Текст книги "Российская литературная премия-2022. Том 1"

Всё по науке: всё равно в конечном счёте причины Русской буржуазной революции – экономические!

Народу не нужна была революция, но буржуазия, обманув народ, заставила одну часть (пусть небольшую, но активную), на время превратившуюся в толпу демонов-антихристов, участвовать в свержении нелегитимными методами Николая II, а другая часть (большая) своей пассивностью, невмешательством тоже помогла. (И ещё как: если бы вмешалось большинство, не желавшее никаких потрясений-революций, то мы сейчас жили бы в величайшей – и не только по площади и населению – передовой державе мира!)

Как уже было сказано и показано, царь Николай II (вот как определяли его современники: «У Николая нет ни одного порока, – 27 ноября 1916 года Палеолог. – Его воспитанность воспринимают за слабость те, которые не знают, что такое воспитание…») опередил время и вёл свою социальную и экономическую политику на пользу своему народу![59]59
  Предприниматель-труженик – тоже народ!


[Закрыть] Он предопределил социализм! Нужен был такой царь? Нужен: российскому народу, России, мировой человеческой цивилизации! Но буржуям – всем браткам, как своим, так и заграничным – нет! И русской интеллигенции (которая сама себя кличет и считает самым главным классом в обществе, хотя в жизни является межклассовой «смазкой» и буржуйскими суппозиториями, как для rectum et vaginum) – тоже нет.

Продолжение следует.

Валерий Шилин

Педагог и лингвист по образованию, журналист, литератор, маркетолог и оружейник по призванию. Родился в 1952 г. Около сорока лет проработал в сфере международных связей на предприятиях Министерства оборонной промышленности РФ и «Роскосмоса».

Член ИСП и литклуба «Творчество и потенциал» (СПб.).

В работах редко описывает саму кухню международных переговоров и встреч. Роман «Торговец» – исключение. Здесь читатель имеет возможность вникнуть в организационные и технические аспекты работы оружейников-маркетологов за рубежом.

За достижения в профессиональной деятельности удостоен государственных и ведомственных наград.

Дипломант и лауреат нескольких престижных конкурсов писателей, участник популярных российских литературных сборников и альманахов, обладатель ордена «800 лет Великому князю Александру Невскому» (ИСП, Москва) и юбилейной медали «350 лет Петру Первому» (изд-во «Четыре», СПб.).

В настоящее время проживает в Пятигорске.

Номинация «Лучший роман года»

Торговец
Роман (отрывок)

Часть 1
Тирольская рапсодия

…Легенды – это не из мира детских сказок. Это из жизни. Сколько их было? Одни легенды за тебя придумывают, другие по ходу, спонтанно додумываешь сам. Отрабатывая их, стараешься быть как можно убедительней, искреннее. В роли входишь настолько, что даже сам в них веришь. Недомолвки. Недосказки. Но вперемешку с полуправдой. Так даже забавней – труднее проверить. Если проверяют и где-то что-то не срастается, люди сами додумывают как им заблагорассудится. Из легенд вырастают мифы.

Новые люди и роли. Новые задачи и новые страны. Калейдоскоп под названием «Жизнь». В этом – суть бытия торговца оружием.

Жизнь – нескончаемый спектакль. Роли прописаны. Ты должен их отыграть так, как от тебя этого ожидают. Игра на публику? Иногда, но в основном игра с самим собой, а ещё чаще – против себя. Однако за качество игры приходится отвечать и перед заказчиком, и перед собой. В этом театре ты – и актёр, и зритель, и критик. А уж судьи всегда найдутся.

Мысли о доме – твой спасательный круг в чужом океане.

На ум пришла такая параллель, сравнение.

Малыш, уже научившийся ходить и говорить, всё ещё связан с матерью невидимой пуповиной. Мать для него – весь мир, его спасение и защита. Малыш заигрался, увлёкся, но потом, осознав, что её рядом нет, начинает искать глазами: где она? Потерял! Слёзы и плач отчаяния! Кажется, мир рухнул, свет померк. А что плакать? Вот она, сидит на лавочке и машет рукой. Утрёт его горючие слёзы, поцелует – и опять всё хорошо. Став взрослыми и сильными, повидав страны и континенты, мы всё равно ищем, уже не глазами, а сердцем – Родину, свою мать, своих близких. Без них не прожить. Как страшно заблудшим и отбившимся потерять всё это.

