Текст книги "Петролеум фэнтези"

Москва

Вернувшись в Москву, мы, не сговариваясь, решили взять на весь октябрь тайм-аут, чтобы привести в порядок все личные дела. Алексей с Машей улетели на Кубу в свадебное путешествие, Дмитрий, оказавшись не у дел в Троицке, решил вернуться к себе домой в Новосибирск, Алик с Борисом раздумывали над тем, чем им заняться в Подольске, и подыскивали себе хоть какую-то работу, Юра решил принципиально завязать с предпринимательством и частенько заезжал ко мне на дачу. Мне же хотелось как можно быстрее найти надёжное место и отдать на испытания образцы нефти и шлама, что в итоге оказалось не таким простым делом. По вечерам я умудрялся выкроить свободные минуты и постепенно приводил в печатный вид все свои летние рукописи. Из огромного количества хаотичных заметок, наблюдений, записанных мыслей и сделанных промежуточных выводов, мне нужно было составить компактный отчёт, при этом ничего не забыв и не пропустив. Кроме того ещё летом я начал писать эту книгу, которая рождалась не так-то просто: нужно было изложить её в виде повести о друзьях, насытив текст технической информацией и описанием процесса бурения – наверное, всё это было совершенно безынтересно и скучно для будущего читателя, получался какой-то технический роман, смахивающий на произведения социалистического реализма чуть ли не периода застоя. Но в то же время по-другому его написать было просто невозможно, а мне очень хотелось рассказать вам о моих близких товарищах, об их непростой жизни и о том всплеске эмоций, который мы пережили всего лишь за один последний год. Причём никто из них даже не догадывался, возможно, за исключением Юры, что я пишу о них. Возможно, из этого ничего и не получится, и эта книга окажется незаконченной и останется навечно на жёстком диске моего компьютера. Но я дал себе слово всё равно её написать и посвятить её нашей молодёжи, возможно, они отыщут в ней что-нибудь полезное для себя.

Но, наверное, самым важным из всего моего набора бумажных дел для меня было закончить письмо на имя президента, вариантов которого у меня было уже несколько на бумаге, а ещё больше в моей голове, но ни один из них мне не нравился. Иной раз мне казалось, что в нём слишком много воды, и я начинал вычёркивать из текста то личные эмоции, то слишком детальные описания нашего проекта, а то просто рвал на мелкие кусочки то, что писал многими часами. Мне казалось, что все мои мысли должны быть лёгкими и предельно понятными для занятого человека, да и полной уверенности, что его помощники дадут это письмо ему прочитать лично, не было. Как правильно донести свою идею и попасть в самую точку наверняка – вот над чем я подолгу раздумывал и рождал очередной вариант текста. Бумага должна вылежаться, горячие мысли в ней должны остыть, всему придёт своё время. Разрываться между написанием технического отчёта, который я делал прежде всего для самого себя, повестью и этим письмом не было смысла, и я решил всё делать поэтапно, к тому же я получил сообщение о том, что результаты испытаний готовы, и мне предстояло поехать их забрать, но я хотел лично побеседовать с теми людьми, которые проводили исследования. За сухими строчками сертификатов исследований иногда пропадает самое главное, о чём должен знать заказчик, но если исследователь опытен, он может рассказать гораздо больше, чем он просто отчитался на бумаге.

Руководитель лаборатории, которая взялась провести обезличенные испытания образцов, был хорошим знакомым ещё одного моего хорошего знакомого, фактически всё делалось для меня по телефонному звонку, и я знал, что ему можно было доверять на все сто процентов. Лаборатория имела отличную репутацию среди небольших частных нефтяных компаний, фактически она сохранилась ещё с советских времён. Испытания проводились неофициально, это было моим основным условием заказа. Я избегал малейшего риска, одно время я даже подумывал над тем, чтобы провести испытания за границей, но это было тоже не менее опасно, так как месторождений с лёгкой нефтью в России не так много, они все известны и если на рынке начнёт мелькать преждевременно информация, это может разрушить все наши планы. Нет, самого месторождения никто никогда не найдёт, но самого заказчика могут вычислить совершенно спокойно, и тогда начнутся нежелательные домогательства.

