Текст книги "Отделенные"

Глава 3. Почти

Ничего почти не происходило. Каждый день мне приносили еду. Каждый день приходил эльф в маске – здесь все в масках – и выводил меня в недлинный коридор, который заканчивался деревянными дверьми. Их украшала красивая резьба: девять деревьев, кроны которых сливались в одну, а ствол в центре был больше остальных. Двери выглядели очень мощными и тяжелыми, но стражники открывали их нисколько не напрягаясь.

За дверями коридор расходился в три стороны под прямым углом. Меня уводили направо в хорошо освещенный зал: лабораторию с кучей склянок, приборов и разных инструментов.

Стены подземелья – мне казалось, мы находимся в подземелье, – были ужасно скучны. Камень и ничего больше. А вот лаборатория великолепна, и не будь я подопытной мышкой, она меня бы порадовала. Но разглядывать разные инструменты не очень интересно, когда их могут применить к тебе…

Других пленников я не видела, но знала – они есть. Точнее, есть другие камеры: один раз из стены слева вышел эльф, и камни за ним тут же встали на место. Еще я заметила интересную деталь – «двери» не смыкались, пока между ними что-нибудь находилось. Мой тюремщик однажды перекинулся парой слов с другим, и все то время, пока он стоял «в дверях», они не закрывались.

Из темницы меня выводили только в лабораторию, где препоручали эльфам-генасам. Чаще всего их было трое, иногда двое.

В самую первую встречу с ними я спросила, что им нужно.

– Пробуем выяснить, как ты про… – начал отвечать один из эльфов, но другой тут же его одернул.

Больше со мной никто не разговаривал, о чем бы я ни спрашивала. Один раз я попыталась сказать, что ничего не помню, но мне резко велели замолчать. Тогда я стала внимательнее слушать их разговоры.

Беседовали они, к сожалению, не так много. Но кое о чем мне все же удалось узнать. Например, сколько времени я провела не в Светлом Лесу и о некоем Черном дне:

«Она действительно не была дома с самого Черного дня? – Ага, представь себе, девяносто семь лет! Может, даже больше, никто не знает, была ли она в Светлом Лесу в Черный день».

И никто не знает, в Темных Чащах я провела все эти годы или нет…

Еще выяснилось, что в Периам эльфам по какой-то причине путь заказан:

«Кажется, этот трактат сохранился только в библиотеке Имперской академии. – Да, жаль… Нам же теперь лучше даже не соваться в Периам».

Хотя не очень понятно: всем эльфам или только вот этим?

В целом, болтали генасы больше о разных безделицах вроде обеда. Кроме того, они убедились, что я совершенно нормальна. Особенно их интересовали следы от корней, покрывавшие мое тело едва заметным узором, но об этом у меня ничего не спрашивали.

И все же, почему их так волнует то, что я не была в Лесу сто лет? Это не характерно для меня или эльфов в целом? Выходит, я и о себе ничего не помню, и о своем народе знаю не все. Плохо…

Главный за эти три дня появился только один раз. Осведомился, как идут исследования, и ушел, едва бросив на меня взгляд. И его голос отличался от того, каким он говорил со мной в первый раз. Может, это кто-то другой? Мало ли, вдруг у них здесь несколько главных. А если нет, тогда, видимо, эти маски не просто маски. Проклятый ошейник! Из-за него я не только не могу пользоваться силой, я даже чувствовать ее не могу.

На четвертый день заключения, когда тюремщик вел меня в лабораторию, я увидела, как какой-то эльф вышел из дверей, которыми заканчивался коридор налево от темницы. Разглядеть, что находится за ними, я не успела, но заметила голубоватое свечение. Такое бывает у эльфийских порталов. Значит, хозяин этого подземелья или богат, или обладает большой властью. Скорее, последнее, но, впрочем, это означает и первое.

Портал… Если там и правда он, через него можно попробовать сбежать. Или не стоит? Может, здесь получится узнать что-то еще? Но вдруг меня убьют? Хотя главный говорил, будто я должна послужить великой цели, а делать это мертвой затруднительно. Или им не важно, живая я или нет? Да уж, выбор у меня, конечно… Надо либо действовать, либо ждать. Только вот чего?

