Текст книги "Стрела, монета, искра"

Монета

Ранний июнь 1774 года от Сошествия Праматерей

герцогство Южный Путь

По неопытности Полли перестаралась с парфюмом. Хармон Паула успел позабыть свою давешнюю задумку, как тут она сработала с неожиданным успехом.

Перед ужином торговец сообщил своим людям, что солтаунский покупатель назначил за товар слишком низкую цену, и теперь придется отправится в Лабелин, к барону Деррилу. Это известие никому не доставило удовольствия, одна лишь Полли лучилась радостью, рассказывала о чудесной лодочной прогулке с Джоакином на закате прошлого дня. «Ничего нет лучше моря», – не раз говаривал Джоакин, и девушка была с ним полностью согласна. Облако ванильного аромата распространялось вокруг Полли.

Доксет был навеселе и ничего не заметил. Сара чихнула. Снайп наморщил нос. Луиза спросила:

– Неужто парфюм?

– Мне подарил хозяин, – Полли смущенно улыбнулась в его сторону.

– Хармон Паула, – укоризненно глянула на торговца Луиза, – надо было послабее настойку взять. Эта слишком уж забористая.

– А по мне, так ничего, – сказал Вихорь. – Коли одежа нестирана, отлично вонь перешибает.

– Ты здесь один в вонючей одеже ходишь, – фыркнула Луиза.

– Потому, что руки у тебя кривые, постирать не можешь, – буркнул Вихорь.

Тут вошел Джоакин и помешал Луизе дать мужу достойный ответ. Воин уселся между Хармоном и Полли, придвинул тарелку, сунул в рот пару ложек бобов, как тут почуял запах. Внимательно глянул на девушку и спросил:

– Это ты, никак, надухалась?

– Теперь я буду пахнуть, как леди, – простодушно ответила Полли.

Джоакин прыснул:

– Леди духаются с умом, а не так, что за квартал собакам нюх отшибает!

Девушку покраснела и спала с лица. Луиза вступилась за нее:

– И с каких же пор ты у нас такой знаток леди? Уж не с тех ли, как тебе графские рыцари все ребра пересчитали?

– Моя мать была леди, а отец – рыцарем!

– Это они тебя научили девушкам хамить? Хороши благородные!

– Я служил у барона Бройфилда, – процедил Джоакин, – с его женой и сестрами общался.

– Так же, как с Полли? Тогда немудрено, что барон тебя выкинул!

Хармон с удовольствием поглядел, как парень тщится найти достойный ответ, чуть не скрежеща зубами от натуги.

– Я знаю о дворянах побольше вашего! – выдавил, наконец, Джоакин. – Я сам почти что их роду!

– Нашел чем гордиться, дурья башка, – бросил Снайп.

Тут Хармон счел нужным вступиться:

– Все, довольно, напустились на парня! Накинулись, будто на злодея. Никакой беды нет, что он хочет походить на лорда. У лордов тоже есть чему поучиться. – Джоакин расцвел при этих словах, но Хармон строго добавил: – А ты извинись перед Полли.

– Извини, – нехотя выдавил парень, – я сказал грубо…

Остаток ужина Джоакин и Полли провели в смурном молчании. Хармон остался весьма доволен собой.

* * *

Почему я не продал Предмет? – размышлял Хармон-торговец, покидая Солтаун под моросящим грибным дождем. В разговоре со свитой он объяснил неудачу скупостью Гобарт-Синталя, однако сам далеко не был уверен, что причина в этом.

Конечно, корабельщик врал на счет «крайней цены». Хармон мог выложить на кофейный столик Светлую Сферу, показать, как плавает в воздухе мерцающий шар, – и легко выудить у негоцианта еще пару тысяч. Сошлись бы на тридцати пяти, Хармонова прибыль составила бы три с половиной тысячи. Он думал о четырех, но и три с половиной – большое богатство, еще месяц назад торговец и мечтать о таком не смел. Так почему отказался?

Может, дело в самом покупателе? Заподозрил Хармон, что негоциант собирается его надуть или отобрать Предмет силой? Вряд ли. Гобарт-Синталь слишком злился во время торга – похоже, собирался-таки расстаться с деньгами. Если бы думал обмануть, был бы куда ласковее и сговорчивей.

