Текст книги "Российская литературная премия-2022. Том 1"

– Да, это кабинет Алессандро Калиостро! – гордо сказал Алекс.

– Но мне кажется, он должен был жить в эпоху Наполеона, Марии-Антуанетты… – робко промолвила Мишель.

– Он жил во все времена. Он вечен! – с неприкрытой гордостью сказал Алекс.

– Но я читала, что он умер в тюрьме! – слабо возразила Мишель, не желая резкостью обидеть Алекса.

– Смерть он свою инсценировал, а жив до сих пор, потому что открыл способ продлить жизнь. Он был романтиком, ему хотелось увидеть другой мир, тот, который будет. И в каждом столетии его ждал новый, и в следующем – снова. Поэтому остановить его было невозможно! – Алекс перешёл на фальцет.

– Профессор, ну вы уж совсем нас за дураков держите, – снова взъерошился Пьер. – Я понимаю, существует легенда, но нельзя же говорить об этом так серьёзно! И вообще все его штучки давно разоблачены. И умер он действительно в тюрьме, и поделом. Доставил многим неприятности и денежки выманивал за враньё, и немалые! Кажется, принадлежал к масонской ложе. А наследил по всей Европе и даже до России докатился, так и там его с позором выгнали! Екатерина, кажется.

– Ну-ну, – усмехнулся Алекс, – вам, молодым, лучше известно. Ну что, отдохнули немного? Так пройдёмте дальше. Следующий зал – зеркальный. Там хранится то самое зеркало, принадлежавшее Калиостро, в котором можно было увидеть будущее и даже исчезнуть, стоило только постоять возле него и подумать, задать вопрос или просто очень захотеть. Оно соединяло этот мир с другим миром – отражённым. С почти таким же, как этот. Разница между ними была, но её сразу и не заметишь. И человек, который исчезал, не сразу понимал своё положение. А исчезал-то навсегда! Ну что же вы, страшно исчезнуть? – ехидно засмеялся Алекс, увидев, как Пьер встал к зеркалу боком. Вы же ни во что не верите!

– Ничего не страшно. Но всякое может быть, – поёжившись, сказал Пьер. – Здесь такая обстановка и такой свет, что не захочешь смотреться в зеркало. Как-то не по себе. Подспудно.

– Вот-вот, и вы подспудно чувствуете это. Но не головой, заметьте, а чутьём, интуитивно. Проще сказать, шестым чувством. А почему? Потому что мозг нашего тела гораздо невежественнее разума духа! Обычно в жизни вы полагаетесь на результат вашей умственной деятельности, в которой ничего мистического нет. В этом случае вы доверяетесь своим пяти чувствам, тому, что видите, слышите, улавливаете запах или что можете попробовать и потрогать.

Это ваша повседневная мозговая деятельность. Но её результат ограничен возможностью ваших органов чувств, для жизнедеятельности которых в нём есть отдельные участки и которые по специальной схеме соединены между собой. Это более-менее сложный, но механизм. У вас есть глаза, вы увидите цветок, вы ощутите его аромат, очаруетесь формой, красотой цвета и его свежестью. Этот цветок, как, впрочем, и всё остальное, что вы ощущаете в этом мире, – они трёхмерные, и ваши органы приспособлены именно для взаимодействия с такими субстанциями. Почему? – посмотрел он на окружающих.

Те пожали плечами.

– Да потому что подобному подобное. И всё, что вам доставляет радость, пользу и неприятности, может находиться только в виде вашей субстанции. Трёхмерной! Остальное не играет заметной роли для вашего тела. Поэтому природа не стала тратиться на ненужные способности и дополнительные органы. Хотя она, как всегда, была рациональна и немножко схитрила. Она заложила их в вас, но только заложила, а развить их – это уже ваша проблема.

– Я что-то не понял. Что мне ещё нужно видеть другими органами? Я и так хорошо ориентируюсь в жизни! – возразил Пьер.

– Вокруг вас много субстанций. Например, самое простое. Я надеюсь, вы не отрицаете, что душа существует?

Пьер неопределённо пожал плечами.

