Текст книги "О, Мари!"

Хочу подчеркнуть: именно армейская тема стала одним из важных факторов последующего отторжения республик от российского центра. Страшная вакханалия, царящая в армии, в совокупности с неумением организовать внятную общественную и экономическую жизнь среди гражданского населения в очередной раз убеждала республики в бесперспективности дальнейшего совместного существования в большой России под названием Советский Союз.

Глава 2

«Вот неожиданный удар, – продолжал возмущаться я по дороге в отцовскую редакцию. – Как же я не догадался, что возможен и такой вариант? Все мысли были заняты Мари и ее отъездом, а события повернулись совсем по-другому. Ну ладно, в конце концов, можно и служить пойти, но ведь это означает, что я впустую потрачу несколько лет, а самое главное – Мари не сможет вернуться сюда, пока я в армии».

Папы не оказалось на месте. Секретарь сказала, что он на встрече с редакторами районных газет и журналов и освободится не ранее чем через два часа. Терять время на ожидание мне не хотелось, и я отправился на работу, решив поставить в известность о случившемся прокурора – в надежде, что он поговорит с военкомом, – а заодно позвонить Рафе.

* * *

– Здравствуй, Давид, хочешь о чем-то доложить? Кажется, у тебя нет отсроченных дел… Почему такой растерянный вид? Переживаешь по случаю отъезда своей девушки?

– Спасибо за участие. Хочу поставить вас в известность, что меня призывают в армию. Я должен получить расчет и через три дня быть в призывном пункте.

– Как это? – прокурор удивленно поднял брови. – Странно, не припомню в последние годы такого случая, чтобы кого-то из состава следователей прокуратуры забрали в армию. Наша служба приравнена к армейской и такие проблемы, как правило, не возникают… В каком районе военкомат?

– В нашем, Центральном.

– Тем более странно. Соедините меня с военкомом, – обратился он к секретарю. – Скажите, что срочно… Здравия желаю! Юрий Гарникович, что за недружественная акция по отношению к прокуратуре? Ни слова не говоря, ценного работника, в ведении которого десяток уголовных дел, ваш сотрудник, начальник призывного отдела обманным путем заманивает на медкомиссию, и нате – приходите через три дня с металлической кружкой! А ты, – он перешел на «ты» и постепенно нагнетал тон беседы, – даже не в курсе! То есть тебе на нас плевать. Считаешь… Нет, ты подожди, подожди, дай закончу! Ты считаешь, что со мной, лично со мной можно так поступить? А знаешь почему? Не знаешь? Ну тогда знай. Потому что я все жалобы на твоих коршунов, на этих хищников, оставил без внимания. Но ничего, дело-то поправимое. Вы нашему человеку вручили металлическую кружку, а я вас заставлю в металлической миске носить передачи в центральную тюрьму кому-нибудь из твоих сотрудников. Ну как, годится? Что говоришь? Ваши дела в компетенции военной прокуратуры? Молодец, имеешь право. А кто запретит моим оперативникам поймать на месте преступления взяточника, возбудить уголовное дело, а только потом передать в военную прокуратуру? И наконец, кто осуществляет прокурорский надзор?.. Хорошо, что тебе понятно… Вот как, говоришь, дело под контролем представителя центрального аппарата КГБ в республике? А почему? Что тут может быть? Не думаю, что что-то серьезное, да и мне могли бы дать знать. Значит, не доверяете… Небось очередная кампания по проверке, служат ли дети высокопоставленных госработников и партработников в армии. Ну, предположим, даже так, но это не тот случай! Тем более что одним следователем, к тому же уже набравшимся опыта, вашу паршивую статистику не исправить. Нет, товарищ полковник, не клеится, не убедил. Ладно, давай конкретно: что можно сделать? Отменить решение медицинской комиссии или райвоенкомата?..

