Текст книги "Год дракона"

– Это будет вопиющей наглостью, – с грустью закончил я мысль близнеца. – Но зачем же она тогда делала ему предложение?

– Пойди пойми этих женщин! Может, у неё был план, как обойти законы? – Беша выразительно пожал плечами. – Я знаю только, что эти двое не показывают окружающим свои чувства и сохраняют сугубо деловые отношения.

Я покачал головой. Любовная история брата порадовала меня и одновременно расстроила.

– Но ты не переживай, – Беша слез с ящиков и зачем-то отряхнул колени. – Приедет твой брат к Шу с золотой побрякушкой, и она согласится обратить Макса в дракона. И при этом будет делать вид, что ей всё это ужасно не по душе. Это такая игра, понимаешь?

Я кивнул.

После ужина Беша торжественно вручил Максику меч. Я думал, что первое персональное оружие обрадует брата, но он отнёсся к подарку, как к чему-то само собой разумеющемуся. Вынул меч из ножен, подкинул на руке и сделал несколько пасов.

– Не так держишь! – Беша не мог стоять в стороне. – Локоть расслабь. И замах немного снизу нужно делать – так тяжелее отразить удар.

Максик, не будь дураком, тут же испробовал эту методику, отчего Беше пришлось отпрянуть.

– Осторожнее! – строго произнёс я, но младший не обратил на меня внимания.

– Защищайся! – он сделал новый выпад в сторону Беши, и тому пришлось схватить со стола крышку от кастрюли, чтобы отразить удар.

Вовка засмеялся, подначивая младшего, Кот болел за брата. Всем, кроме меня, нравилось это спонтанное сражение, в котором Максик пытался достать противника (между прочим, боевым мечом!), а тот, ловко обороняясь крышкой, очень быстро перешёл от защиты к нападению и через пару минут выбил оружие из рук моего брата.

– Ничего, Максик, мы ему ещё покажем! – Вовка обнял его за плечи. – Шу сделает тебя драконом, мы вернёмся и накостыляем этому красавчику.

– Красавчик прямо обделался от страха! – фыркнул Беша.

Я чувствовал, что ему нравится Максик, поэтому я не стал делать младшему брату замечание. Если бы Беше пришлось не по душе его поведение, он бы сам осадил наглеца. Но, видимо, два воина, как и два колдуна, нашли друг друга. И мне было немного неудобно перед Вовкой, которому пары не досталось.

Слово королевы

Москва привела Максика в восторг, словно он после долгих скитаний попал в родную стихию. И в гостинице «Милан», где мы остановились, как и в прошлый раз, младший вёл себя так, будто бывал в таких местах каждый день. Он держался раскованно и свободно, мне даже казалось, что слишком раскованно. Пока Вовка оформлял заселение, Максик запустил руку в вазу с конфетами и выудил оттуда целую горсть, потом пристал к какому-то японцу, чтобы тот научил его ругаться «как настоящий самурай». Слава богу, к тому моменту, пока испуганный гражданин Японии вежливо пытался объяснить Максику, что ругаться неприлично, Вовка завершил все дела, схватил младшего за шкирку и потащил к лифтам. Большой город странно действовал на Максика: из него пёрла подростковая наглость и бесстрашие, он совсем не слушался меня, да и Вовку только после подзатыльника. Старший брат говорил: это от того, что сущность Максика улавливает присутствие других драконов, коих в Москве было несколько сотен тысяч, и младший не в состоянии справиться с ней. Вовка звонил Шу, но она просила подождать несколько дней. А у нас их не было. С каждым часом Максик становился всё более неуправляемым. Он закатывал скандалы, что мы не выпускаем его из номера, требовал развлечений, дрался, курил в номере. Это были самые долгие и непростые три дня в моей жизни. Перед ритуалом нам с Вовкой следовало подкрепиться, и мы охотились по очереди. Потом Шу сообщила нам, что готова провести ритуал.

