Текст книги "Особенности эльфийской психологии"

– Ира.

– Тогда уж Ирина, – протянул я, решив, что мерцание – это все же мерцание, поэтому ничего страшного, если я ее как следует осмотрю.

Но насладиться видом мне не дали неожиданно появившиеся в голове совсем уж идиотские мысли. Знаете, когда вдруг понимаешь, что у тебя в квартире оказалась девушка, а носки на полу валяются, постель не заправлена и вообще бардак бардаком… И не надо думать, что такие чувства могут испытывать только девушки. Мужикам тоже неприятно представать перед ними в нелестном виде. Так я еще и развалился в компьютерном кресле в одних линялых спортивных штанах. Порыв вскочить и начать извиняться удалось подавить лишь наполовину. Вскочить – вскочил, но извиняться, конечно, не стал. Вовремя вспомнил, что не я один приложил лапу к творящемуся вокруг бедламу.

– Ну что, нравлюсь? – полюбопытствовала рыженькая. Разумеется, я тут же подтвердил.

– Ну ты даешь, – и показал ей большой палец.

– Не я даю, а Ир, – заметила она и покрутилась вокруг себя, демонстрируя все прелести чисто женской фигурки.

– Не путай меня, – отмахнулся, а сам вернулся в компьютерное кресло. – Ладно, видом насладился. Спасибо за оказанное доверие, – бодро отрапортовал и тут же перешел к делу. – А что у нас с одеждой?

– Ир, мерцая, считал, что ты поможешь мне выбрать, – заметила она, плюхнувшись на незастеленную кровать и весело болтая ногами.

– Слушай, может, ты сама как-нибудь? У тебя же в распоряжении весь Инет!

– Хорошо, – беззаботно откликнулась Ирина, и мы с ней поменялись местами.

Пока она гуглила фотки с модными тенденциями осени, я задумчиво смотрел на нее и силился придумать удобоваримый повод задать все те вопросы, которые меня так интересовали. Но в голове, как назло, было девственно пусто. Беспредел какой-то! И где мое коронное чутье, когда оно так нужно?

Все в толк не возьму, как мерцающим удается менять кроме всего прочего еще и рост. Ир ведь со мной почти вровень, а эта пигалица почти на голову ниже. И вообще, это их просто дикое, на мой взгляд, разделение, когда в мерцании они говорят о себе в третьем лице. У меня просто в голове не укладывается. Как они так жить могут? И не один день, не два, а годами. Глядя, с какой увлеченностью девушка рылась на сайтах модной одежды, решил вмешаться.

– Слушай, давай ты просто наденешь джинсы и какую-нибудь футболку. А сверху ветровку.

– Джинсы, какие? – насмешливо протянула рыжая, стрельнув на меня глазками через плечо. – Светло-голубые, синие, черные? Драные, классические, клеш? Футболку – просто белую, цветную или, может, лучше рубашку? Можно с коротким рукавом, можно с длинным. Обувь. Я не услышала ни одного пожелания о ней. Ветровку какого цвета? Или лучше кожаную курточку? Ир видел такие на девушках, когда вы с ним за покупками ходили.

Ого. А ведь я оказался прав, они полностью меняются внутренне. Полностью. Я могу сколько угодно себя убеждать, что Ир и Ирина – одно и то же существо, но поверить в это не смогу, как бы мне того ни хотелось. Они совершенно разные. Ир – нормальный парень. А эта рыжая пигалица – девчонка девчонкой, и никакого, даже малюсеньего намека на мужественность. Конечно, можно списать сие на профессионализм нашего без пяти минут архимага. Но мне от этого как-то не легче.

– Так что мне нацепить? – весело вопросила Ирина.

Вздохнул и обреченно махнул рукой.

– Что хочешь, – но быстро спохватился и рискнул схохмить. – В любой одежке будешь хороша.

– Правда? – заинтересовалась девушка, откровенно кокетничая, о чем я поспешил ей сказать.

– А ты, случаем, глаз на меня не положила, при вящем потворстве Ира?

