Текст книги "Рок. И посох в песках оружие. Том второй. Западня"

– Леонтий, отведи этих «заложников» в место, где они будут ждать свою судьбу! – бросил он через плечо…

Глава 22

Всех «вождей» вывели из ставки, и повели вниз по склону холма. Глаза «вождей» метались по сторонам, будто бы они искали ими кого-то… И этот «кто-то» или «что-то», непременно, должны были их спасти… Сердца их окутал холод, надвигающейся смерти, кою они увидели в крестах, расположенных в стороне города, на холмах, что раньше занимали их укрепления… Только разум, всё ещё ни как не мог принять мысль, что всё кончено и надежды на спасение нет! Они брели не твёрдой походкой, ощущая на себе тысячи ненавидящих взглядов, как в бреду, беспрерывно крутя головой…

– Ну, вот Вам и наш атриум? Заходите. – весело сказал Леонтий, открыв массивную дверь, собранную клеткой из толстых тёсанных брусьев, что открывала спуск в тёмный грот. Он находился внизу, у основания холма, на котором находилась ставка Протектора и только что, из него, выпустили группу молодых галлов, что находились здесь до них, – Надеюсь это ваш последний приют?! А так, была бы моя воля, я отдал бы вас всех ветеранам! Уж они бы нашли, что с вами сделать!

Леонтий сплюнул и пошёл обратно…

«Вожди», один за другим, спустились на дно «ямы», по вырезанным в почве ступеням. «Дно» представляло собой широкий грот… В одном из углов были тюфяки с соломой, служащей постелью бывшим пленным…

Но лишь один, остался у клетчатой двери «ямы». Он, смотря в спину уходящего Леонтия, в сердцах сказал:

– Клянусь происками Эреба! Всё, что произошло с нами, являлось какой-то хитросплетённой игрой Богов, Леонтий! Не держи на меня зла! Я заслуживаю смерти! Я это понял ещё после Баграды! И, ты, даже не знаешь, как хотелось всё бросить?!… Но кровь… Столько напрасно пролитой крови, коя стекала по моим рукам и сворачиваясь, совершенно, сковывала волю… О, какая это мука, Леонтий, двигаться в тёмную яму, понимая, что она уже вырыта для тебя! Как я, сейчас, завидую Безерте и Асторию! Их, Великая Тривия направила по прямой дороге прямо в объятия Таната. Нас же она послала по извилистой дороге, но с тем же пунктом назначения!… Единственно, мне не понятна судьба Матоса?… Куда она заведёт этого предателя?…

Леонтий обернулся.

– Спендий, Тривия и Эреб не привили тебе любовь к золоту и серебру! Они тебе и не предлагали россыпи этих металлов, имеющих для тебя сакральный смысл жизни! Тебе их предложил человек, а не Бог! Боги здесь не причём. Ты пожинаешь те плоды, что взрастил сам! Но, клянусь добрым светом Гелиоса, дорога Матоса, приведёт его к той же точке, что и вас! Уж я, к этому, приложу все усилия! И не только я! Располагайся, Спендий!

Спендий, опустив в раздумьях голову, опустился в грот…

– …Ай, какой же я дурень, что согласился идти с тобой! – услышал он голос, исходящий из тёмного угла, – Ведь, это было безумием, идти в пасть ко Льву?!

– А, что, Авторит, у тебя был выбор? – спокойно спросил Спендий, и обвёл всех взглядом, – У нас у всех был выбор? Выбор наш исчез, после нашей проклятой поездки в Гелу! Куда Вы меня отрядили. Вспомните, это…

Спендий привалился к стене грота… В другом, таком же тёмном углу, раздалась какая-то непонятная, быстрая речь или бормотание… Она то становилась громче, то затихала… Вскоре, у кого-то не выдержали нервы:

– Мардирий! Ты, что вспомнил своих Богов? Поздно им петь оды, Мардирий! Теперь уже всё поздно…

