Текст книги "Российская литературная премия-2022. Том 1"

Месье Алекс распрямился и встал в величественную позу. Пьеру показалось, что в этот момент у него по телу пробежали очень крупные мурашки.

– Вы прекрасно выглядите в этих костюмах. Точно сошли с этих картин! – сказал Алекс, увидев входящих женщин и Пьера. – Да вы просто созданы для таких нарядов и той жизни! Вы бы вскружили головы многим мужчинам, попади вы в те времена! – хитро подмигнул он Мишель.

– В то время… – мечтательно сказала Полетт. – Карета, прислуга, роскошь.

– А какие подарки преподносили кавалеры дамам в ответ на их благосклонность! – улыбнулся Алекс. – Брильянтовые колье, замки и даже титулы.

– Да уж, сейчас всё измельчало. Сейчас и жениться-то не хотят, – фыркнула Мадлен. – Не то что брильянты. Мой Арманд хоть и не был графом, но баловал меня всегда! Я всё покупала в лучших магазинах, он возил меня по лучшим курортам. И подарил столько золотых безделушек!.. Например, вот эти золотые часики… – покрутила она рукой.

– Мама! – остановил её Пьер.

– А что я сказала? Всё – правда. А вот сейчас считается, что все равны и подарки должны дарить дамы мужчинам, а не наоборот.

– Ну, и в то время такое бывало, всё зависело от положения и чувств. Во все времена кто-то берёт, а кто-то платит, – сказал Пьер, вспомнив фильмы и книги про богатых светских дам.

– И всё же женщина всегда должна быть на пьедестале. Богиней! И к её ногам нужно приносить дары. Ведь её любовь стоит многого, – ответил Алекс, снова многозначительно посмотрев на Мишель.

– Побыть бы на месте тех дам, – воскликнули все три женщины разом.

– Ловлю вас на слове! – среагировал весело Алекс.

– Вы так говорите, как будто мы вот-вот откажемся от такой привилегии. Никогда! – сказала Мадлен.

– Никогда! – подтвердили Мишель и Полетт.

– Месье Алекс, наверное, очень богат и любит женщин, – прошептала Полетт. – Не хочет ли он нам что-то предложить? Вернее, одной из нас, – тихо засмеялась, глядя на Мишель. – Я не смогу, у меня муж здесь. А вот вы с Мадлен… – смягчила она свою иронию.

– Ладно смеяться, – прошептала Мишель. – Он имеет в виду вечерний карнавал. Там можно попритворяться, что мы баронессы, а мужчины – графы и принцы. И многое ли, что обещают мужчины, они выполняют? Болтуны! И всё только для того, чтобы показаться лучше, чем они есть!

– И поймать птичку в сеть, – прошептала Мадлен. – Хотя в его сети можно было бы и попасть. Вполне приличный мужчина, симпатичный и обходительный, – улыбнулась она шаловливой улыбкой.

– Мадлен влюбилась! – засмеялась Мишель.

– Уф! – надула щёки Мадлен и закатила мечтательно глаза. Она любила разыгрывать своих.

Алекс, ушедший на несколько минут в свою комнату, вернулся уже в старинном костюме с широкими воланами на груди и рукавах, держа в руках пару подсвечников.

– Итак, господа, пока у нас есть время, я хочу показать вам технику оживления портрета. Уж это вы не назовёте фокусом? – повернулся он к Пьеру.

– Не знаю, – пожал плечами тот. – Может быть, вы хотите использовать гипноз. Предупреждаю: я ему не поддаюсь. Так что вам лучше сразу отказаться от этого приёма. Женщины – возможно. Но я им не позволю впасть в сон. Имейте в виду, – высокомерно повторил Пьер.

– Никакого гипноза, всё по-настоящему! – утвердительно кивнул Алекс.

– Но тогда вам не удастся нас обмануть. Я тут же раскрою все ваши уловки.

– Будет любопытно! Пока ещё никто мой секрет не раскрыл. Вы будете первый. И я согласен дать вам за это приз. – Алекс подошёл к столу и поднял с него маленькую коробочку. – Приз ждёт любого, кто увидит фальшь. – Он открыл коробочку, там на маленьком постаменте сидела птичка, которая сразу же зашевелилась и зачирикала свою песенку. – Забавная вещица? – посмотрел он на открывших от удивления рот присутствующих.