Если быть честным с самим собою, то причина напрашивается лишь одна: Хармон просто не смог расстаться со святыней. Хотел, да не поднялась рука. Все то время, пока Светлая Сфера лежала у него на груди, он чувствовал себя особенным – выше, лучше, умнее других людей. И три с половиной тысячи золотых не вернут ему этого чувства! Множество найдется людей, чье состояние больше трех тысяч, и лишь горстка – тех, кто когда-либо держал в руках Священный Предмет. Хармон клал ладонь на сверток и думал: до меня к Сфере прикасался граф Шейланд, а до него – работяга, что извлек Предмет из Ложа Дара, а до него!..

Бог-Ювелир Подземного Мира выковал его… вылепил?.. отлил?.. Что за чушь! Просто вызвал из небытия одним своим словом! Велел: «Появись!» – и сотворилась в мгновение ока неповторимая мерцающая драгоценность. И Бог-Ювелир, возможно, сам восхитился тем, каким прекрасным вышло творение, и решил подарить его любимой. Например, Богине Песен. А может быть, даже одной из Праматерей, что обитают теперь в Подземном Мире! Может быть, Елене Прозорливой. Святая Елена ахнула от восторга, обняла Бога и поцеловала в уста… но после сказала: «Не серчай, мой милый, но твоему творению место в мире людей! Мы ведь живем в благости, вечном счастье, иное дело – люди подлунного мира. Пусть чудесная сфера украсит их нелегкую жизнь и наполнит верою!» И Елена уложила Предмет в очередной Дар, что как раз собирали для людей боги, и неодолимая сила швырнула его сквозь все пять покровов земли. Дар пробил алмазный покров, затем железный, огненный, водяной и, наконец, каменный. Вспоров земную твердь, он раскрылся, словно жерло вулкана или пасть чудища, и люди увидали сокровища, посланные богами. Из-за Предметов вспыхнула война: полчища западников ринулись в атаку на Шейланд и уморили бы голодом осажденного графа вместе с его войском, если бы не вмешался в дело великий Десмонд Ориджин. Когда воцарился мир, половина знати Империи Полари, даже старый император Телуриан с юным принцем съехались поглядеть на Предмет, сотворенный мыслью Бога-Ювелира…

А теперь этот самый Предмет Хармон-торговец должен отдать скупому тощему типу в халате!

До Лабелина неделя пути, – решил Хармон. Не будет большой беды, боги простят и граф Виттор тоже, если еще неделю Сфера побудет в моих руках. Хотя бы неделю.

* * *

Размолвка Полли с Джоакином продлилась и на следующий день. Девушка не показывала носа из-за ширмы, Джоакин молча правил фургоном и был мрачнее тучи.

– Ты чего? – спросил его Хармон вполголоса, чтобы Полли не слышала. – Хватит изображать Ульяну Печальную! Мне, веришь, одного смурного Снайпа вполне хватает.

Джоакин вместо ответа мотнул головой назад.

– Ах, Полли!.. – изобразил удивление Хармон. – Так извинись перед нею, и дело уладится.

– Извинился вчера. Чего еще надо?

– Э, мало ты смыслишь в девицах. Ты не от души извинился, а она хочет – чтобы от души, с раскаянием.

– Это как?

– Сделай подарочек какой-нибудь – девушка вмиг растает. Девицы любят подарки.

– Да ну… С чего мне ей подарки делать? Она все губы дует, разговаривать не хочет, а я ей – подарки?

– Да ты послушай! – Хармон приобнял Джоакина и вкрадчиво замурлыкал на ухо: – Послушай мудрого человека. Купи ей какую-нибудь безделицу – гребешок, платочек, сетку для волос. Тебе оно совсем недорого обойдется, каких-нибудь пару агаток!

– И где же я его куплю? Из города уехали…

– Да хоть бы у меня! Много женских безделиц везем на продажу, уступлю тебе что-нибудь.

Совет торговца по-прежнему казался Джоакину странным, однако парень дал себя убедить. На привале, пока женщины занимались стряпней, Хармон вместе с Джоакином перебрали множество мелкой чепухи, весьма привлекательной для девушек, по словам торговца. Джоакин хмурился, презрительно морщил губы, покачивал головой, однако три вещицы он все же удостоил внимания. Это были: маленькое зеркальце весьма добротной работы, ореховый гребень с перламутровой рукоятью и кулончик с портретом Светлой Агаты. Джоакин спросил о ценах.

– Зеркальце я купил за восемь агаток, – почти честно ответил Хармон, – кулон – за три, а гребень – за полторы. Тебе, как родному: добавь полтинку к любой цене – и бери, что понравилось.