Перед нами с Вовкой встала непростая задача: затащить на него Максика, потому что к этому времени младший стал совершенно диким. Пришлось даже спрятать подаренный Бешей меч, чтобы не началась серьёзная потасовка. Конечно, мы с Вовкой без труда бы связали буйного брата, но как вывести его в таком виде через холл отеля к парковке? Старший брат придумал план, от гениальности и простоты которого у меня захватило дух. В тот вечер, когда должен был пройти ритуал, Максик по обычаю закатил истерику по поводу своего домашнего ареста.

– Как тебя в город выпустить, ты даже дома не можешь себя адекватно вести! – гаркнул Вовка.

– Потому что ты не даёшь мне шанса вести себя адекватно! – взвился младший. – Сижу тут, как заложник, шагу не шагнуть без твоего разрешения.

– Ладно, посмотрим, – Вовка шумно выдохнул. – Одевайся, поедем на дискотеку.

От услышанного младший брат даже опешил. Да и я тоже на несколько секунд впал в ступор.

– Посмотрим, как ты будешь вести себя на людях. Ты уже выбрал ночной клуб?

– Я? Нет… Я не думал… Ты правда отвезёшь меня в клуб?

– Сказал же: одевайся! Быстрее, пока не передумал!

Максик радостно бросился к своей сумке. Даже хромать перестал. Напялил новые джинсы (мы пару дней назад свозили его за покупками, чтобы обновка немного успокоила его внутренний пожар) и какую-то странного цвета и пятьдесят второго размера футболку, нацепил бандану, увешался фенечками. Что порадовало – надел и кулон, который ему приглянулся в том самом магазине, где я когда-то выбрал себе кольцо.

– Мы втроём поедем в клуб? – насупился Максик, заметив, что я тоже одеваюсь.

– Нет, закинем тебя, а сами прошвырнёмся по Москве, – успокоил его Вовка. – Снимем шлюх, в конце концов.

Максик хотел было возмутиться, что он тоже хочет шлюх, но вовремя осёкся. Так он, ничего не подозревающий, уселся с нами в джип, и мы помчались по вечерней Москве. Вовка намеренно провёз нас чуть не по всем центральным улицам столицы. Суть его манёвра я осознал позже: он хотел воодушевить мелкого и тем самым усыпить его бдительность.

Москва готовилась к ночной жизни, как девушка готовится к свиданию. Она спешно убирала с улиц москвичей с детьми, семейные пары, старушек и старичков, одиноких и усталых людей. Она вытесняла их молодёжью, затушёвывала дорогими автомобилями и шумными компаниями. Как девочка-подросток, пытающаяся замазать прыщи тональным кремом, Москва замазывала надвигающимися сумерками уродливые стройки и заборы, ограждающие бесконечно ремонтируемые дороги, она накладывала поверх яркие неоновые огни, подсвечивала здания, как модница выделяет тенями веки, а вместо украшений надевала гирлянды освещённых проспектов. Конечно, пока всё это было не так заметно, но я знал, что через час стемнеет – и вот тогда первая красавица страны окунётся в ночную жизнь с головой.

Максика это будоражило. Он был одной крови с этими шумными, яркими, активными компаниями, которые пестрели то тут, то там, сливались воедино и распадались на группы. Правда, когда за окном старые здания центра сменились однотипными высотками окраин, младший забеспокоился.

– Заскочим кое-куда, надо заплатить за одну вещицу, – небрежно ответил Вовка. – Не волнуйся ты, Москва никогда не спит!

Максик притих, но после того, как мы миновали МКАД, снова начал возмущаться:

– Завезли бы сначала меня, а потом ехали бы по делам.

– Там ребёнок маленький, они скоро спать лягут, – пояснил Вовка.

Мы свернули в сторону посёлка с безликим названием Михайловка и, когда отъехали на приличное расстояние от трассы, Вовка остановился.

– Максик, выйди! Поменяйтесь с Женькой местами, – бросил он.

Я понял, что это знак. Вышел из машины, потянулся, но когда брат приблизился к дверце, я схватил его за руку и завернул её за спину, а левой рукой я обхватил Максика за шею, лишая его возможности двигаться. Но парень оказался не промах. Он, используя меня как опору, оттолкнулся ногами от машины, и мы оба повалились на землю. Я больно ударился спиной не то о камень, не то о корягу, но хватку не ослабил. Через пару секунд рядом оказался Вовка с верёвкой, которой он связал сначала ноги младшего, а потом и руки за спиной. Рот ему мы заклеили скотчем и уложили на заднее сиденье. Старший брат сел за руль и довольно улыбнулся:

– Не расстраивайся, Максик! Сегодня будет намного веселее, чем на дискотеке.

