Текст книги "Россия и ислам. Том 2"

Примечания

Глава 1

1 О том, как в эпоху петровских преобразований сильно активизировался процесс секуляризации русской культуры – в первую очередь литературы – и как, постепенно сближаясь типологически с западноевропейскими литературами, она становилась участницей общеевропейского литературного развития см. подробно: Берков П.Н. О литературе так называемого переходного периода // Русская литература на рубеже двух эпох (XVII – начало XVIII в.). М., 1971. С. 19–32; Шарынкин Д.М. Шведская тема в русской литературе петровской поры // Русская культура XVIII века и западноевропейские литературы. Л., 1980. С. 5.

2 Как правило, в официально дозволяемой печати было обилие разнородных и зачастую взаимно антагонистических идейных моделей и политических программ. Каждая из них претендовала на роль основного «приводного ремня», благодаря которому происходит мобилизация социального и культурного потенциала структурных элементов общества. Это говорит о том, что даже во времена Николая I в России не прекращались изменения, многие из которых имманентны «модернизационному обществу»: функциональная специализация, дифференциация, рационализм, универсальная централизация (и, следовательно, появление «рациональной бюрократии») и т. п. (см.: Levy M.J. Modernization and the Structure of Societies. N. Y., 1966. Vol. 2. P. 55). Тем самым рушится иллюзия социокультурной стабильности России первой половины XIX в. – миф о гомогенности ее культуры, о том, что она складывалась из одинаковых элементов и однотипных связей между ними. Лишь признав это обстоятельство, можно будет понять, почему в России сравнительно быстро начали развиваться различные элиты. Европеизация России и при Петре I, и при Александре II означала, по мнению Кларксона (Clarkson J.D. A History of Russia. L.—N.Y. 1966), не переориентацию страны, не перевоплощение, не отказ от основ своей культуры, а лишь модернизацию. Смысл ее – догнать Европу, а не стать Европой. В итоге в XIX в. русские создали новую цивилизацию, ничем не уступающую европейской (Karpovish М.М. Imperial Russia. N. Y., 1957. P. 25, 27). Сказанное, впрочем, не отрицает того факта, что со времени европеизации, начатой Петром Великим, «все более увеличивался разрыв между образованными кругами и массами, которые продолжали следовать многим средневековым обычаям» (ConnelA. Tsar Atexander I. Paternalistic Reformer. N. Y. 1970. P. 188). Но хотя «начиная с Екатерины… представители самодержавной власти не переставали заботиться о своевременном внушении Европе самых благоприятных представлений относительно самих себя и своего обращения с подданными» (Горле Е.В. Запад и Россия. Статьи и документы из истории XVIII–XX вв. Пг., 1918. С. 28), тем не менее европейское общественное мнение объявляло николаевскую Россию «наибольшим врагом всего, что еще нам осталось от христианского общества», говорило о «варварском нечестии, царящем в России» (там же, с. 42, 43). В своей знаменитой «La Russie en 1839» (Paris, 1843. P. 338) A. de Custine (см. ее высокую оценку в: Герцен А.И. Полное собрание сочинений, 1917. T. III. С. 138–139) категорически отказывал России, стране «чисто восточной лжи», в праве войти в когорту «цивилизованных государств». В написанной под влиянием Кюстина книге С.Н. Barault-Roullon. Dangers pour l’Europe origine. Propés et l’état actuel de la puissance russe. Question d’orient au point de la vue publique, religieux et militaire (Paris, 1854) союз Англии и Франции против России расценивается как самозащита цивилизации против варварства. Интересно отметить, что Ф. Энгельс указывал на восточно-деспотический элемент в природе самодержавного строя (см.: Энгельс Ф. Эмигрантская литература // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Т. 18. С. 544). Эта особенность самодержавия заставляла его выступать перед лицом подвластного ему народа одновременно и тормозом для многих тенденций развития национальной жизни и бесцеремонным «модернизатором» своего бюрократического аппарата и, следовательно, экономической и социетальной эволюции (см.: АврехАЛ. Русский капитализм и его роль в утверждении капитализма в России // История СССР. 1968. № 2). Но даже и эта «модернизация» нередко воспринималась Западом как все те же «варварство», «нецивилизованность», «азиатчина».

