Текст книги "Черный принц"

* * *

Эдуард Вудстокский от имени монарха председательствовал в королевском совете, руководил внутренними и внешними делами государства, вел переговоры с послами европейских государей и легатами папы. Несмотря на свою телесную немощь, принц по-прежнему был одним из самых активных сторонником войны с Францией. Он активно включился в разработку планов новой экспедиции. Когда прелаты отказались одобрять новый налог на военные цели, принц действовал решительно. Созвав конвокацию Кентерберийской епархии, Эдуард принудил священнослужителей согласиться на субсидию в размере 50 тысяч фунтов. Отвертеться духовенству не удалось, и заем в должной форме был внесен в казну.

В 1372 году военная машина пришла в действие. Граф Пемброкский отплыл с армией в Аквитанию. Король, нашедший в себе силы оторваться от прелестей Элис Перрерс, и принц Уэльский, болезнь которого временно отступила, готовились к высадке с войсками на севере Франции. Но все планы пошли наперекосяк практически с самого начала: кастильская эскадра 22 июня уничтожила флот Пемброка у Ла-Рошели, а сам граф и с ним Гишар д’Англь попали в плен. Пришлось срочно вносить коррективы в разработанную стратегию.

Вторая экспедиция собралась в Сандвиче к середине августа, но ее путь лежал не в Северную Францию, а к Ла-Рошели, которую осаждали французские войска. В ней принимал участие весь цвет английского рыцарства – король, принц Уэльский, его братья Джон Гонтский и Эдмунд Лэнглийский. Свои отряды привели соратники принца, а также сыновья покойных его друзей – Уильям Монтекьют, граф Солсберийский, Томас де Бошан, граф Уорикский, Уильям де Аффорд, граф Саффолкский, Эдмунд Мортимер, граф Марчский, Хамфри де Боэн, граф Херефордский.

Принц поднялся на борт флагманского корабля 27 августа. Неблагоприятный ветер никак не желал менять направление, поэтому флоту потребовалось целых три недели, чтобы добраться до Уинчелси. Там экспедицию застало известие о двойном поражении, которое потерпели англичане: доблестный Жан де Грайи, капталь де Бюш, был взят в плен 23 августа в битве при Субизе, а 7 сентября пала Ла-Рошель. Король решил отменить поход и распустить войска к неудовольствию принца, которому несостоявшаяся кампания влетела в копеечку – только на жалованье своим отрядам он потратил 2000 фунтов.

Привыкшая к блестящим победам Англия тяжело переносила череду неудач и обидных поражений от французов. Для реабилитации национального духа ей срочно требовались козлы отпущения, и в стране началась охота на ведьм. Главного «виновника» всех бед назначили быстро – им стал сэр Роберт Ноллз, проваливший в 1370 году кампанию на севере Франции и разгромленный при Понваллене. Королевский совет обвинил его в том, что он не поддерживал должную дисциплину в своих войсках и прервал операцию без приказа короля. В наказание Эдуард III распорядился конфисковать у Ноллза все пожалованные ему владения. Однако Эдуард Вудстокский никогда не выпускал из поля зрения старых друзей и внимательно следил за их судьбой. Он с возмущением опротестовал решение отца и заставил короля уступить. Правда, потерянных земель Ноллзу так и не вернули, но обвинение в измене с него сняли.

В сентябре принц получил приглашение на очередную сессию Парламента, которая открывалась 3 ноября 1372 года: «Эдуарду принцу Аквитанскому и Уэльскому приглашение участвовать в Парламенте, отсроченном как было сказано выше – поскольку он любит короля, блюдет его честь, также как и свою. Королю будет весьма трудно вести [заседания] и направлять их без совета и помощи упомянутого принца»[311]311
  Calendar of the Close Rolls, 1369—74. L., 1911. P. 463.


