Текст книги "О, Мари!"

Глава 13

Незаметно миновали две недели. Несколько раз я созванивался с родителями, один раз – с Мари. Встретился в Москве с Варужаном, сходил с ним пообедать. В Ногинск вернулся мрачным: настроение было испорчено потоком чернухи и негатива, который Варужан в своих речах выплескивал на нашу действительность и перспективу развития страны. Интересно, что со многими его аргументами я был согласен, однако мы расходились в главном: я был убежден, что у страны есть будущее и со временем все улучшится, а химик настаивал на обратном.

– Запомни, Давид: рано или поздно эта страна рухнет! Человеческий материал здесь таков, что никакая власть его не улучшит. Люди и власть всегда взаимодействуют, улучшают или ухудшают друг друга. Но главным фактором все-таки остаются люди – это именно из них, из общей среды создается власть и властные структуры. Люди должны улучшать власть. А здесь оба фактора отрицательные и вполне достойные друг друга. Этот народ не способен строить демократическое государство и гуманное общество. Получит он свободу – будет анархия и криминальная война. Будет собран под сильной, властной рукой – получится тотально коррумпированное антигуманное полицейское государство. Не спорь, Давид. Ты же видишь – новая власть опять пришла путем переворота или заговора – называй как хочешь. Это же большевики! Они никогда не спрашивали народ, хочет ли он их или нет. В 1917 году, составляя мизерное меньшинство, смогли свергнуть слабого царя и перехватить власть, принеся в жертву десяток миллионов людей. Сталин пришел к власти путем интриг в партийной верхушке, опять же без участия народа или хотя бы широких властных структур. В свою очередь Хрущев, этот смешной неотесанный мужик, возглавил страну, сыграв на страхе членов Политбюро перед Берией, а заодно использовав национальный фактор – русские люди уже не хотели подчиняться нерусским, именно это казалось им причиной всех происходящих с ними трагедий. А ведь Сталин в истории России был вторым Петром Великим, пусть и с грузинской фамилией, таким же жестоким и бесчеловечным – а может, и в большей степени, потому что масштабы перемен были непомерно громадны. Берия был таким же людоедом, как остальные члены Политбюро, но в то же время, не удивляйся, более прогрессивным, чем они все. Ведь именно он в конце 1940-х предложил разрешить ограниченную частную собственность и инициативу в европейских социалистических странах, доказывая, что, если этого не будет, в конце концов они уйдут от нас. Именно он сумел в свое время организовать создание атомного оружия и атомных электростанций в СССР. Тот же Хрущев в 1936–1938 годах истребил сотни тысяч людей на Украине. А наш Микоян? Да, может, он и был ангелочком по сравнению с остальными, но на его совести сотни сосланных и репрессированных в 1936–1937 годах лучших представителей армянской интеллигенции. Какая разница, убиваешь ты одного человека или миллион, – все равно ты убийца. Они все убийцы… Хрущева сверг его выдвиженец Брежнев, которого Сталин называл молдаванином. Внешность этого бровастого жизнелюба и в самом деле вызывает сомнение в его русском происхождении, хотя это и не главное. В конце концов, вся российская элита, начиная с Романовых, была основательно перемешана с представителями других наций. Себя они идентифицировали в качестве русских царей и вельмож, но русскость их всегда была под вопросом. А самое главное – они никогда не любили свой народ, который отвечал им тем же. История этой страны – история вождей. Любые радикальные изменения здесь связаны не с естественными процессами в обществе, а с приходом нового вождя с собственными представлениями о путях и методах дальнейшего развития…

– Варужан, не насилуй мои мозги, мне и так несладко! – взмолился я наконец. – Именно дурацкое противостояние двух идеологий и систем разъединило меня с Мари и ребенком. Я человек молодой, могу жить и при коммунистах, и черт знает еще при ком, лишь бы Мари была со мной и условия были более-менее человеческими. На все согласен! От моей любви или ненависти к власти ничего не изменится, только еще сильнее отравлю свою жизнь. Я хочу жить нормально, со своей семьей, с родителями, среди друзей. Если идеология и власть будут соответствовать моим абсолютно нормальным человеческим желаниям и способствовать их реализации, я их поддержу, будь это хоть коммунисты, хоть буржуа, красные, белые, зеленые… Хотя нет, зеленые – это уже исламисты, на это я не согласен. Ислам лишит меня даже той минимальной свободы, что у меня есть.