Это произнесённое, кем-то замечание, обожгло сердце Спендия безнадёжной тоской…

«– Всё зря! – думал он, – Вся жизнь зря!… А какие были планы!!! Какие мечты!!! Всё казалось достижимо, лишь стоит приложить немного усилий и решимости! Но это оказалось наваждением! Сном! А, после, он растаял и оставил меня на краю пропасти… Я уже давно чую её зовущий зев смерти… И нет никаких чувств! Нет уже ни страха, ни гордости,…ни воли… Нет ничего! Только оглушительная, свистом и тоской, пустота… Пустота вокруг меня,… пустота внутри меня. Пустота… Вотчина Хаоса! Если подумать, я уже мёртв?! Что толку, что по мне, бурля, ещё бежит кровь? Она уже не согреет меня! Сердце, словно рассечено болью… И эта боль становится невыносимой… она жжёт меня изнутри… как то, раскалённое шило, прожигающее дыру в кожаном доспехе, для какой-то цели… В груди дым, копоть,…а шило, уже своим раскалённым до бела острым жалом в самом сердце!… Но его удар уже ничего не значит… Обречённое сердце мертво…»

– …Да, что там происходит? – спросил кто-то в темноте грота, – Вроде бы это, был сигнал тревоги?

– Не знаю! Но очень похоже! – одна из тёмных фигур поднялась и прошла к двери клетки. Свет, упавший на неё, позволил рассмотреть и узнать в фигуре египтянина Катариса.

– Что? Что вы сказали? Неужели наши пошли на выручку нам? Может всё изменится?! – произнёс из темноты кто-то другой и его, поднявшаяся «тень» фигуры проследовала к «решётке» дверей.

Следом за ним, метнулось ещё несколько теней, они обступили «решётку» дверей и пытались понять, что происходит наружи…

Там послышался бой барабанов и рёв слонов… Потом, непрерывным, очень долгим фоном над всеми звуками стал топот конницы, лишь изредка, заглушаемый выкриками гигантов – слонов…

– Слоны пошли вперёд! Слушайте! Там, действительно, не шуточная «заварушка»?! Наверняка, это кельты Авторита взбесились, от того, что их вождь не вернулся в город?! Авторит, Спендий! Идите сюда! Посмотрите, послушайте! Наши атакуют!

Послышались шаги… К, стоящим у «решётки» двери «теням», подошли другие…

– Смотри, Авторит, улей разбужен! Наверное, твои галлаты не захотели сложить оружия?! Может прорвутся?

– К нам? – Раздался голос Авторита, – Да вы, что? Вы видели, сколько линий ловушек мы прошли, прежде чем, въехали в лагерь? Прорвутся! Если, только, произойдёт чудо и небо упадёт на землю?! Только тогда, в этой неразберихе, что последует за этим, наши товарищи, смогут проникнуть сюда! А, они теперь, благодаря нашему гордому и великому вождю Спендию, без командиров! – Авторит зло сплюнул, посмотрев в темноту грота, где находился Спендий, так и не подошедший к «решётке, двери…

– Ну, ладно, тебе, задаваться Авторит! Ведь не все с нами приехали! Там есть, кому взяться за руководство! – Произнёс Катарис.

– Да, есть. – Вздохнул Авторит. И в этом вздохе его все различили сожаление. – Но будут ли мои, галлаты, подчиняться им?! Вот в чём вопрос?! Признают ли их авторитет? А времени нет…

…Спендий не слушал этого разговора… Он лежал, как в забытьи… мысли его были далеки от реальности…

«– …сколько ещё придётся мучиться? – разум рвало от размышлений и боли, – Огонь горит в груди… и он, похоже, уже не отступит… – Спендий закрыл глаза. Перед его глазами возникли те, кого он приказал убить, в самом начале мятежа. Он с удивлением рассматривал их образы. – Почему, их так много? – вдруг ужаснулся он, – Их не должно быть столько? Неужели, я, такое чудовище, что уничтожил стольких товарищей ради власти?!»

Тени перед ним менялись и внезапно в одной из них, он уловил черты Гурзуфа. Его лик, стал приближаться к нему, как бы посветлев, каким-то неестественным светом… Спендий, как заворожённый смотрел на его улыбку, что играла на его лице… Именно та улыбка, которая всегда присутствовала на его лице, когда он в чём-нибудь сомневался…

