Текст книги "Вечная философия"

Эту истину нельзя произнести словами, ее можно лишь прожить.

Но не нужно спорить с ним, так как в нашем учении

Искони не принято оспаривать друг друга,

Ибо споры означают утрату [истинного] смысла Пути,

И тот, кто оспаривает врата Дхармы,

Погружается во мрак неведения,

Вовлекая свою собственную природу в круговорот смертей-и-рождений.

Хуэйнэн

А значит, прочь вымыслы и труды дискурсивного рассудка, хвалящего христианство или хулящего его! Они лишь плод разнузданного разума, не знающего о Боге и нечувствительного к собственным природе и состоянию. Смерть и жизнь – вот единственный предмет вопроса. Жизнь – это Бог, живущий и действующий в душе, смерть – это душа, живущая и действующая в соответствии с разумом и рассудком животной плоти и крови. И жизнь, и смерть развиваются сами по себе, произрастают из собственного семени внутри нас – не потому, что так повелел суетный рассудок, но потому, что к одной либо к другой обратилось сердце.

Уильям Ло

Могу ли я объяснить Друга тому, кому Он не Друг?

Джалаладдин Руми

Когда мать взывает к младенцу, сосущему ее грудь: «О, сын! Я твоя мать!», ответит ли младенец: «О, мать, докажи, что твое молоко должно насыщать меня»?

Джалаладдин Руми

Великие истины не захватывают сердца масс. Теперь, когда мир погряз в ошибках, как мне, пусть и знающему истинный путь, направлять других? Если я знаю, что мне не достичь успеха, но все равно пытаюсь добыть его силой, это будет лишь еще один источник ошибки. Лучше воздержаться и отринуть стремления. Но кто же будет стремиться, если не я?

Чжуан-цзы

Разрешить дилемму Чжуан-цзы можно лишь любовью, миром и радостью. Только те, кто проявляет в себе хоть малую толику этих плодов Святого Духа, могут убедить других, что духовная жизнь стоит того, чтобы обратиться к ней. Споры и противоречия почти бесполезны, а зачастую и откровенно вредны. Но конечно, умному человеку, искушенному в сарказме и силлогизмах, будет особенно тяжело признать это. Мильтон, несомненно, искренне верил, что трудится во имя истины, праведности и славы Господней, рассыпая сонмы оскорбительных замечаний в адрес врагов своего любимого диктатора и любимого вида инакомыслия. На самом деле, конечно, он и другие полемисты шестнадцатого и семнадцатого веков наносили лишь вред подлинной религии, за которую на той или иной стороне они сражались с равной образованностью, искусностью и сквернословием. Сменяя друг друга, прерываемые лишь редкими периодами ясности, эти распри царили в мире на протяжении двухсот лет. Паписты спорили с антипапистами, протестанты – с другими протестантами, иезуиты – с квиетистами и янсенистами. Когда суматоха наконец-то утихла, христианство (которое, как и любая другая религия, выживает, лишь когда проявляются плоды Духа) было практически мертво, и подлинной религией большинства образованных европейцев стало националистическое идолопоклонничество. На протяжении восемнадцатого века, после кровавых бесчинств, которые совершали во имя христианства Валленштайн и Тилли, это обращение к идолопоклонничеству казалось переменой к лучшему. Ведь правящие классы были решительно настроены не повторять кошмаров религиозной войны, а потому намеренно разбавляли силовую политику светскими манерами. Признаки этого еще проявлялись в наполеоновских и Крымской войнах. Но Молохи национализма неумолимо пожирали идеал восемнадцатого века. Во время Первой и Второй мировых войн старые сдержки и самоограничения были полностью уничтожены. Последствия политического идолопоклонничества царят сейчас, никак не сдерживаемые гуманизмом, честью и этикетом или трансцендентальной религией. Развязав войны из-за слов, форм организации, денег и власти, историческое христианство завершило процесс саморазрушения, на которое его с самого начала обрекла одержимость преходящим.

Продай свой ум и купи замешательство. Ум – это лишь мнения, замешательство – это интуиция.

Джалаладдин Руми

Рассудок подобен придворному, который при появлении Короля теряет всю силу и отходит в тень. Рассудок – тень, отбрасываемая Богом, а Бог – солнце.

