Текст книги "Отделенные"

Глава 3. Бремя

6 день 4 месяца 524 года новой эпохи

Вместе с группой следователей прибыл и глава дома Валиссин, которому Арделор приходилась племянницей. Оронаэл Валиссин оказался внушающим благоговение гигантом. Возвышаясь над своей свитой, как могучий кедр среди ясеней, он оглядел просторный зал.

– Пусть Сердце Леса укроет тебя, сын моего народа, – сказал он Миррину, сойдя с портального пьедестала.

Тот ответил такой же традиционной фразой, и Оронаэл поприветствовал Эйсгейра. Разливаться попусту эльфы не стали, от еды отказались и принялись за работу. Первым делом посмотрели то, что раскопал Миррин, и… Началось: следователи вызвали на новые допросы всех, кто хоть как-то мог быть причастен к похищению, и тех, чья тень упала слишком близко от академии.

Скрыть гибель Иллитее оказалось несложно – о вчерашних обысках из эльфов знал только Миррин. Запертых в тронном зале и трапезной генасов объяснили тем, что их привлекли по другому делу. Впрочем, присланные Светлым Лесом следователи не стали слишком ими интересоваться, по крайней мере, пока. Эйсгейру это показалось странным, особенно с учетом того, как скрупулезно подошел к расследованию Миррин.

Сам Миррин, как только его допросили, еще раз посетил особняк, где обнаружили тело Иллитее. Нашли ее не в самом доме, а в саду под цветочными клумбами. Кто-то из гвардейцев заметил, что розовые кусты высажены чуть криво, хотя все вокруг было идеально ровным. Так и обнаружили Иллитее. Больше ничего подозрительного там не нашли.

Эйсгейр задавался вопросом, почему «знающие» вообще оставили тело. Разве нет среди них генасов, способных его уничтожить?

– Весь город на ушах, милорд, – сообщил Виркнуд, по зову Эйсгейра явившийся в кабинет.

Рыцарь вздохнул. Сначала история с арсеналом, теперь это… Уже и Эвенрат встревожился. Пришлось встретиться с королем: рассказать о произошедшем, заверить, что прикладываются все возможные и невозможные усилия по всем важным и неважным вопросам. Но Эйсгейра все время мучил свой вопрос: из-за чего в действительности переживает столица? Из-за того, как похищение скажется на дипломатии? Или это может помешать каким-нибудь мутным делам?

– Что-нибудь еще нашли?

Виркнуд покачал головой.

– Мои парни – нет. И стража тоже ничего не отыскала. Простите, милорд, но это наталкивает на определенные мысли.

– Какие же?

– Эльфы сами свою леди и выкрали. Вряд ли те, кто ее сейчас ищут, хотя кто их знает.

Эйсгейр снова вздохнул. Уж если шерстяная голова и его деревянность пришли к одинаковым выводам…

– Ладно, пусть они сейчас сами этим занимаются.

– Милорд, но это… Опасно!

– Чем?

– А не пытаются ли вас подставить? Вы же обещали защитить эту эльфийку. Не заявят ли остроухие, дескать, люди совсем озверели, Детей Леса губят? Как бы до худшего не дошло. И из-за меньшего войны начинались. Периам у нас еще со своими солнцелобыми.

Эйсгейр опять вздохнул и тут же подумал, что в последнее время слишком часто это делает. А Миррин и Виркнуд пугающе единодушны в слишком серьезных вопросах. И все это складывается в такое бремя, какое может оказаться не под силу даже рыцарю первого ранга.

– Дальше видно будет. Как продвигается дело с солью?

– Никак, милорд. Я вынюхал полупустой склад в южных доках, ближе к утесу, но там уже ничего нет. Только бумага, в которой гремучку хранят.

– А пропавшие?

Виркнуд снова покачал головой.

– Я не нашел ни своего человека, ни человека Малкира, хотя мне давали его вещи. Вчера дождь прошел, смыло все следы. Я порыскал, конечно, везде, где они предположительно ходили, но… Ничего.