«– …Гурзуф? Это Ты? – мысленно обратился к нему Спендий, – Прости, меня, Гурзуф! Я, скоро, присоединюсь к тебе, мой старый товарищ! Жизнь сыграла с нами злую шутку, а мы так смеялись над ней, что не заметили, как превратились в бездушных зверей! Я, несомненно, был первым из них! Мне и отвечать первому… Мне… Ой, как жжёт грудь! Эта боль невыносима… Но, ты знай! Мне было очень тяжело отдавать тот приказ, мёртвому, теперь уже, инсубру Гленну, об твоём убийстве!… Дуфф тоже освободился от проклятья… Он умер уже здесь… в Прионе… Да и Гленн, здесь же… Как странно… Ведь всё здесь и начиналось?! Но, тогда, грудь распирало от грандиозности начатого!… А, теперь, раскалённое жало раскаянья приближается все ближе и ближе к неживому уже сердцу… сердцу, которое уже мертво давно! Ровно столько времени, сколько прошло с тех пор, когда я взял впервые золотые слитки Наместника Скрофы!… Это был конец сердца компанца Спендия… А всё, что было потом… агония… Знаешь, Гурзуф?! Когда у тебя душа расколота и рассеяна Хаосом и он начинает там править в полной мере, этот миг и зовётся смертью! Ибо человек жив, пока есть цель, сопряжённая со стимулом возвышения души… именно души… Этот стимул может быть разным… сопереживание кому-то… забота о ком-то… примеров не счесть… Но, если всё подменяется заботой о себе… о твоей выгоде… о твоём возвышении над другими… примеров тоже не счесть… Это уже смерть души во имя царства Хаоса! Хотя, тело, зомбированное этими целями ещё продолжает жить какое-то время… Но оно не может долго существовать без души… и мрак Эреб… приходит за ним! Но делает это волей Таната… Гурзуф?… Почему твоё лицо меняет лик?…

– …Звук сражения стал намного тише?! Барабаны отдалились! Всё? Сколько же погибло? И погибнет? Все? – голос Катариса, развеял тишину у «решётки», что установилась, пока «тени» слушали с надеждой шум сражения, – Да, замолчи же, ты, Мардирий! Сколько можно взывать к своим Богам? Тебе, что ещё не понятно? Боги нас оставили! Совсем оставили…

Это замечание не только не остановило бормотание перса, но ещё более усилило его…

– Авторит?! – позвал того, кто-то, – Ты то, что молчишь!

– А, что говорить?! – раздался голос из темноты, – Сейчас, лучше молчать! Вон, Спендий, спокоен, как никогда! Как воды в рот набрал?! Затащил нас в ловушку и молчит! Сидит и молчит! И правильно… Что болтать-то… Пора разговаривать с Богами…

– Ну, хоть скажи, когда нас казнят, теперь-то? А, Авторит? Армия же, не приняла условий Льва! И, скорее всего, погибла! Льву нет никакой причины оставлять нас в живых?! Или он нас отправит в Карфаген?

– А он нас и так бы казнил! Не сегодня, так завтра! – Зло произнёс Авторит.

– Да нет! Что ты всё клевещешь, галлат! – с угрозой в голосе произнёс Катарис, – Очнись, ты уже не в своём лагере! От твоего голоса становится не по себе! Гамилькар, сказал слово! Слово прозвучало, как «заложник»! И если бы, твои «бараны» – кельты, да галлаты, повели себя по-другому, мы остались бы в заложниках, пока армия не покинула бы границы торговой республики!

– Катарис прав! – произнёс Габин, – Лев всегда держал своё слово, а в нашем случае, мы сами, по глупости, угодили в сети своих же предложений! Спендий, ты то, что молчишь? У меня, в отличие от Авторита, нет на тебя обиды! Скажи, что-нибудь! Ещё, не знаю, сколько нам отведено, пользоваться этим даром – общением со своими ближними? Спендий?

– Он, что заснул что ли? Вот ведь нервы?! Тут места не находишь, а он спит? Тут не знаешь, к каким Богам обращаться, а он? Мардирий ты ближе всех к нему! Толкни его! Не фиг ему отсыпаться! Пусть расскажет, что видит его гениальное предвидение, коим он так хорошо пользовался два с лишним года!? Наши способности, по сравнению с ним, просто пшик! Он нам твердил об этом долгих два года! – Авторит брызгал ядом на своего бывшего соратника, – Он, что действительно заснул?

Одна из теней, встала и чуть пройдя, опустилась во мрак…

– Спит. – Тень опять поднялась, – Клянусь, тенями Аида, Он спит в объятьях Таната!

Голос перса выдал ужас всего произошедшего. Все разом вскочили.

– Что? Что ты говоришь??? – раздался визжащий голос Авторита, – Отойдите! Дайте взглянуть?! Отойдите от света!!!

