Текст книги "С чего начинается Родина. Книга 10"

Посьетская улица находилась за углом, и начальник, к счастью, оказался в своем кабинете. Постучавшись, робко вошли в кабинет – вдруг откажет, но администратор гостиницы знала, к кому направить за пропуском. Поживший седоволосый полковник (впрочем, тогда не было начальников райотделов юношеского возраста, хотя погоны старлея и полковника отличает всего лишь один лишний просвет) внимательно выслушал историю о казавшейся безвыходной ситуации. Молча взял документы, внимательно их проверил и, немного подумав и назвав обоих влюбленными авантюристами, посоветовал впредь не нарушать пропускной режим во избежание больших неприятностей. Как настоящий «гусар», не обошелся без комплимента, пока выписывал пропуск, добавив, что не может отказать красивой девушке.

Насыщенный треволнениями день закончился, и после вселения Зины в гостиницу влюбленные распрощались до утра. Семен отправился в свое общежитие на полуострове Эгершельд, где копили силы северные ветры, готовые в любое время разразиться самым настоящим шквалом – а вдруг объявят в розыск потерявшегося курсанта? Отношения пары не заходили слишком далеко, ограничиваясь поцелуями, недаром Платон проповедовал свою философию почти две тысячи дет тому назад. Наверное, он сильно бы удивился, если бы узнал, что его учение окажется столь долговечным; тогда он и представить не мог, что когда-то окажется древним греком, как уже ранее упоминалось.

На следующий день наступил великий праздник 7 ноября, с которого и начался отсчет существования Страны Советов. Курсанты ДВВИМУ по сложившейся традиции в обязательном порядке должны были участвовать в демонстрации, маршируя по Ленинской улице. Они изрядно увеличивали праздничные колонны демонстрантов. Но, несмотря на это, Семену удалось избежать столь почетной участи, в следующий раз наверстает упущенное, и с утра он уже был в гостинице «Золотой Рог». Смотреть праздничную демонстрацию и военно-морской парад на площади Борцов за власть Советов гораздо лучше со стороны, а не внутри действа – горизонт гораздо шире. Да и сама площадь идеально подходила для экзерциций, даже не говоря о названии.

Короткие часы встречи, похожей на свидание, пролетели быстро, и настало время ехать в аэропорт. Оба молчали, погруженные в тоскливые мысли о скором расставании, но в них уже не было места вчерашней обреченности, ибо, еще не расставшись, уже мечтали о будущей встрече. Регистрация на рейс не заняла много времени, так как очереди, каковая бывает на переполненный самолет, не было, о чем мечтал Семен, стараясь продлить минуты, оставшиеся до посадки. И вот уже Зина в составе группы улетающих пассажиров в сопровождении аэропортовского служащего последовала на посадку в стоявший неподалеку от здания аэровокзала аэроплан, что являлось обычной практикой в те времена. После прощания их разделила захлопнувшаяся дверь, ставшая барьером, преодолеть который уже было невозможно.

Проводив Зину, Семен обнаружил забытую ей – или оставленную намеренно, кто знает – записную книжку, с торопливо написанными строчками не такого уж ценного в художественном отношении стихотворения. Но дело не в этом, второпях написанные вирши явились откровенным признанием в любви, слова, которые она не могла произнести вслух, доверила бумаге. Прочитав обнаженные, как струны, строки, Семен впервые получил прямое подтверждение изъявлению чувств любимого человека к нему. Его охватило острое, разящее состояние, что если немедленно не ответит на ее зов, то они расстанутся навсегда. Не обращая внимания на строгие авиационные запреты, он в крайне возбужденном состоянии – будь что будет, не до того было – открыл дверь и выскочил на летное поле в стремлении улететь вместе с ней или хотя бы удержать на какие-то мгновения, так много значащие для обоих. Вслед кричали работники службы безопасности аэропорта: «Немедленно вернитесь! Посторонним выход на летное поле категорически запрещен!» – но он ничего не слышал, сконцентрировавшись лишь на одном желании – во что бы то ни стало достичь самолетного трапа, словно в нем находилась вся его жизнь. Скорее всего, развил скорость не меньшую, чем при установлении областного спринтерского рекорда.