Джалаладдин Руми

Животные не заглядывают вперед и не оборачиваются, но живут в животной вечности непреходящего настоящего, инстинкт – вот их животное благословение и постоянное вдохновение, и их никогда не посещает соблазн жить иначе, нежели в соответствии со своей животной дхармой и имманентным законом. Человек, наделенный такими инструментами, как разум и рассудок, в своем простом человеческом состоянии живет ностальгией, надеждами и опасениями. Он живет как в настоящем, так и в прошлом и в будущем, его не направляют инстинкты, он должен полагаться на собственный ум, а не на вдохновение, идущее от божественной Природы Вещей, и потому оказывается в состоянии постоянной войны между страстью и благоразумием и, на более высоком уровне, между осознанием и этической чувствительностью, между самолюбием и зарождающейся духовностью. Но это «изнурительное состояние человечности» – необходимое условие просветления и спасения. Человек должен жить во времени, чтобы оттуда ступить в вечность, уже не как животное, но как духовное существо. Он должен осознавать себя как отдельное «я», чтобы сознательно выйти за его пределы, он должен побороть низменного себя, чтобы отождествиться с высшим «Я» внутри себя, которое подобно божественному Не-Я, и, наконец, он должен использовать свой ум, чтобы перейти от простого ума к интеллектуальному видению Истины, к непосредственному постижению божественной Основы в единении. Разум и его пути «не могут быть прямым средством единения с Богом». Прямое средство – это «интеллект» в схоластическом смысле этого слова, или дух. В конечном счете разум должен использоваться для того, чтобы создать внутренние и внешние условия, которые будут способствовать его преображению в дух посредством духа. Это фонарь, при свете которого он найдет путь выйти за пределы самого себя. Так, мы видим, что как путь к прямым средствам для достижения Цели дискурсивное мышление – это огромная ценность. Но если, ослепленные гордыней и безумием, мы относимся к нему как к прямому средству достижения божественной Цели (как это делали и до сих пор делают многие религии), или если, отрицая существование вечной Цели, мы относимся к нему одновременно как к двигателю Прогресса и его же недостижимой цели во времени, ум становится нашим врагом, источником духовной слепоты, морального зла и социальных катастроф. На протяжении всей истории человечества никогда еще ум не ценился так высоко и (в определенных направлениях) не тренировался так повсеместно и эффективно, как сейчас. И никогда еще интеллектуальное видение и духовность не ценились меньше, и никогда еще человечество так не пренебрегало Целью, к которой он позволяет стремиться. Из-за развития технологий нам кажется, что мы продвигаемся вперед и во всех остальных областях. Обретя ощутимую власть над неживой природой, мы начали считать себя самодостаточными хозяевами своей судьбы и капитанами собственных душ, а получив с помощью ума технологии и силу, мы вопреки всем доказательствам обратного уверовали, что для достижения общественного порядка, мира во всем мире и личного счастья нам просто надо стать еще умнее и еще систематичнее.

В потрясающем шедевре У Ченъэня (столь блистательно переведенном Артуром Уэйли) есть сцена, комичная и серьезная одновременно, в которой обезьяна (которая аллегорически воплощает в себе человеческий ум) попадает в Небесные чертоги и устраивает там такой переполох, что наконец приходится призвать Будду, чтобы совладать с ней. Эта сцена заканчивается так:

– Ну, тогда давай заключим пари, – предложил Будда. – Если ты действительно обладаешь такими способностями, выпрыгни из ладони моей правой руки: сделаешь это – значит, выиграл; тогда можно будет прекратить эти ожесточенные сражения, и я попрошу Нефритового императора перебраться на жительство в Западную страну, а небесные чертоги уступить тебе. Если же ты не сможешь этого сделать, то в наказание должен будешь отправиться на землю и в течение многих калп находиться там. Лишь после этого ты сможешь оспаривать свое право.

«Да этот Будда – настоящий дурак, – подумал с усмешкой Великий Мудрец. – Я могу прыгнуть на сто восемь тысяч ли, а его ладонь не больше одного чи. Как же я не смогу выпрыгнуть из его ладони?»

– А сможешь ли ты выполнить то, что обещаешь? – поспешил спросить он.

– Конечно, смогу, – успокоил его Будда и с этими словами вытянул вперед правую руку, раскрыв ладонь величиной с лист лотоса.

Великий Мудрец заложил свою палицу в ухо и, встряхнувшись всем телом, прыгнул как раз на середину ладони.

