Текст книги "Горбун, Или Маленький Парижанин"

– Ориоль! – окликнула мадемуазель Нивель. – А ну-ка, сюда, и немедленно!

Толстенькому откупщику повторять дважды не пришлось. Ему только очень хотелось, чтобы все заметили эту фамильярность.

– Садитесь рядом, – зевнув во весь рот, приказала Нивель, – и расскажите мне какую-нибудь сказку. Что-то меня тянет в сон.

– Жил-был… – покорно начал Ориоль.

– Ты сегодня играла? – осведомилась Сидализа у Дебуа.

– И не говори! Если бы не мой лакеи Лафлер, мне пришлось бы продать свои брильянты!

– Лафлер? Как это?

– Со вчерашнего дня он миллионер, а с сегодняшнего утра мой опекун.

– А я его видела! – воскликнула Флери. – Он, ей-же-ей, выглядит неплохо!

– Он купил экипажи сбежавшего маркиза Бельгарда.

– И дом виконта де Вильдье, который повесился.

– О нем уже идут разговоры?

– Да еще какие! Он стал очаровательно рассеян, ну прямо как де Бранкас!140140
  Бранкас, Шарль де Виллао, граф (1618-1681) – французский вельможа, прославившийся своей рассеянностью.


[Закрыть] Сегодня, когда он выходил из Золотого дома, карета поджидала его на улице, так он по привычке встал на запятки!

– Донья Крус! Донья Крус! – скандировали тем временем повесы.

Шаверни постучал в дверь будуара, куда удалилась обольстительная испанка.

– Если вы не выйдете, – пригрозил Шаверни, – мы возьмем дверь приступом!

– Вот именно! Приступом!

– Господа, господа… – попытался утихомирить весельчаков Пероль.

Шаверни схватил его за ворот и вскричал:

– Если ты, старый бирюк, не замочишь, мы пробьем тобой дверь, как тараном!

Но доньи Крус в будуаре, дверь которого она заперла за собой на ключ, не было. Он сообщался с помощью потайной лестницы с комнатой на первом этаже. Туда, к себе в спальню, и спустилась донья Крус.

Бедняжка Аврора сидела на диване вся дрожа, с глазами, красными от слез. В этом доме она находилась уже пятнадцать часов. Если бы не донья Крус, она умерла бы от страха и печали.

С начала ужина донья Крус уже дважды заходила к Авроре.

– Что нового? – чуть слышно спросила Аврора.

– Господина Гонзаго вызвали во дворец, – сообщила донья Крус. – Зря ты боишься, сестричка: там, наверху, ничего страшного нет, и если бы я не знала, что ты сидишь здесь одна в тревоге и унынии, то веселилась бы от души.

– Что они там делают? Шум слышен даже здесь.

– Дурачатся. Хохочут во все горло, шампанское льется рекой. Эти господа – люди забавные, остроумные, милые, особенно один, которого зовут Шаверни.

Аврора провела тыльной стороной ладони по лбу, словно пытаясь что-то вспомнить.

– Шаверни… – повторила она.

– Он молод и великолепен, не боится ни Бога, ни дьявола. Но мне запрещено обращать на него слишком большое внимание – он жених.

– Вот как, – рассеянно промолвила Аврора.

– Угадай чей, сестричка!

– Понятия не имею. Какое мне до этого дело?

– Тебе есть до этого дело, уж это точно. Молодой маркиз де Шаверни – твой жених.

Аврора медленно подняла голову, и на ее бледном лице появилась грустная улыбка.

– Я не шучу, – настаивала донья Крус.

– А о нем, – прошептала Аврора, – о нем, Флор, сестра, ты ничего не знаешь?

– Решительно ничего.

Хорошенькая головка Авроры поникла; девушка расплакалась и сказала:

– Вчера, когда на нас напали, кто-то из этих людей сказал: «Он мертв. Лагардер мертв».

– А я вот уверена, что он жив, – возразила донья Крус.

– Откуда у тебя такая уверенность? – живо полюбопытствовала Аврора.

– Во-первых, я слышала, что там, наверху, боятся его появления, а во-вторых, эта женщина, которую хотели выдать за мою мать…

– Эта его врагиня? Та, которую я видела вчера вечером в Пале-Рояле?

