Текст книги "Горбун, Или Маленький Парижанин"

Он умолк. Донья Крус ничего не уразумела – эти слова были для нее пустым звуком. Но Аврора, по-видимому, кое-что поняла: на ее губах появилась горькая и печальная улыбка. Гонзаго оглядел собравшихся. Все сидели с опущенными головами, не считая женщин, которые с любопытством слушали, да горбуна, с нетерпением дожидавшегося окончания этой скучной проповеди.

– Я говорю это исключительно для вас, мадемуазель де Невер, – продолжал Гонзаго, обращаясь к донье Крус, – потому что здесь нужно убеждать только вас. Мои почтенные друзья и советники разделяют мое мнение, я выражаю их мысли тоже.

Никто не возразил, и Гонзаго продолжал:

– Тем, что я сказал относительно своего желания обойтись без слишком суровой кары, объясняется присутствие здесь наших прелестных подруг. Если бы речь шла о наказании, соразмерном с совершенным проступком, их бы тут не было.

– Но что это за проступок? – спросила Нивель. – Мы все как на иголках, ваше высочество.

– Что за проступок? – переспросил Гонзаго, делая вид, что сдерживает свое негодование. – Проступок безусловно тяжкий, закон квалифицирует его как преступление: втереться в знатную семью, чтобы обманным путем занять место отсутствующего или усопшего.

– Но ведь Аврора ничего такого не сделала! – не сдержалась донья Крус.

– Тихо! – прикрикнул Гонзаго. – Пора уже обуздать эту прелестную искательницу приключений. Бог свидетель, я не желаю ей зла. И даже пожертвовал внушительную сумму, чтобы благополучно покончить с ее одиссеей: я выдам ее замуж.

– В добрый час! – вскричал Эзоп II. – Наконец мы к чему-то пришли.

– И я говорю ей, – продолжал Гонзаго, беря горбуна за руку: – вот достойный человек, который вас любит и мечтает о чести стать вашим супругом.

– Вы меня обманули, ваша светлость! – побагровев от гнева, вскричала цыганка. – Это не тот! Ну кто может отдать себя в руки подобного создания?

– Что ж, раз у него много голубеньких… – подумала вслух Нивель.

– Нелестно! Весьма нелестно! – тихо проговорил горбун. – Однако надеюсь, что вскоре юная особа изменит свое мнение.

– Эй, вы! – воскликнула донья Крус. – Теперь я все поняла! Это вы закрутили всю интригу! Теперь-то ясно: это вы донесли об убежище Авроры!

– Ах, вот как? – самодовольно проговорил горбун. – Что ж, я, черт меня возьми, на такое способен! Ваша светлость, эта молодая особа слишком многословна, она не дает моей невесте ответить.

– Если б это был хотя бы маркиз де Шаверни… – снова начала донья Крус.

– Оставь, сестричка, – ответила Аврора твердым и ледяным тоном, как она говорила с самого начала. – Если бы это был маркиз де Шаверни, я отказалась бы точно так же, как и сейчас.

Горбун не проявил ни малейших признаков разочарования.

– Ангел мой, – сказал он, – надеюсь, это не последнее ваше слово.

Цыганка встала между ним и Авророй. Она хотела лишь одного: кого-нибудь защитить. Гонзаго опять напустил на себя беззаботный и высокомерный вид.

– Молчите? – произнес горбун и шагнул вперед, сунув шляпу под мышку и теребя жабо. – Это оттого, что вы меня не знаете, красавица моя. Я способен всю жизнь валяться у ваших ног.

– Ну, это уж слишком, – заметила Нивель.

Остальные дамы молча слушали и ждали. Женщины обладают каким-то чутьем, чем-то вроде второго зрения. Они почувствовали, что под этим тяжким, несмотря на все старания главного шута, фарсом кроется некая мрачная драма. Мужчины, знавшие, как себя держать, изо всех сил изображали веселье. Но веселья по заказу не бывает, поэтому оно им плохо удавалось. Когда горбун начинал говорить, его высокий скрипучий голос вызывал у всех раздражение. Когда он молчал, тишина казалась зловещей.

– А почему никто не пьет, господа? – неожиданно осведомился Гонзаго.

Чуть слышно булькая, вино заструилось в бокалы. Но пить никому не хотелось.

