Текст книги "Черный принц"

Принц надеялся, что сможет отплыть в Аквитанию не позднее осени 1362 года. И действительно, 25 августа он выехал из Лондона в Корнуолл – сначала в Рестормел, оттуда в Лискард. Затем Эдуард прибыл в Плимптон, где оставался в течение шести недель – то ли в ожидании попутного ветра, то ли завершая неотложные дела. С ним находились Джон Стретли и Джон Херуэлл – бывший и будущий коннетабли Бордо. Когда все сроки, намеченные принцем, прошли, он понял всю безнадежность своих попыток покинуть Англию до Рождества. Тогда Эдуард Вудстокский назначил своим войскам сбор на весну 1363 года:

«Приказ сэру Джону Делвзу, заместителю судьи Честера, и мастеру Джону де Бранэму, тамошнему камергеру. Поскольку принц твердо решил отплыть вскоре за море в Гасконь, отобрать, испытать и снарядить 200 самых лучших и сведущих в своем деле лучников, каких только удастся найти в графстве Честер, и чтобы ни один не уклонился от этого. Они должны быть готовы самое позднее к грядущей Пасхе. Камергеру поручается одеть их в белое и зеленое, как было заведено прежде. При их отбытии к принцу он должен выплатить им месячное содержание авансом»[249]249
  Register of Edward the Black Prince. Part III. L., 1932. P. 454.


[Закрыть].

Сам Эдуард Вудстокский 18 февраля вернулся в Рестормел, куда по его распоряжению должны были прибыть войска.

* * *

Фактически отплытие задержалось на более длительный срок, поскольку собрать требуемое количество кораблей никак не удавалось – с этой проблемой так или иначе сталкивалась любая сколько-нибудь значимая экспедиция на континент. Принцу пришлось дважды съездить в Виндзор к отцу, и только после вторичного визита дело сдвинулось с мертвой точки. Наконец, 9 июня 1363 года принц и принцесса Уэльские в сопровождении Томаса де Бошана графа Уорикского отплыли из порта Плимута.

Новый владыка Аквитании прибыл в Бордо с небольшой армией, состоявшей из 320 лучников, а также 250 латников, в числе которых были три баннерета и 60 рыцарей-бакалавров. Знать и горожане собрались в соборе Сен-Андрэ, где им были продемонстрированы грамоты, запечатанные большими печатями зеленого и белого воска, а также зачитан на окситанском языке королевский указ, объявлявший Аквитанию владением Эдуарда Вудстокского. И владение это было поистине огромным – по площади оно занимало примерно треть всей территории Франции, включало в себя две 24 епископии, объединенных в 2 архиепископии, и 13 сенешальств.

Первым сеньором, принесшим оммаж новому сюзерену, стал Арно-Аманье д’Альбре, сын верного сторонника англичан Бернара-Эза IV. За ним преклонили колени перед принцем Гийом-Санш, сеньор де Помье и Жерар де Тарта. Затем начали подходить и другие соратники Эдуарда по военной кампании 1355–56 годов. Всего в этой, самой первой церемонии приняли участие 58 рыцарей и оруженосцев. Позже, уже в архиепископском дворце, который вновь стал резиденцией Эдуарда Вудстокского, 15 июля оммаж принесли еще пятеро рыцарей. Потом пришел черед простолюдинов: в соборе Сен-Андрэ принц принял клятвы верности от представителей городов, расположенных по рекам Дордонь и Гаронна, а также от депутатов от Байонны, Дакса и Сен-Совера. До самого конца июля одна за другой в Бордо прибывали делегации из самых отдаленных уголков Аквитании. Последними явились уполномоченные из Бигора – небольшого горного графства со столицей в Тарбе, расположенного на северных склонах Пиренеев в верхнем течении реки Адур.

