Текст книги "Петролеум фэнтези"

Отъезд в экспедицию

Юра, как и обещал, приехал с сыном ко мне на дачу накануне нашего отъезда. Представив сына, которого звали Алексеем, в честь Юриного отца, он сказал, что задерживаться у меня не будет, так как на следующей день он должен был начинать строительство новых заправок. Едва успев его посвятить в результаты моих последних встреч и рассказав о Дмитрии, я получил одобрение с его стороны по проделанной мной работе, что для меня было принципиально важно, так как мы договаривались между собой о полной координации действий. На прощание он мне сказал:

– Всё ты делаешь правильно, нам без молодёжи не обойтись. Самое важное, сделай всё, чтобы они подружились, и будь с ними построже. Пусть следят за своим языком и ничего лишнего не болтают. Надеюсь, что вы вернётесь с хорошими вестями.

После его отъезда я позвонил Дмитрию, и сообщил ему, что завтра будем выезжать очень рано утром, чтобы побыстрее проскочить все московские и рязанские пробки.

Всё было готово к отъезду, команда была в сборе, багаж упакован, но я неожиданно вспомнил, что забыл положить в машину рыболовное снаряжение, которое нам непременно понадобится. Кроме того, я проверил ещё раз, взял ли я с собой устройство для мобильного Интернета с антенным усилителем, а напоследок решил зайти в Иинтернет и посмотреть карты «Гугл», которые были более надёжными, чем купленные мною в магазине. Компьютер я, безусловно, брал с собой, как и всю свою фото– и видеотехнику. Всё это нам во время экспедиции будет просто не заменимым.

Алексей в это время получал напутствия от моей жены, и я невольно слышал, как она просила его, чтобы он следил за нашим питанием. Я подошёл к ним и предложил как можно раньше лечь спать, потому что моя цель была за один дневной переход добраться до Лениногорска, до Николая, который был заранее мною предупреждён и уже нас ждал.

Нет смысла описывать всю нашу дорогу, многие из вас по ней многократно ездили, но мы прошли за 18 часов почти 1350 километров, практически нигде не останавливаясь, только для дозаправки автомобиля, и питались бутербродами с кефиром на полном ходу. К Николаю мы добрались уже поздно ночью, а когда я вылез из-за руля, мои ноги просто подкашивались и не слушались меня, да и сопровождающая меня молодёжь тоже раскисла. Николай жил в частном доме у городского лесопарка, хорошо, что у него во дворе был гараж, и мы загнали нашу машину в него, подальше от посторонних глаз. Николай был дальновидным стратегом и сразу нас предупредил, что по окрестностям Лениногорска будем ездить на его машине с татарскими номерами, чтобы не задавали лишних вопросов.

Отправив молодёжь спать, мы с Николаем остались вдвоём. И тут он мне признался, что, вернувшись в Лениногорск, он, конечно, не сдержался, и сообщил о всех договорённостях, достигнутых между нами на московской встрече, своему брату-близнецу Сане, а тот взбунтовался и обиделся на нас на всех и готов пойти на примирение и с ним и с нами лишь при одном условии, что мы его возьмём в свою команду:

– Ты же знаешь его, он же потомственный буровик, как и я, он нам не помешает, а я за него лично перед вами ручаюсь, – сказал Николай мне предельно откровенно и даже очень настойчиво.

А я подумал про себя, они же ведь совершенно одинаковые, родились почти одновременно, и им будет тяжело утаивать друг от друга свои любые действия, да и ещё один надёжный человек в Лениногорске нам не помешает. И я ответил ему не кривя душой:

– Да я и сам тебе хотел то же самое предложить, думаю, что мы завтра его увидим и всё уладим. Но я тебя прошу, дай нам завтра как следует выспаться. Молодёжь вообще не трогай, а мы с тобой завтра днём сходим на кладбище и навестим могилы наших родителей. Заодно захватим с собой и Саню.

– А когда ты хочешь сделать первый выезд на это таинственное место, тебе же ведь не терпится увидеть всё своими глазами? – спросил он меня.

– Я думаю, вот после посещения кладбища и поедем втроём, не откладывая, а молодёжь пока брать с собой не будем. Осмотримся там на месте и выберем место для разбивки нашего лагеря, мы будем жить в нём постоянно. Работы будет много, а времени у нас слишком мало, только до конца августа. Я буду там с молодёжью, а вы будете навещать нас наездами, если не возражаешь.

