Текст книги "О, Мари!"

– Это все так, поэтому я здесь. Я не могла поступить иначе, моя работа переводчицы в «Интуристе» оказалась бы под угрозой. Я могу стать невыездной и навлечь на себя другие беды, о которых даже и представления не имела!

– Успокойся, Ив! В чем дело?

– Когда шло утверждение кандидатур для поездки в Париж… Дав, можешь представить, как много это для нас значит – находиться в Париже несколько недель, особенно для подготовки такого большого культурного мероприятия, как Неделя армянской культуры! Мы будем встречаться с известными деятелями кино, театра, эстрады… Еще немаловажный момент – командировочные, которые дают нам возможность более-менее прилично одеваться, да еще и с собой кое-какие подарки привозить. Такие поездки – смысл нашей работы. Я уже не говорю о том, что все девчонки мечтают познакомиться с каким-нибудь интеллигентным обеспеченным иностранцем и выскочить замуж. Ну, как ты понимаешь, это уже не для меня. Так вот, одним словом, наш гэбист, который работает с «Интуристом» по линии Франции, неожиданно пригласил меня на встречу. Говорил о каких-то отвлеченных вещах, высказывал общие пожелания. Потом в комнату вошел незнакомый человек, русский, довольно молодой. Спрашивал, какие у меня отношения с подругами по курсу, и, наконец, дошел до Мари.

– Странно, чем им интересна Мари? Она же абсолютно аполитична! Я сомневаюсь, что она знает фамилию президента Франции.

– В общем, он велел мне встретиться с Мари, пригласить ее на праздник и познакомить с какими-то людьми, которые там подойдут ко мне. Сначала я пообещала, так как ничего предосудительного в этом не видела. Потом начала сомневаться – не навлеку ли я на девушку какую-то беду, ведь у нее совсем недавно скончался отец, ребенок на руках, ты здесь… В общем, я не могла не сообщить тебе. В конце концов, она и моя подруга, несмотря на то что, по понятным причинам, я к ней отношусь специфически.

– Иветка, больше ничего? Мало ли кто знает Мари или может кого-то с ней познакомить. Может, что-то еще?

– Пожалуй, ничего. Да, еще… хотя это неважно. Что Мари может пригласить на мероприятие своих родственников – скажем, дядю Патрика, брата матери, и его сыновей, тетю Клотильду с дочерьми. Странно все это… Точнее, по-человечески нормально, но странно, что об этом просит разведчик. Чем им интересна Мари?

Некоторое время мы оба молчали. Иветта посмотрела на часы:

– Уже третий час ночи… У меня обратный билет в Москву на десять тридцать утра. Завтра подготовительный день, я еще должна буду объяснить, где пропадала ночью. Хотя у меня есть ответ: двоюродная тетя живет в подмосковных Жаворонках, скажу, что была у нее. Ты больше ничего не хочешь мне сказать? Хочу, чтобы ты знал: мое отношение к тебе не изменилось, но я не хочу выглядеть в твоих глазах легкомысленной дурочкой. Я надеялась, что ты поймешь – Мари не вернется. Тогда в наших отношениях возникла бы перспектива. Очень многие достойные люди мечтали бы оказаться на твоем месте. Но ты надеешься. Что ж, это делает тебе честь. Но мне становится обидно и больно, к тому же у меня есть гордость. Я буду ждать еще какое-то время. Имей в виду, Давид, все мы постепенно меняемся, Мари не исключение. Новые жизненные обстоятельства выдвигают на первый план другие ценности, о которых еще вчера мы и не думали. Сейчас перед Мари сложный выбор: с одной стороны – Париж, мать, будущее для вашего ребенка. С другой – ты. И она выберет первый вариант, как бы сама ни сопротивлялась. C’est la vie.

– Может, ты и права. Но я все-таки надеюсь… Ляг поспи, Ив, у тебя завтра напряженный день.

– Да, сейчас. Знаешь, что я вспомнила?