А чего такого придумать без силы? Хм, я ведь все время вела себя смирно, значит, можно сыграть на неожиданности. У моей камеры стоят двое стражников, еще парочка – у двери, ведущей к порталу. Маловато как-то… Уверены, будто ничего не случится? Или просто очень сильные? Есть ли стражники у самого портала? Снаряжение у солдат обычное: мечи, щиты, короткие кинжалы, доспехи. Надеюсь, у них не припрятано где-нибудь метательных клинков или еще чего похуже. А если они генасы? В лаборатории мной занимаются точно генасы. А те, кто водит меня к ним и приносит в камеру еду, – непонятно. Зато они в простой одежде, не в доспехах.

И вообще, может, за теми дверьми вовсе не портал? А если все-таки да, куда он ведет? Ни того ни другого мне никак не узнать…

* * *

Когда тюремщик в очередной раз вел меня обратно в камеру, я развернулась и двинула коленом ему в пах. Среагировать он не успел и, получив хороший удар, согнулся пополам. Я со всех сил приложила его головой о каменную стену и бросилась к дверям. Стражники уже забегáли в коридор. Но они не ожидали, что и я окажусь у самых дверей. Хвала волчьим тренировкам! Удалось проскочить.

Вылетев в двери, я чудом смогла повернуть налево. Навстречу неслась вторая пара стражей. В последний момент я кинулась вниз и проехала на штанине по гладкому каменному полу между ними – кто бы знал, как я три дня каталась в камере, отрабатывая этот трюк. Одного я толкнула, но, кажется, получилось слабо. Хорошо бы они сами грохнулись. Я вскочила на ноги и влетела в последние двери. Да, портал! Я ринулась в круг голубоватого света.

По другую сторону оказалась небольшая комната, но рассмотреть ее не удалось: меня обвило мощное водяное щупальце. В открытых дверях стояли эльфы в масках. Кто из них генас?

– Далеко собралась, моя дорогая?

Главный?

Через несколько минут я лежала на кровати в своей камере. Вода спеленала меня, как младенца, да так туго, что даже пальцем пошевелить не получалось. Да что там шевелиться – дышать было тяжело.

Слушая, как главному рассказывали о моем побеге, я не удержалась от злорадного смешка – первый тюремщик таки потерял сознание, а вторая пара стражников все же грохнулась, помешав первым двум поймать меня. А генасы в лаборатории вообще ничего не сообразили и вышли из нее, когда я уже проскочила в портал.

– Да уж, хотел бы я сам на это посмотреть, – заговорил со мной главный. – Такая сила и скорость! По виду-то и не скажешь! И надо признаться, у тебя почти получилось. Если бы портал не вел прямо в мой дом… – он поцокал языком. В пустых каменных стенах звук показался насмешливо звонким. – Ну, расскажешь, где ты провела сто лет? А главное, как прожила так долго, не возвращаясь в Лес?

Предки, я ведь знаю! Знаю! Мы не можем жить долго вдали от Светлого Леса и силы короля. Раз в несколько лет каждый эльф, где бы ни находился, должен возвращаться домой. Как же у меня получилось? Хозяин леса? Его рук дело?

– А еще я бы не отказался послушать историю про дракона… Как вам удалось убить его вдвоем?

Какого еще дракона? С кем вдвоем?

– Я не помню ничего.

– Знаешь, дорогая, мне почему-то не верится… И теперь все будет по-другому. Одежду забрать, – сказал он стоявшим рядом стражникам. – Всю.

Вода исчезла, но я не успела увидеть, к кому она вернулась – к главному или кому-то другому. Один из солдат приблизился ко мне, остановился и оглянулся на своего господина. Ни разу не раздевал женщин против их воли, да?

– Я сама, – сказала я, садясь на кровати.

– Ишь, какая послушная. Давай быстрее.

Под взглядами мужчин я встала и сняла с себя одежду, оставшись в одном белье.

– Я. Сказал. Всю.

Великие силы… Пришлось снять и белье.

– Умница.

Я стояла, стараясь не двигаться и ни на кого не смотреть. Лицо горело, сердце оглушительно колотилось в ребра. Крепкие Когти, спаси меня…

– Заберите все, – услышала я приказ и вскоре осталась одна.