Шу, как всегда, прикатила на своём спортивном авто, на котором непостижимым образом опять забралась в самую чащу. Я хотел у неё спросить, как ей это удаётся, но увидел, что она была напряжена и взволнована, как будто куда-то торопилась.

– Быстрее! – она не дождалась, пока мы вынем из машины Максика, ринулась через заросли. Я поспешил за ней. Вовка взвалил связанного брата на плечо и тоже не отставал.

Круг, как всегда, был уже готов. Мы с Шу начали зажигать светильники. Вовка в это время развязал Максику ноги и помог принять вертикальное положение.

– Если будешь орать, я снова тебе заклею рот, ты понял меня? – он поднял голову брата за подбородок. – Мы находимся в двадцати километрах от трассы, так что шансов, что тебя кто-то услышит, очень мало. А шансов, что ты получишь от меня по шее, хоть отбавляй. Усёк?

С этими словами он снял с Максика скотч.

– Что вы собираетесь делать? – младший был не на шутку напуган.

– Он что, не знает про ритуал? – Шу строго посмотрела на Вовку.

– Я объяснял, но он не слушал, – тот пожал плечами.

– Ты не бойся, ничего страшного, – я старался успокоить Максика, поглаживая его по плечу. – Я тоже через это прошёл и, как видишь, живой. А ритуал – это чтобы разбудить твоего внутреннего дракона.

– Вы не будете меня резать? – дрожащим голосом поинтересовался Максик.

Я вспомнил, как Шу рисовала моей кровью на моей груди странные узоры.

– Немного, чисто символически.

К нам подошёл Вовка и ножом разрезал футболку на груди младшего.

– Ты чего?! Это моя любимая майка! – взорвался Максик.

– Мне достать скотч? – сурово спросил Вовка, и младший притих.

Его ввели в круг, по-прежнему не развязывая руки.

– Останься здесь: тебе сюда нельзя, – Шу остановила меня жестом. – Лучше смотри, чтобы твой брат за пределы круга не выскочил.

Я остался наблюдать за приготовлениями со стороны. Мне было очень любопытно увидеть то, что я пережил сам. Максик, конечно, не мог не сопротивляться. Он ругался, вырывался из рук Шу, которая рисовала на нём знаки, пытался выпутать руки из верёвки. Вовка положил этому конец довольно сильной затрещиной, после которой младший обиженно насупился. На колени его тоже поставили с трудом. Вовке даже пришлось встать над ним, надавливая на шею, чтобы Максик не поднимался. Меня забавлял этот спектакль: я-то знал, что у Шу хватит сил удержать «Камаз» – не то что гонористого подростка.

– С этого момента не произноси ни слова, – ледяным тоном сказала она.

– А то что? – огрызнулся Максик.

