Текст книги "Особенности эльфийской психологии"

Из прихожей донесся голос Андрея. У меня достаточно чуткий слух, чтобы уловить в его интонациях усталость, но в то же время я слышал в нем желание пошутить. Мне нравилась идея с этой шуткой. Он думал, что я не умею того, о чем он так ненавязчиво просит? Зря, зря. Очень даже умею. Улыбнулся, ставя в раковину последнюю тарелку, и опустился до маленького подкупа – сказал, что сделаю ему массаж головы, если он так желает, но только тогда, когда помоет посуду.

Андрей с кислой миной на лице вернулся ко мне. Посмотрел, как я демонстративно уселся за освобожденный от тарелок стол, скривился, но послушно подошел к раковине. Такими темпами я его быстро выдрессировал. Не то что бы мне так уж принципиальна была эта посуда, но, если ему хотелось получить для себя что-то приятное, пусть морально приготовится к эквивалентному обмену.

Наблюдая за тем, как споро он убирает в верхний шкаф одну чистую тарелку за другой, задумчиво проронил, не испытав и десятой доли того интереса, который пытался изобразить.

– И что там у них случилось? – не думаю, что что-то серьезное. Наверное, Машка этого парня, которого Андрей Марфой прозвал, с кем-нибудь не поделил, вот и привел, чтобы помириться. Но слова Андрея, сказанные после непродолжительной паузы, поставили меня в тупик. Это как?

– Марфу хотят женить на Инге, – начал он слегка рассеянно, убрав очередную помытую тарелку в шкаф, и продолжил, взявшись за грязные вилки: – Он не то что бы не хочет. Девушка, как я понял, вполне ничего себе. Но отмороженная на всю голову. Не то что наша Иля. Вот он в панике и кинулся искать отдушину. Выбрал Машку. Машка, понятное дело, такой подход сородича к личной жизни не оценил. К тому же у него самого там что-то неладно в браке, вот и решил по доброте душевной их обоих сдать мне на опыты.

– Стоп-стоп-стоп… кого сдать? Кому сдать? Что ты собрался делать с двумя темными?

– Как что? – Андрей обернулся ко мне и вдруг весело подмигнул: – Любовь и взаимопонимание между ними налаживать. Своими прямыми обязанностями занимаюсь, между прочим. Как я понял, бабы их так и норовят даже в постели командовать. А какому мужику это понравится? Поэтому они терпят, дожидаются полного совершеннолетия и линяют к таким же, как они, мужикам. Никогда бы не подумал. У нас, конечно, совсем не так. Но и матриархат у нас в последний раз царил в дремучей древности. Однако исправить такое положение вещей хотя бы для этих двоих я могу попробовать.

– Ты ненормальный, – резюмировал я, с трудом продравшись через его путаные объяснения.

Странно, обычно Андрей изъяснялся куда как понятнее. Неожиданно испугавшись, встал со стула и подошел к нему со спины. Андрей в этот момент как раз задвигал ящик, в который убрал вилки и два ножа. Почему два? Да потому, что я заставил Алого помогать мне чистить картошку. И гордился этим. А то наш светлый белоручка воззрился на меня так, словно в первый раз в жизни в глаза клубень и маленький нож для его очистки увидел.

– Ага, – подозрительно вяло отозвался Андрей, слабо улыбнувшись, – есть такое дело. Просто… Ир? – Он наконец заметил, что я стою вплотную к нему, и бросил через плечо изумленный взгляд. – Что-то не так?

– Со мной все так, а с тобой? – внутренне все сильнее паникуя, уточнил я.

Он закрыл глаза. На мгновение, но все же. И неожиданно покладисто признался, а то я уже начал размышлять, какими правдами и неправдами вытягивать из него подноготную.

– Просто устал, словно всю ночь мешки ворочал. Да и Машка с этой темноэльфийской несчастной любовью…

– Жалеешь их?

– Сочувствую. – Его голос смягчился. Таким тоном учитель поправляет нерадивого ученика. В другой раз я, возможно, и обиделся бы, но в этот неожиданно для себя самого улыбнулся. И поспешил сменить тему.

