай (Монголия)[472]472
  З. Л. Матусовский сделал аналогичные съемки в пограничной полосе китайских владений, тем самым определив совместно с китайскими уполномоченными нашу границу с Юго-Западным Китаем. Он организовал научную и торговую экспедицию в эту страну, сумел найти кратчайший путь в Западную Сибирь, провел обширную маршрутную съемку на протяжении 4267 км, собрал сведения обо всех чайных плантациях, а также составил гербарий растений, произрастающих в Китае.


[Закрыть].

Н. М. Пржевальский называл свои путешествия научными рекогносцировками. Он провел в Монголии и Китае самую большую (непревзойденную и сегодня) маршрутно-глазомерную съемку (30 тыс. км) – это и есть главный «разведывательный вклад» Николая Михайловича.

Н. М. Пржевальский делал разведывательную работу «попутно» (в прямом и переносном смысле), когда «научные и политические исследования производились рядом одни с другими» и никакие инструкции «не стесняли».

«Цель нашего путешествия, – писал Пржевальский, – была решительно не понятна для туземцев… Обитатели этих стран решительно не верили тому, что можно переносить трудности пути, тратить деньги, терять верблюдов и т. д. только из желания посмотреть новую страну, собрать в ней растения, шкуры зверей, птиц и пр., словом, предметы никуда не годные и решительно ничего не стоящие» (Пржевальский, 2007в, с. 69).

Похоже, что некоторые наши просвещенные современники так же рассуждают о цели путешествий, полагая, что Пржевальский «прежде всего» разведчик.

Обращаем внимание читателей, что во времена, когда Пржевальский проводил свои экспедиции по безлюдным и труднодоступным районам Китая, в этой стране работали русские военные агенты: Н. Я. Шнеур, К. Н. Десино, В. А. Бодиско, К. И. Вогак[473]473
  Донесения русского военного агента в Китае полковника Шнеура о китайских войсках в Маньчжурии, о состоянии и числе укреплений на р. Пейхо, о необходимости укрепления районов России, граничащих с Китаем, и о стремлении корейского правительства выйти из-под вассальной зависимости от Китая и ориентации его на Россию (РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 11); Донесения русского военного агента в Китае полковника Десино о заселении китайцами Хейлунцзянской провинции в Маньчжурии (РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 13); Донесения русского военного агента в Китае подполковника Бодиско о мероприятиях китайского правительства по укреплению юго-восточной части Ляодунского полуострова, о количестве иностранцев, находящихся на службе у чжилийского губернатора, о заказах оружия на заводах Круппа и ввозе его в Шанхай, смотре войск в Тянь-Цзине, проложении телеграфного кабеля через р. Янцекьян и о проектах административных реформ в Мукденской провинции (РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 15); Донесения русского военного агента полковника Вогака и русского посланника в Китае о проектах Морского министерства Китая по сформированию особых отрядов из маньчжурских войск для размещения в портах Южного и Северного Китая, о заключении телеграфной конвенции между Китаем и Россией по соединению их сухопутных телеграфных линий и военные сведения о китайском флоте, береговых укреплениях и крепостях (РГВИА. Ф. 447. Оп. 1. Д. 22).


[Закрыть] и другие, регулярно посылавшие в Главный штаб свои донесения.

Местные жители не понимали не только цели экспедиции, но и поведение начальника. Их удивляло, что Пржевальский с товарищами-офицерами, «будучи людьми чиновными, ходят на охоту, постоянно заняты работой и носят простую одежду. Подобное удивление выражали все азиаты. По их понятию чиновник, в особенности большой, должен ничего не делать; чем ленивей и тупоумней он, тем важней и соответственней своему занятию» (Пржевальский, 2007в, с. 69).

Н. М. Пржевальский собрал огромные гербарии (16 000 растений) и зоологические коллекции (7555), открыл новые виды животных и растений, обнаружил новые горные хребты. Тысяча составленных им карт путешествий – замечательный факт биографии[474]474
  РГВИА. Ф. 401. Оп. 4. Д. 30. Л. 75.


