Текст книги "Вечная философия"

Глава 21
Идолопоклонничество

Образованных людей больше не привлекают более примитивные виды идолопоклонничества. Для них не составляет труда побороть искушение поверить, будто определенные природные явления – это боги, а некие символы и изображения – воплощения небесных созданий, а потому и тем, и другим нужно поклоняться и искать их милости. Да, многие фетишистские суеверия живы и по сей день. Но хотя они существуют, следовать им не считается приличным. Как пьянство или проституцию, примитивные формы идолопоклонничества терпят, но не уважают. В общепризнанной системе ценностей они занимают низшие места.

Но совершенно иначе обстоит дело с более развитыми и более современными формами идолопоклонничества. Они не просто сохранились, но снискали огромный почет. Ученые рекомендуют их в качестве современного суррогата подлинной религии, а многие профессиональные религиозные наставники приравнивают их к поклонению Богу. Все это прискорбно, но вовсе не удивительно. Наше образование уничижает примитивные формы идолопоклонничества, но в то же время оно уничижает или в лучшем случае игнорирует Вечную философию и духовную практику. Вместо шаманства у подножия и имманентной, и трансцендентной Божественной сущности на вершине оно превращает в предметы обожания, верования и поклонения целый пантеон сугубо человечных идей и идеалов. В академических кругах и среди тех, кто получил высшее образование, мало фетишистов и мало одухотворенных созерцателей, зато не счесть ревностных последователей какой-нибудь формы политического или социального идолопоклонничества. Посещая университетские библиотеки, я сделал важное наблюдение: книги о духовной религии там выписывались гораздо реже, чем в публичных библиотеках, в которые были записаны люди, не одаренные и не испорченные долгим пребыванием в академическом заведении.

Все многообразие высшего идолопоклонничества можно условно разделить на три основные категории: технологическое, политическое и моральное. Технологическое идолопоклонничество – самое бесхитростное и примитивное из трех, ибо его последователи, как и в случае с низшим идолопоклонничеством, верят, что отпущение грехов и освобождение им принесут материальные объекты – в данном случае всевозможные приборы. Технологическое идолопоклонничество – это религия, доктрины которой провозглашаются, явно или подспудно, в рекламных разделах газет и журналов – источник, добавим между прочим, из которого миллионы мужчин, женщин и детей в капиталистических странах черпают повседневную жизненную философию. В советской России также усиленно проповедовалось технологическое идолопоклонничество, а в годы индустриализации оно практически превратилось в государственную религию. Так сильна современная вера в технологических божков, что (несмотря на весь печальный опыт механизированной войны) в современном общественном мнении невозможно найти и следа древней и исконно истинной доктрины гордыни и неизбежного мщения. Бытует верование, будто там, где в дело вступают приборы, мы можем получить что-то, ничего не дав взамен, и можем насладиться всеми преимуществами развитых, перенасыщенных и постоянно продвигающихся вперед технологий, не расплачиваясь за них никакими лишениями.

Ненамного сложнее и политическое идолопоклонничество. Его последователи поклоняются не спасительным приборам, а спасительным социальным и экономическим организациям. Сделайте человека частью правильной организации – и все его проблемы, от греховности и скорби до национализма и войны, разрешатся сами собой. Большинство политических идолопоклонников одновременно поклоняются и технологиям – и это несмотря на то, что в наше время эти две псевдорелигии в кои-то веки несовместимы, так как технологический прогресс на данном этапе развития выставляет в нелепом свете любую политическую схему, какой бы хитроумной она ни была, спустя даже не века, но годы, а иногда даже месяцы, после того как ее разработали. Кроме того, человек, к несчастью, наделен свободой воли, и если по какой-то причине индивиды не пожелают заставить ее работать, то даже самая лучшая организация не даст тех результатов, ради которой ее создавали.