Это привело парня в замешательство. Зеркальце нравилось ему, но было слишком дорого. Гребень, напротив, слишком дешев: не верилось, что всего полторы агатки могут уладить ссору.

– Хороший гребень, – сказал Хармон, – не раздумывай. Тем более, что дешев! Выгода же! А тот, что имеется у Полли – старый и грубый.

– Когда же вы успели его рассмотреть? – с подозрением спросил Джоакин.

– Экая тайна! После Дымной Дали наша блондиночка несколько раз причесывалась при всем честном народе, чтобы перед тобой своими локонами похвастаться. Ты, помнится, глазел во всю.

– Я не глазел. Так, глянул разок…

– Ну что, берешь гребень?

– Ладно. – Джоакин вытащил горсть монет, пересчитал и сказал: – И, знаете, кулон я тоже куплю.

После обеда парень отвел Полли в сторонку пошептаться, а вскоре согласие между ними было восстановлено. Когда обоз двинулся дальше, девушка вновь лучилась радостью и щебетала. Она села впереди, рядом с Джоакином, чтобы вместе любоваться красотами природы. Положила голову ему на плечо, указывала пальчиком то на луг в цвету, то на озерцо, живописно блестящее в низинке, то на облака – дав волю фантазии, можно разглядеть в них фигуры сказочных зверей, играющих друг с другом. Хармон дремал в фургоне, чтобы не мешать парочке.

Полли нашла случай похвастаться подарком любимого. Следующим утром она причесывала роскошные, шелковистые волосы на глазах у всех, как давеча, по пути к Солтауну.

– Красивый гребешок, – подыграл ей Хармон, и Полли с улыбкой сообщила:

– Джоакин подарил мне, и еще так мило извинился!

– Кулон тоже понравился?

– Какой кулон?.. – не поняла Полли.

– Не бери в голову, я оговорился.

Надо же, – подумал Хармон, – кулон с Праматерью красавчик оставил себе! Неужто вдруг сделался благочестивым верующим? Странно это…

Позже Джоакин улучил минутку и поблагодарил торговца за совет:

– Вы были правы, хозяин. Подарок очень порадовал Полли, и она мигом забыла о ссоре.

Впрочем, говоря это, молодой воин имел озадаченный и даже несколько разочарованный вид. Похоже, он ожидал иного исхода. Хармон сказал:

– Ну, вот видишь, как все прекрасно обернулось. Хармон Паула Роджер чепухи не посоветует.

– Я, признаться… – Джоакин помедлил, – …начал было думать, что вы против нас с Полли. Но когда вы мне купили очи, а потом еще посоветовали, как уладить ссору, то мне даже совестно стало за мои мысли. Хорошо, что я ошибся.

– Ну, ты скажешь! С чего бы мне быть против вашей любви?

– Не знаю. Чувство такое было, словно вы сердитесь. Может, вы думали, что плохо служить стану, если свяжусь с девицей. Даже оно и правда, отчасти: теперь понимаю, я слишком долго разъезжал с нею в полях. Вы извините, хозяин, впредь буду старательнее.

– Да ладно тебе, – Хармон похлопал парня по плечу, – я все прекрасно понимаю. Дело молодое! Иногда и от службы отвлечься не грех.

– А все ж, было чувство, будто вы серчали… Может, думали, что Полли мне не пара?

Хармон хохотнул.

– Вот придумал! Полли – отличная девушка! Трудолюбивая, милая, заботливая. Жизнерадостная – все время как солнышко сияет. Где еще такую жену сыщешь?

На слове «жена» Джоакин чуть переменился в лице, Хармон не обратил внимания и повел дальше:

– А что не благородная – так это же прекрасно! С простолюдинками всегда легко поладить. Они не капризничают почем зря, работы не боятся, нос не задирают. И обиды долго не таят – ты вот и сам убедился. У меня подруга есть, звать Марией. Она тоже, бывает, надуется, как твоя Полли. Но я ей какую-нибудь милую безделицу подарю, скажу пару приятных слов – и все, дамочка оттаяла и уже ластится, как кошечка.

– Да, пожалуй…

– Думаешь, с благородной так бы вышло? – продолжил торговец. – Э, нет уж! Леди – они народец капризный да самовлюбленный, всю душу тебе вымотают. Слыхал песню про Дастина Стального и Кареглазую Леди? Как он семь подвигов совершал, лишь бы угодить даме сердца и умилостивить ее отца?