– Нет, как раз возражаю, я специально взял для этого отгулы, у меня их накопилось столько за последние годы, так что я свободен, а вот Саня как раз и будет нашим снабженцем и периодически к нам приезжать. Я уже и личную палатку для этого приготовил.

Я бы сидел с ним в ту ночь до самого утра, но он сам предложил идти отдыхать. Это было очень разумно с его стороны, конечно же, он видел, в каком уставшем состоянии я находился.

Проснулся я самостоятельно около полудня и услышал разговор, доносящийся с крыльца дома. Одевшись и выйдя из дома, я увидел двух братьев, стоявших вместе. Прошло столько лет, а их по-прежнему нельзя было различить, они были как одно лицо. Конфликт между ними был уже улажен, а мы крепко обнялись с Саней, мы с ним не виделись почти что целую вечность. Он был помягче характером из них двоих и был любимчиком своего отца, а Николай, наоборот, был более грубоват и больше как раз походил этими чертами на своего отца, и именно поэтому его мать была от него без ума. Она была его настоящей опекуншей, и, не будь её, Николай вряд ли бы окончил институт самостоятельно.

Мы быстро позавтракали, и я им предложил не теряя времени поехать на кладбище. Когда мы шли по его протоптанным земляным дорожкам и встречали то тут, то там на надгробиях знакомые фамилии тех людей, кто строил наш родной город и осваивал добычу татарской нефти, невольно казалось, что весь старый город покоится здесь, а когда-то они были совсем молодыми и строили свои планы на жизнь, рожали детей, ходили на танцы в городской лесопарк, дружили и просто радовались жизни. Каждому из нас на личную жизнь отведено своё время, и, к сожалению, мы не вечны. Но больше всего в этот раз меня поразила неухоженность кладбища. Что, неужели трудно построить стоянку для автомобилей, проложить и заасфальтировать дорожки, выпилить старые гниющие на корню деревья, вывезти мусор, который лежал кучами просто повсеместно, достроить и привести в порядок заброшенную часовню? При кладбище не было никакой администрации и охраны, даже никакого помещения для этого не подразумевалось. Почему всё так происходит? Эти люди, которые похоронены здесь, на городском русском кладбище, отдали городу всю свою жизнь, неужели они заслужили такого отвратного к себе отношения? Моему возмущению просто не было предела. И я спросил Николая:

– Сколько тут народа лежит?

– Никто не считал, учёта никакого нет, да тут, наверное, весь город и похоронен, я думаю, что не менее ста тысяч будет, а может быть, и больше, – ответил он мне.

Найдя поочерёдно могилы своих родителей, мы молча стояли около них, сказать им хоть что-то у нас было нечего. Но тем не менее мы их никогда не забывали и были им предельно благодарны за жизнь, которую они нам дали. Каждый из нас думал о своем. Но если бы они смогли узнать, что их уже постаревшие сыновья окажутся вместе в одной команде, они, безусловно, за нас бы порадовались.

Покинув территорию кладбища, мы проехали через весь город и вышли на загородную трассу, ведущую в нужном нам направлении.

Экспедиция

Читатель вправе спросить, куда мы, собственно, собрались поехать, и какую такую новую Америку нам предстояло открыть. Да в этом мире уже давно нет никаких тайн, уже везде дороги, геологи десятки раз всё давно проверили и перепроверили, современные хищники за последние годы всё и вся прибрали к своим прилипчивым рукам, и чем мы всех хотим удивить?

