Текст книги "О, Мари!"

Через час меня опять соединили с Парижем. Результат тот же – никто не брал трубку. По-прежнему недоумевая, я вернулся домой и, едва войдя в квартиру, услышал раздирающие душу рыдания Терезы и голос мамы, которая, тоже плача, пыталась ее успокоить. При звуках открываемой двери Тереза выскочила из комнаты, обняла меня и заплакала еще сильнее. Задыхаясь от слез, она сообщила: «Папа, папа получил обширный инсульт! Вся левая часть лица, левый глаз, левая рука, левая нога парализованы, и неизвестно, выживет он или нет. Если выживет, останется инвалидом, будет прикован к постели до конца жизни!..»

Мне было очень больно. Но, к своему стыду, я в первую очередь подумал о Мари. Бедная девочка! Весь город завидовал тебе, гордой и независимой. Хорошая же тебе уготована жизнь в Париже! Отец – инвалид, роды на носу, в семье никто не работает. Я понимал, что сегодня, в эту минуту в моей жизни происходит резкий и тяжелый поворот, и надежда соединиться с Мари становится все более далекой и призрачной.

Мы напоили Терезу чаем, и мама уложила ее спать в моей комнате, а я перешел к брату, который, как это часто бывало, находился на сборах.

С отцом и матерью, обмениваясь редкими словами, мы просидели до глубокой ночи, почти до рассвета. Что за рок преследует нас? Все складывается против нашего с Мари союза, против наших планов. Ведь она не сможет оставить мать одну с отцом-инвалидом и приехать сюда, а после рождения ребенка все еще больше осложнится. А я – кто я такой? Несостоявшийся муж, трудный и проблемный сын. Какое моральное право я имею так мучить своих родителей? У них и так была чудовищно тяжелая жизнь, а я вместо радости причиняю им все новые и новые переживания и боль. Прости, моя белокурая, что я не с тобой! Как жаль, что тебе выпала такая доля! Казалось бы, Господь с лихвой наделил тебя умом и удивительной красотой, но судьба твоя складывается не лучшим образом…

* * *

– Рафа, прости, но, по-видимому, к Иветте ты пойдешь один. У меня нет настроения. Отец Мари вчера получил обширный инсульт и лежит в коме. Жизнь, кажется, вне опасности, но инвалидность и постельный режим неминуемы.

– Ох, черт! Сожалею, особенно жаль Мари. Прости, что говорю такое, но если бы мужик умер сразу, обуза для семьи была бы меньше. Погоревали – и всё, жизнь пошла бы своим чередом. Но ничего не поделаешь, такова реальность. Мари с ребенком уже не вернутся – по крайней мере, пока отец жив, дай ему Бог, конечно. А он в таком состоянии может протянуть и год, и пятнадцать, и двадцать лет. Думай, Давид.

– Что думать? Жизнь подскажет какой-нибудь выход. Остается только ждать.

– А какой тут выход? Уехать ты, ясное дело, не можешь. Предположим, они тебя приглашают, здесь тебе разрешают выезд, что, как мы знаем, нереально, но ты же не можешь заявиться к ним нахлебником со словами: «Принимайте меня, дорогая жена и дорогая теща! Материально я вам ничем помочь не смогу, но так соскучился по жене, что взял и приехал».

– Грубо, но так и получается.

– В общем, все понятно. Ты горюешь, плачешь, из дома выходишь редко, посыпаешь голову пеплом и настолько опечален, что даже на новоселье не пойдешь. Представляешь, если я это расскажу Иветте и всем собравшимся там девушкам?

– Ты этого не сделаешь!