Как я и предполагал, меня ждала очень интересная беседа. Заполненные листы бланков проведённой экспертизы образцов лежали на столе, а хозяин кабинета не торопился мне их передавать. Мне показалось, что он не знал, с чего начать, и я решил прийти ему на помощь.

– Если вы хотите меня спросить, как эти образцы оказались в моих руках, то вы об этом узнаете одним из первых, но всему своё время, – обратился я к нему.

– Нет, вы меня неправильно поняли, я действительно не знал, с чего начать, я понимаю, что вы сами опытный человек и у вас уже есть некоторое представление, что это за нефть. Скажу вам честно, я таких образцов давно не держал в своих руках. Удивительно то, что она не только лёгкая, но и малосернистая, в ней слегка завышено содержание парафинов, что не является критическим, но самое ценное то, что в её составе присутствует ряд компонентов, что делает её очень качественным сырьём для нефтехимии. Такую нефть грех продавать на экспорт. В старые времена месторождение с такой нефтью сразу же бы перевели в разряд стратегических. Не знаю, как это будет выглядеть сейчас, но именно по этой причине у вас могут возникнуть проблемы с оформлением лицензии на разработку месторождения. Даже не знаю, что вам посоветовать. Конечно, многое будет зависеть от размеров самого месторождения, ну и конечно же, извлекаемых запасов. Что касается образцов шлама из коллектора, то по ним преждевременно что-либо говорить, крупных сколов породы я в нём не обнаружил, поэтому исследования можно охарактеризовать лишь как оценочные, но пористость известняков на уровне выше средних показателей нефтеносных пород, а вот проницаемость пока непонятна. Кстати, какими типами долот бурилась скважина? – неожиданно спросил он меня и сам невольно дал мне подсказку. – В шламе слишком много частиц мелкой фракции, очень хорошее истирание породы, наверное, вы применяли что-нибудь из новых импортных долотных новинок?

– Да, вы правы, это новые алмазные долота, мы и шлам то еле-еле отобрали на скважине из-за них, – поторопился я ответить ему, краснея от вынужденного вранья – а что мне оставалось делать в этот момент, не мог же я ему сказать, что у нас и лицензии на геологоразведочные работы не имелось. Мне приходилось запутывать следы, чтобы полностью не дать понять ему, что моя просьба об этих испытаниях вообще крайне сомнительна. – Скажите, а вы должны куда-то подавать сведения об этих испытаниях?