Вовка молча достал моток скотча и оторвал от него полоску. И как ни крутил головой младший брат, эта полоска очень скоро заклеила его рот. Шу опустилась на колени рядом с Максиком, положила руку ему на плечо и начала напевать ту самую песню. Я вдруг внезапно вспомнил, что именно её и мурлыкал себе под нос татуировщик. Неужели одесская группа «Внутри сердца» – драконы? Размышления об этом так увлекли меня, что на какое-то время я выпал из происходящего и пришёл в себя, только когда Шу вскрикнула и замерла, перед тем как войти в транс. Я забеспокоился, как Максик будет контактировать с огнём в чане, ведь руки у него связаны за спиной, но как только пламя вспыхнуло и забилось, Вовка почерпнул его, как воду, и приложил к груди Максика. Тот замычал, задёргался, но старший брат крепко держал его за шею, не позволяя подняться. Когда боль от ожога прошла, Вовка содрал с Максика скотч, и изо рта младшего повалил дым, как будто он только что сделал сильную затяжку сигаретой. У меня такого не было, поэтому я с интересом наблюдал за происходящим. Впрочем, дальше всё пошло по известному сценарию. Максика начало рвать искрами. Было такое ощущение, что у него во рту обойма петард, которые взрываются по очереди. Вдруг вместо искр из Максика вырвался язычок пламени, и я заметил, как Вовка намотал на ладонь конец верёвки, которой были связаны руки младшего. Огонь, вырывающийся из его рта, становился всё ярче, всполохи всё сильнее, и я невольно напрягся. Брат вскочил на ноги и издал рычание, которому позавидовали бы львы в саване. Я знал, что его мучил каскад образов и ощущений, но понимал, что никто ему ничем не поможет. Максик бросился вон из круга, но верёвка не позволила ему сделать и пару шагов. Он упал на колени и, взрывая землю и раскидывая камни, рвался прочь от чана с огнём. Смотреть на него было жутко: его глаза горели красным, изо рта валил дым вперемешку с пламенем, лицо исказилось гримасой ужаса и боли. Вовка держал крепко, не позволяя брату сдвинуться с места. И тут неожиданно для меня и для старшего брата Максик взвыл как сирена и разорвал путы. Вовка по инерции отшатнулся назад, а младший, оттолкнувшись освобождёнными руками от земли, как бегун на олимпиаде, рванул из круга.

Чтобы принять решение, мне понадобилось меньше секунды – и я бросился ему навстречу. Мы столкнулись, как два лихих гонщика на трассе. Это было очень больно, но я всё равно обхватил брата и прижал к себе, не позволяя пересечь границу круга, которая была в шаге за моей спиной. Максик бился, изрыгал огонь, обжигая мне плечо и шею. Я терпел и не разжимал объятий, боясь, что маленькое послабление даст брату фору. Через какое-то время Максик затих и обмяк в моих руках, но я не выпускал его: вдруг это хитрый манёвр. К нам подошёл Вовка и негромко произнёс:

– Жень, всё…

Тогда только я ослабил хватку, и Максик тут же осел, но Вовка подхватил его под мышки и аккуратно уложил на землю. Шу уже несла пластиковую пятилитровку воды, и старший принялся смывать кровь с груди младшего. Я отвернулся. Мне было ужасно не по себе, как будто я стал свидетелем чего-то ужасного или снова пережил эту мучительную смену картинок и эмоций. Я отошёл подальше от круга, потому что у меня из глаз потекли слёзы, и я не хотел, чтобы это видели.

Кто-то коснулся моего плеча, и я, вздрогнув, обернулся. Это была Шу.

– Ты молодец, – улыбнулась она и, не дав мне ничего сказать, обняла и прижала к себе.

Из глубин памяти тут же всплыла картинка. Летний вечер в деревне, а может, и на Волге. Мама сидит в плетёном кресле, а я забрался к ней на колени и прижался всем телом. Мама укрыла меня полой вязаной кофты, как крылом, и тихонько что-то напевала. А я смотрел в темнеющее небо, на котором зажигались звёзды, и наслаждался уютной близостью.

Это воспоминание вместе с бархатной теплотой принесло и боль, и я отпрянул от Шу. Она погладила меня по щеке, царапая ногтями, потом чмокнула в лоб и тихо, почти шёпотом, сказала:

– Ты не такой, как все драконы, Женя. Ты с нами, но как будто выше нас. Чувствую, что однажды мне придётся склонить пред тобой голову и повиноваться…

Я скептически фыркнул.

– Ты поведёшь за собой нас всех.

– Почту за честь, – мне становилось неловко от таких излияний. Я знал, что во время ритуала проводник испытывает нечто вроде аварийного перезапуска системы. Вся информация, что хранится у него в голове, проходит экстренную и жёсткую ревизию, а потому несколько минут и даже часов после высвобождения чьей-то сущности дракон-проводник бывает не в себе. С Шу, похоже, творилось то же самое, поэтому я избрал тактику во всём соглашаться с ней. Она приняла мою покорность как должное, послала воздушный поцелуй и направилась к Вовке.

Тот уже смыл с Максика кровь и сейчас насухо обтирал его же футболкой.

– Трёхглавый воссоединился? – глянув на бесчувственного Максика, спросила королева. – Хороший у тебя воин.

