Текст книги "Самая желанная"

«А он умеет говорить комплименты», – подумала Диана, ослепительно улыбнувшись. Ей хотелось снова его поцеловать, но в последний момент взяла верх более практичная сторона ее натуры и она проговорила:

– Вы сказали, что пришли из Уайтхолла. А вы обедали?

Явно озадаченный этим вопросом, виконт пробормотал:

– Я завтракал…

Диана в притворном ужасе закатила глаза, затем взяла Джервейза за руку и повела вниз, в кухню. Когда она усадила его за длинный сосновый стол, он, смутившись, проговорил:

– Вы не обязаны меня кормить.

– Возможно, милорд, – согласилась Диана с озорной улыбкой. – Но в моих интересах поддерживать ваши силы.

Джервейз рассмеялся, а Диана, заглянув в кладовую, сообщила:

– Могу предложить холодный окорок, хлеб и сыр. Если хотите чего-нибудь горячего, я сделаю омлет.

Джервейз замялся. Он даже не сознавал, что голоден, но сейчас почувствовал, что ужасно проголодался. Значит, омлет?.. Звучало очень заманчиво.

– Я бы не отказался, если это вас не очень затруднит.

– Нисколько не затруднит. Омлет будет готов через пять минут, а пока… – Диана разложила на столе хлеб и сыр, затем, достав из буфета две кружки, налила в них терпкого холодного эля.

Джервейз с любопытством смотрел, как она грациозно двигалась по кухне – разводила огонь в очень современной кухонной печи, обрывала кончики перьев шнитт-лука, росшего в горшке под высоким узким окном, а потом добавляла во взбитые яйца кусочки окорока и сыра. Оказывается, киприанки умели готовить… Диана сосредоточилась на приготовлении омлета, и Джервейз невольно ею залюбовался. Несколько волнистых темно-каштановых прядей выбились из прически и упали на шею, и она сейчас выглядела восхитительно. Интересно, был ли этот домашний уют тем, что для большинства простых людей и является жизнью? Если да, то быть лордом скорее обязанность, нежели преимущество. Впрочем, у обычных мужчин очаги разжигает вовсе не Диана Линдсей – они не могут себе позволить ее услуги.

Вспомнив о характере их с Дианой отношений, виконт криво усмехнулся. Что ж, ведь в ее же интересах, чтобы он был доволен. И очевидно, что она умела удовлетворять… самые разные формы мужских аппетитов. Но тут Диана поставила перед ним тарелку с омлетом – по комнате поплыл аромат шнитт-лука, – и Джервейз тотчас же забыл, о чем думал.

– А вы не будете есть? – спросил он. – Омлет-то огромный.

Диана колебалась.

– А вы уверены, что вам хватит?

– Думаю, половина этой порции на некоторое время отсрочит мою смерть от голода, – проговорил виконт с серьезнейшим видом.

Диана улыбнулась и достала из буфета еще тарелку. Отложив себе четверть порции, она села за стол напротив Джервейза. Поскольку ее порция была меньше, она закончила первая, а потом сидела, потягивая эль и любуясь гостем.

– Чем вы занимаетесь в Уайтхолле? – спросила она.

Джервейз с усмешкой пожал плечами.

– В основном перекладываю бумаги из одной стопки в другую.

– Скучновато… – протянула Диана.

– Так и есть, – отозвался виконт.

Тут вдруг какой-то бесенок подстегнул ее любопытство, и Диана спросила:

– А может, вы глава шпионской сети британского правительства?

Если бы она не наблюдала за гостем так внимательно, то не заметила бы, как его вилка на мгновение замерла в воздухе, прежде чем он отправил в рот остатки омлета. Прожевав, он пробормотал:

– Кто вам это сказал?

– Мадлен. Когда она про вас расспрашивала, именно так ей говорили. По-видимому, почти все об этом знают, – с улыбкой добавила Диана.

Джервейз посмотрел на нее с холодком в серых глазах.

– Люди многое говорят, и в основном – неправду. Но с чего бы вам интересоваться такими вещами?

Диана пожала плечами.

