Текст книги "Год дракона"

Глаза в глаза

Я ждал и боялся звонка от Максика. Вовка был уверен, что брат позвонит из любопытства, но мне казалось, что он испугается и обратится в полицию. Телефон затрезвонил в половине двенадцатого ночи. Вовка несколько секунд смотрел на дисплей, потом включил громкую связь и ответил.

– Кто это? – строго поинтересовался Максик.

– Тот, кто расскажет тебе правду.

– А имя у тебя есть? – говорил он по-русски хорошо, с едва уловимым балканским акцентом.

– Всё расскажу тебе завтра. Кафе «Луна и звёзды», десять утра. Угловой столик возле фикуса. Приходи один.

– Думаешь взять меня голыми руками?

– Если хочешь посвятить в своё прошлое друзей, приводи весь класс, – Вовка был спокоен, как ледяная скульптура.

– Я не маньяк и не убийца, что мне переживать из-за своего прошлого? – усмехнулся Максик.

– И про самоубийство твоего отца ты тоже рассказал друзьям?

– Мой папа умер от инсульта.

– Приёмный отец – да, но был ещё биологический. Сергей Тартанов. Он вылетел с моста на машине, в которой ехала и твоя мать.

Несколько секунд, которые мне показались минутами, Максик молчал, и я было подумал, что со связью какие-то проблемы, но тут внезапно брат взорвался:

– Кто ты такой, урод?!

– Завтра я отвечу на все твои вопросы. Смотри, не опаздывай. Я буду ждать только пять минут.

– Ты не… – начал было Максик, но Вовка отключился.

– Зачем ты вырубил телефон? – изумился я. – Он хотел ещё что-то сказать.

– Надо замотивировать его на завтрашнюю встречу.

Телефон снова зазвонил. Взглянув на номер, Вовка сбросил звонок.

– Это Максик?

– Да.

– Он разозлится и не придёт завтра.

– Придёт. Я сильно зацепил его отцом. К тому же я подстраховался и оставил в его комнате знак дракона. Он не даст его сущности покоя.

– Это жестоко.

– Жень, у нас мало времени. Ты сам видел, что с парнем творится что-то неладное. Ты обратил внимание, что все рисунки с монстрами датированы последними тремя годами? Раньше мальчик рисовал только драконов, но вдруг что-то заставило его начать рисовать монстров. Мне это не нравится.

Я был согласен с братом. Как ещё, если не через творчество, пацан мог выплеснуть то, что мучило его?

В кафе мы приехали к открытию – к девяти утра. Вовка объяснил это тем, что нам надо было разведать обстановку. Он сам предложил назначить встречу там, потому что для Максика это место – знакомое, а значит, он будет чувствовать себя на своей территории. К тому же оно было близко от дома, и поэтому он мог улизнуть на часок, не вызывая подозрений у матери. Я заказал нам завтрак, а Вовка в это время просчитывал пути к отступлению. Вернувшись из туалета, он сообщил:

– Брать парня здесь не будем: слишком узкие проходы и всего один служебный выход. В туалете нет окон, он находится в тупике, через центральный вход Максика не вытащишь, так что придётся заманить его в другое место.

Мне очень не хотелось похищать брата. Во-первых, потому, что сам процесс похищения мне претил. Во-вторых, потому, что такой метод не будет способствовать нашему сближению с Максиком. Конечно, со временем он бы понял, что мы хотели ему добра, но идти к этому пониманию придётся через тернии. Однако альтернативного плана у меня не было, и я полагался на Вовку.

Максик появился за двадцать минут до назначенного времени. Он был одет в спортивные штаны и куртку с капюшоном, который надвинул на лицо. Казалось, он вышел на пробежку, но я подумал, что в этой одежде Максик чувствовал себя более комфортно и был готов к бегству. Окинув взглядом кафе, он направился к нашему столику, а подойдя, обратился на болгарском:

– Извините, но мне назначено здесь…

– Это я говорил с тобой по телефону, – перебил его Вовка. – Садись.

– Ты сказал, что будешь один! – Максик отшатнулся.

– Я этого не говорил. Я сказал, чтобы ты приходил один. Ты сядешь или так и будем орать на всё кафе?