– Да, неплохой. Врагам не поздоровится.

Шу ладонью затушила один из светильников, но вдруг покачнулась, ища рукой твердую опору, а потом осела. Хорошо, что Вовка успел подхватить её под руки и аккуратно опустил на землю. Я тут же подбежал к ним:

– Что случилось?

– Не знаю. Никогда такого не было.

– Наверное, это из-за ритуала, – я склонился над королевой с другой стороны, пытаясь привести её в чувство.

– Ритуал не отнимает у драконов силы, – возразил Вовка. – Тут что-то другое…

– Слушай, а может, она… больна?

– Чего? – насторожился брат.

Я заметил, какой ледяной страх мелькнул в его глазах, поэтому поспешил исправиться:

– Или просто беременная. Такое бывает у женщин.

– Не знал, что ты ещё и акушер-гинеколог, – усмехнулся Вовка, а потом добавил: – Шу не может иметь детей.

– Почему?

– Потому что она королева! У драконов ни короли, ни королевы не могут воспроизводить потомство: ничто не должно отвлекать их от заботы о своём народе.

– Ого! – я невольно присвистнул. – А как же тогда… если вдруг король или королева умрёт?

– На трон восходит следующий претендент. Ведь быть королём – такое же призвание, как быть колдуном или воином. С ним рождаются.

– Тогда это может породить дворцовые перевороты и заговоры, чтобы сместить одного дракона и дать дорогу на трон другому.

– Короли и королевы не рождаются так часто, чтобы из них выстраивалась очередь. В нашей истории были моменты, когда и на трон-то взойти было некому.

– Она не приходит в себя, – мои попытки привести Шу в сознание не увенчались успехом, но возникла одна хулиганская идея. – Вов, может, ты её…

– Что? – Вовка весь напрягся.

– Поцелуешь. Как в сказке. Вдруг сработает?

– А если не сработает?

– Тогда ты просто поцелуешь королеву, воспользовавшись удачным случаем…

– Иди ты! – брат толкнул меня в грудь, но я заметил, как порозовели его щёки. – Засунь свои советы знаешь куда!

Я встал, украдкой наблюдая за Вовкой, который с заметной нежностью поглаживал Шу по щеке и что-то шептал. Через минуту она пришла в себя и открыла глаза.

– Хватит валяться, ваше величество, – тон брата оставался ласковым, но слова так не вязались с ним. – Не по-королевски это как-то…

– Как тебе удаётся быть таким хамом и джентльменом одновременно? – Шу, опираясь на его руку, встала.

Вовка отнёс Максика в машину, усадил на заднее сиденье и велел мне присматривать за ним, а сам вернулся – помочь Шу собрать светильники и камни. Вдвоём там было работы на десять минут, но брата с королевой не было больше получаса. Я понимал, что Вовка воплотил в жизнь мой совет и сейчас вовсю целует королеву, которая, конечно же, сама не против такого развития событий. Я прислонился к капоту джипа и с наслаждением вдыхал свежий майский воздух, давая влюблённым шанс побыть наедине.

Трёхглавый

Максику было ещё хуже, чем мне: он так и не пришёл в себя на обратном пути. Нам с Вовкой пришлось тащить его из машины на руках, по пути на всех насылая забвение. Ещё никогда в жизни я не встречал столько любопытных людей, и за те десять минут, что мы добирались до номера, они меня очень утомили. Я истратил на них все оставшиеся силы, поэтому, когда Вовка уложил брата на кровать, я обессилено рухнул на соседнюю.

– Надо раздеть его, – Вовка приподнял бесчувственного Максика. – Жень, помоги мне.

И в тот момент, когда мы разоблачили младшего, он пришёл в себя. Промычал что-то нечленораздельное, попытался приподняться, но снова рухнул на подушку.

– Пусть поспит, – Вовка укрыл его одеялом. – Если хочешь отдохнуть, то кровать свободна. А я смотаюсь за шоколадом.

Максик проспал весь следующий день. Мы дважды будили его, чтобы накормить, но он отказался от шоколада и яиц, только выпил пару глотков отвара, приготовленного Вовкой.

