Текст книги "Стрела, монета, искра"

* * *

Сцена университетского зала собраний была разделена ширмой на две половины. В левой грозно возвышался механизм – та самая чудо-машина. Ее скелет состоял из четырех массивных стальных цилиндров, снизу доверху плотно опутанных проволокой. Требовалось совсем немного фантазии, чтобы вообразить себе четверку латников, скованных цепями. К их ногам, будто испуганные зверьки, прижимались мелкие детали машины: медные емкости, катушки, пластины, трубки. Отростки проводов сетью опутывали их, намертво приковывали к четырем стальным исполинам. На помосте перед машиной находился деревянный столик. Человек, что сидел за ним, был одет в черную мантию и квадратную шапочку, и выглядел сгорбленным карликом рядом с могучим механизмом. На столике находились несколько рычажков, дощечка для записей, кусочки мела, и – наиболее загадочный – барабан, поставленный на ось, как юла. Бока барабана усыпали мелкие значки – циферки и буквы. Корешки проводков, что испускал барабан, тянулись вниз и врастали в основание машины. Провода змеились, закручиваясь в дикие кольца, детали механизма блестели тускло и зловеще. Машина выглядела порождением хаоса, прибежищем демонов – подручных Темного Идо.

В правой половине сцены размещался второй механизм, похожий на первый, будто брат-близнец. При нем также имелся механик в черной мантии и шапочке. Пучок проволок, протянувшийся под ширмой, связывал меж собою две машины. Заправлял всем действом крайне худой магистр со впалыми щеками и горячечным блеском в глазах. Неспособный стоять на месте, он рыскал вдоль сцены, меча в публику искровые взгляды. Магистр производил впечатление человека одержимого, к тому же страдающего тяжелой формой лихорадки.

Атмосфера могучего и мрачного ритуала, леденящего кровь таинства, царившая в зале, приводила Миру в полный восторг.

– Господа, для начала мне потребуется ваша помощь, – призвал магистр, сверкая глазами. – Я прошу одного из вас выйти на сцену!

…Доброволец будет принесен в жертву Проволочному Богу, – добавила Мира в своем воображении. Лишь вкусив человеческой крови, Проволочный Бог смилостивится и приведет в действие машину!

– Ну же, господа! – повторил магистр. – Не робейте, окажите небольшую помощь для успеха нашего эксперимента!

Слово «эксперимент» чертовски нравилось Мире. Она почти решилась подняться с места, когда ее опередили. На сцену вышел молодой человек, одетый семинаристом.

– Что от меня требуется?

– Будьте добры, напишите что-нибудь на этой дощечке. Любую короткую фразу, несколько слов!

Семинарист склонился над столом, недолго поразмыслил и заскрипел мелом.

– Благодарю вас! – сказал магистр, взял у него дощечку и протянул механику. – Обратите внимание, господа: никто не произнес вслух написанных слов. Теперь мы позволим машине сделать свое дело. Приступайте, Бертрам!

Механик прочел записку, сверился с некой таблицей, укрепленной на корпусе машины, и защелкал рычажками. Насколько Мира могла заметить, он набирал некую комбинацию, выдерживал паузу в пару вдохов, затем переводил рычаги в новое положение, затем – снова. Например, механик сдвигал два рычажка вверх, три вниз, а следующий – снова вверх. Пауза, все рычаги вниз. Дальше – один вверх, два вниз, три вверх. Пауза, все вниз. Через один – то вверх, то вниз. Пауза – снова все вниз. Руки Бертрама порхали над рычажками, будто по клавишам клавесина. Машина издавала ровное, очень низкое урчание. Зрелище завораживало, зал погрузился в тишину.

– Что он делает? – спросила Мира у спутника.

– Сейчас нам все расскажут, – прошептал Колин в самое ее ухо. Девушка поморщилась.

Казалось, ничего не менялось на сцене, только рычажки все щелкали под руками механика. Но вот Мира перевела взгляд на вторую машину – ту, что стояла справа от ширмы. Оказалось, она пришла в движение: барабан над столом медленно вращался, а механик, пристально наблюдая за ним, записывал что-то на дощечке.