Ноги мгновенно стали ватными. Тело задрожало. Так, спокойно, спокойно. Ничего страш-ного еще… н-не случилось…

Слезы сами побежали ручьем. Кто эти подонки?

Глава 4. Одним махом

К великой «радости» жителей Вешек, наемники задержались в гостях. Все из-за Геррета: он настоял подождать еще пару дней, а потом убрать щит с пирамидки. Не прошло и часа после этого, как вдалеке показалось несколько темных точек, передвигавшихся длинными перелетами-прыжками. Богомолы. Сомнений не осталось: пирамидка притягивала их. Непонятно только как. И какого хррккла ее запихали в деревенский колодец.

Мильхэ предложила проверить каждую деревню по пути – вдруг найдутся еще такие штуки. Все дружно согласились. В поселения к западу и востоку от основного маршрута решили пока не соваться и подумать об этом после дольмена, который в контракте значился целью похода. Какое-то время отряд даже размышлял, не вернуться ли во Всесвет. Где-то имелся неприятно огромный рой омерзительных треугольных рож. И может быть, не один. Это сулило возможность не вернуться вообще. Нездраво здравую мысль благополучно отвергли, и отряд двинулся на север. Жаль только, что пешком.

Пирамидку они забрали, решив, что оставлять ее в деревне неразумно – еще бы! – и опасно. Селянам наказали не вылезать несколько дней, наблюдать за небом, и только потом, если Твари не появятся хотя бы в течение недели, послать за помощью во Всесвет.

В следующей деревне отряд оказался через двое суток. Распутица, к жнецам ее… Ко всему прочему хлопот добавил невежливо разлившийся от талой воды ручей. Точнее, целых два. Без иллигена в отряде пришлось бы мочить лапки. Конечно, Мильхэ могла бы сделать что-то и с дорогой, но это отняло бы ее силы. А зачем им уставший генас, когда летают тут всякие?

Несколько раз отряду пришлось отбиваться от этих всяких, но после столкновения с роем одиночный жук или несколько особей уже не казались ужасными. Ха! Да их теперь давили почти как тараканов. Если так можно выразиться об убийстве крылатой Твари-богомола размером с лошадь.

Следующее селение оказалось разорено полностью. Гораздо меньшее, чем Вешки, оно представляло собой, скорее, хутор из нескольких дворов. Фаргрен не помнил его – видимо, появилось уже после того, как он покинул родные места. Если бы не Твари, через несколько лет здесь, наверное, выросла бы настоящая деревня.

Зрелище было совершенно удручающим. В Вешках не встретилось ни одного трупа или кости, даже в домах, куда они залезли в поисках необходимых вещей. Здесь же у первой избы путники наткнулись на человеческий череп. Кричаще-белый и совсем небольшой… Трупного запаха Фаргрен не чуял, да и пахнуть давно уже было нечему: то, что не сожрали или не утащили Твари, объели другие животные. А с приходом весны и теплых дней дело завершили ранние насекомые. Насекомые, к хрркклу их…

Мильхэ и Геррет сразу же поискали силу пирамидки.

– Я не чувствую ничего. – Мааген, как всегда, хмурился. Он оглянулся на эльфийку. – А ты?

Та покачала головой. Она стояла между разрушенных домов и сосредоточенно глядела вниз.

– Под землей, кажется, никого нет, – наконец, донеслось от ледяной статуи.

– Думаю, проверить все же стоит. – Рейт направился к останкам ближайшей избы.

Фар хмыкнул. Если ведьма может чувствовать воду до глубины погреба, то…

– Не думал, что она настолько сильная, – пробормотал Геррет. – Не могу хоть приблизительно прикинуть уровень ее силы…

– Гер, а от чего зависит сила нестабильника?

– Ты сейчас задал вопрос, на который даже остроухие точного ответа не знают, – осклабился коротышка. – Вероятнее всего, от настроения и общего самочувствия.

Хм… Ледяная ведьма сегодня в отличном расположении духа? Но если в хорошем настроении она сурова, как Драакзан, то какая тогда в плохом?