Именно так обычно и заканчивались наши споры, но все равно несколько дней после этого я ходил расстроенный и взвинченный. Слава Богу, трудная неделя позади! Сколько было работы… Возвращаюсь в свою каморку только к девяти или десяти вечера, уставший, как крестьянин после уборки урожая, и тут же ложусь спать. Хорошо, что у нас появился Юра Скворцов – он проводит вместо меня спортивные занятия, притом довольно успешно.

* * *

Была пятница, рабочий день близился к концу. Завтра отдохну, устрою себе санитарный день. Хорошо, что мне удалось за сносную плату найти помощницу по хозяйству, тетю Женю, которая стирает и гладит мою одежду, убирает дом. Конечно, у многих появился новый повод недолюбливать меня, но оно того стоит.

– Товарищ следователь, дежурный по проходной старший сержант Алексин, – послышался в телефонной трубке бодрый молодой голос. – К вам гость – ваша сестра.

Неужели Рина? Я знал, что она уже разъезжает с гастролями по стране. Но почему она не сообщила заранее о своем приезде? Нет, Боже мой, как же я не догадался? Это же Мари! Ведь у нее советский паспорт. Взяла и прилетела, хотела сделать мне сюрприз! От Парижа до Москвы всего-то пять часов. А ребенок? Не могла же она оставить малыша и отца-инвалида на мать, мадам Сильвия не справилась бы одна. К тому же у Мари было разрешение только на разовый въезд во Францию, если она оттуда уедет, обратно ее не впустят. Значит, это не она. Но кто же?

Я вызвал конвой, не завершив допрос подследственного – старшего сержанта, подозреваемого в сексуальных домогательствах к новобранцу. Он уже прислушался к моей угрозе добиться для него максимального наказания, подкрепленной парой ударов в пах, и начал давать признательные показания. Ничего, закончу завтра, ты у меня еще попоешь, гад… Закрыл сейф и сломя голову помчался к выходу. Как я сразу не догадался? Рафа, чертов хохмач, прилетел, нашел какую-то девчонку и отправил ко мне, а сам, должно быть, сидит в машине и ждет моего конфуза, чтобы потом с хохотом выскочить оттуда. Ну погоди, носорог ты мой дорогой, сейчас ты у меня получишь! Но как же хорошо, что он прилетел! Уже шестой месяц я не видел ни одного родного лица…

Каково же было мое удивление, когда я увидел смущенно стоящую в дежурке Иветту! Она была похожа на цветущую розу в грязно-снежном поле. Шуба из светлой каракульчи с широким норковым воротником плотно облегала стройное тело, из-под норковой шапки были видны коротко подстриженные волнистые волосы, на ногах – черные сапоги на высоких каблуках. Стояла тишина. Все находящиеся на проходной военнослужащие смотрели на нее как на инопланетянку, невесть как оказавшуюся в этой душной, пахнущей потом и нечистотами каморке. Проходившая мимо санитарка в солдатской тельняшке громко заявила:

– Что, мужики, баб не видели? Баба есть баба, хоть наша, хоть заморская.

Огромные черные миндалевидные глаза смотрели на меня испуганно и выжидающе.

– Ив, дорогая! Моя красавица, какими судьбами ты здесь оказалась? А где этот носорог? Наверное, в машине спрятался?

– Ты о Рафе, что ли? Я одна, – увидев мое недоумение, она добавила уже на армянском: – Если хочешь, я уеду. Рафа сказал, что ты очень просил, чтобы я приехала. Однако я все как-то стеснялась это сделать…

– Что же мы тут стоим, пошли! – заторопился я. – Дежурный, отметьте, что ко мне приехала моя двоюродная сестра. Все формальности я улажу. Солдат, будь другом, отнеси чемодан в дом 5-А на четвертый этаж. Давай кульки, Ив.

– Неси осторожнее, здесь твои любимые сухофрукты и еда – лаваш, сыр, зелень, еще что-то в этом роде.

– Как добралась, легко ли нашла меня?

– Очень легко. В аэропорту меня встретил водитель твоего друга – если не ошибаюсь, Арама – и привез прямо сюда. Сказал, что он уже бывал здесь несколько раз.