[Закрыть]. Крайняя необходимость в присутствии Эдуарда Вудстокского на заседании объяснялась не только тем, что именно на этой сессии он должен был формально отказаться от Аквитании и вернуть княжество короне. В торжественной обстановке лорды заслушали адмирала Гая де Брайана, который на этот раз выступил в качестве представителя принца. Адмирал подробно изложил причины, вынудившие Эдуарда отказаться от владения княжеством. В парламентских свитках появилась следующая запись:

«И позже в этот же день перед королем, принцем, прелатами, герцогами, графами, баронами и баннеретами, собравшимися в Белой палате, сэр Гай Брайан объявил, что принц, который держал княжество Аквитания по праву королевского пожалования, во время своего пребывания там часто уведомлял короля в передаваемых через своих гонцов письмах, что доходы и прибыль, проистекавшие и получаемые от земель княжества, не могут быть достаточными для поддержания их и управления ими, а также для ведения войн против врагов из Франции, и покрытия прочих необходимых затрат, без большой помощи со стороны короля, его отца. И все вышеуказанные причины, как и прочие, были представлены королю и его совету. Затем упомянутый принц сам приехал в Англию и объяснил и представил королю и его совету вышеуказанные причины, как и другие, возникшие недавно. И ныне по указанным причинам, равно как и другим веским резонам, упомянутый принц передает княжество в руки короля… И упомянутый сэр Гай спросил принца, было ли таковым его желание, и тот ответствовал утвердительно…»[312]312
  The Parliament Rolls of Medieval England, 1275–1504 / Ed. C. Given-Wilson etc. Digital Edition. Vol. II. P. 309–310.


[Закрыть]

* * *

Вскоре после закрытия Парламента краткий период ремиссии закончился, и Эдуард Вудстокский вернулся к прежнему малоподвижному образу жизни. Большую часть времени он болел и практически не путешествовал. С королем, королевским советом и главными должностными лицами страны принц поддерживал связь при помощи гонцов, которые беспрерывно сновали туда-сюда по всей Англии. Впрочем, иногда он находил в себе силы нарушить свое вынужденное затворничество. По крайней мере принц старался не пропускать ежегодного праздника ордена Подвязки, весьма им почитаемого.

В течение 1373 года Эдуард не принимал участия ни в одной из военных кампаний – ни на море, ни в Бретани. Это, кстати, не лучшим образом сказалось на положении Англии. После того, как принц устранился от командования армиями, дела на континенте шли все хуже и хуже. Очередной поход его брата Джона Гонтского также закончился неудачей. Денег на войну с Францией не хватало, а тут еще папа Григорий XI попытался ввести церковный налог для организации крестового похода в Палестину. Подобная инициатива не могла найти и не нашла понимания у могущественной партии сторонников продолжения войны с Францией, которую негласно возглавлял принц Эдуард. Новый сбор основательно подорвал бы возможности английского духовенства по предоставлению займов на королевские нужды.

Сразу после Пятидесятницы в Вестминстере собрался совет под председательством Эдуарда Вудстокского. В заседании участвовали духовные и светские лорды, доктора богословия, а также юристы канонического и гражданского права – в том числе такие известные персонажи, как Уильям Уиттлси, архиепископ Кентерберийский, бенедиктинский монах и писатель Утред из Болдона, францисканский монах Джон Мардисли и августинец Томас Эшборн. Папские требования вызвали жаркие споры, причем велись они по обычаю того времени в крайне запутанной казуистической форме:

«Он [архиепископ Кентерберийский] заявил: “Он [папа] наш господин, никто не может этого отрицать”. И с этим заявлением согласились все прелаты… Монах из Дарема ответил иносказательно: “Здесь два меча”[313]313
  Теория двух мечей (лат. doctrina de duo gladii) – средневековая политико-теологическая доктрина, обосновывающая тезисы о верховенстве власти папы римского над светскими правителями, о недопустимости вмешательства светских правителей в церковные дела, а также о светской власти папства наряду с духовной. (прим. редакции)


