Текст книги "Долгий путь в лабиринте"

Вот почему он не мог ограничиться просмотром фотокопий писем, а должен был исследовать оригиналы. Что за человек их автор?

Тщательное исследование корреспонденции дало неожиданный результат. Прежде всего, не обнаружился ни скрытый текст, ни что-либо похожее на шифровку. Далее, Кузьмич с удивлением установил, что письма вовсе и не предназначались Тилле – ничто не указывало на то, что, получив эти письма, Аннели Шеель должна была передать их своему племяннику. И последнее: тон писем был спокойный, доброжелательный к стране, где жила Эрика Хоссбах.

Кузьмич прикрыл глаза и откинулся на подушке. Мысленно он набрасывал текст сообщения в Центр. Требовалось возможно быстрее произвести проверку личности Эрики Хоссбах, чтобы знать, как надлежит вести с ней дело, ибо в голове у него уже складывались контуры многоходовой комбинации, в которой эта особа и ее супруг могли сыграть не последнюю роль…

К восьми часам утра подробное сообщение было готово. Кузьмич перечитал написанное, надолго задумался. Потом решительно уничтожил сообщение. Он понял, что не может доверить бумаге возникший замысел.

Он составил новое сообщение. В нем было всего несколько фраз. Кузьмич просил разрешения немедленно выехать в Москву.

В десять часов утра он побрился, принял ванну и вышел из гостиницы.

В одиннадцать, совершив поездку в метро и на двух трамваях, добрался до дома Гвидо Эссена. Сегодня старик выходил на работу в ночную смену, – значит, сейчас должен был находиться дома.

Он взглянул на подоконник квартиры Эссена, увидел лейку, повернутую носиком к ящику с цветами, и вошел в подъезд.

Состоялся короткий разговор. Кузьмич передал шифровку для Центра.

– Связь будет в пятнадцать часов, – сказал Эссен. – Я дам вам знать, если поступят новости.

Примерно в час дня Кузьмич вернулся в отель и наконец-то смог позволить себе отдохнуть.

Есть не хотелось – он даже не заглянул в ресторан. Оказавшись у себя в номере, перенес на диван подушку и плед, улегся и развернул купленную по дороге газету. Всю первую страницу занимали портрет Гитлера, его речь в рейхстаге и сводка верховного командования германской армии. Сообщалось об успешном продвижении танковых соединений в глубь Польши, о бомбардировках Варшавы, Кракова, Лодзи…

На второй странице был заверстан большой снимок: убитый польский солдат лежал на полу разгромленного помещения посреди поваленных микрофонов, разбитой аппаратуры, обрывков проводов.

Далее шел крупно набранный текст. Подробно описывалось «злодейское нападение польских легионеров» на радиостанцию города Глейвиц, приводились свидетельства «очевидцев», мнения иностранных журналистов, которых работники отдела прессы германского МИДа привезли на место происшествия.

Глейвиц… Глейвиц… Кузьмич отодвинул газету, задумался. Ну, конечно, Оппельн, куда Теодор Тилле неделю назад отвозил тюки с польскими военными мундирами, город Оппельн и этот самый Глейвиц расположены по соседству!..

Теперь стало ясно, почему германской секретной службе на востоке страны вдруг понадобились комплекты польской военной одежды. Ловкая провокация, ничего не скажешь!..

Он выкурил сигарету, натянул на голову плед и повернулся к стене, пытаясь заснуть. Но это никак не удавалось.

Теперь он думал о Саше и Энрико. На обратном пути он планировал сделать остановку, чтобы повидать их. Но обстоятельства складывались так, что это вряд ли окажется возможным. А они так нуждаются в поддержке!..

Мысленно он вернулся к акции, проведенной против двух предателей. Энрико действовал правильно – ничего другого ему не оставалось. И все же Кузьмича не покидала тревога. Вдруг где-нибудь допущена пусть даже не ошибка – неточность? Можно не сомневаться, что это не прошло бы мимо внимания гестапо. Там сидят большие специалисты, они умеют найти самую незаметную ниточку, размотать клубок…

Он заворочался на диване, вновь потянулся за сигаретами. Сколько же сейчас времени? Ого, перевалило за четыре часа! Надо думать, шифровка уже передана.

