Текст книги "Стрела, монета, искра"

* * *

В подвале особняка имелся не только колодец, но и баня. Мира направилась прямиком туда, не заходя к себе. Первым делом она скинула туфли и чулки, а вторым – потребовала воды для омовения.

– Сейчас разогреем, миледи.

– Ни в коем случае! Несите ледяную прямо из колодца!

Мира залезла в кадку и взвизгнула от холода, но не выпрыгнула, а просидела в ледяной воде несколько минут, пока не начало теплеть. Выбралась, завернулась в простыню, расположилась на лежанке, наслаждаясь прохладой. Боль мигом утихла, на душе стало так радостно, что хотелось петь. Было чувство, словно она вернулась домой после долгого-долгого путешествия.

В столице прекрасно все… кроме погоды. Здесь друзья, интересные беседы, удивительные здания и машины. Здесь увлекательнейшая игра, в которой Мира даже слегка преуспела. Здесь человек, который заставляет ее сердце жарко биться. Но здесь, тьма сожри, слишком солнечно! Как можно существовать в такой духовке?!

Почему, позвольте узнать, Праматери не основали столицу в долине Первой Зимы? Ведь именно туда они явились, сойдя с Кристальных Гор! Там провели первую зимовку, в честь чего долина и получила название. А затем поразмыслили и отправились в путь – в Южный Путь, если быть точным. Проделали шестьсот миль на юг и основали столицу среди пекла. Что за странное решение! Не хочется критиковать Праматерей, но… это же было чистое сумасшествие!

Мира еще несколько раз ныряла в ледяную воду, а после отдыхала в сказочной прохладе. Когда она вышла из бани, уже стемнело. Дом погрузился в дремоту, огромная трапезная зала была сумрачна и гулка. Зала имела высоту трех этажей, Луна заглядывала в высоченные арочные окна. Двери комнат второго и третьего этажа выходили на балконы, опоясавшие трапезную. Прежде Мира занимала одну из этих комнат, но после бессонной ночи в ожидании убийц девушка уговорила графиню отдать ей спальню в башне. Там было тесно, и требовалось пройти дюжину лестничных пролетов, чтобы добраться туда. Ни то, ни другое не пугало Миру, а уединение и неприступность башни внушали покой.

Когда девушка миновала площадку третьего этажа, то услышала нечто, похожее на стон. Она всполошилась и замерла, прислушиваясь. Стон повторился – грудной и хриплый. Мира имела весьма скудный опыт в подобных делах, но все же поняла, что подобные звуки выражают отнюдь не боль.

Она вышла на балкон, чтобы расслышать получше. Стоны чередовались со вздохами, их источник располагался в спальне графини. Кто там был с леди Сибил? Несложно догадаться: во дворе Мира видела карету императорского конюшего Кларенса. Он тоже издавал звуки: едва слышно похрюкивал.

После встречи с подругой, пинты шоколада и ледяной бани настроение было опасно озорным. Мира строго одернула себя: леди не должна подслушивать! И стянула с ноги туфельку. Это подходит какой-нибудь нерадивой горничной, но не благородной девушке! Она скинула вторую туфельку и босиком на цыпочках двинулась вдоль балкона. Какой позор, какая гадость! Троюродная племянница владыки не может таким заниматься. Этого не может быть, поскольку этого не может быть никогда! Мира подкралась ко входу в спальню графини, присела на корточки, чтобы из трапезной на первом этаже ее не заметил какой-нибудь слуга. От собственной отчаянной порочности Мире захватывало дух. Она приложила ухо к доскам двери.

К немалому разочарованию, вздохи и стоны утихли. Двое, находившиеся в спальне, больше не миловались, а беседовали. Мира услышала воркующий голос Кларенса:

– …кошечка, зачем тебе он понадобился?