Но, уважаемый читатель, наберитесь терпения, откройте атлас Республики Татарстан и посмотрите внимательно на всю южную границу Республики с примыкающими к ней Самарской и Оренбургской областями, и вы сами, без моего участия, найдёте в этом атласе много любопытного. Это как раз то место, которое до Октябрьской революции входило в состав очень крупного по своей площади Бугульминского уезда Самарской губернии. Это уже после революции всю эту местность разорвали на части и перекроили до неузнаваемости, с крайне замысловатыми, не подчиняющимися никакой логике границами. Если вы начнёте внимательно читать на подробных картах подряд и без пропусков все названия деревень, то увидите очень пёстрый ковёр перемежающихся русских, татарских, мордовских, чувашских и даже украинских селений. Это действительно многонациональный, причём чрезвычайно дружный котёл, который очень тесно варится в этих местах примерно с 1700 года, когда царь Пётр Первый начал проводить политику колонизации восточных земель от Волги. Визуальных границ на местности между административными территориями вы не найдёте, они все условные и существуют только в географическом атласе. Но в то же время, если ещё более внимательно присмотреться, еред вами откроется крайне забавная вещь, это касается исключительно сельских и просёлочных дорог – вы их не обнаружите не только в атласе, но и по факту на местности. Их просто не существует в зоне административного приграничья. Села смежных областей стоят рядом, а между ними нет дорог, но я могу предположить, что в дореволюционное время они, безусловно, существовали. В некоторых местах даже асфальтированная дорога со стороны одной из областей в направлении другой, не дойдя буквально пару километров до соседней территории, вдруг неожиданно обрывается, как будто она шла в никуда, или как будто там дальше какая-то настоящая заграница. Удивительно, но это именно так. А кроме того, имеются зоны, где на десятки километров вообще нет сельских поселений. Это просто какая-то таинственная полоса неосвоенного или забытого приграничья. И это, к вашему сведению, центральная часть России.

Роль дорог в России особая, это некий индикатор цивилизации и индустриальной развитости. Но это имеет отношение только к крупным трассам федерального значения. Гораздо важнее роль пограничных дорог между областями и республиками, входящими в состав России. Деревенские люди из приграничных сёл и без них между собой дружат, всегда найдётся какая-то скрытая, наезженная тракторами или легковыми автомобилями условная трасса, которой нет ни в одном атласе, но в природе она существует и известна только местным жителям, и она самая прямая по расстоянию и только потому, что она сближает людей. Но возникает вопрос, почему политические стратеги об этом не думают. Почему каждый из них замкнулся в свою областную скорлупу и делает вид, что ничего не видит. Такая близорукость только во вред России. Эта тенденция направлена на разъединение народов фактически физическим путём, это путь в самоизоляцию. Нет дороги и нет контактов, такова, видимо, логика премудрых управленцев.

Вот именно в этот район и лежал наш путь. Если смотреть на карту, то по прямой казалось всё близким, но в действительности нам предстояло поколесить по пыльным земляным дорогам, чтобы добраться до нашей точки назначения. Данных у меня на тот момент было слишком мало, только название деревни и примерное описание расположения первой скважины по отношению к самой деревне и рельефу местности.

Перво-наперво, мы начали осмотр местности, затем проехали через всю деревню и осмотрелись, зашли в сельский магазин, посчитали количество дворов, обратили внимание на то, что почти нигде не было признаков сельскохозяйственной техники, огороды при некоторых домах были возделаны, но было похоже, что эта деревня землепашеством уже давно не занималась. Через деревню протекала речка, и было видно по всем приметам, что это было некогда достаточно большое село, на что указывали многочисленные заброшенные участки и покосившие, без признаков жизни дома. Населения практически не было видно.

Около магазина нам повстречался одинокий старик, с которым мы разговорились. Он нам поведал, что старый колхоз у них уже давно развалился, вся молодёжь уехала в город, на всю деревню остался один фермер, который разводит на мясо коров и баранов. Летом живут одни дачники, которых привлекает рыбалка и грибы, а на зиму остаётся только пять семей, и то все старики и старухи. Обрисованная картина нам была предельно понятной, таковой была судьба большинства российских деревень. Но этот старик оказался для нас очень полезным, он не только нам указал место на реке, где можно было половить рыбу, но и рассказал об истории самой деревни. Больше всего он переживал о том, что ещё на его веку в центре их села стояла большая красивая церковь, которую разрушали на его глазах. У них в селе была большая школа-восьмилетка, а сейчас вот нет ни одного ученика. Самой большой его мечтой было то, чтобы его некогда богатое село возродилось. Они, оставшиеся здесь жить до сих пор деревенские жители, именовали свою деревню селом, потому что именно у них в девятнадцатом веке была построена красивая каменная церковь с четырёхярусной колокольней, а это был в старые времена главный атрибут села.

Я видел, что этому деду хотелось поговорить с нами, и я очень осторожно задал ему нащупывающий вопрос:

– Скажите, а что, нефтяники до вас так и не дошли?

– Как не дошли? Обобрали полсела, сманили к себе всю нашу молодёжь, тогда мы постепенно и начали разоряться, а в последние годы нас добили окончательно. Ещё в пятидесятые годы бурили они тут у нас, чего-то искали, стояли долго, но ничего не нашли. Даже дороги к нам не проложили, вот до сих пор ездим в райцентр по грунтовке и мучаемся. Вы-то сами как добрались к нам? – спросил он нас.