– Кстати, ты еще не видел форму, которую мы с Лией для ребят сотворили?

Улыбка Андрея стала шире, и он рывком повернулся ко мне лицом:

– Вот на поле и увижу.

– Понравилось поле-то? – намекая, что сегодня утром он уже видел наш полигон преображенным, спросил я.

– Что, тоже лапку приложил, чтобы оно стало настолько похожим на полноценный стадион?

– Ты еще спрашиваешь? – фыркнув, взял его за руку. Но не просто так. Хотел убедиться, что его нынешнее состояние и правда в пределах нормы. Ладонь теплая, глаза смотрят с улыбкой, но внутри, где-то глубоко-глубоко, что-то прячется. Вот с этим мне бы хотелось познакомиться поподробнее, но давить на нашего горе-психолога я не желал. Додавился уже. Надолго теперь хватит. Как вспомню вчерашние признания об их истинном возрасте… все леденеет внутри.

– Ты, кажется, массаж хотел, – напомнил, отпустив его руку.

Он вернул улыбку. С сомнением протянул, что массаж-то он хотел, только не уверен в квалификации массажиста. Оскалились, как два дурака. Мне не жалко, как ни странно. А его на всякие дурачества никогда не приходится уговаривать.

Отвел в спальню. Вообще в квартире Андрея эта комната у меня самая любимая. Не знаю почему. Возможно, потому, что я в ней бывал чаще, чем в остальных. Вздох вырвался помимо воли. Но Андрей куда больше был поглощен сейчас своими собственными мыслями, чем окружающим миром. Зря. Не люблю, когда обо мне забывают. И если пренебрежение со стороны других еще как-то могу стерпеть, то от него не намерен.

Усадил друга на нашу с ним незаселенную постель, забрался на кровать с ногами и устроился на коленях позади него. Андрей попытался пригнуть голову, но я ему не дал. Обхватил его лоб одной рукой и заставил запрокинуть. Мы встретились взглядами. Для него я сейчас был вверх тормашками. Отчего-то смешно. Улыбнулся. Тихо, почти с лаской, попросил закрыть глаза. Он подчинился. Видя такую покладистость, не удержавшись, склонился ниже и с легкой издевкой шепнул ему на ухо:

– Не бойся, милый, больно не будет…

И тут он, словно с цепи сорвавшись, согнулся пополам и начал не хихикать, а внаглую ржать. И что самое интересное, я точно так же, громко и заливисто, смеялся вместе с ним. Это так на меня не похоже. Поймал себя на мысли, но остановиться не получилось. В какой-то момент осознал, что мы сидим с ним и тупо обнимаемся, хлопая другу друга по плечам и спинам. Удивительно – как ему удалось так сильно изменить меня всего за две недели нашего знакомства? Что же будет дальше? Даже страшно представить.

Андрей и Ир

Ир и массаж, массаж и Ир, и между ними знак плюс, да-да, это именно то, что доктор прописал. Можно даже сказать – рецепт на все времена. Давно я так не млел в чьих-то умелых руках. Похоже, мерцающий на самом деле знал, что делал. Я не удержался и в лоб спросил, где он таких полезных навыков нахватался. И конечно же этот вредный гад мне лишь хитро улыбнулся, но признаваться не стал. Правда, я не то чтобы сильно на ответе настаивал. В тот момент уже был, мягко говоря, невменяем. Разморило меня знатно. Как там говорится: «После сытного обеда по закону Архимеда?..» Вот-вот. У меня то же самое, с той лишь разницей, что до обеда я не дотянул, лишь с горем пополам пережил завтрак.

Не знаю, сколько бы так нежился, навалившись на Ира спиной и расслабленно болтая в воздухе ногами, если бы к нам не пришли. На этот раз в мою мирную обитель заявился Умка. Когда на его непривычно деликатный стук открыл входную дверь, у гнома был такой вид, что я в первый момент так и не сумел определиться – сразу пугаться или подождать немного, послушать, что скажет.