Графиня мурлыкнула пару слов и поцеловала альтера. Он шепнул что-то в ответ и сделал что-то, от чего Сибил сладострастно вздохнула. Но вместо того, чтобы продолжить ласки, Кларенс сказал:

– Поверь, моя сладкая, ни к чему тебе это. Не влазь в эти дебри, прошу.

– Это еще почему? – голос графини стал тверже.

– Собачье логово… – несколько слов выпало, – …скверно окончится.

Какой-то шорох и чмоканье. Он попытался ее поцеловать и, кажется, не слишком успешно. Снова шорох. Что они там делают?.. Подглядывать в замочную скважину – это еще во сто крат хуже, чем подслушивать! К счастью, в скважину с той стороны вставлен ключ, избавляя от соблазна.

– Поясни-ка мне, дорогой, о чем ты толкуешь, – голос графини.

– Ну, если ты хочешь напрямую… – голос альтера.

– Уж будь любезен, скажи напрямик!

– Ты заводишь опасные знакомства, вот я о чем.

– Неужели?

– Ну, сперва Генри Фарвей, этот старый пройдоха-царедворец. Видишь ли, первый советник считает Фарвея своим человеком. Если советник узнает, что ты пытаешься переманить его союзника, то начнет кусаться.

– Я не…

Снизу, из трапезной, донесся звук шагов. Мира прижалась к полу, прячась в тень от балюстрады.

– …всякую чушь! – девушка поймала лишь концовку фразы.

– Дело твое, дорогая. Фарвей – еще полбеды. Но потом тебя видят с Катрин Катрин. Две дамы пьют чай под утро после бала… Уже рассвет: те спят, эти разъехались по домам, парочки прячутся в укромных уголочках. Казалось бы, кто мог вас видеть? Так вот, поверь, кому надо – те увидели.

– И что с того? – фыркнула графиня.

Действительно, что с того?.. И кто вообще такая Катрин Катрин? Вместо ответа Кларенс продолжил мягким, но твердым тоном:

– А теперь ты просишь свести тебя с Уильямом Дейви. Генералом Уильямом Дейви, вторым полководцем Короны – для ясности. Те, кто следит за тобой, – а таких, уж поверь, немало, – какие выводы они должны сделать?

– Да мне плевать на них!

– А им на тебя – нет. Ты пытаешься снюхаться с императорскими собачками, вот что решат. И не с простыми, а самыми крупными и кусачими из собачек! Заводишь дружбу с людьми, к кому владыка прислушивается! Это многие заметят… и не одобрят.

– Все так делают, – Мира легко представила себе жест руки, каким графиня отмахнулась от слов альтера. Тот, однако, настаивал:

– Не сейчас, дорогая моя. Только не сейчас. Очнись – через месяц летние игры! Все знакомства при дворе давно поделены. Все собачки давно знают, чей корм едят.

– А я вот думала, они служат императору.

– Ага, служат – ему. И лижут пятки – тоже ему. Но вот погладить себя позволяют и другим. Фарвей спелся с герцогом Альмера. Катрин Катрин – альтесса Шиммерийского принца. Генерал Дейви пьет с младшим Ориджином. За каждой собачкой, уж поверь, стоит какой-нибудь индюк.

– Поясни-ка, почему это Эрвину можно пить с генералом, а мне – нет?

– Лорденыш пьет с ним уже года три, а ты хочешь начать сейчас – накануне игр и реформ! Неужели не ясно?

Раздраженный упрямством графини, Кларенс говорил все громче. И к лучшему: Мира могла даже не жаться к двери, все равно отчетливо слышала речь.

– Говоришь, каждая собачка лижет чьи-то пятки? – голос графини скрипнул. – И чьи же выбрал ты?

– Твои, конечно.

Кажется, Кларенс подкрепил ответ действием – леди Сибил хихикнула.

– Прекрати, прекрати!

Когда он прекратил, то заговорил с неожиданной серьезностью:

– Как твой верный пес, я должен сказать. Дружба с архиепископом будет последней каплей. Если Айден Альмера и все его бесчисленные союзники еще не сделались твоими врагами, то непременно станут таковыми.