Максик недовольно выдохнул и плюхнулся на диванчик по другую сторону столика. Я не мог отвести от него глаз: неужели он не узнаёт? Неужели ничего не чувствует?

– Ты сказал, что мой отец покончил жизнь самоубийством. Ты с ним работал? – начал он допрос, глядя на нас немигающим взглядом. Глаза у него были мамины – серые, тёплые, родные. Волосы белокурые, мягкие. Максик, конечно, сильно изменился, но мне так нравилось находить в его облике знакомые черты, связывать их с детством, как будто я воссоздавал процесс взросления брата.

– Ты мне польстил: одиннадцать лет назад мне было столько же, сколько сейчас тебе, – Вовка улыбнулся.

– Тогда какого…

– Ты дашь мне сказать или будешь ругаться?

Максик недовольно умолк.

– У тебя было два брата – Владимир и Евгений. Ты помнишь их? – Вовка вынул из внутреннего кармана фотографию, сделанную в деревне, когда бабушка была ещё жива. На ней он сам – в трико с вытянутыми коленками и тельняшке держал на руках Максика, который был одет в трусы и майку с моего выросшего плеча. Я же, в шортах и без футболки, стоял рядом со старшим братом с лопатой в руке. Мы с Вовкой направлялись строить арык, когда его друг явился к нам хвастаться новым фотоаппаратом.

Максик взял снимок в руки и с минуту разглядывал его. Я видел, как сильно он старался показать, что эта карточка ничего для него не значит, но губы его сжались, на щеках выступил румянец, веки задрожали.

– Помню, и что? – он отложил фотографию и с вызовом посмотрел на Вовку.

– Они перед тобой, – тот снял тёмные очки и кепку, чтобы облегчить процесс узнавания.

Максик опешил настолько, что у него открылся рот и румянец сошёл с лица. Он с ужасом переводил взгляд с Вовки на меня и обратно и не мог произнести ни слова.

– Меня, полагаю, узнать проще, – Вовка улыбнулся и хлопнул меня по плечу. – А это Женька.

– Не может… быть… – выдохнул Максик, таращась на нас. – Вы… я не знаю, кто вы такие, но… мои братья умерли!

Теперь настала наша с Вовкой очередь опешить.

– Вовка погиб в Чечне, а Женька умер от пневмонии в детдоме. Мама хотела и его забрать, но он заболел и потом умер, – Максик сильно разволновался, заёрзал на месте, принялся дергать «молнию» на куртке.

– Тогда обрадую тебя, мы живы и здоровы, – Вовка стал говорить мягче, ласковей. – Приехали вот навестить тебя…

– Слушай ты! – Максик вдруг не на шутку разозлился. – Думаешь, это смешно? Думаешь, я клюну на такую чушь? Мои братья умерли, и не надо передо мной тут мексиканский сериал разыгрывать. Не знаю, что вам от меня надо, но я не хочу больше с вами разговаривать!

Он вскочил, и в эту секунду я испугался, что сейчас Максик убежит и больше не станет с нами говорить, поэтому я предпринял отчаянную попытку достучаться до него, раз уж Вовка бездействовал. Я схватил брата за рукав и заговорил быстро, чтобы он не поднял шум и не успел вырваться прежде, чем я закончу:

– Стой! Я могу доказать! Помнишь, когда мы переехали в деревню, ты гонялся за нашим петухом, и он клюнул тебя в лоб?

Максик замер, испуганно уставившись на меня.

– А когда умерла наша бабушка, мы с тобой купались на речке. Рыжий Андрюха прибежал и закричал, что бабушку убило сараем. Мы с тобой бежали через лес, а когда подбежали к дому, то чуть не угодили под машину скорой.

В глазах брата стоял ужас. Он оттолкнул меня и с ненавистью выкрикнул:

– Даже не приближайтесь ко мне, уроды!

И выбежал из кафе. Редкие посетители с опаской и любопытством смотрели на нас. Я очень расстроился. Сел, уронил голову на руки и не мог говорить: в горле стоял комок.

– Всё нормально, Жень. Я примерно на такое и рассчитывал, – Вовка погладил меня по плечу. – Я, правда, думал, что наш разговор продлится чуть дольше, но…

– Она сказала ему, что мы умерли, – с трудом выдавил я.

