Текст книги "Долгий путь в лабиринте"

Энрико вынул из кармана часы Кузьмича.

– В память о нем, – сказал он, передавая часы радисту.

– Я сохраню их, – тихо сказал руководитель подпольщиков. – Если уцелею, верну их родственникам, когда они приедут в новую Германию.

«Если уцелею…» Радист понимал, что у него очень мало шансов выжить. Гестапо уже ищет владельца коттеджа в Бабельсберге, у любого шпика имеется его фотография. Отныне он обречен на нелегальное существование. А это трудно, почти невозможно в нацистском рейхе, где едва ли не каждый второй человек – агент или осведомитель полиции.

Знал это и Энрико.

– Есть ли у вас надежное убежище?

– Пока поживу у него. – Радист кивнул на товарища. – Долго нельзя: он с семьей…

– Что-нибудь придумаем, – сказал второй. – Семья есть семья, но мы знали, на что шли. Не беспокойтесь, товарищ. Рискуем не больше, чем вы… Давайте думать о работе.

Энрико вспомнил слова, сказанные Кузьмичом на одной из последних встреч. Вот и пришло время, когда он должен все взять на себя.

Двадцать восьмая глава

1

Утро и первую половину дня адмирал Вильгельм Канарис провел в своем кабинете, изучая все то, что относилось к деятельности нового отделения, переданного абверу из СД.

В ту минуту, когда на совещании у Гитлера было принято решение, чтобы отделение штандартенфюрера Тилле сменило хозяина, он подумал, что у Гиммлера и Гейдриха не получилось с работой по этому направлению. Передача отделения в военную разведку – ловкий ход: PСXA избавляется от малоперспективного дела, более того, взваливает его на плечи своего давнишнего конкурента. Такое бывало, и не один раз.

Но сейчас, листая бумаги, он все больше убеждался, что поспешил с выводами. Судя по документам, отделение действовало активно. Все, что оно осуществило – от поисков и вербовки нужных людей до подготовки агентуры и заброски ее на Кавказ, – все было сделано квалифицированно, в хорошем темпе. И вот итог: в нефтяном центре противника осели и действуют несколько групп…

Так почему же их передали в абвер, эти группы и само отделение? Как объяснить, что с таким предложением выступил Геринг, который последнее время вообще стоял в стороне от всего, что касалось деятельности секретных служб? Вот и Гиммлер с Гейдрихом не очень-то защищали свои права. Гейдриха еще можно понять – у него кроме РСХА полно дел в Богемии и Моравии, где с началом восточного похода все больше накаляется обстановка. Ну а Гиммлер? Достаточно было его твердого «нет», и фюрер никогда не пошел бы против воли «железного Генриха».

Канарис прошелся по кабинету, мягко ступая по толстому ковру, постоял у военной карты с нанесенной обстановкой. Пунктир крохотных голубых флажков причудливо изгибался, образуя линию фронта в России. До Кавказа было еще очень далеко…

Он вздохнул, вспомнив, что было время, когда весь Апшерон – уникальный природный резервуар с миллионами тонн нефти – уже находился в немецких руках, точнее, у немцев и турок, оккупировавших Баку в сентябре 1918 года. Но счастье, увы, продолжалось недолго: спустя два месяца тех и других вытеснили англичане. Да, в ту пору Англия была сильнее, куда сильнее истощенной войной, нищей Германии, которую еще и потрясали революционные взрывы. Немецкая армия была на Кавказе, когда в Киле началось восстание матросов военного флота, а в Берлине рабочие объявили всеобщую забастовку и вместе с солдатами захватили правительственные учреждения, телеграф, почту, вокзалы. Затем вновь вспыхнула мощная забастовка, охватившая помимо столицы Верхнюю Силезию, Рур и другие промышленные районы страны…

Он вернулся к столу, взял новую папку. Собранные в ней документы тоже относились к Баку, но охватывали более поздний период – 1940 год. Люди абвера, действовавшие на западе Европы и в Турции, доносили: по некоторым данным, следует считаться с возможностью акций против Баку со стороны англичан и французов. Первые обсуждают план нападения на этот район с моря и воздуха. Что касается французов, то не исключена попытка генерала Вейгана совершить марш на Баку из Сирии. Те и другие ставят целью захват нефтяных источников Советов, если бы Гитлеру удалось склонить Россию на военный союз с Германией.

Канарис отложил папку. Конечно, никто в мире не верил, что русские коммунисты могут пойти на военное сотрудничество с Гитлером. Но для некоторых политиков такой аргумент был бы хорошим предлогом, чтобы попытаться совершить то, что не удалось в конце Первой мировой войны – завладеть нефтяным арсеналом Советов.