Он так и не заснул до самого вечера.

В девятом часу, когда стало подташнивать от множества сигарет, выкуренных на голодный желудок, наконец собрался идти в ресторан.

Зазвонил телефон.

– Мне нужен Арвид, – сказали в трубку, и он узнал голос Эссена.

– Здесь нет никакого Арвида, – ответил Кузьмич условной фразой.

– А, черт! Третий раз набираю номер – и все не тот. Извините!

В телефоне зазвучали сигналы отбоя. Кузьмич осторожно положил трубку на рычаг. Последние слова Эссена означали, что ответ на шифровку получен: Центр разрешил выезд.

Четырнадцатая глава

1

В конце первой недели ноября 1939 года служащие фирмы «Двенадцать месяцев» проводили главу фирмы и ее супруга, решивших отдохнуть несколько дней в горах. После польских событий и вступления Германии в войну против Англии и Франции дела фирмы шли все хуже. Третий рейх и его западная провинция – Остмарк, как теперь именовалась Австрия, – были посажены на строгий продовольственный рацион. Недостаток продуктов сказался на ассортименте и качестве изделий кондитерской, доходы упали. Поговаривали, что скоро она и вовсе прекратит свое существование. Тем более что один из компаньонов, Иоганн Иост, получил новое назначение, теперь работал далеко на востоке и, естественно, не мог уделять фирме должного внимания.

Синий «опель» пробежал две сотни километров по дорогам Верхней Австрии, близ местечка Альтаусзе свернул на изрядно размокший проселок и вскоре оказался на берегу красивого горного озера. Путники были у цели. Здесь у самой воды находился пансион для небогатых туристов и рыболовов.

Летний сезон закончился два месяца назад, зимний еще только начинался, и хозяйка пансиона сама вышла встречать редких в эту ненастную пору гостей. Высокая прямая старуха в толстом свитере и вязаных брюках, заправленных в горные башмаки на шнуровке, энергично встряхнула руку Энрико, милостиво кивнула Саше. Затем коротким жестом она показала свои владения – полтора десятка бревенчатых домиков, разбросанных по поросшим кустарником рыжим скалам. В доме, что стоит в центре, – столовая. Два домика по ее бокам заняты. Из остальных можно выбрать любой. Все одинаковы: в каждом две комнаты, ванная, есть радиоприемник, камин. Там же комплект рыболовных снастей, включая спиннинги.

Все это хозяйка проговорила громко и резко, на одном дыхании, будто боялась, что ей помешают. Затем загородилась от ветра, дувшего с озера, ловко зажгла сигарету.

– Выходит, мы не очень опоздали, рыба еще клюет? – наивно сказал Энрико.

– Не так, как летом, но без улова не будете. – Хозяйка раздвинула в улыбке свои белые, бескровные губы, странно контрастировавшие с загорелым лицом. – Кстати, есть проводник, он знает, где лучшие места. Но это – за отдельную плату…

Гости остановили выбор на крайнем домике слева. Энрико поставил автомобиль под навес, а у входа в дом повесил на вбитом в стену крюке красный рюкзак – знак для Кузьмича, который должен был прибыть вечером.

После обеда Саша осталась дома, а Энрико отправился на озеро – следовало исправно играть роль рыболова.

Он вернулся, когда смеркалось, поставил спиннинг в угол, показал Саше две рыбки.

– Только и всего? – сказала она.

– Зато завтра будем с хорошей добычей. – Энрико загадочно прищурил глаз. – Как всегда, ты недооцениваешь своего дорогого супруга!..

В восемь вечера удар колокола возвестил, что ужин готов и ждет постояльцев.

Саша первая вошла в столовую и сразу увидела Кузьмича. Он сидел за столом и ел. Кроме него здесь было еще несколько человек. Мужчины встали, коротко кивнули вошедшей: обычный знак внимания даме. Встал и Кузьмич. Секундой позже он вновь уткнулся в свою тарелку.