Затем, сотворив магическое заклинание, он устремился вперед и, как ему казалось, мчался словно луч света, проследить за полетом которого совершенно невозможно. А Будда, наблюдавший за ним оком разума, убедился в том, что стремительный полет Великого Мудреца подобен всего-навсего вращению колеса прядильного станка.

Между тем, стремясь вперед, Великий Мудрец вдруг увидел пять розовых столбов, вздымавшихся к небу.

«Ну, здесь – конец мира, – подумал он. – Сейчас я могу вернуться к Будде и, рассказав об этих столбах, требовать свой выигрыш. Трон в Зале священного небосвода отныне принадлежит мне. Однако, – продолжал он думать, – не мешает оставить здесь надпись. Так легче будет добиться у Будды выполнения заключенного пари».

И, выдернув у себя волосок, он дунул на него и приказал: «Изменяйся!» Тотчас же волосок превратился в кисточку, густо смоченную тушью. И вот на центральном столбе Великий Мудрец сделал такую надпись: «Это место посетил Великий Мудрец, равный небу».

Водворив кисть на прежнее место, он из озорства помочился у основания первого столба. Проделав все это, он совершил прыжок и, снова очутившись на ладони у Будды, сказал:

– Ну вот, я и побывал там, где нужно. Теперь можешь приказать Нефритовому императору уступить мне небесные чертоги.

– Гнусная ты обезьяна! – выругался Будда. – Все это время ты оставался на моей ладони!

– Да ведь ты ничего не знаешь! – вскричал Великий Мудрец. – Я побывал на краю света, видел пять вздымающихся к небу столбов цвета человеческого тела и на одном из них сделал даже надпись. Если хочешь, то можешь вместе со мной отправиться туда и сам посмотреть.

– В этом нет никакой надобности, – промолвил Будда. – Ты лучше посмотри вниз.

Великий Мудрец широко раскрыл свои огненные глаза, посмотрел вниз и на среднем пальце руки Будды прочел надпись: «Это место посетил Великий Мудрец, равный небу». А между большим и указательным пальцами чувствовался запах мочи.

Итак, гордо помочившись на протянутую руку Мудрости, обезьяна внутри нас отворачивается и, переполненная надменной уверенности в собственном всемогуществе, принимается переделывать мир людей и вещей во что-то более соответственное велению ее сердца. Иногда ею движут благие намерения, иногда – сознательно дурные. Но каковы бы ни были намерения, результат действий, предпринятых даже самым выдающимся, но не просвещенным божественной Природой Вещей, не подчиненным духу умом, всегда будет дурным. Человечество всегда понимало это и отражало в языке. «Умник» и «заумный» имеют общие корни с «умом», а суждение, высказанное с помощью этих слов, обычно бывает неодобрительным. «Зазнайство» и «знание» схожи, но в зазнайстве явно проявляется избыточная любовь к собственному «я». Слово «ушлый», дословно означавшее «ушедший, потерянный», теперь в качестве довольно сомнительного комплимента применяется к успешным дельцам и адвокатам. «Ведьма» – это женщина, которая «ведает», то есть знает. А слово «идиот», напротив, когда-то использовалось, чтобы говорить о невинных. «В использовании невинных, – говорит Ричард Тренч, – проявляется самое пагубное и дурное употребление человеком своих интеллектуальных способностей; и когда человек умен, он зачастую использует ум во зло». Между тем нет нужды говорить, что ум и накопленные знания необходимы, но всегда в качестве средства достижения непосредственного пути, но не как сам непосредственный путь и уж тем более не как цель. «Что будет с учением без любви? – вопрошает святой Бернар. – Оно развеется как дым. А что будет с любовью без учения? Она собьется с пути».

Каковы сами люди, таким им видится Бог.

Джон Смит, платоник

Человеческий разум постигает вторичные причины, но лишь пророки могут постигнуть Первопричину.

Джалаладдин Руми

Количество и качество знаний, которые мы приобретаем, зависит, во-первых, от нашей воли и, во-вторых, от нашего психофизического склада и изменений, внесенных в него окружающей средой или нашими собственными усилиями. Так, профессор Беркитт отметил, что в технологических открытиях «желание человека всегда было важным фактором. Раз за разом, когда людям однозначно хотелось что-то получить, желаемое создавалось в чрезвычайно короткие сроки. И напротив, ничто не научит бушменов в Южной Африке земледелию и скотоводству, ибо они ни капли не желают этого». Это верно и в отношении этических и духовных открытий. «Ты настолько свят, насколько хочешь быть», – вот девиз, который Рюйсбрук провозглашал пришедшим к нему ученикам. И он мог бы добавить: а потому ты постигнешь реальность настолько, насколько будешь того желать, ибо знание – в знающем, оно зависит от состояния знающего, а собственное состояние – во всех важных аспектах – подвластно знающему. Освобождение через постижение Бога приходит к чистым сердцем и бедным духом, и хотя эти чистоту и бедность непросто обрести, это возможно, и возможно для всех.

