Текст книги "Стрела, монета, искра"

…Потом они бежали, Итан отшвыривал тех, кто попадался на пути, кого-то бил рукоятью шпаги. Мира отбрыкивалась на бегу, вырывалась из чьих-то рук. Но их было мало. Большинство ползали на четвереньках, переругиваясь, остервенело разбрасывая одеяла, выдирая друг у друга монетки…

Каким-то чудом они оказались на улице. Мира опомнилась, сидя на брусчатке, и глотая воздух, как загнанная лошадь. Хотела вытереть пот и все не решалась: руки казались отвратительно грязными.

– Миледи, – досадливо приговаривал Итан, – я же говорил…

– Ужасное место… Почему? – прошептала Мира. – Почему так?..

Итан пожал плечами.

– Б… бедность и хворь, миледи…

– Неужели так должно быть? Как могут люди превращаться в… в… такое? Зачем боги это делают?..

Чей-то хриплый голос обронил:

– Богам плевать, миледи.

Мира подхватилась на ноги. В двух шагах стоял босой старик в длинной рубахе и полотняных штанах. Худоба не оставляла сомнений: он – один из обитателей богадельни святой Терезы.

– Что вам нужно? – прошипела Мира.

– Эшби, миледи. Я – Эшби.

– Лжете. Эшби другой.

– Мартин Бондарь любит поговорить… Лежит здесь уже год, а все не лишился болтливости. Готов плести любые байки, лишь бы его слушали.

– Стало быть, Эшби – это вы?

– Именно, миледи. Давайте-ка присядем. На ногах тяжело.

Он уселся на мостовую, Мира осталась стоять.

– Почему вы не сказали сразу?

– Сперва думал, вы – ищейки… – старик пожал плечами. – Поначалу их много ко мне приходило, все расспрашивали о госпоже. Потом поостыли…

– Откуда мне знать, что вы не лжете? Так же, как ваш этот… Бондарь.

– Рыцарь, что приехал за госпожой, был северянином, служил в имперской гвардии. Прищуренный, лицо широкое, волосы каштановые. Чуть на вас похож.

Мира опустилась на камни рядом со стариком.

– Куда он увез леди Лейлу?

– Они не сказали мне, миледи.

– Не сказали?.. – вздохнула Мира.

– Рыцарь говорил, нужно уезжать срочно и в тайне. Сказал, госпоже грозит опасность. Нельзя, чтобы кто-то знал, где она. Нужно затеряться. А госпожа говорила: я не крыса, чтобы прятаться. Они громко спорили. Так уж вышло, что я слышал.

– Что еще они сказали?

– Рыцарь просил госпожу ехать с ним на Север – кажется, в Шейланд. Сказал, там у него имение, он найдет жилье госпоже и сможет ее защитить. А она – ни в какую. Говорила: я родилась и выросла в столице, не желаю гнить на окраине. А он сказал: здесь вас найдут в два счета. Желаете умереть в столице – это исполнится, и куда раньше, чем вы думаете. Госпожа сказала: если надо, сменю имя и дом, но не желаю слышать про Север. Не уеду дальше Бледного Луга. Они еще попререкались, а после госпожа собрала вещи, оделась по-простому и уехала вместе с рыцарем. Я больше ее не видел. А следующей ночью дом подожгли.

– Бледный Луг – что это за место?

– Почтовый городишко. На запад от Фаунтерры миль семь.

– Думаете, леди Лейла там?

– Кто знает. Я, было, хотел отправиться туда, разыскать. Но потом пошли ищейки, и я побоялся. Вдруг поеду – да их с собой приведу.

– Как вы поняли, что мы не ищейки?

Старик перевел взгляд с Миры на Итана и обратно, хмыкнул.

– Зеленые вы… за госпожой не такие приходили.

Мира раскрыла кошель и вытряхнула на ладонь оставшиеся деньги. Жалкая пара монеток – агатка и полтина. Но глаза старика успели блеснуть прежде, чем он стыдливо отвел взгляд.