Моральные идолопоклонники остаются реалистами в отношении приборов и организаций, понимая, что их недостаточно для того, чтобы гарантировать триумф добродетели и возрастание уровня счастья, и что индивиды, из которых состоит общество и которые используют механизмы, – это судьи, которые в конечном счете решают, будет ли царить порядочность в межличностных отношениях и порядок в обществе. Материальные и организационные инструменты совершенно необходимы, и хороший инструмент будет предпочтительнее плохого. Но в руках равнодушного или злонамеренного человека даже самый тонкий инструмент будет бесполезен или будет нести зло.

Просчет идолопоклонников-моралистов заключается в том, что они поклоняются не Богу, но своим собственным этическим идеалам, в том, что считают добродетель самоцелью, а не необходимым условием постижения и любви Бога, без которых эта добродетель никогда не будет совершенной или даже общественно полезной.

Далее приведен отрывок из одного очень примечательного письма, написанного в 1836 году Томасом Арнольдом его старинному ученику и будущему биографу А.П. Стэнли.

«Фанатизм – это идолопоклонничество, и оно несет в себе соответствующее моральное зло: фанатик поклоняется предмету, порожденному его собственным желанием, а потому даже полная самоотверженность ради этого предмета – по сути своей лишь поклонение самому себе ради поклонения самому себе. На самом деле он жертвует теми сторонами своей природы или своей личности, которые он ценит меньше, ради тех, которые он ценит больше. Поэтому мне кажется, что прегрешение против морали – это идолопоклонничество, водружение какой-то идеи, наиболее близкой нашему мышлению, на место Христа, который один может быть идолом и объектом поклонения, ибо Он сочетает в себе все идеи совершенства и воплощает их в гармоничном согласии. Мой же собственный разум по природе своей склонен – даже в лучшем своем проявлении – превращать мораль и справедливость в кумиров, которым я буду поклоняться. Они будут лишь идолами, поскольку не будут давать достаточно пищи разуму, а смирение и доброта скорее всего будут забыты в процессе. Христос же Сам являет в себе и истину, и справедливость, и все прочие необходимые качества. Узость мышления приводит к порочности, потому что она не позволяет зорко следить за каждой частью нашей моральной природы, а пренебрежение порождает порок в позабытых ее частях».

Какой замечательный психологический анализ! Его единственное упущение состоит в том, что он не принимает во внимание благодать и вдохновение, которые изливаются из вечности в бренный мир. Благодать и вдохновение снисходят на нас настолько, насколько мы отрекаемся от себя и своеволия и через собранность и непривязанность отдаем себя на милость воли Божьей. Наряду с животной и духовной благодатями, которые черпаются из божественной Природы Вещей, существует человеческая псевдоблагодать – например, сила и добродетель, порождаемые самопожертвованием во имя какой-то формы политического или морального идолопоклонничества. Зачастую нелегко отличить подлинную благодать от ложной, но со временем в определенных обстоятельствах открывается вся полнота ее воздействия на душу, и тогда это различение становится под силу даже самым неодаренным и непроницательным наблюдателям. Там, где благодать имеет подлинно божественную природу, усиление одного аспекта личности не сопровождается атрофией или ослаблением другого. Добродетель, которая поддерживается и совершенствуется любовью к Богу и его познанием, принципиально отличается от «праведности книжников и фарисеев», которая, по мнению Христа, была одним из худших моральных пороков. Резкость, фанатизм, жестокосердие и духовная гордыня – вот обычные побочные эффекты продолжительной стоической работы над собой посредством личных усилий без всякой помощи или лишь с помощью псевдоблагодати, которая дается тому, кто посвятил себя целям, отличным от истинной; когда цель – не Бог, но лишь увеличенная проекция его собственных любимых идей или моральных достоинств. Поклонение этическим ценностям как таковым уничтожает предмет своего поклонения – не только потому, как настаивает Арнольд, что оно тормозит общее развитие, но в первую очередь потому, что даже высшие формы морального идолопоклонничества затмевают Бога, тем самым гарантированно отдаляя идолопоклонника от просветления и освободительного постижения реальности.

