Текст книги "Долгий путь в лабиринте"

Шестая глава

Полковник Черный положил вилку, привалился к спинке стула, неторопливо раскурил папиросу. В расстегнутом кителе, раскрасневшийся, с бисером испарины на круглом, гладко выбритом лице, он улыбался, весьма довольный обществом, едой, вином, своей папиросой.

Он сидел слева от Саши. Справа от нее был атаман. Напротив расположился Энрико Гарсия.

В комнате было тепло, накурено. Запах табака смешивался с ароматами мяса, масла, лука, каких-то острых приправ.

Саша не могла скрыть удивления: здесь, в лесной глуши, за сотни верст от самой захудалой харчевни, стол был сервирован с отменным вкусом – сервизные фарфоровые тарелки, блюда, соусницы, изящные ножи и вилки с затейливыми вензелями на ручках, хрустальные бокалы и рюмки… Имелась даже плетеная корзинка для хлеба, с чистой салфеткой. И все это покоилось на туго накрахмаленной скатерти!

Могла ли она знать, что среди многочисленных чемоданов и ящиков, составлявших личное имущество «интеллигентного» атамана и возимых за бандой в особых тележках, были не только ящики с посудой и столовым бельем, складная ванна и разборный ломберный столик для игры в карты, но даже большой тюк желтой туалетной бумаги!..

Уже была съедена какая-то рыба, затем наперченный суп из баранины с горохом, и прислуживавший у стола Леван стал менять тарелки для очередного блюда, а полковник Черный и Шерстев все еще непринужденно болтали с Сашей. Атаман рассказал забавную историю. Как-то довелось ему провести ночь в обществе спиритов. Те настойчиво вызывали дух одного общего знакомого, умершего год назад. Оказалось, хотели насплетничать покойнику, что его вдова ведет образ жизни отнюдь не монашеский…

В разговор втянулся Энрико. Пользуясь услугами переводчиков – Шерстева и Саши, живо и с юмором пересказал смешной эпизод, случившийся в валенсийском монастыре инсургентов, – почти полгода настоятель монастыря прятал у себя двух любовниц.

Затем полковник Черный поднял тост «за очаровательную, но, к сожалению, все же единственную даму нашего застолья». Мужчины встали, чокнулись с Сашей и выпили до дна.

– Леван! – крикнул Шерстев. – Леван, твоя рыба и суп были весьма вкусны. Но они съедены так давно, что все мы умрем с голода, если ты не проявишь чудеса расторопности с шашлыком!

– Хоп! – Горец выскользнул из комнаты.

– Такие дела, Коля, – задумчиво проговорил Черный, – любишь ты, брат, поесть. Вот и притчу занятную поведал про спиритов. Очень все интересно.

– Теперь твоя очередь.

– Что ж, я готов. Более того, тоже весьма охотно вызвал бы дух некоего индивидуума. Сейчас он в мире ином, а весной был жив и крепко надул меня. Просто вокруг пальца обвел. До сих пор не могу успокоиться!..

– В чем дело-то? – полюбопытствовал атаман.

– Ладно, – проговорил Черный, – так и быть, расскажу. Весной упустил я в степи двух человечков – мужчину и женщину. В руках у меня были, а упустил. Как случилось, и сейчас не пойму.

– Те, что были с портфелем?! – воскликнул Шерстев. – Знаю, мне Костя рассказывал.

Саша сидела, боясь шевельнуться, выдать себя неосторожным движением, взглядом. Вот с кем столкнул ее случай!

А Черный продолжал:

– Месяца три прошло с того досадного происшествия. Оно отодвинулось в памяти, стало забываться – навалились новые дела и заботы. И вот я в Одессе. Оказался там после боев, когда власть в городе снова захватили «товарищи». Серьезное было дело, пришлось рискнуть. Впрочем, документы имел хорошие, экипировку тоже… Ну, прибыл в родную Одессу. Вечером захожу в кафе, встречаю нужного человека. Потолковали о делах. Потом собеседник показывает на соседний столик, где сидит мужчина и жрет похлебку с воблой: это, мол, чекист, вчера он был вызван на заседание ревкома и получил благодарность за спасение портфеля с драгоценностями.