– Нет, таких обязательств у нашей лаборатории не существует, мы в основном работаем с частниками, и нам в течение года приносят на испытания десятки разных образцов нефти, в том числе и коммерческих образцов. Вы не поверите, чего я только не насмотрелся за последние годы. Вот, например, берут газовый конденсат, подмешивают в него мазут и выдают за новую нефть. Смеси делать не запрещено, но зачем мне заведомо врать и объяснять, что это новая нефть, я же всё равно пойму их уловки. Вдоль западной границы России построили несколько нефтебаз, на которых и производят это сомнительное компаундирование, говорят, что это коммерчески выгодно, но мне это всё неинтересно. Вот ваш образец – это совсем иное, над ним стоило повозиться. Я тяготею не к тестовым исследованиям, а к аналитическим. Вы чувствуете разницу между этими двумя терминами? Если монотонно изо дня в день анализировать нефть, отобранную из одной и той же скважины, а ещё лучше из группы скважин, а идеально – на всём месторождении, можно делать выводы о динамике происходящих процессов внутри пласта. Мы можем оперативно регулировать заводнение пласта и не доводить добывающие скважины до полного обводнения, но это всё вторично, а самое главное, мы можем прослеживать связь месторождения с подпитывающими зонами, то есть отслеживать миграционные процессы нефти между самим месторождением и периферийным окружением, в том числе глубинным. Но мне за все годы общения с нефтяниками не удалось их убедить, что им необходимо бурить не только добывающие скважины, но и наблюдательные, как за контуром нефтеносности, так и под ним. Сегодня вся добыча нефти алчна, делается исключительно только ради быстрой прибыли. Но мне показалось, что я вас несколько огорчил своими комментариями? Качественная нефть не всегда приносит радость, но я был обязан вас об этом предупредить. Но я хочу вас в то же время успокоить: я для вас сделал два варианта технического анализа нефти, подробный – это для вас, а вот краткий, для ваших дальнейших общений, но в обоих вариантах всё изложено корректно, выбирайте сами, что вам с ними дальше делать. Но в любом случае, я готов с вами работать дальше, и не забывайте о постоянном мониторинге качества и физико-химических свойств нефти, о котором я вам рассказал. Мы не избалованны заказами, а крупные компании нас вообще обходят стороной, поэтому я вижу в нашей встрече некий сигнал о хорошем сотрудничестве в будущем. Но я хотел бы вернуться к моему анализу вашего шлама и вопросу об использованном вами долоте. При механическом воздействии породоразрушающего инструмента на породу забоя скважины обычно происходит деформация порового пространства из-за процесса истирания, как бы объём породы сжимается, она подвергается прессованию, что снижает проницаемость и ухудшает коллекторские свойства. Меня удивило то, что в вашем образце шлама это явление отсутствует, шлам, точнее, осколки породы сохранили первозданный вид. Многие исследователи не обращают внимание на первичную деструкцию коллектора, всё равно после бурения весь продуктивный пласт обсаживается металлическими трубами, а приток нефти вызывается не через открытый забой, а через вторичные перфорационные отверстия. Я же сторонних добычи нефти через открытый ствол и считаю, что все беды обводнения скважин вызываются именно обсадными колоннами. Нефтяной пласт должен как бы дышать по всей свой протяжённости, и скважина не должна нарушать его целостности, в пласте действуют процессы гравитации, и водонефтяной контакт должен сам выравнивать свой горизонт, а обсаженные скважины порождают создание конусов обводнения, и именно обсаженные трубами скважины нарушают целостность пласта. Если нефтяникам удастся пересмотреть свои отдельные старые взгляды на разработку нефтяных месторождений, отказаться от устарелых стереотипных традиций, они только выиграют, они значительно продлят срок жизни самого месторождения и повысят коэффициент нефтеотдачи пластов. То, что сегодня достигнуто у нас в среднем по стране, – это просто смехотворно, более семидесяти процентов нефти на большинстве месторождений остаётся не охваченными разработкой. И всё это происходит из-за спешки, отсутствия настоящего хозяина на объектах добычи, я не говорю уже о постоянной смене ведущих специалистов и отсутствии продуманного анализа всех критериев добычи. Я не хочу всех огульно обвинять, я знаком со многими талантливыми аналитиками, но их пока единицы, и их голосов никто, к сожалению, не слышит. Да, они работают в реальных условиях, пишут и публикуют свои научные работы, выдвигают разумные предложения, но, похоже, у нас в стране разучились читать. Извиняюсь, но я отклонился от темы шлама, он у вас сохранился идеальным, никаких деформаций в нём я не обнаружил, так что рекомендую вам в дальнейшем бурить именно этими долотами или тем, чем вы этого достигли. Я не буду вас пытать, я понимаю, что вы применили что-то оригинальное. Если это так, то считайте, что вы победители и вы нащупали новый нестандартный способ бурения, – он совершил ещё одну попытку меня успокоить.