Глава 22
Эмоциональность

Всю жизнь ты веришь, что всецело предан другим и лишен всякой корысти. Ничто не питает самодовольство так, как такое внутреннее убеждение, будто ты свободен от самолюбия и во всем посвящаешь себя ближним. Но вся эта кажущаяся самоотдача для других – на самом деле для себя. Твое самолюбие достигает той точки, в которой ты постоянно ликуешь о своем избавлении от него. Ты тревожишься о том, чтобы хоть в чем-то не быть недовольным собой, вот корень всех твоих моральных терзаний. Вот что делает тебя таким беспокойным и чувствительным. Ты хочешь, чтобы не только человек, но и Бог всегда был тобой доволен, и хочешь быть доволен собой в своих делах с Богом.

Кроме того, ты не привык довольствоваться простой благожелательностью, твое самолюбие жаждет сильных переживаний, радости удовлетворения, чудесного воодушевления. Ты слишком привык идти на поводу у воображения и считать, что когда мы не ощущаем работы разума и воли, они пребывают в оцепенении. И так тебя охватывает воодушевление, схожее с тем, какое порождают страсти или театральное действо. Стремясь к совершенству, ты впал в другую крайность – полное огрубение воображения, и оказался как нельзя далеко не только от набожной жизни, но и от истинной мудрости. Нет более опасного заблуждения, чем образы, в которых люди пытаются скрыться от заблуждения. Воображение сбивает нас с пути, и уверенность, которую мы черпаем в воображении, ощущении и вкусе, – один из самых опасных источников фанатизма. Когда Бог открывает твои глаза на море тщеславия и порока в твоем сердце, смотри на него со спокойствием и простодушием, свойственными искреннему смирению. Безутешно взирать на собственные несовершенства – это просто самолюбие. Встретить их лицом к лицу, не льстя им и не мирясь с ними, стремясь исправить их, не раздражаясь, – вот что значит желать блага для себя и для Бога.

Фенелон

Письмо от архиепископа Камбре – какое важное событие, какая честь! И все же гербовую печать наверняка срывали с некоторым трепетом. Просить совета и честной оценки у человека, который сочетает в себе характер святого и таланты Марселя Пруста, значит напрашиваться на мощнейший удар по самолюбию. И этот удар будет нанесен в ясном и четком изложении, неся вместе с потрясением и духовное исцеление от его самых мучительных последствий. Фенелон никогда не боялся в пыль разнести удовлетворенное эго собеседника, но делал он это всегда для того, чтобы снова собрать его на более высоком, бескорыстном уровне.

Приведенное выше письмо – это не просто замечательный образец анализа характера, в нем также содержатся интереснейшие рассуждения на тему эмоционального возбуждения и его связи с духовной жизнью.

У выражения «религия переживания» есть два очень четких и взаимоисключающих значения. Есть «переживание», под которым в Вечной философии подразумевается непосредственное постижение божественной Основы через интуитивный акт, доступный во всей полноте лишь тем, кто подлинно чист сердцем. А есть «переживание», вызванное возрожденческими проповедями, пышными церемониями или целенаправленной работой собственного воображения. Такое «переживание» – это состояние эмоционального возбуждения, которое может быть слабым и продолжительным или быстрым и болезненно острым, иногда восторженным, а иногда отчаянным, находящим выражение иногда в песнях и плясках, а иногда в безудержных рыданиях. Но эмоциональное возбуждение, каковы бы ни были его причины и его природа, – это всегда возбуждение личного «я», которое должен умертвить в себе каждый, кто стремится достичь божественной реальности. «Переживание» как эмоциональное восприятие Бога (высшая форма подобного возбуждения) несовместимо с «переживанием» как непосредственным постижением Бога теми, кто чист сердцем и усмирил даже самые острые свои эмоции. Вот почему в приведенном выше отрывке Фенелон настаивает на необходимости «спокойствия и простодушия», вот почему святой Франциск Сальский неустанно проповедовал умиротворенность, которую сам практиковал постоянно, вот почему все буддийские тексты восхваляют покой разума, называя его необходимым условием освобождения. Умиротворение, лежащее за пределами всякого понимания, – это один из плодов духовности. Но есть и умиротворение, которое доступно пониманию, смиренная форма эмоционального самоконтроля и самоотречения. Это не плод духовности, но один из ее корней.

