Текст книги "С чего начинается Родина. Книга 10"

Кому нужны были мореходы и их семьи, составляющие ничтожную часть великого советского народа? На этом лицемерном противопоставлении конкретных персоналий или небольших групп с народом вечно играла власть своими краплеными картами. Пусть сами выкручиваются, а мы серьезные вопросы решаем, не разбрасываясь на какие-то мелочи, – не в этом ли суть лицемерного лозунга «Все для человека! Все для блага человека!»? Народ в их представлении что-то большое и аморфное, без конкретных лиц, и вычлененные из его массы какие-то люди никакого отношения к счастливому безликому людскому морю отношения не имеют.

Трудно предположить, какой бы оказалась дальнейшая судьба Семена, не окажись он под чарами Зины, не став самым настоящим лесковским «Колыванским мужем», – в этом он никогда никому не признается, даже себе. Давно известно, что внутренне неудовлетворенные люди выпячивают напоказ свое кажущееся благополучие, по большому счету подчеркивая, что жизнь удалась, тем самым подвергая себя сомнению в глазах окружающих. И особенно странным это выглядит на фоне того, что никто не интересовался их мнением. Таковое поведение очень сильно смахивает на самооправдание, словно они стараются убедить в этом самих себя. Из тысячелетнего опыта бесчисленных людских поколений неоспорима и не подлежит ни малейшему сомнению очевидная, непреложная истина о том, что никому никогда не удавалось избегать жизненных разочарований, проб и ошибок, без которых сама жизнь была бы пресной и однообразной, не оставляющей места для сомнений и дальнейшего совершенствования. Иными словами, потерялся бы смысл самого существования, ибо к чему стремиться, когда все в идеале и ничто не предвещает каких-либо осложнений? На вчерашнем, сегодняшнем и завтрашнем небе ни облачка, одна беспредельная синева. Разве не утомляет вечное однообразие кажущегося совершенства?

Январь 2024

По воспоминаниям Михаила Филипповича Ляхоцкого, первого главного механика ледокола «Адмирал Макаров»

Утерянные страницы

Во второй половине прошлого века, когда даже в мыслях не было самых малейших представлений о современных электронных гаджетах, компьютерах, ноутбуках и электронных блокнотах, общение и получение информации происходило на чисто бумажном уровне. В условиях ограниченного пространства, отсутствия связи с внешним большим миром некоторые мореходы вели дневники, скорее путевые заметки, которым доверяли свои сокровенные мысли, искренне полагая, что их записи никогда не увидят свет, останутся неизвестными даже для близких. На протяжении многих лет дневники оставались единственными собеседниками в дальних плаваниях, которым можно было открыть душу и поговорить «тет-а-тет».

С Михаилом Филипповичем Ляхоцким мы впервые познакомились в седьмой книге «Ледоколы, события, люди», где был опубликован второй его дневник под названием «И это все о нем». Тогда те записи оставались единственными, оставшимися «в живых», с пожелтевшими, истертыми страницами. Затем спустя несколько месяцев отыскался и первый дневник, который увидел свет уже после опубликования второго, нарушив последовательность событий. Он опубликован был уже в восьмой книге «Времена и нравы» под названием «Воскресшие страницы». Между событиями в «Воскресших страницах» существовал разрыв в десять лет, в течение которых происходило становление молодого старшего механика, с 1960 по 1970 год. Но судьбы людей, как и их произведений или свершенных дел, непредсказуемы, и автору записок никогда не приходило в голову, что когда-то, через десятки лет, они не будут казаться чем-то сокровенным, закрытым для других, включая и ближайших родственников.