– У меня другое предложение: почему бы тебе не покончить жизнь самоубийством? Только сперва сделай плакат на шею со словами: «По случаю инсульта отца моей любимой девушки и будущего тестя лишаю себя жизни». Впрочем, на плакате можно и что-нибудь другое написать. Ну как, хороший совет в трудную минуту? Может быть, ты даже войдешь в Книгу рекордов Гиннесса и прославишь нашу республику на весь мир! Все будут говорить: «Ай да парень! Ай да коммунист! Только они так умеют сострадать!» Однако я не уверен, что Мари через год, самое большее через год и неделю, не выйдет замуж. Не все же ей сидеть с ребенком, обливаясь слезами. Надо еще и кушать, а главное, малыша кормить! Она же не виновата в том, что его отец сумасшедший.

– Ты бесчеловечный циник, Рафа. Вместо нормальных утешительных слов несешь какую-то ахинею!

– Во-первых, такие слова сильнее отрезвляют, а во-вторых, я реалист, материалист и в душе марксист. Так вот, я не могу пойти к Иветте и высказать все, что о тебе думаю. Ты станешь посмешищем в городе, а мне стыдно будет показываться вместе с тобой на людях. Ты мой друг, и я не хочу, чтобы к тебе пристала слава чокнутого влюбленного.

– Ладно, я заеду за тобой и отправимся вместе.

– Нет, мне удобнее, если ты подождешь у себя, а я за тобой заеду. Скажи только адрес Иветты, отправлю туда заранее коробку с техникой.

* * *

Дом, который купили родители Иветты, находился в том же районе, где жили родители Лилии. Раньше он тоже принадлежал репатрианту, который вместе с семьей уехал на постоянное место жительства в Америку. Уже начался масштабный миграционный процесс, отток людей из СССР усиливался с каждым годом. Вместо уехавших репатриантов в республику начали возвращаться армяне из Азербайджана, Узбекистана, Туркмении, Грузии. Больше всего людей уезжало из республик, исповедующих ислам. Великое братство советских народов дало глубокую трещину, и она расширялась с каждым годом. Маразматичные руководители страны продолжали награждать друг друга орденами, произносить трогательные речи, смачно и с энтузиазмом целоваться в губы – особенно в этом усердствовал добряк и жизнелюб Леонид Брежнев. «Шедевральная» фотография, на которой Брежнев целует взасос руководителя ГДР Эриха Хонеккера, разлетелась по всему миру как лучший пример пропаганды гомосексуализма[23]23
  Сейчас это охарактеризовали бы именно таким образом, хотя, разумеется, ни Брежнева, ни Хонеккера в гомосексуальных наклонностях никто бы не заподозрил. Лично я этот дикий поступок генсека объясняю низким уровнем культуры – не исключаю также, что он перед этим принял солидную дозу алкоголя.


[Закрыть], вызывая удивление, брезгливость и насмешки.

А страна жила своей обычной жизнью. Народ работал без энтузиазма, а говоря точнее – работал плохо, производя плохие, некачественные товары. В южных республиках и крупных российских городах появились «цеховики», теневая экономика набирала обороты, повсюду свирепствовали пьянство, взяточничество, криминал, чиновничья несправедливость, буйно расцветал национализм. Однако Брежнев и Политбюро не вникали в суть объективно существующих в стране огромных системных проблем и не занимались их решением. Они просто меняли руководителей, надеясь, что проблемы решатся сами собой, в то время как они лишь углублялись и распространялись еще шире, подобно раковым метастазам. Когда же количество и тяжесть политических, экономических, национальных и гуманитарных проблем превысили допустимый предел, страна рухнула, а все ее бывшие вожди и руководители превратились в жалких и смешных героев комедий и анекдотов.

* * *

Калитку открыл незнакомый мужчина интеллигентной внешности, с аккуратно подстриженной бородой и усиками. На вид ему было чуть за пятьдесят. Я догадался, что это отец Иветты Рудольф Михайлович, известный экономист, профессор, которому предложили должность заведующего кафедрой экономической теории политехнического института в Ереване. Во дворе я увидел немало знакомых молодых людей, учившихся вместе с Иветтой, и ее близких подруг Лилию и Ольгу. Сама Иветта с визгом выскочила нам навстречу, столь же восторженно встретили нас ее мама и сестра, такая же красивая, молодая, пышная женщина лет около тридцати.