Оказалось, что мои головорезы, а конкретно – Том и Улька, застращали беднягу так, что он пришел ко мне спрашивать высочайшего соизволения присутствовать на футбольном матче, который обещал быть легендарным. Пришлось растолковывать несчастному гному, что на матч может прийти любой желающий и что ребята просто над ним так подшутили. Пока я все это объяснял, из спальни царственно выплыл Ир собственной персоной. Проблема в том, что гном наш был еще не в курсе относительно мерцающей сущности нашего милого секретаря ректора. Это я Ира милым назвал? Чур меня! Чур!

Так вот, Ир, разумеется, и не подумал мерцнуть в светлого – то ли на самом деле был так занят собственными мыслями, что не услышал, с кем я тут разговариваю, то ли просто расслабился со мной и забыл – с кем не бывает? Тем не менее оставшееся время до нашего выхода в большой и светлый мир мы провели у меня в гостиной за просвещением незадачливого гнома. Он так натурально ахал и причитал, когда Ир в свойственной ему отчужденной манере повествовал обо всем, что мы натворили общими стараниями за эти две недели, что я только тем и занимался, что сдерживал себя, чтобы не заржать над ним в голос. Не хотел обидеть хорошего парня. В том, что наш Умка именно хороший, я даже не сомневался.

В общем, кое-как все разъяснив, Ир предложил попить на дорожку чайку. Я в мыслях, втайне от мерцающего, снова любовно обозвал его хозяюшкой и вслед за ними с Умкой потопал на кухню. На этот раз на полу сидели все трое. Сначала Умку, как положено, усадили за стол, Иру я великодушно предоставил в личное пользование второй стул, а сам опять ушел под окно. Глянув на меня, мерцающий налил себе большую кружку чаю и присоединился ко мне. Гном мялся, мялся, потом плюнул и опустился на пол рядом с нами. Вместе мы на удивление душевно посидели. Умку неожиданно прорвало на откровенность, и он под конец стал смотреть перед собой огромными глазами, полными слез. Конечно, благородный гном не заплакал. Но то, что ему тошно и горько, было видно невооруженным глазом. Ир от переизбытка чувств жался ко мне, как котенок, пока Умка рассказывал нам свою печальную историю.

Оказывается, он прибыл в университет со светлыми мечтами и радужными надеждами, от которых к выпускному курсу не осталось ни следа. И вот в его жизни возникли мы, то есть все мы, вместе с «колокольчиками», и мечты неожиданно появились вновь. Он больше не чувствовал себя изгоем. Захотелось творить не вопреки общественному мнению, как он делал все это время, чтобы хоть как-то оправдать усилия, затраченные на годы учебы. Нет, теперь ему хотелось творить.

Под конец Ир неожиданно вызвался помочь Умке, напомнив, что тот обещал на следующей неделе презентовать свой экспресс-проект по мелиорации нашего класса. Когда мерцающий использовал именно слово «презентовать», я тут же понял, что он хочет сделать, и напрямую спросил, не задумал ли наконец опробовать вторую техническую игрушку, которую при моем откровенном попустительстве приволок из моего мира. Конечно же я имел в виду мультимедийный проектор. Ир мои подозрения подтвердил. Этим мы отвлекли Умку от невеселых мыслей. Ир потащил гостя знакомиться с компьютером.

Судя по всему, мерцающий увидел в гноме если не родственную душу, то нечто очень схожее. Да и вообще, как я понимаю, по возрасту Умка Иру был ближе, чем те же «колокольчики». Хотя если вспомнить об их продолжительности жизни, все это весьма и весьма относительно. В общем, на выходе мной от щедрот своих была выдана Умке фанатская дуделка, которую мне когда-то друзья на день рождения подарили. И вооруженный ею гном потопал за нами с Иром на футбольное поле, там началась настоящая потеха.

Но сначала немного о самом поле. Разумеется, за те пять дней, что темные вместе со светлыми под руководством увлекшегося идеей Фарида переделывали его под себя, оно преобразилось до неузнаваемости. В общем, сейчас некогда пустынный полигон коммандос превратился в нечто весьма сильно напоминающее летнее футбольное поле в детском пионерлагере, в котором мне пару раз еще в школьные годы удалось побывать.