Ах, эта вечная суета.

Жизнь нельзя оценивать потом. Надо ценить каждое её мгновение, пока она есть. Надо быть готовым к неожиданностям в любой момент этой жизни.

Норберт Вробель подошёл пунктуально в назначенное время. Высокий, крепкого телосложения. Одет с иголочки. Галстук из очень дорогих. Обут безупречно. Аккуратная стрижка светлых волос. Аристократические черты лица. Нос с лёгкой горбинкой. Глаза необычного зелёного цвета. Умные глаза. «Женщинам наверняка импонирует», – подумал Ванин.

В комнату переговоров никого приглашать не стали.

Из подсобки прихватили с собой кофе и сок.

Времени на протокольные формальности не было. Сразу приступили к делу.

– Господин Вробель, я списки проработал. Требуемое имущество в России имеется. Мои коллеги обращают ваше внимание на необходимость соблюдения некоторых обязательных формальностей.

Вробель внимательно слушал.

– Первое: кто выступит в роли заказчика? Второе: кто будет выдавать EUC – Сертификат конечного пользователя? Третье: кто станет финансовым гарантом сделки?

Пока Ванин перечислял вопросы, Вробель быстро, но аккуратно записывал их в блокнот.

– Господин Ванин, заказчик – Министерство обороны одной арабской страны. Сертификат конечного пользователя будет того же происхождения. Финансовый гарант – я, моя фирма ANW. Подписывать контракт и нести по нему ответственность будет моя фирма по поручению правительства страны-заказчика.

– Видите ли, Россия торгует оружием, в том числе боеприпасами, только в рамках межправительственных соглашений. Это главное. В этой связи ваш клиент должен организовать прямое официальное обращение во «Внешоборонпоставку». Этот документ будет рассмотрен, и по нему российская сторона выдаст официальное заключение. Кому и в какой форме сделать такое обращение, я готов вам подсказать.

– Извините, но вы меня, кажется, не так поняли. У меня имеется поручение этой страны. Моя фирма имеет все легализационные документы, дающие право международной торговли боевым оружием.

– Кто выдал вам эти документы?

– Министерство экономики Австрии.

– Если бы речь шла о поставках в Австрию, эти документы, несомненно, имели бы юридический вес. Но вы намерены осуществить сделку в пользу третьей стороны.

– Австрия – нейтральная страна. Нам проще решать некоторые деликатные вопросы, чем странам, входящим в военные блоки. Наш клиент, как бы это правильно сказать, в мире не пользуется всеобщей любовью. Его правительство испытывает определённое внешнее давление. Клиент опасается, что ваше правительство в случае прямого обращения вряд ли пойдёт ему навстречу.

– В этом случае тем более следует быть весьма последовательным. Извините, если вмешиваюсь в ваши дела, но на этой сделке вы можете подмочить свою репутацию… Скажите честно, господин Вробель: как давно вы торгуете оружием?

– Есть некоторый опыт, но закупки шли в странах Запада. Там несколько иные правила, не столь сложные, как в России. Я говорю только о легальных каналах.

– Так вы уже встречались с кем-то из наших?

– Да, с офицерами и генералами, сухопутчиками.

– И каков результат? – живо поинтересовался Ванин.

– Много обещаний, много демонстрации активности, но… целый год впустую.

– Как вы вышли на меня?

– Есть люди, которые вас знают. Посоветовали обратиться. Хочу верить, что вы поможете. К тому же, господин Ванин… – Вробель сделал паузу. – Я вижу, что вы по-другому говорите, чем мои бывшие контакты. Вы говорите как государственный человек.

– Приятно слышать, но что вы конкретно имеете в виду?

– Вы взялись за проработку, не спросив, каков будет размер ваших личных комиссионных. – В глазах Вробеля засветились хитрые искорки.

– Полагаете, я допустил ошибку?

– Почему вы решили, что я так считаю?

– Видите ли, господин Вробель, за кристальной честностью иногда скрываются человеческие леность и недееспособность.

Вробель хмыкнул.

– Я никогда не думал, что на честность может быть такой взгляд.