И вот долгожданный трап, посадка уже закончилась, закрывались двери, и его уже начали откатывать от лайнера. Не вызывает сомнений, что Зина через иллюминатор видела его отчаянный забег в никуда, но для нее он показался лучше многих желанных несказанных слов, и полет уже не казался столь тягомотным и тоскливым, наоборот, чувство вспыхнуло с новой силой, и уже ничто не могло омрачить прекрасное будущее. Глаза бешено мчавшегося к самолету Семена говорили сами за себя!

Обладатель неофициального спринтерского рекорда, придя в себя после забега, осознал всю мальчишескую наивность и безнадежность порыва, он и подумать не мог, что глубоко ошибается, и решил при первой возможности лететь домой.

На его счастье, работники службы безопасности аэропорта оказались понимающими людьми, ибо вся гамма чувств отражалась на лице «влюбленного джигита» и не видеть этого могли разве что слепые. К нарушителю не стали применять какие-либо меры наказания за незаконное проникновение на летное поле, да и времена были совсем иные, о террористической угрозе мало кто подозревал, в людях было гораздо больше человеческого участия и сострадания к ближнему, не чета более поздним «автоматам» с каменными лицами застывших сфинксов.

Почти целый месяц Семен находился в жгучем состоянии ожидания встречи с Зиной, сродни солдату-срочнику, отсчитывающему оставшиеся до дембеля дни, зачеркивая их в календаре. К концу декабря по договоренности с деканом факультета досрочно сдал экзаменационную сессию для осуществления почти осязаемой мечты, потянись рукой – и вот она, уже дотронулся и почувствовал ее живой пульс.

На прямой рейс из Владивостока в город, где училась Зина, в продаже авиабилета отказали по причине отсутствия пропуска в пограничную зону, ибо город расположился на берегу Амура и относился к закрытым, а Китай находился совсем рядом, через реку. Оставался рейс на Хабаровск, который, как ни странно, отсутствовал в «черном списке», вопреки всей логике органов надзора. Сдается, что причина была иной, все-таки город наряду с Владивостоком являлся самым большим на советском Дальнем Востоке. С одним градом из двух справиться не в состоянии, потому и осознали, что о втором даже разговор не стоит заводить – лишние приключения на свои же головы. Самые настоящие двойные стандарты, о чем так любят мусолить отечественные обличители. В общем-то, ничего нового: «В чужом глазу соринку видят, а в своем и бревна не замечают!»

Самолетный парк на местных авиалиниях поддерживался уже упомянутыми «аннушками» и «яками», летающими как челноки. В городах побольше частота рейсов была соответствующей запросам, а в небольших хватало и одного-двух рейсов в день, в зависимости от востребованности. Сеть железных дорог не развита, впрочем, таковой она осталась и поныне, да и расстояния немалые, и авиационное сообщение было обычным делом, цена билетов тоже не обременительна.

Вспоминается эпизод из советского кинофильма, когда на этом «раскололи» преступную мошенницу и воровку, роль которой играла знаменитая актриса второй половины прошлого века Галина Польских. На вопрос следователя: «Каким видом транспорта добирались до Магадана?» – подозреваемая ответила: «По железной дороге». Эффектно для замечательной советской милиции, но в любом случае хотя бы общие понятия о географии своей страны все-таки иметь необходимо, чтобы не выглядеть откровенным невеждой.