– Ребята, вы с ума сошли! Какой царский подарок нам сделали, я и предположить не могла!

– Это все Рафа. А я дарю тебе вот эту картину, натюрморт Хореняна. Думаю, достойная вещь. Поверь, через несколько лет ее ценность возрастет и она будет стоить гораздо больше, чем музыкальный центр.

– Спасибо, ребята, – тепло поблагодарила нас мать Иветты. – Дочка рассказывала о вашей дружеской помощи и поддержке. Двери нашего дома всегда открыты для вас.

Мужская часть гостей собралась вокруг отца Иветты. Обсуждали вопросы политики и межнациональных отношений. Рудольф Михайлович говорил как человек, уже переживший происходящие в стране негативные процессы, из-за которых его семья была вынуждена переехать на новое место жительства:

– Уже больше года страной руководят Брежнев и его команда. А какая новая экономическая и политическая программа ими выдвинута? Новый генсек и его окружение решили кормить народ байками о победе в войне. А о том, что побежденные давно живут несравнимо лучше, чем победители, что они внедрили у себя в производстве новые технологии, которые нам и не снились, что мы отстаем с каждым днем все больше и больше – ни слова! Нас лишь призывают к более глубокому изучению марксизма, ища ключ к решению всех проблем в этой давно уже устаревшей идеологии. В этом плане они напоминают мне исламских богословов, которые все жизненные проблемы последнего тысячелетия загоняют в рамки Корана и шариата, обрекая свои народы на вечную отсталость и средневековое мракобесие. Почему мы оказались здесь? Да потому что в Азербайджане разрозненные мусульманские племена, которых Ленин назвал кавказскими татарами, почувствовали себя на подаренной им Советами территории хозяевами. Когда нация неконкурентоспособна, она начинает расчищать себе дорогу к разным благам путем грубого и нахрапистого национализма. Построенный русскими, армянами, евреями Баку вдруг оказался в руках вчерашних темных босоногих феллахов[24]24
  Феллахами в Турции называли чернорабочих.


[Закрыть]. Они переместились во дворцы, построенные Нобелем и Манташевым[25]25
  Александр Иванович Манташев (1842–1911) – крупнейший российский нефтяной магнат и филантроп армянского происхождения, один из самых богатых людей своего времени (примеч. ред.).


[Закрыть], и начали бесцеремонно вытеснять немусульман за границы республики. Взорвется Союз! Россия не в состоянии выдвигать новых людей и идеологию. Кто у нас оказывается у власти? Смешные и анекдотичные люди! Разве может главный идеолог страны Михаил Суслов хоть у кого-то вызвать доверие или симпатию? Внешность человека – отражение его души, а у Суслова внешность инквизитора. А чего стоит наш новый вождь Леонид Брежнев со своим примитивным гедонизмом? И эти люди хотят повести за собой мир в светлое будущее? Печально… Сколько нас здесь человек? Раз, два… Одиннадцать – запоминайте, кто присутствовал при этом разговоре. Если завтра меня вызовут к «соседям»[26]26
  Так иносказательно называли КГБ.


[Закрыть], значит, среди нас стукач, крот. Давид, ты один здесь из силовой структуры, но со слов Иветты я знаю о тебе и твоих взглядах, поэтому ты вне подозрений.

