Текст книги "Петролеум фэнтези"

Книга о книге

Моя схема сработала, но мне позвонил только один человек, и именно этого звонка я ждал больше всего: это был мой старинный друг и преподаватель геологии, а вот все студенты остались в стороне, да простим их, они ещё слишком зелены и ничуть не оперились. Пусть лучше учатся, может быть, из них и выйдет какой-то толк. А вот звонок друга – его даже невозможно описать, он весь шифровался, говорил обо всём какими то намёками, словно боялся, что наш разговор прослушивают. Таким я его ещё никогда не знал, что с ними со всеми происходит – это просто какая-то тайна. Человек, который был открыт передо мной многие годы, и мы были с ним не просто друзьями, а даже единомышленниками, и именно он меня консультировал по геологическим вопросам накануне нашей второй экспедиции, вдруг стал для меня просто загадкой.

– Слушай, старина, что ты наделал! – первое, что он спешно сказал мне. – В кулуарах института всё бурлит, все шепчутся о какой-то фантастической книге. Зачем ты написал об институте – твоя критика всем непонятна. Наш заведующий кафедрой даже собирается собрать учёный совет чтобы опровергнуть все твои идеи и домыслы. Ты посягнул на самое святое, на коллективное мнение института. Он у нас трусоватый, сам бы инициативу не проявил, значит, он получил от кого-то задание.

– А ты сам читал книгу? – спросил я его.

– Да, читал! У меня есть привычка, когда закончится лекция и студенты покинут аудиторию, обойти весь лекционный зал и проверить каждую парту. Вот я и наткнулся таким образом на твою книгу, видимо, кто-то из студентов оставил. Увидев на книге твоё авторство, я тебе ещё позавчера хотел позвонить, но решил прежде её всё же прочесть. Ты сам знаешь, я сторонник самых разных взглядов, особенно в науке, и я терпим у чужому мнению, но поверь, я тоже не в восторге. Хорошо хоть, что ты про меня ничего не написал, но поверь, рано или поздно всё равно вычислят, что я тебя консультировал, у нас же злых языков, сам знаешь, слишком много. Всё, кончаю, и постарайся меня забыть хоть на время, пока всё не успокоится. Если будет что-то интересное, я сам найду способ, как тебе сообщить, – ответил он, давая понять, что разговор окончен.

– Хорошо, ну хоть скажи, какая твоя личная оценка? – не хотел я, чтобы наш разговор прерывался.

– Старина, всё, потом, извини, говорить больше не могу, – на этом он прервал разговор, отключив свой телефон.

Ничего себе разворот, – подумал я про себя. Где же я, как говорится, переборщил или пересолил? Я сам был заинтересован в том, чтобы мой родной институт процветал, и всё, что я предлагал в этой книге, должно было пойти ему только во благо. Неужели действующей профессуре не было стыдно, что до производства доходит просто мизерная часть выпускников? Институт, который некогда просто гремел на всю страну и был лидером среди нефтяных институтов, в одночасье вдруг постарел и потерял престиж? А моя критика – она просто шелковая по сравнению с той, о которой нужно говорить. Или это просто защитные меры – взять да огрызнуться, вместо того, чтобы исправлять положение. Мне, с одной стороны, было обидно, что меня не поняли, но с другой, я осознавал, что я действительно их крепко задел, возможно, наконец-то разбудил, пусть они теперь сами думают, шайба, посланная мною, ещё не попала в цель, но была уже на их стороне. Никакие ответы от них мне не нужны, и ни в какие дискуссии я с ними никогда не вступлю, и их критика моей книги мне безразлична. Пусть думают сами, если есть силы, пусть исправляют положение, а я потерплю и всё равно останусь преданным этим родным стенам.