– В южных доках, говоришь?

– Туда бросили вдвое больше людей, чтобы прочесать все. Малкировы прихвостни с городской стражей сейчас рыщут по северной части города.

– А академия?

– Пусто, милорд. Только учебные запасы.

Эйсгейр вспомнил про другое.

– А что там с тюрьмой и ар-вахану, которых забрал Гилрау?

– Почти ничего.

– Почти?

– Выяснили, что через несколько дней после этого Гилрау приехал в Бергнес. Возможно, привез волчиц туда. Вот и все. Думаю, теперь только от него самого можно узнать, куда он их дел.

В кабинет постучались: пришел Эамонд, и Эйсгейр отпустил разведчика.

– Есть новости о доме солнца в Бергнесе?

– Пока нет, милорд. Разведчик отчитался, но сам еще там.

– Чем занимается?

– Прикинулся нищим, попросился делать разную грязную работу за кусок хлеба да лежанку на ночь. Сами знаете, такие места мгновенно кучу подобного люда собирают.

Эйсгейр решил потом наградить разведчика. За усердие и актерский талант. Убедительно изображать нищих не так просто, как кажется. Да и делать низкую неблагодарную работу – тоже.

– Того подозрительного человека не видели больше?

Эамонд покачал головой.

– Нет. Я отправил еще одного парня. Как доложили первые разведчики, в этом доме солнца говорят не только на периамском, но и на одном из наречий энуби. Поэтому я послал того, кто знает некоторые.

С языками в Периаме была такая мешанина – кракен утопился бы! Общий, периамский, имперский энуби, неимперский энуби, доимперский энуби…

– Следующие донесения через неделю. При необходимости, конечно, могут быть и раньше. Кстати, милорд, насчет того разговора во дворце. Мы решили, третьим был граф Дайен. Не надо ли точно в этом убедиться?

Эйсгейр потарабанил пальцами по столу. Это следовало проверить давно, но никак не представлялось случая. Можно, конечно, заявиться прямо в замок к Дайену: «Ну-ка, граф, скажите что-нибудь». Но бред же…

– Ты клонишь к чему-то определенному, Эамонд?

– Камердинер Тóрддин говорил, вы уже пропустили четыре приглашения на разные приемы. Признаться, он, скорее, жаловался, ведь ему приходится от имени милорда придумывать извинения. Завтра будет вечер в Королевской академии. Может, вам стоит появиться там? Граф Дайен не должен пропустить этот прием. Я не стал бы предлагать, милорд, но тот разговор в королевском дворце слышали только вы и никто другой не сможет определить голоса.

Эйсгейр хмыкнул и задумался. Великосветские рауты он не любил – не в последнюю очередь из-за нуднейших правил этикета – и посещал только официальные королевские приемы и те, что не мог пропустить из соображений вежливости. У него и так океан дел, к чему тратить время на танцульки и зубоскальство с благородными господами! Лишнее бремя. Но Эамонд предлагал недурную идею. Удостовериться, был ли Дайен третьим в той беседе, стоило давно. И лишний раз за Гилрау понаблюдать тоже не помешает.

– Завтра, говоришь? – со вздохом переспросил рыцарь. – Какие там условия?

– О, Торддин расскажет вам это лучше меня, милорд.

Послав за камердинером, Эйсгейр внутри себя чуть ли не молился, чтобы прием не оказался маскарадом. Самый нелюбимый вид этих бессмысленных занятий. К великому облегчению рыцаря, прием в честь основания академии проводился как званый ужин и даже без танцев. Ученые не танцуют!

– Милорду дозволено явиться одному, – сказал Торддин, сообщив, что всем полагалось иметь спутницу или спутника.

Эйсгейр фыркнул. Дозволено, видите ли. Хотелось бы посмотреть, как ему запретят. Еще он поглядел бы на лицо благородной дамы, получи ее супруг «дозволение» явиться на прием без нее.

«Интересно, – подумал рыцарь, – а Нирию пригласили?»