– Так вот, как вы можете увидеть, например, душу, если для этого у вас нет необходимого для видения тонких материй чувств? Она не воздействует на вас физически трёхмерно, как цветок. Поэтому вы не видите её присутствия. Но если бы вы знали, как включить другие необходимые органы, если бы вы их имели в действии, то могли бы видеть не только души людей, но и слышать, что говорят предметы, видеть время, дорогу в параллельные миры и разницу между этим миром и миром Зазеркалья.

– Вы так убедительно говорите, дорогой Алекс, но покажите хотя бы один маленький пример, научите нас увидеть хоть что-нибудь не из трёхмерного мира своими глазами… – проговорила Мишель. – Но, правда, для этого у нас нет тех загадочных органов, – дала она ему место для отступления. – Научите, как развить их.

– Моя дорогая, у вас есть, уверяю. Вы сомневаетесь, стараетесь понять, а это – уже признак. Нужно просто помочь этому органу стать взрослым, действенным. Это как у младенца, у него тоже есть все пять чувств, но полностью ощущать многие обычные вещи он сможет только через несколько лет. Он научится и натренирует свой орган, идя от крупного, видимого, к более мелкому и тонкому

– Зеркало, – с опаской посмотрела Мишель на огромное зеркало в витиеватом обрамлении. – Я читала про него, но не думала, что оно сохранилось до нашего времени. Да у него даже отсвет другой, какой-то более тяжёлый, как будто то, что в нём отражается, имеет вес! Мне немного страшно, но посмотреть в него всё равно хотелось бы. Конечно, если меня кто-то поддержит в этом.

– Не бойтесь, я быстро закрою его, когда это будет опасно для вас. Вы не пострадаете, как многие девушки, которые вечерком на Крещение гадали и так увлекались, что не успевали закрыть зеркало. Вы слышали такие истории? Русский поэт Жуковский написал прекрасную поэму «Светлана», так звали одну крестьянку. Там хорошо описано действие зеркала. Ну так что, посмотрите? Осмелитесь? Решайтесь, вам это может пригодиться больше, чем вы думаете! – Алекс старался подтолкнуть к действию Мишель.

– Нет, – сделала отрицательный знак рукой Мишель. – Лучше ничего не знать!

– Ну, как желаете, дорогая. Можете идти мимо него смело, – Алекс задёрнул занавеску и показал рукой на выход.

– А что там? – спросила Полетт.

– А там уже выход. Здесь есть ещё другие помещения, но я вам показал самое интересное, то, что дорого мне. К тому же у нас не так много времени. Пройдёмте в коридор.

Алекс вывел гостей и закрыл дверь.

– Смотрите, это колодец. Ну-ка загляните туда. Да-да, дна не видно. А чтобы понять, насколько глубок колодец, слушайте!

Алекс вылил в колодец воду из стакана, который стоял на краю колодца, и показал жестом, чтобы все прислушались. И, ко всеобщему удивлению, прошла минута, когда звук наконец-то раздался.

– Ага! Интересно? – подмигнул Алекс.

Он отошёл от зияющей пропасти и первым вошёл в коридор, махнув рукой следовать за ним. Коридор был, скорее, узким проходом между корявых каменных стен по такому же неровному каменному полу. Пьер оценил его метров в десять длиной. Коридор был тёмен, и задачу облегчала лишь освещённая стена впереди. Пьер первым пошёл за Алексом, увидев в темноте его мелькнувшую фигуру, он точно наметил траекторию своего движения, но, дойдя до развилки, призадумался, как следовать дальше.

«Направо или налево?» – подумал он.

Пьер обернулся и помахал рукой идущим вслед за ним женщинам. В этот момент он увидел, как в освещённом проёме мелькнула спина Алекса.

«Ага», – понял Пьер и снова махнул рукой Мадлен, которая шла первой, придерживаясь рукой за стены.

Пьер прошёл вперёд и вышел в ещё одно, более просторное, помещение, освещённое электрическим фонарём. Это был тупик, и Пьер задумался, правильно ли он пошёл, потому что Алекса здесь не было, как не было и выхода, в который он мог пройти дальше.

– Пьер! – услышал он голос женщин, которые для верности проверяли, туда ли они идут.