Твари своим присутствием не радовали, и за четверть часа наемники обыскали все постройки. Да и было их не так много. Погреба оказались пусты, как и разрушенные конюшни, загоны и птичники. То тут, то там белели кости. Может быть, животных, а может, и человеческие.

Колодец оказался целым. Если в нем когда-то и лежали чуждые деревенскому быту предметы, то либо их уже забрали, либо спрятали гораздо лучше. Но только кто это сделал?

– Идем дальше? – спросил Рейт, глядя в небо: солнце стояло еще высоко, но полдень уже давно миновал. – Все равно, я так понимаю, тут делать нечего.

Далеко они не ушли. Через пару часов ветер сменился на северный и принес с собой кислый запах богомолов. А еще через час перед ними красовался ров, полный стрекочущих Тварей.

* * *

Прикинувшись камушками под снегом, они думали, что предпринять. Вариантов имелось немного: обогнуть рой по большой дуге с востока, вернуться во Всесвет или придумать, как расправиться с богомолами. Первый отмели сразу же – такой путь займет несколько дней. К тому же Твари все равно могли найти обнаглевших двуногих: от роя в разные стороны то и дело улетали разведчики.

По предположению Мильхэ, это был рой из Вешек – не мог ведь он исчезнуть бесследно. Пирамидка больше не тянула их в Вешки, но гнездо, видимо, все равно требовалось. Возможно, родительское находилось слишком близко, и Тварям не хватало еды.

«Сколько же жрет такая орава?» – мелькнуло в мыслях у Фаргрена.

Судя по хитиновым останкам, богомолы уже ели собственных братьев, слабых или больных.

Самым разумным представлялось вернуться во Всесвет, убедить заказчика набрать больше людей и снова пойти на север. Ага. Этот вариант опять отвергли именно потому, что он был слишком разумным. Наемники они или погулять вышли?

Вся наемничья братия уже начатое задание прекращала только в крайнем случае. Очень часто понимание, что вот сейчас и есть тот самый крайний случай, приходило немного поздно – за мгновение до смерти. Или вообще не успевало прийти. Наемничий азарт – убийственно веселая штука. Особенно если дело касалось Тварей. Как далеко ты сможешь зайти в этот раз? Сколько монстров удастся прикончить, прежде чем придется отступить? Никто ведь не думает, будто сдохнет. Кто-то, конечно, сдохнет, но точно не ты.

Ну а ходящих в Чащи, тем более чащобных маньяков, без зазрения совести можно было считать самоубийцами. Их отряд собрался как раз из таких – из немножечко безумных немножечко самоубийц. И маньячка у них имелась. Но для приличия они нашли доводы крепче каменного дуба.

Во-первых, возвращение будет долгим. Даже если в Сизом Доле удастся раздобыть лошадей, пеший путь туда займет больше времени, чем ушло на то, чтобы оказаться здесь, ведь теперь приходится самим добывать пропитание. Жители Вешек дали им хлеба. Но совсем немного, с учетом маагена в отряде.

Во-вторых, пока они будут ползти обратно, рой может снова долететь до Вешек. Какая тогда разница, где бить богомолов?

В-третьих, солидная оплата. В-четвертых… Да какое там «в-четвертых», достаточно и трех причин.

Поэтому теперь они раздумывали, как укокошить этих Тварей. И лучше – одним махом всех до единой.

– А как выглядит матка? – спросил Геррет.

– Так же, как и все, но у нее брюхо длиннее и она чуть крупнее. Видите богомолов в центре роя? Почти не двигаются и не летают. Это защитники, а значит, матка там. Они никогда не оставляют ее. Если справиться с летунами, то разделаться с ними и маткой не очень трудно, особенно с расстояния.

Не в первый раз Фаргрен подумал, как им повезло с эльфом в отряде – о лесе, в том числе Темных Чащах и Тварях, остроухие знали гораздо больше других. Знания Мильхэ были неоценимы, она же и предложила тактику, на которую все согласились.

Ее безумно-разумный план предполагал накрыть ров огромным щитом, который не позволит Тварям быстро разлететься. На вопрос, сможет ли Геррет сделать такой щит, тот ответил утвердительно, ни секунды не раздумывая. Фар даже удивился. Да, коротышка силен, но для такого щита недостаточно одной только силы, требовалось и немалое мастерство.

