Текст книги "Отделенные"

«Больше от него ничего не добиться, – со вздохом подумал Эйсгейр и тоже продолжил есть. – Как узнать, какого советника не хватает? И ведь у любого из них должны быть наследники… Неужели какой-то из Старших домов полностью погиб?»

От этой мысли Эйсгейру сделалось не по себе, хоть он и не был сыном Леса. Это как если бы разом погибли и он сам, и все его потомки.

«Ладно, значит, Милихэн безумен и его пытаются убить, – сам для себя подытожил рыцарь. – Пока это главное».

Глава 6. Приятный процесс

– Нет, ну что за ноги… – донеслось от дверей коридора.

Меня вели обратно в камеру. Спина болела. Сегодня в нее втыкали иглы. Одну прямо в позвоночник. Обезболить не сочли нужным.

– Породистая же, – отозвался кто-то, и послышались смешки.

– И норовистая. Такой сунешь – она отгрызет!

– Так ты суй куда положено.

Снова смех. Предки… Щеки запылали, по телу прошла дрожь.

– Вы бы потише, а то леди смущается, – крикнул мой провожатый.

Сколько же яда в голосе. Весело тебе, да?

– А разве не про нее говорили, будто таскалась с мелкотравчатыми? Уж привыкла поди к тому, что суют и куда.

Мой тюремщик, посмеиваясь, втолкнул меня внутрь. Не успела я шмыгнуть к доскам, теперь заменявшим мне кровать, как он схватил меня за плечо и развернул к себе.

– Не так быстро, мышка. Я еще не проверил, не припрятала ли ты чего.

Глаза его довольно щурились, пока он облапывал грудь. Один из стражей у дверей заглянул внутрь.

– Ты, по-моему, не там проверяешь, – хохотнул он. – Да и сверху довольно-таки плоско.

– Эй, не задерживайся в камере, – раздался ровный голос от дверей коридора. – Не положено.

Этот стражник единственный не отпускал пошлостей при виде голой женщины. По крайней мере, сегодня. Позавчера, впервые увидев меня без одежды, они все улюлюкали. Но, может, среди них его не было?

– Да разве узнают?

– Узнают, когда она тебе нос откусит или в глаз пальцем ткнет. А он тогда еще сверху добавит.

«Он» – это их главный?

Когда меня, наконец, оставили в покое, я скорчилась на досках. Слезы текли сами собой. Предки, что делать? По телу бегали мурашки и никак не хотели останавливаться. Не от холода, хоть на мне и ничего не было. Но вот эти взгляды, разговоры, непристойности били почище мороза. Лучше голышом на Драакзан. Мелкотравчатые, да? А сами-то чем лучше?

Камни разлетелись. Стражник поставил еду у порога и ушел. В камеру они не заходили. Почти. Приказ Главного Гада.

Еда в горло лезла с трудом. Еда… Кусок хлеба, клубень медовки и стакан воды. Медовка, вопреки названию, была почти безвкусной. Впрочем, все равно какая она. Будь передо мной изысканный обед от королевского повара, разве меня это спасет?

У камеры теперь стоят двое солдат, еще пара – перед дверями из темницы. Третья пара стражников – сразу за ними. Вне тюрьмы сейчас тоже у каждой двери по паре бойцов: у лаборатории, у комнаты с порталом и у дверей напротив темницы. В лаборатории все время рядом находится еще один солдат.

Так просто не сбежать. Вообще не сбежать. Что я могу противопоставить четырнадцати здоровякам в доспехах и при оружии? Да еще трое генасов-ученых: со мной в ошейнике справится любой из них…

Через пару минут двери снова разлетелись. Я не успела и половины медовки съесть.

– Поднимайся.

Что еще придумал Главный Гад?

Стражник вывел меня из темницы, но мы пошли не направо в лабораторию, как обычно, а в двери напротив. За ними оказался очень длинный коридор. Сюда меня еще не водили. А подземелье-то большое…

В этом коридоре было несколько обычных дверей. Меня втолкнули в первую и закрыли снаружи. Здесь ничего не было, кроме стула и стола. А на нем… Внутри все скрутилось в комок, легкие отказались дышать. Щипцы, ножи, какие-то крючья.