– Я обеими руками за честность, за чистоту работы. Но стерильность в торговле оружием, господин Вробель, – это нереально.

– Комиссионные, разумеется, будут, но только после осуществления сделки.

Ванин знал эти трюки бизнеса: как, когда, кто и кого кидает. Он поднял вопрос о вознаграждении неслучайно. Это путь к преодолению коммуникативной дистанции, способ формирования взаимного доверия.

Вробель продолжал:

– Процент вознаграждения зависит от нескольких факторов, таких как степень личного участия в реализации сделки, от объёмов этой сделки и так далее.

– Скажите, господин Вробель: ваши списки реально показывают объёмы и номенклатуру возможных закупок?

– Я ждал, что вы зададите мне этот вопрос.

Вробель нагнулся ниже над столом.

– Аппетит у нашего клиента колоссальный.

– А как насчёт платёжеспособности?

– Блестяще, господин Ванин! Об этом я вам пока не могу сказать, но схема превосходная. Что касается объёмов и номенклатуры, я хотел бы вас спросить: что сегодня Россия может поставить из серьёзной техники? У вас есть какая-то информация?

– Предположим, есть. И что?

Вробель заметно оживился.

– Вы мне можете что-нибудь показать или рассказать?

– И то и другое… Но не здесь. На гражданской выставке заниматься продвижением боевой техники по меньшей мере неэтично.

– Я вас прекрасно понимаю… Я зайду к вам сегодня после обеда. Будете на месте?

Ванин посмотрел в свой гаджет.

– До 16:00 я занят. Потом буду в вашем распоряжении.

– Also, gut! Ну хорошо. Я зайду к вам в конце рабочего дня. Мы сможем поехать в какое-нибудь тихое, укромное место, поужинать и обо всём поговорить?

– Полагаю, сможем…

Павел Широков

Поэт, писатель, журналист, публицист. Родился 21 июня 1967 г. в селе Пушкино Московской области. Стихи начал писать в 17 лет. Первое стихотворение – «Малыш и море» – опубликовано в 1989 г.

С появлением возможности публиковаться в Интернете выпустил порядка 150 произведений.

Член Московского отделения Российского творческого союза работников культуры, ИСП, литклуба «Творчество и Потенциал» (СПб.).

Лауреат международного конкурса поэзии «Главный стих – 2022», медалист Международного литературного конкурса «Попутчик» в номинации «Проза», с вручением медали «195 лет со дня рождения Л. Н. Толстого», финалист (дипломант, шортлист) премии журнала «Российский колокол» в номинации «Лучший писатель года» (2022) и общенациональной литературной премии «Неформат» в номинации «Поэзия» (шорт-лист, 2023).

В марте 2023 г. издательство ИСП выпустило в свет сборник рассказов П. Широкова «Хроники Энска».

Номинация «Лучший роман года»

Не верьте пехоте
Роман (фрагмент)

Памяти неизвестных героев посвящается

Июль 1943 года. Где-то между Белгородом и Орлом…

Батальон на марше похож на длинную гусеницу-сороконожку, медленно ползущую по пыльной дороге. Потные, измождённые лица, серые от пыли, выбеленные потом, солнцем и дождями гимнастёрки, серые сапоги.

Слегка играли бликами на солнце примкнутые к винтовкам штыки. Ящики с патронами несли по очереди, передавая их на ходу, чтобы отдохнуть. Солнце стояло в зените, пел, не унимался, жаворонок. В траве вдоль дороги стрекотали цикады, поля, перелески, речушка, будто и нет войны.

Младший лейтенант Криницын шёл со своим взводом, такой же серый от пыли, как и весь его личный состав. Два пулемёта Дегтярёва, один «Максим», два противотанковых ружья, пятидесятимиллиметровый миномёт, связист с телефоном, отделение автоматчиков сержанта Егорова, старшина Волощук… Санинструктор младший сержант Нина. Ниночка Коган. Всего пятьдесят четыре человека…

– Привал…

– Привал!

– Привал! – эхом пронеслось по колонне. Батальон – длинная, серая, навьюченная амуницией гусеница-сороконожка – сошёл с дороги. Солдаты садились на траву, позвякивало оружие. Винтовки ставили в пирамиды. Жаркое июльское солнце парило, и, вероятно, ожидался дождь. У старшины Волощука уже третий день ломило поясницу и колени.