– Ну вот, нашла время для воспоминаний!

– Подожди. Я вспомнила, как на третьем курсе преподаватель исторического материализма, круглолицый, полный деревенский парень, настырно навязывал мне свою дружбу. На зимней сессии он не поставил мне оценку – мне, отличнице! – и предложил дополнительно с ним позаниматься.

– Да, я тоже что-то в этом роде припоминаю.

– Я, как обычно, разревелась – все-таки красный диплом оказался под угрозой! Ольга отправилась искать тебя. Нашла у Мари, она уже сдала экзамен в другой группе. Было уже под вечер. Но когда ты узнал, в чем дело, тут же примчался в университет, подошел ко мне, погладил по щеке, взял зачетку и зашел в аудиторию. Минут через пять – десять вышел, вернул зачетку с отличной оценкой, опять погладил по щеке и ушел. Я тебя даже поблагодарить не успела. Все время хотела спросить, но забывала: что ты сказал ему в тот день? Напугал, что ли?

– Дурочка, там же сидели твои подруги, как я мог при всех так поступить с преподавателем, пусть даже совсем молодым и деревенским? Просто он увидел меня и насторожился. А я проникновенно посмотрел ему в глаза и сказал, что ты активный член моей дружины. Он все понял. Но почему ты вдруг вспомнила об этом глупом происшествии?

– Да потому что все это из жизни не выкинешь, Давид. Ни этот случай, ни схожую историю с преподавателем физкультуры. Я всегда знала, что ты где-то рядом, и не могу примириться с мыслью, что тебя не будет в моей жизни.

– А скажи, раз уж мы вернулись к воспоминаниям, почему у Мари такие проблемы не возникали?

– Потому что она была убийственно холодна и считала себя выше своего окружения. А я, как ты знаешь, улыбалась всем, никогда никого резко не прерывала. Вот так и складывалось неправильное впечатление, а у кого-то возникали беспочвенные надежды.

Утром я проводил Иветту, посадил в поезд. Она шла, сосредоточенно глядя вперед, и лишь в последнюю секунду с надеждой посмотрела на меня. Я отвел глаза, понимая, что из моей жизни уходит еще одно дорогое существо – часть моей розовой, беспечной, глупой молодости.

– Спасибо, Иветка. Жизнь не кончается. Будь очень осторожна, ни с кем об этих вещах не говори, особенно по телефону. Надеюсь, я найду объяснение тому, что ты мне рассказала.

* * *

На следующий день рано утром дозвонился Варужану – тот еще спал.

– Что-нибудь случилось, Давид? – обеспокоенно спросил он.

– Варужан, скажи, пожалуйста, только постарайся без имен, чем занимается брат мадам Сильвии? Насколько я знаю, он не то ученый, не то преподаватель. Чем он может быть интересен? Ну, ты знаешь, кто у нас больше всего интересуется людьми, особенно живущими за рубежом.

– А разве ты не знал, что дядя Мари – известный авиаконструктор? Ты же в курсе, что французская авиационная и военно-авиационная промышленность – одна из самых передовых, почти наравне с Америкой. Говорят, он там занимает солидную позицию, возглавляет конструкторское бюро. Правда, об этом почти никто не знает, людям известно, что он просто ученый, преподаватель. По его стопам пошел и старший сын, которого считают восходящей звездой. Обо всем этом мне говорил в свое время Азат. Других новостей о них не имею. Почему ты вдруг заинтересовался ими?

– Да так, ничего особенного. Тогда, пожалуйста, пусть Тереза позвонит Мари и предупредит, что если появятся друзья отсюда, хорошо бы Мари с ними встретиться, но никакие просьбы не выполнять.

– Тогда, может, вообще нет никакого смысла встречаться с этими друзьями?

– Нет, это поставит под подозрение человека, который выйдет на связь.