Хозяйка пансиона, выполнявшая сейчас роль подавальщицы, поставила перед Сашей и Энрико тарелки с нехитрой едой, присела на свободный стул. В ее крупных желтых зубах торчала неизменная сигарета.

– Как улов? – сказала она, щуря на Энрико прозрачные, как у кошки, глаза.

Энрико молча поднял два пальца.

– А я поймал восемь штук, – сказал бородач, сидевший на противоположной стороне общего стола. – Фрау Хильда, вы свидетельница, не так ли?

Хозяйка молча кивнула.

– Ну что же, завтра на озеро мы отправимся вдвоем. – Энрико обнял Сашу. – Бьюсь об заклад, что поймаем не меньше.

– Принято! – крикнул бородач.

– Выезжаем тотчас после завтрака. Ловим в разных концах озера. К обеду сравниваем результат. Проигравший ставит пиво на всех.

– Идет! – Бородач пришлепнул ладонью по столу, показал на женщину, сидящую рядом: – Мы тоже будем вдвоем.

Кузьмич ел и не вмешивался в разговор. Покончив с ужином, аккуратно сложил салфетку и вышел…

В двенадцатом часу ночи Энрико вышел из дома. Вернулся домой быстро.

– Все тихо, – сказал он. – Можешь идти.

– А ты?

– Одному из нас надо остаться. Мало ли что произойдет… Иди, я буду ждать.

Саша накинула плащ и отправилась к Кузьмичу.

2

В комнате горел лишь ночник, да и тот поставили на пол и загородили стулом с висящим на нем пиджаком хозяина, хотя окно было плотно зашторено.

Саша слушала, не прерывая. В полумраке едва проглядывалось лицо Кузьмича. Он казался спокойным. Говорил неторопливо, голос звучал обыденно, ровно. А она думала о той огромной работе, которую проделал Кузьмич и его помощники. Прежде чем удалось выйти на нужный объект, были изучены многие десятки других. В основе удачи, если здесь можно было употребить это слово, лежали долгие годы изучения страны, поиски противников режима и завязывание связей с ними, отбор наиболее стойких, надежных, готовых идти до конца в борьбе против нацизма. И это в условиях свирепого террора, когда, казалось бы, в Германии разгромлено, сметено, задавлено все сколько-нибудь прогрессивное, честное…

Саша знала, что у Кузьмича нет семьи. Не нашел подходящей пары? Не мог отвлечься от трудной работы, которую делал всегда – сперва у себя в стране, потом за ее пределами? Быть может, боялся причинить страдания той, которую изберет: туберкулез легких он заполучил еще на царской каторге, все эти годы болезнь гнездилась в его организме…

Он закончил рассказ о Теодоре Тилле и его дневнике. Сделал передышку, зажег новую сигарету.

– Теперь о кузине этого нациста. Твой старый знакомый Агамиров лично занимался ею. Я приехал, и он выложил на стол толстую папку – документы, фотографии.

– Как ее имя?

– Эрика Хоссбах. По мужу – Назарли. Муж у нее азербайджанец.

– Он и в самом деле большой специалист, как утверждается в дневнике Теодора Тилле?

– Главный инженер крупного завода. Коммунист.

– Кто еще в семье?

– Мальчик девяти лет. Отец обожает сына и жену. Агамиров сказал: «По-собачьи глядит ей в глаза».

– Такая красавица?

– Отнюдь. Правда, очень большие глаза. Большие и очень печальные. Выражение такое, будто только что плакала. Даже когда она смеется…

– Почему она не уехала с отцом?

– Длинная история. Если в двух словах, то отвергла человека, которого прочили ей в мужья, выбрала другого…

– Своего теперешнего мужа?

– Да. Представляешь: совсем еще девчонка – и вдруг у трапа парохода расплевалась с родным папашей. Билеты, паспорта – все готово, чтобы ехать на Запад. И неожиданно: «Я остаюсь!»

– Значит, характер… А сейчас не жалеет?

– Ты о тоске по родине? Но она мало жила в Германии. – Кузьмич задумался. – Почти не помнит ее, а стены одной из комнат в их квартире сплошь увешаны репродукциями с картин германских художников. В большом шкафу Шиллер, Гете, Гейне, Ремарк…

– И не скрывает этого?