– Простите, Эшби, у меня совсем не осталось денег… Но есть вот это.

Мира сняла с груди брошь из черного жемчуга и протянула старику – смущенно, боясь унизить этим жестом.

– Она стоит несколько елен, миледи, – сказал Эшби.

– Прошу вас, возьмите. Извините, что причиняю вам неловкость. Меня зовут Глория Нортвуд, если у скупщика возникнут какие-то вопросы, пусть обратится ко мне.

Он осторожно взял, словно опасаясь, что брошь окажется раскаленной.

– Благодарствую, миледи.

– Вы очень помогли мне. Я желаю… пусть боги будут милостивы к вам.

– От них нечего ждать милости.

– Тогда – люди.

Он хмыкнул и спрятал брошь. Мира собралась встать, но Эшби удержал ее и сказал на ухо, очень тихо:

– Вижу, вы – хорошая девушка. Найдите себе другого провожатого. Не такого, кто станет грозить шпажонкой больным старикам. Найдите мужчину.

* * *

Леди Сибил ждала ее. Не спала, не читала, не отправилась на прогулку. Сидела одна в трапезной с кувшином вина.

– Ты сбежала. Я сказала, что ты можешь понадобиться, а ты сбежала.

– У меня была назначена встреча, – устало ответила Мира. Сейчас начнется схватка, а сил для сражения уже не осталось.

– С секретарем. Привратник видел, кто за тобою приехал. Ты сбежала от архиепископа ради прогулки с секретарем.

– Миледи, Итан – секретарь самого императора.

– Собачонка… – отмахнулась графиня.

Странно: в ее движениях, голосе тоже сквозила усталость. Еще – печаль, но не злость.

– Миледи, – спросила Мира, – вы хотели выдать меня за Галларда Альмера?

– Да. И что же?

– Он мне противен, миледи. Упрямый, закостенелый лицемер! Все, что он говорил, – сплошное лукавство. – Леди Сибил не прерывала, и Мира продолжила: – Забота о людях, о благе государства – ведь это ложь. Он хочет только власти, причем без меры. Если Галлард жаждет, чтобы сам император плясал под его дудку, то чего он потребует от жены? Супруга не посмеет даже сделать вдох без его позволения. Неужели же вы хотели для меня такой участи?..

Леди Сибил покачала головой.

– Дитя мое, ты ошибаешься в нем. Да, желает власти… а кто из первородных ее не желает? Что же до остального, то Галлард упрям, но это и к лучшему. Поверь, за таким мужем ты была бы как за крепостной стеною. Он тверд, а значит, на него можно положиться. Он не подведет и не предаст, защитит от любой опасности. Я знаю его давным давно, дитя мое. Мы познакомились в тот год, когда Шейланд получил Дар. Тебя еще на свете не было. Поверь, Галлард – надежный человек. Он много лучше своего брата.

Неожиданная мысль сбила Миру с прежнего пути.

– Миледи, так архиепископ – ваш давний друг?

– Давний и хороший знакомец, скажу так.

– И вы сватаете меня за него? Но ведь это – обман! Рано или поздно он узнает, что я – не ваша дочь!

– Он уже знает это, дитя мое. Галларду известно, кто ты такая.

Мира ахнула.

– Он знает?.. Вы посвятили его в нашу тайну?!

– Я же сказала: Галлард – надежный человек.

Девушка с трудом перевела дух. Вот так сюрпризы! Один за другим, и один тревожней другого! Совсем недавно они с Беккой говорили о том, что Галлард Альмера наравне с великими лордами может быть заговорщиком. А теперь оказывается, что ему известна тайна Миры!

– Миледи, как давно вы сказали ему?

– О тебе? Еще до бала, дорогая.

От сердца немного отлегло. Будь архиепископ Лордом С, он имел бы предостаточно времени, чтобы убить Миру. К тому же, вряд ли он стал бы свататься к своей жертве. Похоже, Галлард непричастен к заговору. Но все прочие «достоинства» остаются при нем!