– Сами по себе они меня не интересуют, но мне интересны вы.

Виконт посмотрел на собеседницу с некоторой настороженностью.

– Я уже сказал, что занимаюсь только перекладыванием бумаг с места на место. А люди могут истолковывать мои слова как им заблагорассудится. Что еще Мадлен обо мне услышала?

Диана ненадолго задумалась, потом ответила:

– Что вы очень богаты и сторонитесь общества, хотя вас везде бы принимали с величайшим удовольствием. И еще говорят, что у вас есть в Шотландии сумасшедшая жена.

Джервейз, казалось, о чем-то задумался, потом с усмешкой заметил:

– Имея такую разведывательную сеть, она еще обвиняет меня в том, что я шпион?

Диана покачала головой.

– Нет-нет, Мадлен вас ни в чем не обвиняет. Просто мы, куртизанки, как и все хорошие торговцы, стремимся собирать информацию о потенциальных клиентах, чтобы принимать верные решения.

– Очень разумно, – с ухмылкой кивнул виконт.

Диана улыбнулась.

– Но, увы, в итоге-то все равно принимаем эмоциональные решения. Я, знаете ли, совсем не рациональный человек.

– Вот и хорошо. – Джервейз тоже улыбнулся, встал, обошел вокруг стола и, остановившись за спиной Дианы, обнял ее за плечи. – По странному совпадению, именно сейчас и я не чувствую себя рациональным человеком.

Он поцеловал Диану в шею, и она, тихонько ахнув, пробормотала:

– Милорд, хотите закончить трапезу сладким?

– Вот именно.

Диана чуть повернула голову, и в тот же миг губы их слились в страстном поцелуе; оба были охвачены чувствами, бурными и неуправляемыми, как речной водоворот, но ни у кого из них не было ни воли, ни желания отстраниться. Сомнения и осторожность придут потом.

Когда Джервейз ушел, было уже очень поздно. Диана заснула еще до его ухода, и он, подоткнув вокруг нее пуховое одеяло, долго стоял у кровати и смотрел на нее, не в силах отвести взгляд. Никогда еще не встречал он такую женщину – необычайно красивую, но при этом лишенную тщеславия и высокомерия, которые сопутствуют красоте. Да-да, Диана Линдсей, казалось, не имела подобных изъянов. А занимаясь любовью, она была необычайно щедрой – о такой любовнице любой мужчина мог только мечтать.

Джервейз вернулся к реальности лишь внизу, где, как выяснилось, его ждала Мадлен Гейнфорд. Она сидела за шитьем, но отложила корзинку с рукоделием, чтобы перехватить его в холле. Увидев ее, Джервейз насторожился. «Что этой женщине может быть нужно в четыре часа утра?» – промелькнуло у него.

Мадлен же мило улыбнулась и проговорила:

– Милорд, если вы можете уделить мне минутку, я бы хотела сказать вам несколько слов.

– Да, конечно, – кивнул виконт и прошел за хозяйкой в салон.

Усевшись и вытянув перед собой ноги, Джервейз внимательно взглянул на Мадлен Гейнфорд, севшую напротив него. Когда Диана представляла их друг другу, он не очень-то ее рассматривал, но сейчас увидел, что эта женщина была очень даже привлекательна. Судя по выражению ее лица, она многое в жизни повидала, однако же… Хм… Пожалуй, он бы не отказался от такой любовницы, если бы уже не завел другую.

Ее большие карие глаза смотрели на него пристально и пытливо, и этот поединок взглядов мог бы продолжаться очень долго, если бы Джервейз, утомленный любовью, не проговорил:

– Рискуя показаться слишком нетерпеливым, все же позволю себе спросить: о чем вы хотели со мной поговорить? Хотя уже довольно поздно для светского общения…

– Милорд, у меня разговор по делу, а не для светского общения. Диана мне сказала, что вы предложили ей ежемесячное содержание, но она отказалась от него в пользу случайных подарков.

– Да, верно. Но какое вам до этого дело? – с некоторым раздражением отозвался виконт.

– Лорд Сент-Обин, мое дело – Диана, и я хочу позаботиться о том, чтобы ваша с ней договоренность была надлежащим образом оформлена.