– Я бы сказал – гордится, что немка.

– Смелая!..

– Меня это успокоило, как ни странно…

– Чем же она занимается? Служит?

– Окончила местный педагогический институт. Шестой год преподает в школе немецкий язык.

– Там у нее все нормально?

– Вполне… Погоди, у тебя уже неприязнь к ней?

– Не знаю… Как вы встретились, Кузьмич?

– Видишь ли, еще в Берлине, ознакомившись с дневником Тилле и ее письмами, я решил, что она должна работать на нас… Позже, уже в Баку, изучив подготовленные Агамировым документы, почувствовал, что в ней можно найти союзницу… Кстати, все то, что рассказал тебе, я знал еще до встречи с ней… Вот и поехал к ним на квартиру – утром, когда муж был на работе, а сын в школе.

– И она согласилась?

– Без колебаний.

– Слишком уж быстро, – пробормотала Саша.

– Вот и мне так показалось. А она, видимо, прочитала это в моих глазах. Провожая меня до двери, сказала:

«Хотела бы доверить вам один секрет. Дело в том, что не так давно я написала письмо в Центральный Комитет ВКП(б). Германский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп прибыл в Москву 23 августа, не так ли? Ну вот, на следующий день я и отправила это письмо. Взяла на себя смелость предостеречь Москву от сближения с Гитлером».

Я не знал, что и думать. Молча смотрел на нее и ждал.

«Осталась ли у вас копия?» – спросил я наконец.

Она покачала головой: «Нет копии. – И прибавила: – Я даже не подписала его. То есть подпись была, но такая: «Женщина, которая ненавидит фашизм».

«И ничего не сказали супругу?»

Она снова покачала головой.

Я поинтересовался, почему не было подписано письмо, в чем причины, что его скрыли от супруга?

«Боялась, – сказала она, – боялась, что будут неприятности мужу. А от вас скрывать не могу».

«Что же вы написали в Москву?»

Она прикрыла глаза и на память повторила десяток фраз, составлявших содержание письма.

Напоследок я спросил, не изменились ли ее взгляды после заключения договора с Германией.

«Нет! – выкрикнула она, сжав кулаки. – Не изменились и никогда не изменятся!»

– Разумеется, ты установил, было ли послано в Москву такое письмо? – сказала Саша.

– Запрос послал в тот же день. Наутро пришло подтверждение. Совпало все до последнего слова. Более того, я заказал экспертизу. Письмо написано ее рукой.

– Ну что же, все это в ее пользу, не так ли?

Кузьмич кивнул.

– Кстати, таких писем немало и в адрес ЦК, и в правительство, и в редакции газет…

– Есть ли фото этой Хоссбах?

– И не одно. Имеется и многое другое – практически все документы, которые могут понадобиться.

– Где они?

– Со мною.

– Привез их сюда? Как же ты рисковал, Кузьмич!

– Документы доставил наш человек, большой специалист в этих делах. Вручил их мне, когда я уже устроился в пансионе… Сейчас ты начнешь изучать то, что относится к твоей новой роли давнишней подруги этой женщины. Задача сильно облегчается тем, что Тилле и его тетка мало что знают о жизни Эрики Хоссбах, помнят ее девочкой, да и то смутно… Словом, ты будешь знать о ней куда больше… Итак, в середине двадцатых годов ты тоже жила в Баку, но, в отличие от Хоссбах, уехала, когда истек срок контракта твоего мужа. Потом ты рассталась с ним, чтобы выйти за другого… Учти: есть человек, который в случае запроса все подтвердит. Он в самом деле инженер и работал в Баку. И еще: в новой легенде ничто не будет противоречить сведениям, которые уже собрала о тебе австрийская полиция. Начнем с фотографий. Вот пленка и лупа. Иди к ночнику и работай. Здесь около сотни снимков Эрики Хоссбах в юности и теперь, ее мужа, сына, их дома, квартиры, комната за комнатой. Где требуются пояснения, впечатан текст… Иди, я не буду мешать.

– Можно, я займусь этим у себя?