Авторит склонился над сидящим Спендием. Он пристально посмотрел в его лицо и потеребил его плечо.

– Спендий, ты что? Что прищурил глаза, хитрый компанец! – прокричал он, при этом.

Спендий сидел с полуоткрытыми глазами. На лице его играла улыбка… Ладонь на руке была разжата и рука выпрямлена, будто он кому-то хотел протянуть руку или, наоборот, его кто-то потянул за руку…

Авторит, сел с ним рядом и закрыв своё лицо руками, в бессилии, выдохнул:

– Он готов!

Все отрешённо смотрели на этих двоих сидящих рядом друг с другом. Один Габин, присел у Спендия.

– Подождите?! У него пальцы на ладони в земле? Он, что-то нацарапал на земле! Смотрите? Что это за знаки?! – Габин с ужасом стал отходить в сторону.

– Катарис! Ты самый образованный из нас. Посмотри на эти знаки? Это греческие знаки! – кто-то подтолкнул, нерешительно топтавшегося египтянина.

Тот, с опаской, приблизился к Спендию и, стараясь не задевать его, стал рассматривать надпись под рукой.

– Рука мешает разобрать её! – пробормотал он.

– Ну, так убери её! – заорал в нетерпении Авторит и, взяв ладонь Спендия, поднял его руку, – Читай! Что написано? Что???

Катарис отшатнулся от знаков.

– Приветствую тебя, Гурзуф! – проговорил Катарис, не сводя глаз с лица Спендия.

– Причём здесь, Гурзуф? Катарис, ты поздороваешься с ним на кресте! Что написано то? – Авторит терял самообладание, видя замешательство египтянина.

– Это и написано! – Медленно произнёс Катарис и отошёл в сторону, свет упал на лицо Спендия, – Этого не может быть?! Но, посмотрите, Вам эта улыбка никого не напоминает?

Тот ужас, который царил на лице египтянина, заставил всех взглянуть на лицо Спендия, который застыл с демонической ухмылкой…

Авторит почувствовал, как его волосы на голове зашевелились, он, резко бросив руку, отскочил от компанца. На его лице, застыла маска внезапного, непреодолимого ужаса.

– Это улыбка Гурзуфа?!… – выдохнул, отступая на шаг, Габин.

Все, почувствовав животный страх, стали озираться в темноту грота…

Глава 23

Дрожащий нервными порывами ветер, временами заставлял дым погребальных костров, доставать своими сизыми клубнями земли. Эта его нервная продуваемая дрожь, сказывалась и на всполохах пламени, кои поднимали температуру горения до тех пределов, что достигаются в кузне, под действием продувных мехов печи. Огонь неистово поглощал то, что приготовили для его пиршества и дровницы костров, выложенных слоями вперемешку с павшими людьми, с треском и выбросом языков пламени, проваливались вниз, исторгая, в этот момент, горький запах горелой плоти… Этот запах въедался в лёгкие стоящих неподалёку людей и заставлял их пятится назад, от воздействия этой горечи… Вся огромная площадь, перед основными укреплениями на холмах и перед ними, была в этих многочисленных, но трудно считаемых, огромных кострах, из-за клубящегося дыма меж ними. Люди, специально выделенные для розжига этих выложенных дровниц, делали, горящими в их руках факелами, несколько очагов возгорания с разных сторон дровницы и дождавшись поднимающегося, разрастающегося пламени, захватывающего большую площадь возгорания, отбегали к следующему выложенному костру и производили очередной розжиг… И, так, вспыхивая один за другим, костры захватывали всё новые и новые площади, заполняя пространство вокруг себя белым плотным дымом хвои и пытаясь достать «соседа» одним из своих голодных, жадных языков, видимо, не насыщаясь теми, кто лежал меж выложенных слоёв дровницы костра… И, только, ветер, что вынужден был раздувать это необычайное пиршество, нервно и возбуждённо, пригибал своим порывом это пламя к земле, отрывая от него клубящийся дым, и унося его в сторону… Вместе с дымом, уносилась память и цель существования тех, кто лежал в этих кострах, и теперь, служил лишь пищей завывающему от своего неистовства пламени…

