Текст книги "Отделенные"

Глава 8. Кому нужна соль?

4 день 4 месяца 524 года новой эпохи

В арсенале его никак не ждали, да еще и утром.

«Редко я их проверяю», – подумал Эйсгейр, глядя на стражей.

Заспанные солдаты из внутренней охраны не сразу поняли, кого это принесло спозаранку. Те, кто уже признал в так внезапно появившемся человеке великого лорда Северных земель, под его взглядом расталкивали своих еще не проснувшихся товарищей.

– Главного оружейника сюда, – процедил сквозь зубы Эйсгейр.

Он перелился на внешний периметр арсенала. Здесь все в порядке, по крайней мере, с виду. Солдаты не спали, два отряда по расписанию совершали обход.

«Всех на Северное Кольцо! На границу с Ишдракйордом! – решил про себя рыцарь, снова оказываясь внутри мощной крепости, где хранились стратегические запасы оружия и боеприпасов Эйсстурма. – Разнежились в теплом местечке, медузья слизь!»

Он заметил, как Вёльоф оглядывается вокруг.

– Ну, ярл, что скажешь? Каковы у меня ребята! Залюбуешься, да?

Солдат рядом чуть ли не задрожал от брошенного на него взгляда.

– Мне бы лишние руки не помешали, милорд, – сказал Вёльоф, качая головой.

– Ну, значит, граница или рудники, – решил Эйсгейр, думая: не он ли сам сначала расслабился, а уж потом его люди?

Гремучей соли в эйсстурмском арсенале держали вдвое больше неприкосновенного запаса, определенного для ярлов. Должны были. Соль портилась от влаги, поэтому требовалось постоянно ее проверять и заменять пришедшее в негодность.

Помощник оружейника, подглядывая в бумаги, отчитывался о состоянии складов, стараясь говорить бодрее и не дрожать. Пока он рапортовал о том, что гремучей соли имеется в полтора раза больше двукратного запаса, Вёльоф ходил между ящиками, укутанными промасленной бумагой.

– Милорд, – позвал он Эйсгейра.

Рыцарь поспешил к нему в дальние ряды склада, оставив блеющего об отличном состоянии дел чиновника.

– Поглоти меня земля, если тут не пусто, – сказал Вёльоф.

Тщедушный ярл взялся за один из верхних ящиков и с легкостью поднял. А не должен был. Даже его могучий предок не смог бы.

Что произошло в следующий момент, Вёльоф не сразу понял.

Ящики вокруг поднялись, отчего показалось, будто и пол уходит куда-то вниз. «Мать-земля!» – воззвал ярл к стихии, надеясь остановить камень, но не в камне было дело.

Повеяло холодом. Вокруг Эйсгейра струились плети воды. Они и сдвинули ящики с гремучей солью. Все разом. Вода превращалась то в лед, то в снег. Вёльоф, никогда прежде не видевший своего владыку ни в гневе, ни призывающим стихию, понял, почему того называют Снежной Дланью. Кулаки рыцаря побелели, покрывшись сверкающим снегом, рукава заледенели до локтя. Такого не было, когда Эйсгейр переносил их сюда. В груди человека шевельнулся страх – сейчас самый сильный стихийник на Иалоне в ярости все уничтожит. Вёльоф этого не знал, но вода во рву вокруг арсенала взметнулась ледяной стеной, отрезав его от Эйсстурма.

Эйсгейр выругался и опустил ящики на пол. Но не все. Половину вода смяла, как бумагу, в которую их завернули.

– Так сколько в арсенале гремучей соли? – спросил рыцарь, поворачиваясь к помощнику главного оружейника.

Цветом лица тот успешно соперничал со снегом на кулаках владыки Севера.

Эйсгейр с Вёльофом обошли все склады. Проверка дала печальные результаты: треть ящиков с солью оказалась пуста. Рыцарь почти озверел от гнева, но, когда увидел своего главного оружейника, его настроение мгновенно изменилось.

– Хáвмар, ты болен?

Тот двигался немного вперевалку, будто у него болели ноги, а кисти рук были синеватые и опухшие.

– Да вот свезло под старость лет, милорд. Комковатой кровью наградили боги. Последние месяца два все тяжелее становится. Сына вместо себя поставил. Ошибся, да, милорд? Мне уже кое-что рассказали.

«Одрин, ты нужна мне», – позвал Эйсгейр, отмечая силой место, куда можно перелиться.