Я попятилась и, наткнувшись на стену, сползла на пол. Потекли слезы. Нет, не надо, не плачь, еще ничего не случилось, это все просто для вида, просто чтобы напугать. Пытки запрещены в Светлом Лесу.

Через некоторое время послышались шаги. Я вскочила и отошла подальше от двери. И подальше от стола. В комнату вошел…

– Ты должна была сесть, дорогая.

Главный Гад.

Он указал на стул. Нет… Я не буду садиться. Не надо.

– Ну же, дорогая. Мне не хотелось бы заставлять тебя.

Но через несколько секунд он грубо усадил меня на стул.

– Вот что, дорогая, – Гад нарочито медленно взял щипцы и стал разглядывать их, – ты знаешь, чего я хочу. Столько времени вне Леса – как? Где – не так важно, но я бы не отказался услышать и это тоже. Любопытства ради.

– Я не знаю. Ничего не помню.

Я старалась не смотреть на орудия пыток. Меня пугают. Просто пугают.

– С трудом верится. – Главный Гад поцокал языком.

Медленно, даже вальяжно он прошелся вокруг стола, обошел меня и встал позади.

– Как тебе эти милые игрушки? – раздался вкрадчивый голос над ухом.

Щипцы сдавили кожу на спине, и я едва не закричала.

– Думаешь, ты сильная?

Снова боль. Больно стало даже глазам, полезшим из орбит, набежали слезы. Но закусив губу, я сдержала крик. Великие силы…

Мерзавец отошел и положил щипцы на стол.

– Что ж, может, и сильная… Проверим насколько. Ты ведь понимаешь, все это, – говорил он, поглаживая то один, то другой инструмент, – мне не нужно?

Главный Гад снова подошел ко мне. Рукой сдавил горло, не давая дышать.

– Это так, милое дополнение.

Когда легкие начали гореть, Гад ослабил нажим.

– Вы же сказали, вам не нужны мои ответы, – прохрипела я, чуть отдышавшись.

Его пальцы снова сжались, и в глазах потемнело. Крепкие Когти, спаси меня…

– Не очень нужны, но процесс их получения довольно приятен, не так ли?

* * *

– Слишком уж они усердствуют, – хмыкнул фераген, укладывая меня на стол и закрепляя каменными оковами. – Пусть позовут кого-нибудь убраться там.

Это предназначалось стражнику рядом.

Я едва дышала от боли. Сегодня ему пришлось забирать меня – ноги отказывались двигаться. Мне сломали руки. Кажется, уже в третий или четвертый раз. Мысли разлетались. Не могу вспомнить, сколько дней прошло с первой пытки. Двадцать? Или двадцать два? Вода окутала меня, и стало легче.

– Ее так калекой сделают, – сказал кто-то второй. – Как вообще выдерживает…

– Не выдерживает, – откликнулся фераген. – Сегодня вот обмочилась.

Безразличие в голосах. Я… просто объект для исследования. И пыток.

Чего хочет Главный Гад? Сам ведь больше не приходил. Как там он сказал после первого раза? «Жаль, моя дорогая, не смогу навещать тебя так часто, как хотелось бы». И пообещал прислать замену. Обещание он сдержал.

Зачем вообще ему это? На допросах я уже наговорила все, что только смогла придумать. Говорила правду. Но как они отличат ее ото лжи? И все продолжалось… Сколько я выдержу? Как бежать? Не могу придумать хоть сколько-нибудь подходящего варианта: без силы я не выйду даже из камеры.

Позже, скорчившись на досках и теребя ошейник, я в очередной раз пыталась придумать что делать. В теле засела боль. В пальцах, запястьях, по рукам, спине… Ну не так это лечат. Не так. Но им, видимо, все равно.

Зачем я вообще пошла в Эйрад?! Мне никак не сбежать. Никак. Крепкие Когти, забери меня…

Это что?

Пальцы на ошейнике остановились. Скол? Я медленно ощупала атал снова. Раньше этого точно не было. Его можно сломать? Вроде нет, но вот же, скол и… трещинка! Как такое… О, предки, если он треснет совсем, у меня будет сила! Как же… Они сами его ломают? Часто ведь душат – камнем, водой. Такими приемами можно разбить защиту. Или шею свернуть. В лаборатории тоже этим не брезгуют. Неужели они, сами того не зная, портят ошейник?