В начале августа Эдуард Вудстокский отправился в путешествие по своему новому домену – точно так же, как короли Англии по восшествии на трон предпринимали вояжи по главным городам своего королевства. В те времена, когда единственным достаточно «скоростным» транспортным средством были лошади, основная часть населения передвигалась по дорогам пешком – нечасто и недалеко, поскольку работа и хозяйство приковывали к дому. Правитель, если только он не отличался крайним простодушием или не полагался опрометчиво на приближенных и советников, мог составить представление об истинном положении дел в отдаленных уголках своих владений, лишь появившись там собственной персоной.

Итак, 4 августа 1363 года принц прибыл в Бержерак, где принял клятву верности от Остенса де Сен-Коломба, епископа Сарлаского. С 10 по 15 августа он находился в Перигё, где встретился с депутатами из Керси и Руэрга – восточных областей Аквитании. Три дня спустя Эдуард Вудстокский въехал в ворота Ангулемского замка, который приглянулся ему с первого взгляда. Первый средневековый замок на скальном выступе, доминирующем над рекой Шаранта, был воздвигнут в 886 году графом Алдуином, а таким, каким его увидел принц, он стал в конце XIII века, когда Юг XIII де Лузиньян приказал соорудить многоугольную главную башню, названную его именем. С тех пор Ангулемский замок стал одной из любимейших резиденций Эдуарда в Аквитании.

Оттуда путь принца лежал в Коньяк, куда он добрался к 23 августа. Там он подтвердил все старые хартии о вольностях, выданные городу. Больше того, Эдуард согласился оплатить из своих средств ремонт городских укреплений, хотя горожане обязаны были сами поддерживать их в приличном состоянии. Посетив Сентонж и Сент, принц 26 августа прибыл в Сен-Жан-д’Анжели.

Затем Эдуард Вудстокский отправился в Ла-Рошель – самый неспокойный и мятежный из всех городов в его владениях. Однако это был важный порт на атлантическом побережье, через который велась активная торговля вином и солью. Поэтому принцу было необходимо во что бы то ни стало заручиться поддержкой его жителей, пусть даже формальной. Он потребовал клятвы верности от 16 человек, пользовавшихся в городе наибольшим влиянием. Сентябрь и октябрь Эдуард провел в Пуатье, принимая оммажи от пуатевинских дворян во главе с Гийомом Л’Аршевеком, сеньором де Партене. Нескольким аббатствам вокруг столицы графства были пожалованы средства на ремонт укреплений, подобно тому, как это было сделано в Коньяке.

Рождество 1363 года принц и его свита отметили в Ажене. Там Эдуарду принес клятву верности известный воин Флоримон де Леспар. Однако еще более значимой была встреча с Гастоном Фебом, личное знакомство принца с которым состоялось во время шевоше 1355 года. Граф де Фуа, весьма своевольный вассал, обладал нравом гордым и независимым, его приходилось всячески обхаживать, не прибегая к откровенному давлению и приказам. На особой церемонии в Ажене 12 января Гастон Феб принес оммаж, однако когда сэр Джон Чандос задал ему стандартный вопрос, за какие земли он дает клятву верности, то гасконец гордо заявил – только за виконтства Марсан и Гаводен. И добавил после этого вызывающе, что никогда еще не приносил никому оммажа за прочие свои беарнские земли.

Поневоле удовольствовавшись таким половинчатым обещанием верности, в середине февраля Эдуард Вудстокский вернулся в Пуатье, куда продолжали прибывать запоздавшие вассалы. К 4 апреля в общей сложности по Аквитании было принесено 1047 оммажей. Множество хартий и привилегий принц либо подтвердил, либо даровал вновь, желая обеспечить лояльность своих новых подданных. Впрочем, представители высшего духовенства, являвшиеся одновременно светскими сеньорами и принужденные к принесению клятвы верности, громко выражали свое недовольство. Никто до сих пор не поступал с ними таким образом – Эдуард действовал так, как считалось приемлемо в Англии, но не соответствовало порядкам, принятым в Аквитании и Лангедоке. В защиту прелатов выступил даже папа, который был сильно озабочен тем, чтобы подобный прецедент не стал обычаем. Понтифик вступил с Эдуардом в весьма язвительную переписку, требуя отменить уже принесенные священнослужителями оммажи, однако никаких уступок от принца Аквитанского не добился.