– Можешь даже не мечтать, – сначала расхохотавшись, заверила Ирина. – Ир тебя прибьет, если ты попытаешься со мной что-нибудь нездоровое сотворить.

– С каких это пор поцелуи между девушкой и парнем являются чем-то нездоровым? – полюбопытствовал я.

– С тех пор, как речь идет не о девушке, а о мерцании.

Если честно, весь этот обмен любезностями можно было бы посчитать пустой болтовней, если бы именно он не позволил мне задать давно интересующий вопрос.

– А в чем принципиальное отличие?

– Между мерцающим и его мерцанием?

– Нет. Между мерцающим парнем и мерцающей девушкой?

– Я так понимаю, что книжку декана ты в руки так и не брал?

– Ну, – смутился, но мне было нечего сказать в свою защиту.

Конечно, не брал. После рабочих будней приползал домой в полуневменяемом состоянии. У меня даже появилось такое чувство, что у них на Халяре как-то по-другому время течет. Уж больно длинными стали дни. Хотя возможно, мне это только казалось. Спрашивать у Ира напрямую не хотелось. Почему? Да потому, что я до сих пор не признался ему о продолжительности своей жизни. А тут, услышав вопрос про время, он бы не преминул спросить меня об этом, я уверен. Хорошо отдаю себе отчет, что он со мной сделает, когда узнает. И ладно бы просто по ушам надавал, так нет же. Мерцающий, как я уже понял, натура деятельная, поэтому тут же озаботится поиском способа продлить мне жизнь. А оно надо? Конечно, кто-то может сказать, что я чего-то не понимаю в этой жизни, но становиться бессмертным по меркам нашей российской действительности в мои планы никак не входило. Кому понравится жить и видеть, как стареют и умирают близкие? Ладно, с тем, что родители уже никогда не будут по-настоящему близки мне, я как-то смирился, но брат и сестра – это святое. Пусть мы редко с ними видимся, но я их люблю и пережить их мне совсем не улыбается.

Пока предавался рефлексии, Иринка все поняла по моему виноватому виду и принялась объяснять:

– Парни не рожают детей.

Вот и ответ. Просто, не так ли? Как мне это раньше в голову не пришло?

– Даже в мерцании? – на всякий случай уточнил я, Иринка хмыкнула, отвлеклась от экрана монитора и повернулась ко мне прямо в компьютерном кресле:

– Даже в нем. Я тебе больше скажу. У других рас нашего мира почему-то бытует мнение, что раз мы двуполы, как они считают, то и спать можем и с теми и другими. Ну вот как ты.

– А вы не двуполы?

– Нет. У нас пол определен с рождения. А мерцание – это мерцание. Поэтому Ира воротит от одной мысли, что он мог бы переспать с парнем. Неважно, в мерцании или без него. Ну вот как нормальный парень позволит другому себя… ты понял.

– Я-то понял. Но самое интересное, вполне могу себе представить как, – хитро улыбнулся, но рыженькая в долгу не осталась.

– А с каких это пор ты у нас нормальный парень?

– И какой же я, по-твоему?

– Уникум. Такой ответ тебе подойдет?

– Смотря для чего, – хмыкнув, отозвался я и перешел на серьезный тон. – Но у меня все еще остались вопросы. Причем после твоего предыдущего выступления их стало больше, чем было до него.

– Вот как? – заинтересованно протянула девица и звучно щелкнула пальцами.

Выпендрежница! Разумеется, это было сделано только для того, чтобы рыжее мерцание нашего почти архимага могло наконец обзавестись одеждой. Джинсы, приталенная сиренево-белая рубашка в крупную клетку, носочки с котятами. Интересно, на каком сайте она умудрилась такие отыскать? Пока я разглядывал ее, девушка огорошила меня следующим:

– У меня тоже вопросы есть. Личные. Немного, но достаточно. – И тут же предложила – Бросим жребий?

– Вот еще! – помедлив, фыркнул я: – Дамы вперед!

– О! – Иринка аж подпрыгнула в кресле. Глаза ее загорелись от предвкушения.