Кроме того, она сказала, что если человек хочет очистить свой ум, он должен всецело воздерживаться от того, чтобы судить ближних или пустословить об их поступках. В тварях Божьих должно искать лишь волю Божью. С великим убеждением она изрекла: «Ни по какой причине не должен человек судить о деяниях тварей Божьих либо об их мотивах. Даже когда мы видим пред собой подлинный грех, мы не должны судить о нем, но должны испытать священное и искреннее сочувствие и даровать его Богу в смиренной и преданной молитве».

Из завещания святой Катерины Сиенской, записанного Томазо ди Петра

Полностью отказаться судить своих ближних – это лишь одно из условий внутренней чистоты. Другие уже описывались в разделе, посвященном самоограничению.

Кто учится, с каждым днем увеличивает свои знания. Кто служит Дао, изо дня в день уменьшает свои желания. В непрерывном уменьшении человек доходит до недеяния.

Лао-цзы

Недеяние самолюбия и эгоцентричного ума – вот что позволяет вечной Таковости вершить дела внутри опустошенной и очищенной души. И когда вечность постигается на высотах внутри нас, она также постигается во всей полноте этого опыта и во внешнем мире.

Раскрывалась ли тебе великая вечность в мановении крыла времени? Видел ли ты ослепительную бесконечность на острие? Тогда ты знаешь, что такое дух, к которому в гармонии восходят все вещи, в котором они сходятся и пребывают в довольствии в непостижимых Глубинах Жизни.

Питер Стерри

Глава 8
Религия и темперамент

Теперь представляется разумным ненадолго перейти от этики к психологии, где нас ожидает очень важный вопрос, которому последователи Вечной философии уделяли огромное внимание. Как именно индивидуальная психофизическая конституция и темперамент соотносятся с уровнем духовного постижения? У нас пока нет всех данных, необходимых, чтобы дать полный и точный ответ на этот вопрос, – кроме разве что невыразимой науки, основанной на интуиции и многолетней практике и существующей лишь в умах опытных духовных наставников. Но ответ, который мы все же можем дать, пусть и неполный, имеет огромную важность.

Всякое познание, как мы уже убедились, – это функция бытия. Или, выражая ту же мысль схоластическими терминами, познаваемая вещь – в знающем и отражает состояние знающего. Во введении мы упоминали о том, как на знание влияет перемещение человека по умозрительной вертикальной оси в сторону святости – или же в противоположную. Но существуют и различные положения в горизонтальной плоскости. Каждый из нас по природе своей – в соответствии с психофизической конституцией – оказывается рожден в определенной точке этой горизонтальной плоскости. Это еще не до конца исследованная обширная территория, континент, простирающийся от идиотизма до гениальности, от униженной слабости до агрессивной силы, от жестокости до простой и бескорыстной доброты, от открытости и общительности до замкнутости, мизантропии и любви к одиночеству, от почти горячечного сладострастия до глухого почти ко всем соблазнам воздержания. Из любой части этой бескрайней равнины человеческой природы человек может почти бесконечно подниматься или опускаться к единению с божественной Основой его самого и всего сущего или к нижайшим, преисподним крайностям изолированности и самолюбия. Но вот перемещения по горизонтальной плоскости куда более ограниченны. Невозможно полностью изменить свой психофизической тип, а определенный темперамент, связанный с этим типом, можно изменить лишь в очень ограниченных пределах. Даже самая сильная в мире воля и самое благотворное социальное окружение не помогут человеку добиться большего, чем позволяет его врожденное психофизическое сложение, – он бессилен изменить базовые свойства своей психофизической конституции и темперамента.