Время все расставляет по своим местам. Как следствие его прежних творческих усилий и сегодняшних желаний, ничуть не противоречащих открытости давних записей, на 90-м году жизни отыскались и промежуточные страницы третьей тетради, вобравшие в себя целых десять лет его активной жизни. Тем не менее, несмотря на хаотичность публикаций, дневники бывшего главного механика представляют несомненный интерес, ничем не прикрытые свидетельства очевидца и участника тех далеких событий из жизни мореходов и их семей, как и общую обстановку в стране «развитого социализма». Настоящее повествование послужит переходным мостиком, соединяющим различные периоды в морской карьере Михаила Филипповича, после чего его воспоминания приобретут цельный последовательный ряд, в котором их нужно читать. Сначала «Воскресшие страницы» в восьмой книге «Времена и нравы» примерно до середины, затем настоящие «Утерянные страницы» в десятой книге, названной «С чего начинается Родина», и снова «Воскресшие страницы», а в заключение – «И это все о нем» в седьмой книге. Как бы помягче сказать, «неудобно», но так получилось, хочется верить, желающих прочесть увлекательные зигзаги судьбы человека, много повидавшего на своем веку, это неудобство не остановит.

Прежние записи прервались в июне 1960 года, когда третий механик Ляховский находился в отпуске и путешествовал по всей стране вместе с женой после работы на морском буксире-толкаче «Онекотан», занимавшимся исключительно тасканием многотысячетонных «сигар» отборного сибирского леса хвойных пород в японские порты. Для интересующихся читателей приводим его отыскавшийся дневник с некоторыми добавлениями, корректурой и исправлениями, сохраняя в неизменности смысл, канву и дух того времени.

Отпуск вкупе с накопившимися неиспользованными выходными днями оказался продолжительным, а кадры ни разу не покусились на досрочный отзыв молодого специалиста, что само по себе довольно странно для сложившейся системы при отсутствии мало-мальского планирования. Но на этот раз повезло, и лишь 7 марта, накануне женского праздника, я уехал во Владивосток, после полностью использованного отпуска. Несмотря на прошедшую зиму, в коридорах службы кадров было малолюдно, люди не спешили отправиться в море, да и вакансий было совсем немного. Мореходы поджидали более теплого времени, чтобы отпуск пришелся на летний период, когда возможности его непринужденного проведения сильно расширяются. В ожидании подходящей вакансии пришлось отправляться в резерв на 75% должностного оклада. В обстановке вынужденного безделья подыскал съемную квартиру на 3-й Рабочей, и хотя район не из лучших, но арендная плата об этом не свидетельствовала. В середине месяца приехала жена Галя и сразу же пустилась в поиски работы, которой не оказалось – учителей в краевом центре хватало. Пришлось зарегистрироваться в городском гороно – по сути дела, встать в очередь, словно на бирже труда.

После десяти дней «бичевания» меня вновь отправили на буксир для кантования «сигар» из отечественных портов в Страну восходящего солнца, вариант не из лучших и совсем не обрадовал, но выбирать было не из чего, и пришлось скрепя сердце согласиться. Единственным отличием являлась смена названия на борту, но «хрен редьки не слаще», разницы никакой. В тогдашней кадровой политике существовало неофициальное правило: коли попал на буксиры, то пару лет нужно им отдать и лишь потом рассчитывать на серьезный, настоящий пароход. Так что уходить «с боем» было себе дороже, кадры такие трюки не забывают, и надеяться в дальнейшем на хорошее судно было чисто иллюзорно. Лучше уж доработать последнюю навигацию на буксирах с «сигарами», а потом уйти на законных основаниях.

11 июня наступил «сигарный» сезон, и в тот же день снялись на Амур. По пути немного поштормило, но для буксира и этого оказалось достаточным. Уверенность в привыкании к качке значительно поколебалась после сильной тошноты и слабости во всем теле. Больше всего беспокоило опасение пережить прошлые страдания вновь, а чисто психологически наедине с собой: моряк-то из него пока никудышний, вопреки прежней уверенности.

Галя осталась в одиночестве в съемной квартире – хозяйка уехала в отпуск, а хозяин, тоже из морского сословия, где-то в морях. Работы в ближайшее время не предвидится, и она намеревается в начале июля уехать домой в Манзовку.