Военком в свою очередь долго и с напором что-то объяснял. По выражению лица прокурора было видно, что полученная информация ему активно не нравится. Закончив разговор, он положил трубку и хмуро посмотрел на меня:

– Давид, почему ты вел себя вызывающе? Послушай, я же не раз тебе говорил, что ты слишком вспыльчивый, слишком обидчивый, тут же начинаешь грубить… Пора бы научиться держать себя в руках! На ровном месте поссорился с незнакомым дядей, создал себе проблемы… Ладно, иди работай. Посмотрим, что можно сделать.

* * *

Время было обеденное, в кабинете я оставался один.

«Оказывается, дело более серьезное, чем можно было ожидать. Тот мужик знал меня. Но чем же я интересен? Кому я нужен, кроме моих родных и моей девушки? Жил бы в нормальной стране, разве отказался бы служить? Хотя там никто насильно в армию и не потащит… Может, как раз лучше было бы уехать вместе с Мари и пойти служить во французский Иностранный легион, получить и деньги, и гражданство? Ладно, хватит глупостей. Позвоню Рафе, послушаю, что он скажет».

Не успел протянуть руку к телефону, чтобы набрать номер, как раздался звонок.

– Привет, Давид! Понимаю, что разочаровываю тебя, но это не Мари.

– Привет, Ив! Спасибо, что пришли Мари проводить.

– Переживаешь?

– Какое-то непонятное состояние. Не могу объяснить, слов не подберу. В общем, все по-другому. Что у тебя случилось, Иветта?

– Ничего особенного. Просто хотела поплакать вместе с тобой.

– А если серьезно?

– Да так, небольшая проблемка. Мои, как ты знаешь, переезжают из Баку. Я тебе рассказывала – для нас, христиан, там обстановка ухудшается с каждым днем. Жить уже стало невозможно.

– Да, понимаю. Ну что ж, если буду в городе, приду на новоселье!

– А что случилось? В Париж, что ли, уезжаешь?

– Не глупи, Ив. Если бы так! Родная власть отправляет меня служить.

– Куда?

– Пока что речь идет об армейской службе, возможно, в системе военной прокуратуры.

– Постой, ты что, не шутишь? Но ты же не колхозник какой-нибудь и не сирота из детдома!

– Ну, в общем, пока так получается.

– Тогда я перезвоню в течение часа, может, чуть позже.

– Подожди, ты же хотела о чем-то спросить?

– Потом, потом!

* * *

Рафа снял трубку после первого гудка.

– Слушаю.

– Рафа! Не думал, что так легко найду тебя.

– Иду обедать. Если успеешь минут за десять – двенадцать добраться до меня, подожду, если нет – буду в кафе поблизости. Только я не один.

– Нет, вряд ли я приду. Хотел просто сказать, что меня забирают в армию.

– Это что за новости? Ты же на госслужбе, тем более в прокуратуре!

– Ну, судя по всему, другой механизм заработал. В общем, такие дела.

– Подожди, ведь медкомиссию пройти несложно. Они дадут любое заключение, напишут даже, что ты беременный гермафродит и ожидаешь двойню. Разве не так? Дав, почему не отвечаешь? Тебе правда плохо? Через десять минут буду у тебя.

– Не надо, я еще с отцом не говорил. Ох, как же не хочется его расстраивать… Представляешь, как родители будут переживать, особенно мама?

– Ты сейчас где, в кабинете? Закрой дверь, поплачь как следует. Если кто-нибудь спросит, что случилось, скажи, что сочувствуешь подследственным, которых так легко отправляешь в тюрьму. Все, жди меня через десять минут.

– Не надо!

Но он уже положил трубку. Зашел помощник прокурора Грачя, с которым у нас сложились близкие, дружеские отношения, несмотря на шестилетнюю разницу в возрасте.