Так закончилось противостояние при Прионе… Мятежники, утратившие душевное равновесие, узнав о пленении военачальников, и не поверившие в то, что если они сложат оружие и будут отпущены, бросились из города в разные стороны. Не имея общей цели, каждый из них стремился сохранить только свою жизнь. Пробиваясь через укрепления карфагенян, они были истреблены, устлав своими телами всё пространство от укреплений до городских стен… Несколько тысяч сдалось в плен, в основном это были ветераны Спендия, они и не участвовали в прорыве, так как хорошо понимали его тщетность и ждали конца дела, находясь в городе. Вся другая масса, потерявшая дисциплину и вид самой армии, полегла у стен, в безумстве и охватившей её панике, мечась между слонами и всадниками Нуммидии и Карфагена. Слонов, впавших в буйство, от вида огромного количества поверженных врагов, с трудом отвели к морю, где они, войдя в воду, отходили от боевого ража и животного шока… Два дня, после этого, собирали оружие и выносили бесчисленные останки павших врагов, выкладывая сразу погребальные костры… Люди устали, даже те из них, кто прошёл много битв и повидали многое, имели подавленный вид от созерцания огромного количества павших, но всё равно, продолжали это не лёгкое, важное дело… И, только, грифы и вороны, слетевшиеся сюда тысячами, были довольны столь печальному итогу… Все эти дни, они летали над скорбным местом и как не странно, но помогали людям собирать павших, которые грозили обернуться для округи страшной чумой, в такую жаркую осень. Грифы и вороны, садились группами на убитого, в тех местах, где люди исследуя кустарники, уже решали, что собрали там всех, и этим самым сигнализировали им, огрехи в их поисках…

…Небольшая конная группа, численностью в половину турмы (два десятка конных), двигалась с юго-запада в сторону костров на холмах. Она двигалась не крупным аллюром, так как кони, почуяв запах горелой плоти, проявляли беспокойство и тревогу. Они косили глазами и громко фыркали, когда до их ноздрей, долетал обрывок сизого дыма, несущего «букет» не переносимого для них «аромата».

– …Это ужасно! Столько костров?! Немыслимо! – говорил один из всадников, вертя головой, – Я, даже не могу представить себе, что здесь произошло?! Если судить по количеству костров, здесь было нещадное избиение врага! Кругом лежали павшие!

– Да, это и есть оборотная сторона войны! Она очень неприглядна и тягостна! Даже смерть в бою твоего товарища, не оставляет в твоём сердце столько невыносимой, тяжёлой тоски, как тот момент, когда ты собираешь тела и своих соратников-друзей и врагов, к коим в сражении, испытывал ненависть и гнев! Тебе, Саламбо, не следует более оставаться в армии! Наверное, Наравас, отвезёт тебя во дворец, В Цирту! И это правильно! И ему уже не надо более находиться здесь! Помощь его не оценима, но у него есть свои дела в царстве! Пора заняться и ими. А, мы добьём «гидру» сами! Я, думаю, Наравас, как здравомыслящий человек и Царь, давно уже это понял! Но, ты, Саламбо, тоже это должна понять и не давить на мужа! Не забывай, ты, прежде всего женщина, а не Баркид! А твоему, Наравасу, хватит уже походов! Десять лет он живёт в них! Пора насладиться миром!

Саламбо, а первым всадником была она, посмотрела на говорившего ей эту речь человека.

– Ты, прав, Гикет! Твой опыт и мудрость служат моему отцу уже много лет! Но, ты, считаешь, что самое трудное время войны пройдено?

– Уже два года мы гоняемся за клубком змей по пескам и полупустыням! Судьба нас забрасывала на Соляные озёра и в долину Артодафиса, и всюду, мы, уничтожая противника, теряли и своих храбрых друзей и соратников!… – Гикет помолчал немного, потом продолжил, – Я, думаю, твой отец прав, решив заключить с Матосом договор. Хватит уже смертей! Хватит крови. Тем более что в рядах его армии, более половины ливийцев, которых он согнал из-под палки! Да, они, сейчас, уже не прежние скотоводы и пастухи, что были раньше! Они уже набрались опыта и представляют серьёзную силу. Поэтому, лучше предложить Матосу титул Царя, в пределах его влияния, чем лить опять кровь… Если, Матос, имеет хоть каплю здравомыслия, он поймёт, что это идеальный выход для него! Но, если, в его голове роятся иные мысли, война продолжится… Как бы нам этого не хотелось.

– Ну, вот видишь, Ты, сам говоришь, что война может продолжиться! Тогда, зачем уходить Наравасу? Победы ещё ведь нет?! – не согласилась с Гикетом Саламбо.

