Текст книги "Творения. Том 3: Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова"

И сами по себе мы чувствовали, какое горе и страдание постигли твое достоинство, а теперь, когда выслушали тебя и многоплачевное описание каждого из случившихся бедствий, то еще более почувствовали и сострадали, как следует. Впрочем, хотя ты относишь постигшие тебя обстоятельства к праведному наказанию Божию, хорошо поступая и в этом случае, что несчастья посылаются более для наказания за грех, нежели для искушения добродетели.

Но мы, напротив, не перестанем опять направлять речь к светлому и отрадному. Ты лишился зрения. Прискорбно потерять светильник тела (Лк. 11:34), ибо как не прискорбно это? Но, с другой стороны, надобно благодарить, что мы не видим сует мира, которыми обыкновенно увлекается всякий ум невольно. Ты удален от выходов и собраний городских и придворных; но (774) вместе с тем ты избавился от церкви лукавнующих и обращения с беззаконниками (ср. Пс. 25:5). Понимаешь, о чем я говорю? Ты лишился имущества, и это весьма тяжело; но ты можешь легко переноситься и парить выше обстоятельств и перемен житейских. Где ты, почтеннейший, находил когда-нибудь такое место, какое имеешь ныне, удобное для того, чтобы посвящать себя Богу и познавать Его, сколько возможно? Где такое удобное время для молитвы, воздыхания, сокрушения, воздеяния рук, какими вы можете пользоваться вследствие случившегося бедствия? Разве ты не видишь, что обстоятельства послужили к твоему благу и злоба людей обратилась к твоему спасению? Одно прежде всего надобно знать: что при прежнем образе жизни трудно было удержаться на спасительном пути, когда многое, как ты знаешь, отвлекало от благочестивого намерения; а теперь вам не только отверста дверь покаяния, но и вход в Царство Небесное, и всякий здравомыслящий поставит тебя в числе спасающихся, к чему стремится всякий благочестивый и чего достигнуть важнее всего. О, если бы когда-нибудь произошла перемена [обстоятельств], чтобы нам сообщить друг другу свои чувствования! Я, со своей стороны, весьма желал бы, чтобы с лишением зрения освободиться и от находящегося пред глазами змеиного жала греха (ср. 1 Кор. 15:56).

Впрочем, это сказано по дружбе. Тебя же да утешит Благой Бог наш великим утешением, чтобы тебе переносить всё с благодарностью, по примеру блаженного Иова, и да сподобит нас когда-нибудь сойтись с тобою для личной беседы, чтобы то, что теперь не вошло в письмо, восполнить живым голосом и еще более тогда узнать друг друга, изведав и по прежнему непродолжительному опыту сладость любви твоей!

(775) [Col. 1572] При малых[1507]1507
  В PG: «тяжелых». – Ред.


[Закрыть] страданиях легко найти утешение желающему утешать страждущих. А при таком величайшем бедствии, которому подверглось твое боголюбие, какое может быть найдено утешительное слово? Кто, желая облегчить такое горе, сможет [сделать это] разумно? О, плачевная весть! Отторгнута от тебя госпожа супруга, как мы недавно услышали; отнято единственное утешение в приключающихся обстоятельствах; лишился украшения своего благословенный дом; склонились ветви по отсечении доброго корня; служители и служанки блуждают туда и сюда, не встречая лица госпожи, блиставшего в доме; всё исполнилось печали, может быть, и воздух изменился для тебя с переменою в мыслях. Где та, которая встречала тебя, радостно возвращавшегося домой из царских чертогов? Где та, которая приветливо принимала близких, которая то и это, кратко сказать, всё приводила в порядок и стройность, распоряжаясь и устрояя всё относящееся к дому и к другим домашним и гостям? Всё прошло и исчезло, и мы стали как бы в пустыне, лишившись всех наших благ.