Хотел бы знать, как Ир повел бы себя в ответ на мое приглашение задать все интересующие его вопросы. Но самого мерцающего сейчас тут не было, зато присутствовало его мерцание. И, как ни странно, откровенничать перед девушкой, миловидной и очаровательной, оказалось неожиданно проще, чем открываться перед парнем. Интересно, Ир на это рассчитывал, когда мерцание подбирал, или случайно все получилось?

Ирина

Девушкам дозволено много больше, чем мужчинам, особенно в обществе все тех же мужчин. Кокетничать с Андреем, откровенно флиртовать, балансировать на грани было приятно, но не более того. Я ни на секунду не забывала о главной цели, ради которой и была создана. Он сам спровоцировал переход на откровенный разговор, чем я поспешила воспользоваться. То, что не только у Ира накопились вопросы к психологу, с одной стороны настораживало, с другой стороны, вызывало любопытство. Интересно, о чем еще он меня спросит? О чем-нибудь таком же глупом, как отличие между мерцающим парнем и мерцающей девушкой? Хотя это не глупость, это распространенное заблуждение.

– Тогда предлагаю: ты – вопрос, я – вопрос, что скажешь? – спросила его, внимательно следя за реакцией. Он согласился тут же.

Улыбнулся и объявил.

– Теперь твоя очередь.

Разумеется, первым делом спросила именно о том, что больше всего напрягало Ира в нашем психологе.

– Это правда, что тебя выгнали из дома только из-за того, что открылось твое нездоровое увлечение парнями?

– Нездоровое? – чуть помедлив, уточнил он. Я думала, что сейчас он запротестует и одернет меня, но Андрей неожиданно согласился: – Да, наверное, ты права. Нечто нездоровое во всей этой ситуации есть. Только знаешь, мне все равно неприятно, когда ты называешь меня ненормальным из-за моих увлечений. К тому же не такие уж они и увлечения, так, временное помешательство.

– И что стало его первопричиной? – стремясь замять неловкость, быстро спросила я. Ир не умеет извиняться, вот и я вместе с ним не умею.

Андрей отвернулся к окну, тяжело вздохнул и начал свой рассказ.

– У меня непростые отношения с отцом. Все это началось тогда, когда он впервые понял, что я умнее и в чем-то талантливее его. Отец у меня когда-то универ не потянул. Закончил девять классов, ушел в технарь, отучился там, и все. На этом его поход за образованием закончился. Поэтому он всегда громко презирал всех тех, кто, отучившись в институте, выбился в люди. Сколько себя помню, всегда говорил, что высшее образование на фиг никому не сдалось. Можно и без него жить себе припеваючи. Но мне всегда нравилось учиться. Ботаном я, конечно, не был, но одиннадцатый класс заканчивал без тройбанов… – А потом Андрей неожиданно оборвал себя и посмотрел на меня: – Слушай, тебе ведь, наверное, вообще ничего не понятно.

– Ошибаешься, – поспешила разубедить я. – У меня твой переводчик.

– А! – Андрей обрадовался, но выглядел при этом слегка смущенным. Откровенность давалась нелегко. Хорошо, что в качестве мерцания Ир выбрал именно меня. Такой, как я, парню было проще открыться. Я выжидающе посмотрела на него, он помедлил, но продолжил рассказ. Правда, снова отвернувшись к окну. Да, открывать душу перед кем-либо – всегда непросто.

– Так вот, в старших классах я бредил универом. Рвался туда. Мечтал о том, что поступлю. Столько сил положил, столько гулянок пропустил, потому что к сдаче экзаменов готовился. Подал документы, прошел все вступительные испытания и прочно держался в верхней части списка. Об этом никто из домашних не знал. Я все сделал сам и скрывал до последнего, но, наверное, где-то все же прокололся. Отец что-то заподозрил, а возможно, проследил за мной, когда я в универ бегал, уж не знаю. Теперь об этом даже спрашивать не имеет смысла. Перед самым зачислением из всех списков я пропал. Испугался, помчался выяснять, в чем дело, и оказалось, что нет у них больше моих документов. Я был тогда еще несовершеннолетним, отец пришел в приемную комиссию, и уж не знаю, что он там наплел, но документы мои ему отдали.