Опустив взгляд, Мадлен сделала на своем шитье маленький стежок, затем вновь подняла голову, собираясь продолжить свою мысль, но Джервейз, перебивая ее, резко сказал:

– Значит, ваша ремесло – сводничество? Вы что же, хотите выжать из Дианы все до последнего фартинга? Очень благоразумно. Вы не скоро найдете другую такую же…

Мадлен нахмурилась, поджав губы, а когда заговорила, ее голос звучал мягко и ровно.

– Вы ошибаетесь, милорд. Я хочу с вами поговорить, потому что люблю Диану. И я вовсе не сводня.

Джервейз мысленно вздохнул – это было еще хуже. Он знал, что некоторые куртизанки предпочитали свой собственный пол, а некоторых мужчин это почему-то возбуждало. Но если Диана и Мадлен действительно любовницы… Джервейз поморщился – эта мысль вызвала у него отвращение.

– Понятно, – кивнул он. – Значит, вы не пытаетесь выжать побольше денег, а просто хотите меня отпугнуть, потому что ревнуете.

К его удивлению, Мадлен рассмеялась.

– Похоже, я плохо выражаю свои мысли, милорд. Я люблю Диану как дочь, которой у меня никогда не было, люблю как подругу и как человека, спасшего мне жизнь. А вовсе не таким образом, – ее темные глаза блеснули, – какой вам подсказало ваше богатое воображение. – Она выразительно пожала плечами. – Диана слишком неопытна, поэтому и не понимает, от чего отказывается. Хорошо быть романтичной и бескорыстной, пока ты молода, но лет через двадцать она обрадуется тем сбережениям, которые обеспечат ей безбедную старость. – Мадлен сделала еще один стежок на вышивке. – Для куртизанки «иметь деньги в фондах» – это как святой Грааль. И я намерена позаботиться, чтобы Диана как можно лучше обеспечила свое будущее.

Джервейз со вздохом прикрыл глаза, жалея, что этот разговор не происходил в другое время. А сейчас он ужасно устал… Но действительно ли эта женщина заботилась о своей младшей подруге – или же действовала в собственных интересах? Вероятнее всего – последнее. Если, конечно, Диана сама не попросила ее об этом…

Открыв глаза, Джервейз сказал:

– Пока Диана моя любовница, я буду каждый месяц откладывать двести фунтов на счет, который открою на ее имя. Если считаете нужным, то можете сообщить ей об этом, дело ваше. Но вы сами не сможете взять ни пенни с этого счета. Такой вариант устраивает?

Он ожидал, что Мадлен заупрямится, но она с улыбкой ответила:

– Полностью устраивает, милорд. Вы поступаете как истинный джентльмен.

Виконт встал и с нескрываемой иронией спросил:

– Что-нибудь еще, мисс Гейнфорд?

– Да, милорд. Пожалуйста, не рассказывайте Диане о нашей договоренности.

Джервейз поморщился и проговорил:

– Неужели вы всерьез полагаете, что я поверю, будто она не знает об этом нашем разговоре?

Мадлен с улыбкой развела руками.

– Придется поверить, милорд, потому что это чистейшая правда.

– Ах да, конечно… – Вспоминая выражение невинности на лице спавшей Дианы, виконт снова поморщился и заявил: – Ведь всем известно, как правдивы шлюхи.

На щеках Мадлен выступил румянец, и Джервейз получил некоторое удовлетворение от этой маленькой мести, однако же, возвращаясь домой, все равно был мрачен.

На следующее утро виконту уже легче было смириться с двуличностью Дианы, заставившей свою компаньонку потребовать больше денег. Его новая любовница, конечно же, в полной мере обладала женским непостоянством и отсутствием логики. Джервейз предположил, что она сначала действительно гордо отказалась от его предложения платить ей ежемесячное содержание, а потом передумала.

Когда же на следующий день виконт встретился с ней для совместной верховой прогулки, то приехал вполне подготовленным. Диана, ждавшая Джервейза в салоне, приветствовала его легким поцелуем, и ее чудесные каштановые волосы блестели в лучах утреннего солнца. О, она всегда выглядела восхитительно, а как же иначе?