Об однокашниках временами поступают отрывочные вести. Лавров Юрка как ни мучился, но все-таки женился на своей «старой невесте» Томке и пропал из поля зрения. Лазеев тоже женился во второй раз, но уже законно. С Милой (Людмилой) он разошелся, а точнее, она от него ушла к другому, пока он колол льды в Арктике. Возможно, это был лучший вариант для обоих, учитывая их «боевые» отношения в прежней жизни. Может, новая невеста оказалась более решительной или сам стал добрее и рассудительнее, но, как бы то ни было, сразу же расписался. Наверное, и наследник у него появился. Дмитриев Валька завербовался на год во Вьетнам, куда и уехал накануне Нового года. Как-то он будет выживать в тропическом стопроцентно влажном климате?

В родительском доме дела совсем не плохи, колхоз преобразовали в совхоз, и работники перешли с натуральной оплаты труда на денежную, когда вместо мифических трудодней получаешь что-то более осязаемое в наличных рублях. Отец работает там же, а мать по дому, вроде бы небольшое хозяйство не дает расслабиться. Сестра Валя готовится поступать в Уссурийский сельхозинститут, пока еще работая в совхозе.

С буксиром тоже проблем нет: все знакомо, да и перерабатывать не приходится, к тому же с 1 мая зарплата подросла до 1495 рублей в месяц вместо прежних 1040. Дышать стало легче, а сама прибавка добавляет уверенности в завтрашнем дне, и многие прежние неприятности понимаются уже в другом свете, как что-то несущественное. Но на этом мысли об улучшении благосостояния не ограничиваются, а лишь подогревают желания и фантазию: получить бы еще квартиру – и можно всю жизнь работать в море, будет свой очаг, где жену можно оставить.

23 июня, Японское море, остров Сахалин, мыс Казакова

По календарю лето в самом разгаре, а на погоде как-то не сказывается. От Ванино до Сахалина едва ноги унесли, умудрившись не разбить «сигару», хотя в милях переход совсем короткий, но из аэродинамической трубы Татарского пролива здорово дует, а нашему буксиру много и не надо. Началось с четырех баллов, а закончилось уже семью, едва успели спрятаться под прикрытием островного берега недалеко от Холмска. Подтянув разболтавшиеся крепления «сигары» и дождавшись улучшения погоды, через 16 часов последовали дальше вдоль сахалинского побережья, но, дойдя до мыса Казакова, рядом с проливом Лаперуза, снова встали, ибо сразу же за мысом срывается свежий норд-ост, нагоняя опасное для «сигары» волнение. Не хотелось представлять картину в случае изменения направления ветра, прятаться-то негде. Вот и нужно выбирать погоду и время, чтобы перебежками преодолеть открытое всем ветрам водное пространство, пока не подойдешь под японский берег.

В обычной судовой суете дни бегут незаметно, когда нет времени успевать за их неумолимой поступью и расставание с домом видится издалека, за дымкой времени, будто прошло никак не менее двух месяцев, хотя на самом деле всего длишь две недели. Острота расставания постепенно притупляется, привыкаешь к новому ритму и жизненному укладу. Произошла переадресовка груза: вместо Майдзуру портом выгрузки стала Ниигата, находящаяся изрядно ближе начального порта, к тому же со сложным входом на внутренний рейд. Причина очевидна – плохое состояние «сигары», дай бог ее довести в целости и сохранности до Ниигаты, в противном случае тысячи бревен разбредутся по всему Японскому морю и станут опасными препятствиями для многочисленных торговых и рыболовных судов. Сказывается наследие перехода из Ванино до Сахалина, когда средней силы шторм изрядно потрепал огромный плот. В машинном отделении временами случается страдная пора, пришлось срочно менять цилиндровую крышку первого дизель-генератора – хорошо, запасная оказалась в наличии.