Не долго раздумывая, Семен вылетел в Хабаровск, в любом случае к цели ближе, да и промежутки между рейсами составляли совсем ничего. Но взять билет до пункта назначения не удалось по той же самой причине, в очередной раз наступив на знакомые грабли, – пограничная зона. Не помогли курсантская форма и честное лицо советского молодого человека. Кто знает, вдруг под личиной скрывается тот, о ком пел Владимир Семенович Высоцкий.

Наземным транспортом добраться до пункта назначения было «проще пареной репы», то есть элементарно просто. Но такой вариант даже не рассматривался по причине укороченного времени, как в блицтурнирах по шахматам. Трата времени на поезд или автобус начисто убивала смысл самой поездки. Семен, будучи в цейтноте, лихорадочно искал подходящее нестандартное решение. Чисто случайно привлекло внимание высветившееся табло аэропорта, на котором появилась привлекшая внимание надпись о скором вылете самолета из Хабаровска с транзитом через его «закрытый город», с конечным назначением прибытия в открытом городке в 150 километрах от границы, куда пропуска не требовалось. Нужно было действовать немедля, попытавшись взять билет до конечного пункта, чтобы воспользоваться возможностью сойти в промежуточном. Риск в этом, конечно, существовал, но думать было некогда, нужно действовать. Для пущей безопасности, дабы его не заподозрили в незаконном желании любыми путями проникнуть в «закрытый» город, словно умудренный нелегал, прошедший особую подготовку, обратился во вторую кассу, где без проблем взял билет до конечного пункта, куда пропуск не требовался.

Полтора часа спустя после взлета самолет приземлился там, куда он и стремился. Поднявшиеся на борт пограничники, приступили к проверке документов, а когда наступил черед Семена, он предъявил билет до конечного пункта, и вопросов к нему не возникло. После окончания формальной процедуры транзитных пассажиров отвели в здание аэропорта, откуда они через некоторое время должны были вылететь в конечный пункт. Обрадовало то, что никаких преград в виде охраны, препятствующей выходу в город, не было.

Семен, напустив на себя невозмутимый, отсутствующий вид, хотя на самом деле тревожное чувство будоражило душу, слегка помахивая атташе-кейсом, беспрепятственно вышел из здания и поехал в незнакомый ему город. Опасения все еще оставались, ведь при посадке в самолет его могут хватиться и тогда проблем не оберешься, одежда его слишком приметна, ибо на местных улицах не так уж часто встречаются морские курсанты гражданских вузов, чтобы остаться незамеченным. Остаточная нервозность еще долго не отпускала.

Но все обошлось – вероятно, органы надзора и аэропортовские служащие привыкли к подобным случаям и не особенно усердствовали в поисках исчезающих время от времени пассажиров. Кто знает, может, загулял с друзьями, с которыми давно не встречался, расстояния-то не европейские, видеться приходится нечасто. В гостиницу курсант даже не пытался обращаться, заранее зная результат, да и лишний раз привлекать к себе внимание тоже ни к чему.

Зина снимала жилье в большом частном доме, хозяйка которого была только рада новому жильцу и предоставила ему еще одну свободную комнату, и проблем с проживанием не стало. Встретились, будто не расставались, время возвратило способность адекватно мыслить, и теперь уже оба не испытывали тревожно-вопросительного ожидания и какой-либо доли сомнений в обоюдном чувстве.