– Могу вам сказать, что наши взгляды почти полностью совпадают, а вы были первым, кому мы приоткрыли нашу информацию. Не хочу забегать слишком вперёд, но мы уже думали над созданием на этом месторождении мониторингового центра по его разработке. Мы сейчас как раз занимаемся созданием целого комплекса новых глубинных методов получения первичной информации о пласте, это будет похоже на стандартный геофизический набор средств, но доукомплектованный новыми датчиками и средствами измерения поступающих сигналов с забоя скважин, непосредственно в процессе бурения. Наша задача объединить средства бурения и геофизические методы в одно целое и исключить существующий антагонизм между двумя этими профессиями. Вот научиться бы ещё анализировать качество нефти, там, непосредственно на глубине её залегания, – это было бы вообще идеально, но эта задача, видимо, для следующих поколений, но мы об этом думаем уже сейчас. К сожалению, наши годы бегут, и никуда от этого не денешься. Начинаем растить талантливую молодёжь и видим, что нам есть кому оставить наше наследство. А вот про образец шлама вы всё отметили верно, к этому мы и стремились, чтобы ни на грамм не ухудшить первозданность нефтяного коллектора. Скажу вам откровенно, я категорический противник гидроразрывов пластов, которые сейчас повсеместно применяют американцы, а наши крупные производители нефти первыми попали в их западню. Фактически все девяностые и нулевые годы на российских крупных нефтяных месторождениях американцами проводились крупномасштабные эксперименты. Свои недра они берегли для будущих поколений, а вот в условиях российской неразберихи и бесконтрольности можно было делать всё что захочешь. Это был масштабный полигон, и, только отработав на нас свои методы, они перенесли их на свою территорию, устроив сланцевую революцию. О пагубности этих методов разработки ещё никто не знает, но то, что они сознательно краткосрочно разрушают нефтяные месторождения, вызывая сверхпроницаемость коллекторов, и интенсивно, почти запредельно, наращивают сиюминутную добычу нефти – это факт, с которым никто спорить не будет. Но что будет потом, через несколько лет, они гарантий дать не могут. Я не сомневаюсь, что они разрушают и покрышки месторождений, а это прямой путь к вертикальной миграции углеводородов в вышележащие пласты, в том числе, возможно, и в артезианские с мировыми запасами питьевой воды. Мы, я и мои коллеги, мы категорические противники этого варварского метода разработки с непредсказуемыми последствиями. Мировых запасов нефти достаточно, и их нужно разрабатывать только щадящими методами. Есть скважина, и лучше её ничего не придумаешь, а если необходимо доводить коэффициент нефтеизвлечения до максимума, нужно просто бурить больше скважин, в том числе и горизонтальных. Но существующие методы бурения затратны, в них нет экономии финансовых средств, да к тому же они опутаны кучей серых посредников. Вы думаете, это работяги на буровой жиреют и поглощают все средства? Нет, всё напротив, они тощи как никогда и бегут с буровых из-за мизерных зарплат, уступая свои места неподготовленным простакам, которых ждёт нищета. Высокие зарплаты реальных нефтяников – это обман, там деньги оседают совсем в других карманах, так называемых прокладок. В бурении остаётся всё меньше профессионалов, там массовое бегство кадров, осталось ещё несколько лет, которые доработают те, кому просто деваться некуда, а кто их заменит – просто неизвестно. Я не нагнетаю тучи, но всё к этому идёт, и если ничего не менять, то наступит катастрофа. Останется одно – приглашать китайцев или наших соотечественников из Средней Азии. Вы видите, на стройках уже почти не осталось наших граждан, на любом значимом объекте работают исключительно иностранцы, то же самое ждёт и бурение. Вот то, что мы создали, возможно, изменит все взгляды на развитие нефтяной отрасли, это значительно экономичнее с традиционным методом бурения и сопоставимо по эффективности с гидроразрывом пластов, но без разрушения целостности коллектора. Это нам придётся очень сложно и долго доказывать, но мы к этому готовы.

Я был очень рад тому, что в глазах этого старого завлаба я нашёл не только сочувствие, но и поддержку нашим идеям. Меня радовало то, что мы были не одни и что у себя на родине мы найдём понимание среди многих практиков, учёных и просто неравнодушных людей.