3 В последнем десятилетии XVIII в. А. Прокопович-Антоновский – совсем недавно еще рационалист-просветитель – так оправдывал запрет Павла I на заграничные путешествия русских дворян: «И чего искать нам в краях чуждых? Богатств природы? Преизбыточно в России. Произведений ума и рук человеческих? Россия в недрах своих имеет многочисленные тому памятники, на коих резец бессмертия в нетленных чертах изобразил имена сынов ее. Чему удивляться нам за пределами своего отечества? Чему учиться нам у иноплеменных? Любви к отечеству преданности государям, приверженности к законам?» (Прокопович-Антоновский А.А. Слово о воспитании. М., 1798. С. 47.). И далее он подчеркивает, что все названные качества являются издревле отличительными чертами «доблественных россов».

4 См. подробно: Лисюткин О.М. К вопросу о становлении категории «культура» (XVIII – начало XIX вв.) // Философские науки, 1982. № 3. С. 98 и далее.

5 Там же. С. 105.

6 По Карамзину, достаточно лишь представлений о немногих «вечных истинах», а главное, развитое чувство прекрасного в природе и умение видеть и наслаждаться прекрасным в искусстве, чтобы называться просвещенным человеком и быть счастливым «самим собой».

Среди всех сословий общества, считает Карамзин, наиболее близки к «блаженству» крестьяне (но не кочевники, конечно!), поскольку они живут в непосредственном общении с «натурой» (Цит. по: Балицкая А.П. Русская эстетика XVIII века. Историко-проблемный очерк просветительской мысли. М., 1983. С. 189). Лишь позднее романтически настроенный тогда Пушкин представил как наиболее счастливых (ибо они более свободны) кочевников – цыган.

7 Одним из следствий реформ Петра I было резкое уменьшение роли церковно-славянского языка как источника абстрактной лексики, за счет западных языков (см.: Галкин А. Академия в Москве в XVII столетии. М., 1913.

С. 96; Баржакова Е.Э., Воинова Л.A., Кучина Л.Л. Очерки по исторической лексикологии языка XVIII века. Языковые контакты и заимствования. Л., 1972. С. 197; Курилов А.С. Литературоведение в России XVIII века. М., Наука, 1981. С. 62 и след.).

8 Казем-бек Мирза. О появлении и успехах восточной словесности в Европе и упадке ее в Азии // Журнал Министерства народного просвещения (далее – ЖМНП). Ч. II. СПб., 1836. С. 243–244.

9 Там же. С. 244–245 (курсив мой. – М.Б.).

10 Там же. С. 245 (курсив мой. – М.Б.).

11 Там же. С. 246.

12 Там же. С. 247.

13 Там же.

14 Там же.

15 Там же. С. 248.

16 Более того: русский язык «изобретательнейший и самый гибкий в Европе» (Там же. С. 267).

17 Там же (курсив мой, – М.Б.).

18 Там же. С. 248.

19 Там же. С. 249.

20 Там же. С. 249–250 (курсив мой. – М.Б.).

21 Ибо «ни одного русского не встретим мы, который бы занимался восточной словесностью из одной прихоти; очень мало таких, которые бы предавались изучению литературы Азии по страсти, и еще менее таких, которые бы из собственных выгод искали того. Это, по моему мнению, происходит из следующих причин: во-первых, знание восточных языков не принадлежит к предметам прихоти, которых ищет юношество; во-вторых, учение вообще не сделалось еще господствующей страстью в России; в-третьих, купеческое сословие наше, производящее важную торговлю с азпатцами, еще далеко от того, чтобы постичь всю цену знания восточных языков относительно своих выгод. Они (купцы. – М.Б.) до сих пор стараются более прибегать к посредству переводчиков, часто обманывающих обе стороны, нежели употреблять со своей стороны незначительное усилие и пожертвование к приобретению языка той науки, с которой имеют беспрерывные сношения» (Там же. С. 253).