Солдаты перемотали портянки, кто-то даже снял сапоги, давая ногам «подышать», блаженно закурили махорочку…

– Младший лейтенант Криницын, к командиру! – зычно по цепочке передавали солдаты полукриком в арьергард колонны.

Лейтенант встал, оправил гимнастёрку и пошёл вперёд.

– Командир 4-го стрелкового взвода младший лейтенант Криницын по вашему приказанию прибыл, – рапортовал молодой худенький паренёк в гимнастёрке, на вид лет двадцати, но, наверное, из-за худобы он казался ещё младше.

«Действительно младший лейтенант у меня», – подумал комбат майор Петухов.

– Здорово, лейтенант, кури, – сказал комбат.

– Не курю, товарищ майор, – чётко ответил лейтенант.

– Ладно, давай к делу. Ставлю тебе задачу, Павел Иванович, – посерьёзнел майор. – По данным разведки, немцы концентрируют свои силы на этом участке, – майор показал на карте концом папиросы плацдарм. – Мы сейчас вот здесь. Твой взвод должен незаметно до рассвета занять вот эту высоту, закрепиться там, окопаться как можно глубже. И держать её день-два, пока наши резервы не подойдут. Немцы думают, что на этом участке у нас слабина, понимаешь? И планируют контрудар. Мы должны их здесь сковать, пока наши соседи будут заходить им в тылы, – майор показал кривую на карте. – Мы будем рядом, но у меня приказ не раскрывать себя как можно дольше, втянуть их в драку. Немцев тут будет два полка пехоты, самоходки, танковая рота, а может, и батальон. Высотка, которую ты будешь оборонять, – очень выгодная позиция. Слева – речка и болото в низинке, справа – дорога, разъезд, перед тобой всё поле как на ладони. Высотка им поперёк горла, понимаешь? На виду как бы, но с ходу они её не возьмут. Им надо будет обойти тебя и рассредоточиться, но, пока они это поймут, время должно пройти, за это время ты их прицельно клади… – и майор взял паузу.

– Понял, товарищ майор, – задумчиво ответил младший лейтенант.

– Стрелки у тебя бывалые, с задачей справятся. Мы этих фрицев тут положим. Понял? Главное, Павлуша, – чтобы они поверили, что ты там один. Окопайся как следует, блиндажи, пулемёты замаскируй, стрелков расставь пошире. Чтоб, если из танков начнут, всех не положили. Боеприпасов я тебе даю дополнительный комплект. Выбивай самоходки. Страховать тебя будет рота капитана Орлова. Сзади тебя рощица, вот за этой рощицей наша линия обороны будет… – почему-то почти с дрожью в голосе говорил майор.

– Вас понял, товарищ командир батальона, – ответил младший лейтенант.

К ним подошёл замполит:

– Слушай, Криницын, ты комсомолец? Партийные есть во взводе? Молодого пополнения сколько?

– Я – комсомолец… Никак нет, товарищ заместитель командира батальона, партийных нет. Молодого пополнения десять человек.

– Откуда?

– Смоленские ребята.

– Это хорошо, драться будут. Это задание очень важное, Павел Иванович, от действий твоего взвода зависит исход операции. Людей правильно настроить надо.

– Люди всё понимают, товарищ замполит, не первый раз.

– Ну да ладно, я к вам зайду перед разводом.

– Спасибо, Николай Петрович.

* * *

Линию фронта было почти не слышно, как будто где-то вдалеке погромыхивал гром и вот-вот брызнет освежающий летний дождичек. Но это был не гром. И тишина была ложная. Четвёртый стрелковый взвод вышел на огневой рубеж к вечеру. Лейтенант обошёл высотку вместе со старшиной и сержантами, командирами отделений. Нужно было так расставить пулемёты, чтобы создать перекрёстные сектора обстрела, разместить противотанковые ружья.

Пехота рыла окопы. Застучали сапёрные лопатки, заскрежетали сталью по мелким камушкам… За ночь соорудили два блиндажа. Один – для лейтенанта и связиста, другой, подальше, за склоном, – для санинструктора.