– Андрей, – позвала, не зная, что можно на это сказать, как поддержать. У меня в голове не укладывалось такое коварство. Да и как вообще можно было так надругаться над чувствами и жизнью собственного ребенка? – Андрей, – повторила я, силясь хоть что-то сказать, но он оборвал меня:

– Помолчи, ладно? Дай закончу.

Он все еще глядел в сторону, а я смотрела на него и не представляла, как пойду сегодня в дом его семьи, как стану знакомиться с его родителями, зная, уже зная, что с ним сделал отец.

– Он сам отнес мои документы в технарь. Техникум, колледж – никакой разницы! Я не хотел там учиться. Это был совсем не мой уровень. Нет, я не нахваливаю себя, не пытаюсь сказать, какой весь из себя умный и талантливый, просто объясняю, почему мне было откровенно скучно там. Хорошие отметки удавалось получать без труда, поэтому у меня всегда имелась уйма свободного времени. Отца тогда уволили с работы, взяли на его место молодого парня с высшим образованием. Разумеется, он как с цепи сорвался. Начал пить. Дома регулярно гремели скандалы, от которых я и сбегал к друзьям.

Мы тусовались в нашем местном парке. Пиво пили, кто-то пробовал травку курить. Напиваться до поросячьего визга мне не улыбалось, слишком ярко стоял перед глазами пример отца, который по пьяни становился дурным и злобным. Ненавидел весь мир и нас с Илюшкой и Наташкой заодно. Я уже не говорю о матери. Он нас не бил, нет, но нервы трепал изрядно.

А потом я в том же парке познакомился с одним парнем. Он был старше меня. Знал о таких вещах, о которых я в ту пору имел лишь самое поверхностное представление. К тому же он с таким умным видом рассуждал о моих проблемах с родителями, выслушивал, иногда даже утешал не совсем привычными словами и жестами. Это потом, много позже, я в полной мере осознал, каким он был на самом деле, но тогда бредил им, как больной. Считал его единственным светлым пятном в моей жизни, которая меня уже так достала, что, если бы не он, вполне возможно, задумался бы о самоубийстве. Но это так, к слову. В общем, сейчас, с высоты прожитых лет, как бы глупо в моем исполнении ни звучало, могу сказать, что это был скорее шаг отчаяния, к которому меня ненавязчиво подвел так называемый старший друг, чем осознанное увлечение человеком одного со мной пола. Вот и все.

Андрей развел руками и невесело улыбнулся. Но я не могла не переспросить.

– Все? – Мне показалось, что он слишком быстро оборвал свою историю. Ведь должно было быть что-то еще. – Так они на самом деле тебя выгнали? – спросила, имея в виду родителей.

– И нет, и да, – ответил он. – Но давай я об остальных подробностях как-нибудь в другой раз расскажу. А то и без того ты меня выжала как лимон.

– Хорошо, – прозвучало тихо, почти робко. Мне не хотелось на него давить. – Теперь твоя очередь, – напомнила, когда молчание затянулась.

– Что там с его снами? – спросил Андрей, в упор глядя на меня. – А то я тут грешным делом решил, что Ирка солгал мне про свои кошмары. Просто не терпелось мерцающему недотроге в постель ко мне забраться.

Андрей и Ирина

Свой вопрос я задал в нарочито шутливом тоне, но Иринка в буквальном смысле взбесилась.

– Думай, что говоришь! – воскликнула девушка и даже на ноги вскочила, неистово сжав кулачки. Правда, окончательно убедило меня вовсе не это, а желтизна, неожиданно проступившая в ее зеленых глазах. Все ясно, где-то там, запертый внутри женского тела, Ир просто находился в бешенстве.

– Так объясни мне, – примирительно произнес я, вскинув вверх руки, – откуда они вообще взялись?

Иринка успокоилась так же быстро, как и взбесилась. Опустилась обратно на компьютерный стул, сложила руки на коленях, как примерная школьница, и вперила в меня пристальный, колючий взгляд. Забирать свои слова обратно я не спешил. Мне хотелось разобраться.