На протяжении последних тридцати веков предпринимались многочисленные попытки разработать классификацию и систему терминов, которые позволили бы измерять и описывать различия между людьми. Например, древние индусы классифицировали людей в соответствии с психофизикосоциальной категорией каст. Существует преимущественно медицинская классификация, приписываемая Гиппократу, которая строится на двух «наклонностях»: «чахоточной» и «апоплектической», или на четырех соках (кровь, флегма, черная желчь и желтая желчь) и четырех качествах (горячий, холодный, влажный и сухой). Затем появились разнообразные физиогномические системы восемнадцатого-девятнадцатого веков, грубая и чисто психологическая дихотомия интроверсии и экстраверсии, более полные, но все еще неполные психофизические классификации Кречмера, Стоккарда, Виолы и других, и, наконец, более всеобъемлющая, более гибкая, нежели ее предшественники, система, разработанная доктором Уильямом Шелдоном и его коллегами, которая учитывает целый комплекс факторов.

В данной главе нас интересует, как классификация человеческих различий соотносится с вопросами духовной жизни. Мы опишем и проиллюстрируем традиционные системы и сравним изыскания Вечной философии с заключениями, к которым привели последние научные исследования.

На Западе традиционная католическая классификация типов людей основывается на библейской притче о Марфе и Марии. Марфа избрала спасение через действие, Мария же – через созерцание. Вслед за Аристотелем, который в этом, как и во многих других вопросах, мыслил созвучно с основами Вечной философии, католические мыслители рассматривали созерцание (высшая точка которого – объединяющее постижение Божественного) как конечную цель человека, а потому всегда считали, что Мария избрала лучший путь.

Немаловажно, что практически в том же ключе доктор Рэдин классифицирует и подспудно оценивает примитивных людей, называя их философами и поборниками веры. Он не сомневается, что высшие монотеистические формы примитивных религий созданы (или нужно вслед за Платоном сказать «открыты»?) людьми, принадлежащими к первой из двух огромных психофизических категорий людей – категории «человек мысли». Люди, принадлежащие к другому классу – «человек действия», создали или открыли низшие, лишенные философии, политеистические религии.

Эта простая дихотомия до какого-то предела успешно классифицирует человеческие различия. Но, как и все подобные классификации, физические (как гиппократовское разделение людей на «чахоточных» и «апоплектиков») или психологические (как классификация Юнга по дихотомии интроверсия-экстраверсия), разделение религий на мыслителей и деятелей, тех, кто следует пути Марфы, и тех, кто следует пути Марии, не отвечает всем фактам. И конечно, ни один духовный наставник, ни один глава религиозной организации на практике не будут довольствоваться этой слишком простой системой. За лучшими католическими молитвами и практиками в назначении ремесла и распределении обязанностей угадывается скрытая несформулированная классификация человеческих различий, более всеохватная и реалистичная, нежели открыто провозглашаемая дихотомия действия и созерцания.

В индуистском учении ясно намечена общая схема этой более полной и отвечающей фактам классификации. Путей, ведущих к освобождающему единению с Богом, не два, а три: путь действия, путь познания и путь служения. В Бхагавад-Гите Шри Кришна рассказывает Арджуне о трех путях, ведущих к освобождению: непривязанные действия, познание Себя и Абсолютной Основы в их тождестве с ним и друг с другом и ревностное служение личному Богу или божественному воплощению.

Человек должен действовать из чувства долга, не стремясь к плодам своего труда, – так он придет ко Всевышнему. Такие цари, как Джанака, достигли совершенства только благодаря тому, что выполняли свои обязанности.

Но есть и путь Марии.

Освободившись от страстей, страха и гнева, растворившись во Мне, найдя во Мне прибежище и очистившись пламенем Знания, многие люди постигли Меня.

Кроме того:

Те же, кто заботится о всеобщем благе и, обуздав все свои чувства и одинаково относясь ко всем живым существам, целиком посвящает себя поклонению непроявленному, неопределенному, недоступному восприятию чувств, вездесущему, непостижимому, неизменному, постоянному и неподвижному – безличному аспекту Абсолютной Истины, – те в конце концов достигают Меня.

Однако путь созерцания непрост.

Тем, чей ум сосредоточен на непроявленном, безличном аспекте Всевышнего, очень трудно идти по пути духовного развития. Для воплощенных живых существ каждый шаг на этом пути дается с большим трудом.

Но тех, кто поклоняется Мне, безраздельно предавшись Мне и посвящая Мне все свои действия, тех, кто занимается преданным служением и постоянно размышляет обо Мне, сосредоточив на Мне свой ум, – таких людей Я без промедления вызволяю из океана рождения и смерти.