– Ну что же, так даже лучше. Этого тебе хватит до утра. К утру пленку уничтожь: бросишь ее в воду, она и распустится. Утром поезжай с Энрико на озеро. Я отыщу вас. Там и продолжим…

Кузьмич встал, бесшумно открыл дверь. Прислушавшись, поманил Сашу рукой. Она выскользнула из комнаты.

3

Завтрак закончился в половине девятого. Бородатый постоялец первым допил кофе. Подталкивая супругу, он поспешил к выходу. По пути задержался возле Энрико и Саши.

– Мы отправляемся, приятель. Советую заранее распорядиться относительно пива.

Энрико встал.

– Слушаюсь! – выкрикнул он, щелкнув каблуками, тараща глаза. – А вам советую позаботиться насчет денег. Учтите: мы с женой пьем много, если платят другие.

Присутствовавшая при этой перепалке хозяйка пансиона громко расхохоталась и шлепнула себя по тощим ляжкам. Кузьмич поднял голову, оглядел спорщиков и вновь принялся за еду.

– Мы ловим на левой стороне. – Энрико повернулся к окну, за которым расстилалось озеро, показал рукой: – Вон там. Не маячьте у нас перед глазами.

Бородач крякнул от негодования, ударом кулака распахнул дверь и пошел к лодкам. Следом семенила его супруга.

Несколькими минутами позже вышли и Саша с Энрико.

Солнце только-только выглянуло из-за округлых мохнатых гор. Туман, который окутывал озеро, вдруг стал розовым, прозрачным, задвигался, пополз вверх, обнажая белую, как молоко, воду, противоположный берег – желтые, в темных изломах скалы, клубящийся позади них хвойный лес.

Но Саше было не до красот природы. Энрико и она бодрствовали всю ночь (пленку уничтожили только в седьмом часу утра), и сейчас ей смертельно хотелось спать. Удобнее устроившись на кормовом сиденье лодки, она закуталась в пальто и закрыла глаза.

Энрико энергично греб. Где-то вдали на поверхности озера темнела черточка – лодка конкурентов. Судя по тому, как возле нее ритмично вспыхивали крохотные искорки, бородач изо всех сил работал веслами.

– Торопишься, дьявол, – пробормотал Энрико, – дарового пива тебе захотелось.

И вдруг расхохотался.

– Ты чего? – встрепенулась Саша.

Он замотал головой: спи, мол, после узнаешь.

На вчерашней ловле ему повезло. Вероятно, наткнулся на косяк форелей – почти каждый заброс спиннинга приносил добычу. В короткое время он натаскал штук двадцать рыб. Хотел было везти Саше весь улов, но передумал. С приездом Кузьмича предстояла трудная работа, в дневное время – где-нибудь на озере, вдали от посторонних глаз. Будет не до возни со спиннингом. А рыболовам полагается возвращаться с озера с трофеями. Вот он и приберег почти всю добычу – нанизал живых рыб на кукан и погрузил в воду возле приметных скал. Теперь эта хитрость должна была помочь выиграть пари.

Вскоре лодка ткнулась носом в берег. Энрико точно привел ее к нужному месту. Он выпрыгнул на скалу, помог выйти Саше, закрепил носовой конец.

Почти тотчас вдалеке показалась вторая лодка. Это плыл Кузьмич.

Место было уединенное: нагромождение огромных камней, дикий лес. И все же Кузьмич проследовал дальше. Оставив лодку в соседней бухточке, берегом пробрался к товарищам.

– Ну, здравствуйте, – сказал он, появляясь из-за груды валунов. – Насилу нашел вас…

Выглядел Кузьмич плохо: синева под глазами, ввалившийся рот. Но он бодрился. Обняв Энрико, шлепнул его по спине, пошутил, что тот вроде бы еще больше раздался на заграничных хлебах.

– А вы похудели, – сказал Энрико. – Совсем не заботитесь о себе. Хоть о Саше подумайте. Что она будет делать без вас?

– Разговорчики! – прикрикнул Кузьмич. – Условимся так: мы с Сашей работаем. Энрико наблюдает за обстановкой… Кстати, вы зря затеяли спор с тем бородатым чудаком. Как теперь будете выкручиваться?