22 Казем-бек с сочувствием цитирует поэтому знаменитого английского востоковеда Вильяма Джонса: «Как литература Азии находилась в пренебрежении, а причины того были столь разнообразны, что мы не могли ожидать, чтобы какая-нибудь незначительная сила могла пробудить европейцев от их усыпления и, вероятно, они продолжали бы презирать ее, если бы не одушевились самым сильнейшим чувством, которое иногда повелевает душою человека: это был интерес, который, как волшебный жезл, собрал их в один круг, интерес, который, как самое очарование, придал восточным языкам справедливую и прочную ценность». И Казем-бек тут же спешит напомнить, что благодаря «усердию ученых» и благодетельной для судеб ориенталистики деятельности Ост-Индской компании «успехи восточной словесности в Европе сделались значительными… учебные пособия беспрерывно умножались посредством неустанных трудов Азиатских обществ, которые увеличиваются время от времени» (Там же. С. 250–251).

23 Там же. С. 259 (курсив мой. – М.Б.).

24 Там же. С. 260–263.

25 Там же. С. 263.

26 Там же. С. 263–264 (курсив мой. – М.Б.).

27 Там же. С. 264.

28 Там же. С. 268.

29 Там же (курсив мой. – М.Б.).

30 Там же.

31 Там же.

32 Там же. С. 269.

33 В 1690 г. патриарх Иоаким, умирая, оставил свое политическое завещание Петру, в котором увещевал его «в прародительском своем достоинстве и самодержстве жительствовать благочестиво и праведно во всяком изрядстве», любить православную веру, держать «непоколебленно» все ее предания. Особенно же предостерегал патриарх царя от общения с иноземцами и иноверцами: «…да никакоже он, государь-царь, попустит кому христианом православном в своей державе с еретиками и иноверцами, с латины, люторы, кальвины и злобожными татары..» (Цит. по: Дмитриев А. Петр I и церковь. М., 1931. С. 13. Курсив мой. – М.Б.). Еще ранее, в XVI в., в вину «латинянам» ставилось то, что они следуют не только языческим – «эллинским и римским учениям», но и «книгам арабским». (См.: Морозов П. Феофан Прокопович как писатель. СПб., 1880. С. 23.) Но все это были «последующие заветы московской церковно-политической программы», которые «теперь уже звучали явным анахронизмом…». И хотя в силу традиций христианского вероучения Петр продолжает называть себя «яко христианский государь, правоверия же и всякого в церкви святой благочиния блюститель», но теперь на первый план выступает уже не идея вселенского православия и его единственного защитника царя московского, не водворение на земле «царства Божия» через приведение всех в свою московскую веру, а главным образом и прежде всего идея «пользы народные», «общего благосостояния», «блаженства подданных», «беспечения» и «благо общественного» (Дмитриев А. Указ. соч. С. 15–16).

34 Мы увидим еще не раз особую тягу в конце XIX – начале XX в., когда и Россию затронул (хоть и в гораздо меньшей степени, чем Запад) процесс секуляризации в его антихристианском варианте и, соответственно, апелляция к «общеарийским корням», к индийской культуре, интенсивный поиск аналогий между ней и «русским духом» (см. в частности: Карпова С.И. О связи поэзии и прозы Н.К. Рериха с индийской культурой // Русская литератуpa. 1982, № 1. С. 205–210). В 1918 г. Сергей Есенин писал о необходимости отбросить традиционный (игнорирующий близкую к индийской символику «нашего народного творчества») понятийный инструментарий: «Все величайшие наши мастера зависели всецело от крещеного Востока. Но крещеный Восток абсолютно не бросил в нас, в данном случае, никакого зерна: он не оплодотворил нас, а только открыл те двери, которые были закрыты на замок тайного слова…» (Есенин С. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 4. М., 1967. С. 174–175).

35 Хотя вначале Лейбниц называл Петра I «северным турком» (см.: Алпатов М.Н. Русская историческая мысль и Западная Европа. XVII – первая четверть XVIII века. М., 1976. С. 425.).

36 См. о нем: Ермуратский Е.М. Дмитрий Кантемир – мыслитель и государственный деятель. Кишинев, 1978; Коробан В.П. Гуманизмулуй Д. Кантемир. Кишинев, 1973.