– Что за дурацкая страна, а? – Варужан снова завел свою излюбленную тему. – Вечно кто-то с кем-то воюет, затеваются какие-то опасные игры…

– Что поделаешь! Наша страна всегда сумрачная, с плохим климатом, здесь дуют сильные ветры, часто и резко меняющие свое направление; и все, кто живет на этой огромной холодной равнине, должны быть очень и очень осторожными, чтобы не простудиться и не подхватить болезнь с непредсказуемым исходом…

Неужели этот родственник и был причиной непонятных действий по отношению ко мне, которые затевались все эти годы? То пригласили сотрудничать с органами, то начали различными способами загонять меня на армейскую службу. Теперь понятно, почему я оказался здесь, – оказывается, хотели надо мной приобрести какую-то власть, заставить пойти на сотрудничество. Ну а какое сотрудничество, с меня-то что взять? Может, просто хотели через меня выйти на родственников Мари? Вряд ли, неубедительно. Все как-то сумбурно, как вся наша жизнь. Хотя, разве можно искать логику в действиях наших органов?

Должно быть, информация о знаменитом дяде Мари дошла до соответствующих служб, вот они и пробуют самые разные варианты по линии внешней разведки или технического шпионажа. По тем или иным причинам идея оказалась нереализованной, но не снятой с повестки дня, а советские спецслужбы никогда не скупятся. Вспомним хотя бы Розенбергов или другие аналогичные случаи.

Да, к сожалению, человек не может даже предположить, от каких неожиданных факторов зависит его судьба, и многие события в нашей жизни не поддаются логическому объяснению. Кто знает, как будут дальше складываться обстоятельства? Одни зависят от тебя, а другие затрагивают твою жизнь и судьбу независимо ни от твоих желаний, ни от твоих поступков.

Глава 21

После отъезда Иветты я долго не находил себе места. Что со мной происходит? В окружении чужих по духу людей делаю работу, которая ни по каким параметрам не соответствует моему внутреннему миру, желаниям и стремлениям. Люди! Я хочу другую жизнь! Не заставляйте меня ненавидеть мир! Пусть человеческую грязь вычищают другие, менее эмоциональные, с более крепкими нервами. Я хочу быть учителем или тренером, а не таскаться по моргам, кладбищам и тюрьмам!

– Давид, у тебя какой-то усталый, тусклый вид. Что-то случилось?

– Спасибо, Ольга, все нормально. Ничего особенного – должно быть, уже начинаю скучать по дому.

– Ну, тогда ты можешь представить себе мое состояние. Я уже больше пяти месяцев не видела сына. Проклинаю каждую такую командировку и каждый раз обнадеживаю себя тем, что она последняя, возвращаясь домой, даю себе слово, что больше никогда не отлучусь надолго… Так что, Давид, если сравнишь себя со мной, увидишь, что ты в значительно лучшем положении. Утешайся хотя бы этим.

– Думаю, еще несколько недель, и мы закончим это мрачное дело. Каждый из нас вернется к прежней жизни. Скажи, Ольга, ты так и будешь жить дальше? Ведь ты достойна лучшей участи.

– Не расстраивай меня, я и так все время об этом думаю…

После ужина мы гуляли с Ольгой вокруг гостиницы и размышляли, что будем делать после этой командировки.

– Скорее всего, я уйду из прокуратуры, Давид. Возможно, стану адвокатом или нотариусом. Или найдутся другие варианты. Но прокурором больше не хочу работать – если, конечно, меня не переведут в Москву с предоставлением квартиры. Может быть, попытаюсь защитить кандидатскую, стану преподавать в каком-нибудь юридическом вузе. Благо материала сколько угодно. И зарплата будет более-менее достойной, ведь других источников дохода у меня нет. То, что присылает муж, имеет скорее моральное, чем реальное материальное значение.

– Ольга, – переменил я тему, – мне кажется, вся наша группа думает, что между нами сложились не только дружеские, но и интимные отношения.