Следующим утром – определить время я, конечно, не могла, поэтому считала, что в пыточную меня отводят утром, – в камеру вошел стражник. Кажется, его снова сменили. У прежнего глаза были зеленые, у этого карие. Главный Гад часто меняет солдат – пусть не привыкают и не теряют бдительность.

Может, как-то проверить свою вчерашнюю теорию? Устроить что-то в пыточной, пусть побольше применят удушающих приемов? Или…

Я ринулась из камеры наружу. Далеко не убежала – меня догнала земляная плеть, схватила за шею и повалила на пол. Затылок со звуком спелой медовки треснулся о камни. Перед глазами вспыхнули молнии. И кто из этих стражников фераген?

Убирать плеть он не спешил. Воздуха уже не хватало. Лоза сдавливала горло, руки сами собой вцепились в нее, а ноги задергались. Послышался мерзкий смешок.

– Решила начать пораньше?

– Месяц прошел, а она до сих пор норов показывает.

Мир уплывал прочь, голоса доносились будто издалека. Внезапно плеть ослабла, и я скорчилась на полу, хватая ртом воздух.

Солдат запустил руку мне между ног и сильно сдавил бедро с внутренней стороны слишком близко к промежности, чтобы это было только больно. Унижение и стыд – это им нужно. Пока. Но скоро они возьмут и остальное.

– Придет время – и мы с тобой повеселимся, правда, детка?

Я харкнула мерзавцу в лицо. Удар кулака раздробил свет на осколки и бросил меня во тьму.

В себя я пришла в пыточной. Там уже находился еще один мучитель. Этого я запомнила по кольцам на руках. Значит, будут пытать водой. Очень остроумно: иллиген топит иллигена в воде. Вторым сегодня оказался тот, что привел, а точнее, притащил меня плетью. Когда я рухнула на пол, он хотел было пнуть меня, но иллиген остановил его.

– В живот нельзя.

Почему это…

– А-а-а!

На ладонь опустился кованый сапог, и от боли на глазах выступили слезы. Потом шею обвило щупальце и протащило меня от двери в центр. Началось.

* * *

Калечат и лечат… Я снова лежала в лаборатории под присмотром генасов. Они занялись мной, бурча, как им не нравится мое состояние.

Так, фераген здесь. Его я тоже знаю. Запомнился по вечно одинаковой прическе и низкому росту. Надо подождать. Пусть подлечат, потом ведь опять побьют. Я оглядывала лабораторию. Это почти стало привычкой: осматривать и пытаться вспомнить, что здесь было вчера, а что нет. Сегодня появились какие-то коробки. На одной из них сохранились остатки почти стертой эмблемы. Глаз со свечой вместо зрачка. Понятия не имею, что это за знак. Ладно. Начинаю.

Я пошевелилась, застонала, и фераген подошел ко мне – хотел осмотреть еще раз. Резко выбросив руку вперед, я ткнула пальцами ему в глаза. Больше ничего сделать не смогла – каменными оковами шею сдавило так, что я потеряла сознание за каких-то пару секунд.

Очнулась я в камере… с кандалами на руках и ногах. Допрыгалась. Теперь не побегать, пальцем в глаз никому не ткнуть. Кандалы не слишком тяжелые. Можно ходить и есть. Но сделать что-то быстро – вряд ли. Хотя мне и без них далеко не убежать… Сейчас меня больше интересует другое.

Я стала ощупывать ошейник. В последний сеанс пыток удушение использовали гораздо чаще, чем обычно, не считая плети в коридоре и каменных оков в лаборатории. Любят душить, изверги… Так, вот скол. Кажется, он стал чуть больше, трещинка тоже, но… Или просто кажется? Или нет? Предки, пусть он и правда ломается…

Теперь почти все время в камере я пыталась ускорить этот процесс. Место скола прятала под косу.

Руки и ноги болели: кандалы быстро натерли кожу, превратившись в еще одну пытку. Выводить своих палачей из себя больше не пробовала. Страшно и больно. Так или иначе, в пыточной все равно используют удушающие приемы. Фантазии у них нет… Хотя я могу это понять: просто, не требует много сил, эффективно. Особенно против негенасов. Кстати, ферагена, который получил пальцем в глаз, я больше не видела. Вместо него теперь был кто-то другой. Голубоглазый и высокий.