Несовершенные разрушают подлинное служение, ибо ищут в молитве чувственной сладости.

Св. Хуан де ла Крус

Муха, севшая на мед, больше не может взлететь. Так и душа, неспособная отпустить духовную сладость, уничтожает свою свободу и препятствует созерцанию.

Св. Хуан де ла Крус

О горьких эмоциях можно сказать то же, что и о сладких. Есть люди, которые упиваются телесным нездоровьем, есть люди, которые упиваются нездоровьем духовным. Покаяние – это метанойя, или «духовный перелом», и без него невозможны даже зачатки духовной жизни, ибо жизнь духа несовместима с жизнью того «старого человека», чьи действия, мысли и само существование – это чинящее препятствия зло, в котором нужно раскаяться. Этот неизбежный перелом обычно сопровождается сожалением и угрызениями совести. Но в этих эмоциях нельзя упорствовать, и они не должны превращаться в привычку. В выражении «угрызения совести» есть какая-то удивительная и воодушевляющая прямота. Кто же кого грызет в этой людоедской схватке? Ответ подскажут наблюдательность и самоанализ: достойные аспекты нашего «я» грызут своих постыдных товарищей и, в свою очередь, получают укусы, которые истекают гноем стыда и отчаяния. Но, как сказал Фенелон, «быть безутешным при виде собственных несовершенств – это просто самолюбие». Самобичевание болезненно, но сама эта боль доказывает, что наше «я» по-прежнему на месте. Пока внимание приковано к провинившемуся «я», нельзя сосредоточиться на Боге, и это «я» (которое кормится вниманием и умирает лишь тогда, когда лишается подпитки) не может раствориться в божественном Свете.

Беги от размышлений о себе и своих проступках, как от адского пламени. Никто не должен думать о таких вещах иначе, как в смирении и любви к Господу Нашему. Достаточно в целом считать себя грешником – даже на небесах много святых, которые были таковыми.

Шарль де Кондрен

Пороки обратятся в достоинства при условии, что мы используем их для собственного усмирения, не жалея усилий на то, чтобы исправлять себя. Уныние не приносит пользы, оно – лишь отчаяние раненого самолюбия. Чтобы получить истинную пользу от усмирения своих недостатков, нужно узреть их во всей их гнусности, но не переставать уповать на Бога, никак не уповая на себя.

Фенелон

Снизошла ли она (Мария Магдалена) с высот своего стремления к Господу в глубины своей греховной жизни, исследовала ли она смердящее болото, копалась ли в навозной куче своей души? Нет, несомненно, так она не поступала. Отчего? Оттого что Бог Своей благодатью в ее душе научил ее, что не должно вспоминать о том. Если бы она погрязла в думах о грехах своих, то скорее пробудила бы в себе склонность грешить еще более, а не обрела бы прощение.