– Да! Какая миленькая! Теперь таких не делают. Старинная игрушка? – спросила Полетт.

– Вполне, к тому же принадлежала когда-то графу де Караман, который получил ее, в свою очередь, от Наполеона. Так вот, она ваша, если вы сумеете меня прервать, когда увидите намёк на фокус. Согласны?

Женщины, кивнув, сели, приготовившись к новому представлению. Пьер иронично остался стоять.

– Ты думаешь, он умеет оживлять портреты? – прошептала Мадлен, обращаясь незаметно к Полетт.

– Такое умел только Калиостро. И то я это видела в кино. Посмотрим, что за секрет. Наверное, погаснет свет и вместо картины на ней появится какая-нибудь его ассистентка.

– Ну конечно! Смотрите, она похожа на Лорен. Точно! Но всё равно интересно! – воскликнула Мишель. – Смешно ждать настоящего оживления, главное – как он всё это преподнесёт.

– Я же вам говорил: никакого обмана и гипноза. Это одно из моих открытий, – важно сказал Алекс.

– Да сколько же открытий вы сделали? Для этого не хватит и всей жизни! Получать живое из воздуха, оживлять картины… – саркастически усмехнулся Пьер. – Может быть, вы умеете разрезать пополам женщину, а потом собирать её из частей?

– Это слишком пошло! – воскликнул Алекс. – С мадам я такого никогда не делаю. Я живу слишком долго по человеческим меркам и не теряю своего опыта, теряя невзначай жизнь, например, по болезни или от вражеского оружия, как это происходит с другими. Если бы вы знали, сколько открытий появилось на свет позже и сколько из них ещё не увидело свет из-за слишком банальных вещей, таких как голод, война, интриги! Прожил мыслитель каких-нибудь тридцать лет, созрел для открытия, а тут тебе и конец. Мозг погиб, и всё, что было в нём, ушло в небытие. А за тысячу лет надумать можно многое, тем более можно много поэкспериментировать, собрать и изучить опыт других мудрецов. Я превратил срок свой жизни в качество. Это так просто. За час можно найти корзину скрытых по лесу ягод, а за сто лет – собрать их столько, что можно будет накормить ими всё человечество.

– Вот только ягоды испортятся и человечество поменяется! – усмехнулась Полетт.

– Ну, тогда скажем проще. За тридцать минут можно решить одну сложную задачу, а ещё более сложную – за два часа. Если у вас такого времени нет, то задача останется нерешённой. Если есть с избытком, то рано или поздно вы придёте к разгадке, даже хотя бы путём проб и ошибок, приближений и повторов, с изменением неизвестных и ходов решений. Всё дело во времени – для гения, конечно. Глупый разве что станет ещё глупее, – засмеялся он, – и, устав, зайдёт в тупик.

– Учёных такого возраста, как вы, в мире довольно много, но они не могут похвастаться такими результатами. Лишних двадцать-тридцать лет… Хотя… – пробормотал Пьер, увидев, как Полетт и Мишель сделали ему знак не спорить. – Ну, с задачей понятно, – перешёл он к выступлению Алекса. – Это всё – математика плюс-минус. Но как можно оживить портрет? Это ведь всего лишь краски и холст? – осторожно задал он вопрос, посмотрев вопросительно на дам. «Ну уж сомневаться-то я имею право?» – говорил его взгляд. – Хоть сколько лет его ни оживляй, у него не возникнет вен и крови, текущей по ним. Не появится дыхание, потому что нет лёгких, ведь он плоский. Двухмерный или… – уже более смело продолжил он.

– Вы почти что подошли к разгадке, – удивлённо поднял брови Алекс. – И если бы вы были заняты этой разгадкой не с позиции обличить загадку, а с позиции понять её, вы бы пришли к решению. Наверное, это просто результат информации, которую вы получаете с лихвой из телевизоров, изданий и просто по телефону. Процесс обмена информацией ускорился и стал объёмнее. «Это надо записать», – пробормотал себе под нос Алекс, достав ручку и блокнот непонятно откуда. – Скорость, объём и плотность приводят к неосознанно скорейшему результату».