– Какая еще дружба? С каким архиепископом? – даже Мира сквозь дверь услышала фальшь в смехе леди Сибил.

– Ах, брось! Галлард Альмера, опальный приарх Праотеческой Церкви. Ты встречалась с ним в мае, потом вы беседовали на балу. Завтра он явится к тебе в гости.

Вот так новость! Сам архиепископ приедет к нам на обед?! Мира еще не знала об этом, так откуда узнал Кларенс?

– Ты следишь за мною?! – рыкнула графиня. – Как ты смеешь?!

– Не слежу, а присматриваю, чтобы ты не натворила бед и не навредила самой себе, – примирительно сказал альтер.

– Присматриваешь за мною? Я кто тебе – доченька? Младшая сестренка? Я что, нуждаюсь в твоей опеке?!

– Уймись, не свирепей.

– Как тебе только пришло на ум! Подлец, нахал!

Послышалась возня, злое придыхание графини, чмоканье губ. Кларенс попытался заткнуть ей рот поцелуем. Кажется, успешно: когда леди Сибил вырвалась, ее голос звучал уже мягче:

– Эта ваша мужская дурь… Вечно вы уверены, что женщине не обойтись без вас…

– Так ведь правда: куда вы без нас, а?

Он снова поцеловал ее, и графиня окончательно смягчилась.

– Ладно… что ты говорил про архиепископа?

– Ходят слухи, что ты давно с ним знакома. Кто не поленится, тот сможет узнать: Галлард Альмера был в Уйэмаре на празднествах в честь Семнадцатого Дара богов. Ты тоже была там – еще девчонкой.

– А кто там не был? – хихикнула графиня.

– Ага…

Звук поцелуев перемежал дальнейшие слова.

– Что еще есть обо мне гадкого и пошлого? – медово мурлыкнула леди Сибил. – Раз уж ты собрал коллекцию, то поделись!

– Да нет, больше ничего такого…

– Неужели? Говори, говори! Хочу вместе с тобою посмеяться!

– Ну, это уже не то, чтобы слух…

– Не слух?.. Как жалко!

– Люди этого не говорят, но я вот подумал про этого Галларда Альмера…

– Так-так, любопытно!

– Прошу, только не злобись. Это всего лишь мысль… Просто я давно тебя знаю, и вот подумал…

– Говори уже!

Голос Кларенса превратился в неразборчивый шепот.

– Что, правда? Ты так подумал? – воскликнула графиня и рассмеялась. – Проказник! Вот же выдумал!

– Ай!..

Раздался стук и звон. Кажется, леди Сибил столкнула альтера с кровати, и тот грохнулся на пол, по пути опрокинув что-то. Графиня хохотала все громче, пока вдруг не вскрикнула:

– Нет, не смей!.. – и тоже полетела с кровати.

Мира прыснула, представив себе картинку. Из комнаты слышалась веселая возня.

– Сладкая моя!..

– Хочу вина! Еще!

Звон колокольчика.

– Не смей звать слуг! Я что, покажусь им… хи-хи… в таком виде?

– Ладно, я сам выйду. Для тебя – что угодно, дорогая!

Сообразив, что сейчас произойдет, Мира опрометью кинулась к лестнице. Она преодолела уже целый пролет, когда дверь спальни со стуком распахнулась, и имперский конюший крикнул, давя смех:

– Эй, кто-нибудь! Вина для госпожи!

Стрела

8 июня 1774 от Сошествия

восточнее Реки (неисследованная часть мира)

Семнадцать раз за время, пока пишется история человечества, боги посылали людям Дар. Реже, чем единожды в столетие.

Семнадцать раз где-то среди просторов Империи исполинская сила взламывала земную твердь, и Дар возникал в разломе. Чаще всего он представлял собою открытую пещеру, по которой разбросаны, вдавлены в ее стены, укрыты в закоулках и гротах несметные сокровища. Пещеру стали называть ложем, ибо сама она – не Дар, а лишь емкость, в котором он хранится.