Эта встреча меня и обрадовала, и в то же время огорчила. Обрадовала тем, что нефтяной мир многогранен, там много мнений и идей, там можно найти единомышленников, а огорчила тем, что нам следовало ждать коварства, изощрённых уловок бюрократов, уповать на то, что они все ленивы и тупы, нам не приходилось: они образованны и даже местами грамотны, но их ум направлен, как и в старые времена, на разрушение прогрессивных идей, их любимый ответ, как и был в старые времена, остаётся прежним: «нет» или «приходите завтра», а на крайний случай – «ваше предложение интересно, мы его изучим». Чтобы протолкнуть нашу идею создания на базе нового нефтяного месторождения народного предприятия, нам предстояло пройти ещё много крутых поворотов, и я начинал понимать, что нам постепенно надо обрастать связями, компетентной поддержкой и современными средствами лоббирования среди маститых политиков – ну не все они в конце концов продажные, должны же быть среди них и порядочные люди. Но всё равно, несмотря на все сомнения, я принял для себя окончательное решение: до письма президенту больше никого не посвящать в идею нашего проекта. Встреча с завлабом была неизбежна, нам нужны были результаты испытаний, и хорошо, что эта встреча закончилась для нас не только результативно, но и без последствий, так как был риск, окажись на его месте кто-то другой.

Имея на руках лабораторный анализ нефти, можно было считать, что мой технический отчёт о нашей экспедиции полностью готов, эту книгу можно было продолжать писать урывками по мере возникновения новых мыслей о её сюжете, и я решил полностью сконцентрироваться на письме президенту. Начался ноябрь, и вот-вот вся наша команда должна была вновь встретиться у меня на даче. К тому моменту Алик с Борисом по-прежнему оставались не у дел, так ничего и не подобрав себе достойного по работе в Подольске. Ожидался приезд в Москву Дмитрия. Наши периферийные друзья Николай с Саней погрузились в изучение компьютеров и устанавливали связи в социальных сетях. Семейство Юры, включая Алексея и Машу, по-прежнему находилось в послесвадебном приподнятом настроении и тоже с нетерпением ожидало нашей первой послеэкспедиционной встречи, а поводом для неё был наступающий мой день рождения. В моём личном летоисчислении заканчивался шестьдесят первый год с моего рождения. Гостей ожидалось много, и все подтвердили, что они все будут непременно, даже Пётр со своей женой наконец-то решили вырваться из деревенского плена и побывать у меня в гостях. В деревне, на хозяйстве, должен был остаться только один наш Степаныч, да и тот тоже рвался в Москву, ссылаясь на то, что он никогда в жизни не видел столицы. Прошедшее лето нас всех сплотило, это была одна большая дружная семья, которая требовала общения и обмена мнениями. Мы все были разными, но в каждом из нас был такт, уважение друг к другу и коллективная преданность.

К моменту их приезда письмо президенту должно было быть готово, и без их одобрения я не имел малейшего права каким-либо образом действовать дальше. Письмо я писал по вечерам, допоздна засиживаясь за компьютером. Жена, всё понимая, старалась меня не отвлекать, а вот тёща наоборот, видя все мои мучения и переживания, всё чаще и чаще стала заглядывать в мой кабинет. Она была посвящена во все детали нашей экспедиции и очень сочувствовала всей нашей команде. Она мне даже сделала предложение, что она наравне со всеми подпишет это письмо и поддержит все наши предложения. Более того, она стала выдвигать свои версии этого письма, а я со своей стороны всё больше и больше стал к ней прислушиваться. Она мне всё время советовала: «Пиши всё как есть, признайтесь во всех ваших грехах, ведь повинную голову карать не должны. Пиши как можно проще, не придумывай премудрых, непонятных слов. Каждая фраза или мысль должны быть короткими и понятными. Делай акцент на государственной значимости ваших открытий. То, что вы будете после вашего предисловия дальше просить, должно быть изложено буквально в трёх предложениях. Президент первоначально сам принимать решения не будет, он кому-то поручит с вами встретиться, но если эта встреча произойдёт, то вы должны понимать, что он уже почти на вашей стороне, и вот от этой встречи почти полностью будет зависеть ваше будущее. Вот к этой встрече вам и нужно готовиться. Проиграйте в своей голове все возможные варианты разговора, ещё раз разберите ваши слабые места, а они у вас есть, прежде всего, это то, что вы всё сделали инкогнито. Других ваших погрешностей я не вижу, и они будут давить на вашу самовольность. Вот помяни мои слова. А в целом должно всё закончиться для вас положительно». Вот так, почти каждый вечер, она приободряла меня, а для меня её оценка нашей экспедиции была гораздо более важна, чем любой другой ответ.