– Ладно, – вздохнул Пьер, уже уставший от бормотаний и философских излияний, – мы ждём чуда.

– Хорошо! – согласился Алекс. – Перейдём от слов к делу. Но я хотел бы сначала объяснить вам ход сеанса, потому что мне понадобится ваша помощь. Видите, никаких секретов, всё в открытую! – посмотрел он на Пьера.

Все кивнули, выражая согласие.

– Наша задача – оживить вот этих людей, – показал он на картину, на которой были изображены шесть человек в костюмах, похожих на те, что были на них самих. – Сначала я соберу всю свою волю, чтобы образ на картине получился живой. Я представлю, как он движется, как дышит и как смотрит на меня. Вы должны делать это вместе со мной. Так эффект будет сильнее. Затем я поделюсь с образом на картине нашей с вами энергией и вытолкну его с полотна. В это время он бесплотен, но повторяет образ того индивидуума, который позировал. Ведь картина – это такое же отражение, как и ваше в зеркале, просто оно соткано из отдельных мазков, а не общим фоном. И находится в этом мире в отличие от отражения в зеркале.

– Кстати, – старик снова взял непонятно откуда появившийся в его руках блокнот и записал: «Использовать зеркала…». – Как вы понимаете, этот бесплотный дух уже имеет в своём отражении матрицу образа, повторение всего набора качеств. Но ему не хватает объёма и энергетики! Просто так вы его не увидите! Особенно днём, при освещении. Вот если вечером, в тёмном пространстве, где ещё и начинает снижаться температура, его можно при определённом повороте разглядеть. Он мелькнёт на секунду, и вам покажется, что вы всё это придумали или… увидели привидение! В принципе, этот эффект подобен эффекту радуги на небе. Она видна в определённых условиях плотности воздуха, насыщенности его парами воды и под определённым освещением этого участка лучами солнца. Она есть, когда мы присутствуем при всём стечении этих исходных моментов, и мы не видим её, когда они не способствуют проявлению разложения цвета на оттенки.

– Получается, что привидения – это отражения от портретов, – спросил Пьер, – видимые при определённых условиях? А я думал, что это души усопших, не упокоенные веками и умершие в мучениях.

– Не только, мой пытливый слушатель. Все эти духи тоже делятся на различные виды, но это – отдельная тема. Сейчас мы говорим о картинах. Следующим действием для оживления картины является уплотнение духа. Вместе с плотностью эфир, из которого состоит вытолкнутый с картины образ, начинает приобретать ещё и энергию, которая, сцепляясь с отдельными тонкими энергетическими слоями, становится ощутимой. Ведь и паутину можно сделать твёрдой, если сложить несколько тысяч слоёв, так и в этом бесплотном духе. Снимая слой за слоем и соединяя его вне картины в один, я могу помочь обрести ему и плоть, и жизнь, и мысли, и чувства.

– Всё это звучит логично, – задумчиво произнёс Пьер, зачарованный рассказом Алекса. – Но как вы можете точно собирать эти слои и удерживать их в одном положении? И, опять же, – так же задумчиво сказал он, как будто в этот момент и сам решал эту задачку, – где взять эту энергию? Я так понимаю, нужен клей, который склеит все эти бесплотные слои…

– А вот это – мой секрет, – засмеялся Алекс. – Это мой секрет, благодаря которому я приобрету всё! Хотя вам я его и открою! Если жидкость налить в кувшин, то она примет его форму? – продолжил, оживившись ещё больше, Алекс. – Правильно. Так и уплотнённый дух, если его поселить в необходимый сосуд в виде тела человека, тоже примет его форму. Просто? А? И, я думаю, понятно. – Алекс потёр руки и совершенно довольный посмотрел на Пьера и окружающих.

– А что можно благодаря этому приобрести? – удивился Пьер, заодно представляя, как в гуттаперчевую куклу вливается уплотнённый дух. «Чушь, – подумал он. – Кто будет шевелить руками? И как?»

– А вы не думаете, что эти восстановленные к жизни образы в определённый момент могут раскрыть тысячелетние тайны, которые появились благодаря им и во время их жизни?

– Ну например? – высокомерно задал свой вопрос Пьер.