– Он с детства был прилипалой и задавал тысячи вопросов. Тёте Оле было проще похоронить нас, чем отвечать на ежедневные почему.

– Да, ты прав, – я глубоко вдохнул, чтобы немного прийти в себя. – Что дальше? Нападём на него с хлороформом, свяжем и сунем в багажник?

– Это запасной вариант, – кивнул Вовка. – Попробуем ещё раз поговорить.

– Не сработает. Он не захочет. Он в бешенстве.

– Сейчас – да, но уже к обеду отойдёт и позвонит.

– Ты уверен?

– Жень, его сущность отозвалась на мой зов. Я почувствовал это. А значит, наш мальчик заглотнул наживку. Он придёт – никуда не денется. Тогда-то мы его и похитим. Или просто уговорим сбежать с нами.

Оптимизм брата казался мне смешным. Мы проделали длинный путь в несколько тысяч километров ради того, чтобы услышать, что для Максика мы мертвы. Сегодняшний день определённо был самым ужасным в моей жизни.

Правда

Мне хотелось покоя и тишины, чтобы в одиночестве обдумать случившееся, привести мысли в порядок, найти силы пережить потрясение. Но Вовка таскал меня по каким-то скверам и площадям с фонтанами. Меня они раздражали, и впервые за все эти месяцы мне хотелось отделаться от брата. Несколько раз я подумывал сбежать или прямо попросить Вовку оставить меня в покое, но я боялся, что, во-первых, потеряюсь в большом и незнакомом городе и тем самым заработаю репутацию несмышлёныша. А во-вторых, я опасался, что брат в одиночку провернёт операцию по возвращению Максика: встретится с ним один на один, поговорит так, как умеет только он – доверительно и серьёзно, и младший проникнется этим разговором и согласится уехать с нами. Меня же Вовка поставит перед фактом, и тогда в глазах Максика я буду выглядеть непрезентабельно. Поэтому, чтобы сохранить свою честь в глазах братьев, я таскался за Вовкой по аллеям и паркам.

– Хоть город посмотрим, – пояснял он свою активность. – Скоро это станет непозволительной роскошью.

Он уже не первый раз повторял это, и мне бы стоило поинтересоваться нашим будущим, но я был слишком расстроен из-за Максика. Я чувствовал пропасть между нами и младшим братом, и эта пропасть казалась мне непреодолимой. И вот, когда мы добрались до набережной и молча смотрели на слепящее глаза море, у Вовки зазвонил мобильный.

– Что я говорил! Наш мальчик остыл и всё обдумал, – улыбнулся брат и включил телефон на громкую связь. – Слушаю.

– Это Володя? – вдруг раздался в трубке женский голос, и мы с Вовкой обменялись недоумённым взглядами.

– Да, это я.

– Это Ольга Петрова, – тётя произнесла свою фамилию на болгарский манер, с ударением на первый слог. – Нам нужно поговорить. Мы можем увидеться?

– Можем. Называйте место и время.

– Приходите к нам домой. Я хочу, чтобы Максим тоже присутствовал, – голос у тёти дрожал, она шмыгала носом, видимо, только что плакала.

– Хорошо, мы придём. Говорите адрес.

Тётя Оля назвала улицу, номер дома и квартиры, Вовка повторил это, как будто записывал. Я восхищался его умением конспирации.

– Мы будем через час-полтора, – сообщил брат и положил трубку.

– Это ловушка, – высказался я.

– Не думаю. Слишком мало времени на подготовку.

– А вдруг всё было затеяно, как только Максик отправился к нам на встречу?

– Мне нравится твоя осторожность, Женька, – брат хлопнул меня по плечу и направился к стоянке. – И чтобы удовлетворить её, мы приедем пораньше и всё разведаем.

По пути Вовка прочёл мне лекцию относительно ловушек и западней.

– Сидение в засаде требует большой выдержки, почти самоотречения, – говорил он. – Ты должен раствориться в пейзаже, стать его частью. Биение твоего сердца должно означать только, что ты жив, но ни в коем случае не должно отражать то, что ты чувствуешь. Ты вообще не должен ничего чувствовать – ни азарта, ни страха, ни сомнения, ни усталости. Сие мастерство постигают немногие в этом мире. Даже хищники, жизнь которых напрямую зависит от выслеживания добычи. Люди вообще не умеют строить засады. Им кажется, что они затаились, что надёжно замаскировались, но их выдаёт биение сердца. Оно отражает эмоции, каждый его удар – это адреналин, страх, предвкушение. Это очень легко почувствовать.