Старый воин посмотрел на дочь Гамилькара и улыбнулся:

– В тебе, как и во всех Баркидах, главенствует один стимул – победа над врагом! Это очень хорошо. Но, победа, может достигаться не только на поле брани. Например, удобным договором для обеих сторон. Или каким-то иным условием – вариантов множество! А если, ты, хочешь стать умной, процветающей царицей, ты должна познать искусство договора! Научись договариваться со своим мужем, с подданными, с народом, с соседями, с армией, наконец! Быть царицей, Саламбо, также опасно, как и не быть ей!

– Почему? – не поняла слов Гикета, Саламбо, – Что может угрожать мне в моём окружении?

– Интриги царедворцев и политика! Вот камень преткновения любой царской власти! И, тебе, обязательно надо учиться этой науке! Чтобы вовремя распознать друга и врага! Чтобы вовремя распознать лживого льстеца, от правдивого наглеца! И именно второй, станет твоей опорой на троне, а первый лишь расшатывает его! Хочу тебе сказать – Наравас в этом совсем не разбирается! Иначе, как бы он оказался на этой войне, не на нашей стороне, в самом её начале?! Цирта ожидает Вас, хитросплетённым заговором! Мой тебе совет, Саламбо! Увози Царя в Цирту! Пока местные князьки не узурпировали там власть! Род Массисины, не глуп и ждёт удобного случая! И, поэтому, по приезду, слушай своё сердце и разум! Оглядись, присмотрись! Узнай, разберись – и, только, после этого приближай к себе человека! Не доверяй никому! Ты пока там чужая! Но, со временем, организуй около себя круг приверженцев, кои будут боготворить тебя и помогать Наравасу, удерживать крепкую власть! Таким мудрым был Гиарб! Его дядя! Я давно не был при дворе Цирты, и не могу сказать тебе, на кого тебе можно опереться в начальном периоде правления! Но, есть один союзник, на которого можно опереться всегда! И его, ты всегда должна знать и чествовать! Это главное правило!

Гикет замолчал. Саламбо, взглянув на него, поняла, что он может впасть в раздумье над чем-то и поспешила спросить:

– И что же это за союзник, Гикет? Почему, я, по твоим словам не должна доверять никому, а ему я могу довериться? Ты его давно знаешь?

– Знаю ли я его? – оторванный от своих мыслей, Гикет рассмеялся, – Ха-ха-ха! Конечно, знаю! Это твой муж, Наравас и его армия! То, что я сказал, имеет для меня одно понятие! Одно целое! Понимаешь мою мысль! Царь, армия и царица! У тебя цепкий, женский ум! Ты, чувствуешь людей лучше, чем мужчины! Присматривайся, кто к нему хочет пролезть в ближние советники, чтобы получить полное доверие! Человек, должен пройти полную проверку перед этим! Как прошёл её в своё время Адгербал! Наравас здесь может наделать ошибок! Смерть Адгербала, которому он доверял столько лет, создало около него пустоту, которую ему, сейчас, очень захочется заполнить. Эту, пустоту, ты, Саламбо, должна заполнить собой! Враги, увидев Баркида, во всей красе и блеске, попытаются убить тебя! Будь готова к этому! Наравас должен заботиться о тебе, а ты о нём! Помяни моё слово! – Гикет, резко замолчал, что-то увидев впереди.

– Что ты заметил, Гикет? – спросила Саламбо, видя, что тот, вытянул голову и смотрит куда-то, поверх голов, едущих впереди всадников!

– Сколько крестов? Я ещё никогда в жизни не видел столько распятых! – произнёс поражённый Гикет, указывая рукой, меж дымных столбов.

Все повернули голову в том направлении. Вдоль городских стен, на холмах, стояли цепочки крестов. Они стояли даже в несколько рядов в некоторых участках… Дым, временами заслонял их вид, но все сразу определили – все кресты направлены в сторону городских стен! Это было сделано с одной целью – осаждённые должны были видеть своё будущее. Но после разгрома «логова», это уже служило напоминанием горожанам, что они в своё время поддержали и пригрели за своими стенами «гнездо логова»… Сотни гриффов, кружили над ними, а на крестах сидела «чёрная община» ворон….

– Какой ужас! – произнесла Саламбо, – Это варварская казнь!