Что, собственно, было сделано? Во-первых, очерчено, как положено, само поле. Со всей подобающей разметкой. Во-вторых, установлены ворота. Причем сетка, которую Фарид собственноручно нацепил на металлические каркасы, была из какого-то особого антимагического материла. Так что, притянуть или затолкать мяч в ворота магией, как объяснил мне наш сметливый джинн, было нереально чисто технически. А дальше пойдет самое интересное – зрительские места.

Разумеется, в этом мире никому не пришло в голову сколачивать лавочки и сидушки из подручного материала, о нет, тут мои эльфы извратились по самое не могу. Кто уж их надоумил, не знаю, но точно не Умка. На этой стадии он в нашу футболотерапию еще не включился. Короче, сидеть предлагалось на чем-то растительном, отдаленно напоминающем наши всем известные мухоморы. Только такие вот красно-белые грибы имели размеры кресла или даже полноценного дивана. На тех, что поменьше, следовало сидеть по одному, на тех, что побольше, можно было расположиться компанией. Но вся фишка заключалась в том, что эти грибочки были относительно интеллектуальны. О чем это я? Да о том, что, если мысленно отдавался приказ рассмотреть поле с более высокой точки, ножка гриба начинала вытягиваться. Нет, расти до бесконечности грибочки не собирались. Но позволяли несколько скорректировать точку обзора. В общем, сказка, а не места для болельщиков.

Именно на одном из таких грибов и расположилась темная эльфийка. Что я могу о ней сказать? Она была темной. Да-да, именно такой, какими я их себе представлял. Черная кожа, не шоколадная, а именно черная. Белоснежные волосы, забранные в высокую прическу. Хищные монгольские скулы, миндалевидные глаза прирожденной убийцы, тонкие губы, как ни странно, смотрящиеся чувственно на узком благородном лице. О подобных когда-то, если верить книгам, говорили: породу за версту видно. Именно такой породистой темной и была леди Ингианиса Рим-Доль. Подойдя к ней, я сразу сказал, что буду звать ее Ингой, и протянул руку, представившись Андреем.

Разговор предстоял тяжелый. Я именно на такой себя и настраивал, а все оказалось до безобразия легко. Вот что значит по-настоящему мудрая женщина. Нет, я, конечно, всеми конечностями за патриархат и все такое, бабам власть давать нельзя и вообще, но то – наши бабы, земные, человеческие; эльфийские – другие. Поэтому им, наверное, можно еще и не такое.

Так вот, Инга. Проблема у нее была та же, что у Марфы. Как зеркальное отображение. Он возненавидел ее с первого слова, когда только услышал, что именно ей предстоит стать его нареченной. Она обиделась. Справедливо, могу заметить. Я бы тоже обиделся, если бы меня вот так, ни за что ни про что. Хорошо помню, как задевало пренебрежение Барсика, который в ту пору презирал всех людей без исключения. Я тоже злился и горел желанием сделать все в точности до наоборот.

Как мне удалось вытянуть признание из Инги? Ответственно заявляю – тянуть не пришлось. Как только я в лоб спросил, так ли ей принципиально всегда, даже в постели, где они с Марфой по определению только вдвоем, быть отмороженной сукой, все стало на свои места. Девчонка в первый момент подавилась воздухом. Еще бы, ни одна темная эльфийка не ожидает такого к себе обращения. На что мне пришлось пояснить, пока она приходила в себя, что раз у них мужики – на вторых ролях, а бабы – на первых, то и говорить я с ней буду как с человеческим мужиком разговаривал бы, если бы приперло. На это заявление темная отреагировала подозрительно благосклонно. Кивнула и согласилась выслушать без возмущения, угрожающего сверкания глаз и напускной ярости. Тихо, мирно, по-семейному. Я тут же заподозрил подвох, но выяснил, что к чему лишь к концу первого периода.