– Неужели тот самый случай? – сказал Шерстев.

– Тот самый. Не успокоился я, пока не узнал подробности. Все подтвердилось, Коля. – Черный наполнил рюмку, посмотрел сквозь нее на свет, залпом выпил. – Вот как бывает на свете…

– Дальше!

– Дальше было так. Чекист встал – и я встал. Он вышел – и я за ним. Как все сложится, я не знал, только понимал: не могу его упустить!.. Но ведь это – Одесса. Одесса в летнюю пору. Вокруг тьма народу. Как быть? И здесь, как говорится, бог помог. Мой знакомец направился к морю. Захотелось, видишь ли, ему искупаться. И выбрал он на берегу уединенное местечко, в скалах. Возле скал я его и настиг – когда он в воду входил…

У Саши горело лицо. Она чувствовала, как набухают глаза: вот-вот хлынут слезы.

Распахнулась дверь.

Леван торжественно внес дюжину шампуров с шашлыком. Мясо было прямо с огня – шипело и дымилось.

Атаман вскочил со стула, схватил один шампур, впился зубами в сочную баранину.

Поднялся и полковник. Он держался степеннее – аккуратно снял со стержня кусок мяса, попробовал.

– Недожарен, – сказал Черный. – Эй, Леван, где у тебя мангал?

Кавказец и полковник вышли из комнаты.

– А по-моему, в самый раз. – Шерстев проглотил второй кусок.

Взяв новый шампур, снял с него мясо на тарелку, пододвинул ее Саше.

Вернулся Черный, принялся за еду.

– Что это? – вдруг сказал он, скосив глаза на Сашу. – Барышня плачет? А в чем дело?

Саша сидела, склонив голову к тарелке. Сделав усилие, выпрямилась, взглянула на Черного. Она успела перемазать губы в жире.

– Очень горячо, – по-русски сказал Энрико и помахал ладонью перед собственным ртом, показывая, как обжигает шашлык. – Надо ждать. Сеньорита не хочет. Очень любит… как это? – Он показал на шампуры.

– Шашлык, – подсказал Шерстев.

– Да, да, – обрадовался авиатор. И повторил по складам: – Ша-шлык!

– Ну что же, люблю тех, кто любит поесть, – скаламбурил Черный. Он взглянул на Шерстева. – Нет, речь не о тебе. Я опять буду пить за нашу гостью. Барышня, поднимите же вашу рюмку!.. Помилуй бог, я провозглашаю тост в вашу честь, а вы отказываетесь? Да разве можно так?

– Я уже выпила две рюмки. Этого достаточно.

– Ну, еще одну. Последнюю!

– Нет.

– Позволю себе заметить… – начал Шерстев.

Саша резко обернулась к нему:

– Не пытайтесь споить меня. Я рассказала все, что знала. Если этого недостаточно – спрашивайте еще. Быть может, всплывут кое-какие мелочи… Ну, я жду!

– Меня интересует вот какая мелочь. – Полковник Черный встал за стулом Саши, положил ладони на его спинку. – Меня весьма интересует, в каком отделе ЧК вы работаете, кто придумал всю эту затею – ваш визит в отряд в качестве подруги сестры Константина Лелеки, ну и все прочее. И последнее: какая преследуется цель?

– Вы приехали от Люси и не привезли никаких свидетельств того, что говорите правду, – сказал Шерстев. – Вот мы и не верим. Лучшее, что вы можете сделать, это признаться и все рассказать.

– Тогда мы подружимся, – вставил Черный. – И чем черт не шутит, у нас вдруг окажется ценнейшая помощница в стане большевиков!..

– Это реальная перспектива. – Шерстев взял новый шампур с шашлыком, осмотрел его и, видимо, остался доволен. – Положить вам еще мяса? – обратился он к Саше.

– Положите, – сказала Саша. И спросила: – Вы откажетесь от своих подозрений, если будет предъявлена записка Люси?

Шерстев с шампуром и вилкой в руках медленно встал, не сводя с Саши глаз.