Щелканье рычажков неожиданно прекратилось, Бертрам громко сообщил:

– Передача завершена.

Магистр крикнул через ширму второму механику:

– Гарольд, зачитайте, что вам удалось принять!

– Славься в веках, Праматерь Янмэй Милосердная, – механик Гарольд прочел слова, списанные с барабана машины.

Семинарист ахнул.

– Скажите нам, господин, эти ли слова вы написали по моей просьбе?

– Да, магистр… Но как это возможно?!

Магистр схватил записку со стола Бертрама и провозгласил:

– «Славься в веках, Праматерь Янмэй Милосердная»! Эту фразу написал наш любезный гость, Бертрам передал ее при помощи искры с первой машины на вторую, где Гарольд принял и прочел слова. Как видите, все передано и воспроизведено в полной точности!

Зрители силились осознать произошедшее, но мало кто преуспел в этих потугах. Хаос, воцарившийся в мозгах публики, вполне отражали реплики, что посыпались из зала.

– Колдовство какое-то!

– Как оно работает?

– Это что же, записка перенеслась через сцену?..

– Одна машина читает слова, а вторая пишет?

– Искра может читать и писать! Потрясающе!

– Нет, точно колдовство!

– А может ваша машина нарисовать рисунок?

Магистр терпеливо принялся пояснять.

Нет, колдовство тут совершенно не при чем, машина использует силу искры – ту же, что освещает соборы, закачивает воду в водонапорные башни, приводит в движение рельсовые поезда. Записка на дощечке никуда не переносилась – вот она, на столе у Бертрама. Машина ничего не читала, записку прочел механик, а не машина, и, двигая рычаги, он как бы… эээ… объяснил машине содержание записки, перевел ее на «искровый язык». Слова «искрового языка» поступили по проводам во вторую машину, и она…

– Слова по проводам? Это как?

– Внутри проводов слышно звуки?..

Чтобы публике стало понятнее, магистр пригласил всех желающих осмотреть машины поближе. Не теряя времени, Мира выбежала первой, за нею образовалась очередь.

– Миледи, не напишете ли свое имя?

Машина урчала, как затаившийся в пещере хищник. Мира не без опаски приблизилась к ней, неловко нацарапала мелом на дощечке: «Глория», и принялась следить за действиями механика Бертрама. Тот взял у нее записку и поглядел на деревянную таблицу, привязанную к одному из цилиндров машины. Там были выписаны все буквы алфавита, а также цифры. Против каждой буквы стоял ряд стрелочек, часть указывали вверх, часть – вниз. Положения рычажков – вот оно что! Каждой букве и цифре отвечал свой рисунок из рычажков, механик воспроизводил его, и тем самым пересказывал машине текст записки!

Бертрам добрался до буквы «о», переведя все рычаги, кроме последнего, в верхнее положение. Мира бросилась через сцену к другой машине и прилипла взглядом к барабану. Перед ним – теперь девушка рассмотрела это – висела на пруте квадратная рамочка, крохотное оконце. Когда барабан вращался, буквы, выгравированные на нем, проходили за окошком. Он остановился, в просвете оконца показалась «о». Механик мелом добавил эту букву к «Г» и «л», записанным на его дощечке. Барабан крутанулся вновь, подведя тонкую печатную «р» под оконце. Прут был слегка погнутым, рамка краем задевала соседнюю букву.

Один за другим люди подходили к первой машине, писали свое имя, показывали механику. Неутомимый Бертрам снова и снова щелкал рычажками. По примеру Миры, зрители перебегали ко второй машине и смотрели, как крутится барабан, показывая сквозь окошко буквы имен. Первая машина озадачивала многих: редко кому удавалось понять, что делает Бертрам и как переводит слова на «искровый язык». Зато второй механизм приводил всех в восторг! Потрясающе просто: смотришь в окошко – и читаешь букву за буквой! Скоро добрая треть зала сгрудилась за спиной у Гарольда, наблюдая за неторопливыми движениями барабана. Кто-то ахал, кто-то читал вслух, складывая по слогам, другие спешили угадать прежде, чем машина допишет имя:

– Джо… на… Джонатан!

– Мар… Мария?…га… Маргарет!