Джервейз склонился над ее рукой, обтянутой перчаткой, затем протянул ей небольшой предмет из золотой филиграни. Немного озадаченная, Диана посмотрела на вещицу, потом одарила его лучезарной улыбкой и пробормотала:

– Но что это? Наверное, еще слишком рано и я плохо соображаю…

Когда она вот так улыбалась, Джервейз чувствовал, что опять подпадает под действие ее чар, и его охватывал восторг. Сейчас он даже забыл о ее вероломстве…

– Это начало моих платежей вам, – пояснил Джервейз.

– О, вы будете мне платить кусочками обработанного золота?

– Это застежка от ожерелья, довольно красивой двойной нитки жемчуга. Я велел ювелиру его распустить. – Он достал из внутреннего кармана крошечный предмет, завернутый в бархат. – Вот видите? Каждый раз, приходя к вам, я буду приносить по жемчужине. Потом, когда ожерелье станет полным, велю снова собрать его на нить.

Диана стала рассматривать блестящий шарик без малейшего изъяна: по серебристому блеску было понятно, что это жемчуг высочайшего качества.

– Как изобретательно, милорд! Вы одним махом и удивили меня, и на несколько месяцев вперед избавили себя от необходимости думать на эту тему. – Приподнявшись на цыпочки, Диана коснулась его щеки мягкими, как бархат, губами. – Спасибо вам, Джервейз, вы очень добры.

И даже этого легкого прикосновения ее губ хватило, чтобы он задумался: а не отказаться ли от верховой прогулки в пользу других занятий, в спальне? Но солнечное утро так и манило, к тому же до наступления зимы таких погожих дней оставалось не так уж много.

Они пошли в конюшню, где Федра уже вполне освоилась. Поскольку Диана сделалась любовницей виконта, лошадь, соответственно, стала его подарком.

Пока они добирались до Гайд-парка, Джервейз, думая об ожерелье, испытывал раскаяние. Результатом ночного разговора с Мадлен стала договоренность, что он будет каждый месяц класть на банковский счет Дианы двести фунтов. С учетом стоимости жемчужного ожерелья – если он будет посещать Диану в среднем три раза в неделю, – она каждый месяц станет получать жемчужин на сто фунтов. В сумме это давало те самые триста фунтов, которые он в самом начале предлагал ей в качестве месячного содержания. Еще совсем недавно он думал, что проявил насмешливую хитрость с этим ожерельем, но Диана так мило приняла его идею, что ему стало немного стыдно за свою расчетливость. Поскольку она предоставляла услуги самого высокого качества, ему бы следовало проявить щедрость, а не торговаться из-за каждого пенни.

Но вскоре они добрались до парка, и Джервейз, отбросив чувство вины, стал просто получать удовольствие от свежего осеннего воздуха и разговора с любовницей. Диана оказалась на удивление начитанной, и они увлеклись обсуждением драматургов периода Реставрации – вполне подходящая тема для солнечного осеннего утра. Сделав три круга по парку, они уже направлялись обратно, в сторону Чарлз-стрит, когда Диана вдруг умолкла на полуслове – речь шла о женщине-драматурге Афре Бен – и, сама того не сознавая, натянула поводья, заставив Федру остановиться.

– Что-то случилось? – спросил Джервейз, заметив, как побледнела его спутница.

– Нет, ничего. – Диана судорожно сглотнула и покачала головой, но голос ее дрожал. – Просто увидела человека, который… – Она помолчала и добавила: – Который однажды был мне очень неприятен.

Джервейз нахмурился и невольно сжал кулаки. Значит, она встретила бывшего любовника… Что ж, можно не сомневаться, что в Лондоне их великое множество.

– Если бы вы всецело перешли под мое покровительство, – холодно проговорил виконт, – я бы имел право оградить вас от тех, кто вам досаждает. Но ваше нынешнее положение оставляет вас незащищенной.

Чувствуя, что краснеет, Диана заявила:

– Милорд, я не просила у вас помощи.