– Давид, я не девочка, чтобы сломя голову увлекаться первым понравившимся мужчиной. Ты – надежный, хороший друг, неглупый и начитанный. Но мы далеко не ровесники, у каждого из нас свой путь и свои ожидания в жизни. Мне нужны стабильные отношения, а не командировочный роман. Радость приобретения неминуемо окажется десятикратно меньшей, чем горечь потери. Мой пылкий друг, все подвластно человеку, кроме времени, это закон жизни. Я буду жить в своем времени. Выйти из него не получится – судьба и обстоятельства обязательно жестоко накажут. Человек должен помнить о своем возрасте и жить в соответствии с ним.

* * *

В пятницу в девять утра вся следственная группа в полном составе собралась в комнате двести два. Все были в приподнятом настроении – расследование этого пусть не особенно сложного, но объемного и громкого уголовного дела закончилось. Перед судом предстали пятьдесят три человека, из которых тринадцать принимали непосредственное участие в убийствах и грабежах. Остальные – соучастники, сыгравшие в отдельных эпизодах преступления вспомогательную роль. Директора рынков, несколько охранников и милиционеров также были арестованы и отданы под суд за фактическую помощь преступникам и укрывательство. Трое обвиняемых, в том числе главарь – участник войны, офицер, – умерли в тюрьме. В процессе следствия были освобождены от занимаемой должности начальники райотделов милиции соответствующих районов – кроме одного, который получил назначение совсем недавно.

Начальник следственной группы несколько раз выступил по телевидению и всячески старался присвоить себе все лавры, оставляя Ольгу Викторовну и всю остальную группу в тени. Мы понимали, что это в порядке вещей: любой успех по существующей в стране традиции приписывался в первую очередь начальнику, первому лицу, и лишь потом вспоминали о рядовых исполнителях. Все разговоры о том, кто получит благодарность генерального прокурора Руденко, а кто – досрочное повышение и награду, для меня мало что значили. Конечно, досрочное звание капитана не помешало бы, и в душе мне очень хотелось похвастаться перед друзьями новенькими петлицами с четырьмя звездочками. Но звание всегда связано с занимаемой должностью и стажем работы, а оба эти обстоятельства, разумеется, не оставляли мне шансов на успех.

В том же хорошем расположении духа члены группы собирались на банкет после итогового совещания. Это был последний вечер командировки, завтра всем предстояло разъехаться по домам. Люди обменивались адресами, обещали друг другу повидаться при первом же удобном случае. Обычно в такие моменты все искренне верят своим словам и убеждены, что именно так и поступят. Но, как правило, и командировочные, и курортные знакомства недолговечны и быстро забываются под натиском повседневных забот.

Начальник группы Константин Петрович по своему обыкновению опаздывал. Ольга разговаривала с женщинами. В дальнем углу отрешенно сидел Коробко, мрачный, с пожелтевшим опухшим лицом, на котором были еле заметны его маленькие колючие глазки. От постоянного безумного употребления спиртного его руки все время тряслись, и весь он оставлял впечатление глубоко больного, опустившегося человека. Неожиданно я пожалел Коробко. Скорее всего, его с позором выгонят из прокуратуры. И вообще, кому нужен этот злобный неряшливый человечек? Я даже не знал, есть ли у него семья, дети. Какой должна быть женщина, способная выносить рядом с собой дурно пахнущего пьяницу? Наверное, или героиня, или такая же, как он сам. Что ж, каждому из многочисленных видов homo sapiens – свое…

Когда я уже хотел подойти к Ольге, вошел торжествующий Константин Петрович в компании прокурора области и прокурора города Тулы. Первым выступил прокурор области. Из его речи складывалось впечатление, что следственная группа всего лишь оказала содействие доблестным сотрудникам областной прокуратуры в расследовании этого непростого и объемного дела. Выступавший вслед за ним прокурор города Тулы всячески старался тянуть одеяло на себя. Главная заслуга в раскрытии серии убийств и завершении уголовного дела, по его мнению, принадлежала прокуратуре города. Константин Петрович, как истинный чиновник советской генерации, не желая вступать в конфликт с руководством области и города, неожиданно передал слово Ольге Викторовне:

– Уважаемые коллеги! Всем вам известно, что я был назначен руководителем следственной группы в самый ответственный период ее напряженной, можно сказать, героической работы. Составленная по приказу руководства Генеральной прокуратуры следственная группа больше двух месяцев работала без меня, поэтому было бы правильнее дать слово Ольге Викторовне, которая с первого до последнего дня осуществляла непосредственное оперативное руководство. К тому же мы уже услышали выступления двух руководителей-мужчин, так что и в связи с этим свое предложение считаю оправданным.

Молодец, Константин Петрович! Не разгадал я в этом мрачном, резком, сумасбродном любителе горячительных напитков искусного чиновного дипломата. Ведь все равно докладную в Генпрокуратуру напишет он – и обязательно укажет, что раскрыть гнусное преступление, угрожающее человеческому роду в целом, удалось исключительно благодаря его руководству.

Ольга опять удивила меня своей выдержкой и подготовленностью. Спокойно перечислила трудности, с которыми столкнулась в работе следственная группа, и достигнутые ею успехи, нашла нужные слова для всех – естественно, пропустив Коробко.

– Хочу особенно отметить действенную помощь, которую мы получили от Главной военной прокуратуры в лице подполковника Самохвалова и старшего лейтенанта Арияна. И считаю необходимым отдельно обратиться к руководству военной прокуратуры с просьбой о представлении их к награде, а возможно, и о досрочном присвоении очередного воинского звания, – спокойно закончила она.

Вот как! Она хотела оказать мне добрую услугу. А Самохвалову просто повезло, и этот серый, бесцветный мужик тоже попал в нужное течение. К великому моему удивлению, слова Ольги Викторовны никому, даже Константину Петровичу, не показались странными. Сияющий и взволнованный Самохвалов подошел поблагодарить Константина Петровича и Ольгу Викторовну и пообещал удивленному Дудареву, что проект ходатайства уже утром будет у него на столе. Вот мастера чиновничьих игр! Отказаться от слов Ольги Дударев уже не может. Ему приходится делать вид, что все ее слова согласованы с ним, более того, она озвучила именно его мысли. Вот удача! Мои шансы покрасоваться перед Иветтой и Рафой, а может, даже перед Мари в капитанской форме уже не кажутся столь призрачными. А как удивятся Марк и Фаина! О родителях уж и не говорю. Не сглазить бы…

* * *

В банкетном зале стоял гул от возбужденных голосов собравшихся, звона бокалов, смеха. Я поздравлял коллег с удачным окончанием работы и, улучив момент, подошел к Константину Петровичу.

– Весьма признателен, Константин Петрович, за высокую оценку моего труда!

Он без улыбки выслушал мою благодарственную речь и, не глядя на меня, процедил сквозь зубы:

– Вот уж не думал, что театралы так высоко ценят заслуги друг друга. Какую, однако, большую роль в оценке вашего труда может сыграть своевременно подаренный букетик цветов! Но это я так, в качестве шутки. Надеюсь, в докладной вашему руководству вы столь же достойно оцените нашу работу.

Неужели даже высокопоставленный прокурор настолько опасается вызвать неудовольствие госбезопасности, что даже не решается выяснить, действительно ли я имею к ней отношение? С другой стороны, он прекрасно знает существующие правила. Если он обратится в КГБ с подобным запросом, ответ в любом случае будет отрицательным, независимо от того, числюсь я там или нет, однако возникнут вопросы к нему самому. Какая могущественная организация! Одно лишь упоминание о ней наводит страх на всех, в том числе и на прокуроров в генеральском звании. Может, я действительно ошибся в свое время, когда, имея такой шанс, не пошел туда на работу? Уже потом я выяснил для себя, насколько глубоко КГБ был внедрен во все властные структуры страны, включая даже Политбюро. Особенно выросло влияние чекистов при Андропове – ни одно решение, касающееся в том числе международных отношений, экономики, технической и гуманитарной политики, не принималось без их согласия, что и послужило одной из причин бесславной кончины советской власти.