– Давид, прокурор мне поручил изучить список работников военкомата, проверить их близких родственников – кто где работает, чем зарабатывает на жизнь. Настроен решительно, по-видимому, готовит «наезд». Правильно, а то зажрались, мать их! Скоро начнут одноногих в армию посылать, чтобы выполнить план по призыву. Велено было особое внимание обратить на начальника призывного отдела. Сейчас подключу оперативников, пусть задействуют своих осведомителей. Может, у тебя есть какая-то информация? Ты парень городской, живешь в центре, общаешься со всеми местными ребятами… Давай обсудим.

Я и раньше слышал о разного рода столкновениях между силовыми структурами, особенно КГБ и МВД, а иногда и прокуратурой. Нередко становилось известно о случаях возбуждения уголовных дел в отношении сотрудников военкоматов – эта армейская служба была широко и масштабно коррумпирована. А почему бы и нет? Есть общественный спрос: люди не хотят попасть в армию. Естественно, возникает и предложение.

Влияние и мощь разветвленной сети КГБ были значительно больше: внешние сношения, оборона, государственная безопасность, иностранный туризм, валютные операции и валютные магазины, гостиницы. Даже среди проституток, обслуживающих иностранцев, у чекистов были свои осведомители. Но реальная власть над населением, хозяйственными организациями, торговлей и криминалом принадлежала милиции и отчасти, конечно, прокуратуре, осуществляющей надзор за деятельностью сотрудников МВД. Без покровительства милиции, а на более высоком уровне и прокуратуры, невозможно было осуществить сколь-нибудь удачную хозяйственную деятельность, сколотить капитал, построить большой частный дом или дачу, иметь хорошую автомашину.

Тем не менее, несмотря на то что МВД, КГБ и прокуратура старались держаться в предусмотренных законодательством границах своих полномочий, они зачастую «заходили на территорию» друг друга. Хотел бы я знать, поможет мне вмешательство прокуратуры или, наоборот, привлечет еще больше внимания к моей персоне, и без того уже обросшей немалым количеством громких, если не сказать скандальных, историй?

* * *

Снова зазвонил телефон.

– Давид! – послышался в трубке задорный голос Иветты. – Какой у тебя район?

В кабинет вошел Рафа со своей неизменной кривой улыбкой, в щегольской импортной кожаной куртке светло-коричневого цвета. Костюмы он обычно не носил – его могучие плечи никакой пиджак не вмещал, приходилось шить на заказ, и все равно в костюме Рафа выглядел толстяком.

– С кем говоришь?

– Это Иветта.

– А зачем она тебе звонит?

– Хочет знать, в каком районе мой военкомат.

– Молодец, парень! Ты прав, клин клином вышибают, – ухмыльнулся Рафа.

– Все, не мешай, дай договорить с Иветтой.

– Иветта, – громко произнес Рафа, чтобы его было слышно на том конце провода, – по любому вопросу обращайся ко мне! И не смей разрушать романтическую французскую семью, они католики, у них крепкие семейные узы!

– Так что ты сказал, Дав? Центральный?

– Да, но ты не ответила, зачем это тебе нужно.

– Затем, что дочь военкома республики Армине, кажется, ты ее знаешь, учится в медицинском институте и близко дружит с Лилей. Более того, собирается к ее отцу в аспирантуру!

– Ив, мне как-то неудобно… Но раз так, скажи, что я прошел медицинскую комиссию и фактически уже призывник.

– Ничего, на то он и генерал, чтобы решать сложные вопросы, если хочет, чтобы дочь поступила в аспирантуру! – рассмеялась Иветта и повесила трубку.

– Все французы такие шустрые? – поинтересовался Рафа. – Я-то думал, ты тут плачешь горючими слезами! Всего несколько дней, как уехала твоя белокурая зазноба, а ты уже вовсю развернулся и начал кадрить других девушек.

– Каждый судит в меру своей испорченности, – отшутился я.

– Ладно, лучше расскажи, как это ты так по-фраерски попался? Введи меня в курс дела.