«Может, наверное, даже потягаться со стихийниками, – подумал Фаргрен, поглядывая на Геррета. – И точно, выше всех нас рангом. На один, а может, и на два».

Как только коротышка поставит щит, Мильхэ должна будет оглушить богомолов. Этот момент удивлял сильнее всего, Геррета особенно. Как она собралась оглушать, но не глыбой льда по башке? Геррет уже спрашивал ведьму об этом, еще в Вешках, но в ответ получил промороженное ничего. Приходилось удивление держать при себе.

Значит, богомолы будут оглушены или, как утверждала неправильная ледяная ведьма, сбиты с толку. Поэтому несколько секунд после этого Твари не смогут быстро двигаться и Геррет сожжет их драконьей атакой. Жуки, спасшиеся от огня, станут задачей близнецов. А те, кто все-таки сумеет добраться до отряда, предназначались Фаргрену. Он не сомневался: таких будет достаточно. С ними ему должна помочь Мильхэ, но прежде всего на ней лежала защита. Причинять боль богомолам во рву у нее не получится – после «драконьей атаки» там не останется ни капли влаги. В самом конце предполагалось уйти в рощу поблизости, чтобы богомолам было труднее нападать с воздуха.

Отряд подобрался к цели поближе. Геррет поставил щит, через несколько мгновений раздалась команда Мильхэ, и коротышка, отойдя чуть в сторону, кинул «драконью атаку». Твари затрепыхались, зашевелили чудовищными лапами, маленький огонек Геррета ударил в генасский снаряд… И волна огня пошла по рву, выжигая все на своем пути.

«Драконья атака» поражала мощью – на мгновение все даже забыли, что должны делать.

Фаргрен кинул взгляд на Геррета и застыл от удивления – на его вечно хмуром лице играла безумная улыбка. Такими же безумными были глаза. В них отражалось бушующее пламя.

От огня отделилась огромная плеть и потянулась к маагену, постепенно утолщаясь и сворачиваясь в кольцо.

– Твари чащобные! – выругался Рейт. – Лорин!

Но тот сам уже спешил ближе к Мильхэ и Фаргрену. Вихрь огня угрожающе завивался вокруг Геррета, который, казалось, не стоял, а парил среди языков пламени.

– Щит! – прокричал Рейт: пламя ревело, заглушая все.

В следующее мгновение вихрь Геррета разорвался, и огонь понесся во все стороны. Мильхэ охнула, когда их накрыл раскаленный поток. Лорин глянул на нее и заставил всех прижаться друг к другу. Купол вокруг тут же уменьшился – такой проще держать.

– Башню снесло тупице! – зло выдавил Рейт, оглядываясь на Геррета, но в огненном урагане ничего нельзя было увидеть.

С обезумевшими генасами Фаргрен не сталкивался. Но, как и все, знал – любой генас мог полностью утратить контроль над собой вблизи больших источников силы. Ощущение невероятной мощи ударяло в голову и сносило ее напрочь. Опытные генасы справлялись с этим. Но ведь и Геррет не новичок! Почему он потерял рассудок?

– Сколько он будет бушевать? – спросил Фар, глядя на Мильхэ, закусившую губу.

– Пока действует атака, – ответил Рейт, тоже не спуская глаз с эльфийки. – Может, на несколько секунд дольше.

Ледяная ведьма всхлипывая таяла от безумного огня. Воздух внутри купола начал нагреваться – щит становился слабее. Выстоит ли он против Геррета, да еще и усиленного «драконьей атакой»?

– Дерьмо жнецовье! – выругался Лорин: у Мильхэ носом пошла кровь.

Капли не падали на землю, а взлетали, растворяясь в мерцающем куполе. Ледяная ведьма уже не всхлипывала, а почти выла.

– Доставайте мешки и одеяла, – сказал Фар. – Ляжем, укроемся ими, хоть пару секунд выиграем, если щита не хватит.

Они распластались на земле. Фаргрен помог лечь Мильхэ и следил за ней, чтобы укрыть сразу, как исчезнет щит.