– Миледи, – взмолилась Мира, – не принуждайте меня. Этот человек мне отвратителен! И он стар, а вы ведь хорошо знаете, каково это – быть женою старика. Позвольте мне самой сделать выбор!

– Любопытно, и кого ты выберешь, если дать тебе волю? Секретаря Итана или владыку Адриана?.. Да-да, не делай такие глаза! Я все прекрасно вижу. Ты обладаешь дивной способностью: выбирать самых неподходящих мужчин.

Мира покраснела, словно пойманная на горячем. Не нашла слов для ответа.

Леди Сибил вздохнула.

– Впрочем, все это не имеет значения. Ты уже добилась своего. Твое воспитание привело Галларда в ужас. Он не желает тебя в жены.

– Не желает?.. – радостно ахнула Мира.

– Да. Ты победила, – в словах графини слышалась горечь.

– Не серчайте, миледи!

– Нет, что ты… Ступай, ложись спать.

Леди Сибил опустила взгляд и приложилась к кубку. Кажется, она считала, что Мира сделала очень плохой выбор.

Стрела

9 июня 1774 от Сошествия восточнее Реки

(неисследованная часть мира)

Сколько Эрвин ни вспоминал впоследствии тот день, он не мог припомнить, как выбрался из ложа Дара.

Вероятно, он очнулся в гроте, поскольку именно там лишился чувств ночью. Очевидно, стал искать путь наверх и нашел. В стене были выбиты ступени и ухваты для рук – дикари, что разрабатывали Дар, устроили себе лазы. Вероятно, подъем занял очень много времени: когда Эрвин выполз на поверхность, солнце стояло в зените. Он позвал:

– Помогите! Ко мне, я здесь!

Никто не спешил.

Эрвин поднялся на ноги. Все тело было ватным и тяжелым, слепленным из мокрой шерсти. Левая рука едва шевелилась. Грудина занемела под ремнем и ныла тупой, приглушенной болью. Мучила жажда.

– Томми! Теобарт! Фредерик! На помощь…

Ни ответа, ни помощи. Эрвин побрел к лагерю, спотыкаясь через шаг.

На удивление мало изменилось с вечера. Шатры стояли, как ни в чем ни бывало; темнели кострища. Только никакого движения – ни людей, ни лошадей. И тишина. Бездонная, глухая.

– Вы спите, что ли?.. – спросил Эрвин вполголоса. Хотел крикнуть, но не повернулся язык. По спине побежала ледяная струйка.

У всех шатров были откинуты пологи. Из-под некоторых тянулись какие-то темные языки. Эрвин двинулся к одному, и каждый шаг почему-то выходил короче предыдущего. Остановился у шатра и долго смотрел в сторону, все не решаясь заглянуть. Прошептал:

– Эй… есть кто?..

Да, внутри были люди. Эрвин увидел их, когда заставил себя посмотреть. Тела были изрублены так, что сложно различить. Месиво. Кровавая каша с ошметками ткани и плоти. Лишь один мертвец остался узнаваем: коренастый кайр Освальд.

Эрвин сдержал приступ тошноты. Отвернулся, двинулся дальше. Он больше не пробовал звать. Методично, один за другим, обходил шатры. В некоторых были трупы, иные – пусты.

В четвертом Эрвин обнаружил имперского посланника Филиппа Лоуферта. Его выдавала лишь козлиная бородка – верхнюю половину лица Филиппа снес удар меча.

Под открытым небом также лежали мертвецы: ближе к лесу, из которого пришла атака. Восьмерка часовых и еще десяток воинов. Здесь Эрвин нашел Фередрика и Мэтью. Все тела были изуродованы, но на каждом угадывался один смертельный удар: стрела в глазу, зияющая рана на шее, раздробленный череп. Очевидно, часовых истребили в считанные мгновения, затем расправились со спящими в шатрах, а после искромсали все тела, чтобы в темноте случаем не пропустить выжившего. Нападавшие были омерзительно хороши. Как могли дикари столь мастерски сражаться?!