29 июня, м/б «Онекотан», Японское море, бухта Камионками

Тащили, тащили «сигару», оберегая ее от рывков, ветра и волнения, словно несмышленого ребенка, но в итоге от нее остались две половины – не выдержала бедняга старых и новых перегрузок. Как ни мучились, но до Сангарского пролива дотащили, где можно было перевести дух. Совсем недаром существует поговорка «Кому суждено сгореть, тот не утонет». Но тут вмешалась гидрометеорология с ее неблагоприятным прогнозом, и пришлось вернуться назад, в бухту Камионками, защищенную от южных и юго-западных ветров, но открытую от западных и северных. Вначале все складывалось неплохо, юго-западный ветер дул согласно прогнозу и не дотягивался до «сигары», но ночью перешел на чистый запад и тут уже достал нас.

Немногим за полночь 28 июня снялись с якоря и начали уходить в море, где опасность была неизмеримо меньше, но «беда не приходит одна», и буксир каким-то только ему известным образом зацепился за что-то на дне (глубина была совсем небольшой) и никоим образом не поддавался. В связи с ухудшающейся на глазах погодой счет времени велся на минуты, с моря набегали зеленоватые валы с белопенными обрушивающимися гребнями, качка становилась стремительной, с большими углами крена, и устоять на ногах стало невозможно. Ситуацию усугубила приткнувшаяся к борту «сигара», удары которой о корпус напоминали таранные в ранние Средние века, используемые для взятия крепостей. После каждого удара сжималось сердце в ожидании вот-вот хлынувшей воды в корпус буксира, но пока проносило, хотя при дальнейшем развитии событий такой финал становился неизбежным. К тому же кромешная темень, сильные порывы ветра с дождем, низко несущиеся мрачные тучи и набегающие полосы тумана усугубляли и без того безрадостную, удручающую картину.

Кое-как, с превеликими трудами высвободили буксир и вышли в море для штормования. И хотя буксир продолжал барахтаться среди разыгравшегося волнения, а «сигара» жалобно скрипела и тяжело вздыхала при восхождении на волну, но общая обстановка стала полегче, с прогнозируемым продолжением. Ночь прошла в более-менее спокойном и предсказуемом состоянии, циклон перемещался дальше на северо-восток, и вскоре должна была улучшиться и погода. Рассвело, и неприглядная картина штормового моря предстала во всей красе, нужно было только ждать улучшения в ближайшие часы. Экипаж, который привык к часто повторяющимся превратностям своего «толкача», уже не воспринимал штормование как что-то необычное и лелеял надежды на скорое ослабление шторма, позволяющее следовать в порт выгрузки вдоль побережья острова Хонсю. Ночные тревоги рассеялись, недаром бытует выражение: «Ночью все кошки серы». В темноте опасности выстраиваются в бесконечный ряд, конца которому не видно, они появляются из глубины моря, словно богатыри дядьки Черномора. Казалось бы, ничто не предвещало какой-либо беды, но при повороте на обратный курс «сигара» сломалась пополам. Буксир со своим большим «рюкзаком» за плечами штормовал поблизости от берега, не удаляясь далеко в море, где волнение значительно сильнее, чем у берега, поэтому и вынужден был совершать челночные галсы в ожидании ослабления волнения. Обе развалившиеся половины затащили в бухту и сегодняшней ночью умудрились поставить на якорь. Но после полудня остатки бывшей «сигары» сорвало с якоря и выбросило на берег, где они и успокоились. Попытка спасения чуть не обернулась несчастьем для буксира, едва не оказавшегося рядом с тысячами кубометров бревен на прибрежной отмели.

Сообщили по радио неприятную новость представителю получателя по имени Яманито. Ожидаем его приезда и осмотра приземленного груза с последующим вердиктом. В основном «сигара» цела, бревна в наличии, не разбросаны на просторах моря, к тому же рядом проходит железная дорога. Кто знает, чем все это обернется, но японцы пунктуальны, и нет сомнения: все убытки они посчитают до последней иены. На завтра обещают хорошую погоду, и неплохо бы «сплавить» неудачливую «сигару» и сразу же уйти за следующей.