– Послушайте, прелестное дитя, – говорил между тем горбун, – я буду вашим муженьком, вашим возлюбленным, вашим рабом…

– Чудовищная картина! – воскликнула донья Крус. – Я предпочла бы лучше умереть!

Гонзаго топнул ногой и грозно посмотрел на свою подопечную.

– Ваша светлость, – с тихим отчаянием обратилась к нему Аврора, – не надо тянуть: я знаю, что шевалье де Лагардер мертв.

Во второй раз горбун вздрогнул, как от неожиданного удара. Он молчал.

В зале воцарилась глубокая тишина.

– Но кто так досконально осведомил вас обо всем, мадемуазель? – с неуклюжей любезностью спросил Гонзаго.

– Не спрашивайте меня об этом, ваша светлость. Давайте приступим поскорее к намеченной заранее развязке. Я согласна и даже желаю ее.

Гонзаго, казалось, колебался. Он явно не ожидал, что девушка попросит у него букет по-итальянски. Но Аврора явственно указала рукою на цветы.

Гонзаго задумчиво разглядывал юную и прекрасную девушку.

– Может быть, вы предпочли бы другого мужа? – прошептал он, нагнувшись к Авроре.

– Вы заявили мне, ваша светлость, – отвечала Аврора, – что если я откажусь, то буду свободна. Я прошу вас сдержать слово.

– И вы знаете?.. – все так же тихо начал принц.

– Знаю, – перебила Аврора, подняв наконец на Гонзаго свои невинные глаза, – и жду, что вы вручите мне эти цветы.

12. ЧАРЫ

Всего ужаса ситуации в зале не понимали только донья Крус и дамы. У мужской части, финансистов и дворян, затряслись поджилки. Плюмаж и Галунье не сводили с горбуна глаз и очень напоминали охотничьих псов в стойке.

Перед лицом этих женщин – пораженных, взволнованных, любопытных, перед лицом мужчин, раздраженных и негодующих, но не имевших сил порвать сковывающие их цепи, Аврора держалась совершенно спокойно. Она вся лучилась нежною красотой, глубокой печалью и смирением, какие свойственны святым, которые подвергаются последнему испытанию в этой юдоли скорби и уже смотрят в небеса. Рука Гонзаго потянулась к цветам, но тут же опустилась. Принц был захвачен врасплох. Он ожидал, что начнется борьба, в процессе которой он на глазах у всех вручит девушке букет и тем самым еще сильнее привяжет к себе своих приверженцев. Но перед этим прекрасным и нежным созданием дрогнул даже погрязший во зле принц. У него в груди зашевелились остатки человечности. Граф Каноцца был все же мужчиной.

Горбун не сводил пылающего взгляда с Гонзаго. Часы пробили три ночи. И в этой глубокой тишине Гонзаго услышал позади себя голос. Там стоял негодяй, сердце которого давно иссохло. Господин де Пероль сказал своему хозяину:

– Завтра соберется семейный совет. Гонзаго повернул голову и прошептал:

– Делай как знаешь.

Недолго думая, Пероль взял букет, назначение которого открыл присутствующим сам Гонзаго. Охваченная смутным беспокойством донья Крус шепнула Авроре на ухо:

– Что ты хотела мне сказать об этих цветах?

– Мадемуазель, – заговорил в этот миг Пероль, – вы свободны. Букеты есть у всех находящихся здесь дам, примите и вы эти цветы.

Сделал это фактотум чрезвычайно неловко. Лицо его буквально источало гнусность. Между тем Аврора протянула руку, чтобы взять букет.

– Ризы Господни! – утирая пот со лба, проговорил Плюмаж. – Тут кроется какая-то чертовщина!

Пристально смотревшая на Пероля донья Крус инстинктивно бросилась вперед, но ее опередили. Пероль, получив мощный толчок, отлетел к самой стенке. Букет выскользнул у него из руки, и горбун хладнокровно наступил на него. У присутствовавших гора свалилась с плеч.

– Что это значит? – выхватив шпагу, вскричал Пероль. Гонзаго подозрительно посмотрел на горбуна.