– Слыхал, конечно.

– Ну, вот. Это легенда, а в жизни еще и покруче бывает. Есть у меня один знакомый барон, он про своего отца рассказывал. Отец его был не барон, а просто рыцарь. Повстречал на турнире третью дочку графа Блэкмора и сразу к ней воспылал. Подкатил, стал красивости говорить, серенады петь. А она носом воротит: спеть, мол, всякий дурак может. Прояви себя как воин, тогда поговорим. Ну, он выехал на ристалище и бился, как сам Темный Идо – любовь придала сил. Спешил двух южан, трех западников, нортвудца, а на закуску – рыцаря Короны, что на прошлом турнире чемпионом был. Казалось, все, победа в руках нашего героя, да только в финальном бою вылетел из седла и грохнулся в грязь прямо на глазах у возлюбленной. Она ему и говорит: ты, дескать, стал всего лишь вторым, а не первым. Не впечатлил ты меня. А он ей: чем же я могу, красавица, доказать тебе свою доблесть? А она ему: лучшие воины, говорят, служат на Севере и носят красно-черные плащи. Отправляйся и ты на Север, и коли вернешься в кайровском плаще, тогда поверю, что чего-то стоишь.

– И как повернулось дальше? – с живым интересом спросил Джоакин.

– Подался наш рыцарь в Первую Зиму. Заметь: где Блэкмор, а где Первая Зима! Пол-империи проехал прежде, чем добрался. Стал проситься на Посвящение, а ему говорят: тебя здесь никто не знает, послужи сперва пехотинцем, тогда уж, быть может, допустим к испытанию. Он на это: так я же – рыцарь, куда мне в пехоту? А ему в ответ: плевать, что ты на юге рыцарь; здесь ты – никто. Ну, делать ему нечего, вступил в герцогское войско простым солдатом. Тут пошла война, за ней – вторая. Наш герой снова бился доблестно, как мог выслуживался, в любую атаку кидался, как лев. И в Нортвуде сражался, и на Западе. Ранен был раза три – то стрелой, то копьем; чуть не помер. Наконец – уже года два прошло! – кайр, что командовал его отрядом, сказал: теперь вижу, ты хорош, допускаю тебя к испытанию. А Ориджиновское испытание, скажу я тебе, это тоже не увеселетильная прогулочка.

– Я знаю, наслышан.

– Так вот. Богам, видимо, приглянулся наш герой: прошел он испытание, хотя и с великим трудом. Сам герцог Ориджин вручил ему плащ и похвалил, а командиру нашего рыцаря сказал: и тебя хвалю, что заметил доблестного воина и допустил на Посвящение. Командир отвечает: ручаюсь, ваша светлость, что этот человек прекрасно послужит вам. Ну, тут наш герой и выложил командиру с герцогом всю правду: дескать, он сражался только чтобы заслужить любовь красавицы, а теперь, получив плащ, хочет вернуться в Блэкмор и добиться руки своей дамы сердца. Герцог нахмурился, но сказал: ладно, ты мне вассальную присягу не приносил, и если судить по закону, то не имею причин тебя задержать. Езжай, сказал. А вот командир взбеленился: это что же, ты, чужак, над нашими северными обычаями насмехаешься? Прошел священный обряд, получил плащ от самого герцога – и лишь затем, чтобы выполнить прихоть какой-то вертихвостки? Тогда и рыцарю кровь в голову ударила: не смей звать леди Блэкмор вертихвосткой! А командир: не нравится – заставь меня замолчать. И выхватил меч.

– Рыцарь победил его?

– Ну, можно и так сказать… Рыцарь проткнул кайру печенку, но тот, невзирая на боль, изловчился, рубанул в ответ и отхватил рыцарю руку повыше локтя. Герцог поглядел на раненого героя, истекающего кровью, поразмыслил, стоит ли спасать чужака, в итоге смилостивился и позвал лекарей. Еще месяц пролежал наш рыцарь в госпитале, наконец, очухался, взял красно-черный плащ и отправился в Блэкмор. Разыскал любимую, встретил спустя три года разлуки, а она ему рассмеялась в лицо: ты что, со Звезды свалился? Я уж замужем давно! А была бы и свободна, так нужен ли ты мне теперь, однорукий?..

Джоакин вздохнул и покачал головой. Похоже, он примерил на себя шкуру отверженного рыцаря, переполнился горечью и досадой.

– Да, бывает… – сказал молодой воин и надолго задумался.