– Я здесь. Чёрт, я не знаю, где я! – раздражённо повысил голос Пьер. – Я как будто заблудился. Идите на мой голос.

Очутившись в той же комнате, что и Пьер, все трое недоумённо посмотрели друг на друга.

– Месье Алекс, месье Алекс! – прокричали они.

– Исчез! – воскликнула Мишель. – Кошмар! Куда же мы попали? Здесь даже нет выхода! – воскликнула она.

«Видно, штучки этого алхимика ещё не устарели», – подумал Пьер. Мурашки побежали у него по телу. Попасть в каменную ловушку было делом не совсем приятным.

– Месье Алекс, хватит шуток. Вы где? – громко крикнул Пьер.

– Здесь, – услышали они спокойный голос Алекса и, обернувшись назад, увидели его смеющееся лицо. – Вы не верили, что чудеса бывают, но я исчез и возник! Это ли не чудо?

– Ну вы нас и напугали! – засмеялась Мишель. – Мы уже думали, что попали в другое измерение и так здесь и останемся.

– Кстати, если вы попадёте в другое измерение, уйти из него можно, только приняв смерть. Больше никак. Запомните, может быть, вам пригодится когда-нибудь. Смерть – это избавление от многого. Здесь умер – там родился. Это как сжать воздушный шарик. Сжал в одном месте – вздулось в другом. Сжал в противоположном – вздулось в первом. Ничто никуда не исчезает и ниоткуда не появляется! Есть определённый баланс. Попал в параллельный мир! А чтобы вернуться, заметьте, на своё место, нужно точно направленное приложение дополнительной энергии, в противном случае – катастрофа. Хотя это слишком длинно. Извините, я увлёкся, – развёл руки Алекс.

– Вы опять слишком заумно! – кокетливо засмеялась Мишель, потихоньку махнув Пьеру, чтобы он не слишком выпячивал своё скептическое выражение лица. – Но параллельный мир – это чудо! Это сказка, фантазия!

– Месье Алекс, я устала и хочу наверх. И к тому же скоро начнётся карнавал, – пожаловалась Мадлен, не слушавшая ни Алекса, ни Мишель, а думавшая о том, как бы быстрее вернуться в зал. Она уже сожалела, что допустила спуск на такую глубину. И теперь её мучила мысль о подъёме.

– Да, вы правы, мадам! Но не беспокойтесь, обратный путь будет легче. Подниматься по лестнице вам не придётся. Здесь предусмотрен лифт! Правда, чудо? Сейчас для вас чудо – наличие лифта, не так ли? Получается, чудо, – обратился он к Мишель, – это то, чего мы не ожидаем и даже не знаем о его существовании. Но при этом нашем неведении оно есть! Потому что не зависит от наших способностей увидеть его. Оно просто существует по своим законам. Оно здесь и одновременно его нет! «Я здесь и не здесь», – как сказал один маг в восточном эпосе. Почему этот вывод не отнести ко всем возможным чудесам и к параллельному миру тоже? – засмеялся Алекс и нажал рычаг лифта. – Такое применение закона может многое объяснить. Сейчас мы увидим ещё кое-что. Это по дороге, поэтому нам этого не избежать и лишние силы тратить не придётся.

Друзья пожали неопределённо плечами. Мишель и не думала уставать, поэтому оправдания Алекса были излишни, а Полетт и Мадлен согласились потерпеть ещё немного. Лифт поднял им настроение.

* * *

Через несколько минут они оказались во вполне приемлемом для житья по сравнению с грубыми апартаментами герцога помещении. Хотя никакого шика и уюта даже оно не представляло. Здесь не было соломы на полу и находился очаг, отделанный изразцами, но он был слишком огромным для спальни. От этого кровать с балдахином, потерявшим новизну и блеск, казалась маленькой и несуразной. Здесь ещё были несколько предметов мебели, бюро, пуфики, зеркала, ковры.

Пьер скучно зевнул. «Что же старикан хочет показать здесь? – подумал он. – Надоело мне всё это, и его демагогия – тоже».