– Не сомневаюсь, что дракон, который вас охраняет, отгоняет нежелательных поклонников, – язвительно заметил Джервейз.

– Дракон?

– Ваша подруга, мисс Гейнфорд.

Диана рассмеялась.

– Никогда не думала о ней как о драконе. Но из нее получился бы весьма элегантный дракон. Или лучше сказать – дракониха?

Джервейз невольно улыбнулся – Диана обладала какой-то таинственной способностью обезоруживать его. По дороге к ее дому – они обсуждали достоинства драматических произведений Афры Бен – Джервейз пытался сообразить, сколько времени сможет провести с Дианой до того, как ему придется ехать в Уайтхолл.

Когда же они въехали в конюшню, он в конце концов решил, что Уайтхолл вполне мог подождать.

Графу Везеулу не составило труда проследовать за Дианой Линдсей и лордом Сент-Обином несколько кварталов до Чарлз-стрит. А то, что граф увидел Диану, когда возвращался домой после долгой ночи, проведенной за разными незаконными делами, было чистой случайностью. После того как встретил эту шлюху в опере, он очень много о ней думал и даже осторожно наводил справки, но она, казалось, исчезла после недолгого появления среди куртизанок.

Граф уже готов был организовать серьезные поиски, когда удача улыбнулась ему. Впрочем, он всегда был удачлив. Забавно было видеть, как она тотчас его узнала и кровь отхлынула от ее лица. В испуге она не стала менее прекрасной – совсем наоборот.

Значит, один из ее нынешних любовников – Сент-Обин. Что ж, замечательно! Граф много знал про Сент-Обина, человека сдержанного, холодного и обладавшего блестящими аналитическими способностями. Если Везеул и опасался, что его могут разоблачить, то, по его мнению, во всей Британии был только один человек, который мог бы это сделать, – лорд Сент-Обин. Но сейчас виконт выглядел как потерявший голову юнец со своей первой женщиной, и это очень позабавило Везеула. Да-да, замечательно! Теперь-то аналитические способности этого англичанина явно притупились…

Пара вошла в элегантный дом, а Везеул задержался в переулке напротив. Он представлял, чем эти двое занимались на втором этаже, за благообразным фасадом респектабельного особняка, и образы мелькали в его воображении точно обрывки эротического сна. Мысль, что этой прекрасной распутницей овладел сейчас другой мужчина, очень возбуждала графа. Когда же он сам в конце концов возьмет Диану Линдсей… О, это будет двойное удовольствие…

Из-за того, что Везеул отклонился от своего маршрута, опоздал на назначенное рандеву. Встреча проходила в квартире, которую он снимал в большом многоквартирном доме; место было многолюдное, так что приходы и уходы посетителей в необычное время не привлекали внимания. Графа уже некоторое время ждал Байрон, его сообщник, человек с лицом, похожим на морду хорька, абсолютно лишенный элегантности, однако весьма полезный.

После того как они обсудили свои обычные дела, Везеул достал из ящика письменного стола сигару и, обрезая кончик, небрежно бросил:

– Хочу, чтобы ты внедрил кого-нибудь в дом семнадцать по Чарлз-стрит.

Байрон с подозрением посмотрел на сообщника и произнес:

– Кто же удостоился такого внимания? Наши возможности небезграничны.

Раскурив сигару, граф выдохнул дым, с усмешкой наблюдая, как Байрон морщится при виде сизого облачка.

– Просто шлюха, но у нее бывают интересные гости. Проследи, чтобы тот, кого ты туда отправишь, был наблюдательным, надежным и безоговорочно преданным.

Байрон неприязненно посмотрел на своего патрона, подозревая, что у того какие-то личные мотивы, но все же утвердительно кивнул.

– Хорошо, сделаю.

Убежденный бунтарь, Байрон был ужасно недоволен тем, что приходилось подчиняться аристократу, представителю старого режима; Везеул же получал от общения своеобразное удовольствие – ведь его сообщник наверняка считал, что в дни террора графа следовало бы отправить к мадам Гильотине. Этот человек с лицом хорька не обладал ни большим умом, ни воображением, и при всем его революционном рвении сделал для Франции гораздо меньше, чем аристократ граф Везеул, которого этот плебей презирал.