– Да, варварская! Первыми её переняла империя Ахеменидов! У кого этот метод казни, царь Кир взял себе на вооружение, уже не известно?! Но, персы, научили этому методу весь мир! И, теперь, этот метод казни распространяется и приживается уже многие века и во многих землях! – Гикет покачал головой, – Это дикость, но человечество стало любить чьё-то страдание! Червь злорадства над чьим-то мучением, сидит в каждом из нас! Это привили людям Боги! И люди это понесли дальше!…

– Почему ты думаешь, что она и дальше будет распространяться, Гикет? Может в скором времени от неё откажутся? – перебил Гикета подъехавший воин, в шлеме с алым султаном, – Ведь, не весь мир, перенял в своё время, более варварскую казнь – сажание на кол, изобретённую ассирийцами?!

Гикет посмотрел на него и ответил:

– А, ты уверен, Антоний, что данная казнь не всплывёт в будущих веках?! И, что за формы казни будут практиковаться в них? Может так случиться, что казнь, которую я тоже считаю более варварской, чем эта, всплывёт и восстановится в некоторых «культурных» народах?! А, может, будет изобретена и более изощрённая казнь! Человечество очень гораздо на «эти» изобретения! Мука, пока она не является твоим собственным чувством, имеет притягательный визуальный вид и многие наслаждаются ей, как театральным представлением на одеоне! Ты, можешь представить, что людей будут сжигать заживо на костре? А, ведь, всё может случиться, в том числе и это!

От этих слов Гикета, Саламбо стало не по себе.

– Ой, какие страшные вещи вы говорите! Давайте, лучше поговорим о нашей скорой встрече с нашей любимой, дорогой Лейлой! Как я буду рада её увидеть! Я, представляю, какие чувства испытывает сейчас Антоний? Мы, дорогой сюда, только и говорили с ним, о том, как в скором времени, отправимся на её розыски! А, тут, совершенно, внезапно, пришло известие, что она найдена и доставлена героем Кифероном в лагерь отца! Да, а что случилось с самим Кифероном, Гикет? Расскажи?

Антоний и Саламбо, с тревогой и ожиданием разъяснений, смотрели на старого служаку Гикета.

– Я могу только сказать, что предполагаю я?!… В день прорыва был дождь. Видимо, грязь проникла в открывшуюся рану во время сражения! Я не знаю, выживет ли он? Вид очень плохой! Он в горячке! Что-то кричит, а что понять нельзя! Но, я ещё и сам не успел узнать все подробности! Я, ведь, только, что прибыл из мест, расположения лагеря Матоса! Так, что подробности всего, узнаю вместе с вами! – Гикет не весело улыбнулся.

– Кто его лечит? – спросила Саламбо.

– Там хватает лекарей. Но с ним и Лейлой, в одном шатре находится какая-то знахарка-ведьма! Кажется, её зовут Либу?! Её привёз Киферон вместе с Лейлой! Говорят, что она не дала умереть Лейле! Но, каков Киферон?! Будто бы знал, что сам скоро провалится во тьму? Бывает же такое?

Гикет снова покачал головой… Все замолчали на какое-то время… Каждый думал о своём…

– А что Ферон? Ещё не вернулся? – спросила Саламбо. – Ты ведь сопровождал его?

– Ферон, зачем-то повернул в другую сторону, поменяв маршрут движения! Но, это и спасло храбреца! Ему была уготована засада! А он, так легко перехитрил вражеский замысел! Далеко пойдёт, стервец!

– А засада? Откуда ты знаешь о ней? – Саламбо, не понимала рассказа Гикета.

– Засада исчезла! Мы её ликвидировали. В этом нам очень помог Харикл и его люди! Скитания с Кифероном, их многому научили. Они подобрались к тем, кто считал себя в полной безопасности, сидя как охотник в малозаметном месте, вплотную! Наше нападение было неожиданным и дружным. Из их числа, вырвалось, только с десяток всадников! А, жаль… – Гикет усмехнулся, – Но, Ферон оказался не простаком! Не зря Барка доверил ему эту задачу! Он с ней справился блестяще! Я, ведь, когда узнал, что Ферон выбран в качестве посланника в лагерь мятежа, подумал ненароком, что Гамилькар хочет погубить молодца! – Эти слова заставили вздрогнуть Саламбо и напрячься Антония, – Но, – продолжил Гикет, – Барка просвечивает людей как солнце! Он, точно угадал, кто ему нужен в этот раз! А, что касается моего подозрения, то он сам же его и развеял! Послав меня следом и сказав, чтобы я прикрыл его делегацию от убийц! И в этом он тоже оказался прав, убийц мы обнаружили!