А я ждал другого, я верил, что звонок из администрации президента вот-вот раздастся, и я весь концентрировался на предстоящей встрече. Из всех своих друзей я в настоящее время рассчитывал только на Юру, а он был предупреждён мною заранее, что если позовут, то пойдём только вместе. Видимо, на наше письмо уже последовал резонанс, и нас пригласили на двадцатое декабря. Моя жена была обеспокоена моим внешним видом и настояла на том, чтобы мы, и Юра и я, были одеты в приличные костюмы, белые рубашки и обязательно пошли в галстуках. Всё это для меня было таким непривычным, я уже давно отвык от чиновничьего вида и одевался как можно проще. Но она нам сказала: «Вы должны выглядеть солидно, быть с ними наравне, поверьте, в таких местах по-прежнему встречают по одёжке».

Мы сели за стол переговоров в администрации президента, и первое, что мы увидели, что перед каждым из наших оппонентов, на столе, лежала моя книга. Становилось понятным: раз у них в руках была и книга, письмо они точно прочитали. А каким образом попали в их руки книги? Было два варианта: или им их кто-то передал из Губкинского института, или же они вышли на типографию издательства. Это всё было не важно, для меня было принципиальнее то, что они начали проявлять нескрываемый интерес к поднятым нами проблемам. Это уже был хороший знак для начала беседы, это означало, что они вооружены информацией и знают чуть больше, чем я предполагал.

Едва мы расселись по обозначенным нам местам, председательствующий с их стороны, а это была ключевая фигура в администрации и находившаяся постоянно на нашем слуху, спросил нас: «Скажите нам честно, то, что вы изложили в записке на имя Президента, – это правда или это ваш вымысел?».

Прежде чем начать отвечать на его не просто неожиданный, но и предельно коварный вопрос, я буквально мгновенно начал калькулировать в своей голове то, что я видел в эту минуту, и то, что я сам пережил в дни, предшествующие этой встрече. Письмо я отнёс в приёмную президента на Ильинке первого декабря, мы специально подбирали эту дату, так как знали, что вплоть до Нового года президент и его администрация будут на своих рабочих местах, то есть с момента регистрации нашего письма прошло ровно двадцать дней, а они засуетились раньше установленного срока, узаконенного для ответа. Мы мало рассчитывали на эту встречу, хотя хранили потаённую надежду, и вдруг она была назначена, и тем более мы уже здесь, за столом, в большом зале заседаний, вместе с ними, а не томимся в тесном предбаннике, ожидая приглашения, и мне уже задан первый, волне конкретный вопрос, и на него что-то нужно отвечать. Молчать было нельзя, а мгновенная пауза стала затягиваться. Если сказал «а», то нужно говорить и «б».

Я внимательно обвёл взглядом стол, за которым мы сидели. С их стороны было десять человек, а с нашей только двое, я и Юра. Почему их так много? При этом меня мучил вопрос, а видел ли президент наше письмо, показали ли они его ему, и имеется ли на нём уже хоть какая-то его резолюция – мы этого пока не знали. Но их многочисленность говорила о том, что интерес к письму имеется, но какой? Разойдёмся ли мы с ними после этой встрече союзниками, или они похоронят все наши идеи, как это в их среде часто случается?

Чтобы хоть как-то оттянуть начало моего ответа и дать себе время собраться с мыслями и увидеть их настрой, я начал с того, что поблагодарил их за встречу и сразу представил нас с Юрием, и, не останавливаясь, попросил председательствующего представить участников встречи с их стороны стола. Я заметил, что эта моя просьба не вызвала в нём большого восторга. Кто мы такие? И кто они! Совершенно два разных полюса.