После ухода Байрона француз еще некоторое время с удовольствием покуривал сигару, думая о Диане Линдсей, вокруг которой начинала сжиматься петля, но так медленно, что она не будет даже догадываться, что ее ждет. Да, он, Везеул, не из тех, кто стремится удовлетворить свою похоть немедленно. Он, настоящий знаток, знал, как ждать и смаковать удовольствие. Граф представил, как будет выглядеть Диана Линдсей, когда ее руки и ноги окажутся привязанными к столбикам кровати, так что не представится ни малейшего шанса сбежать. Впрочем, сейчас у него имелись более важные дела, так что долго размышлять о том, что он сделает со шлюхой, пусть даже такой красивой, не было времени. Везеул начал писать отчет об информации, добытой Байроном, добавляя собственные комментарии о последствиях. Потом перевел рапорт на язык секретного шифра и переписал.

Закончив писать, он многократно свернул листок бумаги, затем взял тяжелую латунную печать с гербом графа Везеула, отвинтил ручку, и внутри оказалась вторая печать, секретная, в форме птицы, возрождающейся из пепла, – птицы феникса.

Глава 9

Диана занималась своими обычными делами, и на лице ее блуждала улыбка кота, наевшегося сметаны. Никакие теоретические познания о любви не могли сравниться с реальностью. Джервейз постоянно занимал ее мысли – и не только из-за их страстных соитий. Да, конечно, в этом смысле все было замечательно, но больше всего ее привлекала его неожиданная нежность. К тому же он оказался остроумным собеседником, а его улыбка, в которой часто сквозила насмешка над самим собой, была неотразима. Обычно он бывал холодным и невозмутимым, но с ней становился совсем другим. Но неужели именно она, Диана, произвела в нем эту чудесную перемену? О, как хотелось, чтобы Джервейз стал частью ее жизни. А еще она желала стать его женщиной официально, спать всю ночь в его объятиях, быть принятой его друзьями. В этом был какой-то жестокий парадокс: став куртизанкой, она навсегда себя запятнала, – но если бы не вошла в мир блудниц, то никогда не встретилась бы с этим мужчиной.

Иногда она с леденящим отчаянием вспоминала слова Мадлен: «В Шотландии у него есть сумасшедшая жена». В этом и состояла сложнейшая головоломка. Но как ее решить? Она знала, что Джервейз ее желал, во всяком случае – пока. Но любовница – это предмет похоти, а не любви. Конечно, она занимала какое-то место в его жизни, но далеко не самое почетное. Неужели только для этого она приехала в Лондон? А может, ей удастся что-то изменить?

Каждый раз, когда Диане приходили в голову такие мысли, она решительно их отбрасывала и начинала думать о чем-нибудь другом – например, о сыне и его школьных успехах. И, конечно же, Диана по-прежнему беспокоилась за сына. Джоффри всегда любил лошадей, а когда в их конюшне появилась Федра, с еще большей настойчивостью стал просить купить ему пони. У Дианы эта тема вызывала противоречивые чувства. Разумеется, она мечтала, что Джоффри когда-нибудь станет настоящим джентльменом, а джентльмен, не умеющий сидеть в седле, воспринимался как чудак. Но, с другой стороны, верховая езда могла быть опасной даже для самых лучших наездников… И если у сына случится припадок – или лишь мгновения «пустого взгляда», – он мог упасть и серьезно пострадать, даже погибнуть. Последние три года Диана постоянно говорила сыну, что подумает о покупке пони, когда он станет старше, – сколько можно откладывать? В общем, Диана прекрасно понимала, что ей придется принять окончательное решение. Но какое именно?..

Впоследствии, вспоминая осень 1807 года, Джервейз знал, что наверняка шли дожди, лондонское небо было свинцово-серым, а также происходили сотни мелких неприятных событий, – но он ничего этого не помнил: то чудесное время пролетело для него в тумане золотых дней и жарких ночей.