– Еле доехали, – вступил в разговор с ним Николай.

– А вы к нам по каким делам? – переспросил его старик.

– Да мы решили присмотреть место на реке для рыбалки, да и за одно к вам в деревню заехали, – ответил ему Николай, не проявляя излишнего любопытства.

– Не в деревню, а в село, это две больших разницы, – поправил его старик и продолжил: – А для рыбалки можете выбирать любое место, здесь вам никто не помешает. Вы к нам надолго?

– Да вообще – то, мы хотели у вас тут целый месяц провести, к нам приехала молодёжь, которая в такую глубинку никогда не забиралась и решила пожить в дали от цивилизации, – вновь поддержал разговор Николай.

– А ты сам, похоже, местный, да и второй, что твоя копия, вы, наверное, городские, из Лениногорска? – спросил Николая старик.

В этот момент я тоже решил поддержать разговор и дал понять нашему проницательному собеседнику, что я тоже из Лениногорска, но давно уехал из него, но этим летом, зная, что у них здесь рыбные места, решил провести отпуск в этих краях с молодыми родственниками. А дед, убедившись, что нас действительно ничего больше не интересует, предложил нам проехать вместе с ним за деревню и показал нам на речке большой омут, сказав, что это лучшее место для рыбалки на всей реке.

Возвращаясь с ним обратно в село, по дороге я решил продолжить прощупывать его о тех его возможных знаниях, которые меня больше всего интересовали:

– Скажите, а нефтяники бурили прямо рядом с селом? – спросил я его.

– Да вот там они и бурили, – проговорил он, показывая нам рукой в сторону от села. – Только там, после них, ни одна скотина не хотела пастись и всегда стороной обходила это место. Они тут много нам сенокосных полей изгадили. Дорог-то не было, вот они и ездили где хотели на своих тракторах, вышки свои по полям таскали. Вот на этом месте пробурили, а потом пошли вон в том направлении. Несколько лет мы тут из-за них жизни не видели. Вот и мой брат подался тогда к ним, так в село и не вернулся. А потом, я слышал, он уехал куда-то в Тюмень. С тех пор я о нём ничего не знаю. Как хоть вас величать-то, ребята? А то вот, поди ж, уже полдня вместе, а мы так и не познакомились? – он как бы протягивал нам руку дальнейшей дружбы. – Меня тут все зовут самого Степанычем, а если уж хотите официально, я по паспорту Иван Степанович. Выбирайте сами, как мы будем общаться, – он как будто смотрел вперёд и понимал, что мы с ним ещё долго не расстанемся.

Чтобы избежать неловкости, мы, каждый из нас, по очерёдности представились ему по именам, и в знак уважения мы жали крепко друг другу руки. Высадив его у магазина, мы решили выехать за околицу села, оставить там нашу «Ниву» и пройти пешком до того места, которое нам несколькими мгновениями ранее указала рука нашего друга Степаныча.

Продвигаясь вперёд, я настоятельно попросил Николая и Саню подмечать всё, что они заметят своими глазами, любые несоответствия рельефу, разный цвет травы, какие-то борозды на почве или признаки остатков металла. Но ничего существенного, чтобы хоть что-то выдавало бывшую точку бурения, мы не обнаружили. Степаныч ошибиться не мог, да какой для него был смысл в том, чтобы направлять нас по ложному пути. Мы продолжали подниматься по склону возвышенности, как вдруг Саня выдвинул свою версию былых событий:

– Если в селе раньше был колхоз, и они многократно перепахивали это место под посевы, то мы вряд ли что-то найдём визуально.

Кроме того, спустя много лет, с тех пор, когда это место перестал бороздить крестьянский плуг, местная природа постепенно стала принимать первозданный вид, и мы видели, что под нашими ногами уже буйно рос степной ковыль в окружении традиционного предуральского многотравья, характерного для этих мест, называемых географами лесостепной зоной. Мы поднялись слишком высоко по косогору и собрались возвращаться обратно, решив для себя, что без поисковой техники нам не обойтись, как, повернувшись, чтобы идти в обратную сторону, и едва начав движение навстречу заходящему за горизонт солнцу, мы все одновременно увидели в отблеске косых солнечных лучей нехарактерное цветовое пятно у самого основания возвышенности. Как выяснилось в дальнейшем, это изменение окраски происходило из-за того, что в этом месте ковыль был более мелкорослым, и его цветовые остроконечные метёлки были гораздо меньшего размера. Именно эта случайность нам позволила, в тот вечер сделать предварительный вывод о возможности нахождения первой скважины именно в этом месте. Только позднее мы выяснили, что ковыль очень чувствителен к экологическим изменениям состава почвы.