Что могу сказать – зрелище было знатным. Это про матч. К тому, что влюбленные эльфы и, в особенности, эльфийки – это зрелище не для слабонервных, привык уже давно и даже уже как-то научился с этим жить и местами бороться. Так вот, сначала пара слов про само действо, потом продолжу рассказ о разговоре, который был вынужден вести по ходу оного.

Начнем, пожалуй, с названий, которые дал командам моих неугомонных ушастиков. Разумеется, камнем преткновения стал тот факт, что светлые желали во что бы то ни стало остаться светлыми и чихать хотели на тот занимательный факт, что тренер у них темный, да и капитан команды тоже из илитири. Беда с ними просто. Соответственно, в стане темных существовала та же самая проблема. Кончилось тем, что, как я уже говорил, эльфы всем кагалом нагрянули ко мне и потребовали, чтобы я им названия команд придумал. Ага. Прямо там выдал на-гора. Угу. Репку почесал и выдал. Кстати, ни о чем не жалею, хоть теперь и знаю, что испокон веков лучники Барсика в универе зовутся «ласточками», а мечники Мурки – «кошками». Просто на тот момент я вспомнил свой первый, да-да, самый первый визит в кабинет ректора, когда мы с ним впервые увидели друг друга. Так вот, там у Барсика с Муркой случился интересный обмен репликами, в ходе которого я был вынужден признать, что кошкам за ласточками не угнаться. Так что, команды я назвал просто и без изысков – «Вешние ласточки» и «Черные пантеры». Конечно, сразу встал вопрос именно о пантерах, у которых название прозвучало менее нейтрально, чем у ласточек. Но тут мне на помощь пришли Ир (в тот момент еще Ира) и Лия, объявив, что сотворят для каждой команды особую форму. И почему пантеры черные, будет ясно из нее, а вовсе не из-за намека на темных, играющих в команде. На этом и разошлись.

Так что, теперь я мог с определенной толикой гордости наблюдать за тем, как выстраиваются наши команды, каждая на своей половине поля. Пантеры были в черном, от бутс до маек, на каждую из которых спереди и сзади кроме традиционного номера и фамилии игрока была нанесена эмблема команды. Последнюю срисовывали с Маркизы, не иначе. Я, разумеется, впервые видел ребят в этой форме. И просто засмотрелся. На кого? Да на Илю. Вот уж кто выделялся на футбольном поле. Единственная девушка среди игроков, да еще капитан. Рядом со мной раздался изумленный голос Инги:

– Это Вик-Холь?

– Ага. Она у нас капитан команды ласточек.

– То есть светлых? – еще больше удивилась темная.

Конечно, было с чего удивляться. Особенно когда видишь свою соотечественницу в стане светлых, в белоснежной форме и с эмблемой в виде ласточки на спине и груди. Так у этой птички еще и черная розочка в клюве была подрисована. Бросив взгляд на Ира, который облюбовал вместе с Умкой соседний гриб, сразу понял, чья была идея с этим кокетливым цветочком. Впрочем, кошка темных тоже не избежала оцветочивания. Черная пантера была изображена с белоснежной ромашкой под мощной лапой. Символично, не находите? В общем, как я сразу понял, эмблемы эти прошли на ура, поэтому ребята с готовностью натянули на себя форму.

Дальше следовали традиционные приветствия команд, в ходе которых я, вместо того чтобы заниматься делом, объяснил Инге правила игры и кто есть кто на поле. В частности, ее заинтересовали Улька и Том, одетые в белую форму с тигриными полосками. Пришлось сказать, что они судьи. И раскрашены в оба цвета – и в черный, и в белый, чтобы подчеркнуть их нейтралитет и беспристрастность. Дальше внимание темной перекинулось на Гарри и Фа, которые застыли по разным сторонам поля в такой же, как и у Тома с Улькой, форме, с той лишь разницей, что у них были белые полоски на черном фоне. Кто все это придумал, не поручусь. Лия, которая сейчас вместе с Каром сидела впереди нас на три или четыре гриба, или все тот же неугомонный Ир. В самой этой форме имелся такой нехилый намек на темных и светлых. Это очевидно!