Вместо ответа Энрико шагнул к кромке озера, сунул руку в воду, пошарил и вытянул гроздь сверкающих рыбок. Некоторые были живы и дергали хвостами.

– Цирк, – пробормотал Кузьмич. – Где ты их нашел?

Энрико вернул рыб в их родную стихию, в двух словах пояснил, как было дело, стал готовить спиннинг.

– Ну что ж, – проговорил смеясь Кузьмич. – Половину отдашь мне: я ведь тоже со снастями. И особенно не махай спиннингом. Выигрывать не надо. Победители должны много пить – сам же хвастал, что оба вы на этот счет мастера. А ночью нам снова работать. Вот так, горячая голова!..

Расположившись между камней, в нескольких шагах от берега, Кузьмич передал Саше новый рулон пленки.

– Биография Эрики Хоссбах, – сказал он. – Здесь все, что должна знать ее близкая подруга. Кстати, имеется описание того, как вы познакомились, подружились.

– Все это ты готовил вместе с Хоссбах?

– Разумеется. Она полностью в курсе… Итак, ты уже знаешь, что мы поверили ей. Но имей в виду и другое: тем не менее контролируется каждый шаг этой женщины. Работает полковник Агамиров и его аппарат…

– Понимаю, – сказала Саша. И вдруг спросила: – У нее уже есть мое фото?

– Пока что мы решили воздержаться. – Кузьмич быстро взглянул на Сашу. – Вот понимаю, что не должен был говорить тебе об этом…

– Встревожусь?

– Конечно.

– Я спокойна, Кузьмич.

– Фотографию задержал не из-за каких-то сомнений. Их нет, Саша. Просто не нужна ей твоя карточка до поры до времени.

– А когда будет нужна?

– После того как на тебя выйдет СД. – Кузьмич помолчал. – Гестапо или СД, все равно кто. Так или иначе, все это замкнется на уже известном тебе Теодоре Тилле.

– Но… если он окажется в стороне?

– Изучив все то, что я привез, убедишься, что это исключено. А пока работай, не теряй времени. У нас очень много работы.

Саша достала лупу и развернула валик пленки.

4

Обед в столовой пансионата протекал весело. В центре внимания были бородач и его супруга. Они выиграли пари, поймав четырнадцать форелей – на две больше, чем конкуренты. Добыча прямо с берега была отправлена на кухню, и вскоре хозяйка пансиона торжественно внесла в столовую большое блюдо вареной рыбы с картофелем.

Кто-то включил радиоприемник. Загремела музыка. Все стали аплодировать. А когда появился служитель с корзиной, из которой торчали бутылки, крики и смех заглушили музыку.

Вошел Кузьмич. Он тоже вернулся не с пустыми руками. В его сачке был пяток форелей. И снова все стали кричать и хлопать в ладоши.

Эту добычу тоже унесли на кухню. Взоры присутствующих обратились к хозяйке. Она привычно откупорила бутылку, наполнила кружку, подняла ее над головой и сказала несколько лестных слов в адрес победителей, после чего запрокинула голову и перелила пиво в себя.

Несколько минут слышалось хлопанье пробок и чавканье – все жадно пили и ели.

Как и вчера, Кузьмич первым закончил еду. Он уже сложил на тарелке вилку и нож и приготовился встать, как вдруг музыка в радиоприемнике оборвалась. Диктор объявил, что будет передано правительственное сообщение.

Шум за столом оборвался. Все сгрудились у радиоприемника. Хозяйка протиснулась вперед, подкрутила ручку настройки, увеличила громкость.

Голос диктора звучал торжественно и вместе с тем гневно. 8 ноября в Мюнхене, где собрались Гитлер и его сподвижники, чтобы вспомнить о волнующих событиях осени далекого 1923 года[37]37
  Имеется в виду «пивной путч».


[Закрыть], произведено злодейское покушение на особу фюрера. Враги нации заложили бомбу в стенную панель пивного погребка, куда фюрер пригласил гостей. И бомба взорвалась!