Тело Томми, лежавшее у дальнего кострища, терзал коричневый волк. Упираясь лапами и мотая головой, пытался оторвать кусок от ноги мертвеца. Эрвин вынул кинжал. Зверь увидал человека, рванул еще раз и скрылся за деревьями, унося в зубах мясо. Молодой лорд не сомневался, что к ночи волк вернется и приведет с собой стаю.

Вскоре Эрвин нашел труп чужака. Рыжий бородач в полной кольчуге и алой рубахе поверх нее, горло рассечено мечом. Кольчуга?.. Кузнечное дело?.. Наваждение какое-то! И где другие тела врагов? Их должны быть десятки! На вахте стояли восемь воинов Первой Зимы – чтобы одолеть их, понадобилось полсотни дикарей, никак не меньше! Наверное, остальных мертвецов унесли соратники, чтобы похоронить, а этого, рыжебородого, потеряли в темноте. Возле мертвеца лежала странная штука: обрубок древка с раздвоенным наконечником. Похоже, дикарь был вооружен копьем, и острие снес удар меча.

Ориджин осмотрелся внимательнее и поодаль, у кустарника, заметил еще одного мертвого чужака. Когда молодой лорд подошел к нему, из кустов донесся хрип. Эрвин вынул кинжал и вгляделся в перекрестье веток. Судя по звуку, тот, кто прятался там, был тяжело ранен и угрозы не представлял. Но у него мог оказаться взведенный арбалет.

– Милорд… – сказал лежащий в кустах, и Эрвин узнал голос капитана Теобарта.

Он раздвинул кусты и присел возле воина. Кайр лежал, сложив руки на животе. Под его ладонями и вокруг них, сползая на землю, расплывалось красно-бурое пятно, подбородок и шея были испачканы кровью. На Теобарте не было ни брони, ни сапог – лишь сорочка. Он не стоял в карауле ночью, атака застала его в шатре. Капитан схватил меч, выбежал на поляну, и тут же получил удар в живот. Ответным выпадом он заколол врага, а сам упал и отполз сюда, в кусты, прежде, чем кто-то из нападавших заметил.

Эрвин взял его ладонь.

– Позвольте взглянуть, Теобарт.

– Зачем?

– Я знаю немного о медицине.

Эрвин отнял руки воина от живота и осмотрел рану. Его замутило, он отвел взгляд.

Наверное, надо что-то сказать. Тьма, а это не просто. Эрвин видел немало смертей, но ни разу ему не доводилось говорить эти слова. Может, соврать? «Закройте глаза, расслабьтесь, не волнуйтесь. Я что-то придумаю. Лежите спокойно…»

– Ваша рана смертельна, капитан. Тут ничем не поможешь.

– А то я не знаю.

– Что… что я могу сделать для вас?

Лицо старого воина исказилось гримасой, он фыркнул. Тут же зашелся мучительным кашлем, сплюнул кровь.

– Сделать… для меня!.. Зажимал рану всю ночь и утро… ждал – может, кто выжил. Надеялся, один из моих… из кайров. Сказал бы: найди их, отомсти… поклянись. – Он перевел дух, отдышался. – Но выжил ты… еще и раненый.

– Я отомщу!.. – прошептал Эрвин и хотел добавить: «Клянусь», но осекся, наткнувшись на взгляд капитана, полный страдания и горькой насмешки.

– Отомстишь… ты…

Он поманил Эрвина пальцем, и тот придвинулся ближе к голове воина. Теобарт перешел на шепот.

– Сделай вот что. Сделай это… слушай внимательно. Отыщи бумагу, перо… Садись, пиши. Пиши, сколько хватит сил, пока не зайдет солнце… Потом зажги факел, пиши дальше. Все напиши, что здесь было, понял?.. Напиши: их было тридцать. Напиши…

Внезапная злость проснулась в груди лорда. Он оборвал раненого:

– Всего тридцать? Как, тьма вас сожри, три десятка дикарей одолели вас?! Что вы за воины?!