* * *

Боль будто стирала память. Боль. Лечение. Боль. Снова лечение. И так день за днем.

Звон миски привел меня в чувство – стражник швырнул в камеру ужин. Уже давно мне давали склизкую вонючую кашу. Никаких медовок. Даже понять невозможно, из чего эта бурда приготовлена. И вряд ли я хочу это знать. Порой в ней попадались белесые черви. Стражники удивлялись, как я могу такое есть. Но это лучше, чем ничего.

А ничего мне уже перепадало. Несколько раз в течение двух-трех – однажды даже четырех – дней мне не давали еды. Я слышала шаги стражников, иногда чувствовала запахи и слышала журчание воды, когда им приносили перекусы, но ко мне никто не заходил…

Так что даже эта каша – хорошо. А когда она два раза в день – еще лучше.

На четвереньках, так как вставать не хотелось, я поползла к миске. О нет, слишком далеко! Я тянула руки как могла, но еда оставалась в недосягаемости – кандалы, прикрепленные к стене напротив двери, не позволяли достать до миски даже мизинцем. Видимо, сегодня ужина не будет.

Я заплакала, лежа ничком на каменном полу. Сколько еще все это терпеть…

Руки по привычке потянулись к аталу на шее.

Как долго я здесь? Полтора месяца? Два? Или боль…

Я села, судорожно ощупывая ошейник в месте трещины. Кажется… Предки! Атал полностью треснул? Я снова тщательно ощупала ошейник. Так и есть – сломан. Теперь можно немного сдвинуть один конец относительно другого, но сделать это оказалось очень тяжело. И силы все равно нет. Неужели все зря? Может, именно поэтому эти гады не боятся, что атал сломается? От разочарования слезы хлынули с новой силой.

Я умру здесь…

Послышались шаги, и камни разлетелись. Стражник пришел забрать чашку. Остановившись в дверях, он, кажется, усмехнулся, поняв, что поесть я не смогла. Подняв миску, солдат швырнул ее содержимое в меня и ушел. Комья каши расползлись по животу и рукам, разлетелись по полу.

Собирая склизкую бурду, я тут же запихивала ее в рот и думала.

Двери не смыкаются, когда между ними что-то есть. Может, действие атала прекратится, если в трещину вставить что-нибудь? Но у меня ничего нет…

Снова донесся звук шагов, и я вздрогнула. Вскоре в мою камеру вошли двое.

– Приятного аппетита, дорогая. Давно не виделись, правда?

Главный Гад. Комок каши, который я отлепила от живота и засунула в рот, застрял в горле.

– Извини, у меня были важные дела. Вот, выдалась свободная минутка.

Вокруг второго эльфа закружились водяные капли, и через мгновение щупальце подняло меня на ноги, а волна воды окутала тело, и я стала чистой. Своего подчиненного Главный Гад отослал прочь.

Камни сомкнулись, и мы остались одни. Внутри все заскулило.

– Как думаешь, нам хватит минутки, чтобы познакомиться чуточку поближе?

Лицо его оказалось совсем рядом с моим. Сердце будто прижалось к позвоночнику. Началась дрожь.

– Ну-ну, не стоит бояться. Разве это так ужасно? Некоторым очень даже нравится.

Когда Гад коснулся живота, я ударила его по руке. Точнее, попыталась. Что я могла сделать против мужчины гораздо сильнее меня? Через пару мгновений он прижал меня к каменной стене.

– Дорогая моя, разве ты еще не поняла? – прошептал Главный Гад, и его губы касались моего уха. – Я могу делать все, что захочу.

Внезапно кто-то вошел в камеру.

– Господин, требуется ваше присутствие в лаборатории. Это касается объекта номер пятьсот шестнадцать.

Гад вздохнул.

– Продолжим наш разговор в другой раз, дорогая. Надеюсь, ты будешь ждать. И кстати, – сказал он уже в дверях, – если хочешь знать, ты – объект номер тысяча семьсот тридцать один. Но самый ценный.