* * *

В тесный круг советников Эдуарда вошли старые испытанные друзья: должность коннетабля Аквитании занимал сэр Джон Чандос. Сенешалем, председательствовавшим в суде княжества, служил Томас Фелтон. Обязанности канцлера и коннетабля Бордо, отвечавшего за финансовые вопросы, исполнял Джон Херуэлл. Провинциями управляли лояльные принцу наместники примерно с таким же кругом обязанностей, как у шерифов в Англии. Они должны были следить на вверенных их попечению землях за поддержанием законности и порядка, опираясь на местные общины.

Основная трудность, с которой столкнулся Эдуард Вудстокский, заключалась в необходимости укрепить свою власть на новых обширных территориях, которые лишь недавно перешли к англичанам – до заключения мира в Бретиньи в течение нескольких десятилетий они вынуждены были довольствоваться лишь клочком земли вокруг Бордо. Принцу крайне тяжело было восстанавливать порядок и организовывать сбор налогов в регионах, слишком долго не знавших над собой диктата ни французов, ни англичан, и не плативших никому.

При всей огромной политической значимости княжества Аквитанского, оно никогда не славилось своим богатством. Как минимум полтора последних десятилетия Аквитания приносила только убытки, которые покрывались за счет английской казны. Ожидать, что в ближайшие годы княжество станет хотя бы самодостаточным, не приходилось. Местная экономика базировалась в основном на производстве вин и в гораздо меньшей степени – на экспорте соли, стали и красителей. Новые территории, приобретенные англичанами по условиям мира в Бретиньи, когда-то были вполне зажиточными, но за десятилетие войн и грабежей обезлюдели. К тому же эпидемии чумы 1348 и 1362 годов нанесли им больше ущерба, чем любому другому региону Франции. Их интеграция в английскую экономическую и политическую систему требовала длительного времени, и для начала следовало устранить все неопределенности, связанные с саботированием французской стороной мирного договора, а также наладить систему налоговых сборов.

Эдуард Вудстокский подозревал, что отец, даровав ему титул принца Аквитанского, преследовал одновременно несколько целей. Помимо понятного и совершенно очевидного желания обезопасить границы своих континентальных владений, король надеялся сложить с себя бремя финансовой поддержки Гиени. Надо сказать, что принц не пришел в восторг от перспективы покрывать дефицит бюджета за счет собственных доходов от других доменов, нормальное функционирование которых ему только-только и с большим трудом удалось наладить.

Первым и самым естественным шагом Эдуарда Вудстокского стало установление нового налога, который помог бы ему хотя бы частично заткнуть финансовую брешь, которая грозила изрядно проредить его личные доходы. Принцу удалось без особого сопротивления ввести фуаж или подымную подать, причем установить ее на очень высокой планке в 25 су или один золотой гиенец[250]250
  Золотой гиенец (фр. Guyennois d’or) – англо-гасконская золотая монета XIV века, чеканилась для Аквитании во времена правления короля Эдуарда III Английского. (прим. редакции)


[Закрыть] с очага. На большей части территорий, подпавших под юрисдикцию англичан, фуаж не вызвал активного противодействия, хотя обнаружилась пара очагов недовольства. Резко воспротивился налогу Жан д’Арманьяк, который не позволил взимать его в графстве Родез, сославшись на древние привилегии этой земли. А город Ажен, хотя и согласился платить, но потребовал отдельную хартию с гарантиями, что подымная подать не станет прецедентом для введения новых налогов.