– Дикари?.. Дикари?!

Лающий, давящийся кашель – неверное, это смех.

– Какие они дикари?! Посмотри на тела! У них были искровые копья! Мечи, хауберки, алые рубахи. Это… – кашель, сгустки крови, – …люди Короны.

Эрвин оторопел. Люди Короны? Искровая пехота владыки Адриана?! Умирающий воин, наверное, бредит!

– Быть не может, – отрезал Ориджин.

– Да посмотри на тела! Копья, форменные рубахи, гвардейские сапоги! И говор был – как на Востоке, в Землях Короны! – Теобарт перевел дух, глядя на лорда с бессильной яростью.

Люди Короны! Эрвина оставил раненого и оглядел труп чужака. Алая рубаха поверх кольчужной брони, кожаные бриджи, высокие сапоги – все было добротное, форменное, сшитое в цехах Фаунтерры. А обрубок древка, что он нашел прежде, – ведь это было острие искрового копья!

Эрвин вернулся к Теобарту.

– Боюсь, что вы правы.

– Еще бы, я прав… Напиши все это, запомнил? Про искровиков, про Дар, ночную атаку…

– Да, капитан. Что потом?

– А потом… Листы с записью прибей кинжалом к дереву. На теле не оставляй – волки растащат вместе с мясом. Прибей к дереву повыше, понял? Но так, чтобы увидели… А потом… – Эрвин похолодел, поняв, что услышит сейчас. – Взведи арбалет, если хватит сил. Направь вот сюда, под нижнюю челюсть… Быстрая, легкая смерть, без усилий. Ты сможешь…

– Постойте, Теобарт! – вскричал молодой лорд. – Я жив, разве не видите? Я остановил кровь, рана заживет! Пойду в Первую Зиму, осенью буду там! Я отомщу за вас, слышите?

Губы Теобарта изогнулись в болезненном оскале. Он горячечно зашептал, схватив Эрвина за ворот:

– Ты понял меня? Запиши все, прибей к дереву. Взведи арбалет. Это проще, чем перерезать себе горло.

– Я выживу, – сказал Эрвин.

– Ты… ты… – капитан отвел глаза. – Кто бы другой… Но ты.

– Я выживу, Теобарт, – прошипел сын герцога, чувствуя, как злость разгорается в груди. – Тьма тебя сожри, я выживу! Вернусь в Первую Зиму. Я выживу, слышишь!

Капитан захрипел, зрачки закатились. Жизнь, однако, оставалась в теле: ребра поднимались и опускались.

– Я выживу, – повторил Эрвин и порывисто встал.

Голова закружилась, круги поплыли перед глазами. Он мучительно закашлялся. Зажал рот рукой, а после придирчиво осмотрел ладонь: ни капельки крови. Просто улыбка Праматери: удар ножа не задел ни сердце, ни легкое. Значит, Теобарт ошибается: все не так уж плохо! Следует обработать рану – промыть орджем, смазать лекарским снадобьем и наново перебинтовать. Потом нужно убираться из лагеря. Похоронить погибших – об этом не приходится и думать. Значит, на запах мертвечины соберутся волки… к ночи их будет целая стая.

Куда идти? У подножия холма отряд проходил небольшой ручей. До него ярдов пятьсот. Ручей – хорошее место. Рана будет заживать не меньше двух недель, это время придется как-то пережить. Следует взять с собой запас пищи, арбалет с болтами, лекарские снадобья, одеяло… немного воды… Мысли отчего-то стали вялыми, безучастными. Словно кто-то другой будет собирать припасы и оружие, идти к воде, а Эрвин тем временем… ляжет спать. Да, чертовски хотелось спать, веки слипались. Так бывает от жары и духоты, если приходится сидеть в тесном помещении летним днем. Может быть, прилечь? Вреда от этого не будет… Лекари говорят: человек выздоравливает во сне. Вчера рана болела нестерпимо, а сегодня – меньше; вот только слабость в теле и вялость мыслей, и дрожь в руках… Возможно, после сна и это пройдет?..