– Например, где спрятаны фамильные драгоценности, где замурованы тайные ходы и кто и какую роль играл в истории. Со временем каждое слово, каждое письмо, каждый рассказ становятся бесценными. Антиквариатом, одним словом. Даже пачка писем, написанных Жозефине её любовником Шарлем и спрятанных ею. Представляете, какой бум вызовут эти якобы внезапные находки, какую цену можно за них получить на аукционах?! Да мало ли что. Я привожу слишком простые примеры, чтобы вы поняли меня. Остальное можете додумать.

– Так вы преследуете корыстную цель! – воскликнул Пьер. – Сначала вы мне казались фанатом, а теперь…

– Во-первых, я хочу дать предкам увидеть своих потомков. Желаю отблагодарить своих друзей, ушедших в мир иной, подарить им радость вернуться в этот мир и увидеть, каким он стал. Это достойный шаг и достойная благодарность, как вы думаете? – обиженно спросил Алекс. – А всё остальное – оно не помешает, тем более что для моих экспериментов нужно слишком многое. И уединение, и тайники, и большое количество благодарной и немой прислуги. К тому же мне нужно на что-то жить, скрывать свои открытия во времени от произвола политиков, от стихийных бедствий, от нашествия армий нуворишей и анархистов, для которых нет ничего святого. Имеешь многое, а нужно ещё больше для его охраны. Так что, голубчик, в корысти меня можно уличить в последнюю очередь.

Ну а теперь начнём. Все в сборе. Мадам слышали мои рассуждения и будут мне помогать? – обратился он к женщинам. – Эти прекрасные люди запечатлены на этой картине вместе специально для того, чтобы легче было работать. Зачем бегать от одной картины к другой? Всё компактно, и это бережёт и время, и энергию, так как она не уходит в эфир, а поглощается соседствующим образом. Они нужны мне все четверо, потому что в своё время именно они спасли и меня, и мои разработки. Они многие годы скрывали моё присутствие в их домах от моих врагов и свято хранили мою тайну. Я им дал обещание, я поклялся, хотя мог бы этого и не делать, потому что мои друзья знали, чего стоит моё слово. Эту картину написал я! Ещё при их жизни!

– Но это было слишком давно… – хотела сказать Мадлен.

– Молчи, мама. Так интереснее. Так всё похоже на сказку. Представь, что ты в театре… – шепнула ей Полетт.

– А теперь начнём, – продолжил Алекс, не увидев сопротивления на свою речь от присутствующих. – Итак, примите такие же позы, как на картине. Так, немного так, – поправил Алекс послушно действующих подопытных. – Должен сказать, что,

оживляя их, я обязан предоставить им вместилища их бесплотному духу И этим вместилищем будете вы! Вмещать дух в изготовленную из непонятно чего куклу – бред! – ехидно взглянул Алекс на Пьера. – В идеальном варианте нужно было бы создать автономное биотело, но это впереди, и, думаю, я ещё воспользуюсь этим открытием, примерно лет через двести. Тогда мне не нужно будет искать и тратить время на таких экземпляров, как вы, – немного пренебрежительно сказал Алекс. – Поэтому сейчас более простой вариант. Вы и… ваше тело!

Полетт и Мишель передёрнуло. А Пьер вдруг ощутил приближение опасности.

«Глупости, – успокоил он себя. – Бредни. Подготовка к выступлению, нагнетание тайны и страха».

– Начинайте, мы готовы вместить в себя образы с картины, – сказал он, спокойно садясь в кресло около стола.

– Лорен! – позвал Алекс.

– Она точно как с того портрета, – ахнули дамы, увидев вошедшую Лорен в платье дамы в белом. А он как этот месье! – удивились они, не меняя положения тела.

– Вы правы! Это мы. Только себя и Лорен мне нет необходимости оживлять. Мы и так живые, можете нас пощупать, – театрально сказал Алекс, протянув дамам свою руку. – Мы позаботились о своём бессмертии при жизни. А вот остальные – они могут явиться в этот мир только иногда на короткий миг, тогда, когда я помогу им в этом, заманив сюда их потенциальные тела, – Алекс вожделенно посмотрел на присутствующих. – И вы знаете, они уже ждут! Находясь там, на картине, они уже чувствуют приближение своего явления на этот свет. Посмотрите, как увлажнился их взгляд. Посмотрите, как немного живее стали руки, представьте, что под этими нарядами – живые дамы и месье, у них так же течёт кровь по жилам, им так же хочется вздохнуть, ведь первый вдох – это как глоток воздуха после длительного нахождения в пучине океана. Итак, вздох!