Эдуард не ленился объезжать свои владения раз за разом, чтобы из первых уст узнавать о причинах недовольства своих подданных и по возможности тут же на месте устранять его источник. С этой целью принц побывал в Лиможе, Перигё и Ла-Реоле. Естественно, в первую очередь его заботили отношения с местным дворянством, духовенством и влиятельными горожанами, а не с темной массой простолюдинов, на долю которых выпадали самые тяжелые страдания. Его задачей было обретение военной и финансовой поддержки высших сословий Аквитании. Их лояльность становилась жизненно необходимой, поскольку политическая ситуация у границ подконтрольной англичанам территории, как и в остальных французских землях, начала коренным образом изменяться. Одной из причин этого стала смерть короля Жана II, в общем и целом разделявшего взгляды обоих Эдуардов на вопросы войны, мира и нерушимости феодальных обязательств. На трон Франции взошел его старший сын Шарль V. В отличие от отца, он не был столь толерантен по отношению к Англии и не так уважал принципы космополитичности, все еще распространенные в рыцарском сословии. Новый король однозначно рассматривал англичан как опаснейших врагов и действовал соответственно, считая, что в борьбе с ними все средства хороши. Шарль V понимал, что прочного мира между двумя королевствами не будет до тех пор, пока одно из них не восторжествует над другим, а становиться марионеткой в руках английских королей он не желал.

Открытому бою Шарль предпочитал дипломатические козни и хитрость, поскольку прекрасно владел этими инструментами. Уже спустя несколько месяцев после его вступления на трон в английских континентальных владениях активизировались сторонники Франции. Вскоре шпионы Эдуарда Вудстокского донесли ему об интригах, которые плели французский король с Гастоном Фебом, графом де Фуа, и Шарлем Злым, королем Наварры. Они пересказали подслушанный разговор, состоявшийся уже после принесения графом оммажа принцу. Гастон Феб рассказывал Шарлю Злому, что секретарь французского короля по секрету сообщил ему о намерениях своего господина объявить войну англичанам, как только будут освобождены последние остававшиеся в Англии заложники. Также граф де Фуа заявил, что Шарль V предложил ему наместничество в Лангедоке, а посему он обдумывает, как передать земли, за которые был принесен оммаж, своему сыну – чтобы не возникло противоречий в феодальных обязательствах, данных двум враждовавшим между собой сюзеренам. Параллельно с откровенным подкупом Гастона Феба король Франции пытался склонить на свою сторону второго видного магната Лангедока Арно-Аманье д’Альбре, а помимо заключения союза с королем Наварры он стремился к альянсу с Кастилией.

Эдуард Вудстокский тоже не спал, и ему также удалось добиться кое-каких успехов на этом сомнительном для воина поприще. Он умудрился заручиться поддержкой Жана д’Арманьяка – того самого, который устраивал рейды на английскую территорию, пытался оказать сопротивление англо-гасконским шевоше, и наотрез отказывался платить подымную подать после того, как его владения по договору Бретиньи попали под юрисдикцию англичан. Принц ссудил ему деньги на выкуп из плена, в котором д’Арманьяк оказался в 1362 году, потерпев поражение в междоусобной войне с Гастоном де Фуа.

Несмотря на то, что Шарль V больше полагался на дипломатические методы, он отнюдь не собирался отказываться от чисто военных предприятий. Более того, король нашел военачальника, который разделял его взгляды на тактику и стратегию борьбы с англичанами – Бертрана дю Геклена. Если отбросить все преувеличения, которые возникли по большей части из-за пристрастного отношения к дю Геклену его биографов, то этот бретонец действительно провел к тому времени ряд успешных кампаний против так называемых «вольных отрядов» – банд рутьеров, разорявших Францию в течение последнего десятилетия. Войска под его командованием смогли также нанести в мае 1364 года поражение наваррско-гасконской армии при Кошереле и взять в плен одного из самых деятельных сторонников англичан Жана де Грайи, капталя де Бюша. Кстати, именно это поражение вынудило Шарля Наваррского заключить мирный договор с Шарлем Французским.

Эдуард Вудстокский не обладал подобной свободой маневров. Условия договора в Бретиньи были весьма выгодны именно англичанам, и надлежащим образом выполнять свои обязательства было именно в их интересах. Однако на деле все обстояло не так просто. Взаимный обмен землями не удалось завершить, даже когда в ноябре 1364 года к принцу от французского короля прибыл Бусико, наделенный полномочиями решать любые спорные вопросы. Переговоры сразу не заладились. Французская сторона начала с жалоб на то, что англичане удерживают ряд владений, с которыми по договору должны расстаться. В ответ представители принца заявили, что все указанные земли будут немедленно переданы Франции, как только она выполнит аналогичные обязательства. Таким образом, взаимное недоверие между сторонами в очередной раз завело ситуацию в тупик.