Потом спросил:

– Хозяин, вы говорили, этот герой был лишь рыцарем, но его сын стал бароном. Как так вышло?

– Ну… – Хармон пожал плечами. – Во время своих военных мытарств рыцарь неплохую славу заслужил, да и золотишком трофейным разжился. Опять же, звание кайра тоже немалого стоит. Словом, нашлись охотники с ним породниться. Один из альмерских баронов отдал за него свою дочь-наследницу. Вот так рыцарь и заработал лордский титул для сына. Но только это не имеет отношения к делу: любил-то он леди Блэкмор, а она его оставила с носом.

– Но, получается, – отметил Джоакин, – леди вдохновила его на подвиги. Благодаря ей он сделался кайром и бароном.

– Ага, и еще потерял руку. И сердце она ему разбила, как пустой горшок.

Джоакин не ответил и погрузился в раздумья. Тем и кончился разговор.

* * *

На второй день пути от Солтауна Хармон обнаружил, что ожидает прибытия к новому покупателю примерно с тем чувством, с каким ждут расставания с любимым человеком. Дело шло к вечеру, солнце порозовело, скатилось к горизонту, и Хармон подумал тоскливо: второй день кончается, остается пять. Тут же и сказал себе: так и хорошо, что всего пять! Спустя пять дней я стану богачом! Радоваться нужно.

Однако, радоваться не получалось.

С трудом дождавшись привала, Хармон Паула велел свите не беспокоить его, опустил завесы в своей половине фургона и извлек из тайника Предмет. Волна благоговейного трепета, уже привычная, захлестнула его. Творение Бога-Ювелира казалось краше при каждой новой встрече. Сфера была еще чудеснее, чем в Солтауне: возможно, от того, что Хармон сжимал ее в руках при свете дня, укрытый ненадежной холщовой преградой, из-за которой шумели людские голоса. Он остался наедине со своей тайной, и тайна была в этот миг особенно хрупкой, горячей и греховно сладостной.

Хармон крутанул внутреннее кольцо. Оно пропало из виду, став вихрем из дрожащих бликов, и в сердце у Хармона защемило. Внезапно он подумал: а что, если все дело – в десятине? Может быть, печаль возникает от того, что мне достанется лишь десятая доля цены, а девять долей придется вернуть графу? А вот если бы…

На половине мысли он резко оборвал самого себя. Ты, Хармон, не думай эту мысль дальше. Ты, дорогой, прогони ее из башки сию же секунду и никогда не впускай обратно!

Однако он продолжал думать ночью, и следующим днем, и следующим. Ведь это не план и даже не мечта, а простая фантазия. В ней нет греха, верно? Он же не думает о том, чтобы украсть выручку за Предмет. Он лишь воображает: любопытно, что делал бы некий торговец, попади ему в руки сорок тысяч эфесов? Чистый вымысел, не более того!

За десять тысяч можно было бы купить замок, еще за десять – изрядный кусок земли. Сделаться лордом. Нанять воинов, слуг. Жить на оброк с крестьян, время тратить на охоты и пьянство… Неа, не улыбается ему такое будущее. Хочется жить в городе, а не в каменном склепе среди поля; управлять землями хлопотно, содержать замок с гарнизоном – дорого. Да к тому же, всякий лорд имеет сюзерена и обязан ему служить на ратном поле… а какой из Хармона Паулы воин?

Можно, конечно, взять жену из первородных. Сорока тысяч хватит с лихвой и на невестин выкуп, и на дворец, и на жизнь, достойную леди. Вот только такого счастья, как дворянское отродие, Хармону и даром не нужно.

Можно, по примеру Гобарт-Синталя, купить кораблей и создать торговый флот, сделаться негоциантом. Невероятно прибыльное дело, многие лорды позавидуют таким доходам. Жизнь пойдет в роскоши, всеобщем почете. По миру доведется поездить, увидеть дальние диковинные земли – тот же Шиммери, Дарквотер, Берег Заката. Однако морское дело совершенно незнакомо Хармону, ничегошеньки он в этом не смыслит – как курица в кузне. А годы уже такие, что хвататься за новую науку не сподручно, да и попросту лень.

Что же остается?

Вот если бы, – думал Хармон-торговец исключительно в духе фантазии, – если бы граф скоропостижно помер? Не допустите боги, конечно, такого несчастья! Но из чистого любопытства: что бы вышло тогда? Детей у графа нет, леди Иона не знает о Предмете – стало быть, не найдется такого наследника, кто с меня спросит. И тогда вся выручка останется мне – все сорок тысяч! Что я стану делать с нею?