– Бер… на… Бернард, это Бернард!.. Нет, Бернардина!

Лишь пара дюжин зрителей остались на своих местах в зале. Мира предположила, что эти люди неграмотны и бояться опозориться, когда им предложат написать имя. Как раз они были настроены наиболее скептично, то и дело покрикивали:

– Медленная ваша машина! Человек быстрее читает!

– Зачем оно надо?! Искрой лучше дома освещать!

– Вы не то дело делаете! Сколько безграмотных людей вокруг, а вы машины учите грамоте!

– Да, верно, зачем оно нужно?!

– Зачем?

Магистр несколько раз хлопнул в ладоши, призывая публику к тишине.

– Совершенно резонный вопрос, уважаемые господа. Зачем нужна данная машина? Ответу посвящена вторая часть нашего эксперимента. Попрошу вас вернуться на места!

С большой неохотой зрители поползли со сцены, ученый бойко продолжал:

– Вам следует знать, господа, что приемная машина способна услышать передающую на любом расстоянии, если только они связаны проводом. Самый громкий крик человека не будет слышим уже за двести ярдов, но для разговора машин ни миля, ни десять миль, ни сто не составят препятствия. Если протянуть провод из одного города в другой, и на одном конце поставить эту машину, – он махнул рукой в левый конец сцены, – а на противоположном конце – вон ту, ваши слова будут передаваться из города в город так же легко, как на этой сцене!

– Быть не может!

– Чепуха!

Магистр снисходительно улыбнулся, обошел одну из машин и потеребил черную кишку, тянущуюся из ее чрева:

– Господа, куда ведет этот провод?

– Под ширмой к другой машине! Вон же его видно!

– Верно, господа. А этот?

Ученый дернул другой провод – он шел от машины вглубь сцены, за кулисы.

– Кто его знает…

– В буфет? – сострил кто-то. Несколько голосов хохотнули.

– В Алеридан, – со спокойным достоинством ответил магистр.

Кто-то вновь хохотнул, но как-то несмело.

– В город Алеридан? Столицу Альмеры?!

– Да, господа. В университете Алеридана, за двести пятнадцать миль от нас, расположена такая же машина. В ближайшие полчаса мы с вами будем иметь возможность поговорить с нею. Когда загорится эта лампа, – он указал на стеклянную колбу наверху машины, – это будет означать, что Алеридан готов к беседе.

– Не может быть! Вы нас принимаете за… – начал некто с галерки, и в этот момент лампа замерцала синим светом.

Барабан машины пришел в движение, механик зачитал по слогам во всеуслышание:

– Але-ридан привет-ствует Фаун-терру. 12 ию-ня 1774 от со-шес-твия, 8 час по полу-дни.

Драматическую паузу, воцарившуюся за этим сообщением, прервал раздраженный вопль:

– Это обман! Чепуха, быть не может!

Немало голосов поддержали его:

– Да, надувательство чистой воды. Скоморошество! На площадях показывайте свои фокусы!

Магистр преспокойно сложил руки перед грудью:

– Господа, наша машина делает столь дивные вещи, что в это, действительно, сложно поверить. Нам и самим порою не верится, что разговор на огромном расстоянии теперь возможен. Для доказательства мы припасли несколько средств. Кто из вас хорошо знает город Алеридан?

Несколько человек поднялись на ноги.

– Ну-ка, задайте вопрос, на который сможет ответить лишь коренной алериданец.

Один из мужчин первым придумал вопрос:

– У какого барона дом на Пекарской улице?

Бертрам принялся щелкать рычагами, несколько зрителей вышли на сцену и придирчиво следили, чтобы механик не схитрил.

– Ну, что он там щелкает? – раздалось с галерки.

– п… е… к… – один из наблюдателей водил пальцем по таблице, сверяя буквы и рычажки, – а… х… нет, тьфу, это эр… с… к… вроде, все правильно!

Мира затаила дыхание.

Барабан зашевелился, подставляя знаки под оконце.

– С… в… и… – зачитал ответ наблюдатель, – н… т… у… с… Что, все? Свинт Ус?..

Уроженцы Алеридана дружно заулыбались.