* * *

В Аквитании Эдуард Вудстокский держал великолепный двор, о роскоши которого слагались легенды. Впрочем, известны и вполне реальные случаи, ярко характеризовавшие нравы и порядки, царившие среди ближайшего окружения принца. Когда Жан де Бомануар, маршал Бретани, прибыл ко двору Эдуарда, он вступил в разговор с придворной дамой, которая приходилась родственницей его жене. Та заметила маршалу: «Вы приехали из Бретани с моей кузиной и вашей женой, но она одета не так, как одеваются знатные дамы в Гиени или окрестных землях. Ее чепец, разрезы и рукава недостаточно богато отделаны мехом, как ныне принято у нас».

На это Жан де Бомануар, чья гордость была задета бестактным заявлением, ответил: «Она одета не по вашему фасону, поэтому вы думаете, что [в ее одеянии] мало меха, и порицаете за это меня. Однако, по правде говоря, у вас нет оснований меня порицать. Ибо я могу нарядить ее столь же благородно, сколь одета любая из вас, и столь же богато. У вас чепцы и котты лишь наполовину отделаны горностаем, а я одену ее лучше – отделаю ее платье, ворот, рукава и котту мехом со всех сторон… Но я привык, что она одевается как порядочная и почтенная француженка. Даже не думайте, что я захочу видеть ее одетой как те безнравственные женщины, порочные телом, что сожительствуют с англичанами и прочими, живут с ними как с любовниками. Ибо это именно они первыми ввели моду на меховой подбой и длинные разрезы у котт… Что касается моей жены, она так не оденется. Если же английские принцессы и дамы выбрали такое поведение и моду, они могут следовать ей, если того желают»[251]251
  The Book of the knight of La Tour-Landry / Ed. by T. Wright. L., 1868. P. 30, 209.


[Закрыть].

Двор принца притягивал не только щеголей и франтов, но также и воинов, искавших себе надежных соратников. Так, в начале 1365 года к Эдуарду Вудстокскому заявился Пьер де Лузиньян, король Кипра, который замыслил крестовый поход на египетскую Александрию и пытался вовлечь в него опытных рыцарей. Он предлагал присоединиться к походу сэру Джону Чандосу, сэру Томасу Фелтону, сэру Нилу Лорингу, Ричарду Панчердауну, Саймону Бёрли и Болдуин Фревиллу, но согласия добился только от одного графа Уорикского.

Блестящий двор Эдуарда Вудстокского находился в Бордо, но часто вслед за принцем он переезжал в другие города – и в первую очередь, в любимый им Ангулем. Именно там 27 января 1365 года родился первенец принца и принцессы Уэльских. Счастливые родители дали ему традиционное королевское имя Эдуард. В Англию немедленно отправился сэр Джон Делвз, который доставил королю известие о появлении на свет первого внука по мужской линии. Все тяготы путешествия гонец сносил весьма охотно, поскольку предвкушал неплохое вознаграждение по окончании миссии. И оно последовало незамедлительно: «Джону Делвзу за добрую службу и за то, что он привез королю приятные новости о рождении Эдуарда, сына Эдуарда, принца Уэльского, пожалована годовая рента в 40 фунтов из казначейства пожизненно, или же пока король не распорядится по этому поводу по-другому»[252]252
  Calendar of the Patent Rolls, 1364—67. L., 1912. P. 180.


[Закрыть].

Одновременно оруженосец принца был отправлен также и к королю Шарлю V Французскому, который вознаградил посланника за доставленные новости двумя серебряными позолоченными кубками.