Ранее Семену не приходилось бывать в этом городе, и теперь Зина в роли путеводителя водила его по улицам и рассказывала о ставшем родным городе, в котором прожила уже несколько лет. Так и ходили, взявшись за руки, не замечая ни времени, ни зимней погоды, наслаждаясь близостью друг друга. Бродили, бродили и вышли на набережную великой реки, поразившей близостью противоположного берега, на котором располагался китайский город. Амур в этом районе сужается до каких-то пяти сотен метров, а зимой, когда замерзшая водная артерия полностью заснежена, расстояние визуально сокращается. Происходит что-то необъяснимое, отчасти напоминающее явление «аберрации близости», когда близкие картины и пейзажи заслоняют дальние и создается впечатление оторванности от остального мира, словно целиком погружаешься в открывшееся неведомое. Посреди реки хорошо просматривались вмороженные в лед столбы с натянутой между ними колючей проволокой. Вот она, самая настоящая граница, которую Семену пришлось увидеть впервые. И если раньше она воспринималась как что-то нереальное и неосязаемое, существующее где-то далеко, то сейчас, когда видел ее в непосредственной близости, становится как-то не по себе: совсем рядом другая страна, народ, язык, обычаи и целый мир, столь отличный от привычного своего. На китайском берегу хорошо просматривались невысокие здания, редкие автомобили и даже фигурки людей. Сложившееся тогда мнение о бывшей Серединной империи не распространялось дальше китайских фонариков, зонтиков и махровых халатов. Ни о какой сложной технике и речи быть не могло, она не производилась. Могло ли прийти кому-то в голову, что всего лишь через три-четыре десятка лет на их месте появятся высоченные, залитые светом здания, арочные мосты, соединяющие города, скоростные поезда и множество автомобилей – словом, страна преобразится и станет совсем другой?

Всего лишь четыре года миновало после вооруженного конфликта на острове Даманском, в котором погибло много стражей границы с обеих сторон и обычных людей, многотысячной толпой навалившихся на советских пограничников. Лишний раз убеждаешься в эффективности официальной пропаганды, особенно при отсутствии иного мнения. Как не вспомнить современного японского писателя Харуки Мураками: «Будешь читать что читают все – будешь думать как все!» Отношения между соседями были враждебными, и лицезреть Китай в такой близости становилось как-то страшновато, если не сказать более; непросто сознавать, что перед тобой громадная чужая земля с населением почти полтора миллиарда человек. «Китай – страна большая и интересная, всего лишь с одним недостатком: слишком много китайцев!» – пошутил один острослов. Интуитивно возникало чувство, что остаешься один на один с великой империей и ее пятитысячной историей.

Пробежали несколько дней, проведенных вместе, пролетевших незаметно, когда все уже было сказано-пересказано и умиротворенным влюбленным пора было возвращаться к учебе. Особенно это касалось Семена, ибо он все-таки не студент «прохладной жизни», а курсант специализированного учебного заведения, в котором дисциплина занимает не последнее место.

С легким сердцем вернулся во Владивосток – и сразу же отправился на двухмесячную плавательскую практику на одном из приснопамятных «Повенцов», за глаза называемых «платой за Сталинград», немецкой постройки, единственным достоинством которых являлось то, что в осенне-зимний период далеко от отечественных портов их не отпускали. Компания предпочитала использовать эти малые твиндекеры на перевозках круглого леса из приморских портов на Японию.

Об эффективности этих перевозок уже не раз сказано, и пилить опилки не имеет смысла. Кому интересно, пусть почитает предыдущие книги. Все как в старом анекдоте про еврея: «Зато при деле!» Вот и вся недолга, объясняющая сущность и прибыльность такой работы, на которую частная компания едва ли могла согласиться, в отличие от государственной, карман которой бездонен до поры до времени. Уже позднее в определенных судоходных кругах появилась поговорка: «Хочешь разорить бизнесмена – подари ему старый пароход!» Больше всего для этого подходили не раз упомянутые «Повенцы».

Прошло несколько лет, и много воды утекло с той поры, а сегодня Семен уже второй помощник капитана на одном из судов Дальневосточного, с орденами, морского пароходства, портом приписки которого является Владивосток, о чем свидетельствует надпись крупными буквами на корме судна.

Работа трамповых судов отличается от линейных, на которых заранее известно расписание их заходов в порты, тем, что каждый рейс непредсказуем, и в какой следующий порт зайдет пароход, не знает даже Господь Бог. А если даже и известен, то нет никакой гарантии, что груз не будет переадресован в другой порт, и таковое вполне возможно не раз, остается только гадать на кофейной гуще.