– Свинтус! Все верно! Там на Пекарской улице сгорел мучной склад, его никак не восстановят. Остались куски стен да пепелище, и соседи скидывают туда весь ненужный хлам. Горожане зовут это место домом барона Свинтуса.

– Господа, – подытожил магистр, – мы задали вопрос человеку, находящемуся за двести пятнадцать миль от нас и получили его ответ. Запомните этот момент!

Часть зрителей осторожно захлопала, многие по-прежнему не верили.

Магистр предложил задавать новые вопросы. Публика наперебой принялась сыпать загадками, ответы на которые якобы мог знать только житель Алеридана. Сколько в городе соборов? Какой самый высокий дом? Кто самый богатый человек в Алеридане? Долго ли идти пешком от рынка до герцогского замка? Кто из семьи герцога сейчас в Алеридане? Какая стоит погода?.. Помедлив самую малость, барабан машины приходил в движение и всякий раз сообщал правильный ответ. Но большинством зрителей все равно владели сомнения.

Все эти вопросы, по сути, мало что доказывают, – подумала Мира. Коренной алериданец, прибывший в столицу последним поездом, с легкостью ответит на них. Он может сидеть в соседней комнате, а не за двести миль.

– Позвольте мне спросить! – воскликнула северянка. – Когда ушел последний состав из Алеридана в Фаунтерру? Сколько в нем было пассажиров?

Магистр хлопнул в ладоши.

– Вот! Прекрасный вопрос! Поезд, что ушел из Альмеры позавчера, прибудет в столицу сегодня в десятом часу. Поскольку он еще в пути, то ни я, ни кто-либо другой, находящийся в Фаунтерре, не может знать ответа. Итак, спросим!

Бернард отщелкал рычажками вопрос. Барабан сообщил ответ:

– Не счи-та-ли пас-са-жи-ров. Но в 3 ва-го-не бу-дет наш сту-дент. С ним бе-лый флаг с чер-ны-ми бук-ва-ми: «го-лос на рас-стоя-нии».

Часть публики полезла в карманы за часами. До прибытия поезда оставалось около часа. Вскоре представление окончится, зрители непременно ринутся на станцию – проверять.

Затем магистр предоставил возможность жителям Алеридана убедиться, что они действительно говорят со столицей. Барабан стал выписывать вопросы, принесенные из Альмеры. Какая погода в столице? Кто живет на такой-то улице, где расположена такая-то площадь, сколько есть мостов через Ханай, в котором из дворцов сейчас император?.. Зрители отвечали при помощи механика с его рычажками, некто смелый даже вызвался набрать самостоятельно несколько слов. Вдруг с того конца провода пришел вопрос, смутивший Миру:

– С кем танцевал на балу владыка?

– Разумный вопрос! – порадовался магистр. – Вчерашний поезд из Фаунтерры еще не прибыл в Алеридан, и там никто не может знать подробности бала. Давайте же ответим, а когда придет поезд и принесет известия, алериданцы убедятся, что ответ был верным. Ну, кто знает?

Публика, в основном, состояла из студентов и зажиточных горожан. Дворян почти не было. Мира порадовалась, что никто, кроме спутника, не знает ее в лицо. Всеобщее внимание смутило бы ее.

– Глория, дочь леди-медведицы! – крикнул кто-то.

– Да-да, верно, Глория Нортвуд!

Ого, быстро расходятся слухи! Мира притихла, надеясь, что ее не заметят и не узнают.

– Леди Глория Нортвуд! – вдруг заявил во весь голос Колин Фелисия и, потянув за руку, вынудил ее подняться.

Публика зааплодировала, Колин отвесил поклон – видимо, он был знаком с кем-то из зала. Магистр воскликнул:

– Леди Глория, большая радость видеть вас здесь! Благородные господа, к сожалению, редко проявляют интерес к науке. Но да будет вам известно, что сам владыка Адриан отметил наше изобретение и оказал нам покровительство. Лишь благодаря его поддержке мы добились таких результатов!

– Его величество поступил мудро, как и всегда. Ваша машина удивительна, она – шаг в лучшее будущее человечества.