– Даже не знаю, как все получилось. Мне позвонил начальник призывного отдела майор Мартиросян. Аферист гребаный! Сказал, что нужно зайти и уладить какие-то формальности, а там, оказывается, уже капканы расставлены. У Мартиросяна в кабинете сидел гэбэшник, высокий начальник из Москвы. Сперва предлагал перейти к ним, а когда я отказался, меня через пять минут завели в соседнюю комнату и протащили через комиссию.

– А ты не мог сказать, что ты беременный, сифилитик, сумасшедший, в детстве страдал припадками? Вообще, что-нибудь такого плана? Как ты сейчас опротестуешь решение комиссии? Может, ты маразматик? Забыл обо всем и только сегодня вспомнил, что болен? Француз хренов, надушиться не забываешь, а о том, что у тебя эпилепсия, не помнишь. Жаль мне Мари. Тебе-то что – офицер, силач, а кругом всякие медсестры, машинистки, телефонистки… мало, что ли, ищущих мужского внимания дамочек, мягких и пушистых? А ты хоть и тяжелобольной, но парень видный. Будешь пахать в три смены до конца срока, а потом с отрицательной характеристикой и партвыговором за аморалку отправишься обратно к маме.

– Перестань, Рафа, мне и так несладко, а ты еще нагнетаешь. Жаль Мари и родителей, сволочная ситуация получается. Вернуться Мари не сможет. И потом, если честно, я очень переживаю за маму. Она тяжелее всех перенесет разлуку.

– Короче, дружище, выбираем нервную болезнь. Раз там замешан гэбист, все остальные варианты легко можно вывести на чистую воду. Запоминай: у тебя головокружение, припадки, приступы бешенства. Тем более что так оно и есть на самом деле. В общем, найдем специалиста, он посоветует, как себя вести.

Телефон опять зазвонил. Торжествующая Иветта сообщила:

– Давид, после обеда иди в республиканский военкомат к помощнику военкома подполковнику Карпенко. Он тебе посоветует, как составить заявление и опротестовать решение медкомиссии.

– Ив, спасибо за участие, извини за беспокойство. Как-то неожиданно все это получилось…

– Да что ты, Дав! Вспомни, о чем только я тебя не просила за эти годы! Я очень рада, что сейчас могу быть полезной хоть чем-то.

Мне было приятно, что Иветта приняла мою проблему так близко к сердцу. Значит, она оценила все то, что я сделал для нее, и благодарна мне. А благодарность, как часто повторял мой отец, – лучшее проявление человеческой честности.

– Да, кстати, Ив, какая у тебя была проблема?

– Давай ты сначала разберешься со своими, а потом я к тебе обращусь.

– Скажи, что ты занят! – крикнул Рафа. – Я лучше решу ее проблемы!

Я прикрыл ладонью трубку.

– Рафа, не вмешивайся! Она меня попросила.

– Давид, передай Рафе спасибо за предложение помочь, но мне сейчас неудобно тебя о чем-то просить, тебе и самому нелегко.

– Ну хватит, не тяни, в чем дело?

– Я уже говорила, что наши переезжают. Хотела нанять грузовую машину для перевозки мебели и прочих вещей, особенно беспокоюсь о старинном пианино. На машине, безусловно, будет лучше, чем поездом, – там погрузят, здесь выгрузят, и все. А поездом придется сначала загрузить вещи в машину, привезти на вокзал, потом перегрузить в вагон, ну и так далее. К тому же поезд идет долго, мало ли что по дороге случится. Поэтому прошу, если у тебя есть на примете нормальный водитель грузовика, договорись с ним о переезде. Мы все оплатим, как полагается.

– Да, да, Иветта, конечно, я помогу.

Я сразу вспомнил о Рубике, моем хорошем школьном друге. Он работал дальнобойщиком, и для него проехать 700 километров в Баку и обратно было несложно.

– Иветта, он тебе позвонит, ты только дай ему бакинский адрес, и все. Остальное он сам организует и привезет вещи.