Однажды летом в очередной раз возникла неопределенная ситуация, когда Зине, уже жене Семена, пришлось неоднократно перекраивать планы, чтобы встретиться с мужем, ибо уже в рейсе вместо первоначального Владивостока груз переадресовали на Сахалин. По всей видимости, там канадская пшеница из Ванкувера оказалась нужнее. Изначально зерно следовало во Владивосток, вследствие чего капитан проложил курс по дуге большого круга (ДБК), соответствующей кратчайшему расстоянию, как на обычном глобусе. Летняя погода с утихомирившимися сибирскими циклонами способствовала безопасному плаванию, не опасаясь штормов, они в «отпуске» до наступления осеннего периода, с появлением которого встречные циклоны так и норовят «подловить» пароход, и тогда кратчайшее расстояние может увеличиться в разы и стать самым длинным. Таким образом, учитывая естественные особенности внутреннего распорядка циклонической деятельности, появляются варианты ее использования в «корыстных» интересах.

Будучи связанной узами Гименея уже несколько лет, Зина впервые в их семейной жизни решилась лететь на встречу с мужем вместе с трехлетним сыном, который уже тогда, в свои малые годы, хотел побывать на папином корабле. Она купила билет до Владивостока, но, следуя существующей традиции, пароход перенаправили в сахалинский Корсаков – куда же от груза денешься, если он к тому же нарасхват. На острове пшеница не выращивается, потому и заканчивается быстро, а пироги все есть хотят. В бывших речных поймах, богатых гумусом, островитяне возделывают лишь овощные культуры, которые дают богатые урожаи, а зерновым нужны другие условия, и попытки попробовать посеять зерновые не увенчались успехом. Фуражное зерно также требовалось многочисленным обитателям звероводческих ферм. На диету пушистых не посадишь, бастовать начнут, и мех уже не того сорта. Рацион у них не чета дворовым кошкам и собакам – настоящие гурманы.

С изменением порта прихода потребовалось переоформить авиабилет с прибавившимися хлопотами по оформлению пропуска в пограничную зону, к которой относился весь Сахалин. За окнами лето, время отпусков, и билеты можно было «достать» (в свободной продаже их не было) только через знакомых, связанных с их продажей, или через сотрудников определенных организаций, имевших постоянно забронированную квоту. Но спустя сутки на пароход пришло еще одно более ценное указание (ЕБЦУ) – следовать для частичной выгрузки груза в Петропавловск-Камчатский, на местном сленге – «Питер». Много городов существует в мире, связанных с именем святого апостола Петра, первого христианского первосвященника Древнего Рима, и самый известный из них Санкт-Петербург, за которым выстроились и другие, помельче. Уменьшительное именование также пошло от него, подчеркивая особое бережное и уважительное отношение местных жителей к своему городу, да и легче стало произносить.

Стремление укорачивать имена собственные лежит внутри каждого народа, тем самым подчеркивая неофициальные, близкие отношения с городом проживания. От коренных американцев вы не услышите «Сан-Франциско», а всего лишь «Фриско», жители острова Мальта никогда не назовут свою столицу Ла-Валеттой, только Валеттой, сахалинские сидельцы не упомянут свой островной главный город полным именем, а всего лишь «Южным», тем самым подчеркивая свою близкую связь с ним, и таким сокращениям нет числа. Существуют всемирно известные города с совсем короткими названиями: Париж (Пари), Рим, Осло, Баку, Дели, Сеул, в которых ничего сокращать не нужно – настолько они коротки и воспринимаются их жителями как имена друзей-сверстников.

Уменьшительное «Питер» стало нарицательным, а Петропавловск-Камчатский тоже не избежал тенденции сокращения, тем более что выговаривать полностью его длинное название как-то несподручно. Хотя в обретении имени у него имелись посредники: пакетботы «Святой апостол Петр» и «Святой апостол Павел», впервые зашедшие в Авачинскую бухту еще в восемнадцатом веке. Выбор в названии пал на Святого Петра, а Павлу пришлось довольствоваться другими приобретениями.