37 Алпатов МЛ. Русская историческая мысль и Западная Европа. XVII – первая четверть XVIII века. М., 1976. С. 267.

38 Там же.

39 Известный деятель Петровской эпохи Г. Бужинский писал: император настолько поднял значение России в истории, что «…отныне все народы европейские в своих побеждены суть мнениях». А еще совсем недавно они «…недостойно о государстве Российском и глаголиху и рассуждаху»; теперь же они «… худые мнения на лучшие переменыша». (Цит. по: Бобэнэ F.E. Философские воззрения Антиоха Кантемира. Кишинев, 1981. С. 106.)

40 Там же. С. 272.

41 Там же.

42 Феофан Прокопович. Сочинения. М.-Л., 1961. С. 116.

43 См. о нем: Чистякова Е.В: 1) Русский историк А.И. Лызов и его книга «Скифская история» // Вестник истории мировой культуры. 1961. № 1; 2) «Скифская история» А.И. Лызлова и труды польских историков XVI–XVII вв. // ТОД РЛ. T. XIX. М.-Л., 1963; 3) «Скифская история» А.И. Лызлова и вопросы востоковедения // Очерки по истории русского востоковедения. Сб. VI. М., 1963.

44 См.: Алпатов М.А. Русская историческая мысль. С. 304.

45 Там же. С. 305.

46 Там же.

47 Там же. С. 317. О русско-турецких отношениях при Петре I см.: Sumner В.Н. Peter the Great and the Ottoman Empiry. Oxford. 1949.

48 И значит, становилась нормативной гносеология, конгениальная классической формуле плюрализма (в трактовке J. Ortega): «… дивергенция между различными мирами субъектов не определяет ложности какого-либо из них… это расхождение не есть противоречие, но взаимодополнение»… О. Ortega у Gasset. El tema de nuestro tiempo. Madrid, 1955. P. 100.)

49 См.: Рак В.Д. Переводческая деятельность И.Г. Рахманинова и журнал «Утренние часы» // Русская культура XVIII века и западноевропейские литературы. С. 108. О связи масонства с просветительством см.: Кочеткова Н.Д. Идейно-литературные позиции масонов 80-90-х годов XVIII в. и Н.М. Карамзин // Русская литература XVIII века. Эпоха классицизма. Л., 1975. С. 176–196.

50 Так, в английском нравоучительном журнале «The Adventurer» (1753, 28 July, № 76) Josepp Warton напечатал рассказ, где фигурировал халиф по имени Баральдаб (см. подробно: Левин Ю.Д. Английская просветительская журналистика в русской литературе XVIII века // Эпоха Просвещения. Из истории международных связей русской литературы. Л., 1967. С. 162). Издатель «Утренних часов» И. Рахманинов перевел рассказ (но с французского перевода-посредника в «Mercure de France») и опубликовал его под названием «Омар». Имя Омар было для этого жанра своего рода штампом – в частности, и для русского читателя. В другом русском переводе того же произведения (кстати говоря, очень популярного на Западе) имя халифа было заменено на Алим (см.: Рак В Д. Указ. соч. С. 108).

51 Там же. С. 96.

52 Там же. С. 110–111.

53 В громадном – по масштабам XVIII в. – массиве переводных произведений второе место после художественной литературы занимают произведения общественно-политического, религиозно-философского и морально-этического характера. В богословских трудах большинство составляют переводы с латыни, но так же с греческого, немецкого, реже – с французского (см.: Биржакова Е.Э., Войнова Л.Л., Кутина Л.Л. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века. Языковые контакты и заимствования. Л., 1972. С. 59. О внедрении в русскую лексику ряда западных религиоведческих терминов, в том числе и самого термина «религия», а также «миссионер» см. Там же. С. 116–167).

54 См. подробно: Горохова P.M.: 1) Торквато Тассо в России // Россия и Запад. Л., 1973; 2) Образ Тассо в русской романтической литературе // От романтизма к реализму. Л., 1973; 3) Из истории восприятия Ариосто (Батюшков и Ариосто) // Эпоха романтизма. Л., 1975; 4) Тассо в России конца XVIII века (материалы к истории восприятия) // Русская культура XVIII века и западноевропейские литературы.