[Закрыть], намекая на то, что наместник святого Петра обладает как светской, так и духовной властью. Мардисли возразил на это незамедлительно: “Вложи свой меч в ножны”[314]314
  Мф. 26:52. (прим. редакции)


[Закрыть], тем самым показывая, что мечи не обладают подобной силой: и сам Иисус не имел светской власти, и апостолов тому не учил… Августинец поддержал его, заявив, что Петр узнается по ключам, а Павел – по мечу, и папа несет ключи Петра перед своей паствой: “Вы, господин принц, должны быть Павлом, несущим меч. Однако так как вы оставили меч Господень, Петр не узнает Павла. Поднимите меч, и Петр снова узнает Павла”. И весь день продолжались искусные дискуссии. Архиепископ провозгласил: “Хорошо проходили советы в Англии без монахов”. Принц ответствовал ему: “Мы призываем их из-за вашей глупости. Ваши советы погубили бы королевство”. На следующий день архиепископ признал, что ему нечего ответить. На это принц заметил: “Отвечай, осел. Ибо это твоя обязанность наставлять всех нас”. В конце концов, архиепископ заявил: “Мнение большинства состоит в том, что он [папа] не должен быть здесь господином”. И то же подтвердили все прелаты. Монах верно сказал, что он не господин тут»[315]315
  Eulogium (Historiarum sive Temporis): Chronicon Ab Orbe Condito Usque Ad Annum Domini 1366 / Ed. F.S. Haydon. Vol. III. L., 1863. P. 337–339.


[Закрыть].

Таким образом, с подачи Эдуарда Вудстокского при одобрении богословов право папы на светскую власть в пределах Англии было, наверное, впервые в истории подвергнуто сомнению. По настоянию принца в курию был отослан ответ, гласивший, что требования о сборе налога решено не удовлетворять. Естественно, эту дискуссию хронист выдумал если не всю целиком и полностью, то уж большую ее часть точно. Однако тут важны вовсе не конкретные слова или аргументы. Интерес вызывает то, каким предстал перед нами принц. Он изображен человеком, ставящим интересы и благо королевства превыше всего. К тем, кто не понимал, в чем состоят эти интересы, он был нетерпим до резкости, несмотря на свою общеизвестную набожность. Его уважали и прелаты, и теологи. Даже сам примас всей Англии покорно проглотил оскорбление – настолько непререкаем был авторитет Эдуарда Вудстокского. И самое главное – из слов, вложенных в уста августинского монаха Томаса Эшборна, становится понятно, что принца всерьез рассматривали как реального лидера, способного разрешить внутренние проблемы Англии, несмотря на его плохое физическое состояние.

* * *

Но надеждам англичан на то, что Эдуард Вудстокский примет бразды правления королевством, выпавшие из рук его отца, не суждено было сбыться. Принц чувствовал себя все хуже и хуже. Анонимный летописец аббатства Святой Марии в Йорке писал, что в этот период своей жизни принц участвовал в управлении страной главным образом советом и наказом: «Он всегда поддерживал добрых и верных людей королевства, умоляя их быть послушными его отцу и управлять лояльно, поддерживать, насколько возможно, добрые законы и обычаи во благо королевства и не давать никакой веры негодяям и нарушителям закона»[316]316
  The Anonimalle Chronicle 1333 to 1381 / Ed. by V.H. Galbraith. Manchester, 1970. P. 95.


[Закрыть].

Активно заниматься государственными делами по состоянию здоровья принц не мог, управлять своими обширными владениями – тоже. В начале 1374 года он вызвал в Беркемстед приближенных и объявил им о новом составе совета. Во главе его по-прежнему оставался Джон Херуэлл, бывший канцлер Гаскони. Сохранили свои позиции сэр Нил Лоринг и Уильям Спридлингтон. В число советников вошли Обри де Вер, Хью Сёгрейв, Арнолд Сэвидж и Джон Мейнард. На них было возложено решение всех текущих вопросов. Совет получал огромное количество петиций от вассалов Эдуарда Вудстокского, но самые важные из них обязательно обсуждались с принцем, о чем свидетельствуют сохранившиеся многочисленные пометки на документах: «Переговорить об этом с милордом».