Мира поспешила сесть и спрятаться за высокой спинкой скамьи от любопытных взглядов галерки. Колин над ее головой перемигивался с кем-то. Девушка думала об Адриане, покровителе науки. Когда-нибудь книги назовут его Адрианом Мудрым… и это ничего о нем не скажет. Мудрость – лишь крохотная часть всего, что таится в этом человеке.

* * *

– Как вам понравилось представленьице? – спросил Колин Фелисия, когда они шли меж бурых корпусов Университета, возвращаясь к своему экипажу.

– Потрясающе, – призналась Мира. – Я не представляла, что на свете может быть нечто подобное!

– На свете бывает и не такое, – со знанием дела заявил Колин.

– Когда проложат провода, мы сможем говорить из Фаунтерры с Севером! Можно будет отправить письмо в Клык Медведя, и его получат в ту же минуту! Невероятно!

Мира только начинала понимать все значение изобретения. Чтобы добраться из Нортвуда в столицу, почтовый курьер затрачивал не менее трех недель времени и несколько елен серебра. Со дня отправки письма до получения ответа проходило добрых два месяца. По большому счету, лишь три повода заслуживали того, чтобы слать письма такой ценою: объявление войны, брак или смерть правящего лорда. Но «голос-на-расстоянии» все изменит – люди в разных городах окажутся все равно, что в соседних комнатах! А вдобавок к скорости и легкости переписки – возможность переспросить, избежать недопонимания. С новой машиной Север больше не будет захолустьем! Мы будем знать обо всех новостях Фаунтерры, почти что жить столичной жизнью!

Мира поделилась со спутником своими надеждами, на что он сдержанно ответил:

– Да уж.

– Вы не согласны? – удивилась девушка.

– Согласен, миледи. Но, видите ли, если долго поживешь в столице, то уже не удивляешься всяким ученым придумкам. Не отдохнуть ли нам от науки и не отправиться ли на прогулку?

– Куда?

– Ну, хотя бы на Садовый мост.

– На этом мосту действительно растет сад?

– Да, есть у нас и такое, – свысока обронил Колин.

Он нарочито хвастал своим пренебрежением к любым диковинкам, Миру это позабавило.

– Конечно, сударь, с удовольствием.

Колину было лет двадцать пять. Его черные волосы, уложенные бриолином, находились в полной гармонии с самоуверенными манерами, но несколько диссонировали с округлыми щечками. В экипаже Колин сел не напротив Миры, а рядом, касаясь ее плеча. Произнося титул девушки, он делал крохотную паузу, словно взвешивал, не пропустить ли его:

– Знаете ли… миледи, жизнь в столице, по сути своей, скучна. Людишки все одинаковы и так просты, примитивны.

– Неужели?

– Да… миледи. Когда научишься видеть их, то понимаешь: ни в ком нет ничего особенного, скука. Очень редко встретишь кого-нибудь с огоньком в душе, с искоркой. Но коли встретишь, то заметишь сразу, в тот же миг. И скажешь себе: смотри, не упусти свой шанс!

Ха-ха! Оказывается, любовное чтиво леди Сибил тоже может быть полезным! Не прочти Мира дюжину романтических историй, могла бы и не понять сразу, куда клонит ее спутник. А так, вооруженная многостраничным опытом, девушка легко угадала направление мыслей Колина и применила отвлекающий маневр.

– Сударь, ведь вы служите помощником при лорде-представителе от Южного Пути?

– Конечно… миледи. Имею честь служить его светлости лорду Сеймуру, полномочному представителю в Палате.

– Верите, политика – мой самый заветный интерес! Всегда мечтала узнать побольше о людях, что управляют государством! Не расскажете ли мне о Палате?

Колин поморщился. Солнце заходило, мелодично постукивали копыта, пустели улицы. Молодого человека не прельщал разговор о политике в этой обстановке, предназначенной для совсем иных бесед. Мира воззвала к его самолюбию:

– Ну же, прошу вас! Среди моих знакомых нет другого человека, столь близкого к высшим кругам власти!

…если не считать, конечно, правительницы графства Нортвуд и самого императора! Как ни странно, откровенное вранье подействовало.

– Хорошо, миледи, что вы хотите узнать?