– Она самая. Я узнала ее по описанию. Так вот, во-вторых, эта женщина до сих пор продолжает его преследовать, причем все с той же настойчивостью. Когда я сегодня жаловалась господину Гонзаго на то, как со мной обошлись у тебя дома, я видела и слышала эту женщину. От нее выходил какой-то седовласый господин, и она ему говорила: «Это мой долг и мое право. Глаза у меня открыты, он не ускользнет; а когда минут сутки, он будет арестован, пусть даже моею собственной рукой!»

– О, – воскликнула Аврора, – это та самая женщина! Я узнаю ее ненависть. Мне уже который раз приходит в голову, что…

– Ну, ну? – оживилась донья Крус.

– Да нет, не знаю, наверное, я схожу с ума.

– Я должна сказать тебе еще одну вещь, – после секундного колебания заговорила донья Крус. – Мне вроде как поручили тебе передать кое-что. Господин Гонзаго был добр ко мне, но я ему больше не верю. А тебя я люблю все сильнее и сильнее, моя бедная Аврора!

Она села на диван рядом с подругой и продолжала:

– Господин Гонзаго очень просил меня передать тебе следующее…

– Что же? – осведомилась Аврора.

– Совсем недавно, – ответила донья Крус, – когда ты перебила меня, заговорив о своем милом шевалье де Лагардере, я собиралась тебе сказать, что тебя хотят выдать замуж за молодого маркиза де Шаверни.

– Но по какому праву?

– Не знаю, но мне кажется, что их не слишком заботит, есть у них такое право или нет. Гонзаго говорил со мной, и в его словах прозвучало вот что: «Если она будет послушна, то отвратит смертельную опасность от того, кто дороже ей всех на свете».

– Он имел в виду Лагардера! – воскликнула Аврора.

– Думаю, именно его, – согласилась цыганка. Аврора закрыла лицо руками.

– Мысли мои словно в тумане, – пробормотала она. – Господи, неужто ты не сжалишься надо мной?

Донья Крус обняла девушку и ласково проговорила:

– А разве не Господь прислал меня к тебе? Я всего лишь женщина, но я сильна и не боюсь смерти. Если на тебя нападут, Аврора, ты не останешься беззащитной.

Аврора еще теснее прижалась к подруге. Внизу послышались приглушенные голоса, звавшие донью Крус.

– Мне нужно идти, – сказала она.

Чувствуя, как Аврора задрожала в ее объятиях, девушка добавила:

– Бедная малютка, как ты бледна!

– Мне страшно здесь одной, – пролепетала Аврора. – Все эти лакеи и слуги пугают меня.

– Тебе нечего бояться, – успокоила ее донья Крус. – Слуги и лакеи знают, что я тебя люблю, и считают, что я имею сильное влияние на Гонзаго.

Она осеклась и задумалась.

– Порой я и сама в это верю, – через несколько мгновений продолжала она. – Мне иногда кажется, что я зачем-то нужна Гонзаго.

Шум на первом этаже усилился.

Донья Крус встала и взяла со стола бокал с шампанским, который поставила туда, когда вошла.

– Посоветуй же, как мне быть! – взмолилась Аврора.

– Если я ему и впрямь нужна, тогда еще ничто не потеряно! – воскликнула донья Крус. – Нам нужно выиграть время.

– Но как же с этим браком? По мне, так лучше тысячу раз умереть!

– Умереть ты всегда успеешь, сестричка.

Донья Крус двинулась к двери, но Аврора удержала ее за платье.

– Неужели ты сейчас уйдешь? – воскликнула она.

– Разве ты не слышишь? Они зовут меня. Да, – вспомнила вдруг она, – я не говорила тебе про горбуна?'

– Нет, – удивилась Аврора. – Про какого горбуна?

– Про того, что вывел вчера меня отсюда путем, которого я и сама не знала, и проводил до дверей твоего дома. Он здесь!

– На ужине?

– Вот именно. А я вспомнила, как ты рассказывала про того странного чудака, кроме которого твой милый Лагардер никого к себе не впускает.

– Наверное это он и есть! – воскликнула Аврора.

– Он, он, клянусь тебе! Я подошла к нему и сказала, что в крайнем случае он может на меня рассчитывать.

– А он что?

– Этот горбун – человек с причудами Он сделал вид, что не узнает меня, и я не смогла вытянуть из него ни слова. С ним все время забавлялись дамы – напоили его так, что он свалился под стол.

– Так, значит, там есть дамы? – удивилась Аврора.

– А как же?

– Что за дамы?

– Светские дамы, – отвечала наивная цыганка. – Самые настоящие парижанки, о которых я столько думала в Мадриде. Представляешь? Придворные дамы – а сами поют, хохочут, пьют и ругаются, словно мушкетеры. Прелесть!