«Вот идиоты, – подумал я. – Оказывается, сговорились за моей спиной!»

Мы быстро дошли до моего дома и поднялись в квартиру.

– Прости, Ив, у меня тут очень тесно, условия спартанские, но зато чисто, есть горячая вода, нормальная кровать. Я устроюсь на диване или попрошу раскладушку. Если у меня тебе не понравится, вызову такси, поедем в Москву и устроим тебя в какой-нибудь гостинице.

– Я столько хочу тебе сказать, что и месяца не хватит, а ты – «давай поедем в Москву»! Что за глупости? Главное, что тепло, чисто и мы вместе. Да, спасибо тебе за шубу, шапку и сапоги, которые Рафа достал по твоей просьбе в валютном магазине! Шикарный подарок, я о таких даже мечтать не могла. Спасибо еще раз, дорогой! А эти деньги он сказал отдать тебе, это остаток от той суммы, которая тебе полагается от твоего московского друга.

Я стоял посреди комнаты, слушая льющуюся потоком речь Иветты, и не знал, какое решение принять. С одной стороны, я был безумно рад, что Иветта, веселая, обаятельная и легкая в общении, здесь, – ведь с ней связано столько воспоминаний о моем совсем недавнем, но уже кажущемся таким далеким прошлом. С другой стороны, все это нечестно по отношению к Мари. Какой подлый удар я нанесу ей! Отец при смерти, на руках грудной младенец, будущее туманно, а здесь любимый мужчина, именем которого она клянется, оказался ей неверен, притом сошелся с девушкой, которую Мари всегда недолюбливала, а та платила ей взаимностью. Хотя, собственно, о какой неверности я говорю? Подруга студенческих лет приехала Бог знает куда, в чужой город, чтобы повидаться со мной. Ни о какой физической близости и речи нет. О происхождении подарков, которые наверняка были существенным мотивом приезда Иветки, я, конечно, догадываюсь. Но это же Рафа! Его поступки порой не поддаются логике. А в чем виновата эта доверчивая красавица, так отчаянно пытавшаяся помочь мне избежать военной службы? Я обязан с честью выйти из создавшейся ситуации. Не отправлять же девушку зимним вечером непонятно куда? А если слух дойдет до Мари? Не будет же хохотушка Иветта держать язык за зубами… Ладно, будь что будет. Черт, какая она обаятельная, взорваться можно!..

– Я знала, что ты меня всегда любил, но Мари удалось меня оттеснить, – щебетала между тем Иветта. – Согласна, девушка она достойная, но я тоже не уродина! Она дочь портного, а мой папа известный ученый, доктор наук, профессор, заведующий кафедрой. Впрочем, Давид, ты знаешь – я неравнодушна к тебе за твою доброту, отзывчивость, за настоящий мужской характер. Никто, даже мои родители, никогда не делал мне сразу столько подарков! Представляю, как ты тосковал по мне, как хотел меня видеть, раз приобрел для меня все эти красивые вещи! Но знай – я не буду вешаться тебе на шею и просить, чтобы ты на мне женился. Выходить за тебя замуж я не собираюсь. Ты слушаешь, дорогой? Повторяю: я не собираюсь отбивать тебя у Мари. У вас ребенок. И потом, хотя ты мне и очень симпатичен, но в роли мужа я тебя совсем не представляю. Мне нужен солидный мужчина, старше меня лет на десять – двенадцать, состоявшийся, обеспеченный, с положением и безумно любящий меня. А ты вряд ли сможешь предложить мне что-то серьезное, кроме своего спортивного тела, молодости и задора. Возможно, когда-нибудь ты и достигнешь значительных высот, но лишь в далеком будущем. Если, конечно, тебя и Рафу не посадят или не случится что-нибудь еще более ужасное, прости Господи. Думаешь, я дурочка и не понимаю, что вы с Рафой такие огромные деньги добыли не за сбор колхозного урожая? Тем не менее, дорогой мой друг, пора тебе взрослеть, становиться солидным. С твоим буйным нравом нетрудно оступиться. Что ты стоишь? Садись за стол. Вот шампанское, коньяк, еда… Ты ведь хозяин, а приглашаю я. Понимаю, ты сейчас ошалел от счастья, что я согласилась приехать. Могла бы и раньше, но гордость не позволяла. Через неделю я с группой «Интуриста» лечу в Бельгию, а после возвращения опять заеду к тебе. Так что, мой мальчик, без моего внимания ты долго не останешься! Открывай коньяк. Давай первый тост за нас, за нашу молодость! Все глупости совершаются именно в молодом возрасте. Любовь, романтика, глупость неотделимы друг от друга. Кому нужны глупые старики? Они смешны. А у нас не глупость, а зов сердца… Ты всегда был неравнодушен ко мне, признавайся! Это я знала с первой нашей встречи, с первого твоего взгляда. Экзотичной блондинке удалось тебя завоевать раньше, но сейчас мой черед. Правда, ты слегка растерял свой лоск и глаза уже не такие веселые… Ты стал более грубым, что ли, а может, и мужественным. Знаю, тоскуешь по француженке. Она молодец, что тут скажешь, сумела влюбить в себя…