Эти три пути к освобождению четко соотносятся с тремя категориями, на основании которых Шелдон разработал, несомненно, лучшую и учитывающую все возможные факты классификацию человеческих различий. Он показал, что люди представляют собой бесчисленное множество вариаций в пределах троичной системы и индивида можно оценить с физической и психологической точки зрения, если четко определить его положение по трем шкалам. Или же, если взглянуть на это под другим углом, можно сказать, что любой индивид – это сочетание различных пропорций трех физических и трех тесно связанных с ними психологических составляющих. Влияние каждой составляющей можно измерить с помощью разработанных и проверенных на практике процедур. Три физических составляющих Шелдон назвал эндоморфией, мезоморфией и эктоморфией. Индивиду с высоким уровнем эндоморфии свойственна некоторая мягкость и округлость, которые могут легко перерасти в полноту. Мезоморфы кажутся жесткими, с широкой костью и сильными мышцами. Эктоморфы стройны, у них тонкие кости и жилистые, слабые, неярко выраженные мускулы. У эндоморфов огромный кишечник, который по весу и длине может вдвое превосходить кишечник ярко выраженного эктоморфа. По сути, его или ее тело строится вокруг пищеварительного тракта. Самый выдающийся элемент строения мезоморфа – это мощная мускулатура, в то время как эктоморфы обладают сверхчувствительной и (поскольку соотношение площади тела с массой у них выше, чем у двух других типов) относительно незащищенной нервной системой.

С эндоморфной системой тесно связано свойство темперамента, которое Шелдон называет висцеротонией. Определяющими чертами висцеротоников являются любовь к еде и, что характерно, к процессу потребления пищи, любовь к комфорту и роскоши, склонность к чопорности, общая доброжелательность и любовь к людям как таковым, страх одиночества и жажда общества, несдержанное выражение эмоций, любовь к детству, принимающая форму ностальгии по собственному прошлому и наслаждения семейной жизнью, стремление к симпатии и социальной поддержке, потребность в людях в критической ситуации. Темперамент, соотносящийся с мезоморфией, называется соматотония. В нем преобладают любовь к мышечной деятельности, агрессия и жажда власти, нечувствительность к боли, безразличие к чувствам других, стремление к борьбе и азарт, высокая степень физической отваги, ностальгия, направленная не на детство, но на юность, время расцвета мышечной силы, потребность в действии в критической ситуации.

Из этих описаний видно, насколько далек от действительности был Юнг, когда рассматривал экстраверсию просто как противоположность интроверсии. Экстраверсия непроста, она существует в двух принципиально различных формах. Существует эмоциональная, открытая общению экстраверсия эндоморфа-висцероника, который всегда стремится к людям и готов прямо рассказать любому о своих чувствах. И существует экстраверсия мускулистого соматотоника, который открыт миру как месту, в котором он может наслаждаться властью, подчинять себе людей и придавать вещам желаемую форму. Одно дело – экстраверсия торговца, доброго ротарианца, либерального протестантского священника. Совсем другое – экстраверсия инженера, который вливает свою жажду власти в предметы, спортсмена и профессионального закаленного в бою солдата, амбициозного дельца и политика, диктатора, который терроризирует свою семью или целое государство.