С июня 1375 года Эдуард обосновался в Кеннингтоне. На сессию Парламента, собравшегося в апреле 1376 года и получившего название «Доброго», он не поехал. Тем не менее, вера в его могущество была по-прежнему сильна. Например, известный лондонский купец Ричард Лайонс, один из королевских финансистов, был обвинен Парламентом в халатности, которая привела к оскудению казны. Желая обеспечить себе заступничество принца, он отправил в Кеннингтон бочонок золота. Однако Эдуард отослал деньги назад, присовокупив к этому краткую отповедь, что содержимое бочонка приобретено по его разумению нечестным путем, и по этой причине дар им отвергается: «Никогда же до такой степени не покинет меня благоразумие, если, конечно, не отправить этот дар рыцарям, которые трудились для королевства, что было бы добрым делом»[317]317
  Walsingham T. Chronicon Anglie ab anno Domini 1328 usque ad annum 1388 / Ed. E. M. Thompson. L., 1874. P. 79–80.


[Закрыть].

К началу июня стало очевидно, что дни Эдуарда Вудстокского сочтены. Его перевезли из Кеннингтона в Вестминстер, где большую часть времени он проводил в молитве. Приближалась Троица – праздник, который всегда отмечался принцем с особым благоговением. Эдуард молился, чтобы Господь призвал его к себе именно в этот день. 7 июня в своих апартаментах в Вестминстерском дворце он составил завещание и подтвердил все пожалования и аннуитеты, данные им своим рыцарям, оруженосцам и слугам.

Рассказывая о последних днях жизни Эдуарда Вудстокского, Томас Уолсингем подробнейшим образом описал весьма странный эпизод. Хронист утверждал, что к лежавшему на смертном одре принцу явился с покаянием некий сэр Ричард Стари. В свое время он занимал почетную должность рыцаря охраны короля, но якобы лишился ее и был удален от двора. Причиной опалы стало обвинение в том, что Стари был подкуплен и принес Эдуарду III ложное известие о том, что общины собираются свергнуть своего монарха, как в свое время свергли его отца. И вот он явился к принцу, чтобы получить его прощение. Однако Эдуард Вудстокский не захотел помиловать предателя даже на пороге смерти. «Господь справедлив, – сказал он, – и воздаст вам по заслугам. Я не желаю, чтобы вы беспокоили меня. Избавьте меня от своего присутствия, чтобы я вас больше не видел»[318]318
  Walsingham T. Chronicon Anglie ab anno Domini 1328 usque ad annum 1388 / Ed. E. M. Thompson. L., 1874. P. 90.


[Закрыть].

Далее Уолсингем рассказал, что только епископу Бангорскому удалось смирить неукротимого Эдуарда, и тот покаялся в своих грехах: «Неожиданно принц воздел руки и возвел очи горе: «Господи, благодарю тебя! Ты раздаешь все милости Твои! Тебе возношу молитвы, чтобы Ты простил мне мои грехи, которые я легкомысленно совершил против Твоей воли. А также за все людские страдания, которые я причинил, вольно или невольно, прошу о милости прощения от всего своего сердца»[319]319
  Walsingham T. Chronicon Anglie ab anno Domini 1328 usque ad annum 1388 / Ed. E. M. Thompson. L., 1874. P. 90–91.


[Закрыть].