К вечеру Максику стало хуже: он был ледяной и мокрый. Я обтирал его полотенцем, но через несколько минут он снова покрывался испариной. Ближе к ночи он вообще впал в забытье и не реагировал на наши с Вовкой попытки разбудить его. Тогда старший брат прислонил подушку к изголовью, сел на кровать, прижавшись спиной к подушке. Потом он усадил мягкого, как тряпичная кукла, Максика, к себе на колени и обнял. Максик прижался к нему, как ребёнок.

– Жень, сядь рядом! – попросил Вовка, и я сел, как он, тоже подложив под спину подушку.

– Возьми его за руку. Он должен чувствовать, что мы оба рядом.

Держать младшего брата за руку мне было неудобно, поэтому я сложил его ноги к себе на колени. Заодно отогнул края пластыря – проверить состояние ран. Они хорошо затянулись, швы были чистые. Я снял пластырь совсем и положил руки на шрамы Максика. Я не знал, как действует моя сила, не умел её активировать и не чувствовал, как она исходит от меня. Поэтому первое время мне приходилось действовать наобум. Я представил, что моя ладонь – что-то сродни лампы, которая излучает лечебное свечение. Я представлял себе этот свет – мягкий и тёплый, словно бы приглушённый тканевым абажуром. Он лился бледно-голубыми волнами, которые постепенно набирали силу и окрас, принимая насыщенный изумрудно-зелёный цвет. И чем плотнее и ярче становились волны, тем сильнее меня клонило в сон. Через какое-то время я уже не мог ему сопротивляться.

Разбудил меня голос Вовки.

– Жень! Жень! – тихо звал он. – У меня рука затекла…

Я мотнул головой, чтобы окончательно проснуться. За окном стояла ночь. Старший брат всё так же сидел на кровати, обняв младшего.

– Сейчас… – я встал, вернул подушку на место, осторожно, чтобы не разбудить, стянул Максика на кровать и укрыл одеялом. Меня порадовало, что он был тёплый и сухой. И он спал, посапывая, как маленький.

Вовка встал, разминая затёкшее плечо.

– Как наш буян? – я кивнул на младшего.

– Ещё нас переживёт! – Вовка довольно улыбнулся. – Уж если в машине сработало, то тут-то и подавно должно было.

– В какой машине? – не понял я.

Вовка поморщился, видимо, пожалел, что сказал это, но всё же пояснил:

– Там, в Румынии, когда мы Дунай перескочили.

Он сделал большую паузу, словно не решался в чём-то признаться, и я помог ему:

– Когда ты отключился? Мы с Максиком перепугались не на шутку, что ты умер…

Вовка вздрогнул, с подозрением уставился на меня, а потом тихо добавил:

– Так я и умер там…

Я не ожидал, что он признается в этом. Обескураженный такой честностью, я тоже выдал вопрос, который волновал меня с того самого момента и который я никогда бы не задал, не будь таких благоприятных обстоятельств:

– Что же вернуло тебя обратно к жизни?

– Вы с Максиком, – смутился брат. – Многоголовые драконы потому и считаются очень сильными, что их практически нельзя убить. Если ранена одна голова, то две другие отдают ей свои силы, и она восстанавливается.

– Как в сказке, – усмехнулся я.

– В сказках всего намешано: и правды, и вымысла. Будешь внимательно их читать – и поймёшь, что является истиной, а что сказитель придумал, дабы приукрасить повествование.

Я вспомнил хрестоматии со сказками народов мира на книжной полке в Вовкиной квартире. Тогда мне эти книги казались случайными, а теперь их наличие приобретало совсем иной смысл.

– Я устал жутко, – Вовка прилёг на свободную кровать. – Разбуди меня через два часа – я уступлю её тебе.

Я согласно кивнул и отправился в туалет, а когда вернулся, Вовка спал богатырским сном. Я сам валился с ног от усталости, видимо, Максик высосал из меня больше, чем я был готов отдать, но я бодрился и держался, сколько мог. Но сдался я минут через пятнадцать: осторожно прилёг на край кровати Максика, полагая, что в таком неудобном положении я не смогу крепко уснуть и лишь подремлю. Но как только я сомкнул веки, сразу отрубился.