Дела же нации если не процветали, то по крайней мере не становились хуже – удалось убедить португальцев отправить свой флот в безопасное место, к берегам Бразилии. Его собственная работа продвигалась успешно, сеть информаторов становилась все шире и глубже, а государственные деятели всех политических мастей наконец-то осознали, что к рекомендациям виконта Сент-Обина следовало прислушиваться.

Но радостью его жизни была Диана. Ласковая и приветливая, она всегда оказывалась на месте, если ему это требовалось, прекрасно чувствовала его настроение – знала, когда говорить, когда помолчать; когда таять в его объятиях, а когда брать инициативу на себя. Временами Джервейза посещала мысль, что настолько идеальной любовницей могла быть только женщина, обладавшая незаурядными актерскими способностями. «Что в ней от реальной женщины, а что от притворства?» – иногда спрашивал себя виконт. Ее нежность и чувственность не могли быть полностью фальшивыми – они казались слишком убедительными. Однако в ней была какая-то загадочность, и временами даже создавалось ощущение, что Диана – совсем не та женщина, за которую себя выдавала.

Джервейз редко размышлял на эту тему. Было гораздо проще принять эту женщину такой, какой она хотела казаться, и Джервейз плыл сквозь те дни на волнах странных эмоций, слов для которых не мог подобрать. Лишь намного позже, когда те прекрасные дни давно миновали, он понял, что эти эмоции можно было бы обозначить словом «счастье».

При каждой их встрече Диана получала очередную жемчужину. Наверное, надо было купить ожерелье из трех ниток, а не из двух… Все жемчужины Диана складывала в кубок из венецианского стекла (еще один подарок Джервейза), стоявший на ее туалетном столике, и по мере того как проходили недели, жемчужин становилось все больше. Виконту нравилось делать Диане подарки, а она с одинаковым удовольствием принимала и букет цветов, и бесценные каминные часы, которые, по слухам, принадлежали когда-то Марии Антуанетте. Возможно даже, что цветы нравились ей больше – она зарывалась в них лицом, перед тем как одарить любовника сияющей улыбкой.

Скоро у них появился своего рода график: несколько ночей в неделю Джервейз работал допоздна, потом приходил к Диане, и они сначала вместе ужинали, беседуя и смеясь, а после занимались любовью. Иногда они совершали ранним утром верховые прогулки: в эти часы в Гайд-парке было так же тихо, как в загородном поместье виконта. Несколько раз Джервейз приглашал Диану в более людные места – например в театр, – но она всегда отказывалась, и он втайне был этому рад. Джервейз знал, что большинство мужчин бахвалились бы тем, что завоевали такой приз, как Диана, но он предпочитал обществу уединение с ней. К тому же их затворничество избавляло его от неприятных мыслей – ужасно не хотелось думать о тех, кто, возможно, также наслаждался несравненным обаянием Дианы.

А потом золотой век закончился. Перемены происходили постепенно, почти незаметно, но событие, которое их спровоцировало, незаметным не осталось.

Джервейз ездил в Кент – поговорить с контрабандистами – и очень скучал по Диане, причем тоска по ней была как постоянная боль. Говорят, то же самое чувствует человек, потерявший, например, руку, то есть испытывает боль там, где когда-то была рука. Он вернулся на день раньше только для того, чтобы ее увидеть. И первое, что сделал, – послал к ней домой, чтобы узнать, сможет ли она его принять. Джервейз не знал, как поступил бы, если бы она отказалась или сказала, что занята с другим. Вероятно, пошел бы в ее дом и вышвырнул другого мужчину из ее постели. Когда он пришел к ней, было почти десять вечера, и она сама открыла дверь. Джервейз тут же ее поцеловал, одновременно запуская руку в прорезь пеньюара. Когда они разомкнули объятия, Диана улыбалась, но он заметил следы усталости на ее прекрасном лице. Да, она по-прежнему была прекрасна, но не такая, как всегда…

– Не надо было мне вас оставлять, – в шутку сказал виконт, проводя пальцам по едва заметным теням у нее под глазами. – У вас такой вид, будто вы по мне скучали.