– Нет! – крикнула Саша, тоже поднявшись со стула. – Люся не писала вам и никогда не напишет. А полковник прав: я действительно агент ЧК. Поэтому уведомила вас об аресте Константина Лелеки. Далее сообщила, что большевики знают, где расположено ваше войско, сколько у вас людей, пулеметов, пушек, снарядов. В заключение предупредила, чтобы не вздумали в одиночку лезть на штурм города – там только и ждут этого, чтобы одним ударом покончить с отрядом батьки Шерстева. Ну вот, кажется, достаточно. Это ли не доказательство того, что я ваш смертельный враг? Остается только дивиться вашей проницательности!

Несколько минут за столом молчали.

– И все же у меня есть письмо Люси, – сказала Саша, обращаясь к Шерстеву.

– Дайте!

– Но оно адресовано не вам, а мне.

– Все равно.

Саша извлекла из кармана несколько бумаг, нашла нужную.

– Вот. Написано месяц назад, когда Люся еще была в Москве.

Шерстев прочитал письмо.

– Ну как? Есть ли сомнения в почерке, подписи?

Атаман не ответил.

– Знаете, чего она не может вам простить? – продолжала Саша. – Эпизода с воробьем.

– Что это? – спросил Черный.

– Был случай, – кивнул Шерстев. – Раздавил птенца… ненароком. А она особа сентиментальная, расстроилась.

Черный взял Сашу за руку:

– Послушайте, не могли бы вы… вернуться?

– Куда вернуться?

– В город.

– Нет.

– Все же придется. Ненадолго. Вместе со мной.

– Зачем?

– Надо подумать о Константине Лелеке.

Саша молчала. Мелькнула мысль: предложение Черного – провокация.

– Не поеду, – сказала она после паузы. – Очень опасно. Возьмите у меня адрес, разыщите Люсю. Она свяжет с нужными людьми. А я останусь. Мне нельзя появляться в городе.

– Если нащупаны связи для спасения Константина, надо вмешаться, – сказал Черный атаману. – Нечто подобное мы успешно проделали в Одессе. Там получилось, – значит, и во второй раз выйдет. – Он встал, поднял рюмку. – За успех!

– Уж не в этом ли одеянии собираетесь в гости к большевикам? – сказала Саша. – Тогда заодно кресты нацепите, шпагу с перевязью не забудьте.

– Одежду найдем подходящую. – Шерстев показал на Левана. – У него есть все, и в большом выборе. Можете составить себе полный гардероб.

– Я не поеду, – упрямо сказала Саша. – Могу дать хороший совет полковнику. Не обязательно трястись в седле двое суток. В город надо лететь. Три-четыре часа – и вы у цели. Приземлитесь за несколько верст, в степи – там легко спрятать маленький аппарат. Если все сложится хорошо, аэроплан доставит в отряд Лелеку. Так будет решена задача перевозки человека, у которого повреждена нога.

Подкинув бандитам мысль об использовании самолета, Саша надеялась в случае удачи уже сегодня вернуться в город с результатами разведки. Если же Черный решит лететь один, донесение доставит пилот Гарсия… Лишь бы полковник и атаман клюнули на эту приманку!

Теперь она ждала, делая вид, что увлечена едой, исподволь наблюдала за хозяевами. А они отошли в сторонку и совещались.

– Энрико, – сказал Шерстев, – какое расстояние можно пролететь, если с вами будут два пассажира? Пилот быстро взглянул на Сашу. Она чуть заметно кивнула.

– Четыреста верст, – сказал испанец.

– Мало.

– А сколько нужно, сеньор?

– Почти шестьсот. Да, шестьсот в оба конца.

– Ну что же, – испанец снова встретился взглядом с Сашей, – если взять запасную жестянку с горючим, привязать ее за сиденьем…

– Долетите?

– Думаю, да.

Вперед выступил Черный, обратился к Саше:

– Слушайте внимательно, барышня. Вы подали хорошую идею – спасибо! Мое решение: летим сегодня втроем. Для вас это экзамен. Выдержите – я слуга вам до гробовой доски. Если нет – пеняйте на себя. Уяснили?

– Уяснила и поэтому останусь здесь.

– Встать! – рявкнул Черный.

Саша поднялась на ноги.