Если да, то компании у нее тоже не имеется. Если нет, то… Она может стать его спутницей. Рыцарь почти не сомневался: никакого приглашения магистр не получила. И ему жутко захотелось показать фигу всем этим снобам. Но такой поступок вызовет немало сплетен, которые могут утопить репутацию Нирии… Тем не менее поинтересоваться, не желает ли она составить компанию, никто не мешает.

– Ладно, Торддин, уведоми ректора, что я изволю явиться, может, один, а может, и не один, и готовь одежду на завтра, – распорядился Эйсгейр, выслушав правила приема, которые озвучил камердинер.

У бедного Торддина задергался глаз. Вообще-то, так не делалось. Ответ на приглашение следовало отправлять не позднее чем за неделю до приема, и прилежный камердинер уже все сделал. К тому же полагалось сообщать точно, кто посетит мероприятие. А не вот это вот «один или не один». Впрочем, перечить своему владыке Торддин не стал и ушел решать проблемы рыцарской невежливости.

«Утопиться от этих правил можно», – подумал Эйсгейр, отправляя посыльного к Нирии.

Что ж, ради дела придется потерпеть. А в следующий раз пусть Ормунд напрягается или кто-нибудь из других потомков. Представив любимого племянничка, танцующим на каком-нибудь балу, а не размахивающим топором, Эйсгейр улыбнулся.

* * *

К его великому удовольствию и не менее великому удивлению, Нирия согласилась посетить вечер в академии. От предвкушения вытянутых лиц Эйсгейр даже повеселел. Ух, надавят они господам на благородные мозоли! Да и чего скрывать, хотелось на время оказаться подальше от дворца и тяжелых размышлений, которые навевало происходящее в нем.

Нирии пришлось сплавать за нарядом во Всесвет, но проблемой это не стало – по слову рыцаря ей предоставили переход порталом.

Платье магистр надела прелестнейшее. Увидев его, камердинер пришел в ужас: оно не сочеталось с выбранной для Эйсгейра одеждой. Рыцарь поспешил заверить его, что все в порядке. Появись великий лорд Северных земель и глава Всесвета в подходящих друг другу нарядах, королевство от сплетен просто лопнет. И так лопнет, чего уж там.

Видимо, в умной головке Нирии родились такие же мысли.

– Ничего страшного, господин Торддин, так будет лучше, – сказала она, извиняясь перед камердинером за беспокойство. – Милорд, прекрасно выглядите.

– Не блистательнее вас, миледи.

Нирия действительно смотрелась потрясающе. И, судя по всему, собиралась ошеломить почтенную публику, потому что наряд выбрала весьма смелый. Даже дерзкий.

Ужин давала Королевская академия, средоточие науки, и дамам запрещалось появляться там с голыми плечами, глубокими декольте и шлейфами на платьях. То есть наряду предписывалось быть условно строгим и приличным, соответствующим статусу заведения. У Нирии же присутствовал и глубокий вырез, и обнаженные плечи… Но поверх основного светло-голубого платья красовалось тончайшее золотистое кружево, по сути – второе прозрачное платье с высоким горлом и длинными рукавами. Стоило оно баснословных денег. Эйсгейр сомневался, что у самой королевы найдется целое платье из унат-хаарского кружева.

На плечах и груди цветочный узор был совсем ажурным, позволяя Нирии демонстрировать весьма прелестные прелести. Книзу цветов становилось больше. Присобранная по бокам юбка чуть открывала туфельки при ходьбе. Запрет шлейфа подразумевал ровный подол, но буквальная формулировка оставляла лазейку, которую хитрая Нирия не преминула использовать.

Она и соблюла правила, и нарушила.

«Надерзила, ох, надерзила», – чуть улыбаясь, думал Эйсгейр.

И даже жалел, что Торддин, выбиравший ему одежду, дерзить не умел.

Кроме всего прочего, голубой с золотом наряд Нирии отлично подходил месту мероприятия: в Королевской академии носили плащи и головные уборы похожих цветов.

– Как у миледи получилось так быстро раздобыть столь гениальный наряд?