– У мерцающих тоже есть своя особая школа. Не университет, а академия. Там их учат мерцать, ведь, несмотря на врожденные способности, это целое искусство. На старших курсах ученикам предлагается обзавестись младшими воспитанниками, ведь, когда помнишь о том, что сам еще совсем недавно был маленьким и неумелым, проще найти общий язык с малышами. Мы ведь очень вспыльчивы, особенно в раннем возрасте, когда еще не научились как следует себя контролировать.

Она замолчала, закусила губу и уставилась в пол. Я же не стал терпеть повисшую паузу и подтолкнул Ирину к дальнейшему рассказу:

– И?

– Иру за особые достижения в мерцающем искусстве доверили сразу четырех подопечных. Они погибли. Все. Ир стал тому виной.

– Погибли? – непроизвольно вырвалось у меня. Я глянул на девчонку и обнаружил, что Иринка моя чуть не плачет. И как я после этого мог не подойти к ней?

– Иди сюда, – позвал, сам взял ее за руку и потянул на себя.

Она неуклюже поднялась, и я заставил ее обнять меня, сам обнял в ответ.

– Расслабься, – шепнул на ухо. – Тебе можно. Ты же не Ир, которого с моей стороны было бы глупо обнимать. Друзей так не утешают.

– А подруг в самый раз? – невесело фыркнув, отозвалась Иринка.

Мы поняли друг друга. Постояли немного, обнявшись, потом я отпустил ее.

– Спасибо, – тихо сказала она, все еще цепляясь за мою руку.

– Но это еще не все, да? – в лоб спросил я.

– Ты тоже не все мне рассказал, – напомнила она, напрягшись.

Но я успокаивающе погладил ее запястье.

– До следующего раза?

Она кивнула, но обескуражила меня просьбой:

– Обещай мне, что больше никогда не будешь так делать?

– Как? – не понял, поэтому уточнил. – Не стану обнимать Ира, когда он в женском мерцании?

– Не станешь встречаться с парнями назло родителям или ему. Ты ведь того парня до сих пор отбрить не хочешь только назло Иру, да?

– Угадала. – На лицо непроизвольно наползла улыбка. Похоже, мы с мерцающим уверенно двигались навстречу пусть и не к полному, но взаимопониманию.

– Так ты пообещаешь?

– А что я за это получу?

– Если сейчас опять заикнешься о какой-нибудь гадости вроде поцелуя, сначала накостыляю, потом обратно верну мерцание, – строго предупредила Иринка голосом Ира. Пришлось забыть о всяких шутках и пообещать все, чего она хотела.

Потом мы выбрались на улицу и помчались выбирать Илюхе подарок.

Ирина

В подарок брату он выбрал сотовый телефон. Какой-то особенный и, как нам сказал продавец, очень модный. Андрей заплатил за него, потом отнес в какой-то маленький магазинчик и попросил красиво упаковать. Все время, пока мы шли с ним по улице, я цеплялась за его руку. Просто рядом с ним мне было как-то спокойнее в этом большом и непонятном городе, таком не похожем на наши города. Уродливом и даже страшном. Я уже не говорю про вонь от выхлопных газов. Признаюсь честно, очень старалась лишний раз не глазеть по сторонам, решив, что некоторые вещи мне лучше не видеть.

Когда закончили с подарком и Андрей спрятал красиво упакованную коробку в пакет, первое, что я сделала, – заставила его свернуть с оживленной улицы в небольшую арку. Мне нужно было отдышаться.

– Ирин, ты чего? – удивленно выдохнул он, я же закрыла глаза и привалилась спиной к стене, разрисованной маркером и красками.

– Сейчас, я только…

Андрей снова привлек меня к себе, обнял.

– Совсем ты у меня слабенькая, – пробормотал куда-то мне в макушку.

Сочла за благо предупредить.

– Ир тебя прибьет, когда мы с ним поменяемся.

– За то, что посмел тебя обнять? – игриво осведомился Андрей, но тут же посерьезнел. – Не думаю. Это дружеский жест, разве ты сама не чувствуешь.