Почему хронист решил представить принца в качестве упрямого мизантропа, обремененного множеством грехов, понять можно. Уолсингем не испытывал любви к королевской семье. Он был яростным ненавистником лоллардов[320]320
  Лолларды (англ. Lollards) – религиозное течение, возникшее в начале XIV века, представители которого выступали за реформу католической церкви и против некоторых церковных практик; в частности, они ратовали за секуляризацию церковных земель и считали церковь лишним звеном между человеком и Богом. (прим. редакции)


[Закрыть], к которым благоволил Джон Гонтский, и некоторые идеи которых – например, отрицание светской власти папы – поддерживал Эдуард Вудстокский. Поэтому Уолсингем был одним из немногих английских хронистов, обвинявших принца Уэльского в крайней жестокости при осаде Лиможа. Естественно, он не мог упустить такого удобного случая опорочить его, дискредитируя заодно Ричарда Стари, одного из лидеров лоллардов.

Вся история выглядит весьма сомнительной. Непонятно, почему Стари отправился просить прощение у умирающего Эдуарда Вудстокского, а не у короля, которому он, собственно, изменил. Не добавляет достоверности рассказу Уолсингема и тот факт, что Стари находился в большой милости у вдовы принца Джоанны Кентской и, как ни в чем ни бывало, продолжал нести службу рыцарем охраны у его сына Ричарда II.

* * *

Эдуард Вудстокский, принц Уэльский, скончался в Вестминстере в три часа пополудни 8 июня – на праздник Троицы, как он сам того хотел. Весть о его смерти вызвала глубокую и, вне всякого сомнения, искреннюю скорбь не только в Англии, но и на всех английских территориях по ту сторону Ла-Манша. В этот день страна не просто потеряла одного из своих величайших полководцев и воинов, но омрачились ее надежды на лучшее будущее, которого многие не мыслили без Эдуарда Вудстокского у трона, а затем и на троне.

Хронисты, демонстрируя завидную солидарность, отдавали должное талантам принца. Каноник августинского Лестерского аббатства Генри Найтон вставил в свою хронику настоящий панегирик принцу-воину: «Эдуард, принц Уэльский, перворожденный сын, удачливый в бою, храбрейший среди самых сильных воинов, доблестно сражавшийся во Франции при Креси в войне против Филиппа короля Франции… Он умер прежде своего отца и был похоронен в Кентербери, в Христовой церкви»[321]321
  Knighton H. Chronicon Henrici Knighton, Vel Cnitthon, Monachi Leycestrensis / Ed. by J. Lumby. Vol. II. L., 1895. P. 124.


[Закрыть].

Другой английский хронист, продолжатель популярнейшей исторической работы «Полихроникон», сосредоточил свое внимание на всемирной славе, которую стяжал, по его мнению, принц: «На протяжении его жизни как христианские народы, так и язычники больше всего боялись его военной фортуны, как если бы он был еще одним Гектором»[322]322
  Polychronicon Ranulphi Higden monachi Cestrensis / Ed. by J. R. Lumby. Vol. VIII. L., 1882. P. 426–427.


[Закрыть].

Однако по сути оба они лишь вторили наиболее близким им тезисам из блестящей проповеди Томаса Бринтона, епископа Рочестерского, в которой жизнь и деятельность Эдуарда Вудстокского рассматривалась подробно, со всех сторон. Эту проповедь, явившуюся одним из самых замечательных примеров красноречия того времени, прелат произнес вскоре после смерти принца Уэльского, отметив прежде всего доблесть Эдуарда, его набожность и щедрость к друзьям и слугам: «Каждый принц должен выделяться среди своих подданных могуществом, мудростью и благостью, подобно тому, как это воплощено в образе Святой Троицы: Бог-Отец являет собой могущество, Бог-Сын – мудрость, и Святой Дух – благость. Но сей лорд принц обладал всеми тремя качествами в превосходной степени.