– Никаких цветов! – ответил тот. – Отныне только я имею право делать своей невесте подобные подарки. Какого дьявола вы все изумились, словно тут луна с неба упала? Ничего особенного не упало, разве что эти увядшие цветы. Я позволил событиям идти своим чередом, чтобы воспользоваться всеми благами победы. А вы вложите-ка шпагу в ножны, друг мой, да поскорее!

Последние слова были адресованы Перолю.

– Ваша светлость, – продолжал горбун, – велите этому рыцарю печального образа не портить нам праздник. Боже милостивый! Я вам удивляюсь! Так скоро махнуть на все рукой! Вы же еще даже дело не сделали! Позвольте мне не отказываться так быстро от своих намерений.

– Он прав! Он прав! – послышалось со всех сторон. Все присутствующие ухватились за возможность избавиться

от беды. Этой ночью веселью никак не удавалось воцариться в гостиной Гонзаго. Сам Гонзаго, естественно, ничего не ждал от маневра горбуна. Но принц получил несколько минут на размышление. Это было очень важно.

– Я прав, черт побери, и я это знаю! – продолжал Эзоп И. – Что я вам обещал? Урок амурного фехтования. А вы пытаетесь обойтись без меня и не даете мне и слова сказать! Эта девушка мне нравится, я хочу, чтобы она была моей, и она будет моей!

– В добрый час! – поддержал Навайль. – Вот кто умеет говорить!

– Посмотрим, – заметил толстенький откупщик, тщательно закругляя фразу, – посмотрим, так же ли ты силен в любовных турнирах, как в вакхических поединках.

– Мы будем судьями, – добавил Носе. – Итак, в бой!

Горбун взглянул на Аврору, затем на окруживших их весельчаков. Неимоверное усилие, только что сделанное Авророй, исчерпало все ее силы, и она беспомощно стояла, поддерживаемая доньей Крус. Плюмаж пододвинул ей кресло. Аврора тут же рухнула в него.

– Обстоятельства, похоже, не на руку бедняге Эзопу, – пробурчал Носе.

Поскольку Гонзаго не засмеялся, остальные даже не улыбнулись. Внимание женщин занимала лишь Аврора, только Нивель подумала:

«Кажется, этот человечек – настоящий Крез».

– Ваша светлость/– сказал горбун, – позвольте обратиться к вам с просьбой. Вы, безусловно, занимаете слишком высокое положение, чтобы играть со мною. Если человеку говорят: «Беги», то перед этим ноги ему не связывают. В моем деле первое условие успеха – это уединенность. Где вы видали, чтобы женщина растаяла, когда на нее устремлены любопытные взоры? Согласитесь, это невозможно.

– Он прав! – хором подтвердили сотрапезника

– Все эти люди ее пугают, – продолжал Эзоп II, – и даже я не вполне свободен. Ведь нежный, страстный, чарующий возлюбленный всегда немного смешон. Как найти слова, которые опьянят слабую женщину, если ты находишься перед насмешливыми зрителями?

Маленький человечек, говоривший заносчиво и хвастливо, уперший одну руку в бедро, а другою теребивший жабо, был и вправду смешон. Если бы не угрюмая атмосфера, царившая в эту ночь в домике Гонзаго, смеху было бы предостаточно.

Кое-кто все же улыбнулся, а Навайль обратился к Гонзаго:

– Исполните его просьбу, ваша светлость.

– А чего он хочет? – осведомился Гонзаго, который был рассеян и озабочен.

– Чтобы вы оставили меня с невестой наедине, – ответил горбун. – Я прошу только пять минут, чтобы победить отвращение этого очаровательного ребенка.

– Пять минут! – послышались возгласы. – Вот это да! Ваша светлость, вы не должны отказать ему в этом!

Гонзаго молчал. Внезапно горбун подскочил к нему и шепнул на ухо:

– Ваша светлость, за нами наблюдают. Вы убили бы на месте того, кто выдал бы вас так, как вы сами себя выдаете.

– Благодарна мой друг, – с изменившимся лицом ответил принц, – пожалуй, ты прав. Нам нужно будет с тобой посчитаться, притом по-крупному, и я полагаю, что ты умрешь знатным вельможей.

Затем, обращаясь к остальным, он продолжал:

– Господа, я подумал о вас. Этой ночью нам с вами досталось изрядно. Завтра, по всей видимости, все будет уже позади, поэтому жаль было бы сесть на мель у входа в гавань. Простите мою рассеянность и следуйте за мной.