– Ах! – вырвалось у Мадлен.

– О! – всхлипнула Полетт.

– Ах! – вздохнула Мишель.

– Не поддавайтесь! – сказал Пьер, стряхнув с себя желание следовать указаниям Алекса. – Вы почти что попались на его удочку. Это самое настоящее внушение.

– Но мне так не хватало воздуха, – сказала Полетт, – и это подтвердили Мадлен и Мишель.

– Эффектно, – прошептала Мишель. – Я уже и правда не вижу разницы между ними и нами. Единственное – месье и мадам не сидят с нами.

– А мне стало немного страшно. Вдруг эти привидения и правда оживут? Что нам тогда делать? Я заору, – поёжилась Полетт.

– Я тоже боюсь призраков, – сказала шёпотом Мадлен.

– Когда вы попадёте туда, на их место, вы перестанете их бояться, – усмехнулся Алекс.

– Куда это «туда»? – спросила Мишель.

– Не думаете же вы, что в одном теле могли бы ужиться два духа? – резковато сказал Алекс. – Мне придётся освободить ваше тело от вашего духа, прежде чем поселить в нём дух моих друзей… Вы же попадёте в один из срезов их временного слоя жизни. Хотя сейчас их давно нет, в той параллельной жизни они умерли, но на картине они ещё живы. Они живут тем самым мгновением и помнят, и чувствуют то, что было с ними в тот момент. Я специально запечатлел их в минуты наших встреч. Тогда они были молоды, счастливы и вечер был прекрасный. Так что вам там будет хорошо.

– Господи, о каком кошмаре вы говорите! Я о смерти и слышать не хочу. Лучше о жизни! – воскликнула Мадлен. – И я не хочу быть тем, кто сейчас уже покойник.

– Мадам, вы можете быть спокойны. Для вас здесь не нашлось персонажа, к тому же я боюсь вашей забывчивости. Поэтому в эксперименте будут участвовать только три человека: Полетт, Мишель и Пьер!

– Ну уж нет! – твёрдо сказала Мадлен. – Я же надела костюм. И потом, я уже старая и не могу откладывать такие интересные моменты, тем более от них отказываться. Я тоже хочу попасть на картину.

– Хорошо, мадам, – сказал Алекс, потирая руки, как бы разминая пальцы. – Если вы настаиваете! Действительно, потерять возможность привести в чувство ещё одну личность, – пробормотал он, обратившись к Лорен, которая кивнула. – Ну что ж, мадам, спасибо, – снова обратился он к Мадлен, – с вами мы проведём отдельный эксперимент. Вы у нас уйдёте вон в ту даму, – показал Алекс на портрет Екатерины.

– Катрин Вторая?! – воскликнула Мадлен. – Да! Я хочу быть царицей. Я согласна!

– Тогда вам придётся сесть напротив портрета Екатерины. Посидите, посмотрите на неё, представьте себя царицей, перед которой все лебезят, исполняют каждое её желание, но и которая думает о государстве, о делах… Попробуйте представить, о чём она думает в этот момент, вернее, думала, когда стояла перед художником.

Мадлен гордо встала со стула, входя в образ царицы, и важно прошествовала к портрету Екатерины. Она послушно села напротив него, предварительно обернувшись на своего сына, и стала представлять себя царицей. Но дальше стола с обедом и гостями она представить Екатерину не смогла. И всё же.

– Ну как, вы готовы? – спросил Алекс, вернувшись к сидящим. Он выпрямился и, проведя руками по лицу и груди, глубоко вдохнул воздух с прикрытыми глазами. Он как будто был уже готов к эксперименту, и дальнейший ответ уже ничего для него не значил. – Лорен, выключи свет, – попросил он дочь, – и подойди к мадам Мадлен – Екатерине Великой. Помоги ей.