Бесценное содержание Даров составляли Священные Предметы, рассыпанные в ложе. Предметы – творения Богов, произведения их непостижимого искусства. Кто видел хоть один Предмет, не усомнится в этом: рука человека не способна создать ничего подобного.

Предметы могут творить удивительные вещи. На заре человечества с их помощью святые Праматери исцеляли смертельно больных, призывали дожди или солнце, превращали воздух в питьевую воду, а воду – в пищу; поднимались в небеса, будто птицы. Вложив в Предметы частицу своего могущества, боги отдали их Праматерям и Праотцам. С помощью этой силы святые предки нынешних дворян сумели вытащить человечество из бездны невежества, голода, грязи и хворей, подчинили себе кочевые племена и создали первое государство. Мощь Священных Предметов в хрупких ручках Праматерей заложила фундамент Империи Полари.

Лорд Ориджин, имперский наблюдатель Филипп Лоуферт, механик второй гильдии Луис Мария и трое северных рыцарей стоят на тропе, окаймляющей провал. У их ног – бездонное ложе Дара. Весь остальной отряд отправился в глубину, на поиски.

– Боги, несомненно, благоволят к нам, господа! – говорит Филипп, сверкая глазами. – Мы принесем Империи богатейший подарок, наши имена войдут в легенды и останутся в веках! Скоро мы пустимся в обратный путь, неся несметные сокровища! Владыка щедро вознаградит нас!

Его восторг несложно понять. По закону треть Предметов из любого Дара принадлежит Короне. До нынешнего дня Филипп был совершенно бесполезен, но теперь его присутствие обрело огромный смысл. Он вернется в Фаунтерру с таким подарком для императора, какого Адриан еще никогда не получал! Несмоненно, барона Лоуферта ждет головокружительный взлет.

Луис же от потрясения почти утратил дар речи и способен говорить только шепотом.

– Милорд, – шепчет механик, – вы когда-нибудь видели такое?

– Наяву – нет. Но в Первое Зиме есть три гобелена, весьма подробно показывающих извлечение Даров.

– Как это происходит, милорд? Просто спускаются в пещеру…

– В ложе.

– Простите, милорд. Да, спускаются в ложе, берут Предметы и выносят на поверхность? Я хочу сказать, вот так легко?..

– Легко?.. – Эрвин усмехается. – Ну, примерно так же, как спуститься в жерло вулкана и вынести в каждой руке по ядовитой змее.

Извлечение Предметов из ложа всегда было делом долгим и опасным. Пещеры глубоки, круты, темны. Их стены причудливо измяты, испещрены гротами. Можно представить себе колоссальную гроздь винограда, которую погрузили в землю, а потом вынули, и в грунте отпечаталась форма ягод.

Стены ложа покрывает твердая блестящая корка, напоминающая одновременно стекло и металл. Она чрезвычайно затрудняет спуск: невозможно вбить крюки и клинья в этот пещерный доспех. Корка сама по себе – божественное изделие, своего рода Предмет. Алхимики не смогли распознать материал, из которого она состоит. По твердости он сравним с алмазом. Впрочем, кое-где покров стенок ложа имеет трещины. В этих местах удается отколоть фрагменты корки – блестящие остроугольные куски, похожие на рыбью чешую. Такие же порою удается найти на дне ложа. Церковь не признает их полноценными Предметами: во-первых, они являют собою не изделие, а только осколки; во-вторых, покров стенок имеет трещины, и, следовательно, он не вполне идеален. Куски покрова, как и ряд других причудливых, но несовершенных штуковин, встречающихся в ложе, называют малыми предметами.