Не сводя с нее глаз, полковник стал расстегивать кобуру. Медленно вытянул револьвер.

Он насмешливо скривил губы, когда увидел страх, проступивший на лице девушки.

– Ну? – сказал он.

– Вы… привезете меня назад? Обещаете?

– Слово офицера! – Черный прижал руку к груди.

Энрико Гарсия получил необходимые указания. Вылет – как только соберутся в дорогу пассажиры.

Испанец уже разобрался в игре, которую вела разведчица. Понимал, что не должен мешкать. Сунув в карман кисет с табаком, он поспешил к выходу. У двери обернулся.

– Вот вы и совершите воздушную прогулку, – сказал он Саше.

Энрико успокаивал ее. А сам был охвачен предчувствием надвигающейся беды…

Он торопливо шел к стоянке самолета. Ощущение тревоги, опасности все усиливалось. Не выдержав, он побежал.

До цели оставалось несколько сот шагов, когда из-за кромки леса выехали пятеро всадников. Они пересекали луг, направляясь к лагерю. Вот один из кавалеристов отделился от группы, погнал коня. Остальные продолжали двигаться шагом. Кони ступали тяжело. Они приблизились, и стало видно: перед каждым всадником лежит поперек седла человек – раненый или убитый.

Гарсия продолжал путь. Он давно перестал удивляться подобным вещам. Не проходило дня, чтобы бандиты не убивали где-нибудь коммунистов, представителей власти, почтарей или инкассаторов. Но делалось это «с умом». Атаман не оставлял следов преступлений. Более того, забирая у крестьян продовольствие или фураж, щедро расплачивался быстро обесценивающимися деньгами. А месяц назад, когда Шерстеву удалось захватить несколько вагонов мануфактуры (ивановские текстильщики посылали ситец и бязь в подарок крестьянам), атаман половину награбленного торжественно раздал тем же сельчанам и по этому случаю устроил митинг. Такими приемами он камуфлировал свои цели, затруднял работу чекистов по розыску банды. И пока это приносило плоды…

Вскоре авиатор был возле своей машины, принялся за работу. Он спешил: вот-вот должны были приехать пассажиры.

Но они не появились.

Вот что случилось в эти часы.

Расставшись с Сашей, Гроха некоторое время двигался лесом, затем вышел на опушку – в том месте, где проходила единственная дорога к селу. Здесь ждали Георгий и связник, доставивший из города весть о побеге преступников.

Этого второго связника Гроха тут же направил с донесением на хутор, приказав двигаться скрытно, минуя дорогу. Сам же он присоединился к Георгию – с той минуты, когда стало известно о побеге Лелеки и Тулина,

Георгий вел наблюдение за дорогой.

Они лежали в стороне от тракта, на небольшом возвышении, затаившись в кустах. В степи было тихо, тепло. Где-то монотонно трещала цикада. Гроха задремал. Проснулся, почувствовав руку товарища у себя на затылке.

– Гляди! – Георгий подбородком показал на дорогу.

Там появился человек. Он был в крестьянской одежде, с мешком или котомкой за плечами, с длинным посохом в руке. Двигался посреди дороги, не таился. Словом, ничем не мог насторожить чекистов. Но незнакомец шел в сторону, где был лагерь бандитов, поэтому подлежал проверке. Ее следовало произвести скрытно, чтобы человек, окажись он обычным странником, ни о чем не догадался.

– Один идет, – сказал Гроха. – Гляди смелый какой!..

– Похоже, мешочник.

– Похоже… Но что ему надо, мешочнику, в этих краях?

Путник приближался. Гроха не сводил с него глаз. А Георгий то и дело посматривал на Гроху. Он не знал в лицо тех, кто совершил побег, во всем должен был полагаться на товарища.

– Он? – не выдержал Георгий.

– Погоди!

Гроха медлил. Прохожий вроде бы стар и немощен – вон как шаркает ногами, при каждом шаге загребает песок… Ну да это ничего не значит – Лелека не прост, способен преобразиться в кого угодно.

Лишь когда человек поравнялся с засадой, Гроха сделал окончательный вывод.

Путника пропустили.