– Раз вы упомянули мое имя, Рудольф Михайлович, хочу добавить. Брежнев работал в Казахстане и тесно общался с местной элитой. Ему нравится восточная лесть и подхалимаж. Период его «царствования» будет периодом усиления исламского фактора в стране, а руководители республик, исповедующих ислам, окажутся в фаворе и получат простор для своих действий[27]27
  Чтобы расположить к себе Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева, тогдашний первый секретарь ЦК КП Азербайджана Гейдар Алиев, пришедший на этот пост с должности председателя КГБ республики, ловко использовал его теплые отношения с замечательной певицей Людмилой Зыкиной. В 1972 году Алиев пригласил Зыкину в Баку, присвоил ей звание народной артистки Азербайджана и щедро одарил дорогими подарками, среди которых было уникальное ожерелье из белого и желтого золота, усыпанное ста двадцатью семью природными бриллиантами. Это колье в 2012 году на московском аукционе было продано за два миллиона рублей, то есть примерно за 60 тыс. долларов США. Коллеги Алиева из других республик молча завидовали бывшему генералу КГБ и, со своей стороны, тоже искали подходы к добродушному чревоугоднику Брежневу, любителю роскоши и дорогих иномарок. Правоохранительные органы молчали, довольствуясь ролью обслуги партийно-государственной верхушки страны, и, в свою очередь, брали взятки и грабили население как могли. Тюрьмы и колонии были переполнены людьми, осужденными за хищение социалистической собственности, причем суммы ущерба зачастую были попросту ничтожны (в обычные годы в местах лишения свободы находились четыре миллиона и более заключенных). Об этих позорных фактах знала немалая часть подданных Советского государства – специально не говорю «граждан», потому что до этого уровня нужно еще дорасти. Руководители страны, позволяющие себе такую же степень коррумпированности, как в СССР, в любом нормальном обществе оказались бы в тюрьме. За рубежом также знали о разгуле коррупции среди лидеров СССР и при случае использовали эту особенность в своих целях. Вместе с тем должен отметить, что прибалтийские республики и Белоруссия выгодно отличались в этом плане от остальных союзных республик. Безусловными «чемпио-нами» по степени коррумпированности были республики, исповедующие ислам, а также Грузия, Краснодарский край, Москва и Сочи.


[Закрыть].

– Молодец, Давид! Я не ожидал такого тонкого знания материала. Надеюсь, несмотря на разницу в возрасте и профессиях, мы будем друзьями. Кроме того, я знаю, с какой симпатией моя дочь относится к тебе.

Подошедший Рафа услышал последнюю фразу Рудольфа Михайловича.

– Ты что, француз, опять в женихи записываешься?! – саркастически заметил он, когда мы отошли чуть подальше. – Знаешь, есть категория мужчин, которые, чтобы войти в контакт с женщиной, не могут придумать ничего более толкового, чем женитьба. Пойми, любовь, хоть на день, хоть на год – хотя нет, такой срок я не выдержу! – должна быть без обязательств. Встретились, снюхались, испили, так сказать, нектар друг друга – и разлетелись! Вот мой девиз. А ты начинаешь: «Моя Эсмеральда, я твой Хвазимоду!»

– Не Хвазимоду, а Квазимодо, – уточнил я.

– Ладно, француз, похоже, сестра Иветты скучает одна. Пойду представлюсь ей. Хвазимоду, Хвазимоду…

Я продолжал беседовать с новыми знакомыми из окружения Рудольфа Михайловича, когда через полчаса возле меня опять возник Рафа.

– Видишь, Дав, сколько вокруг обаятельных женщин, а ты хотел остаться дома и поплакать в одиночестве. Какая красавица сестра Иветты! Мне сказали, что она разведена. Ничего, настоящие мужчины всегда оказываются в нужное время в нужном месте. Вот женщина, которой можно доверить тайны своей души, а иногда и кошелек – особенно после хорошей дозы прекрасного коньяка!

Несколько мужчин из числа гостей через удлинитель подключили музыкальный центр к электророзетке в доме и поставили танцевальную музыку.

– Давид, ты почему не в духе? – незаметно подошедшая Иветта взяла меня под руку. – Скучаешь по Мари?

– Разумеется. Но ты не права, у меня как раз очень даже неплохое настроение. Я рад, что ваша семья так хорошо устроилась. Кстати, молодец, Иветта, ты очень искренне и с большим чувством исполняла песни!

– Давай потанцуем! Не время для разговоров.

Кружась в танце, я заметил Рафу, что-то оживленно рассказывающего сестре Иветты.

– Смотри, Ив, Рафа и твоя сестра как будто подружились!