– Как?

– Расслабься, обратись в слух и улавливай эти волны. С каждым ударом сердце выдаёт волну, как круги по воде, – Вовка стал сжимать и разжимать кулак, изображая биение сердца. – Оно распространяет их вокруг себя. И чем ближе ты к засаде, тем яснее чувствуешь флюиды. Опасность, тревогу или, наоборот, неожиданный подъём. Или воздух вдруг стал гуще, его труднее вдыхать и выдыхать. Или, может, ты ощущаешь лёгкое жжение на коже? Это первые признаки засады. Если ты совсем близко, то можно даже уловить биение сердца. Быстрое, в рваном ритме – азарт; быстрое, но холодное – страх; медленное, но каждый толчок сильный – ненависть или жажда мести.

От этого рассказа у меня внутри всё замирало, как в детстве – от захватывающего поворота в книге. Мне не терпелось скорее испробовать эту методику, поэтому, когда мы въехали во двор, я прикрыл глаза и попытался прислушаться, но ничего не услышал. Просто какой-то гул. Вовка в этот момент осматривался.

– Полиции нет, никого подозрительного тоже, – выдал он. – Идём!

На наше счастье, из подъезда выходил пожилой мужчина, и мы проникли внутрь, не обнаруживая своего присутствия. У двери квартиры Петровых мы простояли минут десять. Вовка ждал, когда подойдёт назначенное время встречи, а я прислушивался к окружающему миру, как только что объяснил мне брат. Не услышал ни ненависти, ни страха – только боль. Или что-то на неё похожее: холодное, острое ощущение, от которого веяло темнотой и одиночеством.

Вовка нажал на кнопку звонка, и в этот момент мне захотелось сбежать. Я даже сделал два шага назад, но потом собрал волю в кулак и нацепил на лицо выражение холодной учтивости. Нам открыла тётя Оля. Она сильно изменилась за прошедшие годы. Я готов был поклясться, что больше всего в её переменах была виновата смерть мужа.

Тётя Оля взглянула на нас испуганно, но тут же опустила глаза.

– Проходите.

– Здравствуйте, – заговорил Вовка таким тоном, словно все здесь присутствующие были рады встрече. – Думаю, представляться нам не нужно?

– Нет, – тётя слабо улыбнулась. – Женя – вылитый Серёжа! Просто копия. Хочешь, покажу фотографии?

Она смотрела на меня с мольбой, и я согласно кивнул. Надо же было как-то сгладить неловкость встречи.

– Проходите сюда, – тётя Оля распахнула двери гостиной. – Я сейчас чайку поставлю.

Мы с Вовкой прошли в комнату и сели на диван. Было забавно легально находиться в квартире, которую вчера утром мы посетили без ведома хозяев.

– Максим, может, выйдешь? – с надеждой поинтересовалась тётя Оля, проходя мимо двери комнаты сына.

– Не выйдет он, – негромко отрезал Вовка и откинулся на спинку. – Он зол как чёрт, зачем ему выходить?

– С нами поговорить, – предположил я.

– В присутствии матери – ни за что!

Мне было несколько обидно, что Вовка лучше меня разбирался в психологии подростков, хотя я сам только-только вышел из этого возраста.

Тётя Оля вернулась с подносом, где стоял заварочный чайник, чашки, вазочка с печеньем и горкой лежали конфеты. Составив всё это на журнальный столик, она пододвинула его к нам:

– Я не знала, что вы приедете. Могли бы позвонить, я бы встретила…

– Не хотели вас беспокоить. С того света, – в Вовкиной вежливости чувствовалась едкость.

– Простите, – тётя всхлипнула и села на краешек кресла, сложив руки на коленях. – Мне правда жаль, что так получилось. Я хотела как лучше. Но я могу вам всё объяснить.

За стеклянными дверями зала я краем глаза заметил движение: Максик занял место в засаде и затаился. Вовка был прав: перед матерью он не хотел появляться, но и пропустить столь важный разговор тоже не мог.