– Зря, молодой человек. Скучно – это если смотреть и видеть старую мебель, потёртую веками, потерявшую актуальность. А вы попробуйте ощутить это пространство вместе с историей! Вместе с тем, что здесь витает как отголосок или, вернее, множественный отпечаток действий! Страсти, любви, предательства, скорби и страданий. Прислушайтесь, не ушами, конечно, а другим, шестым, органом чувств, спрятанным где-то между душой и головой. Сначала вы услышите дуновение веков, потом – шёпот прошедших дней, а затем увидите тени. Их здесь множество! Ну как? – посмотрел каждому в глаза Алекс.

– Мне кажется, надо мной порхнула какая-то прозрачная ткань, – сказал Пьер, приглядываясь к пространству.

– Интересно, как быстро вы восприняли мой призыв! И какого же цвета ткань? – поинтересовался Алекс.

– Это, скорее, газовое облако розового цвета, – ответил, задумавшись, Пьер, – но оно имеет очертания. Вот я вижу женщину, лет сорока, в парике. Она опустилась на пол и идёт к нам под руку с каким-то мужчиной…

– А! – взвизгнула Мишель, представив зловещее выражение лица призрачной дамы и беззубый оскал привидения мужского пола.

– Пьер, хватит придуряться! – воскликнула недовольно Полетт. – Месье Алекс, это опять ваши тибетские штучки или вы сговорились с Пьером, чтобы подёргать нам нервы?

– Но ведь так веселее! – заулыбался Алекс. – Я просто хотел возродить в вас интерес ко дням минувшим, которые заключены в этом зале. Я уверен, что это был Филипп Шестой с графиней Софи. Жаль, они остались недовольны вашим испугом, а ведь эта пара – самая доброжелательная из обитающих здесь призраков. Ну так что делать? Пройдёмте дальше.

– А что, здесь привидения не только женщины? – кокетливо подняла к небу глаза Мадлен. – Мишель, ты помнишь, мы хотели найти себе принцев в замке?

– Мадлен, прекрати, у меня уже мурашки бегут, – одёрнула её Полетт.

– Привидения соответствуют своим образам при жизни, и, стало быть, мужчины среди них тоже встречаются, – хитро улыбнулся Алекс. – Если захотите, я познакомлю вас с одним очень интересным господином…

– Ну, если он симпатичный, – закатила глаза Мадлен.

– Вполне, и главное – он страдает от одиночества. Он похож вот на этого месье, – показал Алекс на портрет рыцаря в доспехах.

– Но он слишком молод, – возмутилась Мадлен.

– Так умер-то он в совсем достойном возрасте, – усмехнулся Алекс.

Мадлен на секунду застыла, не понимая, что ответить на это лестное предложение и на упоминание месье о смерти рыцаря. Ведь речь шла о привидении, хоть и мужчине.

– Следующий зал, последний из нашего путешествия по замку, очень любопытен, – продолжил Алекс, незаметно для окружающих закрыв дверь предыдущего помещения. – В нём собраны исключительные портреты, а это моя любимая тема, – сказал он, проводя туристов в следующий зал.

Стены его действительно были сплошь увешаны портретами. Зал, лишённый окон, был сделан в совершенно изысканном стиле: с паркетным узорчатым полом, инкрустированной мебелью с атласной тканью – и поблёскивал позолотой рам и тусклым отсветом бронзы светильников. Окна его были закрыты присборенными шёлковыми занавесями, а освещение давала массивная хрустальная люстра.

Вдали, в торце зала, висела картина с парой, сидящей за небольшим столиком. Мужчина держал в руках гусиное перо и был одет в парик и костюм с кружевными воланами на рубашке. Дама держала в руке бокал, в который вместо вина были насыпаны крупные белые горошины. Рядом стояли несколько стеклянных сосудов, наполненных жидкостью разного цвета, и баночки также с разноцветным содержимым. Фарфоровая миска с пестиком довершала сервировку стола.

«Снова закрыл комнату!» – внутренне содрогнулся Пьер, увидев, как Алекс, пропустив вошедших вперёд, незаметно для окружающих вставил ключ в замок.

Ему что-то начинало в нём не нравиться. Но это уже была не ревность, а какое-то неосознанное беспокойство, которое время от времени возникало у него в душе.