Таково и столь велико страдание почтенной души твоей, господин, и от людей никакое утешение недостаточно для облегчения твоего пламенеющего сердца, а только от одного Бога, утешающего смиренных сердцем внушением добрых помыслов. Так, она блаженна, блаженна потому, что имела твердую веру в Бога и проводила честную жизнь, на что много доказательств, которых и мы не непричастны были; и наконец, она, как золото в огне, очистившись в продолжительной и тяжкой болезни, отлетела отсюда. Поэтому нам доставляет утешение то, что ты предпослал к Богу такую супругу, оставившую нам в своей жизни пример прекрасного поведения. (776) Кроме того, и сам ты, как наученный божественным истинам, не должен столько сокрушаться о случившемся. Ты знаешь, что как скоро мы приходим в бытие по благоволению Божию, тотчас же вместе с рождением привходит к нам и необходимость исхода, и никто из людей не бессмертен, и ни одно супружество не нерасторжимо. Рассмотрим, если угодно, бывших от Адама доныне, и мы увидим непрерывное преемство, продолжающееся с тех пор, как стоит здешний мир. Где родившие тебя, господин, и родившие их? И отступая назад, ты не найдешь ничего другого, кроме того, что человеческая жизнь есть прилив и отлив. К чему же должно стремиться теперь? Чтобы нам обратиться к самим себе, совершить подобающее погребение приснопамятной, о которой и мы, смиренные, немало молились, чтобы она осталась в здешней жизни, хотя и не услышаны, как грешники; [Col. 1573] благоустроять дела относительно детей и приготовляться к своему исходу, проводя жизнь богоугодно, чтобы, переселившись отсюда, когда повелит Промысл, нам найти там добрую супругу наслаждающейся вместе с нами в беспредельные веки участием в неизреченных благах.

Прилив и отлив.

Это, хотя и слишком малое для утешения, высказали мы в знак любви к тебе, желая, чтобы ты был благодушен и восприимчив к утешению, при вашей преданности Богу во всем.

И молчать мы не можем, пользуясь благодеяниями твоего высокого и возлюбленного превосходительства, и отвечать по достоинству мы не в состоянии, не владея надлежащим словом. А что твоя боголюбезная душа не так думает, это неудивительно, ибо любовь, говорит апостол, не мыслит зла (1 Кор. 13:4–5); она издавна привыкла одинаково дружески обращаться и напрасно осыпать нас, недостойных, похвалами, и ты, как говоришь, не можешь и сравнивать [нас] с другими в отношении превосходства.

(777) Но это, как сказано, знаки священной любви (στοργής). Сам же ты, достохвальнейший, подобно некоторой твердыне, пребываешь в царствующем городе или, сказать точнее, поистине ты – многовместительная пристань, успокоение сетующих, благопотребное утешение жаждущих утешительного слова, ежедневно, так сказать, принимая и леча, врачуя и освящая то тех то других, великих и малых, священников и архиереев, начальников и подчиненных. Как великолепно твое божественное достоинство и боголюбезна твоя деятельность! Приличествуют тебе и слова приснопамятного Иова: отец бых сирым, нога хромым (Иов. 29:16, 15), всякому человеку была отверста дверь моя и прочее, что следует за тем (Иов. 29:15). Ты – остаток благочестия, ты – вместилище Православия; не касаюсь словом еще многого, чтобы высказываемое в лицо не показалось угодливостью и лестью. Впрочем, окончу речь, прибавив одно слово. Твое великодушие и славное управление, единородный и любящий отца сын, есть единственное утешение для отца, равно как и для царствующего города.

Горестная весть о несчастии с приснопамятным сыном твоим достигла и до нашего смирения. Как те, которых слух поражен громом, приходят в совершенное самозабвение, так и нас эта весть привела в изумление и такое состояние, что мы не можем сказать ничего соответственного скорби. О, что случилось внезапно? Отчего кончил жизнь муж дивный, в возрасте самом богатом жизнью? Как он был величествен ростом! Как красив лицом! Как благороден [Col. 1576] по крови! Как именит славою! Он один оставался утешением для счастливой матери, опорою отеческого дома, украшением рода и, прибавлю еще, дивным явлением при дворе царском. И этот (778) муж, устрояя царские дела в стране отдаленной, улетел, оставив знаменитую мать, оставив и знатную супругу с благородными детьми, и великолепный дом, именитое родство, богатое имущество, верных слуг, любящих господина телохранителей, то и другое, вообще всё, чтобы не говорить о каждом в отдельности. Потом он возвратился из чужой страны домой, как плачевная ноша, с горестью встреченная и царствующим городом, и достопочтенным домом. О, чрезвычайное несчастье! Стонали, вероятно, и самые стены города, а не только начальники и сверстники, сетовали и сами самодержцы[1508]1508
  Михаил II и Феофил. – Ред.