Приехали все, даже Степаныч, над которым взяли шефство Николай с Саней, ровно как и год назад, когда они его уговорили лечь в больницу. Оказалось, что Пётр с женой были ранее в Москве только проездом и никогда не видели прелестей нашей столицы. Моя Танечка лично взялась их повозить по городу, в том числе и по ночной Москве, когда она смотрится ещё более величественно. Но не менее неожиданными гостями для нас стало семейство Дмитрия, приехавшее к нам в полном составе, включая деда, а также Гоша со своей женой и сыном, который тоже, как оказалось, был последователем специальности своего отца. В нашем доме давно не собиралась такая дружная компания. У нас был заранее уговор, что все приедут надолго, у нас было что всем вместе обсудить. Нам повезло, ноябрь выдался достаточно тёплым и сухим, и это тоже благоприятно отражалось на нашей встрече. Мои соседи по даче все удивлялись такому скоплению народа у меня в гостях, и все по очереди спрашивали: «У тебя что, юбилей»? А я отшучивался и отвечал им, что юбилей был год назад, а это собрались мои однополчане. Никто ответа не понимал, и думали, что я их разыгрываю. А они, мои друзья, все кто оказался рядом со мной, они действительно были моими однополчанами, я даже более вам скажу, они все были моими старыми и новыми друзьями, а ещё проще, единомышленниками.

Наше торжественное застолье как бы на правах хозяина и именинника должен был открывать я, но как человек, почтительно относящийся к ветеранам, я сделал предложение, чтобы первый тост отдать им, но я не подумал над тем, что у нас за столом было аж целых три ветерана, моя тёща, Степаныч и дед Дмитрия. И им предстояло выяснить своё старшинство, чтобы выстроиться по порядку. Степаныч сразу пошёл в отказ, сказав, что он к подобным речам не приучен, а скажет всё, что думает, чуть позже, а вот моя тёща оказалась победительницей конкурса возрастов, и ей предстояло первой держать речь.

– Я хочу вам всем сказать вот что, – начала она. – Даже в годы моей молодости не было таких застолий, как сегодня. Я многих из вас вижу впервые, но обо всех о вас я много раз слышала от своего зятя, так что я с вами со всеми заочно знакома. Добро пожаловать в наш дом, я вам это искренне говорю, чувствуйте себя у нас как будто вы находитесь у себя. Мы всем вам рады. А этот тост я хочу посвятить своему зятю, так как виновата перед ним. Я его всю жизнь недооценивала и, скажу более, жила с ним не очень мирно. Для меня в жизни был идеалом только один мужчина – это мой муж, с которым мы прошли огни и воды. Но я сейчас вижу, как мой зять похож на моего мужа, тот тоже всю жизнь стремился ко всему новому, но он, в отличие от зятя, не смог объединить вокруг себя столько талантливых людей, а вот зять смог, и вы все это подтвердили своим приездом. Я ошибалась, каюсь и прошу пред всеми вами у него прощения. А вам желаю только одного: победы. То, что вы уже успели сделать, это дорогого стоит. Я с удовольствием выпью этот бокал шампанского и за него и за вас. Будьте все здоровы! – закончила она на повышенной эмоциональной ноте своё выступление.