И щит исчез.

Глава 5. Теоретические беседы

8 день 3 месяца 524 года новой эпохи

– Пригласите господина Миррина Тавéллана ко мне, пожалуйста, – сказал Эйсгейр стоявшему у дверей слуге и подчеркнул: – Настоятельно пригласите.

Рыцарю не удалось увидеть посла ни в день его возвращения, ни на следующий, ни даже на третий… Видимо, за время отсутствия Миррина дел накапало океан и маленькая лужа: он задержался в Светлом Лесу почти на две недели – должен был вернуться в восемнадцатый день второго месяца, а оказался в Эйсстурме только в четвертый день третьего.

Миррин долго не появлялся, и Эйсгейр уже начал сердиться. Он не стал тревожить посла по возвращении, понимая его занятость, но, в конце-то концов – за пять дней можно было вспомнить если не о правителе Северных земель, то о друге?

Когда колокола пробили вечерний обход, в трапезную вошел слишком высокий для человека мужчина.

Как знал Эйсгейр, среди эльфов Миррин не слыл красавцем: гребни дрекожи у него были грубыми, несимметричными и будто иссеченными. Хотя их угольно-черный цвет – как и у волос – считался привлекательным, особенно в сочетании с бледной кожей. Миррин же носил еще и белую одежду.

Он ходил в трауре уже не первый год. Какая-то мутная история произошла с его братом, который служил хранителем портала и был убит. Тогда Миррин поклялся, что не снимет белых одежд, пока не узнает все и не призовет к ответу всех причастных. Прошло уже восемь лет, а он ни разу не надел даже цветов дома Тавеллан. Даже родовые эмблемы на одежде – колосья и листья, напоминавшие китовые хвосты, – были вышиты серебристо-белой нитью.

– Я возился с бумагами, – коротко объяснился Миррин. – Что хотел?

Он, как всегда, безошибочно определил форму обращения. Эйсгейр иногда думал, будто это умение досталось Миррину по наследству – раньше в Эйсстурме послом Светлого Леса служил отец Миррина, Ти́рдалл Тавеллан. Тот тоже всегда верно угадывал, когда нужно обратиться, как подобает к великому лорду, а когда – как к другу. Сто пять лет назад, уехав на главный эльфийский праздник Лат-а-лландер, Тирдалл так и не вернулся. Через несколько месяцев послом в Ледяном дворце стал его сын, который ограничился сухим коротким объяснением: «Погиб». Как? Когда? При каких обстоятельствах? Эйсгейру не сообщили.

Но обиды рыцарь не таил: в обычаях эльфов скрывать важное о Светлом Лесе. Значит, смерть Тирдалла Тавеллана оказалась связана с делами государственной значимости. Иначе Миррин, который не понаслышке знал о дружбе отца с великим лордом Северных земель, все бы рассказал.

Эйсгейр не раз размышлял, что же случилось тогда в Светлом Лесу. Ведь и другие короли – тогда еще короли – тоже столкнулись с подобным. Все посольства уехали в Светлый Лес на праздник, и несколько месяцев от них не было никаких известий. А потом как минимум половину послов заменили. Еще в трех случаях, кроме Тирдалла, причиной стала внезапная смерть, а в остальных даже никаких разъяснений не дали. «Так надо», и все.

– Садись, Миррин, – кивнул другу рыцарь, – поужинай со мной.

Высокий и стройный, словно береза, сын Леса прошел к столу. По пути он успел легонько шлепнуть водяным щупальцем Ярла Мурмярла, без которого не обходилась ни одна трапеза во дворце. Белоснежная шерсть сразу же намокла, и кот, обиженно засопев, начал приводить себя в порядок.

Эйсгейр усмехнулся. При виде пушистого ярла полномочный посол благороднейших эльфийских кровей шестисот лет от роду превращался в пятилетнего проказника. Судя по всему, Миррин был в отличном настроении. Поняв это, рыцарь вздохнул – сейчас он будет это самое настроение портить.

– До меня дошли слухи, будто король безумен, – как бы невзначай бросил Эйсгейр посреди разговора и еды и поставил круг тишины.

Рыцарь не стал говорить, какой именно король, желая увидеть реакцию Миррина.