Тем не менее наша просьба была удовлетворена, и он справа налево представил всех членов его команды. Среди них были представители всех ключевых для нас министерств, и это означало, что и правительство уже подключено. Но были в их составе трое, кто представлял «Роснефть», «Газпром» и Республику Татарстан, а значит и «Татнефть», и эти трое были для нас нежелательными оппонентами, все трое представляли в наших глазах псевдогосударственные компании, представлявшие интересы крупных олигархов. Не колеблясь ни одного мгновения, я предложил председательствующему исключить из их состава переговорщиков именно этих трёх представителей, сказав ему, что иначе наш разговор не получится откровенным, а эти люди будут влиять на их мнение негативным образом. Председательствующий поморщился, но всё же ответил достаточно благожелательно: «Хорошо, я пойду вам навстречу, я удалю с нашей стороны двоих, но представитель «Татнефти» останется, так как на его обязательном участии настаивал лично президент Татарстана». Он сказал лишнее, а я про себя понял, что президент России наше письмо читал, иначе не возглавлял бы эту встречу с их стороны именно этот председательствующий. Скорее всего, уже были какие-то контакты между президентами России и Татарстана, и я кивнул ему головой в знак нашего согласия. Итак, за столом с их стороны осталось восемь человек. Кроме председательствующего фамилии остальных нам ни о чём не говорили. Почти все они были молоды и годились нам с Юрием в сыновья. «Да! – подумал я про себя. – Наша смена подросла, и нам будет непросто с ними общаться».

– Давайте всё-таки начнём и вернёмся к моему первому вопросу. – улыбаясь, вновь начал председательствующий. – Я и мои коллеги хотим услышать от вас, имеется ли хоть доля правды в том, о чём вы написали президенту?

Задавая вторично один и тот же вопрос, он держал в своих руках наше четырёхстраничное письмо. Стол, за которым мы сидели, был не таким уж большим, а мы сидели с ним напротив друг друга, и он листая его, невольно переворачивал страницу за страницей на моих глазах, и в одно из мгновений мне удалось рассмотреть на первой странице письма, в его «шапке», размашистую чернильную резолюцию, но что там было написано, было невозможно разглядеть, но эти записи мог оставить только президент. Рядовые чиновники на таких письмах следов не оставляют, они обычно пишут на дополнительных, прикрепляемых к письму, так называемых «собачках».

– Хорошо, давайте начнём, – ответил я ему, понимая к тому моменту, что главной цели мы уже достигли, наше письмо уже побывало в руках того человека, который действительно принимает решения, а им всем я совершенно не хотел отвечать на его прямой вопрос, пусть и повторно заданный. – Этим письмом мы хотели довести до сведения президента три основных наши мысли, и все они неразрывно касаются развития нашего государства, и всех их нужно рассматривать как единое целое и никак по-другому. Если мы желаем нашей стране процветания, прежде всего нашим людям, мы считаем необходимым немедленно приступить к их выполнению. Я вам сейчас, ещё раз, их перечислю. Первое. Необходимо немедленно приступить к разработке и созданию новой отечественной техники, а то, что такая возможность имеется, мы доказали на примере нашего «Бурового куба». Если вы прочли мою книгу, то вы понимаете, о чём идёт речь. Он сейчас нами разобран на составные компоненты и спрятан нами от посторонних глаз. Даже его следы никто не найдёт. Второе. Мы повторно открыли новое нефтяное месторождение, нами на нём пробурена реальная скважина, и мы получили из неё промышленный приток нефти. Мы пока не смогли оценить запасы нефти этого месторождения, но все предпосылки нам говорят о том, что это месторождение-гигант. То место, где мы бурили, тоже никто никогда не найдёт, даже если вопреки нашим просьбам вы начнёте его поиск. Будет лучше для всех, если мы это озвучим сами, но без всякого давления извне. Его открытие говорит лишь о том, что вам следует задуматься и немедленно приступить к созданию новой государственной геологоразведочной компании и провести ревизию повсеместно всех предшествующих геологических материалов, и было бы разумным в государственных интересах начать работы в центральной части территории России. Третье. Государство наконец-то должно понять, что повсеместный прогресс нации может наступить только в одном случае, если вы откажетесь от крена в сторону олигархической системы управления экономикой и начнёте создавать народные предприятия, пусть это будет поэтапно, но ни в коем случае не вместо уже действующих структур, и без всякого передела собственности, но нужно, как можно быстрее, добиться того, чтобы каждый гражданин России стал собственником, и не только квартир и миниатюрных огородов, но и недр, заводов, институтов, спортивных клубов, школ, всего, где вращаются деньги. Нам не нужна эта мифическая государственная кубышка, её нужно грамотно распечатать и влить эти деньги немедленно в народные предприятия. Не все мы жулики, и уже пора вам научиться доверять своему народу. Коррупция в нашей стране насаждается сверху, а не снизу, и ни в коем случае со стороны простого народа. Перестаньте думать о том, что простой народ украдёт ваши деньги. Мы готовы возглавить осуществление этой идеи, у нас для этого всё необходимое имеется, и мы сами себе это всё уже доказали. Вы ещё молоды, но уже все достаточно опытные люди, а мы вам, вероятно, кажемся отработанным материалом и назойливыми ворчунами, но это будет большой с вашей стороны ошибкой, если вы нас таковыми воспримете. Делайте все выводы самостоятельно, на то вы и власть.