По каким-то причинам эти планы остались на бумаге. Скорее всего, помешала твердая позиция русских. На другом конце континента топталась у советской границы гигантская Квантунская армия японцев. Получив в свое время урок на озере Хасан, японцы не спешили выступить против Советского Союза. Вот и англичане с французами поняли, что на Кавказе им будет противостоять столь же грозная сила…

Но теперь обстановка изменилась коренным образом. Один за другим отпали претенденты на русскую нефть, отпали все, кроме третьего рейха. Пусть Германия испытывает трудности на Восточном фронте – сейчас, в середине суровой зимы. Однако не за горами весна, лето – благодатная пора для немецких бомбардировщиков и танков. В кампании 1942 года они должны достичь и достигнут заветной цели. А захват Кавказа откроет Германии путь на Ближний Восток и в Индию…

Вошла секретарша с чашкой шоколада. С некоторых пор у Канариса стало пошаливать сердце. Посоветовавшись с врачом, он решил согнать лишний вес. И теперь дважды в неделю адмирал отказывался от обеда, ограничиваясь чашкой шоколада – это питательно и, кроме того, начисто отшибает аппетит.

Он взял чашку, сделал глоток и пододвинул к себе новую папку – на этот раз личное дело бывшего штандартенфюрера, а теперь оберста Теодора Тилле. Через полчаса Тилле должен был прибыть с докладом, и Канарис хотел подготовиться к беседе с новым работником.

Перебрав документы, он вновь впал в задумчивость. В досье все свидетельствовало в пользу начальника отделения. В чем же причина того, что с этим офицером так легко расстались руководители РСХА?

Полчаса истекло. Прогудел зуммер, мигнул и погас скрытый в раструбе у письменного прибора крохотный красный огонек – знак, что вызванный адмиралом человек прибыл и ждет аудиенции. Канарис притронулся к кнопке звонка. Вслед за тем отворилась дверь, офицер шагнул в кабинет. Канарис вышел из-за стола, протянул ему обе руки, широко улыбнулся.

Тилле вспомнил напутственные слова Гейдриха: «Он будет улыбаться, прямо-таки сиять от счастья по поводу вашего перехода в военную разведку. Не обольщайтесь, не верьте ни единому его слову. Один ошибочный шаг – и он все поймет, найдет возможность раздавить вас, причем сделает это так, что мы будем бессильны помочь. Короче, помните, зачем вы у него, не оплошайте. Не забывайте, что остаетесь в кадрах СД. Успешная работа у Канариса – и через год вы уже группенфюрер!.. Видите, я целиком доверяю вам, откровенен до конца. Напоминаю еще раз: не оплошайте!»

– Догадайтесь, над чем я ломаю голову, – сказал Канарис, усаживая гостя в кресло. – Никак не могу взять в толк, как случилось, что мой друг Гейдрих отпустил вас в абвер. Группы на местах, само отделение – это понятно: сейчас трудное время, нельзя распылять силы, работа по важному направлению должна быть сосредоточена в одних руках. Но вас-то он мог удержать? Вы где угодно были бы на месте!

– Так распорядился фюрер, – холодно сказал Тилле. – Полагаю, ему виднее.

– Да, фюрер… Он сказал, что лично знает вас… – Канарис остановился, посмотрел на Тилле.

– Наши контакты относятся к началу тридцатых годов. Потом они прекратились… Я был польщен, когда узнал, что фюрер вспомнил обо мне, польщен и удивлен: прошло столько времени…

Тилле попросил разрешения курить, зажег сигарету и сказал, что хотел бы доложить о положении дел.

– Я внимательно все прочитал. – Канарис показал на стол с грудой папок. – Думаю, на первое время достаточно. Задам лишь несколько вопросов. Как я понимаю, эти Эстер Диас и Энрико Диас – муж и жена. Что делает Энрико Диас сейчас?

– Ему поручено контролировать связь с группами в Баку. Кроме того, он готовится к работе в тылу противника.

– Знает язык?

– Изучает. По отзывам преподавателя, преуспел: говорит свободно, хотя и с акцентом. Акцент, видимо, неистребим…

– Знает русский… – Канарис задумался. – Могли бы вы заменить его на связи с группами в Баку?

– Разумеется. У вас какие-то виды на этого человека?