Прочитал роман «Шопен», который очень понравился, тем более речь в нем идет о многих известных творческих людях того времени: Лист, Жорж Санд, Шуман, Мендельсон, Берлиоз и ряд других, – ибо действие романа протекало в Париже первой половины XIX века, тогдашнем центре мировой культуры. Много нового и полезного почерпнул из прочитанного романа, а полное осмысление займет немало времени и навсегда останется со мной.

От Гали весточек не поступает, как и от меня ей, оба храним молчание. Как она там?

1 августа, м/б «Онекотан», п. Адзигосава

Тащим вторую «сигару», а первый блин и в самом деле оказался комом.

Выброшенные на берег тысячи кубометров хвойных пород оказались никому не нужными, и покупателей не нашлось. Этот нерукотворный памятник взяла под охрану страховая компания, и сколь долго он будет находиться в неподвижном состоянии, никому не известно.

Погода по-прежнему не балует, впрочем, в этом районе с различными внешними раздражителями она редко бывает благоприятной, всего лишь кратковременными эпизодами, своего рода форточками для проветривания, чтобы мореходы окончательно не падали духом, сожалея об очередном упущенном лете.

У сахалинского берега, в районе Невельска, снова крепко прихватило, чудом спасли «сигару», успев вернуться в Холмск, где простояли пять суток. Не слишком ли много приключений для двух «сигар»? Как еще с этой получится? Еще столько же простояли, ожидая у моря погоды, в Отару на японском Хоккайдо. Вот уже сутки стоим в п. Адзигосава, единственным утешением для нас является удачное преодоление Сангарского пролива – успели «проскочить», хотя само слово для нашего тихоходного «комплекса» выглядит чисто ироническим. Повезло! За нами несся очередной циклон с волнением моря 7—8 баллов, что для «сигары» убийственно. Укрытие так себе, и небольшое волнение сюда заходит, но и на том спасибо. От северных ветров здесь не укроешься, чем грешат многие бухточки на японском побережье.

Непонятно почему, но и без того скромную валюту урезали почти вполовину, может быть, какая-то ошибка произошла? В Отару и получили оставшуюся половинку. Обосновали изменением курса рубля, хотя никаких изменений не происходило. Если бы выплатили лишнее, тогда бы точно ошибка, а сейчас сильно смахивает на правду. Но если смотреть в целом, то «усекновение» произошло на четверть. Финансово-валютный отдел пароходства предпринимает все возможные способы и приемы для сравнительно честного отъема инвалютных выплат, по крылатому выражению незапамятного Остапа Бендера, выдавая за экономию.

В Холмске побывал в гостях у Петра Имуткина, который не в восторге от работы в Сахалинском пароходстве, но полученная квартира сродни вечному якорю, сняться с него практически невозможно и вовсе не оставляет шансов на личную маневренность. Как уже понял, квартира, может быть, самый главный столп в жизни.

Юрка Лавров уехал в отпуск до 8 декабря. Ну и идол, даже не предупредил, напрасно ждал от него радиограммы с «Тельновска». Намерение отметить годовщину окончания училища оказалось всего лишь намерением по моей вине, как-то просмотрел эту дату 26 июля, и она прошла незамеченной.

21 августа, воскресенье, м/б «Онекотан», п. Камионками

Опять стоим в Камионками на буксире с третьей «сигарой» за плечами. Обе попытки одолеть приступом Сангарский пролив с треском провалились: едва успев оторваться от последнего мыса, сразу же оказывались во власти аэродинамической трубы пролива. Налетевший шквалистый ветер оба раза заставлял возвращаться обратно, вторые сутки ждем улучшения погоды, но перспективы не радужные. Обозрели первую «сигару», закончившую плавание на этом берегу, но она уже уложена в аккуратные штабели, добрались и до нее японцы.

В Ванино получил письма из дома и от Гали. Из ее письма узнал совершенно неожиданное: в декабре стану папой – такая вот сногсшибательная новость. Странно и необычно сознавать слово, неразделимое с отцом, которое скоро будет относиться к тебе самому. Какой папа из меня получится? Пока не представляю себя в этой роли, но все же приятно осознавать себя папой. Прибавится много новых забот, нисколько не похожих не прежние, непосредственных для потомства, не для какого-то абстрактного потомства, как у поэтов и писателей, а для реального маленького родного человечка.