Они сидели и молчали, думали, что мы им тут будем разжёвывать детали того, как мы создавали наш «Буровой куб», как мы бурили первую скважину, и то, что мы испытывали при этом. Продолжать я больше не хотел, а в голове мелькали слова: «Уважаемые господа! То, что мы испытали, испытывает только тот, кто хочет что-то делать, он ловит первым одурманивающий кайф от пройденного им лично, а тот, кто читает чужие мысли о прекрасном, он вряд ли будет подвержен тому же эмоциональному экстазу. Мы его испытали на себе, попробуйте сделать это сами». Я видел по ним, что они никуда не торопятся и что они проявляют к нам неподдельный интерес. Возможно, ещё ничего не потеряно, и мы, как и весь народ, ещё имеем шанс в этой жизни. Но чтобы закончить свой эмоциональный ответ на слишком его прямой вопрос, я решил сказать ему как человеку, стерегущему государственные интересы, тоже как человек, кому небезынтересно национальное благополучие: «Мы хотим, чтобы нефтяная слава России возродилась, этому отдали всю свою честную и сознательную жизнь наши родители, и мы точно так же, как и они, готовы служить во славу нашей родины. Но не забывайте, что все наши три предложения являются единым целым, и мы их дальше готовы обсуждать и ждём по ним вашего решения только в совокупности». Говоря всё это, я специально подбирал только шаблонные, проверенные фразы, возможно, это со стороны выглядело излишне высокопарно, но именно в такой манере общения мне было проще говорить с ними. Нельзя было скатываться к деталям и мелочам и уходить от самого главного, ради чего мы сюда пришли. Чиновничий новомодный сленг для нас был тоже неприемлем, да мы просто его не знали. Я говорил с ними по старинке, но, надеюсь, понятным для них языком.

Эти люди, которые сидели перед нами, они были такими же гражданами нашей страны, как и мы, ничуть не хуже, ничуть не лучше среднего нашего соотечественника, возможно, они были даже более компетентными, чем многие из нас, в меру своего государственного положения. Их знаниями ни в коем случае нельзя было пренебрегать, и я это прекрасно понимал. Другого приёма на таком высоком уровне может больше и не быть, и даже эта встреча для нас может быть последней. При всем своем упрямстве, я хотел перед ними выглядеть вполне лояльным оппонентом, и тем более, перегибать палку совершенно не входило в мои планы. Нам нужно было достичь с ними взаимопонимания и, безусловно, сделать из них пусть не союзников, но по крайней мере людей, проникшихся идеями обновления российского общества. Даже если мы смогли бы довести до их сознания то, что наш народ ждёт от них решительных шагов, это было бы уже нашей маленькой победой. Но по ним было очень трудно понять, доходят ли до них наши идеи.

Видя, что среди них наступило небольшое замешательство, я решил продолжить своё выступление.