Напряжение спало. Георгий достал еду – половину ржаного каравая и несколько луковиц. Разведчики с аппетитом поели. Теперь самое время было запалить самокрутку. Гроха уже извлек из кармана бумагу и махорку, поделился с товарищем, как вдруг отложил кисет. На дороге появился еще человек.

Мужчина был далеко, едва ли не в полуверсте, но Гроха только взглянул на него и сразу узнал.

Он вытащил наган, проверил патроны в барабане, сунул револьвер за пояс. Достал нож, воткнул его в землю рядом с собой.

– Уверен? – сказал Георгий, тоже готовя оружие. – Ты бы еще поглядел…

– Он самый. Такого разве спутаешь с кем другим… Трижды убийца. Ну, держись, гад!

И Гроха положил ладонь на рукоять ножа.

– Лучше гранатой, – сказал Георгий. – Для верности, Олесь!

– Нельзя шуметь.

– Понял. Действуй, а я подстрахую.

Константин Лелека приближался. Вскоре можно было разглядеть не только его лицо, но и заплаты на ветхом сереньком зипуне и дерюжных штанах преступника.

Чекисты не выпускали из поля зрения и того, кто шел впереди. Видели: «странник» поднялся на холм, сделал знак Лелеке и продолжал путь по гребню возвышенности. Судя по всему, выполнял роль передового дозорного – в случае опасности должен был предупредить коллегу.

– Уйдет, – прошептал Георгий.

– Никуда не денется. Кончим с главным, займемся помощником.

Лелека поравнялся с засадой. Гроха выскочил на дорогу у него за спиной, вскинул руку с ножом.

Но ударил винтовочный выстрел.

На мгновение Лелека оцепенел. В следующий миг шарахнулся в сторону, бросил палку и побежал.

Гроха мчался за ним, на ходу вытаскивая револьвер.

Снова загремели выстрелы. На холме появились всадники, дали шпоры коням, рванулись к бегущим.

Георгий выскочил из кустов с гранатами в обеих руках. Сделал шаг и будто споткнулся – рухнул на землю, сбитый пулей.

Наконец Гроха настиг Лелеку, всадил в него нож, ударил еще, выпустил в корчившегося на земле предателя несколько пуль из нагана.

Топот коней нарастал. Олесь выхватил гранату, чтобы отбиться от всадников. Поздно! Бандиты были уже рядом, и один достал его шашкой…

Патрулем, охранявшим подступы к лагерю банды, командовал Степан Гаркуша. Сидя в седле, он наблюдал, как спешившиеся патрульные обыскивали убитых… Все в этом происшествии выглядело необычно. Вооруженные люди затеяли бой на дороге. И где? Близ лагеря отряда!.. Были так увлечены сварой, что проглядели патруль.

Он распорядился, чтобы убитых погрузили на коней, и повел группу в отряд.

…Торопясь с докладом о случившемся, Гаркуша на галопе миновал палатки артиллеристов, коновязи, походные кухни, осадил коня у резиденции атамана.

Здесь его глазам представилась такая картина. Возле сторожки стояло несколько оседланных лошадей. На одну из них Леван подсаживал мужика в замызганном пиджаке и грязных сапогах. Взглянув в лицо этого человека, Гаркуша с удивлением обнаружил, что знает его – видел сегодня утром. Но тогда это был осанистый полковник с властными жестами… Другую лошадь держала в поводу «докторица», тоже переодетая крестьянкой. Рядом с ней стоял батько.

Вот полковник взгромоздился на коня. Леван помог ему просунуть носок сапога в стремя, передал поводья.

– Хоп! – сказал горец и шлепнул коня по крупу. Тот вскинул голову, сделал короткий прыжок.

Тут же на лошадь села девушка и вскочил на своего жеребца атаман.

Гаркуша опомнился, подбежал к Шерстеву, стал рассказывать о происшествии. Не разобравшись, атаман прервал его на полуслове, хлестнул коня.

Но уже показались четверо патрульных. За ними валили любопытные.

Все спешились. Все, кроме Саши – она сразу узнала Олеся и Георгия, застыла в седле.

Убитых стали снимать с лошадей.