Объяснив Инге, что Гарри и Фа – дополнительные судьи, и в их обязанности входит в первую очередь отслеживать несанкционированное применение магии, я наконец попытался расспросить ее о Марфе, который, к слову сказать, тоже присутствовал на матче. Сидел он вместе с Машкой, которому по штату был положен самый высокий гриб, он специально его таким вырастил, чтобы обеспечить себе лучший угол обзора, ведь именно его я назначил комментатором. Еще он, по обоюдному согласию, должен был следить за табло, которое тоже сделали при помощи магии, и оно парило чуть в стороне от поля, но было достаточно ярким и хорошо просматривалось. Сейчас там значился первоначальный счет любого матча – 0:0. Почему Машмул дозволил Марфе сесть рядом, так и не понял. Но по большому счету был даже рад, что они так расположились. Потому что именно в тот момент, когда цепкий взгляд Инги заметил нареченного, я задал ей свой первый прямой вопрос:

– Как ты к нему относишься?

– К кому? – спросила эльфийка, встретившись со мной взглядом.

– К Марфе.

– М? – Темная глянула на меня с вопросом, но быстро сообразила, что к чему. Умная, сразу видно. – Ты хочешь сказать, к Марфинусу?

Осталось только кивнуть и ждать ответа. В этот момент Том свистнул, объявив тем самым начало матча. Эльфы принялись гонять по полю мяч. Мне очень хотелось посмотреть на незабываемое зрелище. Но благодаря Машке у меня в данный конкретный момент были дела и поважней, поэтому пришлось усилием воли наступить на горло собственной песне и сосредоточить внимание на сидевшей рядом темной.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что Машка считает, что у вас может все сложиться не так грустно, как у него самого с его женой.

– То есть это он тебя попросил со мной поговорить? – В голосе темной отчетливо прозвучало недоверие.

Пришлось пожать плечами и подтвердить.

– Сначала я поговорил с Марфой. Выслушал его точку зрения на ситуацию, теперь хочу послушать твою.

– Какую ситуацию? – А вот теперь слова эльфийки прозвучали зло. – Нет никакой ситуации. Он станет моим мужем, у нас родятся сильные жизнеспособные дети. Точка.

– Ты сказала – у нас, а не у тебя. Это дает надежду, – улыбнулся я, чувствуя себя так, словно танцую твист на минном поле и в любую секунду могу подорваться.

Она промолчала, потом, невидящими глазами глядя в сторону поля, уточнила:

– Надежду на что?

– На то, что все не так грустно, как кажется на первый взгляд.

– И что же тебе кажется грустным? – Темная снова посмотрела на меня. Мне стало неуютно под этим взглядом красных глаз, но я загнал свои страхи куда подальше и бросился головой вперед, в ледяную воду. По крайней мере, первые ощущения были именно такими.

– То, что, как мне показалось, вы вполне способны жить в любви и гармонии, но из-за обоюдных комплексов всерьез настроились испоганить друг другу уготованную вам совместную жизнь.

Она долго молчала, а я тем временем увлекся футболом. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. У нас на Земле редко такую качественную игру увидишь. Голов еще не было, но как эльфы боролись за мяч, это просто загляденье! А уж под едкие комментарии Машки это все смотрелось на одном дыхании. Конечно, я быстро и думать забыл об эльфийке, все еще сидящей на одном со мной грибе.

Когда она вновь заговорила, чуть не пропустил первый гол в этом периоде, и вместо того, чтобы опомниться, а потом, как подобает приличному психологу, переключить внимание на нее, рыкнул в ее сторону нечто невразумительное и вскочил, схватившись за голову, когда вратарь светлых пропустил мяч в свои ворота. Гол забил Алый. Вот шельмец! И только отвлекшись на громкий вопль, донесшийся со стороны Ира и Умки, увидев, как рьяно гном переживает за пропущенный мяч, вспомнил, что тоже не в одиночестве сижу, и, медленно опустив руки, обернулся.