О, вот тут у Миры имелся целый перечень вопросов, заготовленных наперед. Она двинулась по списку, не забывая подмешивать умеренные порции лести.

Какова власть Палаты? По сути своей, Палата – это собрание представителей всех графств и герцогств империи. Тридцать девять человек – по три от каждой области, за исключением Земель Короны. Задача представителей – отстаивать интересы родных земель перед Короной. Принимая тот или иной закон, император провозглашает его в Палате, и если больше половины представителей проголосуют «за», лишь тогда закон вступит в силу по всей империи Полари.

– То есть, при известном единодушии, Палата может отменить любое решение владыки?

– В Фаунтерре и Землях Короны владыка – бог, любое его слово – закон. А в остальных землях – да, закон вступает в силу лишь после согласия Палаты.

Часто ли собирается Палата? Неполным составом она работает постоянно и рассматривает маловажные законы. Великие Дома круглый год держат в столице хотя бы по одному своему представителю. Дважды в год – в апреле и сентябре – Палата собирается полным составом в тридцать девять человек. Лишь в это время принимаются значимые законы – такие, что касаются войск, сборов в казну, судебной системы и раздела земель.

Часто ли случается, что Палата вступает в конфликт с императором? Очень редко. Великие Дома так или иначе зависят от Короны. Династия на протяжении многих поколений заботится о том, чтобы иметь козырь против каждого Дома. Литленд не имеет своего искроцеха и снабжается искрой из Земель Короны; Альмера получает огромные прибыли от торговли с Фаунтеррой; Надежда управляется преданными ставленниками старого императора; Западные земли боятся имперской искровой пехоты; Южный Путь нуждается в покровительстве Короны для защиты от Ориджина, а герцоги Ориджин, в свою очередь, беднеют и постоянно берут у императора ссуды… Словом, когда владыке не хватает голосов в Палате, чтобы утвердить какой-нибудь закон, он легко найдет способы убедить нескольких представителей.

– А сейчас?

– Что – сейчас, миледи?

– Не назревает ли конфликт между владыкой и Палатой? Из-за всеобщего налога.

Колин не ответил, поскольку экипаж как раз остановился на набережной. Молодой человек подал Мире руку и помог сойти на землю, а после задержал ее ладонь в своей.

– Красиво, да? Этот лунный свет на волнах, гондолы, дворец. Полюбуйтесь, миледи.

Он подвел ее ближе к ограде, за которой плескались речные волны. Вид был прекрасен, к тому же, вечерний воздух баловал свежестью и прохладой. Привычная к северному холоду, Мира изнемогала от жары летними днями и блаженствовала, когда солнце заходило. Однако сейчас ее несколько тревожила рука молодого человека, что легла ей между лопаток и неторопливо продвигалась по спине вниз.

– Идемте же, – девушка отступила на безопасное расстояние. – Вы обещали показать Садовый мост.

– Конечно, вот он.

Темная каменная громада протянулась через реку, возвышаясь над водой на мощных арочных опорах. На мосту, действительно, росли деревья. Рассмотреть их, впрочем, было сложно, поскольку ни один огонь не освещал сооружение.

– Там темно, – констатировала Мира.

– Ага. Люблю это место. В столице слишком много огней, все настолько крикливое и безвкусное.

Колин решительно повел ее ко входу на мост.

– Будьте добры, закончите ваш рассказ о Палате, – напомнила Мира. – Мне было так интересно!

– Разве мы не найдем темы получше, а?

«Миледи» куда-то подевалась, – отметила Мира.

– Я так редко встречаю умного собеседника! Не лишайте меня удовольствия слушать вас.

Пожалуй, не будь Колин таким дураком, Мира постеснялась бы столь откровенно врать.

– Ну что ж, ладно. Хотя вся эта политическая возня – скука смертная…

На апрельском собрании Палаты владыка Адриан объявил о своих планах. Он намеревается начать масштабное строительство – четыре тысячи миль рельсовых дорог и шесть новых искровых цехов. Для обеспечения этого предприятия Корона вводит всеобщий налог с земель и доходов. Каждый феод, каждый рынок и мастеровой цех обязаны будут платить сбор в пользу Короны, равный одной десятой части их доходов. Понятное дело, это сообщение вызвало бурю недовольства среди лордов-представителей. Император не поставил закон на голосование, уверенный в неудаче. Он назначил принятие закона на осеннее собрание, намереваясь до сентября склонить на свою сторону часть лордов.