– В первой половине будущего года должен быть захвачен Кавказ. Операция планируется в широких масштабах. Если в общих чертах, то предусмотрена работа нашей агентуры по разложению тыла, десантирование в Закавказье нескольких рот из «Бранденбурга-800», прорыв в этот район крупных сил вермахта по побережью Каспия и со стороны Черного моря. Так вот, абверу нужны люди коренной национальности республик Закавказья. Где их найти? Разумеется, в лагерях военнопленных. Вот я и подумал об Энрико Диасе, когда вы сказали, что он знает русский.

– У меня нет возражений.

– Тогда решено. Отправляйте его. Мой помощник укажет лагеря, которые надо посетить. Отбирать как можно больше людей! В ближайшие месяцы мы должны забросить на Кавказ сотни агентов, имеющих там родственников, друзей. Не беда, если часть их выловят и уничтожат. Оставшиеся будут вести работу по разложению. Лейтмотив пропаганды: в этот район придет германская армия; она несет освобождение от большевизма; местные жители обязаны сделать все, чтобы не дать коммунистам уничтожить промышленность своего края. Главное внимание – Бакинскому нефтяному району. Он должен перейти к нам невредимым.

– Все понял.

– Этим людям можно обещать что угодно: землю, дома, скот, деньги – все это в их родных местах, когда придут немцы.

2

Тилле пересказал Энрико свою беседу с Канарисом – работник, назначенный для отбора группы агентов абвера, должен действовать сознательно, иначе неизбежны ошибки.

Энрико слушал и делал пометки в блокноте.

– Это все, – сказал Тилле, когда инструктаж был окончен. – Утром получите документы, маршрут и перечень лагерей, которые надлежит посетить. Прошу на медлить с отъездом: дело спешное.

– Я и сам понимаю, что надо торопиться, шеф.

– Что вы имеете в виду? – Тилле рассеянно посмотрел на сотрудника.

– Видите ли, утром я слушал советское радио. Оно утверждает, что противник отогнан от Москвы на сто – двести километров, оставил более одиннадцати тысяч населенных пунктов, в том числе крупные города…

– Знаю, – буркнул Тилле.

– Еще было сказано, что у нас серьезные трудности с горючим…

– Поэтому и форсируем работу против Кавказа!

Ведя беседу, Энрико мысленно отбирал самое важное для передачи в Центр – сегодня ночью должен был состояться сеанс связи.

– Шеф, – сказал он как бы в нерешительности, – не может ли быть, что нас невольно вводят в заблуждение? Я имею в виду Эстер. Как вы относитесь к ее сообщению, будто противник готовит уничтожение собственной нефтяной промышленности? Вдруг это всего лишь демонстративные действия, чтобы сбить нас с толку: русская контрразведка почувствовала присутствие наших людей в Баку, вот и начала игру…

– Донесение Альфы подтверждено, – сухо сказал Тилле. – В руки абвера попала копия решения Кремля по интересующему нас вопросу. Властям на Кавказе предписано, не ослабляя усилий по укреплению обороны своего района, подготовить к разрушению промышленность, в первую очередь нефтяную. Враг понимает: весной мы снова пойдем вперед и нашей главной целью будет Кавказ. Это все. Вы свободны.

Прогудел телефон.

– Минуту! – сказал Тилле в трубку, выжидая, чтобы Энрико покинул кабинет. – Ну вот, я один. Здравствуйте, обергруппенфюрер!

Гейдрих справлялся о новостях.

– Да, я был у него, – проговорил Тилле, зная, что именно интересует главу РСХА. – Но пока ничего…

– Все равно, приезжайте ко мне, – перебил Гейдрих.

Шеф РСХА прилетел в Берлин два часа назад, и тотчас к нему явился с докладом Мюллер.

Об иностранце из отеля «Кайзерхоф» Гейдрих был информирован еще в Праге. Теперь шеф гестапо рассказывал подробности. Хозяин коттеджа – шофер аварийной машины берлинской телефонной станции и одновременно электрик этой службы – бросил свой грузовик возле одной из станций подземки. Поиски в данном районе не дали результата – сколько-нибудь опытные преступники не оставят автомобиль близ места, где их убежище. Все выезды перекрыты. Полиция прочесывает город. Можно не сомневаться, что арест этих людей – лишь вопрос времени.

Гейдрих слушал доклад, рассматривая фотографии Кузьмича и служащего телефонной станции.

Мюллер выложил из папки новый документ. Пограничная полиция предоставила не только фотографию «иностранного коммерсанта», но и статистику его посещений Германии. На бумаге выстроилась колонка цифр – даты въезда и выезда из страны. Одна из строчек была подчеркнута.

– Что это? – Гейдрих показал на подчеркнутое.