Почти сорок лет спустя, незадолго до своей гибели, сюда же заходили корабли кругосветной экспедиции Джеймса Кука «Дискавери» и «Резолюшен», ставшие известными во всем мире. В Петропавловске похоронен Чарльз Кларк, командовавший экспедицией после съеденного гавайскими аборигенами Кука.

Очевидно, что без предварительного уменьшения осадки пароход не сможет ошвартоваться ни к одному корсаковскому причалу, глубина у которых рассчитана лишь для мелкосидящие суда с малой осадкой, для чего их и построили наши восточные соседи, которые владели южной половиной острова до 1945 года. Общеизвестно, что основным пищевым продуктом для потомков богини Аматерасу являются морепродукты, в добывании которых они преуспели. Недаром средняя продолжительность жизни в густонаселенной стране, подверженной ежедневным землетрясениям и цунами, бьет все рекорды.

В свою очередь, Семен, видя столь невразумительную чехарду, представляя все трудности, выпавшие на долю Зины, от которых сознание раздваивается, словно в диагнозе психически больных пациентов, посоветовал сдать билет и не спешить с покупкой нового, пока второй порт окончательно не определится.

В Петропавловске-Камчатском пароход простоял под выгрузкой трое суток, после которых, как и в последний раз указывалось, последовал в Корсаков, о чем Семен немедленно известил Зину радиограммой. Времени на оформление сахалинского пропуска у нее не оставалось, но она в любом случае решила лететь, надеясь, что пограничники не будут столь пристрастны к женщине с малолетним ребенком. Опыт преодоления препятствий такого рода у нее уже имелся, но настоящий случай представлялся особым: остров есть остров, а аэропорт для прибывающих с Большой земли всего лишь один – Южно-Сахалинск, ворота и столица. Как проскочить через игольное ушко. Но «не боги горшки обжигают» – вперед, а там видно будет.

В Советском Союзе, да отчасти и в сегодняшней России, как стране-преемнице с тем же населением, давно сложились собственные, свойственные только ей традиции: «доставать», в смысле приобретать, самые разные изделия ширпотреба, продукты и многое другое, столь необходимое в повседневной жизни, список бесконечен, как и нужные знакомства во всех сферах производства, торговли и прочей деятельности. Корни уходят в обстановку сложившегося за десятки лет постоянного дефицита, а, как известно, «ввосьмером и батьку бить легче», переводя на наши реалии – выживать намного проще.

Друзья Зины, у которых были хорошие знакомые в аэропорту родного города, смогли ей помочь, договорившись с кем-то из работников воздушной гавани купить билет до Южно-Сахалинска, от которого рукой подать до Корсакова. С их же помощью удалось проникнуть в самолет без пропуска в островную пограничную зону. За оставшиеся сутки до прилета Зины с сыном в Южный, пароход уже с гораздо меньшей осадкой ошвартовали к причалу в корсаковском порту. На следующий день Семен отправился в аэропорт Южно-Сахалинска встречать жену с подросшим сыном, который так стремился попасть на папин корабль.

Уже после встречи, будучи на судне, Зина рассказала обо всех приключениях, через которые пришлось пройти, дабы быть выпущенной на волю за ворота аэропорта Южно-Сахалинска, куда сходятся все пассажирские тропы как покидающих остров, так и прилетающих. Только тогда и вздохнула свободно, ощутив своеобразный воздух, наполненный отдаленными запахами моря, засекреченного островного государства. Если посмотреть с чисто географической точки зрения, то он и в самом деле по площади не уступает ряду европейских стран среднего калибра, а о карликовых и говорить не приходится, да и вытянулся с севера на юг почти на тысячу километров. Разве что с населением подкачал – и полмиллиона не набирается. Может быть, Чехов отчасти виноват, в свое время нелестно о нем отозвавшийся, да и очень популярный в конце прошлого века Валентин Пикуль один из своих романов назвал «Каторга», и тоже о Сахалине. И хотя оба писателя упоминают лишь давнишние времена, но кто в этом будет разбираться. Птичку выпустили – вот она и полетела. «То ли он шубу украл, то ли у него украли, но что-то такое было!» – стоит упомянуть немного перефразированный апухтинский фразеологизм из «Неоконченной повести».