Встретился глазами с Ингой и неожиданно понял, что она улыбается. Насторожившись, уточнил:

– За своих радуешься?

– Нет, тебе удивляюсь, – неожиданно мягко взяв за руку, она снова усадила меня рядом с собой и тихо сказала, не давая мне ни малейшей возможности отвлечься на то действо, которое сейчас проходило на поле: – Что ты мог бы мне предложить?

– Смотря по какому вопросу, – не растерялся я и принялся объяснять. – Если правильно понял, он, то есть Марфа, не так уж тебе противен, что ты готова его за одно то, что он мужчина, сгноить, так?

– Совсем не противен. Это не Великая Мать его выбрала для меня, а я сама.

– Вот, значит, даже как, – пробормотал растерянно, хоть и ожидал чего-то в этом роде, было у меня предчувствие. – То есть он тебе нравится? – уточнил на всякий случай.

– Да. Но ему не нравлюсь я. Точнее, перестала нравиться, как только ему сказали о предстоящей церемонии.

– Понятно-понятно, – лихорадочно пролистал в голове возможные варианты развития событий. В итоге выбрал самый простой на первый взгляд и в тоже время самый невероятный, по крайней мере для тех, кто родился и был воспитан в этом мире. – Он всего-навсего боится, что ты превратишь его жизнь в ад, – вовремя вспомнил, что «ад» – это чисто земное понятие и попытался объяснить иными словами: – То есть сделаешь ее просто невыносимой.

– Тем, что не позволю ему гулять с кем попало? – холодно уточнила эльфийка и бросила колючий взгляд Машке в спину. Как бедолаге в тот момент не икнулось, ума не приложу. Но усиленный магией голос, комментирующий матч, ни на секунду не сбился. Наверное, эльф не почувствовал. Хотя даже меня, менее чувствительного к таким делам, подобный взгляд заставил бы поежиться.

– Тем, что даже в постели, когда вы наедине, будешь вести себя как последняя стерва и делить сферы влияния.

Повисла пауза. Но отвлечься на игру я не успел.

– Ты понимаешь, что за такие оскорбления…

– Да-да, меня уже давно должны были на ленточки порвать. Но ты ведь умная, Инга, вы, темные барышни, все такие, неужели ты не понимаешь, что если я тебе в лоб об этом не скажу, то никто не скажет?

– Понимаю, – помедлив, выговорила она. – И что ты можешь предложить? – повторила она свой вопрос.

– Почему ты не хочешь построить вашу личную жизнь по иным принципам?

– Каким, например?

– Вот смотри, то, что ты главная в семье, то, что ты сильнее и вся власть в твоих руках, он и не думает оспаривать. Вы своих мужиков к подчинению с детства приучаете, но, если честно, я могу понять его желание сделать тебе больно хотя бы с помощью Машки, потому что он считает, что и в постели все будет так же, как на людях… то есть на эльфах.

– Как – так же?

– Ты будешь его равнять и строить. А ему хочется хотя бы в тишине спальни, хотя бы под общим одеялом сжимать в объятиях не Владычицу, а женщину: нежную, отзывчивую, понимающую в конце концов. Я ведь не говорю, что ты должна притвориться такой, я просто думаю, что вовсе не обязательно даже в столь интимные моменты насаждать свою волю – разве я не прав?

Она задумалась. Надолго. Но я уже не смог увлечься матчем, как прежде. Нет, то, что происходило на поле, все так же увлекало меня, но не настолько. Я больше смотрел по сторонам. На Кара с Лией, устроившихся на грибочках запасных, среди темных и светлых. На Машку на его подвижном грибе, который изгибался в разные стороны на своей длиннющей ножке. На Марфу, который сидел рядом с ним и все не решался к нам с Ингой обернуться. Тогда я не понял, что подозрительно не хватает Гарри и еще кое-кого.