– Да, скучала, – кивнула она и тут же обвила руками его талию и положила голову на плечо.

Казалось, она хотела, чтобы он как-то ее утешил. Поглаживая Диану по спине, Джервейз чувствовал, как ее напряжение спадает, и это его странным образом тронуло.

– Что-нибудь случилось? – спросил он минуту спустя.

Диана замялась, потом отступила на шаг и покачала головой.

– Нет, просто в это время года я всегда немного грущу. Все такое унылое, впереди зима, и кажется, что весна никогда не наступит.

Джервейз обнял ее за плечи и легонько подтолкнул в сторону кухни, где обычно проходили их поздние трапезы. Ему нравилась домашняя атмосфера ее кухни – это было совсем не похоже на убийственную чопорность столовых Сент-Обин-Хауса, где могли одновременно разместиться более полусотни человек.

– Английские зимы ужасны, но они не очень меня беспокоят, – с улыбкой сказал виконт. – Я родился зимой, так что это мой сезон.

– Правда? – Диана тоже улыбнулась. – Надев плотные рукавицы, она достала из духовки пирог с фазаном и поставила на дощатый стол, где уже стояли приборы на двоих, бутылка красного вина и разнообразные домашние соленья. – А когда именно у вас день рождения? Мне стыдно, что я не спросила раньше.

– Боже правый, какое это имеет значение? – фыркнул Джервейз, наливая в бокалы вино и накладывая на тарелки горячий пирог. – Но просто к сведению… Я родился двадцать четвертого декабря.

– В канун Рождества! Какой замечательный подарок для вашей матушки!

Не обращая внимания на свою тарелку, Диана села на скамью рядом с Джервейзом – ей нравилось чувствовать его близость.

– Напротив, моя мать говорила, что роды испортили ей праздник. – Джервейз произнес это с невозмутимым видом, хотя до сих пор испытывал боль, вспоминая слова матери. Виконтесса сделала это заявление в своей характерной манере: то есть будто в шутку, – но было совершенно очевидно, что она не собиралась шутить.

Диана взглянула на виконта вопросительно, но тот, меняя тему, проговорил:

– Интересно, что наши с вами дни рождения прямо противоположны, если можно так выразиться, то есть у каждого – в конце солнцестояния.

Диана кивнула.

– Да, верно. Когда я была маленькой, мне казалось, что родиться в день летнего солнцестояния – большая удача. Во всех языческих культурах этот день считается праздником. Что такое Рождество, как не наша версия древнеимперских сатурналий – праздника, означавшего, что жизнь продолжается?

Джервейз с интересом взглянул на любовницу.

– Откуда же вы все это узнали? – Его не переставала удивлять образованность Дианы.

Она едва заметно покраснела.

– Где-то прочитала. Интересно, противоположные дни рождения означают, что мы сами тоже противоположны?

– Конечно, – с улыбкой отозвался виконт, и в его серых глазах появилось выражение, уже хорошо ей знакомое. Отложив вилку, он повернулся к ней лицом. – Ведь я – мужчина, а вы – женщина. Могут ли два человека быть более противоположными? – Он приподнял подбородок Дианы и коснулся ее губ легким и нежным поцелуем. – Но это очень даже неплохо. Ведь считается, что противоположности притягиваются.

– Чем именно они притягивают? – пробормотала Диана хриплым шепотом, расстегнула верхние пуговицы на его рубашке и прижала ладонь к мускулистой мужской груди.

– Вы так быстро все забываете… Кажется, я должен вам кое-что напомнить, – с ухмылкой проговорил Джервейз, крепко обнимая Диану.

Рассмеявшись, она отклонилась назад и, в конце концов, улеглась на скамейку.

Но кухонная скамья была узкой и жесткой, а каменный пол холодный, поэтому любовники поспешно переместились в спальню. Шесть дней разлуки раздули пламя желания в огромный костер, и они раз за разом любили друг друга с лихорадочным нетерпением. Джервейз никак не мог насытиться Дианой, а она отдавалась ему с неистовой страстью и восторгом. И так продолжалось до тех пор, пока оба, наконец, не затихли в полном изнеможении.