[Закрыть]. «Каким-то титаном прошел он по азиатскому материку, и то, что он поведал миру, помимо высокой научной ценности, не лишено в данное время громадного практического значения» (Минаев, 1888, с. 231).

Еще раз подчеркнем, что Н. М. Пржевальский «прежде всего» – исследователь природы Центральной Азии и лишь «попутно» – разведчик.

Геополитик и «несостоявшийся Кортес»?

Сегодня геополитика является, пожалуй, одной из наиболее дискуссионных областей человеческого знания[475]475
  Геополитика – наука о контроле над территорией, о закономерностях распределения и перераспределения сфер влияния (центров силы) различных государств и межгосударственных объединений. Относится к роду общественно-географических наук, являясь частью политической географии. Различают традиционную геополитику, новую геополитику (геоэкономику) и новейшую геополитику (геофилософию) (Дергачев [Электронный ресурс]).


[Закрыть]. Спорят не только о том, что такое наука геополитика, но и о том, является ли вообще геополитика наукой («Отечественные записки», 2002). «По геополитике» защищают диссертации, пишут монографии, проводят конференции, издают журналы, о ней говорят в интернете. Очень часто в этих публикациях упоминается фамилия Н. М. Пржевальского. По мнению некоторых российских авторов, Пржевальский был «последовательным приверженцем азиатских приоритетов во внешней политике России» и «непосредственно участвовал в выработке концептуальных положений российской геополитики» (Колесников, 2008). «Главная цель экспедиций Н. М. Пржевальского – усилить влияние России в Центральной Азии. Конечно, в этой ситуации мечта о достижении „сердца“ Тибета – Лхасы и установление отношений с Далай-ламой вполне оправданна» (Тишков, 2007, с. 23). Другие считали, что «он сам стал геополитическим фактором, важнейшим препятствием политике Англии в Центральной Азии» и что «типичной карьерой генштабиста-геополитика этих времен стала карьера Н. Пржевальского, который из поручика, обуреваемого страстью к охоте и нетерпимого в полку за трезвость, стал генералом, членом государственных органов по стратегическому планированию и формированию политики империи» (Панарин, 2006).

О геополитических воззрениях Пржевальского написал в диссертационной работе И. А. Захаренко (2009), полагавший, что Пржевальский уже в своей первой работе «Опыт статистического описания и военного обозрения Приамурского края» (1863) четко определил геополитическую позицию России в Восточном регионе. Позднее Пржевальский свои теоретические выводы проверил в Уссурийской экспедиции (1867–1869). И. А. Захаренко приводит выдержку из работы Пржевальского: «Чтобы вполне воспользоваться выгодами, представляемые бассейном Амура, нам необходимо владеть и важным из его притоков Сунгари, орошающую лучшую часть этого бассейна, и, кроме того, в своих верховьях близко подходящую к северным провинциям Китая. Заняв всю Маньчжурию, мы сделаемся ближайшим соседом этого государства и, уже не говоря о наших торговых сношениях, можем прочно утвердить здесь наше политическое влияние»[476]476
  Автор ссылается на архив: НА РГО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 14. Л. 246.


[Закрыть].

В отличие от российских, считавших Пржевальского геополитиком (Шевченко, 2009), зарубежные авторы, в частности Схиммельпеннинк ван дер Ойе, называли его «конкистадором»[477]477
  Конкистадор (исп. conquistador – завоеватель, покоритель), участники Конкисты, т. е. завоевательных походов европейцев (в основном испанцев).


[Закрыть] и «несостоявшимся Кортесом»[478]478
  Кортес (Cortés) Эрнан (1485–1547), испанский конкистадор, завоеватель Мексики.