[Закрыть], потеряв дивную отрасль; плакал, может быть, и городской народ, рыдал по справедливости и весь род. Если же это так, то кто, госпожа, может изобразить твое страдание? Кто – страдание супруги? Кто – страдание сестры? Кто – страдание домашних? Струи рек, обратившись в слезы, не были бы достаточны послужить нашему плачу. А что воздух? Не изменился ли он в глазах ваших? И солнце не перестало ли восходить, умертвив солнце дома?

Это и тому подобное сказать со слезами заставляет скорбь. Но так как мы говорим жене, издавна изучившей божественные истины и показавшей всю полноту добродетели в своей жизни, как свидетельствует почти всякий слух и зрение, то не нужно много напоминать имеющей внутри себя средства к утешению. Ты получила в руки много священных книг, ты прочла много отеческих творений, ночь и день занимаясь молитвами, совершая всенощные моления, также ночные и дневные псалмопения и песнопения. Отсюда воздержание и изнурение тела, щедродательность к бедным, почтительность к священникам и монахам и многие другие благочестивые качества, воспеваемые и прославляемые. Поэтому ты у себя самой и от себя самой имеешь довольно того, что следует сказать душе, и не только себе, (779) но и невестке, и дочери, и всему дому Аврамиевому, как общая учительница, как образец добродетели, как издревле хранящая божественные вещания и умеющая в своё время каждому раздавать меру хлеба (Лк. 12:42). Вспомни, доблестная и дивная между женами, что случившееся нисколько не странно и не неожиданно. Рассмотри бывших от Адама доныне, вникни в глубокие судьбы Божии и обрати внимание на то, что человек, яко трава (Пс. 102:15), дние его, яко тень, преходят (Пс. 143:4). Так как прародитель смертен от греха, то смертно и потомство, преемственно происходящее от всего доселе. Впрочем, с того времени, как явился Христос, смерть уже не смерть, а начало бессмертного возрождения. [Col. 1577] Ты родила и препроводила туда сына благочестивого и православного, монахолюбивого и добролюбивого. Это пусть будет для тебя достаточным утешением и побуждением к благодарности.

Увещеваем тебя, утешаемую Богом и премудрую: будь как во всем прочем, так и в настоящем случае примером великодушия, принося в жертву Богу доброе погребение и этого прекрасного сына, как ты душевно и заботишься о подобающем ему. Может быть, Бог для того и сохранил тебя последнею из предшествовавших, чтобы ты, богоприлично устроив всё, блаженно переселилась отсюда и наследовала вместе с ними жизнь вечную. Это же и брат наш, боголюбезнейший архиепископ, высказывает тебе, многоуважаемая госпожа моя.

(780) Знаем, что смелость бывает достойна порицания; знаем, что и время требует от нас осторожности, но чрезмерность неизреченной твоей расположенности к нам, смиренным, побудила нас дерзнуть и на это письмо. Поистине дерзновенно не только о себе самих сообщать, но просить и за других, однако, как сказано, великая твоя благосклонность и сугубое благочестие ободрили нас дерзнуть [на это]. О чем же речь? О Феодоте протоспафарии. В каком несчастии находится он благодаря эконому[1510]1510
  По имени Феодор (см.: Fatouros. Pars II. S. 780). – Ред.


[Закрыть] церкви, который вместе с ним отплыл на Запад, – о том, конечно, знает несравненное твое превосходительство. Кто же другой может быть вернейшим защитником этого мужа? Кто благоразумнее твоей мудрости может усмотреть должное? Кто и к державной власти может быть ближе твоего искреннего ходатайства?

Окажи, возлюбленный господин, милость нуждающемуся, какую ты сам получил от Бога. Припадаем к почтенным стопам твоим; совет твой как совет Ангела; голос твой как молния, блистающая и светом дерзновения, и сиянием любви; если удостоится его проситель твой, то, конечно, избежит обвинительных стрел врага своего различными способами, как знаешь ты, великоумный. Мы же, смиренные, вознесем тебе великую благодарность и молитвы о здравии обоих вас с доброю поистине и достопочтенною супругою. И может быть, Божественный дар и посылаемая от Бога милость будет для вас драгоценнее приносящих золотые дары, ко спасению души и тела вашей возлюбленной и именитой двоицы.

(781) Если тебе приятны письма от нас, уничиженных, [Col. 1580] то прими еще одно, не имеющее ничего изящного и красноречивого, как сказал ты из расположения, но как знак любви; и это совершенно верно: чем чаще бывает взаимный обмен писем, тем более возрастает чувство любви, а этого что может быть вожделеннее?