Уже темнело, и нам нужно было без промедления почти по незаметной грунтовой дороге выбраться до основной асфальтовой трассы. В Лениногорск мы вернулись, когда уже полностью стемнело. Этот день прошёл для нас успешно, и мы могли занести его в свой зачёт.

Вернувшись в дом Николая, мы застали нашу молодёжь чрезвычайно грустной, в них было накоплено за весь день столько на нас обиды, что они предпочитали молчать. Но узнав, что завтра мы выдвигаемся на точку нашей стоянки, они не только взбодрились, но и стали благодарить нас за подробные инструкции, которые мы им оставили утром в виде записки. По нашим рекомендациям они осмотрели весь город и остались в восторге от увиденного. Но самым важным для меня был их первоначальный совместный протест, это означало, что они подружились между собой, а наша команда от этого только укреплялась.

На следующее утро, погрузив часть нашего имущества на два автомобиля и тронувшись в путь, мы знали не только, в каком направлении мы едем, но и где мы остановимся. Выгрузив первую партию груза на берегу реки, именно у того самого омута, который нам накануне рекомендовал Степаныч, мы отправили Саню обратно в Лениногорск за оставшейся нашей амуницией, а сами стали разбивать наш палаточный лагерь. Место было выбрано максимально удобным для нашей стоянки, с трёх сторон его защищали вековые дубы и ивы, а с четвёртой стороны оно выходило на самую стремнину реки, где мы уже успели заметить всплески достаточно крупной рыбы. Река была чистейшей, в её верховьях, если судить по карте, не было ни одного населённого пункта, кроме уже, по-видимому, совсем заброшенных деревень. Я видел, в каком восторге были и Дмитрий и Алексей, и это меня успокаивало.

В самый разгар установки палаток к нам совсем незаметно подошёл Степаныч и почти что критическим, но с оттенком деревенской простоты и непосредственности, голосом нам выговорил:

– Я уже грешным делом начал думать, что вы вчера меня обманули, и не приедете. Я уже третий раз за сегодняшнее утро прихожу на это место, а вас всё нет да нет. Ну слава Богу, что наконец-то вы добрались. Я по стариковски рано встаю, вот мне и не терпелось вас встретить, всё беспокоился, чтобы не пропустить ваш приезд.

Он начал принимать самое активное участие в строительства нашего лагеря, рекомендовал нам, где правильнее разместить костёр, с учётом ветров, дующих в это время года, где лучше запасаться дровами, но самой бесценной с его стороны была для нас, это его рекомендация, на что ловить рыбу. Он так и сказал нам:

– У нас тут самая главная рыба голавль и язь, так что не мудрите и применяйте в качестве наживки либо кузнечиков, либо кусочек горбушки серого хлеба.

Закончив установку трёх палаток, мы решили перекусить и стали доставать из нашего импровизированного склада консервы и хлеб, заодно пригласив Степаныча остаться с нами и разделить совместно с нами нашу скромную трапезу. Он сопротивлялся как мог, и нам стоило больших трудов уговорить его. Степаныч оставался, скорее всего, последним носителем информации и живым свидетелем событий шестидесятилетней давности, и я предполагал расспросить его более подробно обо всём, что он помнит, чтобы как можно более точно установить место расположение первой скважины. Наша вчерашняя находка была пока всего лишь предположением, и мне было крайне важно, чтобы он подтвердил нам именно это место.

Нужно было найти какой-то предлог, чтобы инициатива продолжения рассказа о нефтяниках, которых он ругал вчера, происходила от него самого. Напрямую задавать ему наводящие вопросы я не решался, мы ещё не были с ним в тех отношениях, когда можно говорить слишком откровенно. Но оттягивать получение от него крайне важной для нас информации я не мог, мне нужно было его разговорить на любую тему и постепенно, незаметно для него, перейти на интересующий меня вопрос. Но как часто бывает, решение приходит само собой и совсем не с той стороны, с которой ты его ждёшь. Так бывает между двумя собеседниками, которые молча, используя свою внутреннюю энергию, могут задавать тот вопрос, который не решаются озвучить вслух. Степаныч как будто чувствовал, что именно эта старая история с нефтяниками меня интересует больше всего. Возможно, ещё вчера он понял, что мы начали его расспрашивать неспроста.