Гаркуша стоял рядом с Шерстевым и Черным, рассказывал, как все произошло.

Сперва положили на землю Георгия и Гроху. Затем стащили с коня человека, которого первым увидели чекисты. Этого порешил сам Гаркуша: гнался за ним, едва но вылетел из седла, когда конь споткнулся на выбоине, озлобился и наотмашь рубанул клинком беглеца.

Вот сняли последнего убитого. Саша не видела его лица, но знала, что это Лелека или Тулин. Только их могли атаковать Гроха и Георгий, атаковать и уничтожить, чтобы вывести из-под удара Сашу, спасти операцию.

Лелеку положили на землю. Черный скользнул по нему взглядом.

– Константин! – закричал он.

Вцепившись в грудь Гаркуше, повалил его, стал топтать ногами.

Шерстев еле оттащил полковника.

– Мои люди не виноваты, – твердил он. – Знаешь же, как все было. Другие напали на Костю. Вот же, удары ножом. Два удара…

– А потом из нагана добавил, – сказал Гаркуша, поднимаясь с земли. – Мы скачем к нему, а он бьет и бьет по лежащему!

– Кто? – сказал Черный.

Гаркуша показал на Олеся Гроху.

– Думаю, агент ЧК, – проговорил Шерстев. – Там понимали: вырвавшись на свободу, Лелека сделает попытку уйти к своим. Вот и устроили засаду. Странная история. Странная и запутанная… Меня уверяют, что Костя посажен в тюрьму. А он вдруг появился близ моего отряда. Как это понимать?

– Он был арестован, – сказал Черный. – Сведения точные.

– И что ногу повредил, ходить не может – тоже точные сведения?

– Зажила нога. Зажила, если он столько верст по степи прошагал.

– Сейчас выясним… Леван!

Подбежал горец.

– Леван, – распорядился Шерстев, – осмотри человека – вон того, что лежит крайним слева. Осмотри от пояса и до кончиков пальцев ног. Где-то у него должно быть повреждение: рана или шрам. Найди это место.

– Затея нелепая, – сказал Черный.

– Почему?

– Потому что у Кости мог быть вывих. А вывихи, равно как растяжение сухожилий, не оставляют следов. Даже если их ищет такой крупный специалист, как твой холуй в черкеске. Была опухоль, спала. Вот и все.

Саша спешилась, отошла в сторонку, села под деревом. Столько свалилось на нее в этот трудный день! Голова была будто чугунная: ни единой мысли.

К Шерстеву подошел горец:

– Ноги у него чистые, хозяин. Ничего не нашел…

– Ладно, – сказал атаман, избегая встретиться взглядом с Черным. – Ладно, это не так важно. Где, кстати, девушка?

– Здесь была, хозяин. Позвать?

– Не надо…

Люди, толпившиеся возле убитых, стали расходиться. Ушли в сторожку Шерстев и Черный. На площадке осталась только Саша. Да в отдалении маячила нескладная фигура Степана Гаркуши. Утром он выменял у приятеля часики с браслетом и пару сережек – то и другое из золота, – отдав за них саблю в нарядных ножнах (у него была еще одна).

Теперь Гаркуша ждал, чтобы Саша ушла с поляны. Вдали от любопытных глаз он передаст ей подарки… Привезя девушку сюда, он был убежден, что быстро договорится с ней. Но помешали атаман и испанец. Вот и приехавший полковник тоже, как полагал Гаркуша, стал обхаживать гостью. Начальник патруля пришел к выводу, что должен действовать решительнее. Тем более что девушка стала нравиться ему всерьез. Если будет ее согласие, они тайно уедут из банды. Осядут где-нибудь в тихом селе, подальше от атамановых глаз, обвенчаются по закону… У него кое-что накоплено, спрятано в надежном месте – хватит на первые годы.

Постепенно Саша пришла в себя, разобралась в случившемся. Как же быть дальше? Если к Шерстеву прорывался Лелека, то можно ждать появления и Бориса Тулина. И на его пути уже не будет чекистского заслона… Значит, уйти, скрыться, пока еще не поздно?