В тёмном зале, в котором окна были плотно занавешены, заструился свет от маленьких язычков свеч. Пространство стало таинственным. Зеркала поблёскивали в полумраке и отражали сидящих, убранство зала и картину. В мерцающем свете зала присутствующие на мгновение потеряли и друг друга, и Алекса. А когда их глаза привыкли к этому освещению, они ахнули. Из темноты вдруг появился Алекс, одетый в чёрный сверкающий плащ с капюшоном, нависшим над лицом. Он поднял руки вверх и потом развёл их в стороны. Между руками пробежал электрический разряд, и по помещению поплыли голубые неоновые шары, уходя и исчезая в стенах под потолком.

– Браво! – захлопали женщины, поразившиеся необычному началу выступления.

– Ах! – воскликнули они, поразившись совершенно теперь необычному виду Алекса. Глаза его, казалось, соперничали с цветом плаща и блеском вышитых на нём звёзд. Волосы превратились в прекрасную шевелюру, а лицо отдавало чем-то дьявольским.

Алекс осмотрел присутствующих взглядом, лишённым мягкости, пронизывающим насквозь, и черты его лица обрели жёсткость.

– Начнём с мадам Полетт, – сказал Алекс, приблизившись к ней. – Смотрите на портрет и представляйте его живым: вот он моргнёт, вот он вдохнёт воздух, вот он становится вами. Вы чувствуете, что смотрите с портрета и видите нас оттуда. Вы горды своим положением. Вот-вот, сейчас вы пригубите этот бокал вина, а слуга, появившийся в той двери, – видите, она открывается – принесёт письмо от вашего жениха. Что вы чувствуете? – обратился он к Полетт. – Вы не ощущаете неприятных волн? Как вам на новом месте?

– Ничего, – сказала Полетт, немного помедлив, каким-то вялым, замедленным голосом. Потом она удовлетворительно улыбнулась и, поправив причёску, закрыв глаза, стала потирать свои пальцы. – Я немного устала, и меня чуть-чуть тошнит. Я пока посижу с закрытыми глазами. Вы поможете мне прийти в себя, граф? – спросила она, не открывая глаз.

– Эксперимент не удался, – усмехнулся Пьер, не расслышав последней фразы. – Хотя мне, чёрт возьми, показалось, что между портретом и Полетт пролетело какое-то газовое облачко.

– Неужели? – скупо улыбнулся Алекс.

– Это от напряжения, – быстро прервал его Пьер. – С картины никто не сошёл. Да и в картину Полетт не ушла…

– Ничего-ничего, – развёл руки Алекс. – Это только начало. Прелюдия, увертюра! Не получилось – ну что ж, так бывает. Попробуем теперь воодушевить Мишель. Полетт не так впечатлительна. С ней нужно ещё поработать! К тому же мне не нужны обмороки. Пусть передохнёт. В эксперименте участвуют только действительно желающие и здоровые.

– Я поддаюсь гипнозу. И довольно впечатлительна. Может быть, со мной получится быстрее? – робко посмотрела на Алекса Мишель.

– Ну что ж, попробуем. И ничего не бойтесь. Не так страшен чёрт, как его малюют, всё будет хорошо! Я вам обещаю.

Алекс встал между картиной и Мишель. Он снова стал произносить те же фразы.

– Ну как, Мишель? – делая ударение на имени, спросил Алекс.

– Немного неприятно. Но в результате ничего! – сказала Мишель, также закрыв глаза и потирая пальцы. – Граф, а мой муж уже здесь?

– Почти… – сказал Алекс. Он подошёл к Пьеру, не успевшему среагировать на чушь, которую несла Мишель, и обратил его взор на нарисованного принца Жозефа.

– Ну уж со мной у вас точно ничего не получится, – сложил руки на груди Пьер.

– И всё же попробуем, – уверенно предложил Алекс. – Итак, Лорен. Просмотри последние штрихи. – Алекс подошёл к ней и тихо о чём-то поговорил, делая знак в сторону портрета и в сторону присутствующих. – Сейчас, сейчас, мой старый друг, – произнёс он в воздух. – Сейчас и ты обретёшь плоть, – сказал он и, собрав всю силу своего сознания, встал перед столом, на одной стороне которого в зеркальном отражении сидели живые люди, а на другом – висела картина, точно повторяя то, что было напротив.