На лице принца появилась деланная улыбка. Все физиономии прояснились.

– Не будем уходить слишком далеко, – защебетали дамы. – Хотелось бы на все это посмотреть.

– На галерею! – решил Носе. – И оставим дверь приоткрытой.

– За дело, Иона! Поле битвы свободно!

– Превзойди сам себя, горбун! Мы даем тебе даже не пять минут, а десять, но будем следить с часами в руках!

– Господа, – произнес Ориоль, – делайте ставки. Тогда играли на все и по любому поводу. На Эзопа – он же Иона – поставили один против ста.

Проходя мимо Плюмажа и Галунье, Гонзаго спросил:

– Вы согласны вернуться в Испанию за приличную сумму?

– Мы сделаем все, как прикажет ваша светлость, – ответили храбрецы.

– Далеко не уходите, – бросил принц и смешался с толпой приверженцев.

Плюмаж и Галунье и не подумали последовать его примеру.

Когда все вышли из залы, горбун повернулся к двери на галерею, в которой виднелись головы любопытных, выстроившихся аж в три ряда. <

– Прекрасно! – игриво проговорил он. – Очень хорошо, так вы не будете мне мешать. Не ставьте слишком много против меня и поглядывайте на часы. Да, я кое-что забыл, – вдруг сказал он, направляясь через залу к галерее. – Где его светлость?

– Я здесь, – отозвался Гонзаго. – В чем дело?

– Нет ли у вас под рукой нотариуса? – с неописуемой серьезностью спросил горбун.

Тут уж никто не выдержал. Галерея затряслась от хохота.

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – пробормотал Эзоп II.

Без каких-либо признаков раздражения Гонзаго ответил:

– Давай поскорее, друг мой, и не беспокойся. У меня в комнате ждет королевский нотариус.

Горбун поклонился и возвратился к двум девушкам. Донья Крус смотрела на него с известным испугом. Глаза Авроры были закрыты. Горбун встал на колени перед ее креслом. Вместо того чтобы наблюдать за представлением, имевшим такой большой успех у его приверженцев, Гонзаго прохаживался неподалеку под руку с Перолем. Вскоре они облокотились о перила в самом конце галереи.

– Из Испании можно вернуться, – сказал Пероль.

– В Испании умирают так же, как в Париже, – тихо проговорил Гонзаго.

После короткого молчания он продолжал:

– Здесь возможность уже упущена. Женщины могут обо всем догадаться. Да и донья Крус разболтает.

– Шаверни… – начал Пероль.

– Этот будет молчать, – оборвал его Гонзаго.

Стоя в темноте, они обменялись взглядами, и Пероль больше ни о чем спрашивать не стал.

– Нужно, – продолжал Гонзаго, – чтобы, выйдя отсюда, она была свободна, совершенно свободна… до первого поворота.

Внезапно Пероль нагнулся и стал к чему-то прислушиваться.

– Это проходит караул, – объяснил Гонзаго.

Снаружи послышался звон оружия. Но его тут же заглушил шум, поднявшийся на галерее.

– Поразительно! – воскликнул кто-то. – Это удивительно!

– Неужто нам мерещится? Да что же он ей говорит, черт возьми!

– Силы небесные! – заметила Нивель. – Неужели так трудно догадаться? Он рассказывает, сколько у него акций и каких.

– Вы посмотрите, что делается! – воскликнул Навайль. – Кто там ставил сто к одному?

– Никто, – отозвался Ориоль. – Самое большее пятьдесят. Хочешь двадцать пять?

– Ну уж нет! Смотрите! Смотрите!

Горбун все еще стоял на коленях перед креслом Авроры. Донья Крус встала между ними, но горбун отстранил ее рукой и сказал:

– Не нужно.

Эти два слова он произнес довольно тихо. Но голос его был до такой степени непохож на прежний, что донья Крус, широко раскрыв глаза, невольно попятилась. Вместо резкого и скрипучего, к которому все уже привыкли, голос горбуна зазвучал по-мужски, стал мягким, приятным и глубоким. И тут горбун произнес имя Авроры. Цыганка почувствовала, как девушка слегка вздрогнула в ее объятиях. Затем донья Крус услышала тихие слова, произнесенные Авророй:

– Я грежу!