Она представила: ночь, лагерь бандитов спит, со всех сторон врываются в лес эскадроны ЧОН, рубят врагов. Представила это и упрямо тряхнула головой. Вот когда она сможет подумать о себе, не раньше! Надо, чтобы Шерстев не встревожился, не увел отряд. Гроха и Георгий выполнили свой долг. Теперь пришел ее черед.

Из сторожки вышли атаман и Черный, медленно двинулись по поляне.

Саша с ненавистью следила за полковником. Человека, убившего Гришу Ревзина, настигло возмездие. Убийца Андрея Шагина все еще здравствует.

Она с трудом поднялась на ноги. Очень хотелось пить. Где-то здесь должно быть ведро с кружкой. Ага, вот стоит на скамье возле сторожки.

Она взяла кружку, зачерпнула воды. Но так и не напилась.

Над поляной повис злой пронзительный крик.

Саша вздрогнула, обернулась.

Кричала женщина, сидевшая позади здоровенного бородача на крупе лошади. Они только что въехали на поляну, и вот женщина увидела Сашу.

Это была Стефания Белявская.

Сидя у атамана, Белявская истерически всхлипывала и рассказывала, как была схвачена чекистами и ждала смерти, но чудом оказалась на свободе, как несколько дней назад на тайной квартире встретилась с Лелекой, бежавшим из тюрьмы, согласилась помочь ему выбраться из города…

Затем последовало описание двухдневных мытарств в степи. Повсюду подстерегали опасности. Но чекисты искали одинокого мужчину, а Лелека шел с женщиной, вдобавок изменил внешность… На заключительном этапе пути они были уже втроем: Лелека встретил знакомого, тот взялся показать, где примерно расположен отряд.

Двигались цепочкой, в полуверсте друг от друга. Когда из кустов выскочили двое и набросились на Лелеку, она, Стефания, была далеко позади. Упала на землю, отползла в сторону и затаилась.

Она видела, как появились конники и убили тех, кто напал на Константина Петровича. Но не было сил подняться, закричать, чтобы привлечь к себе внимание. Только два часа спустя она смогла наконец собраться с силами и продолжать путь. Тут-то и заметили ее всадники…

Привели Сашу.

Белявская подтвердила: это та самая чекистка, что весной была у них с обыском и забрала ценности, а в прошлом месяце участвовала в ночном налете ЧК, во время которого были арестованы Константин Лелека, Борис Тулин и она, Стефания, с мужем.

У Саши были связаны руки за спиной. Подошел Черный, некоторое время разглядывал ее, будто видел впервые.

– Желаете что-нибудь сказать?

Саша не ответила.

Покачав головой, полковник вернулся на место.

– Ну, кто из нас оказался прав? – усмехнулся Шерстев.

– Интересный экземпляр! – Черный повысил голос, обращаясь к Саше: – Понимаете, что вас расстреляют?

Саша глядела на него и думала, что жить осталось минуты. Она умрет, а убийца Андрея Шагина будет жить, ходить по земле.

Она повернулась, толкнула ногой дверь.

У дома ее ждал конвой.

По тому, как уверенно повели ее в лес, она поняла, что конвойные получили все указания…

Она закашлялась. Почудилась какая-то тяжесть на груди. Вспомнила: в лифчике еще лежит пистолет, переданный Грохой.

– Развяжите мне руки, – сказала она. – Развяжите руки, и пусть подойдет полковник Черный. Мне надо передать ему важные сведения.

– А ну, оборотись! – сказали сзади.

Она повернулась на голос.

Тут же ударил выстрел.

Гарсия ждал у аэроплана до темноты. В десятом часу вечера зачехлил мотор, привязал аэроплан к вбитым в землю кольям, решив идти к атаману, выяснить причину задержки. Но вдруг остановился. Пальцы потянулись к карману комбинезона, где находилась записка – та, которую утром передала Саша.

Как же быть? Парень, наверное, явился на место встречи и ждет.

Он вернулся к машине. Долго ходил вдоль опушки леса, подняв над головой записку, звал адресата…

Не дождавшись, побрел к лагерю.

Атаман и его гость уже спали. У сторожки сидел Леван и при свете свечи чистил сапоги хозяина.