Матч был красив, интересен, скоро должен был закончиться первый тайм, и счет пока был 2:1 в пользу светлых, которые быстро отвоевали первое забитое темными очко и даже добились преимущества. Но настроение у меня быстро испортилось. Этот разговор с Ингой выбил из колеи. У меня все никак в голове не укладывалось, как они, эти темные, могут так старательно и планомерно на протяжении многих веков гробить свою жизнь. Хотя разве у нас на Земле по-другому? Нет. Все так же. Мотивы могут быть иными, но по большому счету все проблемы из-за неумения двух личностей просто сесть и поговорить друг с другом, откровенно и без недомолвок. Молчание не просто убивает, оно разводит по разные стороны баррикад. И потом кому-то приходится мучиться всю оставшуюся жизнь. И хорошо, если они только друг друга мучают. Да, именно так – хорошо. Потому что, как правило, в какой-то момент между этими двумя становятся дети, вот в чем подлинная трагедия. Ведь малышам свойственно копировать своих родителей, и с возрастом желание походить на папу или маму не проходит, только усиливается, причем на подсознательном уровне. Грустно. Очень грустно. И пока я об этом думал, Инга вдруг произнесла:

– Он не подпускает меня к себе и вряд ли подпустит до официального вступления в статус мужа. Как мне показать ему, что могу быть и другой? Что буду… – Голос темной, до этого казавшийся таким отстраненным и холодным, неожиданно дрогнул и сорвался. Последние слова она уже шептала, а не говорила полноценно вслух: – Другой для него.

Сентиментальность, по крайней мере, такого рода, мне не свойственна, но тут даже у меня внутри все перевернулось. В горле застрял ком и я, воспитанный на человеческих представлениях о моральных принципах, не придумал ничего иного, как обнять грозную Владычицу клана Рим-Доль одной рукой и прижаться губами к ее виску.

– Все у вас будет хорошо, – прошептал ей в остроконечное ухо. Девушка так растерялась от моего жеста, что не успела вовремя среагировать и оттолкнуть. Почему я так уверен, что она бы меня оттолкнула? Да потому, что она темная, им по статусу не положено принимать утешения от мужчин. Но я уже не мог остановиться. – Обещаю, – сказал ей и убрал руку с плеч.

Она не стала возмущаться. Просто обхватила себя руками и на долгое мгновение застыла. А потом позволила себе быть по-настоящему откровенной со мной.

– Мои родители долго шли к тем отношениям, какие у них сейчас. И все равно это не то, чего я хотела бы для себя. Отец… он очень сильный, добился права на участие в нашем воспитании – она, Великая Мать, мама, уважает его, но иногда, когда папа не видит, смотрит ему в спину грустными глазами, я знаю. Она хотела бы – сейчас по-настоящему хотела бы – его любви, а не слепого уважения, но он уже не любит. Время ушло. Он не не покидает нас, всегда рядом, и я понимаю, что в будущем смогу положиться на него так же, как она, но в этом нет…

– Счастья? – рискнул подсказать я. Эльфийка порывисто кивнула. И посмотрела на меня своими красными глазами, полными затаенной боли ребенка, вынужденного наблюдать, как родители гробят жизни друг друга и уже не способны ничего изменить. Именно такая беспомощность и бесконечные сожаления, в которых ты можешь признаться только самому себе, и никому больше, разъедают душу, как ржавчина – металл. Страшно. Да-да, именно страшно.

– Скажи, – вдруг обратилась ко мне Инга, наблюдая за тем, как Мурка и Барсик о чем-то активно сигнализируют каждый своей команде. Кажется, скоро должен был начаться перерыв. – Это правда, что он нашел любовь со светлым командором?

– Кто? – не понял в первый момент. Переход был слишком резким.

– Отец.

– Э?

– Мой отец, – видя, что я не понимаю, пояснила Инга. – Мурзяс Фиг-Шамь, он вернул себе имя Дома, в котором родился, когда закончился их с матерью союз.

Так, кажется, теперь уже у меня появился повод поиграть в игру «Накрути эльфу уши». Это что же получается: я тут из кожи вон лезу, чтобы девочке помочь, а ее родной папенька фигней на поле страдает и со светлым командором развлекается, пока у ребенка проблем по самые ушки, так, да?