3 сентября, суббота, м/б «Онекотан», Татарский пролив

Идем за последней, четвертой «сигарой», назначение ее порта выгрузки пока неизвестно. В прошлый раз до Майдзуру дошли без особых приключений, хотя как сказать: пришлось возвращаться от Акиты, где нас не приняли для укрытия от шторма, до Фунагавы. Но последние трое суток с лишком прошли без остановок, завершая «на щите» последнюю буксировку в этом сезоне, не как первую, с потерей «сигары». Порт Майдзуру расположен в уютной, глубоко врезавшейся бухте, полностью укрытой от всех ветров. Опоясан горами с живописной растительностью, сильно смахивающей на тропическую, с небольшим городком в самом начале обширной акватории. Прибывший «караван» официальные власти и местное население встретили приветливо. На русском языке отпечатали план города, издается какой-то журнал на русском языке обществом содействия развитию порта Майдзуру.

Конец лета, начало осени – самое жаркое время на побережье острова Хонсю со стороны Японского моря. Жара и в самом деле стояла несусветная, на улицах города ощущения как в хорошо протопленной бане, сорочка так и прилипает к телу, а носовых платков не наберешься – пот постоянно заливает и режет глаза. От города и порта остались самые хорошие впечатления, и даже испепеляющему зною не удалось их испортить.

Путь домой налегке, без «рюкзака» за плечами, занял четверо суток, из которых 13 часов отстаивались в Отару. От Майдзуру до Ванино шли при 7—9-балльном ветре, к счастью, он дул в основном с кормовых углов, добавляя скорости и несколько ослабляя качку. Сказывалось скорое наступление штормовой осени, когда хорошей погоды и вовсе не дождешься. По пути в Майдзуру уже не надеялись на возможную четвертую «сигару», погода пресекала даже мысли об этом. Но уже на подходе к конечному порту получили указание из пароходства следовать снова на Амур. Куда они планируют четвертый плот, пока неизвестно, но скорее всего, в Японию.

11 сентября, воскресенье, м/б «Онекотан», Татарский пролив

Идем с Амура порожними, на всех «сигар» не хватило. Одну взял «Макаров», вторую «Невельской», на нем они и закончились. Экипаж не очень-то жалеет: как представишь дальнейшую маету с чемоданом без ручки в условиях сложной погоды, которая будет получше только в следующем году, так и мурашки по спине бегут. На то оно и воскресенье с подарком, словно в старой блатной песне: «И это был воскресный день, и я не лазил по карманам…»

Стояли в Маго целую неделю, обещали к 10 сентября подвести очередную ношу, но не успели, ибо после этой даты буксировка «сигар» запрещена. Вместо неудавшегося последнего похода в Японию послали нас в Корсаков для буксировки неизвестного аварийного буксира «Азовец» в Николаевск-на-Амуре. С таким названием немудрено в аварию попасть в дальневосточных хлябях, здесь не Днепр, чудный при ясной погоде, в котором, по словам Гоголя, «редкая птица долетит до середины». Слишком сильно загнул великий писатель, но гипербола потому и гипербола, не имеющая ничего общего с реальностью.

Ну а дальше снова таскать лес, но в любом случае во Владивосток вряд ли скоро попадем. Хотя по времени пора дальних плаваний миновала, дальше Японского моря не уходим, но Владивосток все время мимо, лесные вырубки смещаются все севернее, процесс необратимый, вырубаем гораздо быстрее, чем они вырастают. В условиях неопределенности стоянки в Маго получили несколько противоречивых указаний из «центра», видимо, там тоже не знали, что делать с безработным буксиром, хотя их большая часть сводилась к Владивостоку. Народ уже к этому настроился, но увы, «Азовец» оказал медвежью услугу, не вовремя попав в аварию. По скромным расчетам, аварийщика должны доставить в Николаевск числа 15 сентября, и в случае удачи 20 сентября можем оказаться дома.