Здесь Гарсия узнал обо всем.

У него хватило выдержки выслушать горца и ничем себя не выдать.

Он присел под деревом, чтобы выкурить папиросу, успокоиться. Снова нащупал в кармане записку. Адресат не придет за ней. Никогда не придет… Но записка должна быть доставлена. Куда же? В город, советским властям. Пусть знают, как жила и погибла эта удивительная девушка!..

Так было принято решение.

Подошел истопник, собиравший дрова для бандитской кухни. Устроился рядом, попросил табаку.

Закурив, рассказал, что ходил к оврагу поглядеть на убитую. Совсем еще молодая…

Энрико взял его за руку. Мучительно искал нужные слова на чужом языке и не мог найти. Вскочив на ноги, стал показывать, как действуют лопатой.

– Где похоронили? – догадался истопник. – Да нет, пока не зарыли. Утром зароют. Хочешь взглянуть на нее?

Гарсия закивал.

– Туточки. – Истопник показал направление. – Сотня шагов – и будешь на месте.

Он встал, каблуком раздавил окурок, побрел к своей кухне.

Гарсия направился к оврагу.

Высоко в безоблачном небе светила полная луна, и пилот сразу увидел лежавшую.

Но она была не одна. Кто-то стоял возле нее на коленях!..

Испанец отпрянул. Из-под ноги сорвался камень, с шумом покатился по склону оврага.

Тот, кто был внизу, испуганно оглянулся. Гарсия узнал Степана Гаркушу.

Бандит тоже опознал авиатора, поманил его пальцем.

Гарсия прыгнул в овраг.

– Бьется сердце-то! – зашептал Гаркуша.

Пилот упал на колени, приложил ухо к Сашиной груди. Уловил слабый прерывистый стук.

Они сбросили с себя рубахи, стали рвать их на полосы, обматывать рану на груди девушки.

Перевязка была закончена. Тогда Гаркуша показал Энрико маленький пистолет. Оружие было обезображено глубокой вмятиной возле казенника.

– Здесь был, – Гаркуша показал Саше на грудь. – Пуля в него и шмякнула.

Гарсия снова вспомнил парня, с которым Саша встретилась в лесу.

Гаркуша поднял Сашу на руки!

– Куда понесем?

– Ко мне!

Путь в две версты тянулся бесконечно долго: при малейшей опасности они хоронились в кустах.

И вот наконец аэроплан.

Сашу усадили на сиденье, крепко привязали. Энрико снял чехол с мотора.

Теперь предстояло ждать рассвета.

Они расположились в неглубокой ложбинке, свернули папироски. Здесь можно было курить, не опасаясь, что огонь увидят в лагере. Гаркуша полез в карман, вытащил часы и сережки:

– Ей отдашь. Как придет в себя, сразу и отдай. Скажешь от кого…

Пилот опустил подарки в карман комбинезона, где лежали записка и обезображенный пистолет.

– Жаль мне ее стало, – продолжал Гаркуша. – Сперва позабавиться думал. А потом пожалел… Хотел сделать, как лучше. Не моя вина, что не вышло…

Стало прохладно и сыро. Луна скрылась. Сразу потемнело. Но вот далеко на горизонте небо стало розовым, по самому его краю пролегла прозрачная полоса. Налетел ветерок, тронул траву на краю ложбины.

– Пора, – сказал Гаркуша.

Они встали, пошли к машине.

Гарсия пощупал пульс у Саши.

– Ничего, – сказал он. – Будем лететь!

– С богом, – сказал Гаркуша.

Он влез в кресло авиатора, положил руку на рычажок газа, как учил испанец.

Гарсия рванул лопасть пропеллера. Рванул снова. Мотор застучал.

Гаркуша спрыгнул на землю, поспешил к хвосту машины, где должен был перерезать веревку, удерживающую аэроплан возле дерева.

Энрико уже сидел на своем месте, надевал очки.

Самолет дрогнул, пошел навстречу светлой полоске на горизонте.

Мотор ревел напряженнее, злее.

Машина все убыстряла бег. Вот уже повисла в воздухе, пошла вверх, теряя очертания, будто растворяясь в сумраке начинающегося дня.