Тот поперхнулся. На лице его мелькнули тревога и удивление, но он быстро справился с ними, притворившись, что вытирает рот салфеткой.

«Океан-отец, неужели правда?» – подумал рыцарь, сам чуть не поперхнувшись.

– Сегодняшнее жаркое великолепно, передай твоему повару, – сказал Миррин и продолжил орудовать вилкой как ни в чем не бывало. – Какой король?

– Который правит Лесом, – ответил Эйсгейр, чуть помедлив.

Миррин застыл, глаза его сузились. Рыцарь смотрел на посла. Тот молчал, но глядел куда-то в сторону его пушистости.

– Кракен сожри твои уши, Миррин! Мне ты можешь сказать?!

– О чем?

Рыцарь фыркнул. Ох уж эта эльфийская скрытность!

– Ми́лихэн безумен?

Вместо ответа Ми́ррин начал ставить круг тишины, хотя точно знал: Эйсгейр это уже сделал. Посол не обошел вниманием даже самую маленькую вилочку. Цыпленок – и тот удостоился защиты. Рыцарь терпеливо ждал, думая, что круг тишины у Миррина никогда не бывает кругом. И даже сферой.

– Допустим, я отвечу утвердительно, – сказал, наконец, посол. – И что же теоретически это нам дает?

Эйсгейр закатил глаза. На его памяти Миррин всегда говорил о делах Леса «теоретически». Как и его отец.

– Допустим, я слышал, как некие люди говорили об убийстве эльфийского короля, – ответил рыцарь и, помолчав, добавил: – Теоретически.

Миррин не отвечал и, кажется, совсем забыл о еде.

– Кракен тебя сожри… Можем мы поговорить не теоретически? Я сам слышал это. Некто утверждает, будто король Светлого Леса безумен. Они говорили, что имеют доступ во дворец и у них есть шпионы в Лесу.

– Те, кто говорили, или те, о ком говорили? – уточнил Миррин.

– Те, о ком говорили.

– А кто говорил?

– Я не видел лиц, – ответил Эйсгейр, и совесть в нем всплеснулась.

Но он заранее решил не упоминать о герцоге Мирара. Эльфы вполне могли устроить закулисную резню и устранить всех хоть на каплю причастных. Даже тех, кто просто мимо проходил. А Эйсгейру меньше всего хотелось, чтобы все эти люди умерли прежде, чем ему удастся узнать хоть что-нибудь. К тому же он действительно не видел лиц.

– То есть ты слышал, как некие люди во дворце людского короля говорили о том, будто кто-то хочет убить эльфийского короля, располагает шпионами в Лесу и может проникнуть во дворец в Тал-Гилас. Я правильно понял?

Рыцарь кивнул. Миррин в задумчивости откинулся на спинку резного стула, взяв в руки бокал с вином. Внезапно спокойствие оставило его. Посол выругался.

– Ты что-нибудь делаешь? – спросил он, чуть подавшись вперед и впившись взглядом на рыцаря.

– Конечно. Слежу за важными рыбками.

– За кем?

– Миррин, объясни хоть немного… – сказал рыцарь, уклоняясь от ответа.

– Во дворце в Тал-Гилас случилось нечто. Не могу рассказать подробностей, да и, если честно, этого не должен говорить. Но что-то там произошло. Через неделю после того приема в Эвенрате, на котором ты был. Потому я и задержался в Лесу.

– Нечто?

– Нечто.

Миррин замолчал, на лице его вздулись желваки.

– Милихэн… Жив?

– Жив, иначе я бы не вернулся так быстро. Если бы вообще вернулся.

– В каком он состоянии?

Миррин бросил на рыцаря странный взгляд.

– Знать не знаю.

– Ты безумец! Как я могу помочь, если ты не даешь мне ничего понять!

– Безумец! – Миррин вдруг усмехнулся. – Каков король, таков народ…

Более прямого подтверждения и ждать нельзя было.

Все беседы с Миррином о Лесе оказывались до ужаса путаными и туманными. Посол никогда не врал, но либо не отвечал вовсе, либо говорил такими загадками и экивоками, что Эйсгейру хотелось утопиться. Потому-то он редко затевал подобные беседы, зная об их бесполезности. Выцедить хоть капельку сведений было невероятным успехом.