– Сейчас Адриана поддерживают лишь двое?

– Точно. Виттор Шейланд – этот выскочка-банкир, и старый пройдоха Айден Альмера. Хотя…

– Что – хотя, сударь?

– Альмера получает огромный доход от цехов и мастерских. Если будет введен налог, Альмера потеряет сотни тысяч эфесов – больше, чем любая другая земля. Так что Айден, я уверен, на словах пока что поддерживает владыку, но едва дело дойдет до голосования, представители Альмеры выступят против налога.

– Думаете, герцог пойдет на открытый конфликт с владыкой? Что-то не верится.

– Ха! Айден уверен, что к тому моменту его дочурка Аланис уже будет нареченной императрицей! Владыка, конечно, придет в бешенство, но вряд ли станет мстить собственному тестю.

Вот и еще один любопытный нюанс! Эта странная прогулка оправдывала себя. Хотя места, куда Колин вел Миру, представлялись довольно странными. Широкий мост, сложенный из гранита, украшали два ряда кленов. Некогда, очевидно, это была красивая и ухоженная аллея, однако дожди размыли пятна грунта, предназначенные для деревьев. Земля размазалась по мосту, забилась в щели, и теперь тут и там сквозь каменное покрытие прорастал бурьян. Кое-где булыжники были вывернуты из кладки и стояли торчком, приходилось внимательно смотреть под ноги. Колин использовал обстановку как повод схватить Миру за локоть. Девушка мужественно старалась не замечать неудобств.

– А Южный Путь, сударь? Каково его отношение к будущим законам?

– Спросите! Вся торговля с Севером сейчас идет через Южный Путь – по морю или по рельсам, все грузы так или иначе попадают сперва к нам, а потом уж к северянам. Если рельсы дотянутся в Ориджин и Нортвуд, мы потеряем половину торговой прибыли. Наш герцог не такой дурак, чтобы согласиться на такое!

Он забыл, что я – леди Нортвуд?.. – подумала Мира, но скрыла раздражение.

– Ваш герцог Лабелин готов пойти на размолвку с Короной? Разве ему не нужна больше поддержка против Ориджинов?

– И снова-таки все может решить невесточка. Если наша Валери Грейсенд сделается владычицей, то герцог смело может голосовать против рельс, а защита Короны все равно останется за ним. Ориджины не посмеют пойти против императрицы.

– И велики шансы у Валери?

– Пф! Валери – та еще дуреха. Но она прекрасно умеет ублажать и лизать пятки, чего не скажешь про Аланис. Мужчине нужна послушная жена! Кому понравится строптивая кобылица в постели?

Вот как!..

– А Ребекка?

– Эта южанка – сыгранная карта. У нее были надежды до прошлой зимы. Когда по всей столице пролетел слушок о бесплодных сестрах Бекки, тут-то ее песенка и окончилась.

Мира не могла определиться, что бесит ее больше: хамовитый цинизм Колина или дорога. Девушка снова споткнулась о пучок травы и на этот раз вогнала в голень колючку. Колин поймал Миру, да так, что его ладонь чуть не угодила ей на грудь. Северянка отнесла сей промах за счет темноты.

– Сударь, я хотела бы вернуться. Этот мост уж слишком садовый, вам не кажется?

– Да, зодчий тут напортачил. Корни деревьев разворотили кладку, теперь здесь не проедешь каретой, можно только пешком.

– По поводу пешей ходьбы я бы тоже поспорила. Давайте вернемся.

– Но мы уже пришли! Вон оттуда, с парапета, прекрасный вид на реку! Это я и хотел вам показать.

Парапет имел фута два высоты. Прежде, чем Мира успела заявить протест, Колин поднял ее и водрузил на уступ. Не убирая ладоней с ее талии, вскочил и встал за спиной. Мира вздрогнула. Ограда в этом месте была разрушена, прямо перед девушкой зияла дыра вниз, к черной воде.