18 октября, вторник, м/б «Онекотан», п. Находка, слип

Во Владивосток пришли 21 сентября, предварительный расчет оказался точным. 27-го уже были в Находке, а 4 октября поставили на слип, и вот уже три дня подряд собираются спускать, но, похоже, сегодня отважатся, недаром Бог любит троицу. Весь ремонт планируют закончить 26 декабря, в этом случае наверняка гарантирована домашняя встреча Нового года. По сравнению с другими у меня самое преимущественное положение уехать домой в начале декабря по семейным обстоятельствам – готовиться стать папой, можно сказать, роды придется принимать.

Работы пока нет, меняем дизель-генератор №1 на оставшийся целым со сгоревшей «Двины», который должны сегодня привезти.

В Находке хожу по гостям, к Лозееву в том числе, и к его бывшей жене тоже. Вторая, она же настоящая, жена на днях родила дочь, и забот у них хватает, впервые стал отцом, скоро и я последую его примеру.

Скучная стоянка, предзимье, ветрено и холодно, если бы летом – другое дело. Из развлечений танцы и вино, но это пройденный этап и уже не привлекает. Попробую вызвать Галю, если она будет в состоянии приехать хотя бы на недельку. Дома тоже жизнь идет своим чередом, без каких-либо серьезных потрясений. Валя учится в Уссурийске, Алла работает на Камчатке, и доставляет много совсем не обязательных волнений.

26 декабря родился сын весом 3 килограмма 600 граммов, рост 51 см, с именем Дмитрий. Приехал я из Находки 11 декабря, и через полмесяца все и свершилось, обрел официальный статус отца, хотя особых перемен в себе от этого не ощутил. Галя в предродовые дни чувствовала себя хорошо, лишь иногда на нее находила хворь – вероятнее всего, психологического характера, как у парашютиста перед прыжком. Выпишут ее с сыном уже в следующем, 1961 году, и они сразу же поедут домой в Манзовку.

1961 ГОД

31 июля, понедельник, теплоход «Рыбновск», Японское море

Подзапустил дневник, давненько не брался за перо, все как-то недоставало времени, да и иных забот хватало. Димка растет, восьмой месяц пошел, почти взрослый, что-то новое появляется едва ли не каждый день. Видел его десять дней тому назад. Четвертая пара зубов уже прорезалась. Совсем недавно был вялым после болезни, успел подхватить ангину, и капризничал из-за режущихся зубов, но в день моего отъезда вся его хворь прошла, и утром проснулся радостный, улыбающийся, подпрыгивающий в своей кроватке.

Дома неприятности: Галина не ужилась со стариками, по большей части с матерью, и переехала на квартиру в городок. Часто повторяющиеся истории между невесткой и свекровью, кто прав, кто виноват – поди разбери. Две женщины под одной крышей – это уже много. Родители в расстройстве, слезы, жалобы, мне тоже несладко было, но Галина оказалась непреклонной: уехать всеми возможными путями, способами и любой ценой. Вначале я был полностью с ней солидарен, поддерживая во всем, но после беседы с родителями уже не был столь категоричен: обе стороны хороши, а разобраться в мелких склоках и обидах самому Ходже Насреддину не под силу. Галина ни на какие компромиссы не шла, все у нее было думано-продумано, плакано-переплакано и решение непоколебимо. Слава богу, до развода с девичьей фамилией дело не дошло. Я, в общем-то, понимаю обиды, но и с ее стороны было много чего, дававшее повод матери (да и отцу тоже) быть на нее в обиде.