– Угу, – невесело вырвалось у меня. – Город у вас ужасный просто.

– Возможно. Зато родной. Это я про себя.

– Ну, ясное дело, что не про меня! – фыркнула и оттолкнула его. Хорошенького понемножку. – Куда теперь?

– Давай в японский ресторанчик заскочим. Хочу посмотреть, как ты палочками орудовать будешь, – с хитрым прищуром возвестил психолог.

«Палочками? – пронеслось у меня в голове, – это он о чем?»

Андрей привел меня в небольшой ресторанчик на окраине парка. Пока ждали заказ, говорить совсем не хотелось. Но молчание не тяготило. Напротив, было что-то неуловимо уютное в том, чтобы просто сидеть вместе с ним за одним столом и смотреть в окно.

Уныло у них тут, хоть и осень, и деревья все в пестрой листве. Зато почти безлюдно. Андрей сказал, что пятница. Последний рабочий день, и многие еще на работе. Поэтому так тихо. Только молодые мамаши с младенчиками в каких-то особых экипажах на колесах прохаживались туда-сюда по унылым осенним аллеям, неухоженным и неуютным.

Зал ресторана оказался почти пуст. Мы и еще пара-тройка посетителей. Играла какая-то, как пояснил Андрей, национальная музыка. Про себя я уже знала, что как только снова уступлю место Иру, тот непременно попытается выяснить, что это у них тут за страна такая – Япония. А потом нам принесли заказ. И мы изрядно повеселились, пока Андрей учил меня есть палочками. На самом деле я справилась почти сразу. Моим пальцам было не занимать ловкости, но еще какое-то время позволила себе попридуриваться, и мы хохотали в голос друг над другом, разлили соевый соус, пришлось извиняться и оставлять большие чаевые, но все это такие мелочи, кто бы знал!

А потом позвонила его мама. Спросила, к скольким часам нас ждать, а то гости уже начали собираться. Андрей сказал, что можем подъехать через полчаса. И мы покинули уютный ресторанчик и направились к его родителям. Признаюсь, тогда я еще надеялась, что все пройдет нормально и ничего плохого не случится.

Метро – удивительная вещь. Поезда, ходящие под землей, меня заинтересовали. Думаю, будь на моем месте Ир, задал бы куда больше вопросов, чем я. Но я ведь девушка, разве мне положено интересоваться техническими деталями? Я и не интересовалась. И, как мне кажется, Андрей был этому очень рад.

У него дома мне не понравилось. И виной всему его родители. Не понравилось то, как смотрела на меня его мать, женщина, выглядевшая удивительно старо для такого молодого сына, как Андрей. То, как пытался разговаривать со мной его отец, хмурый дядька с внешностью тролля. Одутловатый и пухлый. С круглым, как бок силицийской груши, животом и неопрятными темными усами с проседью.

Мы сидели за столом, накрытым в небольшой комнатке, которая, если присмотреться, была все-таки чуть больше, чем та, которая в квартире Андрея гордо именовалась залом. Народу сюда набилось, как хримзей в бочку. Я смотрела на них, пожилых, побитых жизнью, слишком старых для таких юных деток, как Андрей, его брат и сестра, и думала о том, что именно эти люди обидели его. Прогнали из своего дома, заставили потерять несколько лет в колледже до института и к тому же вынудили жить отдельно. Внутри поднималась ярость. Мне было обидно за него. За друга, которым он уже сейчас умудрился стать для меня.

Поэтому, когда его отец чуть-чуть перебрал с каким-то алкогольным напитком, прозрачным и вонючим, как чистый алхимический спирт, и начал хитро подмигивать Андрею, спрашивая, осчастливим ли мы его на старости лет внуками или он в скором времени вернется к своему нездоровому увлечению. И знаю ли я о заскоках его сына, не выдержала всей этой трагикомедии, во мне проснулось нечто от Ира, то, чего во мне не могло быть.

– Не беспокойтесь. В ближайшее время стать дедом вам не грозит, – прошипела я в его сторону, не желая терпеть такое обращение даже ради друга.