55 Цит. по: Горохова P.M. Тассо в России конца XVIII в. С. 143.

56 Там же. С. 142.

57 См. подробно: Заборов П.Р. Театр Л.С. Мерсье в России // Русская культура XVIII века и западноевропейские литературы. С. 70–71.

58 С ним был знаком и переводчик Корана на русский язык (с французского) М.И. Веревкин (Заборов П.Р. Указ. соч. С. 70).

59 Цит. по: Горохова P.M. Тассо в России конца XVIII века. С. 145.

60 Заборов П.Р. Театр Л.-С. Мерсье в России. С. 71.

61 См.: Стенник Ю.В. Жанр трагедии в русской литературе. Эпоха классицизма. Л., 1981. С. 115. Трагедия впервые представлена в Санкт-Петербурге 20 сентября 1785 года. Опубликована: Сочинения Петра Плавильщикова. Ч. 1. СПб., 1816.

62 Там же. С. 116. Сама трагедия опубликована в кн.: Бобров ЕЛ. Литература и просвещение в России XIX века. Материалы и исследования. T. IV. Казань, 1903.

63 Западов А.В. Отец русской поэзии. М., 1961. С. 210, 221 (в том числе о неудаче другой ломоносовской пьесы – «Демофонт»), Аналогично см.: Касаткина Е.А. Полемическая основа трагедий Ломоносова «Тамира и Зелим» и Тредиаковского «Деидамия» // Ученые записки Томского гос. пед. ин-та. 1958, т. XVII.

64 Стенник Ю.А. Указ. соч. С. 45.

65 Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений в 7 томах. М.-Л., 1952. T. IV. С. 242.

66 Стенник Ю.А. Указ. соч. С. 47.

67 Там же. С. 49–50.

68 Там же. С. 50.

69 См. подробно: Моисеева Г.Н. К вопросу об источниках трагедии М.В. Ломоносова «Гамири и Зелим» //Литературное творчество М.В. Ломоносова. Исследования и материалы. М.-Л., 1962. С. 253–257.

70 Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. T. IV. С. 320.

71 Стенник Ю.В. Указ. соч. С. 53. Так, тот же Надир обличает кровавые войны – плод «несносной алчбы имения и власти» (см.: Ломоносов М.В. T. IV. С. 340).

72 И мудрость (см., например: Крылов И.А. Письма из журнала «Почта духов» или ученая, нравственная и критическая переписка арабского философа Маликульмулока с водяными, воздушными и подземными духами. // Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века. Ч. II. М., 1952. С. 269–379).

73 См. о ней: Стенник Ю.В. Указ. соч. С. 53.

74 См.: Там же. С. 79–80.

75 См. об этой его пьесе: Harder. Н.-В. Studien zur Geschichte der russischen klassizistischen Tragôdie. 1747–1769. Wiesbaden, 1962.

76 Стенник Ю.В. Указ. соч. С. 80.

77 В финале трагедии Фемист бросает Магомету гневные слова:

 
Но ты познай теперь тиранску власть свою:
Вся Греция в твоих оковах тяжких стонет,
Европа, Азия в крови нещастных тонет,
Византия, до толь цветущий в свете град
Под властию твоей преобразилась в ад…» (Там же).
 

78 Цит. по: Стенник Ю.В. Жанр трагедии в русской литературе. С. 120. Сходным образом утверждались принципы «просвещенного абсолютизма» в трагедии А.П. Грузинцева «Покоренная Казань, или Милосердие царя Иоанна Васильевича IV, прозванного Грозным» (см. Там же).

79 Стенник Ю.В. Указ. соч. С. 151.

8 °Cм. подробно: Коган ЮЛ. Очерки по истории русской атеистической мысли XVIII века. М., 1962.

81 Так, философ и математик Дмитрий (Сергеевич) Аничков писал: «…в каком суеверии и богонеистовстве должны закосневать варварские народы, на которых еще ни учения, ни благодати Божий свет не воссиял?» (Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века. Т. 1. С. 113).