Я ждал от неё чего угодно, но только не этих слов. Я всегда мечтал с ней жить в мире, но она все предшествующие годы относилась ко мне слишком критично, а что я мог поделать: она же была мама моей любимой жены, и мне следовало всё терпеть. И вот наконец всё встало на свои места, а для того, чтобы это произошло, мне нужно было ей доказать реальным делом, что она отдала свою дочь в надёжные руки.

Следующим по очереди взял слово дед Димы. Когда он слегка отодвинул за собой стул и встал во весь рост, все сразу же мгновенно притихли. Это был величественный человек со старческой, но ещё очень гордой осанкой, он даже мог ничего не произносить, и так, только в одном его взгляде, было всё понятно, о чём он хотел сказать. Просто так этот человек никогда бы не приехал за тысячи километров, а то, что он счёл нужным быть рядом в этот день со своим внуком и вместе с нами, говорило о его полной поддержке нашего дела. Если хотите, у нас сегодня было почти что годовое итоговое собрание, которое никто не имел права пропустить. Для меня было очень важно, что он скажет, особенно ценными мне казались его первые слова, которые он вот-вот должен был произнести. Я даже загадал про себя, о чём он скажет, и очень боялся ошибиться в своём предчувствии, но он меня не подвёл, а начал он свою речь очень просто и без всякой дипломатии.

– Спасибо вам всем за моего внука Дмитрия, а вам, Александр, особенно, – обратился он ко мне. – Когда вы прошлым летом, под видом писателя, приехали к нам в Новосибирск, я же вас тогда сразу раскусил и с первых же минут понял, что весь этот маскарад был затеян вами ради большого дела. Зачем лететь в Новосибирск, книгу можно было писать не выходя из этого прекрасного дома, придумывать любые сюжеты, делать нарезки из энциклопедий и затем превращать их в литературный коктейль. Ко мне уже давно никто не наведывался, а я ещё задолго до перестройки потерял интерес к детищу моей молодости, если что-то и делал, то только ради внука. И вот вдруг вы, на пороге моего дома, и речь ваша не совсем литературная, и интересуетесь вы совсем не сюжетами. Если бы вы действительно были писателем, я бы ни за что не стал с вами тогда говорить, к чему ворошить прошлое и писать о стариках-неудачниках, именно таковым я считал себя до нашей с вами встречи. Да, у меня была изобретательская гордость, это во мне сохранится навсегда, как и мои знания, но всё равно я считал себя человеком, который не смог отстоять свои изобретения и не дал им долгую жизнь. К сожалению, в академической науке это происходит сплошь и рядом, да, мы такие, наши мозги устроены по-другому, мы можем творить, но, как дети, не можем защитить свой труд и свои мысли. Той встречей вы как бы вернули меня вспять, и вы не поверите, вы тогда меня убедили, и за это вам от меня второе большое спасибо. Вы перетряхнули жизнь всей нашей семьи. Я не знаю, чем всё закончится, но результат уже получен и плазмобур можно тиражировать. Я не в праве давать вам советы, видимо, я уже действительно устарел, но я бы не испытывал на вашем месте свою судьбу, а продал бы изделие и результаты испытаний в надёжные руки, вам бы всем хватило на оставшуюся жизнь. Скажу вам сразу, мы с Дмитрием расходимся диаметрально по этому вопросу, он, наверное, как и вы, бредит каким-то народным предприятием и постоянно пытается меня обратить в вашу веру. Вы должны понимать: одно дело – испытать на деле плазмобур маленьким коллективом, и даже это было бы не так просто, а создать новое предприятие, тем более в чистом поле, – это на сотню порядков сложнее. Стоит ли на это тратить всю оставшуюся жизнь? Если бы я был помоложе, я, наверное, пошёл бы по вашему пути, но жизнь так коротка и стоит ли её тратить на заведомые трудности. Я не думаю, что вы рвётесь к нефти и большим деньгам, вы не похожи на новых русских, о которых складывают легенды и анекдоты, я также не заметил в вас олигархических замашек, вы больше похожи на романтиков и фантазёров. Я не хотел бы, чтобы Дмитрий уезжал из страны, мы с дочерью этого не переживём, но он мне сказал, что если ваша идея закончится ничем… – на этом месте он замолчал и его глаза наполнились слезами, но он всё же с трудом взял себя в руки и продолжил: – Нет, я говорю совсем не то, что я хотел вам всем сказать. Я просто боюсь за вас, одно дело – потерять работу и быть уволенным, другое дело – потерять цель своей жизни. Такой шанс, который имеется у вас сейчас, выпадает не каждому, до сих пор вам сопутствовала удача и было всё безоблачно. Я просто хотел вам посоветовать подумать о запасном варианте, не может быть всё слишком гладко, когда-то и фортуна отворачивается. Конечно, пробуйте, применяйте все возможные средства убеждения, но только не раскрывайте слишком свои карты, с вами возможна шулерская игра, идею могут перехватить почти что на лету, у нас в стране осталось слишком мало людей, думающих о государственных интересах, а ваша идея с этим народным предприятием как раз попадает в разряд таковых. Думаете, что я против этого? Да я и сам в начале перестройки бредил чем-то подобным, надеялся, что наш институт возродится, мы даже собирались старым коллективом и точно так же, как и вы, вынашивали грандиозные планы, но, как видите, для меня все наши старания закончились ничем. Может быть, именно по этой причине я закоренелый пессимист.