В начале марта младенец был крещен – и снова в Ангулеме. Радость принца по поводу рождения наследника была безмерной. 27 апреля в честь жены, благополучно перенесшей роды, принц устроил турнир. По своему великолепию он превосходил все, что видели до этого весьма искушенные в празднествах современники. Очевидец утверждал, что на него съехалось 154 знатных сеньора и 706 рыцарей со свитами. Их 18 тысяч коней на протяжении всего турнира содержались за счет казны Эдуарда Вудстокского. Двадцать четыре сеньора и двадцать четыре рыцаря составляли свиту принцессы Джоанны. Рыцарские схватки и прочие забавы длились в течение десяти дней, и стоимость одних только свечей составила 400 фунтов.

Впрочем, несколько наивно считать, что Эдуард Вудстокский окружал себя роскошью исключительно потому, что потакал своему безрассудству. Несомненно, он был с детства так воспитан, и меняться не собирался. Но не стоит забывать о том, какое огромное значение в те времена придавалось внешнему антуражу власти:

 
Лишь форму видим; тот для нас король,
Кто как король себя ведет[253]253
  Из стихотворения Томаса Харди «Предостережение юноше». (прим. редакции)


[Закрыть].
 

Той же важной цели – поднятию престижа правителя в глазах его подданных – служила, например, чеканка собственных монет, которая была эффективным способом демонстрации богатства и могущества. Первые монеты, выпущенные принцем в обращение в 1363 году, очень напоминали те, что чеканились по приказу его отца короля Эдуарда III, как лорда Аквитании. Изменен был только девиз, который теперь гласил: Deus judex justus fortis et paciens – «Бог есть судия справедливый, сильный и терпеливый». Но уже в следующем году в денежную систему Аквитании были внесены существенные коррективы. Новая большая золотая монета называлась павильон. Она весила 85 гран[254]254
  5,5 грамма. (прим. редакции)


[Закрыть], на ней был изображен сам принц, стоящий под сенью готического портика, в геральдической короне из роз, с мечом в правой руке и в окружении четырех страусовых перьев. Реверс был украшен крестом с геральдическими лилиями и леопардами по углам, а также девизом Dominus aiuto et protectio mei et in ipso speravit cor meum – «Господь моя сила и защита, и сердцем верю в него». Основой для дизайна монеты послужили французские образцы, где на аверсе также изображался король в аналогичной позе. Различие с прототипом состояло в том, что скипетр был заменен на меч, узоры стали сложнее, а сама монета – больше. Три года спустя была выпущена еще одна золотая монета, уже меньшего веса – арди д’ор. Ее отчеканили ограниченным тиражом, и она имела хождение по большей части в среде торговцев и знати.

Помимо неоспоримых имиджевых достоинств чеканка собственных монет служила надежным источником дохода. Несмотря на то, что у средневековых правителей манипуляции с ценой монеты относительно фактической стоимости использованного при ее изготовлении металла были обычным способом поправить пошатнувшиеся финансовые дела, Эдуард Вудстокский никогда не прибегал к такому приему. Все его монеты всегда были полновесными. Кроме того, он умело использовал свое право на чеканку, добиваясь еще большего уважения со стороны подданных. Так, в сентябре 1365 года он созвал на совет в Перигё представителей городов Аквитании и вместе с ними выяснял, какого именно типа и какого достоинства монеты нужны им. В результате обсуждения как раз и был введен арди д’ор, тогда как в чеканку серебряных монет не было внесено никаких изменений.

Если в скупости или излишней бережливости Эдуарда Вудстокского не додумался обвинять никто, то крайне надменное отношение к местной гасконской знати ему в вину ставили очень многие. Но были ли тому сколь-нибудь веские основания? О нем действительно говорили разное, например: «Великих сеньоров этой земли, приходивших к нему, чтобы поговорить с ним, он заставлял ждать четыре или пять дней, прежде чем снизойти до разговора с ними; а затем уже в его присутствии они должны были встать на колени и стоять на коленях четверть дня, пока он не разрешит подняться»[255]255
  The Anonimalle Chronicle 1333 to 1381 / Ed. by V.H. Galbraith. Manchester, 1970. P. 56.


[Закрыть].