– Я схитрила, милорд, – шепнула Нирия, поднимаясь на портальный пьедестал. – Кружево от другого платья, а подол подшили вчера вечером.

Ну не прелесть ли эта женщина? Других спрятанных в одежде намеков Эйсгейр разглядеть не мог, но это пусть дамы догадываются, что им решила «высказать» бывшая простолюдинка.

Как и ожидалось, когда Эйсгейр с Нирией появились в портальном зале академии, встречавший всех Гилрау Лаэрдэт замер, выпучив глаза. Жена ректора совсем уж неприлично застыла с открытым ртом. Рыцарь мог только гадать, вызвано это нарядом Нирии или ее прибытием. Впрочем, Гилрау с супругой быстро спохватились. Привычно расшаркиваясь, они глядели то на декольте спутницы Эйсгейра, то на подол ее платья, решая, приемлем ли такой наряд, но, видимо, сочли, что приемлем.

«Вот же ты, медузья слизь!» – подумал рыцарь, улыбнувшись ректору и обменявшись приветствиями с ним и его женой.

Ведя Нирию к их месту за огромным столом, Эйсгейр залюбовался своей спутницей. Та прямо светилась от того, какое впечатление ей удалось произвести. Да что уж там. Затмила всех. Если трюк с подолом пришел в голову и другим женщинам, то вот «недекольте» и «неголые» плечи были только у Нирии.

На щеках у нее проступили озорные ямочки. А еще она очаровательно забавно морщила нос, когда смеялась или улыбалась.

«Совсем как Эльвейг», – подумал Эйсгейр, и мысль эта была не о женщине, которая умерла тридцать лет назад.

Нирия заметила его взгляд и улыбнулась, при этом слегка покраснев.

Голос второго собеседника Шелана в королевском дворце мгновенно отвлек Эйсгейра от созерцания красавицы. Это оказался не граф Дайен. Рыцарь смотрел и не мог поверить своим глазам.

Брат королевы.

Глава 4. Великий защитник

После не очень долгих споров и обсуждений отряд двинулся к дольмену. Выбрали путь через самого огромного древесника – Мильхэ пообещала завалить его быстро и бесшумно, хотя никто даже не представлял, как она собралась это сделать.

Они шли, и ведьма тихо направляла их. Фар подумал: а не отслеживает ли она лозы-плети? О таких умениях он не слышал, но почему бы и нет? Например, с помощью воды. Должна же быть в древесниках вода.

Наконец отряд оказался на дороге, по которой Фар пробегал пару часов назад. Прямо там, где она поворачивала на восток к уже не существовавшему орочьему селению, и сидел древесник.

– Они даже такие огромные бывают? – прошептал Рейт, вытаращившись на чащобного великана.

– Мы все трупы, – еле выдавил из себя Геррет, глядя на Мильхэ, – если твой план провалится.

А ведь они даже плана ее не знали! Все-таки доверяли ей больше, чем сами это осознавали. Ледяная ведьма пробурчала, что не провалится, но Фару показалось, в ней уже нет прежней уверенности.

– Стоим здесь, – скомандовала Мильхэ, – дальше ни шагу, пока не скажу.

Из ледяной глыбы, которую тащила за ними Ирма, вытянулись водяные плети и вошли прямо в землю. Через четверть часа Мильхэ заговорила снова.

– Геррет, передвинь круг тишины на древесника.

Когда тот выполнил просьбу и кивнул, на лице Мильхэ отразилось напряжение. В этот самый момент чудище вздрогнуло, выдернуло плети, попыталось подняться, но не смогло. Под ним виднелся лед – кажется, древесника проткнуло копье из-под земли. Он дергался, шевелил лапами… И ничего, кроме шелеста деревьев, не было слышно.

Ледяная ведьма невнятно ругнулась, и Тварь задергалась еще сильнее.