Его могущество проявлялось в славных победах, за которые он заслужил великую похвалу, ибо в Писании говорится: “Восхвалим могущественных и славных мужей”[323]323
  Сир. 44:1. (прим. редакции)


[Закрыть]. Прежде всего, [славна] его победа при Пуатье, куда французский король воистину привел такую военную силу, что на десять рыцарей в броне, сражавшихся на своей собственной земле, приходился всего один англичанин. Но Господь поддержал справедливое дело, и французская армия была чудесным образом разбита английской армией, а король взят в плен. И за это деяние принц мог бы также сказать о себе: “Велико имя мое между народами”[324]324
  Мал. 1:11. (прим. редакции)


[Закрыть]. Опять же, своими трудами в Испании он восстановил истинного короля на его престоле после его поражения, свергнув тирана, а также превратил королей Наварры и Майорки без малого в своих подданных, его великая сила и слава были таковы, что Господь мог бы сказать ему, как Давиду: “Я сделал имя твое как имя великих на земле”[325]325
  Пар. 17:8. (прим. редакции)


[Закрыть].

Его мудрость проявлялась как в образе действий, так и в привычке говорить разумно, поскольку он не просто вещал, подобно нынешним лордам, но был вершителем дел. И он никогда не начинал великой работы, не предполагая довести ее до похвальной цели. И снова могу сказать о нем: «Принц должен быть восхваляем народом за свою мудрость».

Его благость проявлялась главным образом в трех случаях. Там, где владыки этого мира привыкли угнетать и карать своих арендаторов и землевладельцев, этот лорд всегда заботился о своих арендаторах, поддерживая их во многих отношениях. Там, где другие лорды, как правило, выказывали неблагодарность к тем, кто служил им и делил с ними военные труды, этот лорд был щедр к своим слугам, Он сделал их богатыми, а сам обеднел. Там, где земные лорды, не преданные Господу, не проявляли к Нему внимания, разве что напоказ, во время мессы или службы, этот лорд был столь ревностен в служении Господу, что не позволял своим земным склонностям брать верх.

И поскольку могущество без мудрости подобно мечу в руках безумца, а мудрость без благости зовется расчетом, то этот лорд заслуживает наивысших похвал, потому что он преуспел и в могуществе, и в мудрости, и в благости, которые воплощены в образе Троицы. И Троицу он почитал превыше всего. Говорят, что он родился на Троицу; и в тот же день он окончил земное существование; и погребенным он предпочел быть в церкви Святой Троицы. Хвала же ему, память о нем будут жить вечно. “Буду посреди собрания восхвалять Тебя”[326]326
  Пс. 21:23. (прим. редакции)


[Закрыть] – повторят люди вослед за псалмопевцем»[327]327
  Brinton T. The Sermons of Thomas Brinton, Bishop of Rochester / Ed. by M. A. Devlin Vol. II. L., 1954. P. 355–356.


[Закрыть].

А мы согласимся с его преосвященством Томасом Бринтоном, который с поразительной полнотой перечислил все главные достоинства Эдуарда Вудстокского, благодаря которым он на многие годы стал объектом почитания и поклонения целой нации.

* * *

Немудрено, что по безвременной кончине Эдуарда Вудстокского скорбели его друзья и доверенные слуги – как, скажем, врач принца Джон Ардерн, чувства которого были столь сильны, что он не удержался и поместил небольшой некролог даже в таком, казалось бы, неподходящем для этого месте, как медицинский трактат: «И в тот год, когда наш лорд, сильный и воинственный принц отошел к Господу, я написал эту небольшую книгу собственноручно, а именно было это в год одна тысяча триста семьдесят шестой. И наш лорд Эдуард принц умер шестого июня[328]328
  Дата указана ошибочно – в 1376 году Троица приходилась на 8 июня. (прим. редакции)


[Закрыть] на Троицын день в Вестминстере во время великого Парламента, и да простит ему господь прегрешения, ибо он был истинным цветом рыцарства, и не было ему равных на свете»[329]329
  Arderne J. Treatises of Fistula in Ano, Haemorrhoids and Clysters. / Ed. by D’Arcy Power. L., 1910. P. XXVII–XXVIII.