– Моя сестра кому хочешь голову вскружит, а вот мне твою никак не удается.

– А что с твоим немцем? Он испарился или все еще здесь?

– Во-первых, он никогда и не был моим. У человека двое детей, ему под сорок, и к тому же немец-то наш, гэдээровский, а не настоящий, из Западной Германии. А между нами и ними какая разница? Все одинаково бедные. Вот такой подарок, как вы с Рафой, мне никто бы не сделал, никакому немцу и в голову бы не пришла такая сумасшедшая идея.

Как же она соблазнительна и женственна! Даже на расстоянии я чувствую ее тепло, головокружительную энергетическую волну. Черные миндалевидные глаза таинственно мерцают, алые влажные губы, приоткрывающие белые ровные зубы, неудержимо притягивают взгляд. Какая огромная разница между моей сдержанной Мари и этой обольстительницей, такой близкой и доступной…

– А ведь я впервые почувствовала, что ты тянешься ко мне… Не стесняйся, мой мальчик, не стесняйся! Мы все земные люди…

Гостей начали звать к столу. Воспользовавшись образовавшейся суматохой, я незаметно проскользнул на улицу.

* * *

Дома никого не было. Я вспомнил, что сегодня, в субботу, отец с матерью были приглашены в драматический театр на новую постановку известного в Армении писателя и драматурга Вардкеса Петросяна. С ним, ставшим впоследствии председателем Союза писателей республики, мои родители дружили, а позже подружился и я. Нашей дружбе немало поспособствовал Левон Мкртчян, человек многих талантов, писатель, переводчик, критик, академик РАН, первый ректор Русско-армянского университета в Ереване. Обе эти светлые личности закончили свою жизнь очень рано и трагично. Вардкес Петросян был застрелен неизвестными личностями в собственном подъезде в первые годы независимости республики. Преступление так и осталось нераскрытым. Через несколько лет умер от инфаркта Левон Мкртчян, а еще через год от пули неизвестных бандитов погиб его сын, молодой талантливый филолог, декан филологического факультета Ереванского университета. Расследование, как и в случае убийства Петросяна, не дало результатов. К сожалению, трудный путь независимости проходят все бывшие советские республики, и Армения не стала исключением.

Тема театральной постановки затрагивала начавшуюся эмиграцию и была созвучна моему состоянию. На душе было неспокойно, сумбурные мысли проносились одна за другой. Да, я поступаю нечестно по отношению к Мари. Но в чем моя нечестность? Я здоровый молодой человек, не религиозный, обета безбрачия не давал. Меня физически и эмоционально тянет к Иветте. Когда Мари была рядом, такая мысль мне и в голову не приходила – мы с утра до вечера были вместе, отдавая друг другу все душевные и физические силы. Я вспомнил одну из любимых шуток отца: «Не надо искушать Бога – отправлять свою молодую красивую жену отдыхать на курорт в одиночестве. Вдруг поднимется шторм, она начнет тонуть, а рядом окажется молодой красивый спасатель. Тогда, друг мой, возможно, даже Бог не спасет твою красавицу от соблазна. Поэтому запомни: на Бога надейся, но не ставь его перед выбором».

И вообще, зачем я подвергаю себя физическим мучениям? Я же не собираюсь влюбляться в кого-то, строить постоянные отношения, в конце концов, жениться! Жаль, что границы закрыты, а то бы прямо сейчас встал и поехал к Мари. Что это за глупые законы, которые воздвигают барьеры между людьми, сужают мир из-за идеологических противоречий! Какому нормальному человеку нужна эта идиотская идеология, под которой скрываются самые низкие человеческие инстинкты – властолюбие, жестокость, корысть? Почему я должен страдать не только морально, но и физически? Ведь я часть природы, а у природы свои законы. Почему любовь к одной женщине и телесная близость с другой несовместимы?