«Несёт какую-то чушь с упором на мистику. Интересно, но, по-моему, он слишком увлёкся. Вошёл в роль, а может, это особый вид шизофрении? Смерть, потустороннее, штучки-страшилки. Не слишком ли? Ну ничего, если что, со старикашкой я уж как-нибудь справлюсь. Успокойся, что за страхи? – одёрнул он сам себя. – Тебе же объяснили, зачем дан ключ: чтобы исключить появление других любопытных… Но почему так тайком? Как будто он не хочет, чтобы мы это видели! Да нет, он просто оригинальничает, хочет произвести впечатление на Мишель», – решил Пьер и успокоился, увидев вполне домашнее выражение добродушного лица Алекса.

Глава четвёртая
Штучки фокусника

– Это, кажется, русская царица? – постарался перебить свой внутренний диалог Пьер.

– Это портрет Екатерины Второй, – усмехнулся Алекс. – Вы правы. Это русская императрица. Жила в восемнадцатом веке.

– А это кто? – показала Полетт на портрет женщины в тунике.

– Это богиня Термидора, Тереза Тальен, о которой вам рассказывала Лорен. Она прожила прекрасную, полную приключений и любви жизнь. Красавица, умница, авантюристка! Ох как она крутила мужскими сердцами! Её могли гильотинировать в те революционные времена! Но благодаря своему шарму и, конечно, уму она смогла избежать смерти. И впоследствии, выйдя замуж за своего спасителя, который играл видную роль в правительстве Робеспьера, она спасла не одного дворянина. Кстати, в тюрьме, где она сидела, она познакомилась с Жозефиной де Богарне. И своей жизнью та обязана Терезе. Вот так! Не было бы Терезы – не было бы Жозефины! И кто знает, что было бы с Бонапартом и Францией?! Всё в жизни связано, всё имеет свои последствия.

– Мишель, обратите внимание вот на этого мужчину, – перешёл Алекс к другому портрету. – Не правда ли, он очень похож на вашего спутника?

– О! – удивилась Мишель. – Это он был изображён на картине в нашей гостиной? Мы уже тогда нашли сходство.

– Да-да, это принц Жозеф Понятовский. Он служил в армии Бонапарта и был большим поклонником Калиостро. Умер он в чине маршала во время отступления из Лейпцига, переплывая реку Эльстер, будучи раненым. Это произошло через два дня после его повышения.

– Как жаль! Но Калиостро? – изумилась Мишель. – Вы постоянно проводите параллель между его жизнью и жизнью исторических личностей. Получается, что Калиостро действительно жил в те времена, это не выдумка?

– Ну какая же выдумка? – потрепал Мишель по щеке Алекс. – Граф жил. Конечно, то, что он нёс в жизнь, было слишком непонятно окружающим. И он стал мифом. Многие верили ему, а многие отвергали очевидное, как, например, вот эта дама, – показал он на портрет Екатерины. – И даже видели в нём врага! – укоризненно обратился он к портрету. – А ведь граф был очень порядочным и гуманным человеком! И в своей жизни помог не одному нуждавшемуся в помощи! Да-да, мадам императрица! Он не лебезил перед сильными мира сего, это и погубило его, – снова обратил он свою речь к окружающим. – Вернее, могло погубить, но в результате просто осложнило ему жизнь. Он был заточён в тюрьму, а потом его могли сжечь на костре. Но куда им тягаться с самим великим магом и чародеем! – махнул рукой Алекс, победно улыбнувшись.

– Но если граф был, можно сказать, волшебником и легко мог ввести в заблуждение не только одного человека, но и толпу, то что ему стоило улизнуть из тюрьмы? Да даже не из тюрьмы. Он мог удрать ещё от конвоя! – воскликнула Мишель.

– Умница! – воскликнул Алекс, взяв руку Мишель и поцеловав её. – Благодарю за такую оценку умений Калиостро. Он действительно мог улизнуть или просто не попасться в руки конвоя! Они бы не увидели его, даже глядя на него в упор! И в результате вернулись бы с вестью, что Калиостро бежал.

– Но тогда почему? – снова задала вопрос Мишель.