Солдаты были все как один серьёзны и сосредоточенны, тщательно маскировали свои позиции и пулемётные точки. Каждый обустраивал себе лёжку поудобнее. Те, кто закончил с окопами, закуривали, осматривали оружие, боеприпасы.

Для каждого из них задача была ясна: ни шагу назад. Все уже знали, что взвод должен оттянуть на себя основные силы немцев, идущие в прорыв на этом направлении, а значит, оборонять им эту высотку до последнего патрона, а там, если кто уцелеет, – в штыковую.

* * *

Солнце уже зашло, и на траву легла вечерняя прохлада. Свободные от дозора спали, привычно завернувшись в шинели, прямо в окопах. Младший лейтенант созвал сержантов, санинструктора, старшину в блиндаж…

Санинструктор Нина – Ниночка Коган, рыжая, стройная, зеленоглазая красавица, всегда весёлая, военно-полевая вдова, была влюблена в прежнего комбата Стрельцова, пока он не погиб при артобстреле в одном из бесчисленных боёв в двадцать шесть лет, – пользовалась непререкаемым авторитетом у солдат и младшего комсостава.

Солдаты говорили про неё, что, когда она бинтует, раны заживают в два раза быстрее. Нина вынесла на себе с поля боя около двухсот тяжелораненых здоровых мужиков… И когда она отправляет очередную полуторку с ранеными в тыловой госпиталь, – так уж повелось в батальоне, – кто-то обязательно крикнет:

– Нина! После госпиталя мы к вам в батальон! – Как будто батальоном командовал не майор Стрельцов, а она, Нина, Ниночка Коган.

Бинтовала она действительно туго, и кровотечение почти останавливалось. Она всё делала быстро и проворно, так, что раненому сразу становилось легче… И для каждого она находила нужные слова. Кто у неё «родненький», кто «миленький», кто «молодец», а кто «мужчина», – так говорила, что жить, в общем, хотелось, хотя и разорвало ногу или ещё что-то. Казалось, что сердце Ниночки любило всех солдат, независимо от роты или взвода батальона, тем более взвода младшего лейтенанта Криницына…

Майор Стрельцов любил её безумно и страшно ревновал, создавал ей условия и всякое такое прочее, хотя она ни о чём его не просила и жила по уставу, как и весь рядовой и сержантский состав в батальоне. Носила пехотные галифе и гимнастёрку, которые, несмотря на всё своё военное уродство, не могли скрыть её обезоруживающей женственности.

Единственное, что она делала не по уставу, – это любила майора Стрельцова. Любила самозабвенно. Так, как позволял любить суровый походный быт. Но однажды, примерно полгода назад, как это часто бывает на войне, майор Стрельцов был убит. И Нина осталась одна. Санинструктор во взводе младшего лейтенанта Криницына, как и была до своей военно-полевой жизни с майором Стрельцовым.

Криницыну Паше, Павлику, тогда едва исполнилось двадцать два года. Младший лейтенант склонился над картой и думал о чём-то…

– Товарищи сержанты, завтра нам предстоит бой, возможно, с превосходящими силами противника, – спокойным голосом говорил лейтенант, сглотнув слюну, наверное, от волнения, и кадык его тонкой шеи слегка пошевелился в свободном воротнике гимнастёрки. – Командование поставило задачу: оттянуть на себя основные силы противника и держать их как можно дольше. Немцы пойдут на прорыв. Вот здесь, на этом узком участке, мы должны задержать их. Наш батальон стоит вторым эшелоном тут, за этой рощицей. Стрелять прицельно, выбивать самоходки, боеприпасы экономить.

– Задача ясна, лейтенант, – сказал кто-то из сержантов. – Разрешите идти?

– Идите…

И все как один пожилые мужчины вдруг засобирались и с серьёзными, озабоченными лицами, разобрав личное оружие, вереницей, один за другим, вышли из блиндажа…

Павел Иванович, всё ещё смотрел на свою лейтенантскую карту… Безымянная высота… Квадрат 16–24…

Нина молча сидела в углу блиндажа.

– Паша, – вдруг позвала она.

Младший лейтенант поднял голову.

– Нина, вы не ушли? – спросил лейтенант.