Облако неведения

Приведенные отрывки открывают нам особые духовные опасности, которые неизменно угрожают любой религии, основанной на эмоциональности. Вера, основанная на страхе адского пламени, которая использует театральные приемы возрожденцев, чтобы вызвать раскаяние и кризис внезапного обращения, культ спасителя, и по сей день пробуждающий чувство, которое святой Бернар называл amor carnalis, телесной любовью к Аватару и Богу-человеку, ритуальная мистическая религия, которая порождает ощущение благоговения, восторга и эстетического экстаза с помощью священных символов и церемоний, музыки и благовоний, мистической темноты и божественного света, – каждая из этих религий по-своему рискует превратиться в психологическое идолопоклонничество, в котором Бог отождествляется с эмоциональным отношением эго к Богу и где наконец эмоция становится самоцелью, к которой отчаянно стремятся и которой поклоняются, подобно наркоманам, которые проводят всю жизнь в стремлении к искусственному раю. Все это вполне очевидно. Но не менее очевидно и то, что у религий, которые никак не взывают к эмоциям, очень мало последователей. Более того, когда в поле зрения появляются псевдорелигии, привлекательные с эмоциональной точки зрения, они тут же завоевывают миллионы вдохновенных последователей из масс людей, для которых истинные религии перестали иметь значение или приносить утешение. Но хотя ни один последователь псевдорелигии (такой, как современные политические идолопоклонничества, построенные на национализме и революционном духе) ни при каких условиях не может даже приблизиться к подлинной духовности, для последователей даже самых эмоциональных разновидностей истинных религий этот путь всегда открыт. Те, кто и впрямь пошел этим путем и достиг конечной цели, постижения божественной Основы составляют незначительное меньшинство. Многих призывают, но так как немногие принимают решение быть избранными, немногие ими становятся. Остальные, например, восточные последователи Вечной философии, получают еще один шанс, в обстоятельствах более или менее благоприятных, пройти космический тест на интеллект. Если они «обретают спасение», то это частичное и неокончательное спасение, переход в некое «райское» состояние более свободного личного существования, из которого (напрямую или через следующие воплощения) они могут обрести окончательное освобождение и раствориться в вечности. Если они «пропадают», то их «ад» – это вре́менное и временно́е погружение в более беспросветную тьму, в которой их держат более прочные оковы своеволия, корня и основы всех зол.

Итак, мы видим, что при должном упорстве следование пути эмоциональной религии может привести к более высокому, но не к высшему благу. Но эмоциональный путь открывает путь постижения, и те, кто решит последовать этому новому пути, готовы к этому испытанию, если они использовали эмоциональный подход, не поддаваясь соблазнам, которые поджидали их на пути. Только совершенно самоотреченные и просветленные люди могут творить добро, за которое не придется так или иначе расплачиваться реальным или возможным злом. Религиозные системы мира были в основной своей массе построены людьми, которые не были совершенно самоотреченными или просветленными. А потому у каждой религии есть темные и даже пугающие аспекты, а добро, которое они могут принести, редко бывает бесплатным, но в большинстве случаев требует платы – сразу или в рассрочку. Пробуждающие эмоции доктрины и практики, играющие столь важную роль в организованных религиях мира, – не исключение. Они приносят пользу, но не задаром. Цена зависит от природы каждого верующего. Некоторые из них решают упиваться эмоциональностью, становятся идолопоклонниками чувств и расплачиваются за блага своей религии духовным злом, которое может даже перевесить эти блага. Другие противостоят этому соблазну и движутся по пути усмирения своего «я», в том числе и его эмоциональной стороны, поклоняясь Богу, а не своим чувствам и мыслям о Боге. Чем дальше они продвигаются в этом направлении, тем меньше им нужно платить за блага, которые им принесла эмоциональность и которые большинство из них не обрели бы без нее.

Глава 23
Чудеса

Откровение – это отклонение от веры, это помеха, которая портит простоту отношений с Богом, смущает душу и заставляет ее сбиться с прямого пути к Богу. Оно отвлекает душу и занимает ее делами, отличными от Бога. Особые озарения, голоса, пророчества – это признаки слабости души, которая не может побороть искушение или тревожности, страха будущего и Божьего суда в нем. Пророчества – это также признак тварного любопытства души, к которой Бог проявляет снисхождение и, как отец докучливому ребенку, дарит ей какой-то пустяк, чтобы ненадолго успокоить ее.

Олье

Даже толика освящающей благодати стоит выше чуда, которое божественно лишь по способу происхождения, а не по сокровенной природе своей. Жизнь, возвращенная мертвецу, – это лишь природная жизнь, которая поистине низка по сравнению с жизнью в божественной благодати.

Режиналь Гарригу-Лагранж

Ты можешь ходить по воде? В этом ты ничуть не лучше соломинки. Ты можешь летать по воздуху? В этом ты ничуть не лучше мясной мухи. Победи свое сердце – и тогда ты сможешь стать кем-то.