– Всё, что вы прочитали помимо нашего письма в книге, – всё это правда, но вы ничего никогда не узнаете без нас. Описание местности – это сплошной камуфляж, и вы можете послать на поиски хоть сотню буровых бригад и начать бурить даже повсеместно, но вы ничего без нас не найдёте. Вы сами себе можете задать вопрос, а могли ли мы, сидящие перед вами, открыть такое месторождение, и ответить на него сами, даже без нашего малейшего участия: «Да, могли». Задайте себе сами второй вопрос, а нужно ли России, которая ещё двадцать лет назад обходилась без импортного бурового оборудования и была признанным лидером мировой нефтедобычи, развивать новые нестандартные технологии бурения и технические средства, и сами себе ответите: «Да, нужно». Нужно ли вовлекать нам наш народ в развитие нашей страны и делать их реальными собственниками? И вы должны, как государственные люди, ответить на свой же вопрос, причём однозначно: «Да, безусловно нужно». Вот из этих трёх, коротких и очень правильных ответов – «Да, могли», «Да, нужно» и «Да, безусловно нужно» – и должна складываться национальная политика. Чем больше у нас будет генерирующих точек роста экономики при поддержке государства, тем более мы все будем богаче во всех отношениях.

– Ну хорошо, хотя я из вашего объяснения пока ничего не понял, так как вы уходите от откровенного ответа на мой вопрос, но тем не менее мы вас услышали. Всё, что вы нам рассказали, со всем этим нельзя не согласиться, и ваше письмо, и ваша книга содержат правильные идеи, но у нас есть большие сомнения, что вы могли всё это сделать, мягко говоря, это какая-то фантазия, и среди нас мнения разделились. Как вы могли за один год всё это сделать? Какой-то металлолом? Плазмобур, как вы его называете! Бурение? Открытие месторождения? Это просто какая-то партизанщина, граничащая со вседозволенностью. Вы понимаете, что нарушили много законов? Нет, мы вас не хотим ни в чём обвинить, у нас и близко таких целей нет, но многое, по нашему мнению, не вяжется. Вот мы и хотим вас понять и из нашей встречи вынести правильное решение, – рассуждал он, глядя прямо в мои глаза, а его мысли мне, все до одной, начинали нравиться.

– Вы справедливо всё сказали, а по-другому и не должно было быть, всё, что произошло, то и произошло, и вспять нашу личную историю уже не отмотать. Да, вы во многом правы, только кроме одного, мы это сделали не за один год, мы к этому стремились и готовились всю свою жизнь. Скорее всего наш возраст нас стал подстёгивать, поэтому и последние события, о которых вы прочитали, произошли с невероятным ускорением, но этого мы достигли только благодаря нашему коллективному разуму. Да, мы шли на определённый риск, но мы считали его оправданным, а наш личный опыт подсказывал нам, что по-другому мы себе ничего не докажем. Если бы мы выбрали путь, как вы советуете, – сделать всё по закону, то есть учредить и зарегистрировать фирму, получить на её имя все необходимые разрешительные лицензии, протестировать оборудование в органах технического надзора, то есть фактически раскрыть суть нашего изобретения, затем пройти конкурсный отбор на геологоразведочные работы, который бы мы никогда не выиграли, а выиграв, не смогли бы оплатить все государственные пошлины – мы же все совершенно небогатые люди, кто бы нам дал заёмные средства, а это миллионы и даже, возможно, миллиарды рублей, а сколько было бы выставлено перед нами территориальных барьеров, они же все непреодолимы, и вы сами обо всём этом знаете лучше нас. Дарить кому-либо наши знания, информацию и изобретения мы не собираемся, но с радостью поделимся всем этим с простыми людьми, нашими земляками. Не рискни мы тогда, год назад, не было бы этой встречи, а ещё важнее, не было бы тех открытий, которые мы сделали. Возможно, мы мелкие нарушители, даже авантюристы, но мы не преступники, и государство мы ни на грамм не обокрали. Считайте, что это просто фантазия, наша выдумка, облечённая в некую интригу, на всё на это есть ваше право сделать соответствующие выводы, но прежде чем расстаться, мы хотели вам подарить на память образец нефти, который, может быть, станет молчаливым свидетелем в нашу пользу. К сожалению, мы пока не сможем вам показать наш фильм об этой экспедиции, так как наш компьютер нам не разрешили пронести в этот зал, а он был бы очень полезен для просмотра собравшимися. Хотя это укороченная трёхминутная выдержка из многочасового фильма, но её просмотр сразу бы снял все сомнения с вашей стороны.