Проснулся я от жёсткого столкновения с полом: переворачиваясь во сне, Максик спихнул меня с кровати. Ещё вчера он был настолько слаб, что едва мог оторвать голову от подушки, а сегодня сбросил меня на пол и даже не проснулся. Я поднялся и взглянул на часы: половина восьмого.

От шума проснулся и Вовка. Увидев, что давно рассвело, он с укором посмотрел на меня:

– Я же просил разбудить меня через два часа!

– Я сам отрубился, – признался я.

– Как наш ниндзя?

– Дрыхнет!

– Запасы шоколада надо пополнить. И поохотиться сегодня ночью.

– Ему тоже притащим что-нибудь?

– Посмотрим на его поведение, – Вовка потянулся.

Максик проснулся в обед – румяный и свежий. За раз слупил три плитки шоколада и четыре яйца, запил это дело двумя стаканами отвара и снова уснул.

– Пусть набирается сил, – отмахнулся Вовка. – Когда дети спят, как-то спокойней.

Меня почему-то порадовало, что старший брат считает Максика ребёнком.

Я попросил у Вовки машину – съездить в банк за топазом.

– Пусть лежит там! – нахмурился брат.

– Не могу, я обещал ему, что заберу, – я вдруг почувствовал к этому камню некоторую нежность, как к домашнему питомцу.

Вовка не стал меня отговаривать – молча протянул ключи от джипа.

В банке я сразу же нацепил перстень на палец – и тут же моё сердце сжала тупая боль. Однако топаз не стал мучить меня: через пару минут боль отступила. По дороге домой мне в голову пришла мысль, что этот камень нельзя никому показывать. Даже братьям. Я заехал в галантерею и купил там обыкновенную толстую цепочку из нержавейки, надел на неё перстень, а цепочку повесил на шею, спрятав топаз под одежду. Он приятно холодил тело, был укрыт от посторонних глаз, но я постоянно ощущал его присутствие. Вскоре я похвалил себя за такое решение, потому что присутствие топаза будоражило Максика. Он вёл себя беспокойно – даже Вовка это отметил, но я надеялся, что разбуженная сущность младшего брата скоро привыкнет к близости топаза и переключится на другие заботы. Главным образом, на охоту.

Вечером следующего дня мы выехали из отеля. Младший был ещё слаб, но держался бодрячком и сам нёс свою сумку, хотя и было видно, что это даётся ему с трудом. В начале пути Вовка несколько раз пытался завести с ним разговор о ритуале и о том, что теперь младшему придётся охотиться, как и нам, но Максик всячески избегал общения. Он либо менял тему, либо отнекивался, что ничего не помнит и поэтому не понимает, о чём речь. В итоге Вовка отстал от него, но я чувствовал, что к этому разговору брат ещё вернётся.

Формально ничего не изменилось: нас в машине было по-прежнему трое, за рулём всё так же сидел Вовка, который не включал радио. И Максик остался верен себе и донимал меня и брата расспросами о следующем пункте назначения. Но я ощущал, как изменилась атмосфера. Словно мы выбросили что-то лишнее или громоздкое, что ранее мешало нам наслаждаться дорогой. Даже Максик меня не раздражал так сильно, как по дороге из Румынии. Я размышлял над Вовкиными словами про единство трёхглавого. Наверное, нам воссоединиться в одно целое будет намного труднее, чем Беше и Коту: у нас большая разница в возрасте и разные родители, мы стали драконами в разное время, и у нас разный порог силы. В превосходстве Вовки я не сомневался ни секунды. Он, как на том рисунке Максика, был средней головой – самой сильной, опытной, мудрой, могучей. А мы, Тартановы, у него на подхвате. Хотя сила Максика меня, мягко говоря, настораживала. Я слишком хорошо помнил, как еле удержал его во время ритуала. Возможно, если он будет развивать свои способности, то догонит Вовку. Я же был готов остаться скромным колдуном и врачевателем, чтобы залечивать раны братьев. В том, что раны будут, я не сомневался: не только охота грозила опасностями, но и тренировочные бои. Взбалмошный Максик не постеснялся на Бешу меч поднять – что уж говорить о тех, кто встанет у него на пути!