82 Так, тот же Аничков восклицает: «Блаженны россов предки, что до их пределов не доходило такое коварное и враждебное исповедание веры (католицизм. – М.Б.), за которое в одну ночь (Варфоломеевскую. – М.Б.) до тридцати тысяч народа пропадало!» (Там же. С. 114).

Там же. С. 128–129 (курсив мой. – М.Б.).

84 Там же. С. 133.

85 Там же.

86 Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века. T. II. С. 39.

87 Там же. T. I. С. 351; т. II. С. 306.

88 Дело было, конечно, не только в переводах: русские читатели(как правило, из дворянской среды) постоянно знакомились с французскими переводами мусульманской литературы, особенно «Тысячи и одной ночи». Надо тут же заметить, что первые попытки использовать восточный материал наблюдались в русской литературе XVIII в. и в сказочных, волшебно-авантюрных повестях о древнерусских богатырях (см.: Чулков М.Д. Пересмешник, или Славенские сказки (1766–1784); Славенские древности, или Приключения славенских князей (1794) М. Попова; Русские сказки (1780–1783) В.А. Левшина). В восточных сказках русской публике открылся «особый мир, знакомый и незнакомый вместе, фантастический и реальный; те же образы, что и в народной сказке, но окутанные теплом и ароматами Востока, вместо тридесятого государства и банальных декораций romans d’aventures – настоящий Восток с обыденными подробностями его жизни, мелочами его intérieur и тайнами гарема. Те же феи и волшебники, и джины, и окаменелые города. Но все в грандиозных размерах, перерастающих воображение и вместе (с тем) мирящихся с реальностью… И эта чересполосица фантастического и реального не только не изумляет нас, а кажется естественной…» (Веселовский А. Сказки тысячи и одной ночи в переводе Галлана // Тысяча и одна ночь. Арабские сказки. T. II. М., 1890. С. V–VI).

89 Шестов Лев. Собрание сочинений в 6 томах. СПб., 1911. Т. 5. С. 157.

90 Однако некоторых русских просветителей нередко настораживал грандиозный успех – как на Западе, так и в России – ориентальной и псевдоориентальной литературы (см.: Избранные произведения русских мыслителей. T. II. С. 184), особенно «Тысячи и одной ночи», относимой к разряду «вздорных и не имеющих никакого благоразумия басен…» (Там же. С. 497).

91 Жестокая эксплуатация крестьян помещиками приводила к тому, что для многих крестьян их господа были, как отмечает американский историк М. Raeff (Origins of the Russia Intelligentsia. The Eighteencentury Nobility. N.Y., 1966. P. 75–80, 120), «едва ли лучше, чем татары», и поэтому они нередко поднимались против своих угнетателей, в особенности в период Пугачевского восстания. Но активными участниками этого движения были и мусульманские народы Поволжья, недовольные, в частности, не столько насильственной их христианизацией (см. подробно: М. Raeff. Pugachev’s Rebellion // Preconditions of Revolution in Early Modern Europe. Baltimore, 1970. P. 184–185), сколько стремлением остановить поддерживаемое правительством продвижение сельскохозяйственных поселений на свои земли, поощрение тем же правительством земледельческой колонизации оседлого русского населения, что в конечном счете вело к потере прежних прав и привилегий нерусскими народами и особенно усилению феодальной эксплуатации. Характерно, подчеркивает С.М. Троицкий, что указы Пугачева, обращенные к нерусским народам Урала и Поволжья, «лейтмотивом своим имели лозунги социального освобождения, одинаково приемлемые как для русского, так и для нерусского крестьянства» (Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. Формирование бюрократии. М., 1974. С. 121. Об участии казахов, например, в крестьянской войне под руководством Пугачева, см.: Бекмаханова Н. Легенда о Невидимке. Алма-Ата, 1968). И действительно, в целом ряде своих именных указов, повелений и манифестов Емельян Пугачев прямо апеллирует к «казахам и калмыкам, и татарам» (цит. по: Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века. T. II. М., 1952. С. 87), к «мухаметанцам и калмыкам» (Там же. С. 93), в то же время всячески подчеркивая свою безусловную преданность «закону христианскому» (Там же. С. 104). Более того, пугачевские военачальники («полковники»), также обращаясь к «азиатским народам» и прочим «иноверным» (Там же. С. 115), при этом проводили различие между «российскими» и «азиатскими» частями армии Пугачева (Там же. С 118), оставались, однако, ревностными блюстителями православия. Так, один из них, И.С. Кузнецов, решительно выступил против того, чтобы представители «веры греческого исповедания из христиан и новокрещеные… по увещеванию мусульман восходили в их закон…» (Там же. С. 116).