– Ты уверена, что это придворные дамы? Донья Крус сделала обиженное лицо.

– Как бы мне хотелось на них посмотреть, – проговорила Аврора и, покраснев, добавила: – Но так, чтобы меня никто не видел.

– А на красавчика маркиза де Шаверни тебе не хотелось бы взглянуть? – чуть насмешливо поинтересовалась донья Крус.

– Конечно, – бесхитростно ответила Аврора, – и на него тоже.

Не давая девушке опомниться, цыганка схватила ее за руку и, смеясь, повлекла за собой к потайной лестнице. От пиршественной залы девушек отделяла теперь только дверь. За нею слышался звон бокалов, взрывы хохота и крики:

– Возьмем будуар приступом! На приступ!

7. ПУСТУЮЩЕЕ МЕСТО

Господин де Пероль плохо справлялся с обязанностями хозяина вечера, его авторитет неуклонно падал. Шаверни с приятелями сказали ему пару теплых слов, и он уже был не всилах удержать буянов. Аврора, ни жива, ни мертва, стояла за дверью и уже начала сожалеть, что покинула свое убежище. А бесстрашная шалунья донья Крус только посмеивалась. Напугать ее было не так-то просто. Она задула в будуаре все свечи, чтобы никто из находившихся в зале не мог разглядеть ее подругу.

– Взгляни, – предложила она, указывая на замочную скважину.

Но любопытство Авроры как рукой сняло.

– Долго вы там будете возиться с этой барышней? – осведомилась Сидализа.

– Тоже мне сокровище, – поддержала подругу Дебуа.

– Маркизы ревнуют, – подумала вслух донья Крус. Аврора посмотрела в замочную скважину.

– Маркизы? – с сомнением в голосе проговорила она. Донья Крус с самонадеянным видом пожала плечами и ответила:

– Ты незнаешь двора.

– Донья Крус! Донья Крус! Пусть выйдет донья Крус! – раздавалось в гостиной.

Цыганка с наивной гордостью улыбнулась.

– Они хотят, чтобы я вышла, – прошептала она. Дверь затряслась. Аврора отскочила назад, а донья Крус

заглянула, в скважину.

– Ох, до чего уморительная физиономия у этого Пероля – воскликнула она и расхохоталась.

– Дверь не поддается, – заметил Навайль.

– Кажется, там кто-то разговаривает, – добавил Носе.

– Нужен какой-нибудь рычаг!

– А почему не пушка? – поинтересовалась полусонная Нивель.

Ориоль закатился в хохоте.

– Я придумал лучше! – вскричал Шаверни. – Нужно спеть серенаду!

– И сыграть ножами на бокалах, бутылках и тарелках! – заявил Ориоль, поглядывая на Нивель.

Та снова впала в дрему.

– Как он хорош, этот маленький маркиз, – тихонько проговорила донья Крус.

– Где он? – приближаясь к двери, спросила Аврора.

– Но я нигде не вижу горбуна, – вместо ответа сказала цыганка.

– Вы там? – закричал по ту сторону двери Шаверни. Аврора, приникнув глазом к скважине, изо всех сил пыталась разглядеть своего рыцаря с калье Реаль.

Но в зале творилось такое, что ей это никак не удавалось.

– Да который же из них? – все повторяла она.

– Тот, что пьян сильнее всех, – ответила на сей раз донья Крус.

– Мы готовы! Мы готовы! – хором вопили новоявленные музыканты.

Все, включая и дам, повставали со своих мест. Каждый держал свой музыкальный инструмент. Сидализа взяла медную жаровню, а Дебуа из всех сил колотила в нее. Серенада еще не началась, но шум уже стоял ужасный.

Навайль и Жиронн схватили Пероля, который безучастно наблюдал за весельем, и привязали его на всякий случай к вешалке.

– Кто будет петь?

– Шаверни! Пускай споет Шаверни!

И маленького маркиза, передавая с рук на руки, подтолкнули к самой двери. В этот миг Аврора узнала его и резко отпрянула назад.

– Ничего, – проговорила донья Крус, – он просто немного навеселе. При дворе так принято. Но он все равно очарователен.

Покачиваясь на ногах, Шаверни жестом призвал всех к молчанию. В зале воцарилась тишина.

– Дамы и господа, – заявил маркиз, – прежде всего, мне бы хотелось объяснить свою позицию.

На него зашикали.

– Никаких речей! Пой или замолкни!