Пытаясь как можно рельефнее подчеркнуть гордыню принца, хронист впадает в явное преувеличение. Кроме того, подобное поведение в те времена никак не могло служить признаком спеси. Ведь как двести с лишним лет спустя после описываемых событий королева Элизабет I, которую англичане прозвали Глорианой и Доброй королевой Бесс, разговаривала со своим государственным секретарем и членом Тайного совета Уильямом Сесилом лордом Бёрли? Престарелый лорд был ближайшим соратником и доверенным помощником королевы, главой ее тайной службы. Но все заслуги, вместе взятые, не освобождали его от необходимости стоять на коленях во время беседы с добрейшей повелительницей. Впрочем, она шла на значительное нарушение церемониала, позволяя ему – нет, не встать и тем более не присесть – всего лишь подложить под колени подушечку.

Хотя принц Уэльский и Аквитанский не был монархом, однако он являлся наследником трона Англии и полновластным правителем земель, занимавших добрую треть французского королевства. Поэтому подчеркивать свое высокое положение ему было необходимо. А откровения хрониста все же не стоит принимать буквально.

* * *

Все лето 1365 года Эдуард Вудстокский пытался сломить сопротивление упрямого графа де Фуа, который никак не желал приносить ему оммаж за Беарн и отказывался лично прибыть к принцу, постоянно ссылаясь на надуманные обстоятельства. Эдуард же, предупрежденный своими шпионами о двурушничестве Гастона Феба, стремился все-таки добиться от него клятвы верности, для чего даже послал тому специальную охранную грамоту:

«Охранная грамота, выданная принцем Аквитанским Гастону Фебу. Эдуард, старший сын короля Англии, принц Аквитанский и Уэльский, герцог Корнуоллский и граф Честерский, всем, кому настоящая грамота будет представлена. Знайте, что по важному и неотложному делу мы послали за нашим дражайшим и верным кузеном графом де Фуа, дабы он прибыл к нам в Ангулем или Перигё в грядущем сентябре сего года. Для этого наш упомянутый кузен получил настоящую охранную грамоту на него самого и на всех людей, входящих в его свиту, числом до двухсот всадников со всем их имуществом, вещами и доспехами. Он должен прибыть и проживать безопасно на территории нашего упомянутого княжества Аквитания, а затем вернуться к себе свободно со всеми остальными в течение вышеуказанного месяца. А мы по нашей доброй воле обещаем за нас и всех остальных – тем прибывающим, проживающим и отбывающим не чинить никакого зла и препятствий, но доставлять все возможные удовольствия, кто бы с ним не пришел»[256]256
  Archives Historiques de Département de la Gironde. Tome 6. Paris&Bordeaux, 1864. P. 370.


[Закрыть].

Однако вскоре принц получил ответ от графа де Фуа. Тот заявил, что повредил ногу и никак прибыть по требованию Эдуарда не может:

«Моему дражайшему и грознейшему господину монсеньору принцу Аквитанскому и Уэльскому. Мой дражайший и грознейший господин, я получил ваши дружеские письма и виделся с вашим посланником Тома Флораком. Я получил приказ, который вы прислали со своим посланцем, чтобы я прибыл к вам как можно скорее. Знайте же, мой дражайший господин, что моя нога почти зажила, хвала Господу. И, монсеньор, я прибуду к вам, если Бог даст, в течение месяца сентября в Ангулем или Перигё – где вы будете находиться. И пусть в середине сентября прибудут туда же монсеньор Тома, ваш сенешаль, и монсеньор Жакме д’Одеби[257]257
  Имеются в виду Томас Фелтон и Джеймс Одли. (прим. редакции)


[Закрыть]. Если же, как я слышал, господин Жакме болен, а сенешаль занят вашими делами, как передал мне ваш посланник Тома, то пришлите, пожалуйста, мне с одним из этих рыцарей вашу охранную грамоту на срок, достаточный для приезда и возвращения. И пожалуйста, монсеньор, пока я следую к вам, прикажите привести собак Чандоса, а также и всех других, которые у вас есть, ибо я продемонстрирую кое-что из моих умений. Монсеньор, если я что-то могу для вас сделать, то приказывайте мне, ибо я исполню все, что в моих силах, да защитит вас Святой Дух»[258]258
  Archives Historiques de Département de la Gironde. Tome 4, Paris&Bordeaux, 1863. P. 111–112.