– Аврора! – все так же стоя на коленях, повторил горбун.

Девушка спрятала лицо в ладони. Крупные слезы покатились по ее дрожащим пальцам. Тем, кто смотрел через приоткрытую дверь на донью Крус, казалось, что они присутствуют при каком-то колдовстве. Цыганка стояла, откинув голову назад, раскрыв рот и пристально глядя в одну точку.

– Клянусь небом! – воскликнул Навайль. – Чудеса да и только!

– Тс-с! Смотрите! Ее словно притягивает непреодолимая сила.

– У горбуна есть какой-то талисман, он зачаровал ее!

Одна Нивель знала точно, как называются эти чары и талисманы. Эта хорошенькая девушка, имевшая обо всем свое мнение, верила лишь в сверхъестественную силу голубых акций.

Стоявшие у двери подметили верно Аврора невольно склонилась в ту сторону, откуда доносился звавший ее голос.

– Я грежу! Грежу! – всхлипывая, лепетала она. – Это ужасно! Я же знаю, что его больше нет!

– Аврора! – третий раз повторил горбун.

Донья Крус хотела что-то сказать, но он жестом велел ей этого не делать.

– Не поворачивайте голову, – тихо сказал он мадемуазель де Невер, – мы с вами на краю пропасти, одно неверное движение – и с нами кончено.

Донья Крус была вынуждена сесть подле Авроры. Ноги ее подкосились.

– Я дал бы двадцать луидоров, чтобы узнать, что он ей говорит! – воскликнул Навайль.

– Проклятье! – проговорил Ориоль. – Я начинаю думать, что… Но он ведь не дал ей никакого зелья!

– Ставлю сто пистолей на горбуна, – предложил Носе. Между тем горбун продолжал:

– Вы вовсе не грезите, Аврора, ваше сердце вас не обманывает, это я.

– Вы! – прошептала девушка. – Я не смею открыть глаза. Флор, сестра, посмотри!

Донья Крус поцеловала подругу в лоб и незаметно сказала:

– Это он!

Аврора раздвинула пальцы перед глазами и взглянула. Сердце чуть не выпрыгнуло у нее из груди, но ей удалось подавить возглас радости. Она осталась неподвижна.

– Эти люди не верят в небеса, – бросив быстрый взгляд в сторону двери, проговорил горбун, – но зато они верят в ад, поэтому их нетрудно обвести вокруг пальца, изобразив зло. Повинуйтесь, Аврора, любимая, но не сердцу, а какой-то странной притягательности, которой, по их мнению, обладает дьявол. Делайте вид, что властные движения моей руки вас зачаровывают.

Он сделал несколько пассов перед лицом Авроры, и она послушно склонилась к нему.

– Она поддается! – вскричал ошеломленный Навайль.

– Поддается! – зашептали вслед за ним все приятели. А толстяк Ориоль что есть духу бросился к балюстраде и вскричал:

– Вы пропускаете самое интересное, ваша светлость! На это стоит посмотреть, черт бы меня побрал!

Гонзаго позволил подвести себя к двери.

– Тс-с! Не спугните! – сказал кто-то, когда принц приблизился.

Ему уступили место. От изумления Гонзаго потерял дар речи. Горбун тем временем продолжал делать пассы. Очарованная Аврора все ниже наклонялась в его сторону. Горбун был прав. Те, кто не верует в Бога, часто верят во всякую чушь, пришедшую в основном из Италии – в приворотные зелья, заговоры, оккультные силы, магию. Гонзаго – вольнодумец Гонзаго! – пробормотал:

– Да он колдун!

Стоявший рядом с принцем Галунье размашисто перекрестился, а Плюмаж-младший проворчал:

– Мошенник где-то добыл жир повешенного. Да-да, битый туз, вот увидите!

– Теперь давай руку, – тихо проговорил Авроре горбун. – Медленно, очень медленно, словно невидимая сила заставляет тебя протянуть ее.

Аврора отняла руку от лица и угловатым движением опустила ее вниз. Если бы люди на галерее видели ее милую улыбку! Но им была видна лишь волнующаяся грудь, да запрокинутая голова с густыми волосами. Теперь зрители наблюдали за горбуном не без опаски.