– Ив, дурочка, хватит склонять имя Мари! Она далеко, притом не в лучшем положении.

– Согласна. Давай выпьем за Мари. Не скрою, Бог ее красотой не обделил. Спасибо ему, что и меня не обидел, хотя все говорят, что я женственнее и обаятельнее. И конечно, я доверчивее, чем твоя любимая Мари. Она ведь такая вежливо-сухая, любого отошьет. Я – нет. Пей, пей, не халтурь! Ты же ее любишь. Знаешь, красота для женщины всё, но нужен еще один крошечный штрих – удача. Сколько парней крутилось вокруг меня, но никто не любил меня так, как ты Мари. Многие хотели завоевать меня, потому что это потешило бы их тщеславие, но я их отвергла, я ведь знаю себе цену. Были и достойные, но не в моем вкусе. Пожалуй, на первых порах, когда мы только встретились, я смогла бы удержать тебя рядом, но мне нравились старшие ребята, а ты был слишком молод. К тому же вы с Рафой были так грубы и агрессивны, ваша дурная слава хулиганов и драчунов меня пугала… хотя и притягивала. И не успела я оглянуться, как ты уже был очарован Мари. В отместку я решила подружиться с Генрихом, сыном директора «Интуриста», который тоже крутился вокруг Мари, но и тут опоздала. Вот скажи, почему притворная недоступность девушек так завораживает парней? А я такая бесхитростная…

– Ив, мне кажется, тебе достаточно.

– Подожди, я хочу поднять бокал за твоего французского мальчика, пусть он растет здоровым. Хотя не представляю, как ты будешь с ним общаться, сказки рассказывать? А впрочем, мама переведет. Ну же, я выпила до дна, а ты опять халтуришь? Вот молодец… Давай теперь за наших родителей!

– Хватит, напьешься!

– Ну и что? Может, я так хочу? Нет, прости, я как-то глупо себя веду. От волнения, что ли, или от вина? Помоги мне снять сапоги. Так вот, я повторю: ты щедрый, а щедрость компенсирует все недостатки мужчины, даже то, что он заочно женат и имеет ребенка… Тяни, тяни, они трудно снимаются… Должно быть, ноги отекли от дороги и от жары в доме… Спасибо. Где у тебя душ? Ночнушка и полотенце у меня с собой, я догадалась, что здесь не «Метрополь»…

* * *

– Иветка, я побегу на работу, ты пока спи. Завтрак на столе, в холодильнике тоже что-то найдется. Займи себя чем-нибудь, в перерыве заскочу. Если освобожусь пораньше, можем съездить в Москву, если нет – сходим в кино здесь.

– Надеюсь, ты не будешь, как отец Сергий[37]37
  Отец Сергий – герой одноименной повести Л. Н. Толстого. Молодой красавец князь, командир лейб-эскадрона Степан Касатский собирался жениться, но в последний момент узнал от невесты, что та была любовницей императора. Глубоко потрясенный этим фактом, он разорвал помолвку и ушел в монастырь, где через несколько лет принял постриг в иеромонахи под именем Сергий. Страсти и мирские соблазны не оставляют Касатского, и спустя еще несколько лет он покинул монастырь, стал затворником и начал жить в пещере. Слухи о бывшем офицере, принявшем постриг, дошли до компании богатых людей, отдыхавших недалеко от обители Сергия. Одна из женщин, поспорив со своими друзьями, пробралась в келью монаха и начала его соблазнять. Чтобы не поддаваться ее чарам, отец Сергий вышел в сени и топором отрубил себе палец левой руки. Испуганная женщина убежала; позже отец Сергий узнал, что она стала монахиней. Через год об отце Сергии пошла слава как о целителе – его молитвы помогали многим. Но ему все же не удалось избежать искушения: слабоумная дочь купца, которую он должен был лечить, соблазнила его. Тяжесть совершенного греха заставила отца Сергия уйти из обители и стать бродягой.