– Ой-ей, к нам гости, – прошептал Рейт. – Мильхэ, поторопись…

Парочка жнецов, пробегавших рядом, увидела незваных двуногих. Твари зафыркали, опустили головы и ринулись на отряд. По утрамбованной, сухой земле дороги их копыта стучали оглушительно громко. Близнецы приготовились встретить Тварей мечами, Фар – клыками и когтями, Геррет – огненным шаром. Но это будет так шумно, что проснется весь лес, и вместе с ним – их смерть. Они ждали…

Древесник взмахнул плетями, тускло блеснула вода – и тело монстра прошило насквозь ледяными лезвиями. Через мгновение они провернулись, Мильхэ с хрипом выдохнула, две лапы древесника беззвучно повалились на землю. Вслед за ними медленно оседал и он сам.

Жнецам сразу стало не до двуногих. Они бросились к древеснику и… Лес словно сошел с ума. Со всех сторон к свежему источнику целебной смолы сбегались-слетались-сползались Твари и прочая живность. Слышался топот копыт, рычание, шелест крыльев. Жнецы, скорпикошки, мантикоры, змееклювы, откуда-то выползли жгучеиглы и…

– В жизни столько сплюшек не видел, – прошептал Рейт.

Верхнюю часть древесника облепили рогосплюшки. Из-за них никто и не ходит в Темные Чащи ночью. Между перьями-рожками похожих на сов пичуг проскакивали крохотные молнии. Увидеть на Тракте сплюшку считалось не к добру. Очень-очень не к добру: где одна, там и целая стая, которая означала верную смерть в Чащах. Шутка ли, отбиваться от кровожадных крошек, жаждущих выклевать тебе глаза вместе с лицом, пока твою тушку пытаются покромсать жнецы и расплющить в лепешку древесники? Получать молнии тоже приятного мало. Неудивительно, что ночью в Чащи не суется даже самый отшибленный чащобный маньяк. Кроме ледяной ведьмы, разумеется.

Мильхэ забрала часть льда и оросила водой древесника с сидящими на нем птицами. Большинство сплюшек попадало. Те, что успели воткнуть клювики в дерево, повисли безжизненными кульками. Это вот так с ними бороться надо?

– Давайте быстрее, – сказала Мильхэ, – пока им не до нас.

Отряд двинулся вперед. Таиться уже не было смысла, сейчас требовалась скорость.

Где-то скрипели-ревели древесники. Потревоженные толпами животных, собиравшихся к их поверженному собрату, они просыпались и тоже шли к месту чащобной пирушки узнать, в чем дело. Мильхэ не зря выбрала самого большого монстра – его тело могло привлечь Тварей, наверное, с расстояния дневного перехода. Обратно хотели идти так же – чуть выждать, закатить лесным жителям званый ужин и проскользнуть к ручью. Только бы опять на полукровок не наткнуться.

Ближе к дольмену пришлось замедлиться. Через минуту отряд и вовсе остановился – все увидели странных созданий. Мильхэ о таких ничего не знала. Фаргрен не стал говорить, кто это на самом деле. Разве такое вообще возможно?

Изуродованные волки поднялись, увидев двуногих. Раздалось рычание.

– Как поступим? – прошептал Рейт. – Они же не пропустят нас.

Фар ненадолго стал человеком.

– Я попробую поговорить, – произнес он, превратился в зверя и вышел вперед.

Трудно было сказать, как отреагируют на него эти увечные. Обычные волки оборотней не любили. Чуяли человеческую половину. Могли потерпеть рядом, но в стаю не пускали. Но сейчас перед ним не волки. Фаргрен надеялся на родство, хотя боялся даже подумать, что это означает.

Безобразные создания дернули ушами, потянули воздух носом и попятились назад. Боятся? Фар подошел еще ближе. Волки заскулили. Половина их споткнулись и уселись на хвосты. Но один, судя по размерам и запаху самый старший, тявкая, приблизился.

Фаргрен почти не понимал его. Если это оборотень, то ему, должно быть, не меньше пятнадцати лет, но речь у него невнятная, как у двухлетки.

– Брат.

Из всего бормотания Фар смог разобрать только это. Все остальное было сигналами-звуками о боли. А от того, что произнес другой волк помладше, у него чуть не остановилось сердце:

– Мама.