Если все начальные барьеры удалось преодолеть без особого напряжения, то последняя точка должна быть поставлена по прилете в Южный. «Конец – делу венец!» – иначе все предыдущие достижения тщетны и полностью обесцениваются. Выбора не было, как и обходных путей, все сводилось к трапу самолета и строгим людям в зеленых фуражках. Но, как ни странно, на трапе подрулившего к месту высадки пассажиров Ан-24 проверяющих не оказалось. Действительно, «в каждой избушке свои погремушки». Процесс опознания личностей проходил у калитки выхода с летного поля, где стоял пограничник и у каждого прилетевшего пассажира тщательно проверял документы и пропуска в пограничную зону. Выход с летного поля был единственным, и избежать его не было ни малейшей возможности, все предыдущие обходные маневры сейчас сводились к одной маленькой калитке.

Семен в толпе встречающих с замирающим сердцем наблюдал за развернувшимся действом с расстояния в несколько десятков метров по другую сторону высокого забора из металлических прутьев. Все шло своим чередом, обычная, ничем не примечательная картина, не вызывающая никаких эмоций для прилетевших законным способом пассажиров. Но у наших знакомых сердца бились в нарастающем ритме по мере приближения к контролеру. Зина с сыном показались среди выходящих из самолета, и Семен с возрастающим напряжением замер в ожидании кульминации предприятия с оттенком авантюризма: «Неужели остановят, а затем поведут под конвоем? Не может такого быть!» Он сверлил глазами пограничного контролера, все больше напрягаясь по мере приближения самых дорогих для него людей, стараясь загипнотизировать непреклонного стража. Сомнения еще более усилились, когда он увидел остановленных контролером мужчину и женщину, сразу же отошедших в сторону по мановению руки проверяющего – скорее всего, у них не было пропусков. Он-то хорошо знал, что у Зины тоже нет пропуска для въезда в пограничную зону; проклятое слово «зона» так и крутилось на языке, приобретая в воображении совсем реальные очертания.

Зина, будто перед прыжком с парашютом, сосредоточившись и сжавшись в комок нервов, протянула пограничнику чистый лист бумаги, пристально глядя ему в глаза: «Вот мой пропуск!» Тот взял белый, как первый снег, лист бумаги и, не выразив ни удивления, ни возмущения, каким-то механическим голосом произнес: «Все в порядке, проходите!» Зина, крепко держа за руку сынишку, шла не оборачиваясь, ожидая, что вот-вот пограничник придет в себя после секундного умопомрачения и крикнет: «Женщина, вернитесь! С какой стати вы подсунули мне чистый лист бумаги?»

Но ничего не происходило, и вскоре Семен обнимал обоих. Кто знает, может быть, и его внушение, присоединившись к способностям Зины, тоже помогло! В возникшем эпизоде ее поведение чем-то напоминает действия одного из персонажей предыдущих повествований; ошибиться в их подобии практически невозможно, не вызывает сомнения, что общение происходило на неизвестном ином уровне, хотя оба и не могли бы объяснить механизм кратковременного контакта. А вдруг пограничник оказался таким мягкосердечным, что по своей инициативе и сердоболию пропустил женщину с малолетним ребенком? Маловероятно, но почему бы и отчаянных службистов не показать с человеческими сердцами? Главное – результат! Поневоле напрашивается аналогия с Вольфом Мессингом, который почти за сорок лет до этого прошел в кремлевский кабинет Сталина, минуя многочисленные посты отборных охранников, показывая им такой же девственно чистый лист бумаги, чем произвел фурор и озабоченность вождя, не говоря о его верном опричнике, что едва ни стоило жизни подневольному экспериментатору. Несмотря на различный уровень, определенное сходство обоих проникновений через охраняемые объекты самым легальным способом налицо – есть над чем задуматься.