– Подойди ко мне…

Он не задумываясь подчинился, как подчиняются врачу на медосмотре, когда он говорит: «Раздевайтесь». Подошёл. Она сняла с него вспотевшую фуражку…

– Павлик, Павлуша, миленький…

– Что вы делаете? – изумлённо, почему-то шёпотом спросил он. Но она, казалось, его не слышала. – Младший серж… Нина, вы?..

– Молчи, дурак, – прошептала ему на ухо Нина и, обняв за шею, начала целовать его задрожавшие от волнения губы. А его руки делали то, что по уставу не положено…

Рассвет перед боем – самое мирное, хрупкое зрелище. Павел лежал на траве, всматриваясь в утреннюю мглу, тающую дымку, устилавшую низину перед его позициями. Тишина стояла такая, что закладывало уши, и на минуту показалось, что никакой войны на самом деле нет. Прямо перед ним на сизую от росы травинку карабкался тонкими лапками какой-то жучок, так неторопливо, шевеля усами, деловито осматривая стебелёк. Вставало солнце. Просыпались всякие мушки. Защебетали первые птицы. Парила роса. Запел и жаворонок. Младший лейтенант пристально смотрел в бинокль на запад.

И вот вдали послышался – сначала глухо-гулко – треск мотоциклетных моторов. На просёлочной дороге из-за поворота показались два мотоцикла с пулемётами. К лейтенанту подполз старшина Волощук:

– Товарищ лейтенант, мотоциклетки, – почему-то шёпотом просипел старшина.

– Вижу, старшина, вижу.

– Что делать?

– Передай Улюмжинову, первому пусть в бак стреляет. У второго пулемётчика пусть снимет.

– Есть, – и старшина отполз к снайперу.

Первый выстрел прозвучал, когда мотоциклисты приблизились на расстояние с тысячу метров. Бак рванул, и мотоциклисты первой машины загорелись, мотоцикл продолжал катиться, но уже совершенно неуправляемо. Немцы хаотично пытались сбить пламя, но только корчились в страшных мучениях.

Следующий выстрел прозвучал сразу за первым и снял пулемётчика второго мотоцикла, который, раскинув руки в стороны, отвалился на спинку коляски и застыл в этой позе. Водитель оставил машину, пригнулся к земле и стал пятиться. В него никто больше не стрелял. Немец так и лежал в траве, боясь пошевелиться.

Прошло немного времени, и за поворотом, на разъезде, узнаваемо зарычали двигатели самоходок и бронеавтомобилей. Горящий расстрелянный мотоцикл дал им понять, что их здесь ждали. Они развернули стволы своих орудий в сторону, с которой, предположительно, велись выстрелы…

– Огонь не открывать, подпустить ближе!

– Пулемёты, товьсь!

– Противотанковые расчёты – бронебойным товьсь!

В низинке впереди немецкая рота автоматчиков разворачивалась в цепь, серые мышиные мундиры, каски…

– Егеря, мать их, – прошептал кто-то из стрелков.

– Внимание всем! Подпустить на дистанцию пятьсот метров!

– Залпом огонь! – скомандовал лейтенант.

Залп грянул сухим ружейным треском, как будто в глухой лесной чаще одновременно сломали десятки сухих деревянных сучков.

В первой цепи упало до десятка фигурок в серых мундирах. Егеря пригнулись и стали пятиться. С бронемашины ударил крупнокалиберный пулемёт, но по верхам, наугад. И пули просвистели выше окопов. Установилось небольшое затишье.

– Пристреливается, гад, – зло проговорил кто-то из стрелков.

Одна из самоходок начала движение в обход высоты и на минуту повернулась боком к фронту. Тут же расчёт ефрейтора Морошкина подбил ей гусеницу бронебойным из ПТРД. Самоходка расстелила гусеницу и встала. Второй выстрел пришёлся под башню. Две «пантеры» и оставшаяся самоходка развернули жерла своих орудий в сторону выстрела на прямую наводку и сделали несколько выстрелов по высоте. Били снова наугад. Взвод потерь не понёс. Немного покорёжило окопы, и всё.