[Закрыть]. «Даже самое беглое чтение книг этого исследователя, – писал канадский историк, – обнаруживает его глубоко неуважительное отношение к Китаю и его народу. Пржевальский был откровенным „ястребом“» (Схиммельпеннинк, 2006). В 1885 г. «конкистадор Пржевальский» писал русскому консулу в Кашгаре Н. Ф. Петровскому по поводу содержания газет: «Только грустно, что везде один и тот же напев: ссоры, драки, война, будто все это совершается не в цивилизованном мире, а среди кровожадных зверей»[479]479
  НА РГО. Ф. 13. Оп. 2. Д. 185. Цит. по: Дубровин, 1890, с. 413.


[Закрыть].

Карта Кашгарии и Джунгарии

Попытаемся от общих рассуждений о «геополитике и ястребе» обратиться к фактам, а именно к тому, что говорил и как действовал Николай Михайлович в конкретный исторический период (1871–1888).

Россия в это время продолжала вести локальные войны в Средней Азии, так называемом Западном Туркестане (территория современных Узбекистана, Туркмении, Киргизии, Таджикистана). С востока к Средней Азии примыкал Восточный Туркестан (также известный как Шестиградие, Семиградие, Малая Бухария, Уйгурстан), входивший в состав Китая (ныне Синьцзян-Уйгурский автономный район – СУАР). Северную часть Восточного Туркестана называли Джунгарией, южную – Кашгарией по имени столицы – города Кашгар и реки с таким же названием. Кашгария начиналась в 250–300 верстах юго-восточнее озера Балхаш (граница 1871 г.) и представляла собой неправильный четырехугольник площадью 751 600 квадратных верст, с наибольшим протяжением по длине 1500 верст и по ширине 700 верст. Примерно в 200 верстах от Кашгарии проходила граница с британской Индией. Между Джунгарией и Кашгарией находился Илийский, или Кульджинский край с городом Кульджа, исторически принадлежавшим Китаю.

Коренное мусульманское население этого края (уйгуры, казахи, киргизы, памирцы и др. народы, исповедующие ислам) поднимало восстания против китайского правления на протяжении всего XIX в.

С одобрения императора Александра II российские военные заняли Илийский (Кульджинский) край, чтобы оградить свои владения от мусульманских волнений: в 1870 г. войска генерала Г. А. Колпаковского заняли Музартский перевал на Тянь-Шане, 22 июня 1871 г. русские войска без боя вступили в столицу Илийского края город Кульджу. Чтобы не раздражать Китай, Александр II, следуя рекомендациям Министерства иностранных дел, обещал вернуть по усмирении восстания эти земли прежним хозяевам, китайцам.

Кульджинский (Илийский) вопрос занимал центральное место в российско-китайских отношениях 1870 – начала 1880-х годов. В историографии существуют две основные точки зрения на политику России в Кульджинском вопросе. Согласно одной из них, преобладающей в зарубежной литературе, целью России являлась аннексия Кульджи и только твердая позиция Китая, готового с оружием в руках отстаивать свои права, а также проблемы в Европе (Кульджинский кризис совпал по времени с очередным обострением Восточного вопроса) помешали ей это сделать. Большинство отечественных историков разделяет – правда, с различными оговорками – другую точку зрения: оккупация Кульджи с самого начала рассматривалась как временная мера и Россия не собиралась включать ее в состав империи[480]480
  Записка посланника России в Китае Е. К. Бюцова. Цит. по: Асанова, 2020.


[Закрыть].

К 1878 г. китайские войска подавили восстание мусульман, и Пекин поставил вопрос о полном возвращении Кульджинского края. В правящих кругах России и русском обществе к этому времени сформировались два взгляда на этот вопрос: «полностью вернуть край Китаю» и «частично сохранить Кульджинский край в составе России». Последнюю точку зрения пропагандировала русская администрация Туркестана.

Военные – командующий войсками Туркестанского военного округа генерал К. П. фон Кауфман и военный губернатор Семиреченской области генерал-лейтенант Г. А. Колпаковский – соглашались отдать Илийский край лишь частично, сохранив за собой контроль над долиной реки Текес и западной частью Илийского края. Это объяснялось большим стратегическим значением горных перевалов, находившихся в этой местности, через которые на российскую территорию могли проникать китайцы.