Впрочем, пусть это лежит здесь, и речь должна перейти к дальнейшему. Какое ныне там нововведение? Кто те новоявленные драконы, подобно Харибде поглощающие души, не утвержденные словом истины? Ты сам не назвал их по имени, но мы еще прежде известия в письме сильно скорбели, говоря, что от одного только еретика или, лучше, истинного богохульника, получившего от державной власти должность хартулария, в тамошних местах зараза проникла в знаменитую Сицилию. Это зло составлено не на основании догматического учения, ибо чуждо его это чудовище, а произошло от нечестивого мнения, и, сказать точнее, от предков перешло к нечестивому вместе с двумя другими единокровными.

Но я уверен, что Троица поразит их божественными устами вашими и здешних поборников истины. Тебя же и подобных тебе пусть не удивляет еще свирепствующая ересь. Зло еще не сокрушено, и любовь верных к Богу еще недостаточно испытана, и, в-третьих, мы не можем проникнуть в бездну судеб Божиих, почему Он попускает народу Своему доселе колебаться бурею (782) неверия; кроме того, наконец, и дабы открылись искусные, как сказал исполненный мудрости Павел (1 Кор. 11:19). Поэтому увещеваем и умоляем тебя не переставать обличать противников, вынося божественное учение из священных сокровищниц сердца твоего (ср. Лк. 6:45) и отсюда ясно доказывая, что Христос не был бы Христом, если бы Он не был описуем по образу нашему. Если Он стал плотью, то, конечно, и описуем, как плоть. А что не может быть описуемо, то не заключается в человечестве, но вне места и времени; это чистый Бог, называемый и представляемый непостижимым и беспредельным. К несомненному доказательству истины и естественными соображениями нужно доказывать это, что Христос описуем и поклоняем в иконе, ибо «в ней изображается первообраз», как говорит в одном месте божественный Дионисий; и в другом месте: «Одно в другом, кроме различия по сущности»[1512]1512
  См.: Св. Дионисий Ареопагит. О церковной иерархии 4, 3. – Ред.


[Закрыть]. Итак, отвергающий, что Христос описуем, отвергает, что Он стал человеком; и не поклоняющийся иконе Его совершенно не поклоняется Ему, хотя и думает, что поклоняется, как говорит священное слово: неверные говорят, что знают Бога, а делами отрекаются (Тит. 1:16).

Это изложил я почтению твоему не как незнающему, но как мыслящему точно так же, и почерпнув как бы каплю из моря учения; между тем есть бесчисленное множество отеческих свидетельств, равно как и древней истории от самого начала евангельской проповеди, [Col. 1581] к утверждению непорочной нашей христианской веры.

(783) Великим благом считает достоинство твое, как говоришь ты, когда получаешь наши письма и даже когда мы упоминаем о тебе. Это служит в похвалу твоей богомудрой душе, украшенной великим смиренномудрием, а не нам, уничиженным и ничего не значащим. Впрочем, по вере своей ты получишь награду от правосудия Благого Бога нашего, Который вознаграждает веру каждого небесными воздаяниями и сделанное для ближнего о Христе относит к Себе Самому.

Мы же поистине радуемся, называя себя друзьями такого и столь доблестного мужа, которого добродетель всем известна, хвала весьма справедлива и жизнь есть образец для многих, желающих жить благочестиво в настоящем веке, как стоящая на высоте горы добродетелей. Соответственно своему имени, ты поистине явился боголюбцем, избрав по любви к Богу жизнь спокойную и тихую, чтобы соблюдать Божественные заповеди и достигать вечных благ. Хотя ты и по виду достоин власти, и происхождением знатен по крови, но Божественная любовь, помрачив всё это и показав ничтожным, как оно и действительно таково, возвела очи ума твоего к пресветлому сиянию Божественной красоты, чтобы туда взирать, туда устремлять мысли, туда переселиться бытием, где радость неизреченная, где жизнь нетленная, где Свет блаженной и начальной Троицы. Да будет же у тебя, дивный и возлюбленный наш, преуспеяние в добродетели еще и еще и приумножение добрых дел, чтобы тебе с богатым запасом переселиться отсюда к наслаждению вечными благами.