– Ризы господни! – воскликнул Плюмаж. – Эта негодница дала ему руку!

Изумленные зрители зашумели:

– Он делает с ней, что хочет. Это какой-то дьявол!

– Гром и молния! – добавил Плюмаж, взглянув на Галунье. – Чтобы в такое поверить, нужно увидеть собственными глазами!

– А я вижу и все равно не верю, – заметил стоявший позади принца Пероль.

– Да Господь с вами! – набросились на него. – Разве такое можно отрицать!

Пероль лишь удрученно качал головой.

– Нельзя пренебрегать ничем, – вполголоса продолжал горбун, явно имевший причины рассчитывать на помощь доньи Крус. – Гонзаго и этот его проклятый фактотум уже здесь. Их тоже нужно одурачить. Когда прикоснешься пальцами к моей руке, Аврора, вздрогни и с изумлением оглядись. Отлично!

– Я играла это в Опере, в «Красавице и звере», – пожав плечами, сообщила Нивель. – Изумление у меня получалось лучше, чем у этой крошки, правда, Ориоль?

– Вы были, как всегда, очаровательны, – ответил толстяк-финансист. – Но бедняжку словно ударило, когда их руки соприкоснулись!

– Доказательство антипатии и дьявольских сил, – наставительно произнес Таранн.

Барон де Батц, желая показать свою образованность, подтвердил:

– Та, антипатия и тьяфольские сила! Вот тшорт!

– А теперь, – продолжал горбун, – повернись ко мне всем телом, но не спеши, не спеши.

Он встал и устремил на девушку властный взгляд.

– Вставай, словно автомат, – наставлял он. – Хорошо. Теперь взгляни на меня, сделай шаг и упади в мои объятия.

Аврора послушно сделала все, что нужно. Донья Крус сидела неподвижно, как статуя.

За широко распахнутой дверью раздались бурные рукоплескания.

Прелестная головка Авроры лежала на груди Эзопа II.

– Ровно пять минут по часам! – воскликнул Навайль.

– Он что, превратил очаровательную сеньориту в соляной столб? – осведомился Носе.

Толпа зрителей с гомоном вбежала в залу. Горбун сухо хихикнул и обратился к Гонзаго.

– Ваша светлость, сами видите, это было нетрудно.

– Ваша светлость, – вмешался Пероль, – в этом есть что-то непонятное. Этот бездельник, должно быть, ловкий пройдоха, не верьте ему.

– Ты боишься, что он стащит у тебя голову? – осведомился Гонзаго. Затем, повернувшись к Эзопу II, добавил: – Браво, друг мой! Мы все отдаем тебе должное!

– Она готова, ваша светлость, – ответил горбун.

– И будет такой до самой свадьбы?

– До свадьбы да, но не долее.

– За сколько продашь свой талисман, а, горбун? – воскликнул Ориоль.

– Почти даром. Но чтобы им пользоваться, нужно прикупить еще кое-что, а это станет недешево.

– Что прикупить? – удивился толстяк-финансист.

– Ум, – ответил Эзоп. – Сходите на рынок, да приценитесь, сударь мой.

Ориоль мгновенно нырнул в толпу. Раздались аплодисменты. Шуази, Носе и Навайль окружили донью Крус и принялись жадно ее расспрашивать.

– Что он говорил? По латыни? У него в руке что-нибудь было?

– Он говорил по-древнееврейски, – ответила цыганка, которая уже начала приходить в себя.

– И девушка его понимала?

– С легкостью. Он сунул руку в левый карман и вытащил оттуда что-то, напоминающее… как бы лучше это сказать?

– Перстень со знаком зодиака?

– Скорее, пачку акций, – вставила Нивель.

– Это походило на носовой платок, – отрезала цыганка и повернулась к любопытствующим спиной.

– Проклятье! Да тебе цены нет, друг мой! – положив руку на плечо горбуна, проговорил Гонзаго. – Я в восхищении!

– Для начала неплохо, не правда ли, ваша светлость? – со скромной улыбкой ответил Эзоп И, он же Иона. – Но попросите этих господ немного отойти. Подальше, прошу вас, подальше! А то она может испугаться. Мне ведь пришлось нелегко. Ну, и где же нотариус?

– Пусть пригласят королевского нотариуса! – распорядился принц Гонзаго.