Мужчина вылупился на меня своими покрасневшими глазами, и я продолжила, кипя от негодования, потому что мой слух, несмотря на это мерцание, никуда не делся. Я прекрасно слышала, о чем на кухне, когда мы только пришли, шептались его мама и бабушка. Они волновались, что я женю на себе Андрея и приберу к рукам его квартиру. Низко и подло. Мерзко. Захотелось помыться.

– И насчет квартиры можете не беспокоиться. У меня есть свое жилье. Не в пример лучшее, чем… – обвела рукой их так называемые «хоромы», – это. И я не позволю оскорблять меня своими пошлыми намеками и подозрениями. Проспитесь сначала, а уж потом с потенциальной невесткой знакомство заводите, – заявила и выскочила из-за стола.

Андрей нагнал меня уже в прихожей, где я спешно обувалась. Меня трясло от ярости. Боялась, что еще немного, и перестану быть собой. Стану Иром, а уж он-то точно тут камня на камне не оставит. Андрей поймал меня за руку и неожиданно сильно дернул на себя. Я влетела в его объятия и сама не поняла, как так получилось, но громко всхлипнула и с готовностью первооткрывателя уткнулась лицом ему в грудь. Так приятно, когда тебя утешают. Так хорошо. Спокойно. Снова всхлипнула и услышала, как за спиной Андрея заговорила его мама. Даже не заговорила, а запричитала:

– Андрюша, ты, это… извини его, и пусть Ириночка извинит, мы ведь… ты сам понимаешь…

– Нет, – вдруг сказал он, выпустил меня и обернулся к ней: – Мы уходим.

– Но, Андрей, а как же…

– И правильно, пусть идут, – неожиданно высказался его младший брат, вышедший из зала. Я так и не спросила, сколько ему конкретно исполнилось лет. Думаю, где-то около сорока, может быть, пятидесяти. Юный совсем. Еще не ставший полноценным мужчиной. Он явно еще будет расти. И, хоть сейчас он в росте со мной наравне, но в скором времени, лет через десять-пятнадцать, может обойти старшего брата.

Я улыбнулась ему из-за плеча Андрея. Тот крепко пожал младшему брату руку. Еще раз поздравил. Сорвал с вешалки наши куртки, и мы ушли. Его отец так и не вышел проводить нас. Ненавижу таких личностей, которые сначала гадость сотворят, а потом делают вид, что извиняться им не с руки. Ир такой же. Не всегда, но бывает. Но он по крайней мере отдает себе в этом отчет и всегда готов загладить вину если не на словах, так на деле.

Шли какое-то время молча. Было уже довольно сумрачно, мы просидели у родителей Андрея часа три, может, чуть больше. Я все пыталась поглубже засунуть руки в карманы, но согреться никак не получалось. Не потому, что на улице было так уж холодно, а потому, что на душе муторно. И холод этот шел изнутри, а не снаружи.

– Не понимаю, как ты можешь их любить, – вырвались у меня жестокие слова. Но остановить их я не смогла.

Андрей не обиделся. Неожиданно шагнул ко мне, обнял одной рукой за плечи и прижался губами к виску.

– Прости. Это мне следовало его заткнуть, а не тебе.

– Ничего. Я за нас обоих постоять смогу, – откликнулась я, понимая, что это уже не совсем мои слова, но чувства, которые захватили меня, требовали выхода, поэтому я, сама того не желая, начала меняться.

Это было очень некстати. Пришлось спешно взять себя в руки. Я оттолкнула его и отошла немного в сторону. Андрей не возражал. Мне показалось, что он прекрасно видел, что со мной творится, и боялся навредить неосторожным словом или жестом.

Мы вышли со двора на ярко освещенную фонарями улицу. Андрей подошел к краю тротуара и вскинул руку. Почти сразу рядом с нами притормозила машина. Забрались в ее нутро. Он расплатился с водителем, назвал адрес, потом ненавязчиво нашел мою руку и сжал ее. Так мы и сидели всю дорогу, держась за руки, как маленькие, потому что оба чувствовали необходимость друг в друге. И ни меня, ни Ира, который все еще был тут, совсем рядом, не смущала эта минутная слабость. Слишком много сегодня сделали открытий, в большинстве своем неприятных. И только вместе мы могли пережить их и преодолеть тягостный осадок, который после них остался.