[Закрыть].

Однако гораздо показательнее, что об этом трагическом событии с печалью отзывались те, кто не имел абсолютно никаких причин благожелательно относиться к Эдуарду Вудстокскому. Так, хронист Уолсингем, несмотря на свою глубокую к нему неприязнь, нашел в себе мужество признать несомненное величие принца: «Когда он умер, умерла надежда англичан: ибо пока он был жив, они не боялись ни вражеских вторжений, ни яростных битв. Никогда в его присутствии они не сражались плохо, не дезертировали с поля боя. О нем говорили, как и об Александре Великом: он никогда не атаковал тех, кого не мог победить, никогда не осаждал город, который не мог взять. Свидетельством тому служат битва при Креси, осада Кале, битва при Пуатье, где был взят в плен король Франции, война в Испании, где был обращен в бегство узурпатор Энрике Бастард, а законный король дон Педро восстановлен на троне, и, наконец, осада большого города Лимож и разрушение этого города»[330]330
  Walsingham T. Chronicon Anglie ab anno Domini 1328 usque ad annum 1388 / Ed. E. M. Thompson. L., 1874. P. 91.


[Закрыть].

Даже самые ярые враги сочли своим долгом почтить память героя, отошедшего в мир иной. Французы, которым он нанес несколько страшных поражений и земли которых он безжалостно разорял, отслужили великолепную заупокойную мессу в Париже. Служба состоялась в часовне Сен-Шапель – отнюдь не заурядной капелле, а вместилище самых почитаемых реликвий. Здесь хранились священные вещи, имеющие прямое отношение к Страстям Христовым, в том числе Терновый венец, обагренный кровью Спасителя. Церемония проходила в присутствии самого Шарля V Мудрого короля Франции и его приближенных: «В году тысяча триста семьдесят шестом скончался принц Уэльский, старший сын Эдуарда короля Англии. Этот принц был одним из лучших рыцарей в мире… Смерть этого принца вызвала великое горе и печаль у англичан. Король Франции, несмотря на то, что упомянутый принц был его врагом, из-за родственной крови приказал совершить весьма торжественную заупокойную службу»[331]331
  Chronique des quatre premiers Valois (1327–1393). Paris, 1862. P. 257.


[Закрыть].

В самом начале октября тело Эдуарда Вудстокского доставили из Лондона в Кентербери. Похороны состоялись 5 октября 1376 года в строгом соответствии с порядком, разработанным самим принцем еще при жизни: «Когда наше тело будут везти через город Кентербери в приорство, два дестриэ, украшенных нашими гербами, и двое воинов, одетых в наши доспехи и в наши шлемы, должны идти перед нашим телом – а именно: один с нашим полным четверочастным военным гербом, а другой с нашим гербом мира с эмблемами в виде страусовых перьев. Также пусть несут четыре баннера тех же цветов. Каждый из несущих указанные баннеры должен иметь на голове шляпу с нашим гербом. Того, кто несет военный герб, должен сопровождать вооруженный воин с черным пенноном со страусовыми перьями»[332]332
  Barber R. Edward Prince of Wales and Aquitaine. Woodbridge, 1996. P. 236–237.


[Закрыть].

Принц упокоился в Кентерберийском соборе, в часовне Троицы недалеко от раки святого Томаса Бекета. Великолепное надгробие было воздвигнуто в середине 1380-х годов заботами короля Ричарда II, сына Эдуарда Вудстокского. Оно прекрасно сохранилось до наших дней, включая скульптурное изображение принца и эпитафию, которая гласит:

 
И вот, несчастный, я в кромешной мгле
Покоюсь глубоко в сырой земле.
К чему грустить о прежней красоте,
Ведь плоть моя истлела до костей[333]333
  Le Prince Noir. Poème du Heraut d’Armes Chandos. / Éd. par Francisque-Michel. London&Paris, 1883. P. 291.


[Закрыть].