О Вольфе Мессинге много написано и даже сняты фильмы, но превалирует отрицательное мнение по поводу его не подающихся разумению способностей. Оно и понятно: ученые не любят посягательств на только лишь им присущие каноны и эзотерику, ревниво охраняют от необъяснимых поступков иногда появляющихся субъектов, наделенных экстраспособностями. Самые титулованные мужи различных поколений – только «сионских мудрецов» не хватало – всех смежных наук пытались внести свои авторитетные оценки, но все они сходились к одному: Мессинг – шарлатан своего времени. Тут много чего намешано: ревность, зависть, на основании которых необходимо всячески принизить или дискредитировать необъяснимые явления, совершаемые обычным земным человеком. Как бы то ни было, объяснить их физическую и психологическую сущность никто не может. По всей видимости, человечество еще не достигло достаточного уровня соответствующих знаний и законов природы, их определяющих.

После радостной встречи все втроем приехали на борт зернового парохода, дожидавшегося молодую семью у корсаковского причала. Впереди целых три радостных и счастливых дня для маленькой семьи, когда все внимание приковано к младшему, который с большим интересом познавал впервые увиденное и всюду совал нос, сопровождая многочисленными вопросами, сыпавшимися как из рога изобилия. Осознанный период постижения окружающего мира для него только начинался.

Больше всего нравилось крутить штурвал, и когда матросы у трапа его спросили, где ему больше нравится, дома или на пароходе, малыш на полном серьезе, с гордостью и чувством собственного достоинства ответил: «На мостике!»

В последующих встречах с женой неоднократно приходилось пользоваться проторенными путями сравнительно честных обходов пограничных препятствий при поездках во Владивосток или в свой родной город, ибо возможности для кратковременных встреч появлялись совершенно неожиданно и времени для исполнения полной процедуры, требующейся для оформления пропусков в пограничные зоны, просто не было. Потому и приходилось идти на всяческие нарушения и ухищрения, чтобы обойти искусственные преграды, возникающие на пути. А как известно, морские суда всех пароходств СССР приходили в порты и уходили из портов, которые почему-то все без исключения находились в пограничных зонах. Такая вот закономерность, кто бы мог подумать. В итоге получилось самое настоящее руководство по преодолению препятствий!

Остается только сожалеть, что на самых верхних этажах скрипучей, но дьявольски живучей, сродни паукообразным членистоногим скорпионам, не реагирующим даже на смертоносную радиацию, бюрократической лестницы искусственно созданы никому не нужные препятствия для встреч мореходов с их семьями в периоды междурейсовых кратковременных заходов в отечественные порты. Вопрос-то не стоил и выеденного яйца: достаточно лишь признать заверенную капитаном приходящего судна радиограмму пропуском в порт захода – и проблема бы исчезла, как небольшая лужица под лучами жаркого солнца. Капитаны судов были наделены многочисленными функциями самых различных ведомств, включая проведение обыска, следствия и даже ареста подозреваемых, не идущими ни в какое сравнение с ничтожным формальным актом – заверкой обычного пропуска на судно для семей членов экипажа. Впрочем, такой уже существовал, с одной лишь оговоркой: подписанный ими пропуск был действителен только при выносе личных вещей из порта. Очевидно, даже самой малостью полномочий «контора» не желала делиться ни с кем. Вероятно, опасались, что стоит уступить в малейшем – так и растащат по кусочкам великое наследие «не пущать».