– Вы не нам объясняйте, а сыну своему.

– Вам тоже. Это важно, – тётя Оля сделала глубокий вдох. – Это началось ещё на свадьбе ваших родителей. Мы приехали с Антоном на неделю: помочь в подготовке и потом ещё после праздника три дня погостили. И в день перед отъездом ваша мама подошла ко мне и сказала: «Оля, если со мной что-то случится – присмотри за мальчиками!» Я тогда не придала значения её словам, списала это на послесвадебную усталость – мало ли? А на следующий год мы снова встретились, на Волге. Помните?

Я смутно помнил, что это была Волга. Помню, мы и Петровы сняли домик в небольшой деревушке и прожили там почти весь июль. Ходили купаться, собирали ягоды, плавали на теплоходе. И поскольку двухлетним Максиком занимались аж четверо взрослых, мы с Вовкой были предоставлены сами себе – самый счастливый период в моей жизни. Он нашёл разбитый велосипед и починил его, и мы гоняли целый день – вдоль широкой реки, по деревне, по лесу, по шоссе. Мы пекли на костре хлеб, пили из родников и лазали по деревьям. Весь мир тогда состоял из меня и брата.

– Помним, – ответил я, отгоняя радужные воспоминания.

– Тогда ваша мама снова заговорила об этом. Сказала, что это как-то связано с её прошлым, что силы её на исходе, поэтому с ней может случиться что-то плохое. «Вовку отправь Алевтине Михайловне, – сказала она. – Женьку возьми себе, а Максика отдай Тамаре. Мальчики не должны быть вместе, пока не вырастут – это опасно. Если найдут одного – не страшно, но если сразу троих – это конец». Мне стало не по себе от этих слов, даже показалось, что ваша мама сошла с ума, но кроме этого разговора её безумие ни в чём не проявлялось. А незадолго до смерти она прислала мне вот это, – тётя слегка отодвинула полу халата и продемонстрировала золотой кулон на золотой же цепочке. – И ещё письмо. Его я сохранила, могу отдать вам, если хотите.

– Что в письме? – Вовкины челюсти были так сильно сжаты, что казалось, они сейчас хрустнут.

– Она писала, что ситуация накаляется, умоляла спасти вас. Просила, чтобы я ни за что не брала к себе всех троих. «Они не получат моих детей» – вот так она написала. Я столько раз перечитывала это послание, что, кажется, выучила его наизусть.

– И почему вы не поступили так, как просила мама? – не выдержал я.

– Я пыталась забрать вас, но Алевтина была против, – вздохнула тётя. – Она увезла вас в деревню, сказала, что пока ей хватит сил, вас будет растить она. Я не стала настаивать, потому что в то время у Антона на работе не было стабильности: зарплату задерживали, многих увольняли. Куда нам было ещё и ребёнка брать?!

– А потом, когда бабушка умерла? – не унимался я.

– К тому времени Томка – моя младшая сестра – попала в аварию и осталась прикованной к инвалидному креслу. Ей бы ни за что не дали оформить опеку. И я рассудила так: Володя взрослый, его скоро заберут в армию. Дом Алевтины перейдёт к нему, так что о себе он сможет позаботиться. А вы двое… Я подумала, что если возьму тебя, Женя, то Максимку кто-нибудь усыновит, потому что он маленький и такой хорошенький. И после этого его следов будет не найти, а я так боялась потерять вас. Ты же был постарше, таких детей редко усыновляют, поэтому риск был меньше. К тому же я была уверена, что Володя вернётся из армии и оформит на тебя опеку: дом есть, без работы он не останется. У тебя ведь золотые руки, – тётя с нежностью посмотрела на Вовку, и я заметил, как заблестели его глаза.

– Но вместо того, чтобы дать семье соединиться, вы похоронили нас, – вздохнул брат.