– Моя позиция проста, хотя на первый взгляд может показаться…

– Долой Шаверни! Оштрафуем его! Привяжем рядом с Перолем!

– Но почему я хочу объяснить свою позицию? – с пьяной настойчивостью продолжал Шаверни. – Дело в том, что мораль…

– К черту мораль!

– Обстоятельства таковы…

– К черту обстоятельства!

Сидализа, Дебуа и Флери наскакивали на маркиза, словно волчицы. Нивель спала.

– Если ты не желаешь петь, – вскричал Навайль, – давайте декламировать какую-нибудь трагедию.

Слова его потонули в криках протеста.

– Спой, и мы позволим тебе объяснить свою позицию, – пообещал Носе.

– Клянетесь? – серьезно поинтересовался Шаверни.

Все присутствующие приняли позы Горациев141141
  Имеется в виду сцепа из трагедии П. Кориеля «Горации» (1640 г.).


[Закрыть] в сцене клятвы.

– Клянемся! Клянемся!

– Тогда позвольте мне сначала объяснить свою позицию, – сказал Шаверни.

Донья Крус держалась за бока от хохота. Однако обитатели залы рассвирепели. Кто-то предложил повесить Шаверни за окно вверх ногами. В XVIII веке порой шутили весьма мило.

– Я буду краток, – не унимался маленький маркиз. – В сущности, моя позиция очень проста. Я не знаю своей будущей жены, поэтому не могу испытывать к ней ненависти. А поскольку я люблю женщин вообще, то это будет брак по любви.

Гости в двадцать глоток заревели:

– Пой же! Пой! Пой!

Шаверни взял из рук у Таранна нож и тарелку.

– Эти стишки сочинил один молодой человек, – объявил он.

– Пой! Пой!

– Куплеты незамысловаты, прошу обратить внимание на припев.

И он запел, слегка постукивая ножом по тарелке.

«Мы двоемужних дам

Ругаем: «Ну и ну!»

Но стыд тому и срам,

Кто мается в плену

У двух иль трех мадам:

Не по карману нам

Держать теперь жену

Даже одну!»

– Неплохо! Неплохо! – похвалила галерка.

– Ориоль понимает что к чему!

– Припев! Еще раз!

«Не по карману нам

Держать теперь жену

Даже одну!»

– Кто-нибудь даст мне выпить? – очнулась вдруг Нивель.

– Прелестно, не правда ли? – заметил Ориоль.

– Глупо, как и все остальное.

– Браво! Браво!

– Да не бойся же ты! – обнимая, уговаривала бедную Аврору донья Крус.

– Второй куплет! Смелее, Шаверни! Тот продолжал:

«У регента казна —

То знает целый свет —

Всем, право же, полна,

Там только денег нет».

Услышав столь непочтительные слова, Пероль так отчаянно задергался, что отвязался от вешалки и грохнулся на пол.

– Господа! Господа! Ради принца Гонзаго… – начал умолять он, поднимаясь на ноги.

Но его никто не слушал.

– Неправда! – кричали одна

– Все верно! – не соглашались с ним другие.

– У господина Лоу собраны все сокровища Перу!

– Только без политики!

– Правильно!

– Ничего не правильно!

– Да здравствует Шаверни!

– Долой!

– Надо вставить ему кляп!

– Набить из него чучело!

При этом дамы яростно гремели тарелками и бокалами.

– Шаверни, иди сюда, я тебя поцелую! – вскричала Нивель.

– Вот еще новости! – возмутился толстенький откупщик.

– Он нам польстил, – пробурчала Нивель, закрывая глаза. – Какой он все же милый! Говорит, что держать жену теперь не по карману, но разве это дорого? Мужчина – он как земля, взятая в аренду. Я просто из себя выхожу, когда вижу, что в кошельке у мужчины остался хоть один пистоль!

Между тем в будуаре Аврора, закрыв лицо руками, говорила пресекающимся голосом:

– Я чувствую холод, он пробирает меня до самого сердца. Только подумать, что меня хотят отдать за такого человека…

– Да полно тебе, – успокаивала подругу донья Крус. – У меня бы он стал кротким как ягненок. Неужели, по-твоему, он не мил?

– Уведи меня отсюда! Остаток ночи я хочу провести в молитвах.

Аврора покачнулась. Донья Крус поддержала ее. У цыганки было очень доброе сердечко, но отвращения подруги она не разделяла. Это ведь и был Париж, предмет стольких ее мечтаний.