[Закрыть], рубить себе палец или, не дай Бог, что-нибудь еще?

– Нет, дурочка, разумеется, нет. Хотя не скрою – в душе я осуждаю себя за то, что воспользовался твоей доверчивостью, а может, и временным беспомощным состоянием.

– Не смеши, пожалуйста! Приняв твой подарок и приехав к тебе, я знала, зачем и для чего еду. Или ты хочешь, чтобы я разыгрывала перед тобой обманутую девственницу? Ты же мне всегда нравился, если не сказать больше. Поэтому я не осуждаю себя за вчерашнее, это осознанный шаг. Но тем не менее я не хочу строить свое счастье за счет француженки. Неизвестно, как еще распорядится судьба, и кто знает, что у нас впереди? Если у тебя есть сомнения, я уеду. Не беспокойся – собрать вещи, вызвать такси и добраться до Москвы я смогу.

– Не глупи, детка! Я опаздываю на работу.

– Всю ночь ты говорил с Мари. Слов не разобрать, лишь какие-то обрывки, но имя ты произнес четко и много раз. А еще ты плакал. Знаешь… я все-таки не могу быть на вторых ролях. У меня есть достоинство, и я знаю себе цену. Оставлю тебе твои подарки – шубу, шапочку, даже сапоги – и уеду. Мне ничего не нужно!

– Иветка, дорогая моя девочка, перестань! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Извини, что обидел! Отдыхай. Вчера у тебя был тяжелый день.

– Ты меня хоть немного любишь?

– Конечно, люблю. Ведь ты такая красивая и такая родная…

– Тогда не ходи на работу. Скажи, что плохо себя чувствуешь.

– Ив, глупышка! Мои сослуживцы – взрослые хмурые дяди, они меня не поймут, особенно после того, как ко мне в гости приехала «двоюродная сестра».

– Ну ладно, тогда задержись, мне еще нужно с тобой серьезно поговорить!

– Погоди. Хоть сообщу, что задерживаюсь…

* * *

– Товарищ старший лейтенант, вас ищет прокурор.

Было около часа дня. Я только что пришел к себе в кабинет и начал принимать свидетельские показания, когда раздался звонок от секретаря. Пришлось быстро отправляться к начальству.

– Давид, намечается командировка в Тулу. Создается объединенная группа следователей для расследования одного крупного дела. Обнаружено не менее десятка трупов, речь идет о серийном убийстве. Есть первые задержанные, среди них, к сожалению, военные. Убиты несколько человек из южных республик, в том числе и из вашей. Поэтому в областной прокуратуре вспомнили о вас: свидетели из ваших краев плохо владеют русским, необходим следователь, который знает их родной язык. Вам необходимо за неделю-две закончить находящиеся в производстве дела и отбыть по указанному адресу. С момента прибытия в Тулу вы будете находиться в подчинении военного прокурора Тульской области. Есть вероятность, что назад вас не отправят, закончите службу там или получите новое назначение. Со своей стороны, я направлю в соответствующее управление Главной военной прокуратуры при Генпрокуратуре СССР ходатайство, чтобы вас вернули в Ногинск, если возможно, но результат пока предсказать нельзя. Желаю удачи.

Надо же! Только освоился, и снова куда-то ехать. Не дают спокойно пройти службу. Сейчас даже Ногинск, несмотря на свою серость и неказистость, кажется мне знакомым и близким. Интересно, не застряну ли я в Туле? Расследование убийств, особенно серийных, слишком трудоемкое и долгосрочное дело, оно может затянуться на год, а то и больше. Впрочем, до сих пор мне никто даже внятно не сообщил, каким будет срок моей службы и когда она закончится. А кроме того, Тула – это все-таки не Биробиджан и не Благовещенск, от Москвы не особо далеко: на машине – около четырех часов, на поезде – чуть больше. Плохо, но ничего не поделаешь.