– Потому что и арест, и казнь несостоявшаяся, и слухи о том, что он умер в тюрьме от воспаления лёгких и похоронен возле её стены, были в интересах самого Калиостро. Ему нужно было исчезнуть, чтобы его преследования хотя бы в этом и следующем веке не было. Но принц Жозеф и Бонапарт не знали об этом. Они спешили освободить его из тюрьмы. И очень огорчились, когда узнали, что опоздали. Правда, их ошибкой стало то, что они решили раскопать могилу, чтобы похоронить графа с большими почестями. Но они делали это из лучших побуждений! Естественно, там никого не оказалось, потому что Калиостро не умирал! Зачем и каким образом? – пожал плечами Алекс. – За свои тысячи лет жизни он видел и не такие козни. Практика, – усмехнулся он снова. – А знаете, вы были бы в его вкусе, если б жили в те времена, он был бы вами очарован. Как я сейчас, – улыбнулся Алекс.

Он что-то достал из кармана и вложил ей в руку.

– Это вам от меня, разглядите потом, – предотвратил он её жест. – А сейчас в сумочку, незаметно, – подмигнул он.

Мишель открыла сумочку и послушно положила что-то, лежащее в маленькой коробочке. Ей не терпелось посмотреть на подарок, но пришлось оставить это на потом.

– А откуда вы так хорошо знаете историю жизни Калиостро? – спросила она.

– Я долго изучал материалы жизни этого замка. И моя работа посвящена этому периоду истории и его персонажам. Естественно, она включает в себя окружение Бонапарта и Калиостро, Ленорман и Сен-Жермена, как и явление масонства. Посмотрите вот на эту картину, – подвёл Алекс Пьера к картине, на которой была изображена дама в голубом. Она стояла, держа на руках маленькую собачку. Её рыжие волосы были уложены и свиты голубой лентой. А платье струилось лёгким газом, переливаясь жемчужными тонами. Это жена, Жозефа.

– Она вас не вдохновляет?

Алекс отошёл в центр зала и удовлетворительно хмыкнул, увидев, как Пьер просто застыл возле портрета.

– А, я знаю, это Жозефина, – постаралась вмешаться в разговор Полетт, подойдя к другому портрету.

– Вы правы. Это она. Портрет создан в дни после её бракосочетания. С Наполеоном, естественно. А Калиостро предрекал это задолго до произошедших событий. Он многое предсказал Наполеону, за что тот и ценил его. А Жозефина очень любила Бонапарта… и фиалки. Видите, как много их в её костюме. Букетики на голове, сумочка, расшитая цветами, знак фиалок на поясе. С этим цветком она связывала многое, за что ей и воздастся. Чего только стоило её желание скрасить несчастные дни малютки дофина. Это так трогательно! Потом эти цветы были высажены на его могилку: малыш был болен и не выдержал заточения. Наполеон всегда дарил ей фиалки…

Алекс вдруг вытащил неизвестно откуда букет фиалок и вложил их в руки Жозефины. Присутствующие обернулись, не понимая, как это могло произойти.

– Постойте, да это не картины, а какая-то смесь скульптуры с картиной. Смотрите, что-то нарисовано, а что-то дано в объёме! – воскликнула Полетт.

– А, вот почему у меня прямо мурашки по спине, когда я посмотрел на портрет, – поднял брови Пьер. – Она мне показалась чуть-чуть живой. Это за счёт рук. Теперь понятно!

– Я же говорил вам, это мой любимый зал, – победно провозгласил Алекс. – Такого нет ни у одного коллекционера. Эти картины можно назвать «оживающими». Заметьте, если посмотреть на Жозефину с другой стороны, вы увидите совсем другое выражение её лица. Картина как будто видит и реагирует на происходящее вокруг неё, правда?

– Да, она прямо смотрит на меня, её глаза следят, и она… улыбнулась… мне… – воскликнул Пьер с вытянутым лицом.

– Такова сила искусства, – улыбнулся Алекс и, нагнув голову, направился к другому портрету.

* * *

– Месье Алекс, покажите что-нибудь ещё, – заверещали Полетт, Мадлен и Мишель, восхищённые букетиком фиалок, который он так просто достал из воздуха. – Ну ещё один фокус, пожалуйста!