92 Несомненно, значительную роль в этом процессе сыграл и тот факт, что уже в XVIII в. ряд русских просветителей выступил против теорий, доказывавших неполноценность не только черной, но и желтой расы (см.: Избранные произведения русских мыслителей… T. I. С. 82, 391).

93 Там же. С. 188.

94 Хотя известного историка XVIII в. Петра (Ивановича) Рычкова раздражало то, что у башкир, например, «беспутные и высокомерные о себе рассуждения» (Цит по: Тихомиров М.Н. К истории колонизации Самарского края. Самара, 1923. С. 3).

95 Но Десницкий не склонен одной лишь черной краской рисовать «варварские государства» – в том числе и «татарские». Он далеко не в восторге от того, что «у татар и арапов (арабов. – М.Б.) дети почитают и боятся своего отца, как самодержавного государя». Правда, «у татар не слышно, чтобы продавали детей в рабство… У татар только продают и покупают одних дочерей замуж. Напротив того, в Северной Америке, где европейцы… барышничают людьми, точно как скотиной и вещами, у таких народов отец и ныне продает детей обоего пола невозбранно» (Избранные произведения русских мыслителей… T. I. С. 228–229). В то же время Десницкий считает нетерпимым для христианства процветающее у татар многоженство (Там же. С. 260).

96 Там же. С. 190–191.

97 Там же. С. 191.

98 См. подробно: Коган ЮЛ. Очерки по истории русской атеистической мысли. С. 11.

99 Теорию «двойственной истины» разделял, например, Феофан Прокопович (см.: Ничик В.М. Феофан Прокопович. М., 1977. С. 38). А Дмитрий Кантемир писал: «История не нуждается в вере, а в знании, потому что веру нужно иметь в вещах, которые не имеют доказательств, что в истории мало или совсем не имеет места» (Цит. по: Бобэнэ Г.Е. Философские воззрения Антиоха Кантемира. С. 56).

100 Там же. С. 48.

101 Для Антиоха Катемира, полагает М. Ehrhard (Le Prince Cantemirâ. Paris (1738–1744). P., 1938. P. 28), «Россия и Запад являются политически двумя отдельными мирами, которые преждевременно сравнивать»; Россия – это «азиатское царство, где земля и люди являются собственностью суверена» и всегда должна таковой оставаться (Цит. по: Бобэнэ Г.Е. Философские воззрения Антиоха Кантемира. С. 77).

102 Ведь к тому же Антиох Кантемир надеялся, что императрица Анна Иоанновна возобновит войну с Турцией и, освободив Молдавию, вернет ему сан господаря (Там же. С. 86).

103 Прокопович Ф. Сочинения. М.-Л., 1901. С. 39–40.

104 Бесспорно, как ограничение миссионерского экстремизма надо понимать и слова из речи Екатерины II, обращенной к духовенству (по поводу секуляризации церковно-монастырского землевладения): «Все ваши права и обязанности заключаются в ясном сообщении догматов, в кратком истолковании их, в защите их доводами разума, но никак не насилием» (Цит. по: Коган Ю.Я. Очерки… С. 51).

105 Татищев В.Н. Разговор двух писателей о пользе наук и училищ. М., 1887. С. 72.

106 Там же. С. 71.

107 Цит. по: Коган ЮЛ. Очерки… С. 177.

108 Там же. С. 324.