Егеря снова пошли в атаку, цепью пошире, надеясь, что артподготовка прошла успешно. Заработали уже два пулемёта, но они опять были отброшены ружейным и перекрёстным пулемётным огнём…

– Ольха, Ольха, я Берёза, доложите обстановку, – вызывал по телефону майор Петухов. Канонада, грохот боя доносились до его позиций с семи утра. – Ольха, Ольха, я Берёза. Как слышите меня? Приём.

– Берёза, Берёза, я Ольха, слышу вас хорошо, докладываю. Отбили две атаки противника. Уничтожены два мотоцикла, самоходка и бронетранспортёр, до двадцати человек живой силы противника. Немцы встали, заняли оборону, окапываются…

– Молодец, Ольха, держитесь! – майор выдохнул и положил трубку

– Стихло у них, – задумчиво проговорил капитан Орлов. – Как думаешь, комбат, выдержит Криницын двое суток, а?

– Выдержит. Должен выдержать. Нам надо, чтобы он выдержал…

– А я не уверен… Неспокойно у меня на душе, комбат, неспокойно. Они сейчас его из танков будут обстреливать.

И тут, словно в ответ на слова капитана, канонада загрохотала с новой силой.

* * *

За два часа до этого…

Механизированная колонна немцев остановилась: девять лёгких танков, четыре «пантеры», четыре самоходки «фердинанд», грузовики с солдатами и боеприпасами, миномёты и растянувшаяся вереница до полка пехоты перед выходом на равнинную местность.

За холмом слышались звуки боя. Чёрные мундиры СС. Колонну обогнал запылённый командирский «опель». Свернул с дороги и остановился поодаль в небольшом березнячке. К «опелю» подбежал молодой долговязый белобрысый пехотный лейтенант. Открылась дверца авто:

– Лейтенант, узнайте, в чём там дело, – обратился майор к долговязому.

– Да, господин майор, – взял тот под козырёк, развернулся на каблуках и бегом к стоявшему недалеко мотоциклу.

Через минуту он уже скрылся в облаке пыли за поворотом. Прошло ещё несколько минут, и лейтенант подъехал на мотоцикле прямо к «опелю»:

– Господин майор, наш авангард наткнулся на засаду русских и вступил в бой, – взял он под козырёк своей пилотки с орлом.

– Странно, Франц, по данным разведки, здесь не было русских, – обратился майор к сидевшему рядом с ним в автомобиле пехотному капитану

– У нас есть потери, господин майор, – продолжал лейтенант. – Пятнадцать человек убитыми, «фердинанд» и бронетранспортёр.

– Что? – на секунду вышел из себя майор. – Сровняйте эту высоту с землёй!

– Что ж, дорогой Ханс, скрытно пройти не получилось, – философски подытожил пехотный капитан. Подтягивая к запястьям тонкие, из свиной кожи, рыжие перчатки, он открыл дверцу «опеля» и вышел из машины. – Пришло время поразмять кости, господин майор, хайль! – сказал он улыбаясь.

– Действуйте, капитан, хайль, – ответил майор, лениво вскинув предплечье.

«Опель» развернулся и уехал в тыл колонны.

Колонна немцев по команде разбежалась, спрыгнула с грузовиков рота СС, автоматчики стали оцеплять миномёты. Грузовики съехали с дороги в берёзовый лесок. Миномётная батарея расположилась за холмом, в тени деревьев. Пехота надевала каски, разбирала патроны и гранаты из открытых ящиков. Командовал долговязый лейтенант. Всё делалось быстро, но без особой суеты: солдаты были бывалые, это было видно по привычно неторопливым движениям и говорило о том, что они прошли не один бой. А солнышко всё ещё светило им в прицелы, и точной стрельбы ожидать не приходилось. Пехота окапывалась на холмике, ставила пулемёты.

Капитан Франц Заурих смотрел в бинокль на противоположную высоту, уже изрытую воронками от танковых снарядов. Среди зарослей кустов и поваленных деревьев он старался угадать расположение окопов русских, пытаясь разглядеть солдат, доты, пулемётные точки, артиллерию, хоть что-то… Солнце прошло зенит, день клонился к закату. Легли длинные тени. Миномётная батарея была готова к бою, ждали только команды… Капитан подозвал долговязого лейтенанта, уточнили координаты.

– Открывайте огонь, Клаус, – скомандовал капитан Заурих.