Особенно тяжело было сознавать домашние распри в день отъезда, оставаясь в безвестности, как повернется дальше, ибо победителей не было: все проиграли. Становилось понятно состояние отчаявшихся людей, которые порой кончают с собой или ударяются в беспросветное пьянство. Тешил себя надеждой: в любом случае когда-то обстановка разрядится и все наладится, только вот когда? Время быстротечно, тем более для стареющих родителей, которым, несмотря на обычные старческие причуды, горше всех. Обида-то распространяется и на меня! В конце концов мною овладело полное безразличие ко всему на свете, и находился в состоянии, когда мог сделать с собой что угодно. Вроде бы ничего страшного не произошло, разъехались мирно, но в глазах родителей я теперь «отрезанный ломоть». Наверняка у них создалось впечатление моей потери, теперь в случае нужды они не найдут во мне поддержки и помощи, а это угнетало больше всего. Как-то дальше все пойдет, а пока нужно убедить родителей, что сын я не такой уж плохой и ничего против них не имею. Вся их жизнь посвящена нам, детям, и в случае необходимости они отдадут каждому из нас все, что у них есть, включая саму жизнь. Я готов платить им тем же, но нужно рассеять их сомнения, чтобы они даже не возникали и их старость прошла не под страхом одиночества, вернуть им уверенность в моей преданности и сыновьей любви.

Для нас, меня, Аллы и Вали, они самые лучшие родители в мире, мы ими выращены и воспитаны, с детства привыкли к сложившимся в семье взаимоотношениям. Хватало и окриков, и семейных сцен – как же без них, но для нас «как с «гуся вода». Совсем другое дело с Галиной: воспитана в другой семье, отношения в которой, несомненно, отличаются от других, и не смогла почувствовать себя своей среди новых родственников. Ситуация вполне типичная, но от этого не легче. К тому же Галина очень мнительная, склонная накручивать ситуацию не в самом лучшем продолжении, тем более в одиночестве. Зачастую видит дальнейшее развитие событий основываясь всего лишь на своих чувствах, не анализируя действительное их состояние, всего лишь как ей кажется. Вот и жила, особенно в последнее время, в своем мирке, постоянно расстроенная, с натянутыми, готовыми по любому поводу взорваться нервами, не имея возможности кому-то излить душу. Может быть, время, как лучший судья, позволит ей оценить свои поступки по-другому, когда не будет в столь ожесточенном состоянии.

Мои попытки разрулить патовую ситуацию оказались напрасными, лишь подливали масла в огонь, вызывая потоки слез и еще большее ожесточение. А ведь по большому счету виной всему обычная семейная неустроенность, проще говоря – отсутствие собственного угла, пусть скромного, но своего, где бы она чувствовала себя полноправной хозяйкой, не конфликтуя по мелочам с новыми родственниками. Неспроста же существует утверждение: самые лучшие родственники – это те, которые живут отдельно от вас. Ходили бы друг к другу в гости, родители всячески помогали бы, да и она их не забывала, но, к сожалению, это всего лишь нарисованная воображением идиллия, в реальной жизни все гораздо сложнее. Но с квартирами была «труба», хотя она по роду деятельности должна быть предоставлена, к сожалению, всего лишь на бумаге, где тишь да гладь.

Такая картина на всех уровнях, вплоть до министра: при утверждении капитанов на коллегии министерства та же картина. Перед окончанием утверждения в присутствии министра зачитывают объективку из пароходства, в конце которой указано: «Квартирой обеспечен». Министр, члены коллегии прекрасно знают истинное положение дел, но никто не поинтересуется: в самом ли деле так? Скорее всего, у руководящих кругов давно выработалось стереотипное отношение: «Подумаешь, какой-то инженеришка, всего лишь каких-то неполных четыре года проработавший, требует квартиру, много вас таких. Пусть поработает лет двадцать, тогда и посмотрим, дать или не спешить». Вроде бы смешно, но едва не до слез: стоишь в общей очереди под номером 1945 – и радуйся, что не 4000. Поневоле жизнь заставляет оглядываться по сторонам, поискать, может, где-нибудь числа значительно поменьше. Но этот вариант тоже сомнителен: из пароходства не просто вырваться, не отработав пять положенных лет, да и не факт, едва ли можешь найти что-либо подходящее, как витязь на перепутье.