– Пойдем же, – проговорила она, а между тем Шаверни, воспользовавшись короткой минутой молчания, со слезами на глазах умолял позволить ему объяснить свою позицию. Спускаясь по лестнице, донья Крус проговорила:

– Нужно потянуть время, сестричка. Делай вид, что ты послушна, и верь: я тебя не оставлю. Я скорее сама выйду за Шаверни, чем дам тебе попасть в переплет.

– И ты готова ради меня на такую жертву? – в порыве наивной благодарности воскликнула Аврора.

– Господи, ну конечно! Помолись, раз это может тебя утешить. А я скоро опять ускользну от них и приду к тебе.

И она проворно взбежала по ступенькам; на сердце у девушки было легко, и она заранее подняла вверх свой бокал с шампанским.

– Ну, еще бы, – бормотала она, – я окажу ей услугу… Да с этим Шаверни всю жизнь будешь животики надрывать со смеху. Что может быть лучше?

У двери будуара девушка остановилась и прислушалась. С возмущением в голосе Шаверни говорил:

– Но ведь вы обещали, что я смогу объяснить вам свою позицию, разве не так?

– Ни за что! Шаверни злоупотребляет нашим терпением! К двери, Шаверни!

В этот миг донья Крус распахнула дверь. Она появилась на пороге, веселая и сияющая, держа бокал высоко над головой.

Ее встретили долгими и бурными рукоплесканиями.

– Ну, господа, – проговорила она, протягивая пустой бокал, – да будьте же вы поживее. Неужели по-вашему это шум?

– Мы пробуем пошуметь, – сказал Ориоль.

– Да, буяны из вас никудышные, – залпом осушив бокал, продолжала донья Крус. – Вас слышно разве что за этой дверью.

– Не может быть! – заголосили пристыженные повесы. Они-то считали, что способны перебудить весь Париж.

Шаверни с восхищением смотрел на донью Крус.

– Прелесть! – бормотал он. – Она – сплошной восторг! Только Ориоль вознамерился повторить эти показавшиеся

ему очень красивыми слова, как проснувшаяся Нивель ущипнула его чуть ли не до крови.

– Извольте молчать! – приказала она.

Он попытался было улизнуть, но дочь Миссисипи схватила его за рукав.

– Штраф одна голубенькая, – объявила она.

Достав бумажник, Ориоль протянул даме новенькую акцию, а дама тем временем мурлыкала:

«Не по карману нам

Держать теперь жену

Даже одну!»

Тем временем донья Крус искала глазами горбуна. Чутье подсказывало ей, что, несмотря на данный ей отпор, человек этот – ее тайный союзник. Но спросить о нем ей было не у

кого. Чтобы узнать, не уехал ли горбун вместе с Гонзаго, она осведомилась:

– А где же его светлость?

– Карета только что вернулась, – ответил снова появившийся в зале Пероль. – Его светлость отдает распоряжения.

– Насчет скрипок, да? – вставила Сидализа.

– Ой, неужто мы и вправду будем танцевать? – раскрасневшись от радости, воскликнула цыганка.

Дебуа и Флери посмотрели на нее с презрением.

– Вывали времена, – наставительно произнесла Нивель, – когда, появляясь здесь, мы находили кое-что под своими тарелками.

Она приподняла свою тарелку и продолжала:

– Ничего! Ни просяного зернышка! Ах, мои милые, Регентство приходит в упадок.

– Регентство стареет, – поддержала товарку Сидализа.

– Регентство увядает! Разве Гонзаго обеднел бы, если бы мы получили на десерт несколько голубеньких?

– А что такое «голубенькая»? – спросила донья Крус. Как описать всеобщее остолбенение? Представьте себе, что в наши дни в Золотом доме дается ужин, на котором присутствуют балетные фигурантки и завсегдатаи кафе «Тортони», и одна из этих дам не знает, что такое Кредитный банк движимости. Это просто невозможно. Ну так вот, неискушенность доньи Крус показалась всем просто невероятной.

Шаверни торопливо сунул руку в карман, где лежало его приданое. Вытащив с дюжину акций, он вложил их в руку цыганке.

– Благодарю, – проговорила та, – господин Гонзаго их вам вернет.

Затем, раздав акции Нивель и прочим дамам, она с пленительным изяществом добавила:

– Вот ваш десерт, сударыни.

Дамы взяли акции, но решили, что эта малютка просто отвратительна.

– Ну же! – не унималась донья Крус. – Еще не хватало, чтобы его светлость застал нас всех спящими. За здоровье маркиза де Шаверни! Ваш бокал, маркиз!