Кайр Теобарт вдруг открыл глаза и тихо, но внятно произнес:

– Удар милосердия.

Эрвин вздрогнул.

– Удар милосердия, милорд, – повторил раненный воин.

Если ты рожден на Севере в благородной семье, рано или поздно тебе придется убивать. На сей счет Эрвин не питал иллюзий. Но чтобы первой его жертвой стал верный отцовский рыцарь, к тому же безоружный и беспомощный – это было слишком.

– Нет, кайр, – Ориджин покачал головой. – Простите.

– Ты откажешь мне?.. – Теобарт словно не поверил ушам.

Эрвин отвел глаза.

– Неженка… – бросил воин и мучительно закашлялся. – Овца.

Лорд вынул из ножен кинжал и положил на грудь Теобарту. Кайр взял оружие обеими руками. Он был бледен, как полотно, и двигался с огромным трудом. Едва слышным шепотом воин начал молитву. Эрвин молча встал, отошел. Он не захотел подарить раненному милосердие и не сумеет похоронить его. Оставить рыцаря наедине со смертью – единственное, что мог для него сделать.

Вскоре Эрвин услышал короткий сдавленный стон. Наступила тишина. Теперь он один.

– Я выживу, – решил Эрвин София Джессика.

Сонливость отступила – возможно, ненадолго. Он понимал, что это время нужно использовать с умом. Прежде, чем снова нахлынет слабость, необходимо обработать рану, собрать припасы и дойти до ручья.

Найти труп лекаря оказалось нетрудно. Стараясь не смотреть на тело, Эрвин перерыл его вещи и раздобыл кожаный сундучок. Внутри нашел несколько острых ножей различного размера, кривую иглу с нитью, моток белой материи, пару щипцов-зажимов, клещи для удаления зубов, несколько склянок со снадобьями и беличью кисточку для нанесения мази. В своем багаже взял ордж, миску и кружку, бурдюк с водой, запасной кинжал. Приготовления сделаны.

Эрвин щедро хлебнул орджа. Благословенное хвойное пойло! Выпил столько, что в ушах зашумело, а голова слегка закружилась. Потом расстегнул ремень и оторвал тряпицу от раны. Выступила темная густая кровь. Не хлынула, а только просочилась, как смола на дереве. Свернулась за ночь и перекрыла узкий ножевой разрез. Что ж, тем лучше – нет риска истечь кровью. Дышать, правда, трудно: скопившаяся в грудине кровь давит на легкое… Ну, неважно. Трудно, но можно же. Хватило сил даже выбраться из ложа!

А вот то, что предстоит теперь, будет не очень-то приятно.

– Светлая Агата, помоги мне. Позволь задержаться в подлунном мире, ради славы нашего рода и мести нашим врагам. Дай мне сил, чтобы выжить. О большем не прошу.

Эрвин наклонил горлышко бурдюка и тонкой струйкой пролил в рану ордж. Боль резанула по ребрам, но терпимая – слабее той, что пылала ночью. Он ожидал, будет хуже. Возможно, ордж не добрался в самую глубину.

Следующий шаг – снадобье. В лекарском сундучке имелось полдюжины разных мазей. Эрвин знал, что чуть ли не каждый воин берет в поход склянку снадобья, и у каждого оно – свое, особенное. Фамильный секрет, мазь прабабушки-знахарки, рецепт, взятый из ученых книг, или подсмотренный у столичного лекаря, или даже – древнее средство Ханны-целительницы… Огромное разнообразие смесей наводило на неприятный вывод: надежного снадобья от гнилой крови не знал никто. Лекари обрабатывали раны бойцов то соком папоротника, то козлиной мочой, то хвойной эссенцией, то смесью золы и патоки. Иногда рана заживала – кто знает, было ли тому причиной целебное средство или крепкое тело воина, или сила молитвы.