– Вёльоф, – обратился рыцарь к ярлу Айсена, – а не забудешь ли ты на пару неделек про свои рудники? – дождавшись кивка в ответ, он продолжил: – Поможешь с арсеналом и расследованием. Выделить тебе гремучки, сам понимаешь, не могу. По крайней мере, пока.

Между ящиками чуть в стороне от них закружился ледяной вихрь. Через пару мгновений на его месте оказалась невысокая темноволосая женщина с такими же, как у Эйсгейра, неестественно синими глазами. Одетая в тонкое голубое платье со снежными узорами, она казалась лишней на оружейном складе.

– Одрин, арестуй лорда Рáнхава.

Хавмар вздохнул, а потом сказал:

– Он сейчас должен быть в своем особняке в Верхнем городе.

«Утред, ты с ней. Надо задержать и доставить во дворец всю семью Хавмара и семьи его детей, – отдал Эйсгейр мысленный приказ своим рыцарям. – Пусть их разместят в гостевых палатах».

– Причина ареста, милорд? – спросила Одрин вслух.

– Хищение государственного имущества повышенной важности, я так полагаю, – ответил вместо Эйсгейра Хавмар и снова вздохнул.

* * *

Больше всего Эйсгейр злился на себя. Посмеивался над своими ярлами, размякшими от мирной и сытой жизни, а сам был ничем не лучше. Мало того что пробулькал начало этой периамской игры, так еще и не углядел проблем под собственным носом.

Хавмар, как выяснилось, страдал комковатой кровью уже три года. Три месяца назад ему резко стало хуже: начали болеть ноги и руки. Оружейник старался работать, как и прежде, лично проверяя склады и проводя ревизии, но в конце концов поставил на замену сына. Временно, как он думал: целитель обещал скорое улучшение.

Ранхав сначала отпирался, но по прошествии двух дней тюремного заключения сознался во всем. Оказалось, через пару недель после того, как он начал замещать отца, к нему пришли некие люди и предложили огромные деньги за гремучую соль. Но падкий на золото Ранхав увидел лишь четверть обещанных богатств. Получив первую партию соли, подельники начали его шантажировать, и сын оружейника, оказавшийся не только жадным, но и трусливым, послушно плясал под их дудку, боясь справедливой кары владыки Эйсстурма.

Вытаскивали гремучую соль небольшими партиями, используя для этого повозку Ранхава и безалаберность стражи арсенала.

Вёльоф удивлялся пропаже сильнее всех: если соль воровали ради наживы, то почему он не может найти требуемое для своих рудников? Значит, гремучка нужна была не для продажи. Тогда для чего?

Рыцаря же беспокоило еще и другое: отделенный ото всех Хавмар на удивление быстро пошел на поправку. Это означало лишь одно: кто-то травил старика. Причем этот кто-то хорошо знал семью оружейника и мог предвидеть, что он поставит вместо себя своего не слишком честного и трусоватого сына.

По приказу рыцаря задержали всех врачей семьи оружейника. Эйсгейр использовал рыцарей воды для быстрой поимки всех причастных, но время работало против него: за два дня уже полгорода услышало, как Снежная Длань сам арестовал главного оружейника и всю его семью. Поэтому, вполне возможно, многие, кто имел к этому отношение, уже утекли из города.

Впрочем, личный врач Хавмара этого не сделал. Его нашли мертвым в собственном поместье. Там же обнаружились запасы снадобий, из-за которых оружейнику и становилось хуже. Их нашлось достаточно, чтобы понять, чем травили Хавмара. Да и сам труп целителя вполне прозрачно намекал на его причастность к болезни главного оружейника. Теперь надо было искать еще и убийц врача…

На очередном совещании по делу Ранхава Эамонд добавил ко всему этому новых красок.

– Как его звали? – спросил он, узнав о целителе Хавмара.

– Ви́ллен.

Наместник достал пару листков и начал водить по одному из них пальцем, а когда, очевидно, список из каких-то имен закончился, принялся за второй лист.

– Иллигенас? – уточнил Эамонд, палец его при этом остановился.

Эйсгейр, кивнув, поднялся из-за стола посмотреть, какие такие списки принес его наместник. Тот показал лист, в середине которого красовалось имя убитого целителя с краткими личными сведениями.

– Что это за список, Эамонд? – спросил Эйсгейр, предчувствуя, каким будет ответ.

– Члены Общества Знающих на севере, милорд.

Рыцарь даже скрипнул зубами. Он-то думал, проблема Вёльофа никак не связана ни со «знающими», ни с этой мутной игрой с убийством эльфийского короля.