Проходя мимо сидящего в одиночестве Коробко, я вдруг услышал брошенные мне вслед слова: «Торжествуешь, гад? Я тебе еще покажу!» Удивленно обернулся. Валентин, по своему обыкновению, сосредоточенно смотрел в одну точку перед собой. «Должно быть, показалось», – подумал я. Пошел дальше, ища глазами Ольгу. Хотелось поблагодарить ее за столь неожиданно высказанные слова похвалы в мой адрес.

Ольги нигде не было видно. Вернулся к Нугзару и Вагифу, мы продолжили прерванный ранее разговор. Через полчаса я опять обратил внимание, что Ольги в зале нет. Неужели она так рано ушла к себе в номер?

Все присутствующие оживленно разговаривали, смеялись, чокались, выпивали. Взяв бокал шампанского, я незаметно подошел к выходу, выскочил в коридор и помчался к номеру Ольги. Постучал в дверь, услышал: «Заходи, Давид». Женщина спокойно укладывала вещи в чемодан.

– Как ты узнала, что это я?

– А кто же еще придет ко мне в номер?

– Почему ты ушла так рано?

– Этот этап жизни мной уже пройден. Надо готовиться к завтрашнему дню, а он для меня – уравнение со многими неизвестными. Возвращайся в зал. А то кому-нибудь покажется подозрительным, что нас, театралов, там нет.

– Да что ты говоришь? Кто на это обратит внимание? Все заняты беседой и своими бокалами.

– Кстати, почему у тебя в руке бокал с шампанским?

– Для тебя принес.

– Ну давай…

Она выпила шампанское и села на диван. Я хотел устроиться рядом, но она указала мне на стул напротив.

– Давид, завтра я еду в Москву, в Генпрокуратуру. Возможно, удастся попасть к начальнику управления кадров. Хочу представить заявление о моем переводе в Москву или в Подмосковье. Если последует отказ, тут же представлю второе заявление об увольнении из прокуратуры.

– Ты так решительно настроена?

– Более чем. Хочу нормальной человеческой жизни с сыном и с матерью. Она еще не старая женщина, живет в Ступино. У нее там небольшой дом, сад. По выходным буду приезжать к ней с сыном. В общем, главное для меня – переехать в Москву. А там найду, чем заняться, чему себя посвятить.

– Тебе надо завести ребенка. Ты еще молодая. Сын рано или поздно вылетит из гнезда, останешься совсем одна. А малыш будет с тобой еще долго, и ты не будешь себя чувствовать одинокой. Не обижайся, что я так заинтересованно обсуждаю эти вопросы. Отношения двух бесполых существ беспредметны и неинтересны. А мы разумные люди и можем спокойно, без ханжества и театральной чувствительности, поговорить обо всех возможных вариантах отношений мужчины и женщины.

– Я пока не решила – стоит ли мне рожать второго ребенка. Хотя этот вариант приходил мне в голову.

– Мне очень не хочется думать, что мы расстанемся навсегда. Когда я встречаюсь с хорошим, симпатичным человеком, то стараюсь его не терять, каким-то образом сохранить его в моей жизни. Знаешь, когда моя девушка была со мной, такие мысли у меня не возникали – я просто ни с одной молодой женщиной не оставался наедине, даже на полчаса. Но судьба распорядилась иначе, и я обнаружил, что вокруг много интересных и своеобразных женщин. В каждой из них – целый новый мир. Иветта – ты ее не знаешь; Фаина, с которой я тебя познакомил. Соедини я свою жизнь с любой из них, она сложилась бы абсолютно по-другому. Но моя любовь к женщине, которая является матерью моего ребенка, совсем иная. Это даже трудно объяснить… Она всегда со мной.