– Меня завораживают такие места, – шепнул ей на ухо Колин, – красота смешивается с опасностью и обостряет чувства.

Было красиво, это да. Открывался вид вдоль Ханая, на череду мостов, сияющих цепочками огней, их отражения мерцали, подрагивая на водной ряби. Руки Колина сползли ниже и расположились на округлых ягодицах северянки. Губами он тронул ее мочку уха, перебрался на шею и влажно поцеловал. Мира отстранилась с предельной осторожностью, чтобы не кувыркнуться с моста.

– Сударь, ваши действия пугают меня больше, чем высота. Оставьте это.

– Не говори, что тебе неприятно. Я все равно не поверю.

Он вновь схватил ее и притянул к себе.

– Прекратите немедленно! – рыкнула Мира и занесла руку для пощечины.

Колин отпрянул и удрученно опустил взгляд.

– Отчего вы, женщины, так жестоки? Почему любое проявление нежных и чистых чувств вы встречаете злостью?

Девушка опешила от такого поворота.

– Я жестока? Вы сами все испортили, когда дали волю рукам.

– Я лишь дал волю чувствам, – с мукой в голосе простонал Колин. – Не смог удержать в себе душевного порыва… Что ж, конечно, мне следовало скрыть его за холодной маской приличий! Это было бы так разумно!

– Хотите сказать, что влюбились в меня? За один вечер?..

– Нет, дорогая леди, мое сердце разбилось еще на балу! Мы танцевали с вами, и вы были так прекрасны, полны жизни, будто сияли изнутри! Уже тогда я понял, что погиб безвозвратно, растаял в ваших горящих глазах! Тогда вы были не столь холодны и сдержанны, как нынешним злосчастным вечером…

Мира спрыгнула с парапета и, будучи на безопасном расстоянии от обрыва, сказала:

– В чем-то вы правы, сударь: я помню не всех, с кем танцевала на балу. Но с вами-то я не танцевала, и хорошо помню, где видела ваше лицо. Вы, Колин Фелисия, были в свите леди Аланис. Вы хихикали, когда она пыталась оскорбить меня. Помните – мраморное дерево, механические соловьи?..

Колин не сразу сумел найти ответ.

– Нет… миледи… то есть, да… тогда, по воле чистой случайности, я оказался среди приятелей Аланис. Но едва увидел вас, как в тот же миг пал жертвой вашего очарования!

Мира скептически хмыкнула.

– И я не смеялся над вами, нет, этого просто быть не могло! Аланис зла и заносчива, а шутки ее глупы. Она – совершенная пустышка рядом с вами.

– Да-да, помнится, вы еще назвали ее строптивой кобылицей. Вы позабыли, Колин, что леди Аланис – дочь великого лорда, как и я? Полагаете, мне приятно слушать, как вы унижаете мою… – бывают такие случаи, когда недурно и выдумать новое словцо, – мою сестру по титулу?

– Умоляю вас, миледи, простите меня! Ведь вы не хотите окончить ссорой такой прекрасный вечер!

– Я хочу окончить вечер в своей постели, сударь. Сделайте так, чтобы в течение получаса я оказалась дома. Тогда, возможно, моя новая приятельница леди Аланис Альмера не узнает о ваших высказываниях, а мой старший брат, посетив столицу, не отрежет вам уши.

Колин Фелисия не уложился в полчаса, однако угроза подействовала: за всю обратную дорогу он ни разу не прикоснулся к Мире. Лишенная опоры, она окончательно отбила ноги о булыжники моста. Сидя в постели, девушка рассматривала синяки на пальцах и улыбалась. Колин пропал из мыслей, едва Мира распрощалась с ним. В памяти остался день, полный открытий.

Валери Грейсенд с герцогом Лабелином и Аланис Альмера с отцом – две пары новых подозреваемых. У тех и у других имеются более чем весомые мотивы для заговора: спасение от огромных денежных потерь, а при толике удачи – еще и неограниченная власть, собранная в руках императрицы. Мира ставила на Валери – та слишком явно заискивала перед владыкой. Однако и Дом Альмера пока нельзя сбрасывать со счетов.