Андрей и Никита

Наверное, это здорово, по-настоящему дружить с мерцающим. С Иром. С этими его мерцаниями мы могли бы жить душа в душу, ведь, как я сразу подозревал, мерцая, он разительно меняется не только внешне, но и внутренне. Поэтому мне удалось столько рассказать ей. Будь рядом со мной Ир, вредина и язва, я бы попридержал язык, не рискнул открыться ему, опасаясь быть непонятым и высмеянным, но с Ириной все оказалось проще. И все же ни я, ни она не подозревали, как для нас закончится этот день.

Знал бы я, как поведет себя отец, ни за что бы не повел к ним Ирину. Я бы даже Ира так не подставил. Ведь понимал, какие они, мои родители. И все равно каждый раз, когда собирался к ним, мне все сильнее хотелось их признания, поддержки. Хотелось возвращения в семью. Хотелось. В этот раз они все-таки перешли все границы.

Конечно же мать почти сразу отвела меня в сторонку и принялась расспрашивать, кто такая Ирина, есть ли у нее свое жилье. Я быстро смекнул, к чему она клонит. Меня это настолько покоробило, что я слова вымолвить не смог. Просто привел к ним девушку, а они себе уже вообразили неизвестно что. Но мама есть мама, и я просто отмахнулся – сказал, что у Иринки своя квартира, нет, даже дом за городом. А когда вернулся в гостиную, обнаружил там отца, пытающего медленно заводящуюся Ирину. Когда она его осадила, холодно и жестко, как мог бы сделать это Ир, я испугался, что от злости мерцание с него слетит. Как объяснить подобное родителям, понятия не имел. Но когда увидел в ее глазах чуть ли не слезы, и она метнулась мимо меня в прихожую, догнал ее, прижал к себе. У меня сердце кровью обливалось от обиды на них, моих самых родных, моих самых близких. Вот вам и семья. Вот вам и…

В такси хватался за ее руку как утопающий за соломинку и думал, что это все. Что-то перегорело внутри. Что-то важное. Нет, они как были моими родителями, так ими и останутся, но раньше я все еще пытался как-то их оправдывать, даже отца, ведь тогда, на первом курсе колледжа, тоже в бутылку полез. Много лишнего сказал, еще больше сделал. И все равно во мне теплилась надежда, что когда-нибудь они простят меня и примут. Теперь я окончательно понял, что мне больше не нужно их прощение. Наверное, стал взрослым. Наконец-то. Только и всего.

Мы вышли у подъезда. Машина уехала. Обнимать Иринку на прощание не стал. Хотел, но передумал. Не на всю же жизнь мы с ней прощаемся. Уверен, если Ира как следует попросить, он снова в нее мерцнет, и мы опять сможем побеседовать о самом сокровенном.

Не умещаясь рядом на лестнице, поднимались в мою квартиру. Ирина шла за мной, и я боялся обернуться, опасаясь увидеть уже не ее, а Ира, черноволосого и желтоглазого, почти хищного – после Ирины почти чужого. Не знаю, почему, но теперь Ир казался мне еще более далеким и непонятным. Вот вам и пооткровенничали. Только проанализировать свои чувства я так и не успел. Как и в прошлый раз, когда мы с мерцающим вдвоем гуляли по моему миру, на лестничной клетке нас ждал сюрприз.

На коврике, прислонившись спиной к моей двери, сидел на корточках светловолосый парень в легкой плащевой крутке. Когда я начал подниматься по последнему лестничному пролету, он поднял голову. У меня вырвался изумленный вздох:

– Никита?

И в этот момент, сверкнув глазами и не меняя позы, он заговорил матом. Отборным. Но у нас так не матерятся, я точно знаю. Так колдуют. Не у нас, у них. «Что происходит?» – вот и все, что я успел подумать, потому что в ту же секунду меня с дороги отшвырнул Ир и тоже заговорил на их магическом непереводимом языке.