Что?

С удивлением Хармон понял, что не может изобрести плана на подобную сумму. Давно привычный к трезвой расчетливости, накрепко пришитый к земле, презирающий пустые мечты Хармон-торговец был неспособен справиться с задачей. Священный Предмет ошарашил и придавил его своим величием. Все Хармоновы самые смелые желания, планы, мечты по совокупной стоимости легко укладывались в десятину от цены Светлой Сферы. Вся его жизнь, вместе со всеми прошлыми делами и прибылями, нынешними сбережениями, надеждами на будущее, самыми далеко идущими планами – дешевле одной десятой Предмета! С ошеломляющей ясностью Хармон ощутил свою ничтожность. Никогда, ни с кем из первородных лордов – даже за столом графа Шейланда – торговец не чувствовал себя столь мелким, как сейчас.

Чертовски захотелось посоветоваться с кем-то большим и мудрым. В окружении Хармона таких людей не было. К кому он пошел бы за советом, имей такую возможность?

Положим, граф Виттор… Он-то ясно определился с выбором: выменял любовь ценою Предмета. Возможно, любовь стоит того… если это такая всемогущая и неудержимая любовь, о какой принято слагать легенды. На своем веку Хармон ни разу не испытывал такой любви, да и не очень-то верил в нее до встречи с графом.

Хорошо, не граф. Тогда, конечно, отец Давид – вот мудрейший из людей, знакомых торговцу. Что сказал бы Давид, поделись с ним Хармон переживаниями? Ясное дело, ткнул бы носом в завет Праматерей: «Не посягай на чужое». Тогда Хармон сказал бы в ответ:

– Я и не посягаю, а лишь фантазирую. Ты же сам говорил, отче, что в мечтах нет греха.

Отец Давид мог бы ответить такое:

– Боги посылают Дары людям в помощь. Из того, что говоришь, брат Хармон, ясно: боги подарили Светлую Сферу графу Виттору с тем, чтобы помочь в его великой любви. Любовь – прекрасное чувство, Праматери не раз одобрительно высказывались о влюбленных.

Тут Давид, конечно, привел бы несколько подходящих цитат из Писания. Хармон спросил бы:

– С графом-то ясно, а как же я? Я ведь не о том, как граф употребит Предмет, а о том, вот если бы Предмет был моим?..

– Но он не твой, – отрезал бы Давид. – Боги послали Дар Шейланду, а не тебе.

– Ну, можно так сказать, – возразил бы Хармон. – А можно и иначе: боги послали Предмет именно мне, а граф его доставил. Ведь нам же неведомо, что было у богов на уме!

Давид усмехнулся бы по-доброму, как он умеет. Сказал бы:

– Ловко ты вертишь словами, за то и люблю с тобой беседовать. Если положить хоть на миг, брат Хармон, что ты прав, то я сказал бы тебе такое. Великой ценой можно совершить великое дело. Если же раздробишь на части, то не добьешься ничего, поистине значительного.

– Не делить на части? – задумался бы Хармон. – Хочешь сказать, все деньги, скопом, вложить в одно большое дело? В корабли?

Давид качнул бы головой.

– Тогда… отдать на церковь? Построить храм? Собор?! Наверное, сорока тысяч хватит! Ты об этом?

– Собор – хорошее дело, – кивнул бы Давид. – Но я говорю о другом.

И вот тут Хармон догадался, что имел в виду призрак друга. Чуть даже не ахнул от догадки. Конечно! Ведь ему давно известно наилучшее вложение для сорока тысяч золотых! Изо всех вариантов, на какие можно употребить эту гору золота, один вариант – несравненно лучше других. Один товар настолько превосходит все иные, что, по большому счету, лишь он один и стоит внимания. И этот товар… тьма! Ведь этот товар уже в руках торговца!

Все просто до дрожи, до озноба по спине. Ни дом, ни замок, ни корабли не стоят такой цены. На что не обменял бы Предмет Хармон Паула Роджер, он в любом случае остался бы в убытке. Сколь богатым он не стал бы, никогда больше ему не взять в руки творение богов!

Попросту не продавать Светлую Сферу – вот наилучшее, что можно с нею сделать!

Именно в день, когда Хармон пришел к этому потрясающему выводу, обоз достиг Лабелина.