Абдаллах Ансари

Аномальные телесные состояния, которыми часто сопровождается непосредственное восприятие божественной Основы, конечно, не являются неотъемлемыми частями такого переживания. И действительно, многие мистики порицали такие явления, считая их проявлением не небесной благодати, а телесной слабости. Левитация, транс, кататония – все это, как выразился де Кондрен, «очень животное и плотское воздействие Бога».

«Одна капля освящающей благодати, – говаривал он (св. Франциск Сальский), – стоит больше, чем море тех благодатей, которые богословы называют «нечаянными», в числе которых и дар чудотворца. Можно обрести эти дары и при этом пребывать в смертном грехе. Они – не непременное условие спасения.

Жан-Пьер Камю

Суфии считают чудеса «завесами», заслоняющими Бога от души. Индуистские духовные наставники призывают своих учеников не уделять внимания сиддхам – экстрасенсорным способностям, которые могут явиться им непрошено, как побочный продукт сосредоточенного созерцания. Намеренное развитие этих способностей, предупреждают они, отвлекает душу от реальности и создает непреодолимые препятствия на пути к просветлению и избавлению. Подобное отношение характерно и для лучших буддийских духовных наставников. В одном из палийских текстов есть история о том, как Будда с характерной сухостью прокомментировал чудо левитации, сотворенное одним из его учеников. «Это, – сказал он, – не поспособствует обращению необращенных и не послужит обращенным». И продолжил говорить о спасении.

Рационалисты ничего не смыслят в духовности и придают огромное значение материальному миру и своим представлениям о нем, а потому отчаянно пытаются убедить себя и окружающих в том, что чудес не бывает. Толкователи Вечной философии, имеющие опыт духовной жизни и знакомые с ее побочными эффектами, убеждены, что чудеса случаются, но считают, что их важность невелика, а последствия – преимущественно отрицательные и антидуховные.

Чудо, пользующееся в наше время наибольшим спросом и регулярно предлагаемое желающим, – это сверхъестественное исцеление. При каких обстоятельствах и до какой степени можно использовать способность к чудесному исцелению, ясно говорится в Евангелии: «Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи?» Тот, кто может прощать грехи, может безбоязненно использовать целительский дар. Но прощение грехов во всей своей полноте доступно лишь тем, кто «знает, что делает», будучи самоотреченным проводником божественного Духа. К этим боговдохновенным святым обычный грешный человек относится со смешанными чувствами, одновременно любя, благоговея и страстно желая быть рядом с ними, но при этом, смущенный их святостью, желая сказать: «Выйди от меня! Потому что я человек грешный». Подобные люди источают такую святость, что грехи приблизившихся к ним прощаются и грешник может начать с чистого лица, встретить последствия своих прошлых проступков (ибо последствия неизбежны) в новом духе, который позволяет им побороть зло или даже обратить его в добро. Менее совершенное прощение могут дать те, кто сам по себе не обладает выдающейся святостью, но говорит от лица организации, которую грешник считает своего рода проводником божественной благодати. В этом случае контакт между грешной душой и святым Духом происходит не напрямую, но через воображение грешника.

Те, кто обрел святость, став в самоотречении проводником Духа, могут сотворить чудо исцеления совершенно безвредно, ибо они смогут различить, кто из больных готов принять прощение, а не просто обрести телесное здоровье. Те, кто не свят, но обладают властью отпускать грехи, так как принадлежат к организации, которая считается проводником благодати, также могут заниматься целительством в уверенности, что они принесут больше пользы, чем вреда. Однако, к сожалению, некоторым людям дар целителя дан от рождения, а другие могут обрести его, ни на дюйм не приблизившись к святости. («Можно обрести эти дары и при этом пребывать в смертном грехе».) Такие люди используют свои способности неразборчиво – либо чтобы покрасоваться, либо ради выгоды. Они часто совершают зрелищные исцеления, но, не обладая властью отпускать грехи или даже понять психологическую составляющую, условия или причины устраненных ими симптомов, они оставляют душу пустой и подносят ее на блюдечке семи демонам, еще злейшим, чем первый.