– Максимка меня изводил просьбой забрать и Женьку. Я отговаривалась, как могла: обещала сделать это через месяц, потом ещё через месяц, потом летом, когда брат уйдёт на каникулы. Я надеялась, что Максимка забудет про вас, но он требовал и требовал. И однажды я в сердцах сказала ему, что Женя заболел и умер. Он, конечно, плакал. Два или три дня – безутешно и беспрерывно. У меня сердце разрывалось на части, и я уже пожалела, что сказала это. Но потом он успокоился и перестал меня третировать. А когда кончился твой срок службы, Володя, Максимка стал требовать свидания с тобой. Он был ужасно настойчив, он выпрашивал у меня телефон военкомата, он потерял сон и аппетит. И я прибегла к той же самой уловке – сказала, что Володю убили в Чечне. Максим не поверил, попросил у меня телефон военкомата, чтобы убедиться лично. Я подговорила коллегу по работе и дала сыну его телефон. Коллега отрапортовал, что Владимир Ермоленко числится погибшим и похоронен в братской могиле. Максим проплакал целый день, но успокоился быстро и попросил меня свозить его на эту братскую могилу.

– Всё понятно, – я больше не мог это слышать: у меня горло свело спазмами, и я чувствовал, что сейчас заплачу. – История, достойная мыльной оперы.

– Простите меня, – тут тётя Оля сама не выдержала и заплакала. – Я думала, что поступаю правильно, на благо Максиму.

– Сделанного не воротишь, – согласился Вовка. – Но вот мы живы и мы приехали за братом.

– Как… за братом? – тётя разом перестала плакать и уставилась на нас немигающим взглядом. – Вы что… хотите его забрать?

– Семья должна быть вместе, – пожал плечами Вовка. – К тому же угроза, о которой говорила мама, никуда не ушла. Время выходит, и люди, которые искали маму и нас с Женькой, могут найти Максика. Вы не сможете его защитить. Вы его только погубите.

– А вы, значит, сможете?! – вскинулась тётя. – Думаете, вы так просто приедете и заберёте его у меня?! Он мне как родной, понимаете? Это мой сын!

Брат выслушал тираду спокойно и так же спокойно ответил:

– Я вижу, что вы его любите. Но ответьте себе на вопрос: хотите ли вы, чтобы Максим оказался в руках бандитов? Они ищут нас, но мы с Женькой умеем прятаться и заметать следы, а вы? Что скажете вы, когда к вам в квартиру ворвутся пятеро вооруженных парней и утащат сына? Или они похитят его по дороге из школы. Или выкрадут из бассейна. В любом случае, даже если вы сами останетесь в живых, сына вы больше не увидите. Вы хотите этого?

Тётя Оля слушала нас с ужасом. Мне даже стало неловко из-за того, что Вовка так сгустил краски. Я попытался смягчить ситуацию:

– Вы замечали, что с Максиком в последнее время что-то творится? Мы видели его рисунки… – я ощутил, как Вовка ткнул меня носком ботинка, и тут же исправился: – …в изостудии. Мы говорили с преподавателем. Это место угнетает его, поэтому смена обстановки – хотя бы на время – избавит парня от дискомфорта.

Тётя понимающе кивала, но не произносила ничего.

– Я поеду с ними, – вдруг раздался голос Максика, и мы втроём резко обернулись к двери. Наш брат стоял на пороге, насупившись. По блестящим глазам и покрасневшему кончику носа я понял, что рассказ мамы заставил парня прослезиться.

– Максим, давай не будем пороть горячку и принимать решения на эмоциях, – тон тёти Оли резко изменился с плаксиво-извинительного на материнско-приказной. – Тебе надо закончить школу.

– К чёрту школу! – начал распаляться Максик. – Ты заставила меня страдать, сказав, что братья умерли. Тебе не кажется, что за тобой должок?

– Да, я ошиблась, но я хотела как лучше. Хотела защитить тебя, как меня просила твоя мама.

– Я еду с ними!

– Не обязательно уезжать навсегда, – мягко вступил в разговор Вовка. – Мы можем забрать Максика на пару месяцев, а потом он приедет и нагонит школьную программу.

Этот вариант давал нам надежду на похищение с минимальным риском. Да и Максику он прибавил оптимизма.

– Да, мам, я съезжу с ними, а потом вернусь. Я обещаю, что буду звонить тебе каждый день!

– Конечно, вы можете общаться, – поддержал его Вовка.

– Всё это так… – колебалась тётя Оля.

– Пусть он хотя бы навестит могилу наших родителей, – на удачу брякнул я, и это, как оказалось, перевесило чашу весов в нашу сторону.