Эрвин открыл первую попавшуюся склянку. Снадобье имело коричневый цвет и отвратительно смердело. Ориджин поспешно заткнул склянку и открыл другую. Здесь оказалось нечто желтовато-бледное, похожее на гной. Нет… Третья мазь была маслянисто-жидкой и пахла апельсином. Уже лучше. Эрвин глубоко вдохнул, чтобы края раны разошлись, смочил кисточку в снадобье и провел по ране. Что ж, и это оказалось терпимо. Он даже испытал нечто вроде гордости. Не так уж и больно, не так страшно.

Кто-то внутри него нашептывал, что рану следовало обработать глубже. Нож вошел в тело дюйма на три… Но почти весь разрез заполнен свернувшейся кровью, что уж делать? Теперь до дна не доберешься.

Покончив со снадобьем, Эрвин тоскливо посмотрел на кривую иглу. Кто-то внутри него шепнул, что рану нужно зашить. Эрвин представил себе, как вонзает в собственную плоть это мерзкое острие, протягивает сквозь кожу нить… и велел кому-то умолкнуть. Кинжал был остер, рана – узка, кровь почти не течет. Достаточно просто перевязать, что он и сделал.

Проверил собранные вещи: лекарский сундучок, кинжал, арбалет с болтами, вода – это не подлежит сомнению. Еда: сухари, сыр, вяленая оленина. От меча или шпаги пришлось отказаться: вряд ли удастся дотащить до ручья увесистую железку. Мешок еды вкупе с арбалетом уже казался неподъемным. Одежда – это важно. Сейчас тепло, но погода может перемениться, может и пойти дождь. Эрвин взял пару сорочек, плащ и самое легкое из одеял. Кое-как запихал все в мешок, закинул за плечо, пристроил кинжал на пояс, как вдруг подумал о бумаге и чернилах. «Напиши все, ты понял?.. Их было тридцать, они – люди Короны…»

Нет. Эрвин покачал головой и отказался от письменных принадлежностей. Взять чернила и перо означало допустить мысль, что он, Эрвин, последует совету Теобарта и окончит жизнь, вогнав болт в собственную голову. Нет уж. Ни за что!

Он двинулся в путь.

Хорошо, что дорога шла вниз по холму. Не так уж и сложно идти. Конечно, дыхание сбивается, в голове шумит, ноги наливются тяжестью и еле сгибаются. Но идти-то все-таки можно! Даже сложно поверить. Люди с ножевым ранением в грудь не ходят, а лежат на носилках и торопливо прощаются с жизнью. Я – особенный? – подумал тогда Эрвин. Любимчик Светлой Агаты! Она не дала Луису попасть в сердце. Она дала мне сил остановить кровь и выбраться из ложа. Она поможет добраться до ручья и пошлет скорейшее выздоровление. Никто не поверит, что я справился с таким. Тьма, я бы и сам не поверил!..

Эрвин прошел шагов двести. Деревья сомкнулись за спиной и отгородили его от ужаса, оставшегося в лагере. В тот же миг силы исчезли. Он налетел на торчащий корень, упал – и не смог подняться. Не помощь Праматери, а ужас держал его на ногах, заставлял сердце отчаянно биться, перекачивал кровь, приводил в движение мускулы и мысли. Страх исчерпался, с ним отхлынула жизнь.

Эрвин забыл об Агате, и о ручье, и о том, чтобы пытаться встать на ноги. Осталась единственная забота: сохранить сознание и доползти до ближайшего укрытия. Он увидел землянку дикарей – одну из тех, на которые отряд набрел вчера. В ней не будет ни воды, ни пищи, ни солнечного света, но это теперь было совершенно не важно. С минуты на минуту остатки сознания улетучатся, он провалится в небытие и достанется волкам.

Эрвин успел заползти в нору и задвинуть за собой входной щит прежде, чем лишился чувств.

Считай, снова повезло.