109 Из новейшей литературы см.: Наумова О.Б. Казахско-русские взаимоотношения на юге Западной Сибири в XVIII – начале XX вв. Изучение преемственности этнокультурных явлений. М., 1980; Сулейменов Б.С., Басин В.Я. Казахстан в составе России в XVIII – начале XX вв. Алма-Ата, 1981. По-прежнему ценными трудами остаются: Сборник документов «Казахско-русские отношения в XVI–XVIII вв.». Алма-Ата, 1961; Масанов Э.А. Очерк истории этнографического изучения казахского народа в СССР. Алма-Ата, 1966.

110 Веселовский Н.И. Прием в России и отпуск среднеазиатских послов в XVII–XVIII столетиях // ЖМНП. 1884, № 7. С. 81.

111 Савельев П.С. Средняя Азия. СПб., 1848. С. 267.

112 См. подробно: Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. Формирование бюрократии. М., 1974.

113 H. Schelsky. Systemüberwindung, Demokratisierung, Gewaltenteilung. München, 1973. P. 31.

114 Разные бумаги генерал-майора Тевкелева // Временник Московского общества истории и древностей российских. М., 1887. Кн. 13. Раздел III. С. 15.

115 См. подробно: Кононов А.Н. История изучения тюркских языков в России. Л., 1972. С. 25, 27, 28.

116 Ибо никак нельзя было удовлетвориться ни отрывочными и путанными сведениями о нем в трудах допетровских книжников, ни таким, скажем, переведенным еще около 1516 г. (см.: Соболевский А.И. Переводная литература Московской Руси XIV–XVII вв. СПб., 1903. С. 325) ветхозаветным опусом, как «Сказание о Сарацинской вере… латынина Риклодо» (т. е. Рикальдо де Монте-Кроче).

117 См. подробно: Крачковский И.Ю. Очерки по истории русской арабистики. М.-Л., 1950. С. 43.

118 См. подробно: Рафиков А.Х. Собрание русских изданий XVIII в. в Турции в библиотеке Академии наук СССР // Сборник статей и материалов Библиотеки Академии наук СССР по книговедению. Л., 1965.

119 О том, как высоко ценил его Петр I см.: Кайданов И. Краткое изложение дипломатии Российского двора. Ч. I. СПб., 1833. С. 112.

120 В 1724–1725 гг. в России возникла Академия наук, куда были приглашены в составе «первого призыва» академиков востоковеды G.S. Bager и Kehr (см. подробно: Кононов А.Н. История изучения тюркских языков в России. С. 33–45).

121 Впрочем, в первой половине XVIII в. крупный историк В.И. Татищев был «единственным, пожалуй, лицом, живо интересовавшимся историей тюрок в связи с историей России» (Там же. С. 62). Интересно и то, что, издав «Родословную тюрок» Абу ль-Гази, русские власти намеревались тем самым «заменить в школах (мусульмано-тюркских. – М.Б.) чтение религиозных магометанских книг – историческими» (Иконников B.C. Опыт русской историографии. T. I. Кн. I. Киев, 1891. С. 159).

122 Помимо уже отмеченных исследований И.Ю. Крачковского и А.Н. Кононова, см. также: Смирнов Н.А. Очерки истории изучения ислама в СССР. М., 1954; Данциг Б.М. Из истории изучения Ближнего Востока в России (вторая четверть XVIII в.) // Очерки по истории русского востоковедения. Сб. IV, 14, 1954; Куликова А.М. Проекты востоковедного образования в России (XVIII – первая половина XIX вв. // Народы Азии и Африки. 1970, № 4.

123 Кононов А.Н. История тюркских языков в России. С. 37.

124 Цит. по: там же. С. 39, 40 (курсив мой. – М.Б.).

125 Успенский Б.А. Historia subspecie semiotical // Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление. Традиции. М., 1978. С. 286.

126 Там же.

127 Как утверждают Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский в своей статье «Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века)» (см. Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 414. Труды по русской и славянской филологии. XXVIII. Литературоведение. Тарту, 1977. С. 4–5), «новые исторические структуры в русской культуре… неизменно включают в себя механизмы, воспроизводящие заново культуру прошлого. Чем динамичнее система, тем активнее механизмы памяти, обеспечивающие гомеостатичность целого… изменение протекает как радикальное отталкивание от предыдущего этапа» и т. д.