Через минуту миномётчики начали обстрел, мины скользили в миномётные стволы, гулко бились о дно и с лёгким шорохом выстреливали вверх… Одна, другая, третья: «Фиу-у-у, фиу-у-у, фиу-у-у». Спустя несколько секунд вдалеке послышался грохот разрывов.

Миномёты работали полчаса. Завелись четыре «пантеры» из оставшихся девяти, послышался гусеничный лязг, и танки начали медленно выкатываться из-за холма. За ними поднялась пехота. Вот они сняли затворы с предохранителей и молча вышли на открытую местность. Четыре «пантеры» шли на среднем ходу, медленно приближаясь к огневому рубежу четвёртого взвода лейтенанта Криницына.

Пройдя половину пути, открыли огонь из орудий прямой наводкой. Самая крайняя машина справа начала едва заметный манёвр к речушке – видимо, с целью форсировать её и обойти позиции взвода с правого фланга…

* * *

На высоте 16–24… Только что закончился миномётный обстрел.

– Отделение, занять огневые позиции!

Красноармейцы гуськом выбегали по окопам на передовой рубеж.

– Санинструктора!

– Нина!

– А-а-а! С…, б…, зацепило!

– Сестра! Сестра! Сестра! – неслось со всех сторон…

– Старшина, потери! – крикнул лейтенант.

– Двое убиты, трое тяжело ранены, пятеро – осколочные, легко.

– Санинструктора! Ни-и-ина! Сестрёнка! С…!

Нина бегала по окопам: где в полный рост, где ползком, – быстро бинтуя раны. Кто мог помочь, тащили тяжёлых в дальний блиндаж. Легкораненые, превозмогая боль, оставались на позициях. Убитых не трогали: в бою не до них…

– Пулемёты, товьсь!

«Пантера» на противоположном берегу остановилась. Грунт у берега оказался болотистой, заросшей дёрном жижей. Танк осел на брюхо и стал зарываться гусеницами в землю, выбрасывая дёрн и речной ил, и вскоре, когда башня накренилась к воде, экипаж понял, что сами выбраться назад они не смогут: завязли. Открылись люки, и три танкиста стали выбираться из машины. Меткими выстрелами пехотинцы уложили их всех. Но три другие машины надвигались и подошли уже на расстояние пятисот метров. За ними широкой цепью шли егеря и пехота.

Противотанковые расчёты ефрейтора Морошкина и рядового Седова готовились встретить танки. Стрелки приготовили противотанковые гранаты, связанные по три штуки в связки, бутылки с зажигательной смесью.

– Бронебойно-зажигательный, – прохрипел Морошкин.

Выстрел. Первая «пантера» задымилась, какое-то время она ещё продолжала надвигаться на рубежи четвёртого взвода, но заглохла и остановилась. Пламя разгоралось сильнее, опять открылись люки, и ещё один экипаж был расстрелян при попытке покинуть танк.

Рядовой Седов отставал в этом соревновании от ефрейтора Морошкина. Его выстрел рикошетом отскочил и не нанёс его «пантере» никакого ущерба.

– Патрон, твою мать! – заорал на своего помощника Седов. – Бронебойно-зажигательный! – и тут же успокоился, взяв «пантеру» в прицел.

Со второго выстрела и третья «пантера» встала и задымилась. Четвёртая дала задний ход. Пехота продолжала наступать.

– Пулемёты! Короткими огонь! – скомандовал младший лейтенант. Два «Дегтярёва» и «Максима» начали косить первые шеренги немцев перекрёстным огнём. Те остановились, залегли и начали снова пятиться к своим окопам. Атака захлебнулась. Стрелки не давали поднять немцам головы. И наименее проворные из них тут же были убиты, не успев добраться до своих окопов…

* * *

Четвёртый взвод уже сутки держал высоту 16–24, отбив четыре атаки противника, уничтожив четыре танка и две самоходки, положив до роты пехоты и два взвода егерей.

– Что происходит, Франц? – раздражённо спросил командир бригады майор Ханс фон Зее.

– Нам не хватает информации, господин майор, – спокойно ответил капитан Заурих. – Позиции русских хорошо замаскированы, есть противотанковые расчёты, несколько удачно расставленных пулемётов. С ходу выбить их оттуда нам не удастся.