[Закрыть].

Естественно, что Эдуард Вудстокский не очень-то обрадовался этой велеречивой отписке, поскольку знал из заслуживавших всяческого доверия источников, что граф де Фуа вполне способен путешествовать. Более того, он был рассержен нарочито фамильярным тоном письма и особенно нахальной просьбой касательно того, чтобы высшие сановники Аквитании сэр Томас Фелтон и сэр Джеймс Одли выехали к нему навстречу. Дополнительно к этому принца вывела из себя просьба привести собак Чандоса для демонстрации графских талантов. Впрочем, конкретно по этому поводу Эдуард негодовал зря. Гастон Феб действительно был искуснейшим охотником своего времени и даже написал знаменитую «Книгу охоты», которая позже легла в основу книги «Мастер игры», автором-переводчиком которой стал племянник принца Эдуард, герцог Йоркский[259]259
  Эдуард Нориджский (ок. 1373–1415) – 2-й герцог Йоркский, старший сын Эдмунда Лэнглийского, 1-го герцога Йоркского; один из немногих знатных англичан, погибший в знаменитой битве при Азенкуре в 1415 году. (прим. редакции)


[Закрыть].

Но Эдуард Вудстокский вполне ожидаемо вникать в эти нюансы не стал и раздраженно написал в ответ зарвавшемуся сеньору, нарочито делая акцент на титулах и должностях упоминаемых персон:

«Эдуард, старший сын благородного короля Англии, принц Аквитанский нашему дражайшему и верному кузену графу де Фуа – привет. Вы писали нам, что из-за своей болезни не можете прибыть к нам, как обещали нашим рыцарям Жакме д’Одли, сенешалю Аквитании, и Стефану Косингтону, а также мастеру Жану Риво, нашему советнику. Затем вы обещали в ваших письмах и говорили нашему упомянутому сенешалю в присутствии упомянутого Жакме, что в течение восьми дней после того, как ваша нога будет излечена, прибудете к нам в Бордо… или в Ангулем в сентябре. Посему мы выдали наши патентные грамоты и охранные грамоты, чтобы вы могли прибыть к нам в Ангулем или в Перигё, провести там некоторое время и вернуться в течение месяца сентября. Это сказано в наших грамотах, которые мы послали вам с нашим посланником Тома Флораком, и которые были вами получены. Мы даем вам знать, что наше соглашение было и остается в силе, если только вы не нарушите сроков, обозначенных в наших указанных письмах и охранной грамоте, чтобы вы могли прибыть, провести тут некоторое время и вернуться в течение указанного месяца сентября без продления охранной грамоты. Явившись к нам и приведя с собой на этот срок столько рыцарей, сколько, как мы знаем, у вас есть… вы сможете вернуться назад в конце этого месяца, чему свидетельством грамоты, которые вы получили от упомянутого Тома… И мы немало удивлены, что вы столь сильно задерживаетесь, поскольку, да будет вам известно, мы имеем донесения от достойных доверия людей, от нашего упомянутого сенешаля и от Жакме – наших рыцарей, – что вы пребывали и пребываете в таком состоянии, что вполне можете ходить и способны отправиться к нам. Дражайший и верный кузен, да хранит вас Господь»[260]260
  Archives Historiques de Département de la Gironde. Tome 6, Paris&Bordeaux, 1864. P. 370–371.


[Закрыть].

Несмотря на все усилия принца, его встреча с графом де Фуа так и не состоялась. Не помогло даже обращение к Шарлю V с требованием отказать упрямому вассалу в покровительстве и принудить его дать клятву верности. Хотя вряд ли французский король сильно усердствовал, чтобы исполнить просьбу Эдуарда Вудстокского, который числился у него основным и самым опасным врагом.