С церебротонией – темпераментом, свойственным эктоморфам, – мы покидаем добродушный мир Пиквика, искрящийся азартом мир Гарри Горячей Шпоры и переносимся в совершенно иную, тревожную вселенную Гамлета и Ивана Карамазова. Ярко выраженный церебротоник – это постоянно напряженный, сверхчувствительный интроверт, которого больше волнует то, что происходит у него внутри, в хитросплетениях его мыслей и воображения, чувств и сознания, чем внешний мир, на котором – каждый по-своему – сосредотачивают свое внимание и свои привязанности висцеротоник и соматотоник. Церебротоники почти никогда не стремятся подавлять и вместе с тем не чувствуют висцеротонической любви к людям как таковым. Напротив, они хотят жить и давать жить другим и отчаянно желают, чтобы им не лезли в душу. Одиночное заключение – самое ужасное наказание, которое только можно придумать для мягкого, округлого, добродушного висцеротоника – церебротонику вовсе не в тягость. Для него предел кошмара – это бараки или школа-пансион. В обществе церебротоники становятся нервными и стеснительными, они замыкаются в бдительной настороженности, а их перепады настроения становятся непредсказуемыми. (Весьма значительно, что ни из одного крайнего церебротоника не получилось хорошего актера или актрисы.) Церебротоники ненавидят хлопать дверями или повышать голос и остро страдают от несдержанных криков и давления соматотоников. Они ведут себя сдержанно и становятся очень осторожными при выражении чувств. Эмоциональные всплески висцеротоников кажутся им возмутительно мелкими, даже неискренними. Также их раздражает присущая висцеротоникам чопорность и их любовь к роскоши и пышности. У них тяжело складываются привычки, и им трудно приспособить свою жизнь к рутине, в которую так легко вливаются соматотоники. Из-за своей сверхчувствительности церебротоникам зачастую свойственна крайняя, почти безумная сексуальность, но их редко настигает соблазн выпить, так как алкоголь, который повышает естественную агрессивность соматотоников и расслабленное добродушие висцеротоников, у них вызывает лишь дурноту и подавленность. Висцеротоники и соматотоники – каждый по-своему – хорошо приспособлены к миру, в котором живут, но церебротоник-интроверт в каком-то смысле несопоставим с предметами, людьми и организациями, которые его окружают. В результате многим ярко выраженным церебротоникам не удается стать рядовыми гражданами и столпами общества. Но если многим это не удается, то есть много и тех, кто занимает аномально высокое положение. В университетах, монастырях и исследовательских центрах, где для тех, кому маленькие желудки и слабые мускулы не позволяют обедами или битвами проторить себе дорогу в мирской суете, создаются комфортные условия, всегда будет очень велик процент необычайно одаренных и успешных церебротоников. Осознавая значимость этого ярко выраженного типа человека, который необычайно развит, но практически не приспособлен к жизни, все цивилизации находили тот или иной способ оберегать его.

Исходя из этих описаний мы можем более ясно понять классификацию путей к спасению, предложенную в Бхагавад-Гите. Путь преданного служения интуитивно выбирает человек, в котором ярко выражена висцеротоническая составляющая. Врожденное стремление висцеротоника выражать свои спонтанные эмоции по отношению к людям можно дисциплинировать и направить так, чтобы простой стадный инстинкт и простое человеческое добросердечие трансформировались в бескорыстную преданность личному Богу и вселенскую добрую волю и сочувствие по отношению ко всем разумным существам.

Путь труда – для экстравертов соматотонического типа, которые при любых обстоятельствах испытывают потребность в действии. В не обращенном в веру соматотонике это стремление к действию всегда ассоциируется с агрессией, самонадеянностью и жаждой власти. Задача прирожденного воина-правителя Кшатрия, как объясняет Кришна Арджуне, – избавиться от этих губительных качеств, сопровождающих любовь к действию, и трудиться, не беспокоясь о результатах своего труда, в состоянии полной непривязанности к своему «я». Что, конечно, как обычно, намного проще сказать, чем сделать.

Наконец, есть путь постижения через изменение сознания, с тем чтобы оно от эгоцентричности перешло к сосредоточению на божественной Основе и единению с ней. Этот путь по наитию избирает ярко выраженный церебротоник. Его особая самодисциплина заключается в обуздании врожденной интроверсии, через призму которой мышление, воображение и самоанализ видятся как самоцели, а не как способ превратить свои фантазии и дискурсивные рассуждения в акт чистой безвременной интеллектуальной интуиции.

Как мы видим, человечество насчитывает бесчисленное множество вариаций этих типов, и в большинстве людей три составляющие сочетаются вполне гармонично. Индивиды с ярко выраженной склонностью только к одной составляющей встречаются относительно редко. И все же, несмотря на редкость, именно мыслительные паттерны, характерные этим трем ярко выраженным типам, испокон веков преобладали в теоретической, а иногда и практической теологии и этике. Причина проста. Любая крайность в мировоззрении более бескомпромиссно ясна и потому более заметна и понятна, чем умеренные взгляды, свойственные мышлению тех людей, в которых три составляющие уравновешивают друг друга. Эти умеренные взгляды, надо отметить, ни в какой форме не содержат или не примиряют в себе радикальные взгляды – это просто еще одни системы мышления, добавленные в список возможных систем. Построение всеобъемлющей системы метафизики, этики и психологии – это задача, с которой никак не справиться одному индивиду, кем бы он ни был, – просто потому, что этот индивид обладает определенным типом телосложения и темперамента, а потому ему доступно знание лишь в ключе его собственного образа существования. Отсюда и преимущества того, что можно назвать антологическим подходом к истине.