Семь человек убито, тринадцать тяжело ранено. Фюрер не пострадал. Видно, само провидение простерло крылья над главой нации и государства, спасло его для новых великих свершений. Чем иным объяснить тот факт, что за несколько минут до взрыва фюрер покинул зал!..

Несомненно, это злодейское преступление – дело рук антиобщественных элементов и их зарубежных покровителей. Полиция ведет тщательное расследование. Она отыщет виновных. Их ждет суровая кара…

Сделав короткую передышку, диктор продолжал. Вот один из примеров, того, как СД и гестапо расправляются с вражескими агентами. В Берлине на заводах АЭГ и на некоторых других предприятиях раскрыта подпольная антинацистская организация. Преступные элементы вели пораженческую пропаганду, для чего использовали пишущие машинки и даже печатный станок. Кульминацией деятельности преступников явилась попытка установить связь с некоторыми враждебными Германии государствами, чтобы передавать им информацию о германских военных новинках. Хвала господу богу, они недолго делали свое черное дело. Полиция безопасности ликвидировала осиное гнездо. Схвачены и посажены за решетку десятки вражеских элементов. Пусть немцы сами оценят самоотверженные действия полиции безопасности. При аресте заговорщиков их радист забаррикадировался у себя в доме, открыл огонь по полиции, затем вышвырнул из окна свой передатчик с привязанной к нему взрывчаткой. Рация взорвалась и убила двух офицеров полиции. Но другим удалось взломать дверь и разделаться с подпольщиками.

Покушение на священную особу фюрера, деятельность преступной банды в Берлине – серьезное предупреждение всем жителям рейха. Немцы должны помнить: враги орудуют среди нас. Они подслушивают разговоры по телефону, шпионят на заводах и в канцеляриях. Отныне брошен лозунг: каждый имперский немец – добровольный помощник полиции!

Голос смолк.

Все задвигались, зашумели. Что-то кричала хозяйка, выкатив глаза и размахивая кулаками.

Саша украдкой взглянула на Кузьмича. Он казался спокойным. Только чуть подрагивали пальцы руки, которой он опирался на стол. Вот он пододвинул к себе кружку с пивом, отпил глоток. Кивнул хозяйке, когда та подскочила и, стуча по столу, принялась поносить подпольщиков и участников покушения.

Ночью, когда Саша вновь пробралась к Кузьмичу в дом, он встретил ее как обычно. Спросил, выспалась ли?

– Не смогла сомкнуть глаз. Все думала: вот бы задержался Гитлер в той проклятой пивной, побыл со своими коллегами еще десяток минут!..

– Убьют одного, появится другой, можешь не сомневаться. В Италии, когда созрели условия, возник Муссолини, здесь – Гитлер. А вообще, думается мне, покушение в Мюнхене – не более чем провокация. Спросишь, какой в этом смысл? Резон есть, и немалый. Гитлер готовит новые акции. Вот ему и потребовалось драматизировать обстановку, ударить обывателя по нервам. Немцы должны видеть: вокруг полно злодеев, но провидение спасло фюрера; оно будет с ним и дальше, что бы ни случилось, ибо фюрер удачлив, он избранник божий. Посему верьте ему, непогрешимому, хватайте оружие и – вперед, куда он прикажет… Ну, довольно об этом. Давай работать. Вот новый валик пленки. Бери-ка лупу.

Саша молча глядела на Кузьмича:

– У тебя еще какой-то вопрос? – спросил он, словно догадываясь.

– Беспокоюсь о схваченных полицией берлинских подпольщиках: вдруг среди арестованных есть люди, которых ты знаешь?

– В передаче не назвали имен. – Кузьмич пожал плечами. – Впрочем, думаю, что таких нет. Саботаж, пропаганда – не их профиль. Они занимаются только разведкой. Все остальное запрещено.

Он задумался. А вдруг власти схватили Гвидо Эссена и Конрада Дробиша и у последнего обнаружили ключи от сейфа его хозяина? Представил все это и невольно поежился.

– Саша, – сказал он, – делается все возможное, чтобы исключить любую случайность. Могу заверить: ты шагу не ступишь, пока я не получу подтверждения, что у Эссена и его помощников все хорошо. И давай работать. Нам с тобой каждая минута дорога.