Трудный спуск – далеко не единственная опасность ложа. Порою оно оказывалось засыпано пеплом и шлаком, вроде вулканического. Чтобы добраться до Священных Предметов, приходилось месяцами вкапываться в пережженную породу. Случалось и так, что прозрачная корка, похожая на стекло, покрывала вход в ложе, и не удавалось пробить ее никакими орудиями. Тогда следовало рыть шахту с тем, чтобы на глубине она сомкнулась с пещерой Дара.

Гроты пещеры бывали заполнены ядовитым газом, или раскалены, как жаровня, или мерцали смертоносным светом. Спускаясь в ложе, нельзя было даже предсказать заранее, с какой опасностью встретишься. Церковь пришла к выводу: лишь достойным и благочестивым людям боги позволят взять Предметы из ложа. И то, после долгого упорного труда.

Отвечая на вопросы Луиса, Эрвин осторожно подступает к краю и заглядывает в ложе. Стены изрыты гротами и под заходящим солнцем выглядят пятнистыми: черные углубления, розовые просветы.

Капитан Теобарт окликает кайра Фредерика, требует отчета. Фредерик, уомандующими поисками в ложе, отвечает что-то, но эхо дробит его слова. Теобарт склоняется над провалом, требует повторить.

– А долго ли длится добыча Дара, милорд?.. – спрашивает Луис.

– Добывают железо, Луис. О Даре говорят – извлечение. Оно длится не меньше месяца.

– Так долго?..

– Месяц – это как раз быстро. Семнадцатый Дар, в Шейланде, занял целое лето. Западники атаковали людей графа, отбили ложе и занялись извлечением. Месяц спустя, когда подоспели войска моего отца, только двенадцать Предметов успели увидеть свет солнца.

Щадя хрупкую душу Луиса, Эрвин не упомянул о том, что эту дюжину Предметов западники успели увезти в Рейс. Чтобы вернуть их, герцог Десмонд предпринял экспедицию, стоившую западным землям трех сожженных городов и нескольких тысяч погибших.

Впрочем, даже при всем этом семнадцатый Дар нельзя назвать особенно сложным. Самым трудоемким, пожалуй, было извлечение десятого Дара – он прибыл в Альмеру, прямо в озеро Дымная Даль. Жители Комли – городка на берегу – видели, как поверхность озера вспучилась гигантским пузырем в сотню футов высотой. Пузырь лопнул, в небо ударила струя пара, а на город хлынула волна, смывшая все деревянные дома. Дно озера оголилось, и те, кто стоял на колокольнях, смогли увидеть возникшее ложе Дара: оно пламенело, как жерло вулкана. Позже вода отхлынула и накрыла ложе. Еще несколько дней в том месте бурлило и кипело, озеро покрывалось пузырями, выбрасывало пар, похожий на лисьи хвосты.

Чтобы извлечь этот Дар, тогдашний герцог Альмера организовал поистине фантастические инженерные работы. Была выстроена двухмильная плотина, отгородившая часть Дымной Дали; затем вырыта система каналов и водохранилищ, чтобы осушить несколько квадратных миль озера. Только четыре года спустя дно Дымной Дали с открытым входом ложа показалось на свет. Конечно, пещера была полна воды, и потребовалось еще несколько месяцев, чтобы откачать ее. Искровая сила тогда не была известна, и герцог велел построить на оголившемся дне двадцать ветряков, которые вращали бы валы насосов. Говорят, лопасти нескольких сохранившихся мельниц до сих пор торчат над водой в полумиле от берега…

– Милорд, отряд углубился уже на сто футов, – докладывает Теобарт. – Видят дно.

– Уже?.. Так быстро?

– Да, милорд. Спуск оказался не сложен. Много мест, где покров стен сколот, имеются трещины и углубления, даже нечто вроде ступеней.

Эрвин вглядывается в глубину пещеры, чтобы рассмотреть то, о чем говорит капитан. Филипп Лоуферт вдохновенно восклицает:

– Боги помогают нам, господа! Дар раскрыл нам свои объятия!

Эрвин оборачивается к нему, стараясь скрыть раздражение.

– Барон, неужели вы не понимаете, что означает эта легкость?