Тот протянул бокал и тяжко вздохнул.

– Осторожнее! Он сейчас примется объяснять свою

позицию!

– Только не вам! – отрезал маркиз. – В качестве аудитории мне нужна лишь прелестная донья Крус. А вы недостойны слушать мои объяснения.

– Но все же очень просто, – перебила его Нивель. – Ваша позиция – это позиция человека под мухой.

Все расхохотались. Толстячок Ориоль даже чуть не задохнулся.

– Проклятье! – воскликнул маркиз и разбил о стол свой бокал. – Неужто тут найдется смельчак, который отважится смеяться надо мной? Донья Крус, я не шучу: вы здесь словно небесная звезда среди плошек!

Дамы бурно запротестовали.

– Ну, это уж слишком! – заметил Ориоль.

– Замолчи, – огрызнулся Шаверни, – это сравнение может оскорбить только плошки. К тому же я разговариваю не с вами. Я требую, чтобы господин де Пероль прекратил ваши разнузданные вопли, и хочу добавить, что он понравился мне один раз в жизни – когда был привязан к вешалке!

Невольно растрогавшись, маркиз со слезами на глазах повторил:

– Да, тогда он был хорош! Но возвращаясь к моей позиции… – внезапно вспомнил он и взял донью Крус за руки.

– Она для меня совершенно ясна, господин маркиз, – заявила цыганка. – Сегодня ночью вы женитесь на очаровательной женщине.

– Очаровательной? – хором переспросили присутствующие.

– Да, очаровательной, – подтвердила донья Крус, – и к тому же молодой, остроумной, доброй и не имеющей ни малейшего понятия о голубеньких.

– Да это чушь какая-то! – воскликнула Нивель.

– Вы сядете в почтовую карету, – продолжала донья Крус, по-прежнему обращаясь к Шаверни, – и увезете свою супругу…

– Ах, если б это были вы, прелестное дитя! – перебил ее маркиз.

Донья Крус наполнила его бокал до краев.

– Господа, – прежде чем выпить, проговорил Шаверни, – донья Крус прояснила мою позицию, да так удачно, что у меня самого не получилось бы лучше. Позиция эта весьма романтична.

– Пейте же, – смеясь, сказала цыганка.

– Позвольте, меня уже давно мучит одна мысль.

– Ну-ка, давайте послушаем, что там у Шаверни за мысль!

Маркиз встал в ораторскую позу.

– Господа, – начал он, – за этим столом есть несколько пустующих мест. Вот это принадлежит моему кузену Гонзаго, это – горбуну. Оба они раньше были заняты, но скажите: чье это место?»

С этими словами маркиз указал на кресло, стоявшее напротив места Гонзаго, в котором с самого начала ужина действительно никто не сидел.

– И вот в чем заключается моя мысль, – продолжал Шаверни. – Я хочу, чтобы это место было занято, причем моею супругой!

– Верно! Правильно! – послышалось со всех сторон. – Мысль Шаверни вполне разумна. Супругу сюда! Супругу!

Донья Крус схватила маленького маркиза за руку, но отвлечь его уже было невозможно.

– Какого дьявола! – ворчал он, держась за стол; длинные волосы упали ему на лицо. – Я вовсе не пьян, вот еще!

– Выпейте и помолчите, – шепнула ему на ухо донья

– Я хочу выпить, о божественная звезда, да, Бог свидетель, я хочу выпить, но вот молчать я не желаю. Мысль моя верна, она проистекает из моей позиции. Я требую, чтобы здесь появилась моя будущая супруга, поскольку вы все, послушайте-ка…

– Слушайте! Слушайте! Он говорит, как сам бог красноречия!

Эти слова произнесла снова проснувшаяся Нивель. Шаверни треснул кулаком по столу и продолжал, переходя уже на крик:

– Я говорю, что это нелепо, нелепо…

– Браво, Шаверни! Отлично!

– Нелепо, повторяю вам, оставлять одно место пустым!

– Превосходно! Блестяще! Браво, Шаверни!

Зал взорвался рукоплесканиями. Маленький маркиз прикладывал неимоверные усилия, чтобы не потерять свою мысль.

– Оставлять место пустым, – воскликнул он, вцепившись в скатерть, – если мы больше никого не ждем.

И в тот миг, когда благодаря этому выводу, давшемуся ему с таким трудом, Шаверни сорвал бурю одобрительных криков, в дверях галереи появился Гонзаго и сказал:

– Нет, кузен, ждем.