– Подождите минуту, – прервал меня председательствующий, подавая какие-то сигналы своим подчинённым. – Сейчас принесут ваш компьютер, наберитесь терпения.

Просмотр рекламного ролика заставил их всех встать со своих мест и перейти на нашу сторону стола, расположившись за нашими спинами. Мы продолжали с Юрой сидеть на своих местах, а они все оказались на нашей стороне и как бы невольно начинали становиться нашими союзниками, пусть даже на коротких три минуты, в течение которых ни один из них не проронил ни одного слова. Они были все как послушные роботы, а просмотрев фильм, словно управляемые неким дистанционным пультом, вновь вернулись на свои кресла. Какое чувство в них вызвал этот маленький сюжет, даже близко не отражавший картины в целом, было совершенно не понять, но факт их соприкосновения даже с минимальной долей правды предвещал изменение их взглядов. Их вопросы, которые стали выглядеть более корректными и технически направленными, посыпались один за другим, лёд недопонимания между нами начал плавиться, а я понимал, что мы наконец-то перешли экватор взаимного недоверия. Но наша задача была довести до их сознания ровно столько, чтобы, с одной стороны, не раскрыть им всех наших секретов, а с другой стороны, дать им понять, что всё, о чём мы с ними говорим, это мысли не только наши, но и всего нашего народа, терпеливо ждущего перемен.

Председательствующий всё чаще и чаще стал посматривать на часы, а мы начинали понимать, что встреча подходит к концу, наконец, он нам всем объявил, что отведённый лимит времени исчерпан, и напоследок, решив сделать шаг доброй воли в нашу сторону, неожиданно для нас предложил нам задать им наш вопрос, а ещё, или как он выразился, досказать то, что осталось за рамками обсуждения.

– Вопрос у нас только один и он очень простой, – начал я. – Будет ли реакция на наши предложения и стоит ли нам ждать благосклонного ответа?

– Да, будет, и то, что вы уже здесь, считайте, что это уже часть ответа, – моментально отреагировал он и дал мне понять, чтобы я продолжал.

– А из того, что осталось не обсуждённым, это, безусловно, наш коллектив, и та атмосфера, которая царила в момент нашей экспедиции, это словами не передаётся, это можно всё пережить только лично. Но вы должны понять самое главное и сделать выводы. Мы на этих примерах вам лишь показали, что даже небольшая горстка людей способна сделать многое и внести свой труд и свои знания в общую государственную копилку, и людей, подобных нам, у нас ещё много. Вы ищите креативных людей, боритесь за новизну в науке и технике, не менее нас думаете о величии России, но зачем далеко ходить, вот мы, сидим перед вами, те, кого вы пытаетесь найти, зачем вам нужны эти Сколково и непонятные нам силиконовые долины, всё намного проще и ближе, но не хватает только одного – государственной воли и доверия к собственному народу. Наш паровоз ещё пока стоит у перрона, но он скоро может уйти, потому что наше время ожидания скоро иссякнет.

Мы расставались молча, но они не просто встали и ушли, но каждому из нас на прощание пожали руку, а рукопожатие председательствующего было по-настоящему мужским и никаким не фальшивым, протокольным. Уже в дверях зала заседания он нам сказал: «Мы ещё увидимся». В этих его словах была наша скрытая надежда и уверенность в том, что последний год мы прожили не зря.

По дороге из Москвы в Троицк мы почти всё время молчали, каждый думал о своём. И только уже на самом подъезде к даче первым не вытерпел Юра и, как бы подводя итог сегодняшнего дня, сказал больше, наверное, для себя: «Всё равно я им не верю»! Возможно, он был прав, но стоило ли его разубеждать: мы со своей стороны сделали всё, что могли. Теперь ответ был за ними.