– Эйс, я столько раз обсуждал с Первым советником вопрос о тебе… Совет против. Два голоса против одного и подавляющее большинство голосов в Младшем совете. Эмиэль ничего не может сделать с этим. Мы часто в меньшинстве.

Рыцарь замер, глядя на друга. Чтобы Миррин вот так сказал о результатах голосования в эльфийском совете? Тот вздохнул, а потом взял вилку и продолжил есть. Точнее, делать вид. Эйсгейру стало ясно: больше ничего, касающегося Светлого Леса, посол не скажет.

Потянулось молчание. Миррин с отстраненным видом ковырялся в тарелке, а рыцарь думал.

Выходило, Милихэн действительно безумен. Что это за безумие и каковы его причины, наверное, не так важно. Но он недееспособен. Это можно утверждать наверняка: иначе эльфийский совет не обсуждал бы вмешательство Снежной Длани в дела Светлого Леса. Да подобного вопроса даже не стояло бы!

Значит, проблемы у эльфов серьезные. Очень.

«А наследники? – подумал рыцарь. – Должны же быть у Милихэна наследники…»

Когда около ста тридцати лет назад Эйсгейр был в Светлом Лесу, он видел монаршую семью. Сам король ему запомнился, а вот его жена и дети… Словно стерлись из памяти.

Кроме короля, рыцарь помнил и членов Старшего совета. Может, тоже не так хорошо, как хотелось бы, но он знал, что всего их четверо с бесхитростно простыми титулами – Первый советник, Второй, Третий… Они считались равными, а порядок счета был просто древней традицией. Так объяснял Тирдалл.

Почему же Миррин сказал «два голоса против одного», если в Старшем совете – четверо? Куда делся один из них? И который?

Рыцарь напряженно думал. Миррин свои слова не объяснит, на это даже надеяться не стоило. Он и так сказал много. Например, упомянув Эмиэля, назвал его и Первым советником, и по имени. Зачем, если Эйсгейру и так известно, что Эмиэль занял место своего отца в Старшем совете? Миррин хотел подчеркнуть, что Первый никуда не делся?

Рыцарю вспомнился Эмиэль. Высокий, еще выше Миррина, он был таким же черноволосым, но зеленоглазым. Эмиэль много смеялся и шутил, чем, наверное, привел бы в полнейшее недоумение маститых ученых из людей – разве такой легкомысленный весельчак может быть светилом науки? А Эмиэля считали именно таким и в придачу малость нахальным.

Эта репутация еще больше утвердилась, когда около ста тридцати лет назад Эмиэль, решив отмежеваться от семьи, выбрал для своего нового дома острова около побережья Светлого Леса. Вне Леса! Притом что никто из эльфов не может жить далеко от силы короля слишком долго. Планы Эмиэля вызвали множество обсуждений и слухов, но он не обращал на это ни капельки внимания. Скорее, даже радовался. Удалось ли ему осуществить задуманное?

А еще Эмиэль, как самый младший сын своего отца, не должен был стать Первым советником. Но стал. Значит, не только его отца больше нет в живых, но и его братьев…

Мысли и воспоминания сцепились между собой, как кусочки мозаики. Многого в ней еще не хватало, но некоторые выводы Эйсгейр сделал. И от этих выводов он сам расхотел есть великолепное жаркое.

– Миррин, лишь один вопрос, – попросил рыцарь, и посол медленно кивнул.

– Это связано с событиями столетней давности?

– Сто пятилетней давности.

Эйсгейр, прекрасно зная друга, счел это утвердительным ответом.

– Я просто подумаю вслух, – произнес рыцарь, глядя в глаза Миррину, и тот снова отложил вилку. – Сто пять лет назад случилось что-то, из-за чего ваш король обезумел, погибли твой отец, Первый советник и все наследники короля. Старших советников осталось только трое.

Миррин ничего не ответил, лишь прищурил глаза.

– По какой-то причине вы не имеете доступа к Милихэну, но можете за ним следить. Частично.

– Интересные мысли, – пробормотал посол, вновь принимаясь за ужин.