Глава 7. Причины для спешки

10 день 3 месяца 524 года новой эпохи

Утро десятого дня третьего месяца Эйсгейр провел в Эвенрате – король решал вопросы, касавшиеся договоров с заморским Унат-Хааром. После пришлось нанести визит вежливости королеве.

Покинув ее, рыцарь уже собирался призвать вихрь и вернуться домой, но заметил в коридоре темноволосого мужчину. И без труда догадался, кто это, хоть видел только спину – на плаще, подбитом серым мехом, красовались серебряные мантикоры.

Эйсгейр решил задержаться и догнал Шелана. Тот, услышав шаги, обернулся:

– О, великий лорд Эйсгейр!

– Ваша светлость, какая неожиданность.

– Был в Королевской академии. Решил поинтересоваться, как там у них дела.

– Присматриваете, куда отправить детей? Насколько мне известно, на юге предпочитают частных учителей.

– И я бы предпочел такой вариант… – Герцог препечально вздохнул. – Да только лучше оторвать их от материной юбки. Слишком уж сильно в нее вцепились… Вот, приехал посмотреть на все, с ректором поговорить.

– И что советует ректор?

– О, Гилрау, конечно, рекомендует отдать детей учиться к ним, – Шелан усмехнулся. – Дескать, лучшее образование и все такое. Человеческое образование… – он помолчал, а потом, едва Эйсгейр успел удивиться этому уточнению, спросил: – Скажите, милорд, как вы думаете, действительно ли мы, люди, слишком зависим от эльфов?

От этого вопроса рыцарь удивился еще больше.

– Не знаю, что и ответить, ваша светлость. Не буду отрицать влияние Детей Леса, но зависимость?.. К тому же здесь важны и другие вопросы, которые идут следом.

– Какие же?

– Если эта зависимость есть, то что с нею делать? Бороться? Искоренять? Как определить, что подверглось эльфийскому влиянию, а что нет?

– Я вообще никогда не думал об этом, – признался Шелан, останавливаясь посреди коридора. – Просто во всяких этих беседах о будущем детей вдруг проскользнуло, вот и…

– Подобных разговоров об эльфах много бывает, ваша светлость. Но ни разу, когда люди от слов переходили к делу, это не приводило к чему-то хорошему. Но хоть случалось такое редко. Всего дважды при моей жизни. Или даже трижды.

– Вы имеете в виду войны Периамской и Алинасской империй со Светлым Лесом?

Эйсгейр кивнул.

– Периамский император Лекарт еще до войны с Лесом сказал мне: «Эльфы слишком сильно влияют на людей». А потом как началось… Чем закончилось, вам известно.

– Да, конечно, – задумчиво проговорил Шелан. – Ну а третий раз?

– Периамские законы, ваша светлость, – ответил Эйсгейр и увидел, как герцог явно смутился. – Не буду критиковать Периам, в чужой пруд со своей водицей, сами знаете… Но подумайте, что-то хорошее из этого получилось?

– Да ничего… Но что, если эльфы используют свое влияние, чтобы подмять под себя людей?

– О, ваша светлость, мне вспомнился недавний разговор с Обществом Знающих, – сказал рыцарь, и от его внимания не ускользнуло, как Шелан чуть вздрогнул. – Был среди них генас, убежденный, будто эльфы придумали какое-то оружие и только ждут подходящего момента уничтожить людей… Вы, ваша светлость, например, стали бы ждать, имея мощное оружие, которое гарантированно поможет вам скинуть ярмо Алинаса?

Шелан будто разом и растерялся, и рассердился. Насупился, нахмурился, но открыв рот – явно собираясь сказать что-то гневное, – тут же закрыл его.

Эйсгейр намеренно ткнул в самое больное место всех мирарских герцогов: власть Алинаса. Когда Алинас и Мирар были завоеваны Великой Долиной, малолетний алинасский принц стал великим лордом, а мирарский – его вассалом. Вопиющая несправедливость!

Тычок этот, судя по виду Шелана, вполне удался.

– О, простите, ваша светлость, – поспешно извинился рыцарь. – Я не имею в виду, будто вы хотите войны или чего-то такого. Всего лишь привел пример, простите, получилось неудачно.

– Полноте, я не в обиде, – пробурчал герцог, все так же хмурясь, – но смею заметить, я предпочел бы другой способ решения этого вопроса.