– Иветта, – опять вмешался Рафа, – я готов завтра же выехать с тобой в Баку на легковой машине и сопровождать груз до вашего нового дома. Что она говорит?

– Говорит, что с тобой пойдет только на симфонический концерт, да и то вместе с мамой и двумя подругами.

– Ладно, спасибо и на этом. Пожалуй, стоит иной раз нацепить белую бабочку и чинно сходить на концерт. Вот будет хохма!

– Кстати, за эти два дня как будто что-то изменилось? Ты опять ожил, Рафа!

– Информация насчет Монстра была ложной.

– Ты уверен, что тебя не вводят в заблуждение? Вообще, с какой стати проблема Монстра должна беспокоить нас больше, чем ответственные за его розыск органы? Хотя давай уже наконец проверим надежность канала информации. Я начну с его брата.

* * *

Подполковник Карпенко, моложавый, интеллигентного вида человек, принял меня вежливо, сухо, не интересуясь, почему я не хочу проходить армейскую службу. Несколько раз он советовался с врачом из военного госпиталя и только потом остановился на статье «Болезни нервной системы, дающие отсрочку от призыва».

– Значит, товарищ старший лейтенант, у вас бывают ощущения головокружения, вспышки немотивированной агрессии, временная потеря сознания – ну, на несколько секунд.

Я понял, что все это должен написать в заявлении и потом повторить перед республиканской медицинской комиссией.

– Но учтите: при тех симптомах, что вы описываете, умственный труд противопоказан. Об этом, скорее всего, зайдет речь на комиссии. Конечно, вы можете ответить, что находитесь в процессе лечения и после окончания курса возможно улучшение вашего состояния. Еще вероятный вопрос: в семье, у родственников были у кого-нибудь нервные заболевания? Если нет, тогда какова предполагаемая причина? Скажем, последствия инфекции, физические или психические травмы?

– Как раз травм у меня было немало. Я борец и боксер, несколько раз после неудачно проведенного приема ударялся головой об пол за пределами мата или получал сильные удары в голову. Несколько раз даже прикусывал язык, из-за чего пришлось накладывать хирургические швы. Следы остались, причем очень заметные.

– Да, видно, что вы – человек некабинетный. И зачем вам такие осложнения? Вы офицер, специалист, думаю, служба не была бы вам в тягость. Фактически она являлась бы продолжением вашей сегодняшней службы.

– Это сугубо личная проблема, товарищ подполковник.

– Что ж, вам виднее.

* * *

Я позвонил на работу, предупредил, что собираюсь в спокойной обстановке написать обвинительные заключения по некоторым уголовным делам, попросил звонить мне домой, если возникнет что-то срочное, и помчался на центральный почтамт – он находился в моем районе, на полпути между домом и прокуратурой. Заочно я был знаком с заместителем начальника главпочтамта, бывшим майором-связистом, которому меня представил помощник прокурора Грачя.

– Давид, разговоры с Парижем недешевые. Может, бумагу принесешь, оформим как служебные? – предложил он.

– Нет, неудобно. Вдруг проверка, что я отвечу? Кто в такое поверит? Какие могут быть дела у нашей прокуратуры и парижских коллег? Поговорю за свой счет.

– Смотри, если часто будешь звонить, вся зарплата уйдет на разговоры. Хочешь, подожди в моем кабинете.

– Спасибо, лучше я спущусь в зал, не буду вам мешать.

– Подойди к начальнице смены, она уже предупреждена. Зовут ее Лида. Смотри, девушки там отчаянные, не соблазнили бы тебя!

– Буду сопротивляться изо всех сил, насколько возможно!

Терезу я предупредил, что с четырех до шести вечера буду говорить с Мари, и через несколько минут она подошла ко мне со своим парнем. Не знаю, что ему рассказала Тереза, но он сильно смущался при общении со мной. Молодой человек показался мне нормальным, порядочным, чуть провинциальным по внешности и поведению. Примерно через полчаса меня пригласили в кабину, и я услышал такой родной и близкий голос Мари. Я живо представил ее сильные красивые руки, длинные гибкие пальцы с еле заметными веснушками, выражение лица и глаз, то, как она краснеет от волнения – сперва щеки, потом все лицо до корней волос, как поправляет волосы, отрывисто смеется.