Фаргрен сам почти сел себе на хвост, вмиг забыв и о товарищах, и о том, что им нужно попасть в дольмен. Что хотят сказать ему эти несчастные? Где мама? Кто мама? Чья мама?

Но поговорить им не дали.

За спиной громко проревел древесник. Ему тут же начал вторить еще один. Резкий свист – и позади дрогнула земля от вмазавшей по ней плети.

Оборотни оскалились, готовясь атаковать. Фаргрен прыжком развернулся и увидел, как приближаются его товарищи. Оставаться на месте они больше не могли – с той стороны к дольмену шел древесник, раздирая воздух скрипом.

Волки прижали уши, показали острые клыки, лапы их напряглись. Осталось прыгнуть и…

Короткий рык Фаргрена остановил их, но только на мгновение. Фару пришлось рыкнуть еще раз. Оборотни недоуменно заскулили и завыли.

– Защищать, – просигналил ему самый старший.

В следующее мгновение земля опять содрогнулась. Где-то на востоке раздался новый треск, а потом еще и еще.

– Надо быстрее уходить внутрь, – сказала Мильхэ.

Оборотни рычали и рвали землю когтями.

– Защищать, – в исступлении хрипел старший.

– Защищать, – поддакивал ему волк у входа в дольмен.

– Зяс-сять, – пропищал совсем тоненький голосок, и Фар вздрогнул: сколько лет этой девчонке?

Снова просвистели плети – древесник не изволил ждать, пока господа наемники примут решение. Бежать было некуда, только внутрь дольмена. Но путь туда преграждали волки.

Фаргрен рявкнул, вкладывая в голос приказ, – по праву самого старшего, самого сильного. Он отчаянно надеялся, что волки послушаются: не время выяснять, кто действительно самый сильный. Да и не хотелось выяснять. Не в этот раз.

Плети впечатались в землю, выдирая из нее черные комья. Камни дольмена затряслись и заскрежетали. Волки разом обернулись.

– Мама, – проскулил один из младших оборотней.

Фаргрен рявкнул снова, приказывая не трогать своих товарищей. Потом по какому-то наитию добавил, что тоже будет защищать. Оборотни отступились. Взгляды их дружелюбными не были, но нападать на двуногих они не стали.

По знаку Фара все поспешили к дольмену. Когда на землю одновременно обрушились четыре плети, камни сильно затряслись.

– Нельзя внутрь, – крикнул Геррет останавливаясь. – Рухнет же. Надо разобраться с Тварями.

Наконец показался древесник. Он хлестнул несколькими плетями сразу: по дольмену, по земле, по волкам и двуногим. Все бросились врассыпную. Следом тут же ударили другие плети, и один из волков попал под них. Во все стороны брызнули ошметки шкуры и кровь.

Загрохотали гранаты, распуская черный дым.

– Только не слепящие, – крикнула Мильхэ, оглянувшись на волков. – Скажи им, пусть не суются в дым.

Фаргрен прорычал команду, но засомневался, что ее поймут.

«Лучше держать их подальше от всех», – подумал он и позвал оборотней за собой к древесникам, приближавшимся с южной стороны.

Пошли не все. Трое волков осталось у входа в дольмен, отказавшись оставлять свой пост.

Первый древесник прошел сквозь ядовитый дым и чуть замедлился, но рядом было уже двое других.

Близнецы отошли ближе к дольмену и принялись шпиговать Тварей параличками. Пусть действует плохо, но даст лишние секунды. Геррет смог оторвать одному древеснику нижние конечности, и тот с треском повалился на землю.

Фаргрен попытался на слух определить, сколько древесников собирается к дольмену.

Много.

Их пришлепнут за несколько вздохов, даже с учетом неожиданного подкрепления. И управлять подкреплением Фар не мог. Волки отказывались уходить от дольмена – не понимали, что надо отойти, чтобы защитить, кого бы там они ни защищали. А древесники били издалека.