«А не предлагают ли ему такой способ? – подумал Эйсгейр. – Опивки тухлые, Виркнуда бы сюда. Он бы смог лучше пощупать Шелана».

Вместе они дошли до порталов, разговаривая уже о разных пустяках, и там расстались. Шелан отправился в свой город, а рыцарь перенесся стихией в Ледяной дворец.

«Итак, у нас имеются три принца, один из которых явно недоволен своим текущим положением, – размышлял Эйсгейр уже вечером, готовясь ко сну. – Предположим, тогда на королевском приеме Гилрау уговаривал Шелана присоединиться к заговору. Получается, сам Гилрау уже участвует в нем. А если его купили титулом великого лорда или, может, короной Алинаса, то не обещает ли он теперь похожее Шелану?»

Герцог произвел на рыцаря приятное впечатление. Даже удивительно: слаб на передок, жену не любит и не уважает, злоупотребляет мирарской казной… Так чем же он понравился рыцарю? Тем, что хоть немного, но задумался над сложными вопросами? Судя по сегодняшнему и подслушанному разговорам, он пока ни в чем не участвует. Сомневается, размышляет и…

Раздался стук.

– Милорд? – Слуга тихонько открыл дверь и заглянул в комнату. – Господин Виркнуд послал узнать, не спите ли вы.

– Пусть идет в мой кабинет.

Эйсгейр сначала хотел переодеться, но потом решил, что Виркнуд простит своему владыке появление в халате.

– Тебя, как всегда, встретил его пушистость, – сказал рыцарь, войдя в кабинет.

Там уже сидел и Виркнуд, и Ярл Мурмярл.

– Ну, с чем пожаловал?

– По Нирии все чисто. Боится уступить первенство, потому и торопится. Слух прошел, будто «Утренняя заря» собирается продавать новый набор из нежной мази на основе пустынника, масла для умывания и питательного молочка для чувствительной кожи.

Рыцарь улыбнулся – слышать такое от тертого разведчика неожиданно и даже забавно. Не к лицу суровому Виркнуду говорить о кремах и коже.

Оборотень продолжил отчет, кратко описав слухи и рассказав об «Утренней заре» – главных соперниках Нирии на Севере. Те, вроде как, собирались порадовать женщин новыми товарами через месяц. Это и взволновало главу Всесвета, вынудив ее поспешить со своими планами.

– Ладно, отзывай ребят от нее. Зря напрягались.

– Никогда не мешает перестраховаться, – возразил Виркнуд, и Эйсгейр согласно кивнул.

«Раз все в порядке, пусть везет свои штучки через портал, – подумал рыцарь. – Заждалась, наверное, моего ответа».

Говоря Нирии, что решение о портале он не может выносить единолично, Эйсгейр несколько покривил душой. Согласно указу, изданному лет тридцать назад, лордам действительно не позволялось распоряжаться порталами как заблагорассудится. Ввели всякие правила, расписания… И рыцарь следовал им, если дело касалось порталов, появившихся в Ледяном дворце уже после того, как Северные земли вошли в состав Королевства людей. Но у Эйсгейра имелась парочка других. И вот ими он распоряжался как хотел.

– Что еще? Или так не терпелось рассказать мне об этих чудесных кремах, что пришел аж на ночь глядя?

Виркнуд фыркнул, отпихивая от себя надоедливого Мурмярла.

– Мне хватает того, что дочери присели на хвост с ними.

«Хочешь не хочешь, а запомнишь, как их штучки называются, да?» – со смешком подумал Эйсгейр.

Он знал: фыркнул разведчик, скорее всего, притворства ради. Своих дочерей рыжий оборотень любил до последней шерстинки и даже не раз злоупотреблял положением: выведывал подноготную некоторых слишком настырных ухажеров – хотел защитить своих кровиночек. Но делал он так прежде всего потому, что был ар-вахану. Натерпелся в юности всякого. И пусть его дочери, рожденные от обычной женщины, волчицами не стали, тайну своей семьи Виркнуд хранил как зеницу ока. Не хотел, чтобы дети хоть как-то из-за нее пострадали.