Среди тех, кто разделял эту точку зрения, был и Пржевальский. Когда еще в 1873 г. спрашивали его мнение об угрозе со стороны Китая, он, как и российские военные, считал, что китайцев нам нечего бояться. «Тысячи наших солдат достаточно, чтобы покорить всю Азию от Байкала до Гималая. И пора бы тряхнуть хорошенько Срединное государство, пора перестать церемониться и сносить все оскорбления, которыми на каждом шагу угощают европейца в пределах Небесной империи. Здесь еще можно повторить подвиги Кортеса. Когда вернусь в Россию, то, как очевидец, буду печатно и словесно твердить об этой необходимости»[481]481
  Из рапортов и писем Пржевальского из первого путешествия (Дубровин, 1890, с. 161).


[Закрыть]. В этом высказывании отразился взрывной характер и оскорбленное самолюбие путешественника, пострадавшее от неискренности и хитрости ряда китайских чиновников, а не захватнические устремления Пржевальского.

Новое обострение отношений по Кульджинскому вопросу пришлось на март 1878 г., когда главнокомандующий цинской армией Цзо Цзунтан в ультимативной форме потребовал от командующего войсками Туркестанского военного округа генерала К. П. фон Кауфмана выдать скрывшегося на российской территории предводителя дунган Баян-Ахуна, угрожая в противном случае вторгнуться в российские пределы. Из-за этой угрозы Пржевальскому пришлось прервать вторую экспедицию; в своем дневнике он написал, что «недоразумения с китайцами не только не улаживались, но еще более осложнялись. Казалось, им не предвиделось и конца».

«Ожидание „благоприятного“ времени для путешествия, – писал Пржевальский, – могло отдалить это путешествие на целые годы. Да и тогда кто мог поручиться, что экспедиция наша не встретит препятствий в том или другом виде и характере? По опыту предшествовавших странствований мне было достаточно известно, что успех путешествия в таких диких странах, какова Центральная Азия, много, даже очень много, зависит от удачи, счастья, т. е. от таких условий, которые невозможно определить заранее. Необходимо рисковать, и в этом самом риске кроется значительный, пожалуй, даже наибольший, шанс успеха»[482]482
  Там же, с. 208.


[Закрыть].

Другое течение в Кульджинском вопросе представляли российские дипломаты. Опытный дипломат Е. К. Бюцов считал, что Кульджинский край следует возвратить Китаю полностью, чтобы сохранить традиционно хорошие с ним отношения. Но Россия должна получить торгово-экономические льготы от Китая. Он также должен гарантировать безопасность мусульманскому населению края. В противном случае возвращение Кульджинского края будет выглядеть как проявление слабости России, поскольку, по мнению как Бюцова, так и российских военных, главным аргументом в отношениях с азиатами является сила. Этот же аргумент является основным в статье полковника Генерального штаба Н. М. Пржевальского «О возможной войне с Китаем»: «Отуманенные своими успехами над нестройными шайками дунган, китайцы рассчитывают также легко победить и наши войска. Уроки, дважды преподанные правителям Поднебесной империи англичанами и французами, в сороковых и шестидесятых годах нынешнего столетия, вероятно, забыты. Столкновение с Россией, в глазах китайцев, не представляет никакой опасности, наоборот, обещает несомненный успех и славу китайскому оружию… Малое знакомство Китая с Европой, высокомерное, даже презрительное, отношение к европейцам вообще, а к нам в особенности, наконец, наша постоянная уступчивость, обеспечивавшая двухсотлетнюю дружбу, – все это упрочило в китайцах уверенность, что их требование, относительно безусловной уступки Илийского края, должно быть неминуемо исполнено» (Пржевальский, 1883б, с. 293, 294).