Здесь пусть будет конец приветствия. А так как ты опять спрашиваешь относительно пресвитера, изъяснив необъявленный (784) проступок его, то мы скажем, что [церковное] правило не дозволяет пресвитеру даже пиршествовать на браке второбрачного[1514]1514
  Неокесарийского Собора правило 7-е. – Ред.


[Закрыть], не тем ли более – венчать такого? Венец возлагается на победителя невоздержания, соблюдшего славу девства; второбрачный же, кроме того, что недостоин быть венчанным, еще подлежит епитимии по церковным правилам. Как же он не боялся венчать подлежащих суду по правилам о второбрачии?[1515]1515
  В действительности епитимия (отлучение от Причастия сроком от одного года до двух лет, согласно 4 правилу Василия Великого) начинается после заключения брака и именно поэтому «священник, благословив двоебрачного, должен удаляться от трапезы и не пиршествовать вместе с ним. Ибо если двоебрачный состоит под епитимиею, то какое извинение будет иметь тот пресвитер, который, присутствуя на пиршестве, одобряет такие браки?» (Аристин в комментарии на Неокес., 7; см.: Правила святых Поместных Соборов с толкованиями. М.: «Паломник»; «Сибирская благозвонница», 2000. С. 85). Тем самым второй брак допускался Церковью, но его признание зависело от несения супругами последующей епитимии (аналогично в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» (2000), глава X. 3). – Ред.


[Закрыть] Итак, по нашему мнению, прости, хотя бы не было никакой другой вины, ему непозволительно вовсе священнодействовать; не знаю, чтобы можно было у вас, разве только по икономии, причащаться Святых Таин, совершенных спасшимся пресвитером. Относительно чтеца, который, подвергшись епитимии, обратился, справедливо поступить так, чтобы он не читал Апостол до времени Собора, ибо пресвитер, подвергшийся епитимии, отлучается от священнодействия, диакон от диаконства, а чтец [Col. 1584] от чтения. Мы так думаем и определяем; а как думает ваше благочестие, так пусть и делает.

Знаком доброй доверенности твоей служит то, что ты приветствовала нас, смиренных, почтеннейшая госпожа моя, чрез возлюбленного брата нашего и родственника твоего, господина Петра, чрез которого и мы считаем долгом взаимно приветствовать тебя, восхваляя твое благочестие и ревность к добру. Об этом мы и сами по себе знаем, и от брата часто слыхали, равно как и о том, что ты по любви Божией оказываешь и ему честь, достойную присущей тебе добродетели и жизни этого мужа.

Ты спрашивала относительно монастыря, называемого Львы (Λέοντας), можно ли обратить его в мужской, имея (785) намерение сделать это при его возобновлении, тогда как прежде он назывался и был женской обителью. На это мы можем отвечать, что если бы ты начинала вновь устроять священное место, можно было бы делать, что тебе угодно, а так как оно было прежде освящено блаженной памяти скончавшейся дочерью твоей, которая там была игуменией и довольно времени управляла общиной девственниц, хотя и было переселение оттуда братства во время предшествовавшей междоусобной войны, и так как сама игумения остается там в преподобной гробнице вместе с другими прежде бывшими в том же звании душами, то, по моему мнению, госпожа, непозволительно сделать тебе такую перемену, особенно с тем, чтобы отпустить сестер и дочерей прежней игумении, избравших здесь служить Богу, где игумения покоится. Апостол говорит: каждый оставайся в том звании, в котором призван (1 Кор. 7:20). Обитель названа женской; какая же причина изменять ее в мужскую, тогда как и мужей не видно, и удаленные не захотят жить не там? Если же иногда бывало изменение в некоторых монастырях, то или по причине гонения, или по неправедному хищению, или незаконной властью. А тем, у которых и вера правая, и жизнь не противная ей, следует говорить и действовать законно и правильно.

Поэтому увещеваем и убеждаем, как бы сама блаженная дочь твоя взывала через нас, смиренных: пусть монастырь Львы продолжает быть женским и охранять оставшихся дочерей ее, в духе служащих Богу. Ибо это много послужит в похвалу как ее, так и твоему благочестию и не даст повода к осуждению наблюдающим за нашими делами, что заповедует и апостол, когда говорит: не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни церкви Божией (1 Кор. 10:32). А если [Col. 1585] не так сделаешь, то это дело не устоит, быв один раз изменено из благопристойного в неестественное, а мы не избавимся от укоризн и, прибавлю, подвергнемся осуждению за грех.