Вот кто крал соль из арсенала. И скорее всего, из-за них же Вёльоф не мог достать необходимое для своих рудников. Зачем гремучка нужна «знающим»? Уж не для войны ли со Светлым Лесом?

Оставшись наедине с Эамондом, Эйсгейр всерьез начал обсуждать с ним, не начинать ли Северу военные приготовления. Конечно, оставалась надежда, что Милихэна убить все же не смогут, но… Неважно, кто с кем будет воевать, – остаться с голыми руками не хотелось в любом случае. Эамонд был убежден в необходимости проверить всех крупных ярлов и значимых лиц Севера.

– Океан-отец, так целую вечность проверять можно! – сказал Эйсгейр, подумав про себя, что и ревизию в арсеналах всех ярлов надо провести.

– Во всяком случае, надо убедиться в верности главных, милорд.

– Что скажешь насчет Вёльофа? Он у нас впереди всего севера по стали.

– Кроме жалоб на его паршивый характер, ничего плохого о нем не слышал. Но как знать… Если в Айсене ковать мечи, то и проверять Айсен в первую очередь. А еще надо послать наших парней в Периам. Если вы этого еще не сделали, милорд.

Эйсгейр до сих пор не отправил разведчиков на ту сторону Темных Чащ лишь по одной причине: постоянно всплывало что-то, тоже требующее внимания.

– И надо разобраться со змеиным гнездом в Эйсстурме, милорд! – добавил наместник. – Иначе полезем в Периам, а нам загонят нож здесь.

– Предлагаешь задержать всех «знающих»?

– Нет, это слишком просто и глупо. Тоже надо последить для начала за всеми. Их у нас не очень много.

– Займешься?

Эамонд кивнул.

– Да, милорд, что там с Арделор Валиссин? – спросил старый наместник.

– Понятия не имею. Как раз собирался поговорить с послом.

Но после обеда Миррин нашел рыцаря сам и безо всяких предисловий оттарабанил полный официоза ультиматум:

– Светлый Лес в лице полномочного посла, виркая Миррина из дома Тавеллан, требует у Эйсгейра Снежной Длани, великого лорда Северных земель Королевства людей, пропустить в Эйсстурм следователей, назначенных эльфийским советом по делу о похищении Арделор Валиссин, а также ее родственников из дома Валиссин на срок, необходимый для установления всех обстоятельств дела и завершения расследования.

И тихо добавил:

– Милорд, я ничего не смог сделать.

Признание собственного поражения далось гордому сыну Леса нелегко. Крылья его носа раздулись, и без того нахмуренные брови сдвинулись еще сильнее. Он будто хотел сказать еще что-то, что-то гневное, но вдруг сник.

Эйсгейр заметил, насколько уставшим выглядит Миррин. Лицо посерело, осунулось, на лбу прорезались глубокие морщины. Одежда была не самой свежей, хотя Миррину как иллигену ничего не стоило очистить ее. Рыцарю даже показалось, будто друг похудел.

– Пойдем ко мне. Расскажешь подробнее.

Глава 9. Неправильные уговоры

Вся родня Талека погибла. Его старый дом Твари разворотили полностью, даже погреб раскопали. В начале зимы отца Талека утащила мантикора, когда он пытался достать еды из соседнего дома, ставшего бесхозным. Так сказал кузнец. Тогда жители Снежных Рощ еще могли выходить на поверхность. Опасно, но что оставалось делать? Не у всех имелись запасы, как у кузнеца. Да тот и сам ходил наверх, чтобы эти самые запасы не кончились слишком быстро. Потом пришли древесники, и люди вылезать перестали, поэтому о судьбе других погребов ничего не знали. Но догадывались.

Фаргрен обрыскал деревню как смог, полазил в развалинах. Живых не нашел. В некоторых домах ему удалось залезть в погреба. В двух нашлись останки. Несчастные, кажется, скончались от голода – страх перед Тварями оказался сильнее. В одной подклети лежал трупик младенца, причем со сломанной шеей. Тел родителей рядом не было, но в разрушенной избе на чудом уцелевшей балке болталась обгрызенная, излохмаченная веревка…

Найти в Снежных Рощах других выживших уже не приходилось надеяться. Кто сообщит теперь страшную весть Талеку? И ведь повезло ему: перебрался с женой в Пеньки. Иначе тоже бы погиб.

Но котенок выжил. Это Фар считал главным. Все остальное – неважно.

Один раз он попытался заговорить с сестрой. Страшно не хотелось делать этого при других, но выбора-то не было – селяне не вылезали на поверхность. Ирма просто отошла к дальней стене, сверкнув глазами. Фар сделал шаг следом и увидел, как напряглись его бывшие земляки. Кузнец даже привстал.