4 марта 1879 г. состоялось Особое совещание по китайским делам, в работе которого приняли участие министр финансов С. А. Грейг, начальник Главного штаба Ф. Л. Гейден, товарищ министра иностранных дел Н. К. Гирс, генерал-губернатор Западной Сибири Н. Г. Казнаков, действительный статский советник барон А. Г. Жомини, начальник Военно-ученого комитета Н. Н. Обручев, посланник в Пекине Е. К. Бюцов, вице-директор Азиатского департамента МИД Мельников, начальник Азиатского отдела Главного штаба А. Н. Куропаткин, полковник Генерального штаба А. В. Каульбарс. На совещании военные настояли на оставлении за Россией западной и юго-западной части Кульджинского края, включая стратегически важный Музартский перевал через Тянь-Шань. Это решение одобрил император Александр II, на этих условиях был подписан 20 сентября 1879 г. договор с китайским послом Чун Хоу в Ливадии. Китай, однако, отказался от ратификации Ливадийского договора, что привело к новому кризису в российско-китайских отношениях[483]483
  2 апреля 1880 г. Цзо Цзунтан (главнокомандующий китайской армией) отправил в Пекин доклад, где сообщал правительству, что даже если и не его войска первыми откроют огонь в Илийском крае, он готов к любому повороту событий. // В случае войны планировалось вторжение в Или с трех сторон: восточным флангом армии должен был командовать генерал Цзин Шунь, в прошлом военный губернатор Или, за центральный путь отвечал генерал Чжан Яо, который нанес бы удар из Аксу по реке Текес, а наступление войск западного фланга возглавлял генерал Лю Цзиньтан, который должен был пройти из Уч-Турфана. Сам Цзо был намерен двинуть свои войска в Хами и осуществлять общее командование армией оттуда. 26 мая Цзо выехал в Хами, взяв с собой гроб с целью продемонстрировать решимость умереть за родину. Он получил указание от правительства самому не начинать враждебных действий, но имел санкции оказать противодействие в случае возможной «агрессии русских». Тогда же Цзо получил информацию от немецкого эмиссара Фоске, работавшего в компании «Тельге» в Шанхае, что русский национальный долг достиг 52 млн лянов. Из этого факта был сделан вывод, что с финансовой точки зрения русские будут не в состоянии вести долгую и крупномасштабную войну. // Русское правительство выслало к берегам Китая 23 корабля во главе с генералом С. Л. Лесовским. 28 августа русский флот, состоявший из двух броненосцев и 13 миноносцев, уже находился в Нагасаки. В самый пик кризиса, в августе 1880 г., в Или было расквартировано 14 батальонов войск, в Ташкенте – четыре и в Самарканде – три. В Туркестане не было регулярной кавалерии, но было около 20 казачьих сотен в Или, и по пять сотен в Ташкенте и Самарканде. Вдобавок к этому в Или были расположены четыре артиллерийские батареи, а в Самарканде и Ташкенте – по две. // Цзо Цзунтан убеждал свое правительство, что появление русского флота не может быть причиной для опасения, что в военных действиях против русских Китай сможет одержать победу, т. к. Россия, измотанная войной с Турцией, не в состоянии осуществить глубокий и длительный поход в Маньчжурию. Если бы русские все-таки решились на это, то Цзо остановил бы их контратакой с северо-запада: «Граница между Россией и Китаем имеет одинаковую протяженность для обеих сторон, – писал он, и если Россия вторгнется в Китай в одном месте, то Китай может вторгнуться в Россию в другом». // После Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. финансы России находились в плачевном состоянии, внутриполитическая ситуация в стране не благоприятствовала развертыванию новых военных действий в столь отдаленном районе, как Центральная Азия. Поэтому правительство России было готово к соглашению с Цинами, что привело к возобновлению русско-китайских переговоров, состоявшихся в Петербурге летом 1881 г. (Дубровская, 1998).


[Закрыть].

Война России с Китаем становилась весьма реальной, поэтому Н. М. Пржевальский, прибыв из Первого Тибетского путешествия в Ургу, написал записку «О возможной войне с Китаем» и отправил ее в Главный штаб, а по приезде в Петербург написал первое дополнение к этой записке.