– Давид, каждый человек по-своему переживает бурную стадию любви. Дай Бог, чтобы это чувство еще долго оставалось в тебе. Но со временем оно меркнет, и постепенно разум берет верх над чувствами. Я тоже хочу, чтобы ты оставался у меня в поле зрения, но понимаю, что у каждого из нас своя дорога в жизни и пересечение ничего нам не даст, особенно мне – кроме разве что переживаний и еще большего осложнения моих проблем…

В таких отвлеченных рассуждениях о жизненных перспективах время пролетело незаметно. На следующий день, в субботу, Ольга собиралась уезжать, а мне нужно было дождаться вестей от Самохвалова. На всякий случай мы обменялись телефонами и адресами, Ольга сообщила мне адрес и телефон матери, через которую я мог бы найти ее. Был почти третий час ночи, когда я вернулся в свой номер. Завтра первым делом позвоню Араму и поинтересуюсь насчет моего нового назначения. Интересно, как прошла встреча Иветты с Мари в Париже? Надо узнать!

* * *

Я проспал, должно быть, не больше двух часов, когда сильный стук в дверь и раздавшийся в тот же момент телефонный звонок разбудили меня. Посмотрел на часы: без двадцати пять. Кто может искать меня в такое время? Может, с отцом что-то случилось? После того как мать сообщила мне об обострении у него диабета, глухая тревога не покидала меня. В одних трусах, босиком я открыл дверь и, к своему удивлению, увидел подполковника Самохвалова в сопровождении двух военных, за их спинами в коридоре стоял Дударев.

– Оружие?

– Какое оружие? У меня его нет. Вы что, именно сейчас решили это выяснить?

По знаку Самохвалова военные вошли в комнату и начали обшаривать мои вещи.

– Может, объясните, что случилось? Сон, что ли, плохой приснился? Или перебрали вчера?

– Молчать! Молчать! – закричал петушиным голосом тщедушный, всегда тихий Самохвалов. Ему вторил пришедший с ним капитан.

– Ты чего орешь, капитан? – возмутился я. – Заткни глотку и дай сюда мои брюки!

– Без грубостей, – встал между мной и коренастым капитаном Самохвалов. – Дайте ему одеться.

– Константин Петрович, а вы что стоите? После трех бутылок водки обнаружили, что я турецкий шпион? Или царское золото храню у себя в номере?

– Старший лейтенант Ариян, вы подозреваетесь в тяжком преступлении, ваш вопрос находится в ведении военной прокуратуры! Давид, – обратился он ко мне уже менее формально, – будьте разумны и выполняйте приказы. Я надеюсь, что вскоре картина случившегося прояснится. Параллельно работаем и мы.

Мне не разрешили подойти к вещам. Военные осматривали все и лишь потом передавали мне. Я неторопливо оделся, мысленно разбирая всевозможные причины случившегося.

– Константин Петрович, что-то случилось с Ольгой Викторовной?

– Странные вы люди, театралы. Все с ней нормально! Думай и анализируй свои действия.

Все мои вещи собрали в мешки, опечатали, оставив мне только электробритву, зубную щетку, свитер и пару нижнего белья. Я машинально подписался под протоколом обыска и описью моих вещей, и мы вышли.

Да эти идиоты как будто ведут меня в следственный изолятор? Что произошло? Я испытывал не столько тревогу, сколько любопытство – какой новый сюрприз приготовила мне судьба? А ведь всего несколько часов назад я уже представлял себя в капитанской форме, со снисходительной улыбкой беседующего с друзьями. Сейчас в Париже и Ереване глубокая ночь… Интересно, проснулись ли в холодном поту Мари и моя мама? Посмотрю, который час, чтобы потом проверить. Ровно пять тридцать утра. Под удивленными взглядами дежурных и швейцара меня вывели из гостиницы.