Уже потом, выискивая кроличьи норы в лесу недалеко от Снежных Рощ, Фаргрен понял, как это было глупо. Что он сказал бы? «Извини, что убил наших родителей?» Ирма его ненавидит и не простит. Он ведь и сам себя не простил. Даже хорошо, что он думал, будто она умерла. Иначе точно навестил бы. А ей это было бы совсем ни к чему. Совсем.

Больше Фаргрен не пытался даже подойти поближе к сестре. А так хотелось… Она пахла почти так же, как мать. Этот аромат семьи и любви он никогда не забывал. И потому все равно спускался в подклеть. Чаще, чем это нравилось селянам, но Фар не мог удержаться.

Ему хотелось смотреть на Ирму. Наблюдать за ней. За тем, как Мильхэ учит ее генасским приемам. Ирма так смешно, так по-детски радовалась, когда у нее получилось создать огонек. А у Фара сжималось сердце – он видел улыбку матери, слышал ее смех.

Еще Ирма помогала ухаживать за Рейтом. Точнее, она и ухаживала – Мильхэ решила, что ее высокое мастерство больше не требуется, и перепоручила свои обязанности маленькой деревенской травнице, только внимательно следила, иногда давая советы. Ирма же делала все: меняла повязки, смешивала лекарства, помогала Рейту – на шестой день Мильхэ разрешила ему попробовать встать на ноги – ходить и разминаться. И забавно смущалась от его благодарностей.

С открытым ртом Ирма слушала объяснения ледяной ведьмы, почему нужно делать именно так, а не по-другому. Глаза ее горели, когда близнецы рассказывали о разных местах, где побывали.

Фар наблюдал и жалел только об одном – на него она никогда не посмотрит с таким восторгом. А еще – что не смог покатать ее на себе, когда она была маленькой крохой.

– Тебе бы поехать в Эйсстурм, – сказала как-то Мильхэ, ответив Ирме на очередной вопрос, касавшийся силы.

Об этом говорили не впервые. Вот чего не ожидал Фаргрен, так это того, что сестра окажется генасом. Очень сильным, по утверждениям Геррета, который день ото дня становился несноснее – язвил и грубил даже Мильхэ, чего раньше за ним не наблюдалось. Когда Рейт, наконец, расколол коротышку, стало еще хуже – теперь близнецы не могли удержаться от шуточек по поводу постоянной чесотки. В конце концов, Геррет перебрался наверх, заявив, что лучше тратить силу на щиты и круги тишины, чем терпеть это все. Бедняга. Зато у Фара появилась компания.

В один из вечеров они сидели напротив окна, через которое Фаргрен уходил на охоту. Закатное солнце раскрасило небо яркими полосами, и свет, заливавший дом, делал мрачные стены из каменного дуба будто… теплее.

Геррет возился с доспехами – в очередной раз ставил заплаты на верхний слой кожи, хотя, если честно, требовалась уже полная замена. Фар тоже без дела не сидел и чинил застежки на доспехах. После Дубков все свои запасы кожаных ремешков он отдал напарникам – им защита была куда важнее. Хотя даже сейчас Фар не представлял, зачем занимается починкой – в отряде он спокойно ходил волком. Да и с Тварями удобнее драться в шкуре.

Куски кожи и кое-какие инструменты он нашел у деда-скорняка. Точнее, в развалинах дедовского дома. Как рассказал кузнец, тот помер несколько лет назад – после гибели старшего сына сдал и стал часто болеть. Бабку Фар не знал – она умерла до того, как его усыновили.

Деда ему сначала было жаль. Но узнав, что тот отказался от маленькой Ирмы – она понятия не имела, кто ее дедушка, – Фар жалеть его перестал. Зато немыслимые запасы шкур и кожи, которые даже за несколько лет со смерти деда не успели закончиться, пришлись как нельзя кстати.

Сейчас они с Герретом обсуждали предстоящую часть похода.

– Я, конечно, все понимаю, – сказал коротышка, орудуя шилом, – ты не хочешь подвергать ее опасности.

Он потер никак не заживающие – меньше надо чесаться! – царапины на загривке. Их оставили зубы Фара, когда он схватил его за шиворот и втащил в дом.

– Но лишний генас нам не помешает. И вообще, она сама вызвалась.

Фар только вздохнул. И зачем они рассказали селянам, что шли в другое место? Ирма начала проситься пойти вместе с ними.