– А, что Ферону нужно в Карфагене? – спросила Саламбо.

– Этого я не знаю! Но, если бы он был безрассуден и погиб в лагере, надежды на скорое окончание войны не было бы! Не знаю, что ему понадобилось в Карфагене! Я не последовал туда. А, отправил за ними половину своего отряда и Харикла! Знаю, что Харикл и его люди, выполняют ещё какую-то задачу. Какую, не знаю! Кстати, с Хариклом, вместо меня, отправился мой племянник Гасдурбал! Помнишь его, Саламбо?

Саламбо улыбнулась.

– Конечно, помню! Он наверно, вымахал сейчас? Стал ростом с Дядю?

– Да. Он мне как сын! Своих детей я не завёл. Так уж сложилось у меня. Единственную женщину, которую я любил, поглотила война в Сицилии! Больше я ни в кого не влюбился! А жениться без любви, ради одних детей, ради продолжения рода с не любимой женщиной, считаю не правильным! Дети должны рождаться в любви, тогда гармония Геи окружит их жизнь! Это было моё мнение и решение! Я и сейчас так думаю! А дети моих сестёр, стали моими детьми! Я им стал как второй отец! А, что касается Гасдурбала, я его взял с собой в поход, с самой Баграды!

– Да? А я его не видела почему-то? – удивилась Саламбо.

– Это неудивительно. Ты видела там Нараваса, и всё твоё внимание было вокруг него! А, Гасдурбал, не из тех, кто любит лезть в глаза… В этом он похож на меня. И мне это очень приятно! Да, кстати, он, почему-то всё время просится на флот?! Просится к Диархону. И вот, я, не устояв, отпустил его! Теперь, он уже в армию не вернётся! После посещения Карфагена, он останется во флоте!

– Вот это новость!… – Выдохнула Саламбо, удивившись словам Гикета.

Их беседа плавно перетекла в воспоминания Гикетом войны в Сицилии, в которой он участвовал и на флоте и на суше. Антоний, ехавший рядом с ними, не вступал в разговор. Своими мыслями он был не здесь… Его внутренний взор, уже находился в лагере Гамилькара… Там, где в одном из шатров, лежала его возлюбленная… Сердце рвалось туда, и он, то и дело, заставлял свою лошадь идти быстрее, намного вырываясь вперёд, от группы… Но, лошадь, во время этих «отрывов», нередко оказывалась среди бушующих пламенем костров, где сжигали павших мятежников, и от этого, упрямилась, и не хотела идти дальше, ожидая, когда пламя, станет ниже… Поняв, тщетность своих попыток, ускорить движение, Антоний, смирился с этим и ехал рядом с беседующими Гикетом и Саламбо, потому как конь, находясь в группе своих сородичей, проявлял гораздо меньше беспокойства и тревоги, чем когда двигался один, впереди… Небольшая скорость движения группы угнетала Антония, но с приближением к горящим кострам, двигаться по иному не было возможности – пламя меж костров, было высоким и требовалось время, чтобы оно немного село, чтобы внезапным выбросом не «лизнуло» кого-нибудь из проезжающих мимо… Антоний, вспоминал, как получил известие о том, что Лейла находится в лагере Гамилькара! Какой восторг охватил его сердце! Радости не было предела! Душа и сердце, слились в одном порыве… Последующие дни, он жил только думами о встрече. Он, верил, что как только он, приблизится к ней и воспользуется возможностью её обнять и поцеловать – как Лейла, тут же, придёт в себя! Он в это верил, и разубедить в этом, его было невозможно! Именно поэтому, он, не замечая этого, подгонял всё время своего коня, подчиняясь этой вере и порыву. Он, задавал темп движения отряда, пока их не встретил Гикет, в месте, где костры начали вспыхивать – один за другим… Он уже видел лагерь! До него оставалось каких-то десять стадий. Антоний смотрел только вперёд, не замечая грозного пламени по бокам, где костры, стремились соприкоснуться своими объятьями. Лошадь, чувствую возбуждение седока, не понимала причину происходящего и поэтому упрямилась, начиная не доверять, не совсем адекватному всаднику. Антоний, замечая своё ускорение, как бы очнувшись, вставал, ожидая других, коих оставил позади себя, но через время история повторялась…