– Как ты, Мари?

– Я – нормально, а как ты?

Этот вопрос мы задали друг другу, наверное, еще четыре или пять раз.

– Ты забыл меня?

– Конечно, забыл, и часа не прошло.

– Нет, забыть меня ты не сможешь, у тебя не получится.

– Почему? Я буду очень стараться, чтобы получилось.

– Все равно не получится.

– Терезка, не входи, пожалуйста, в кабину, я тебя потом позову, дай мне поговорить с Мари.

– Сестра с тобой?

– Да. Неотступно преследует, звонит вечером, проверяет, когда прихожу домой.

– Это я велела. Знаешь, почему у тебя не получается забыть меня? Потому что я целыми днями с тобой разговариваю. Знаю, что ты меня слышишь и твои мысли заняты мною.

– Да, это так. Я тоже все время разговариваю с тобой. Несколько раз в день машинально начинаю набирать твой номер. Не плачь, моя смуглянка!

Это было нашей шуткой – ведь у Мари даже ресницы были светлые.

– А бакинка не звонит?

– Нет, – соврал я, – она, вероятно, очень занята переездом семьи. И почему это тебя интересует?

– Просто так.

– Как папа, мама, как Париж? – попытался я перейти на другую тему.

– Я видела сон, как ты с Иветтой рука об руку, словно мы с тобой когда-то, идешь по нашей любимой аллее.

– Глупости!

– Знаю. Но сон я видела вчера ночью, и весь день у меня было плохое настроение… Папе плохо, он лежит и редко разговаривает. Тетя Клотильда подключила всевозможную медицину. Надеюсь, черная полоса в нашей жизни когда-нибудь закончится. У тебя все хорошо?

– Да, Мари, все нормально.

– У меня дурное предчувствие. Очень прошу, будь осторожен. Не хотела тебе говорить, но не удержалась. Дай Бог, чтобы оно оказалось ложным.

Я знал, я верил, что самые близкие люди чувствуют друг друга на расстоянии. Но чтобы так! Неужели телепатия и вправду существует? Моя светлая девочка все видит, все чувствует. Я ведь тоже вижу, будто на экране, во что она одета, как ходит, в какой комнате стоит…

– Во что ты одет, Давид?

– В коричневый костюм, один из моих парадных.

– Мне почему-то так не кажется. И еще у тебя озабоченный голос, но ты стараешься казаться веселым.

– Мари, что за телепатический сеанс? У нас столько тем для разговора! Я так надеюсь на твой скорый приезд…

Связь отключилась. Телефонистка сообщила, что я превысил трехминутный лимит разговора и мне надо подойти к кассе для дополнительной оплаты.

– Давид, – спросила Тереза, – что случилось? Чем ты так озабочен?

– Терезка, если Мари спросит, во что я сегодня одет, скажи, что на мне твидовый пиджак. Запомни, это важно.

– А почему ты не хочешь сказать, что ты в коричневом костюме?

– Так нужно, – туманно ответил я и поймал на себе удивленные взгляды ребят.

– А о чем еще вы говорили?

– Я сказал, что раз в неделю, по четвергам, буду звонить, примерно в это время. Мари будет звонить мне домой с утра по воскресеньям.

– Я знаю, что она каждый день пишет тебе длинные письма. Не получил еще ни одного?

– Нет… Тереза, скажи Мари, чтобы писала на русском. Письма на армянском проверку проходят дольше, потому что нужно искать специалиста-шифровальщика, владеющего языком, а это сложнее, чем найти шифровальщика на русском. И письма должны быть очень простыми и четко изложенными, если там будут какие-то намеки и неясности, они до меня просто не дойдут. Ты все поняла?