«Мировые комбинации на этот счет, несмотря на всю умеренность с нашей стороны, не привели, как известно, к благоприятному результату. Китайцы предпочитают риск войны какому-либо добровольному соглашению. При таких обстоятельствах наше столкновение с Китаем, быть может, не за горами. Избегать его, мне кажется, ни в коем случае не следует. Излишняя уступчивость с нашей стороны будет непоправимой ошибкой. Тогда китайцы станут еще заносчивее, еще высокомернее относительно нас. При том же все народы Внутренней Азии, не исключая нашего Туркестана, посмотрят на факт подобной уступчивости как на признание нашего бессилия перед силой китайской. Можно утверждать без малейшего сомнения, что все шансы военного успеха на нашей стороне» (Дубровская, 1998).

Далее Н. М. Пржевальский доказывал, что «китайские солдаты в военном отношении представляли образцовое безобразие». Они курят опиум до бесчувственного состояния, «пехотинцы едут верхом», часовые «на часах пьют чай, а во время дождя стоят под зонтиком, в жар прохлаждают себя веером»; «взяточничество и воровство развиты в армии до ужасающих размеров». Пржевальский сообщал, что вооружение плохое, стрелки отвратительные, артиллерии он «не видел ни разу». Затем Николай Михайлович описывал операционный базис и операционную линию китайцев, потом говорил о наших казачьих войсках, которые «не удовлетворяют боевым требованиям военного времени», и линейных батальонах, выглядевших в «более отрадном свете», разбирал достоинства трех районов для возможных военных действий против китайской армии.

Пржевальский из «желательных результатов войны» на первый план ставил «широкий доступ нашей торговли внутрь Китая», затем «передвижение нашей границы с Уссури на Сунгури и по северной Монголии до Урги». «Если в будущем англичанам вздумается забраться из Индии в Тибет, то Далай-лама перенесет свою резиденцию в Ургу, и, покровительствуя Далай-ламе, мы сможем влиять через него на весь буддийский мир» (Дубровская, 1998).

Правительство и дипломаты аргументы Н. М. Пржевальского и военных во внимание не приняли и пытались договориться с Китаем.

После долгих и трудных переговоров и отказа военных от претензий на долину Текеса и Музартский перевал Россия возвратила Китаю Кульджинский край (кроме небольшой западной части Илийской долины) за денежную компенсацию (9 млн руб.) и предоставление торговых льгот российской стороне (Петербургский договор от 12 февраля 1881 г.).

Большинство военных, общественных деятелей и ученых России того времени, среди них военный министр Милютин, Куропаткин, Пржевальский, китаевед В. П. Васильев и многие другие оценили Петербургский договор как неоправданную уступку Китаю. От Ливадийского договора, по мнению военного министра Милютина, не осталось «почти ни одного клочка». Российские дипломаты уступили китайским «по всем пунктам». Неслучайно известный американский исследователь Э. Сю оценивал Петербургский договор как «первую победу китайской дипломатии в ХIХ в.» (Моисеев, 2003).

Личное мнение о китайской армии Пржевальский еще раз высказал в своей книге «Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки», вышедшей, как и статья с грифом «секретно» «О возможной войне с Китаем», в том же 1883 г. В ответ последовала критика профессора А. М. Позднеева, который написал, что «Пржевальский к своим прежним наблюдениям, изложенным в книге „Монголия и страна тангутов“, прибавил очень немногое, хотя достоверно известно, что реорганизация боевых сил государства идет быстрыми шагами» (Позднеев, 1884, с. 333). «Известно, – продолжал рецензент, – что в Хами есть оружейный завод, управляемый английскими мастерами, Морской арсенал и литейная мастерская в Фучжоу, пороховые заводы в Карашаре и Аксу, пушечный завод в Кашгаре, еще строят заводы в Гирине и порте Ли». По мнению А. М. Позднеева, главное заключение Пржевальского сводилось к тому, что в Китае нет ни малейшего военного образования (Там же, с. 333–334). Далее рецензент подробно рассказал, со ссылками на наши и заграничные публикации, какое отличное европейское вооружение у китайской армии. Он сделал Пржевальскому ряд замечаний по «истокам реки Урунгу», по «слиянию рек Чингиля и Булгуна», по хлебопашеству и рыбной ловле, по одежде и жилищу торгоутов[484]484
  Торгоуты – один из монгольских народов, населяют Монголию, Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР и Калмыкию.