– Потерпите, милые мадам. Главный фокус – впереди, – остановил их рукой Алекс. – Сейчас мы сделаем так. Вы переоденетесь в костюмы, и в оставшееся время мы сможем спокойно продолжать наше знакомство с магией. Встретимся через полчаса. Надеюсь, этого вам будет достаточно?

Мадлен обречённо вздохнула, Полетт сложила молитвенно руки, а Мишель сделала очень умильное лицо, такое, как маленькие детишки используют для воздействия на маму.

– Ну извольте! Действительно, это было бы несправедливо – подарить цветы одной даме в присутствии других. Это мой промах.

Он залез в карман и достал оттуда две розы.

– Это вам, а это вам! – протянул Алекс цветы.

– О! – восхищённо выдохнули Мишель и Полетт, взяв в руки по цветку.

Мадлен, не получившая такого знака внимания, немного взгрустнула, отнеся это к своему неинтересному возрасту, но не подала вида. Она зачем-то полезла в сумочку.

– А это вам, мадам, – Алекс полез за пазуху и достал оттуда букетик ландышей.

– Это мои любимые цветы! Мне их всегда дарил Арманд, – заулыбалась Мадлен, нюхая букетик и едва сдерживая слёзы. – Жозефине – фиалки, а мне – ландыши! А как…

– Все вопросы потом, а сейчас к переодеванию, а то мадам администратор очень рассердится, – сделал Алекс испуганное лицо, не давая Мадлен задать свой вопрос до конца.

– Вы профессиональный фокусник? – тихо спросил Пьер, после того как женщины с костюмами удалились в свои комнаты.

– В некотором роде да! – развёл руками Алекс. – Хотя раньше меня эти слова могли и обидеть. Но если вам угодно…

– Что же здесь обидного? – удивился Пьер. – Это такая же работа, как и все остальные! И носить имя Копперфильда ничем не хуже, чем имя какого-нибудь банкира или профессора.

– Вы так полагаете? – ухмыльнулся Алекс.

– Ну конечно. И я думаю, ваше мастерство тоже признано, и не только в нашем маленьком обществе, – польстил Пьер.

– Да… я не смогу счесть мест, в которых я давал показы своих возможностей. За столько лет география довольно большая. Можно сказать, весь мир! И как удивлял, – взгляд Алекса ушёл куда-то и в себя, и вдаль одновременно. Лицо его стало вдохновенно-упоённым.

Пьер усмехнулся в душе, слушая, как старикашка входит в раж, совсем не замечая его ироничного тона.

«Весь мир! Ну конечно. В лучшем случае Европа. И почему бы и нет? Но весь мир! И сколько форса! Любитель приврать и преувеличить. И я не удивлюсь, если здесь он подрабатывает в виде “случайного посетителя”. Ну конечно! – догадался Пьер. – Эта комната с зеркалами, где он то исчезал, то появлялся, эти цветы, эти штучки с оздоровлением. И вообще я никогда не видел его по телевизору. Наверное, не так уж и искусен!»

– А сейчас вы работаете здесь? – победно сказал он. – И все эти рассказы о путешествиях, любви к истории – не что иное, как необходимость хранить в секрете нюансы вашего выступления… У вас здесь и реквизит, иначе вы не смогли бы сделать эти фокусы, – торжественно закончил он, довольный разоблачением. – Только я не понимаю, зачем. Ведь мы ничего здесь не оплачиваем. Или вам нужно признание? Тогда здесь слишком мало публики после таких славных «турне»! – уже с маленькой издёвкой сказал он.

– Мастер всегда должен быть в форме, – ничуть не обидевшись на замечания Пьера, которые граничили с фамильярностью, или просто не подав вида, ответил Алекс. – Работать, искать и утверждаться постоянно – вот мой девиз. На самом деле это не фокус, а вполне реальное преобразование материи, хотя этот же результат можно было бы получить сдвигом времени, проникновением в пространство, параллельное… – снисходительно глядя на Пьера, произнёс Алекс.

– Ладно, ладно, – миролюбиво ответил Пьер. – Если вам всё так просто, покажите что-нибудь посложнее, чем первые фокусы.

– Слова и понятия для этого мира – дело относительное. Что, например, вы приняли за более сложное и что – за менее? – обратился к нему Алекс с простодушным выражением лица.