– А вам просто повезло с этим местом. Обычно оно бывает занято приезжими рыбаками, а лучшего здесь на всей реке и не найти. – заговорил он первым. – Помните, вчера я вам говорил о тех нефтяниках, которые бурили в наших краях. Так вот, у них стоянка была в ту пору ровно на этом месте, где мы с вами только что поставили палатки, только у них были не палатки, а вагончики на колёсах.

– И долго они у вас тут стояли? – стал я его осторожно расспрашивать.

– Да почти три года. Здесь низина, ветров нет, зимой не так холодно, как в поле. Они свою буровую вышку всё время перетаскивали, а этот лагерь не трогали, видимо, их близость реки прельщала. Они же здесь жили вахтами по месяцу, а то и более. В Лениногорск уезжали очень редко. На свою буровую они ходили пешком, вон там она у них и стояла, совсем рядом, – и он опять нам указал своей рукой то направление, что и вчера. – А когда место их работы стало удаляться от нашего села, стали ездить на свою работу на тракторах, вот все поля нам и размесили.

У меня после этого объяснения Степаныча не осталось ни малейшего сомнения в том, что вчера мы совершенно случайно нашли то, что нам было нужно. Однозначно, этот участок низкорослого ковыля был местом заложения первой скважины.

Обед был закончен, а Степаныч, почувствовав по нашим глазам, что он нам угодил своим рассказом, найдя предлог, засобирался к себе в деревню по неотложным делам. Благодаря нас, он коротко сказал, что теперь он наш должник, а мы не понимали что это означало, но уже под самый вечер, в то же день, он пришёл к нам с увесистыми пакетами молодой картошки и свежесорванных огурцов и помидор. С такими дарами мы могли начинать новую для нас походную жизнь. Почти одновременно с ним, сделав второй рейс, к нам вернулся Саня, совершенно уставшим, и сказал, что он переночует у нас, что вернуться обратно в Лениногорск у него нет никаких сил. Во так весь конец вечера мы и провели вшестером. Степаныч оставался с нами до самой темноты. Прощаясь с нами, он опять был великодушен и сказал нам на прощание:

– Если вы тут вдруг замёрзнете, то перебирайтесь ко мне, в мою избу. Места хватит всем.

Так заканчивался первый день нашей стоянки. Мы все сидели на берегу омута, почти что в самых сумерках, и любовались тем, как плещется на его поверхности рыба.

На следующее утро, проводив Саню в Лениногорск, мы решили провести наше первое полевое собрание и распределить наши функции с целью экономии времени. Дмитрию было поручено изучить работу георадара, Алексею газоанализатора, а мы с Николаем, взяв приёмник GPS, отправились пешком на первую точку предполагаемой скважины. На машине не было смысла ездить, так как наш объект обследования находился в непосредственной близости от нашей стоянки.

Мы вернулись к обеду, в назначенное время, и с удивлением для себя обнаружили, что наши молодые коллеги ловят рыбу. При нашем приближении они нам дали сигнал вести себя как можно тише, так как у них был самый клёв. Мы присели на обрыв омута рядом с ними, и Дмитрий, кивнув молча в сторону лежащего вдали георадара, показал нам большой палец левой руки, так как в правой у него была удочка. К нашему удивлению, их улов был настолько внушительным, что мы решили вечером сварить первую нашу уху, а пока впереди нас ждал ещё полный рабочий день.