Эйсгейру вдруг вспомнилась недавняя поимка знаменитого Черного Хвоста. Молодой король наконец решил эту проблему – разбойник-ар-вахану сидел в печенках у всего королевства едва ли не глубже Ортхирского Мясника.

– Кстати, что там было в Южных Клыках?

Виркнуд ведь мотался туда – хотел посмотреть на все это, и Эйсгейр отпустил его.

Разведчик поморщился.

– Вешали почти без разбору. Черный Хвост ведь последний месяц в Южных Клыках и сидел. Запугал там всех. И всех за укрывательство осудили.

Рыцарь знал о планах поймать Черного Хвоста и даже обсуждал их с королем. Тогда Эйсгейр решил, что молодому правителю нужно делать все самому, и не стал вмешиваться. А теперь пожалел. Понадеялся, что король будет щепетильнее – не допустит произвола, не прибегнет к помощи наемников. Ведь все прекрасно знают о проблеме «отделенных». Да, если Черного Хвоста поймали и повесили, дело можно считать закрытым. Но не будет ли в будущем от этого еще больше бед? Появятся новые Хвосты из выживших. И будут мстить за учиненную властями резню.

А проблема ар-вахану всегда влекла за собой другую, не менее серьезную, – порченые. Ведь их значительная часть – это те, кто в детстве подвергся нападению подраставших оборотней. Как искоренить ненависть к оборотням, если люди ненавидят людей?

– Но Черного Хвоста точно повесили?

– Точно. Сам видел. И, милорд, я… – Виркнуд замялся, но, прокашлявшись, продолжил: – Когда вытаскивал там некоторых, двух наемников и одного солдата того… прирезал.

– Океан-отец, кого ты вытаскивал?!

– Успел вывести пару семей до облавы, и потом еще трех щенков и женщину. Они не преступники, милорд, я их лично знаю. Но справедливого суда они бы не дождались. А эти… женщину и девочку изнасиловали.

Эйсгейр вздохнул. За насилие, тем более над детьми, полагалась смертная казнь. Деяние Виркнуда можно было расценить как справедливую кару за преступление, но и сама кара вышла за рамки закона.

– Тебя видели?

– Волком только, может. Не узнают, милорд, если вы об этом. Но я просто… не смог остаться в стороне.

Рыцарь подумал, что и сам бы не смог. Нет, все-таки стоило заявиться в Южные Клыки…

– Где спасенные сейчас?

– Осиротевших и одну семью увел в Топи. Остальные не захотели.

В Айсенских Топях жили оборотни-ар-вахану – Эйсгейр сам выделил им это место подальше от людей. И старался не трогать. Топи жили отдельно от всех и никаких податей не платили. При этом за несколько десятков лет селение почти не выросло. Почему-то среди ар-вахану было мало тех, кто хотел подчиняться законам Северных земель и жить мирно.

Рыцарь догадывался почему: многие оборотни выбирали путь мщения людям. Так и крутился этот круговорот: «отделенные» мстили людям за себя и близких, люди делали то же самое. Каждая смерть становилась еще одной каплей, которых уже накапал океан. Океан ненависти. И как его осушить, никто не знал.

Виркнуд вернулся к тому, с чем пришел:

– Граф Дайен встречался с Гилрау Лаэрдэтом в Бергнесе.

– Так далеко от Макитура?

– Далеко, – согласился Виркнуд. – По словам слуг, он ни с того ни с сего стал раздражительным, нервным, ходил так чуть ли не неделю и в конце концов поехал в Бергнес. Разведчик пробрался туда, где граф встречался с ректором, и слышал, как Дайен возмущался. Мол, некие «они» не дают никаких гарантий и кормят обещаниями вот уже целый год.

«Год… – Рыцарю вспомнилась недавняя беседа с наместником. – Эамонд говорил, что год назад Шелан ездил в Периам».

– Гилрау просил Дайена проявить терпение, утверждал, будто спешить нельзя, да и нет никаких причин для спешки. Тем более еще не все согласились участвовать, а некоторым мероприятиям требуется тщательная подготовка и несколько попыток.

Эйсгейр решил, что одно из мероприятий – убийство владыки Светлого Леса. Но как собираются устранять Милихэна, если сами эльфы не могут попасть к своему королю?

Океан с ними, с эльфийскими загадками. Тут людские бы разгадать…