– Мы благословенны! – упорно повторяет Филипп.

– Скажите, милорд… – робко шепчет Луис, – а Предметы дорого стоят?

– Если вы о деньгах, сударь, – с отвращением бросает Эрвин, – то я их не покупал и не продавал! Какая мерзость!

– Милорд, простите меня, я не то имел в виду!.. – Луис прижимает руки к груди. – Что означают Предметы, какова их ценность, я это хотел спросить!

– Говорящий Предмет способен изменить мир, – рассеянно отвечает Эрвин, прислушиваясь к докладам Фредерика из глубины пещеры.

– Но ведь говорящих не бывает, да, милорд?

– Как раз наоборот: все Предметы говорящие. Только мы не знаем их языка. Знали Праотцы и Праматери. Во времена Темноокой династии встречались благостные мудрецы, кому удавалось заговорить с одним-двумя Предметами. Так говорят легенды… и даже если им верить, то последний мудрец почил семь веков назад.

– Но зачем тогда нужны… я имею в виду, в чем ценность неговорящих Предметов? Ведь они же… – Луис боязливо понижает голос на слове: – …бесполезны!

– Дурачье, – вмешивается барон Филипп Лоуферт. – Священное достояние есть показатель величия рода! Лишь те, кто благословлен и осыпан Дарами, правят подлунным миром! Дворяне стоят между людьми и богами, и тем ближе они к богам, чем больше Предметов держат в своих руках. Дома, что владеют достоянием свыше двадцати Предметов, зовутся Великими. Таких домов всего тринадцать, запомните это, молодой человек. А таких семейств, у кого имеется полсотни Предметов, только восемь в целом мире. Наследник одного из этих семейств стоит возле вас, а вы досаждаете ему идиотскими вопросами!

– Простите… – только и говорит Луис, но сохраняет растерянный, непонимающий вид.

– Вы видели какой-нибудь Предмет за свою недолгую жизнь? – раздраженно спрашивает Эрвин.

– Целых три, милорд, – отвечает Луис. – Один в соборе Маренго, и два – на свадьбе вашей леди-сестры.

О, да, эти два Предмета видели многие! Первая Зима делала все, чтобы ослепить гостей свадьбы и скрыть свое убожество.

Сияющая леди Иона – главное украшение праздника – показалась черни лишь в день обручения: проехала в открытом экипаже от замка до собора и обратно. Тысячи мещан толпились вдоль улиц с раннего утра, чтобы увидеть Северную Принцессу в свадебном наряде. Позже у нее не было времени показываться горожанам: Иона должна была оказать почтение пяти сотням благородных гостей. Но чтобы чернь не чувствовала себя обделенной, герцог велел выставить на обозрение в соборе Светлой Агаты два Священных Предмета.

Епископ Первой Зимы, облаченный в серебристую ризу, сопровождаемый шестнадцатью священниками в ультрамариновых одеждах, вынес Предметы один за другим и возложил на малые алтари в северном и южном нефах храма. Ветровые трубы пели праздничную песнь – могучую и светлую, напоминающую сияние горных вершин; в залах собора горели искровые огни, силу для которых жертвовал герцогский замок. Прихожане выстроились очередью, тянущейся на сотни ярдов от храмового портала. Всем известно: одна молитва, прочтенная над Предметом, дает человеку год здоровья и неделю счастья!

Южный Предмет звался Всевидящим. Он представлял собою многогранный кристалл размером с крупное яблоко. Грани, словно зеркала, отражали проходящих мимо людей. Каждое из сотен отражений окрашивалось в разные оттенки цветов, и, огибая Предмет, прихожанин видел себя в оранжевых тонах, фиолетовых, изумрудных, серых… Некоторые отражения ярко сияли и подрагивали, как пламя, другие были мертвенно бледны; в третьих виделось не тело, а кости скелета; четвертые изображали человека текущей фигурой, сплетенной из струек голубых и алых жидкостей… Прихожане верили: в гранях Всевидящего можно рассмотреть собственную душу, все хвори, живущие в теле, и дурные мысли, ежели они имеются, и даже причину своей грядущей смерти. Впрочем, чтобы понять смысл, нужно владеть священным языком Предметов.