Вот у мусульман такие проблемы морально-этического плана не возникают. Когда мужчина хочет привести домой другую женщину, он советуется с первой женой, а если имеются другие жены – и с ними тоже. При этом, как правило, эти женщины дружат, поддерживают друг друга. Если у одной из них нет грудного молока, другая выкормит ее ребенка. Эдакая маленькая коммуна. Чем плохо? Понятно, что и мусульманский мир меняется, многоженство осталось только в деревнях, в глубокой провинции. Но мусульманская женщина до сих пор остается неравноправным партнером мужа и рожает больше детей, чем женщина из христианского мира. Полная эмансипация и равноправие приводят к тому, что женщина уже не хочет рожать, во всяком случае, иметь несколько детей.

Разумеется, мусульманский приземленный подход – результат другого уклада жизни, других моральных ценностей. Но разве в нашей, более цивилизованной, среде институт многоженства не заменен институтом внебрачных связей? Ведь мужчины часто имеют любовниц, притом в основном среди замужних женщин. И в редких случаях от таких связей рождаются дети. Опять получается раздвоенность. Тебе кажется, что ты герой-любовник, а другой знает, что ты обманутый муж. И человек с удовольствием примеряет роль любовника, а роль обманутого мужа с возмущением отвергает. C’est la vie![28]28
  C’est la vie (фр.) – такова жизнь.


[Закрыть]

В первые годы советской власти большевики фактически стремились ликвидировать институт семьи и брака, считая их продолжением собственнических отношений. Надо сказать, в этом плане советская власть немало преуспела, фактически уравняв женщин и мужчин путем выплаты им почти одинакового нищенского жалованья, в результате чего мужчина фактически не мог прокормить свою семью самостоятельно. Жена обязательно должна была работать, и лишь таким образом супруги могли хоть как-то удовлетворять элементарные материальные запросы. Мужчина чувствовал, что он в доме не хозяин, и, будучи не столь сильным от природы, как женщина, начинал сдавать. А «сдавать» в российских условиях – это значит пить. Пить и спиваться. Спиваться и постепенно стать уже совершенно ненужным дома…

Вспомним историю великих правителей. Чингисхан, имея тысячи жен и наложниц, не переставал любить одну-единственную женщину – Бортэ, которая была старше его на несколько лет. Эта любовь пережила и похищение, и изнасилование, и долголетнее отчуждение Бортэ от Чингисхана. А другой мой любимый исторический герой, Наполеон Бонапарт, любил Жозефину, уже бывшую замужем. Став единоличным правителем половины Европы, он узнал, что Жозефина изменяет ему с молодым фельдъегерем, и не пристрелил его, а лишь цивилизованно отдалил, отправив на фронт, простил жену и продолжал ее любить.

Здесь возникает другой вопрос: согласился бы я, чтобы моя мама была второй или третьей женой, безмолвной послушной полурабыней, а я делил своего отца с какими-то детьми от других жен? Ни в коем случае! Мой папа единственный, и мама единственная. Они для меня святые, и такие сравнения мне оскорбительны. Мои родители выше таких низменных мыслей, и я не собираюсь делить их любовь ни с кем, кроме родного брата.

То, что я люблю Мари, сомнению не подлежит, и делить ее любовь с кем-то я не готов. А если Мари изменит мне? Не может быть! Она любит меня, и такого просто не может быть. Но почему? Она ведь тоже молодая, и рядом с ней, как говорит мой папа, «как раз вовремя» может оказаться симпатичный мужик. Тогда что? Как что? Не может такого быть, и все тут.

А как же равенство? Это же достижение современной цивилизации – равенство полов, когда миллионы и миллионы женщин включились в общественно-политическую и экономическую жизнь, показали себя равными мужчинам, а по многим параметрам даже превзошли их. Нет, я не согласен. В этом вопросе не может быть никакого равенства полов! Юридическое равенство я принимаю. Фактическое и моральное – нет. Не можем мы подчинять законы природы своим людским законам, да еще таким глупым, как в этом случае. Любой из нас способен допустить, что его отец в молодости имел «амурные грешки». Но по отношению к матери кто может допустить такое? Любой, кто заподозрит подобное, просто сукин сын. Боже упаси! Какие идиотские мысли приходят в голову! Но, вероятно, такие случаи в жизни имеют место – раз я додумался до этого, додумаются и другие. Значит, с кем-то такое случается?