После обеда мы выдвинулись в поле все вчетвером, прихватив с собой все приборы и лопаты. Поиск на месте, он одновременно и прост, и сложен. Прост, потому что он требует примитивной разбивки на квадраты при помощи верёвок изучаемой поверхности земли с монотонным их прохождением один за другим, и сложен, потому что он требует предельной внимательности из-за множества ложных сигналов, вынуждающих перепроверять данный квадрат и копать на неизвестно какую глубину, что к концу дня просто изматывает исследователя, не достигшего желаемой цели. Вы можете спросить меня, а что же георадар, он должен как бы показывать глубину залегания металла, а мы искали именно металлическую трубу, являющуюся устьем скважины, но постоянно натыкались на посторонние металлические предметы. Это только со стороны может выглядеть всё просто. Я не торопил ребят, потому что понимал, что сегодня – это день обучения, но если мы найдём устье, то впредь будем знать как оно высвечивается на экране монитора. Это будет наш будущий опорный репер, и по нему мы окончательно настроим наш георадар. Ориентируясь относительно внешнего периметра всей зоны исследования, по всей вероятности, мы приближались к её центральной части, и вдруг, кроме совершенно нового для нас звукового сигнала, мы увидели на мониторе георадара очертание до того нам неизвестного предмета. У нас у всех ёкнуло сердце, и мы все одновременно замерли, словно всех нас охватил столбняк. Первым очнулся Николай и лопатой, которую до того он просто нёс, вдруг ювелирно очертил контур ямы, которую надо было копать и быстрыми движениями стал углубляться в рыхлый грунт. Слой дёрна в этом месте практически отсутствовал, и буквально на глубине сорока сантиметров штык лопаты упёрся во что-то металлическое. Николай расширил яму, нагнулся над ней и руками стал выбирать из неё остатки земли. Потом молча что-то там в глубине щупал руками и, встав во весь рост, и с облегчением выдохнув, произнёс:

– Я думаю, это здесь, и мы её нашли!

Все по очереди начали наклоняться и смотреть на то, что откопал Николай. Это действительно было устье скважины. Темнело, и я предложил ребятам подровнять стенки ямы и накрыть её плотным брезентом до следующего утра. Я не исключал того, что из-за старения цементного камня в нём возникла трещиноватость, и мы сможем уловить на поверхности земли хотя бы лёгкие следы метана. А под брезентом газ мог накопиться за ночь. Напоследок я замерил координаты устья по приёмнику GPS, занёс их в его память и продублировал записью в своём полевом блокноте.

Вернувшись на нашу базу, Николай вызвался варить уху, постоянно ворча, что это дело молодым доверять нельзя, они ни в ухе, ни в рыбе всё равно ничего не понимают, и он демонстративно показал отобранную им из всего дневного улова самую мелкую рыбёшку и объяснил Дмитрию и Алексею:

– Вот эти крупные голавли на уху не пойдут, эта рыба костлявая и никакого навара не даёт. Если ещё их поймаете, то выпускайте сразу же обратно в речку, пусть они живут. Наши все местные мужики поступают только так, а называют они этот процесс спортивной рыбалкой. Сейчас хоть рыба стала в речках появляться, а то был период настоящего безрыбья, браконьеры всё переловили китайскими сетями. А тем, кто разрешил их продавать у нас в стране, я бы руки поотрывал.

Пока Николай кашеварил у костра, я с Дмитрием и Алексеем, уселся на берегу обрыва реки, от которой исходила приятная вечерняя прохлада. Мы, за день, приняли сегодня изрядную долю адреналина и нам следовало охладить наш пыл. И в этот момент, мои молодые спутники, не сговариваясь, стали засыпать меня наперебой практически одними и теми же вопросами:

– А что мы сегодня нашли? Что это за скважина? Какова наша конечная цель? Правда, что мы ищем что-то важное?

Их вопросам не было конца, и они постепенно становились более конкретными. Со своей стороны я понимал, что имею дело с высокообразованной молодёжью, и рано или поздно они сами всё поймут, да к тому же они сами вызвались поехать со мной в эту даль помогать мне, вот и сегодня они проявили себя в поле с самой лучшей стороны, какой смысл был продолжать говорить с ними недомолвками. Но с другой стороны, я был связан обязательствами с моими старыми друзьями по сохранению тайны нашего проекта. Но, как всегда, на выручку пришёл Николай, стоя у костра, он прекрасно всё слышал и, как настоящий телепат, читал мои мысли на расстоянии:

– Александр, тебе пора посвятить ребят поглубже в цель нашего поиска, ты бы прочёл им вводную лекцию, а то скоро уже уха доварится.

Его поддержка была настолько своевременной, да я и сам был готов им рассказать об истинной цели нашего приезда, но именно Николай ускорил разрубание узла складывающегося недопонимания. И я постепенно начал молодёжи всё объяснять, понимая при этом, что информацию лучше преподносить постадийно, с постепенным её усложнением.