Зазвонил телефон.

– Слушаю.

– С вами говорит полковник Победоносный. Ну как, получил мою посылку? Свежую, тепленькую, в упаковке из норки и каракульчи!

– Рафа! Дорогой ты мой Победоносный, как я рад слышать твой голос! Вот почему я две недели не мог тебя застать! Ты ведь готовил посылку в глубокой тайне, хотел меня ошарашить. Что ж, тебе это удалось! Если честно, я переживал из-за того, что предаю сам знаешь кого. Но… что делать, так сложились обстоятельства.

– Чувства, которые бурлят в твоей французской душе, мне не особо интересны. Меня волнует другой вопрос: ты не обидел девушку? Вел ли ты себя как настоящий мсье? Ведь к тебе приехала кузина, а французы своих кузин ох как не щадят! Каждый третий женат на кузине. Фу, лягушатники! – расхохотался Рафа. – Деньги, как ты понимаешь, законные, мы честно выполнили просьбу твоего московского друга, – продолжал он. – Конечно, не фонтан, но жаловаться грех. Надеюсь, ты не против того, что за шмотки для девочки я отстегнул из твоей доли? Так что пусть угрызения совести тебя не мучают – ты здесь наслаждаешься не задаром, а на свои. И потом, девочка сперва хотела отказаться, но, когда увидела шмотки, чуть в обморок не упала от восторга. То и дело повторяла: «Я знала, что Давид меня любит». Признаюсь, мне даже совестно стало. Чуть не пустил слезу раскаяния. Не обижай красавицу, у нее добрая душа.

– Спасибо, Победоносный, за заботу. Иветта – часть нашей общей жизни. Сколько воспоминаний связано с ней, сколько общих друзей… Никогда не забуду, как отчаянно она старалась спасти меня от армии. Но ты держи язык за зубами, мне бы не хотелось, чтобы слух дошел до Мари. Ей такие удары ни к чему, а я буду себя чувствовать мерзавцем. Вот что, Рафа, мне тут в голову пришла одна мысль, но неудобно тебя просить…

– Валяй, кузен!

– Ты знаешь, что зимой в Париже не так уж тепло, иногда бывает снег…

– Я знал, что ты об этом заговоришь. Видишь ли, будущий лягушатник, дело в том, что шубу на такой рост, как у Мари, в нашей республике найти сложно. Таких сюда просто не завозят. Но на всякий случай я уже поручил моим девочкам подыскать что-нибудь подходящее или сделать специальный заказ.

– Рафа, а может, полушубок? Деньги я отправлю с Иветкой. Шмотку передашь Варужану, он отправит через знакомых, понял?

– Видали такого? Отрывает меня от государственных дел и даже не спрашивает, успешно ли прошли совместные учения с монгольской армией! Только и занят кузинами да шмотками. Давай, парень, ты коммунист и офицер, служи честно. До свидания.

– Подожди, подожди! У меня к тебе еще несколько вопросов, а то все время о себе говорю.

– Слушаю.

– Как у тебя на работе? Все нормально?

– Более-менее. Ожидается даже внеочередное повышение в должности, так что, похоже, скоро и капитана получу.

– Как папа, как мама?

– Нормально. Правда, в связи с уходом Якова Никитича[38]38
  Яков Никитич Заробян – первый секретарь ЦК КП Армении с 1960 по 1966 г.


[Закрыть] из республики папа, по-видимому, не останется на своем месте. Ты же понимаешь – командная система. Придут новые люди, составят новую команду. Он, конечно, еще надеется, но сам я уже практически уверен, что так и будет. Только, видишь ли… он человек активный, еще не старый, а я единственный ребенок. Боюсь, они с мамой переключатся на меня и заставят жениться, чтобы я больше бывал дома. Все-таки мне скоро двадцать девять, не мальчик уже.

В голосе Рафы я уловил какую-то грусть, недосказанность. А может, парень просто взрослеет, как и я? Ведь с каждым годом мы меняемся и воспринимаем мир уже чуть-чуть по-другому.