[Закрыть]. Он заключил, что «опущение частностей есть общий и главный недостаток книги Пржевальского». Пржевальский, по мнению профессора Позднеева, «просмотрел самый интересный для нас предмет, именно человека Средней Азии и его культуру» (Там же, с. 351).

На критические замечания А. М. Позднеева Пржевальский отреагировал позже:

«Г. Георгиевский не преминул даже вспомнить о своем собрате, доценте монгольского языка Позднееве, который в апрельской книжке журнала „Мин. Нар. Просв.“ за 1883 [Правильно – 1884. – Авт.] развел на 70, кажется, страницах образцовую по своей бессодержательности критику моего третьего путешествия. Увлеченный таким необычайным искусством своего коллеги, г. Георгиевский прямо теперь говорит (с. 795): „в какой мере г. Пржевальский во время своего четвертого путешествия старался исправить и пополнить то, на что указал ему профессор Позднеев, мы не знаем“. Для разъяснения этого недоуменья, теперь же скажу, что никакими указаниями г. Позднеева я не мог воспользоваться по той простой причине, что в статье г. Позднеева я не встретил указаний дельных и выполнимых при условиях совершенного мною путешествия [выделено Пржевальским – Авт.]. К тому же известно, что Позднеев, применяя, вероятно, на практике свой метод путешествия, начал и окончил его совершенно неудачно» (Пржевальский, 1887б).

В это время Николай Михайлович совершал Второе Тибетское путешествие. Пока он путешествовал, Россия вышла к границам Афганистана (1885), входившего в сферу влияния Англии.

В 1885 г. в Закаспийском крае[485]485
  Закаспийский край находился в подчинении князя А. М. Дондукова-Корсакова, при котором была создана канцелярия во главе с генерал-майором А. А. Шепелевым. Они не боялись, что русско-афганское противоборство может привести к вооруженному конфликту с Англией. Шепелев вообще считал «влияние англичан в Афганистане довольно мизерным». Оба настаивали на военном разрешении конфликта (Шеманский, 1910).


[Закрыть] случились «события на реке Кушке» – боевое столкновение между Россией и Афганистаном, поддерживаемым Англией. «События» произошли после того, как российская армия захватила афганскую территорию к югу от Амударьи и Мервского оазиса, у селения Пенджде. В результате возникла необходимость определения границ между новой русской провинцией и Афганистаном. Великобритания, защищая свои имперские интересы, послала разграничительную комиссию с военным отрядом для ее охраны. Россия тоже послала комиссию и тоже с военным отрядом, под начальством генерала А. В. Комарова. 18 марта 1885 г. генерал приказал своим частям перейти в наступление, но первыми огня не открывать. В результате первыми открыли огонь афганцы, ранив лошадь одного из казаков. После чего российским войскам был отдан приказ открыть огонь по афганской коннице. В результате боя у афганцев погибло 600 человек, у русских – 40 человек погибших и раненых.

События на Кушке осложнили отношения России с Англией и могли резко ухудшить отношения с Китаем, который имел договоры с Англией (в 1842 г. по Нанкинскому договору Китай заплатил Англии контрибуцию, уступил Гонконг, отдал пять приморских портов и разрешил учредить консульства, в 1858 г. по Тяньцзинскому договору число портов увеличилось, а права иностранцев расширились). Китай, в свою очередь, продемонстрировал во франко-китайской войне 1884–1885 гг. значительные успехи своей армии. Он мог угрожать России со стороны Кашгарии. Таким образом, китайский вопрос снова оказался в центре внимания.