– Фиалки! Они были спрятаны у вас в рукаве. Это просто, и этот фокус могут делать все, даже начинающие фокусники. Зеркала – тоже всего лишь техника. Специальное построение отражений – и вы то пропадаете, то возникаете. Это не ваша заслуга. Это знают все.

– И вы сможете настроить зеркала так, чтобы в них исчезла ваша любовница, когда внезапно в дом возвращается жена? – шепнул Пьеру Алекс, ехидно усмехнувшись. – Тогда вы достойны внимания с моей стороны. Может быть, пойдёте работать со мной в паре? – почти заговорщически спросил он.

Пьер не смог уловить, вредничал ли Алекс или действительно предлагал ему своё сотрудничество.

– Немного почитать, поэкспериментировать – и, конечно, смогу, – ответил он.

– Так вот, к вашему сведению, самое сложное – это получить живое, ведь оно кроме своей матрицы, которая даёт ему образ, цвет, запах, обладает ещё и жизнью. А ещё энергией, памятью и флюидами, разумом и чувствами. Вот сколько составляющих! Даже для меня это требует напряжения. И из всего, что вы назвали, фиалки – самый затратный вариант. Но я обязан этой даме и хочу, чтобы она всегда получала от меня то, что безумно любила при жизни. Это была её прихоть. И я её исполняю. Хотя и теряю при этом частичку запаса своих магических сил. Цветы – это мой первый шедевр, который я научился делать, создавая живое. Я поклонник Бонапарта и, конечно, его дамы сердца, которая при жизни любила эти цветы. Они оба многое сделали для меня. Даже тогда, когда я умер.

«Понесло!» – подумал Пьер, уже немного подумывая о том, что старикашка не совсем нормален. Он решил увести разговор из непонятной ему философии в естественное русло.

– Я думал, что они искусственные! – удивился Пьер, предполагая в этих своих словах отступление в пользу собеседника и выражение своего восхищения.

– Да нет же, живые! – воскликнул довольный Алекс. – В этом и весь феномен. Я ещё не пал настолько, чтобы дарить женщинам искусственные цветы. Это больше подходит для кладбища, – сморщил он нос. – Подойдите и посмотрите внимательно. Они издают аромат. А лепестки так нежны, как будто только что сорваны где-нибудь под яблоней в весеннем саду. Смог бы я так долго держать их в рукаве, и они при этом не потеряли ни своей формы, ни свежести? Да и где возьмутся фиалки в конце лета? Не проще было бы нарвать маргариток? Эффект был бы тот же, но с меньшими усилиями с моей стороны.

– Да! – хмыкнул Пьер, почти соглашаясь с Алексом.

– Но если смотреть с позиции вашей, простого обывателя, не обладающего достаточными знаниями и не посвящённого в иные законы… – как бы анализируя разный взгляд на вещи, медленно сказал Алекс. Он внимательно проследил за реакцией Пьера, подошедшего к портрету Жозефины и приглядывающегося к букету, который как будто и находился на изображении картины, и был здесь, в пространстве.

– Непонятно… – услышал он.

– Что ж, пожалуй, я вам покажу то, что приведёт вас в ещё более неописуемый восторг, вызовет большее недоумение и задаст вам загадку. Такого вы не увидите больше нигде, потому что это могу делать только я! Есть мои последователи, но они ограничиваются гораздо более поверхностным результатом.

А я провожу его со стопроцентным эффектом. Конечно, это мой секрет. Но, имея в виду ваше положение и вашу наивность, я покажу вам это и даже объясню, потому что всё равно вы ничего не поймёте, ничего не вспомните и ничему не поверите. Ведь так, мой сомневающийся друг? – обратился он к Пьеру.

Последние фразы Пьер отнёс также в счёт чудачества Алекса, который, как ему показалось, всё больше и больше входил в образ великого.

– И если бы вы даже знали, как это делается, то всё равно не смогли бы повторить. Поэтому я покажу вам кое-что. Идите, быстро одевайтесь сами и зовите сюда своих мадам, они, вероятно, уже скоро будут готовы. Я хочу публичного выступления!