После смерти травницы, вырастившей сиротку, никого у Ирмы не осталось. Замуж она, конечно, не вышла: кто бы взял девушку из убитой оборотнем семьи? Порченую…

Но ей еще повезло. Все знали, что Фар приемыш. А если бы это Илайна его родила, всех выживших после той кровавой ночи детей, скорее всего, убили бы. Котенка отстоял кузнец. Он как – друг отца Фаргрена – даже хотел растить Ирму как собственную дочь после того, как травница выходит ее. Но жена его воспротивилась. Как и вся родня с обеих сторон. Не волчий выродок, но порченая же!

Жизнь котенку оставили, но и жить нормально не позволили. Дед – и тот отказался от родной внучки.

Селяне великодушно согласились сделать ее ученицей и преемницей травницы. Нашли, называется, выход. Травники всегда нужны. А вот быть ими мало кто хочет.

Прежняя травница померла за год до прихода Тварей. Так Ирма стала самой молодой травницей в округе и самой старой девушкой на выданье. Свои обязанности она исполняла исправно, но жить ей было тошно. Мягко говоря. Дом ее стоял отдельно от деревни, общались с ней мало и только по делу.

Понятно, почему Ирма решила начать новую жизнь. Но какого хррклла ей приспичило начать это с похода в Темные Чащи?

– Вы с Мильхэ сами говорили, дальше будет хуже, – сказал Фаргрен. – Зачем нам зеленый генас?

Он хоть и попробовал переубедить Геррета, знал: это бесполезно. Не будь Ирма его сестрой, он сам бы обрадовался пополнению рядов тех, кто хочет «чуть не сдохнуть». Еще один генас, пусть необученный, зато очень сильный, им пригодится. Вот и сейчас Геррет просто хмыкнул, глядя на Фаргрена с язвительной укоризной. Мол, ты дурак совсем?

С присоединением Ирмы к отряду ему придется смириться. И терпеть ее ненавидящие взгляды. Зато он сможет узнать сестру получше. Хорошо ведь. А взгляды… Ну, кровь же не пускают, не жгут – и ладно. Можно потерпеть.

«Почему она так не хочет в Эйсстурм?» – думал Фар уже на следующий день, душа очередного зайца на полянке.

Косой надеялся сбежать и, может быть, даже смог бы, но Фаргрен загнал его в нехитрую ловушку. Волчьи лапы и человеческие руки – это прекрасно! Но следовало поторопиться, пока его самого никто не придушил. Впрочем, охота нисколько не мешала размышлениям. Это вам не жнецов валить.

Теперь он думал, как же убедить Ирму. Мильхэ уговаривала ее поехать в Северную академию – лучшее на Иалоне место обучения иллигенов. И Фар был всеми лапами и хвостом за. Да он весь свой заработок готов отдавать на обучение Ирмы! Но та отказывалась наотрез.

Фаргрен, надо сказать, догадывался почему: при общении с селянами Мильхэ снова превращалась в ледяную ведьму. Их она знала всего несколько дней, и никто из них не пытался погибнуть вместе с ней в безумно-разумных планах. Вот и спускала на совсем чужих ей людей все стужи Драакзана. А уговаривать сироту девятнадцати лет надо явно не этим.

Геррет тоже пытался повлиять, и тоже не так. Он становился злым и колючим, спускаясь в подклеть. Но спускался. Как он сам говорил – послушать Мильхэ. Да, та учила совсем простым приемам, и большая их часть предназначалась иллигенам, но чем угли не шутят. Эльфийка-то попалась с изюминкой, пусть и жутко ледяной! Вдруг что-то да пригодится ему самому.

В общем, там, где следовало брать вниманием, заботой и мягкостью, язва-коротышка и ледяная ведьма брали… Да они вообще никак и ничем не брали.

Но дело было не только в неправильных уговорах. Скорее всего, Ирма не соглашалась с Мильхэ и Герретом потому, что считала их и близнецов друзьями Фара. Друзьями убийцы ее родных… Не поэтому ли она и отвергала их предложения? Ирма никак не показывала своих мыслей, говорила со всеми вежливо, с Рейта как с раненого так вообще шерстинки сдувала, но…

Внезапная мысль поразила Фаргрена: друзья?

Не успел он обдумать это, как услышал неожиданный звук: где-то вдалеке раздалось ржание лошадей. Фар потрусил обратно к дому и, закинув заячьи тушки в окно, побежал на разведку. Вскоре он увидел, как недалеко от южной границы Снежных Рощ разворачивается лагерь со штандартами Зандерата.

Заказчик не подвел.