Хватит, пора ставить точку. Я мужчина, Мари женщина, и такими нас создал Бог. Я отвечаю за нее, я готов нести ее на руках до Антарктиды, работать в три смены, пахать землю и заново изобретать водородную бомбу, но делить мою Мари с какой-то мразью, пачкающей ее запахом своего пота, слюнявящей ее лицо своими губами, невозможно! Не дам! Убью!

– Кого убьешь? – вбежал в комнату только что вернувшийся брат. – Кто-то еще дома есть? С кем ты споришь?

Примерно полминуты я с затуманенным взглядом стоял посреди комнаты, постепенно приходя в себя. Да, я и правда неуравновешенный тип, холерик. И абсолютно правильно меня в госпитале освободили от военной службы.

– Да так. Вспомнил одного подлого преступника, который насиловал честных женщин.

– Не знаю, кого ты там вспомнил, но у тебя такой яростный вид!

– Забудем. Пошутили и хватит.

– Хороши шутки! Твои вопли с первого этажа слышно. Пугает народ, а потом оказывается, он просто пошутил!

Зазвонил телефон.

– Боксер, ответь, я не хочу говорить. Если спросят, скажи, что меня дома нет.

– Подожди, слышишь, междугородный звонок. Может, это Мари?

– Да, правда, подожди, я сам.

– Здравствуй, милый, – услышал я как будто совсем рядом родной голос. – Субботний вечер, ты почему дома?

– Мари, дорогая, а ты почему сегодня звонишь? Я ждал твоего звонка завтра утром.

– У меня на душе вдруг так тоскливо стало, хотела послушать тебя хоть минуту. У нас все по-прежнему, но я чувствую, что становлюсь больше с каждым днем.

– Будь осторожна, милая, смотри, не споткнись нечаянно. Питаешься хорошо?

– Да, дорогой. Привет передай всем. Завтра уже не позвоню. Не сиди дома, сходи, повидайся с друзьями. Затворничеством делу не поможешь. Это же не навсегда.

Как хорошо, что я оказался дома! Но не могу же я каждую субботу сидеть у телефона и ждать ее внезапных звонков? Это уже мазохизм какой-то.

Опять зазвонил телефон.

– Эй, француз бакинский, ты почему так позорно драпанул? Испугался, что не устоишь перед чарами младшей сестры моей Эсмеральды? Иветта чуть не плачет, ее мама спрашивает, где ты. Что прикажешь ответить? Пошел домой порыдать? Не будь смешным и жалким! Знаю, как это тебе не нравится, но ты сейчас создаешь впечатление именно жалкого человечка. Все!

И положил трубку.

Да по какому праву я порчу людям праздник? Это же эгоизм высшей пробы!

Я быстро оделся и выскочил из дома, поймал первую же машину и помчался к Иветте. Конечно, прав Рафа, я поступаю с этими людьми не просто некрасиво, но и попросту оскорбительно. Порчу им такой радостный вечер! Сколько лет они ждали, чтобы опять собраться вместе, чтобы семья снова зажила нормальной жизнью. А я хочу, чтобы все вокруг лили слезы вместе со мной?

Через двадцать минут я уже был у Иветты.

– Прости, Ив. Родители сегодня пошли в театр, ключи от дома были у меня, а я забыл их передать соседке[29]29
  Нашим соседом был народный артист республики Хорен Абрамян. Его мама, скромная, добрая тетя Нина, была учительницей музыки и дружила с моей мамой.


[Закрыть]. Пришлось быстро смотаться туда-сюда.

Через минуту повеселевшая Иветта уселась за пианино и начала играть и петь французские песни, в том числе из репертуара Шарля Азнавура. Еще через несколько часов я в хорошем настроении вернулся домой. Праздник удался.