«Нас же просто размажут по камням», – подумал Фаргрен, принимая отчаянное решение.

Он метнулся к товарищам, обращаясь человеком.

– Все внутрь. Укрепи стены льдом, – прорычал Фар ледяной ведьме. – Гер, поставь щит на вход. Самый сильный. Быстрее.

Они не поняли, почему так надо, но послушались.

– Что бы ни случилось, никто не должен выходить, – сказал он, глядя в глаза Мильхэ.

Всезнающая ведьма должна понять.

Когда на входе в дольмен замерцал щит, Фаргрен перекинулся и прыжком отскочил подальше. От очередного удара плетей каменные стены затряслись, но устояли.

Убедившись, что товарищи и сестра в безопасности, Фар перестал сдерживать зверя внутри, и взгляд его заволокла кроваво-красная пелена.

* * *

– Предки… – выдохнула Мильхэ, глядя, как и без того большой волк стремительно растет, превращаясь в огромное чудовище.

Черная шерсть осталась только на спине и лбу, уступив место белой. Лапы стали мощнее и толще, на суставах появились острые костяные наросты, будто огромных когтей было недостаточно. Встав на задние лапы, преобразившийся оборотень разодрал древесника так легко, будто это был маленький кролик, а не дерево.

Они смотрели во все глаза, и никто не заметил, как Ирма охнула и мешком повалилась на пол.

– Что он… такое? – прошептал Лорин.

– Гэн-аннадайр, – ответила Мильхэ тихо и медленно, еще не опомнившись от удивления. – «Великий защитник» на языке оборотней. Такие рождаются редко. И в племени не может быть больше одного одновременно.

Некоторое время они завороженно смотрели, как чудище-оборотень разрывает зубами и когтями Тварей, облепивших его со всех сторон.

– Сраный пепел, – ругнулся Геррет, – и он ходил с нами все это время? Вот этот вот…

– Он не опасен, пока не превратится. А в этой форме безумен и убивает всех, кто попадется на глаза или кого почует, кроме собственного племени. Поэтому и заставил нас спрятаться.

– Разве Фар не ар-вахану? – спросил Рейт. – Как у него может быть племя?

Странные волки-Твари тоже атаковали древесников, следуя примеру чудовища. Мильхэ посмотрела на них и…

– Предки, это… Если он принимает их за своих, то…

– Сраный пепел…

Геррет тоже понял: волки-Твари вовсе не Твари. И не волки. А оборотни. Родственники Фаргрена. Насколько близкие? Кто сотворил такое с разумными существами?

Раздался стон, и все наконец обратили внимание, что Ирма лежит на холодных каменных плитах. Она пришла в себя, села, и ее взгляд упал на мохнатое чудище, как раз вырвавшее лапу древеснику.

– Это оно, я… Я помню… – Ирма будто не могла вдохнуть. – Это оно… Маму…

Она всхлипывала, но продолжала смотреть, не в силах отвести глаз.

– Теперь все понятно, – пробормотала Мильхэ, садясь рядом.

Одной рукой она приобняла Ирму, другой – сняла мешок с плеча и начала копаться в нем.

– О чем ты? – спросил Геррет.

– А ты не думал? Маленькие оборотни способны убить одного, максимум двух человек, но чтобы всю семью… – Мильхэ покачала головой.

Достав какую-то склянку, она открыла ее, и шарик снадобья влетел в рот Ирме, бившейся в истерике.

– Мне кажется, их завалят, – сказал Лорин, внимательно наблюдавший за боем. – Тварей слишком много. Или он неуязвим?

– Уязвим, – Мильхэ прищурилась, оценивая происходящее. – Надо помочь.

– А потом попасть ему в когти? – хмыкнул Геррет.

– Не будем вылезать отсюда. Бить только издалека, – предложил Рейт. – Может, отвлечем часть Тварей.

– Ну ладно, – Геррет вскинул кулак, создавая огненный шар, – издалека так издалека. Но только он в нашу сторону посмотрит – я пущу в него весь огонь, какой найду в себе.