– А какие у вас новости по новому типоразмерному ряду плазмобуров? – решил я ему помочь сменить тему с грустных размышлений на более приземлённую, так как знал, что он над этим работал все последние месяцы.

– Всё движется, как вы меня просили, а за октябрь мы вместе с Дмитрием и Гошей подготовили чертежи плазмобура, совмещённого сразу с тремя приборами электрического каротажа. Мы не стали изобретать ничего нового, а просто заимствовали их из известных методов, так будет проще обрабатывать на первом этапе поступающие с забоя сигналы. Для начала, мы думаем, этого будет достаточно. С радиоактивными методами я связываться не хочу, да это и опасно, тем более они были изобретены для работы в обсаженных трубами скважинах, в которых электрические методы не работали из-за экранизации сигналов металлом. В нашем же случае, мы будем работать только в открытых стволах, и нам электрических методов более чем достаточно, можно, конечно, добавить датчик гамма-излучения, он сейчас широко применяется в телеметрии для проводки горизонтальных скважин в маломощных нефтяных пластах. Перегружать информатику плазмобура нет смысла, должны быть применены только самые эффективные методы. Это мы всё сделаем до конца текущего года, а вот за создание универсальных бурильных труб нужно браться немедленно, нам нужен очень устойчивый канал связи между датчиками на корпусе плазмобура и поверхностной регистрирующей аппаратурой. Я вот ещё над чем подумал, и это было бы новой областью применения плазмобура, но при этом всё будет зависеть от тех же бурильных труб. В советскую эпоху мы были мировыми лидерами по бурению сверхглубоких геологоразведочных скважин, но в современной России эта программа была свёрнута. Тогда достигнутые глубины бурения казались всем просто фантастическими, но, к сожалению, они были ограничены грузоподъёмностью существовавших на то время буровых установок. Всё же оборудование было отечественным, да и к тому же те же алмазные долота только начинали появляться. В нашем же случае, когда мы не создаём нагрузки на долото и трубы можем применять более облегчённые, мы можем достигнуть, применяя плазмобур, гораздо больших глубин бурения. Рекорд бурения – это не самоцель, а всего лишь средство к познанию глубинного строения Земли. Человек научился гораздо лучше изучать космос, нежели геологическое строение своей планеты.