Святыня, покоившаяся на северном малом алтаре, состояла из кольца синего металла около фута в поперечнике, в проеме которого висел крохотный огонек. Епископ с величайшей осторожностью поставил кольцо на алтарь под углом, наискось – и оно осталось стоять под наклоном, словно незримая опора поддерживала его. Собор был открыт круглые сутки. Люди, приходившие перед рассветом, заставали его почти безлюдными и могли постоять около синего Предмета целых несколько минут, изучая его пристальным взглядом. Те, чей глаз достаточно остер, могли разглядеть, что кольцо не стоит, а невероятно медленно падает на алтарь – за минуту оно склоняется на волосок, не больше! За сутки оно опустилось на дюйм, а за неделю почти легло. Огонек, висящий в просвете кольца, тем временем сдвинулся из центра вниз и вбок, по дуге приблизился к металлическому кольцу и почти коснулся его. Леди Иона отбыла с графом Виттором в его речное захолустье, а епископ унес Предмет обратно в святилище. Положил его горизонтально, и огонек поплыл обратно, чтобы ко дню следующего праздника вернуться в центр кольца. Северный Предмет звался Вечным Течением.

– Значит, видели, Луис?

– Да, милорд.

– Тогда сами подумайте над ответом: ценны они или нет.

Капитан, получив очередной доклад, угрюмо поворачивается к Эрвину.

– Милорд, первая группа достигла дна. Предметов до сих пор не найдено. На дне имеются человеческие кости.

Эрвин глубоко вздыхает.

– Отзовите отряд, капитан. На сегодня хватит.

– Милорд, не стоит терять надежду, – говорит Теобарт. – Мы продолжим завтра и найдем их. Вы же знаете: Предметы не разбросаны по всему ложу. Чаще всего их находят только в одном или нескольких гротах, а остальные ходы и гроты пусты. Завтра тщательно осмотрим каждое углубление…

– Это ничего не даст, капитан. Я знаю: нужно найти сердце ложа, в нем собрано все ценное… Только его уже нашли до нас. Эти люди, что жили в землянках, – по-вашему, они случайно простояли здесь всю зиму? Или думаете, они ушли прежде, чем извлекли из ложа все до последнего Предмета?!

Эрвин делает резкий жест, прерывая капитана.

– Да, конечно, мы продолжим поиски завтра, и будем искать до последнего, пока не облазим каждую ямочку и трещинку. Любой сделал бы так же. Только знаю наперед: мы ничего не найдем!

Теобарт кивает, склоняется над провалом и кричит в глубину, отражаясь эхом:

– Отбой! Все наверх! Отбой!

А Эрвин обращается к Луису, не скрывая досады:

– Один Предмет можно обменять на маленький баронский лен: замок с дюжиной сел. Два Предмета – достойный выкуп за любую невесту на свете, даже за принцессу Великого Дома. Имея во владении три Предмета, вы станете желанным гостем во всяком чертоге, перед вами раскроются двери императорского дворца. Четыре Предмета – вполне весомый повод, чтобы развязать войну. Нередко они начинались и за меньшее. За шесть-семь вы можете купить мир или даже союз в почти безнадежной ситуации. Двадцать – и вы ровня графу, имеете право голоса в Палате, влияете на политику всей Империи. Пятьдесят – и вы герцог, за вами миллионы акров земли, тысячи деревень, десятки тысяч мечей. Подлунный мир – ваше поле для игры в стратемы…

Эрвин переводит дух и с горечью добавляет:

– Скуднейший Дар за всю историю содержал семьдесят четыре Предмета, а богатейший – триста тридцать два. Говорю это к вопросу о том, многого ли мы лишились.