– Очередной приезд в Берлин. А через день были убиты ваши люди… Вспомните: взрыв газа в доме, пожар…

– Тулин и Белявская?

– Да. Посмотрите!

И Мюллер положил на стол две рентгеновские пленки.

Гейдрих долго изучал снимки.

– Похожи, – сказал он, – даже шейные позвонки смещены почти одинаково.

– А ведь снимки разделяют более двух лет!

Восстановив в памяти подробности первого происшествия, Гейдрих снова взял фотографию Кузьмича. Выходит, это он, старый немощный человек, запросто уничтожил двух сотрудников СД, а теперь нанес такой же страшный удар партийному функционеру из Бабельсберга…

– Может, притворился больным?

– Нет, все бесспорно. Старик ночь напролет метался в горячке в своем гостиничном номере. Утром его буквально волокли к автомобилю. Вывод: спешно покинул отель, потому что был на пределе.

– Торопился перебраться в надежное убежище?

– Другого не придумаешь.

– Ну а в Бабельсберге ему вдруг стало легче? Ожил, налился силами и легко прикончил здоровенного мужчину?.. Не получается. Ведь вы утверждаете: он был в беспамятстве, бредил?

– Это факт. Я сам допрашивал свидетеля.

– Тогда остается предположить… – Гейдрих постучал пальцем по рентгеновским снимкам. – Остается предположить, что автором этих мастерских ударов был кто-то другой.

– Хозяин коттеджа? Но он переведен на работу в Берлин только год назад. До этого служил в Кенигсберге, оттуда не отлучался. Все проверено, шеф.

– Значит, надо искать еще одного. Возьмете этих двоих – обнаружатся следы сообщников. Судя по всему, действует хорошо организованная группа. Кстати, как удалось выйти на отель «Кайзерхоф»?

Мюллер пересказал первую часть доклада агента Остеркампфа.

– Почему вы молчали о роли штандартенфюрера Тилле во всей этой истории? – строго сказал Гейдрих.

– Наблюдение за Вальдхофом было установлено по просьбе самого владельца замка. В середине лета мы решили отозвать агентов, но Тилле настоял, чтобы наблюдение продолжалось. Мог ли он забыть об этом? Нет, тайные встречи Тилле проводил бы в ином месте.

– Все равно следовало побеседовать с ним.

– Я начал с исследования автомобиля. Специалисты осмотрели его. Оказалось, машина старая, рессоры сильно изношены – кузов сидит низко, будто загружен, даже если он пуст. И агент признал, что совершил ошибку. Ведь он не видел, чтобы Тилле высаживал человека. Короче, налицо случайное совпадение обстоятельств… Вы чем-то недовольны, шеф?

– Вспомните, кем оказался домашний слуга Теодора Тилле. Не слишком ли много совпадений?

– На прошлой неделе схватили человека, расклеивавшего коммунистические листовки. Это был конюх из имения рейхсфюрера. Надо ли подозревать рейхсфюрера?

Некоторое время Гейдрих сидел задумавшись, потом отодвинул бумаги. Мюллер стал укладывать их в папку.

– Оставьте документы, – вдруг сказал Гейдрих. – Я еще поработаю над ними.

Шеф гестапо ушел. И тогда Гейдрих позвонил Тилле.

3

Когда Тилле явился по вызову, глава РСХА сидел в кресле у камина, положив ноги на чугунную литую решетку. Он тепло поздоровался с посетителем, предложил ему место у огня. Принесли коньяк.

– Спасибо. – Тилле отхлебнул из бокала. – Коньяк кстати: погода мерзкая, я порядком продрог.

Он сообщил, как прошла встреча с Канарисом. В заключение сказал, что в Баку разыскали владельца скрипки.

– Выходит, скрипка существует?

– Теперь в этом можно не сомневаться. Я похвалил Альфу. Кстати, подтверждены все ее сообщения, которые мы имели возможность перепроверить.

– Ну что же, – сказал Гейдрих, – значит, еще один ваш успех, штандартенфюрер. Выпьем!

Держа в руке бокал, он думал о том, что у Тилле все идет слишком уж гладко. Не провален ни один из его агентов на Кавказе. Оттуда регулярно поступает важная информация. Вот и это задание выполнено быстро и точно… После беседы с Мюллером он решил устроить проверку Теодору Тилле. Теперь укрепился в этом намерении.

Гейдрих рассказывал гостю о положении в протекторате: коммунисты-подпольщики и агенты англичан будоражат население, провоцируют акции против нового порядка.

– Вот и здесь не лучше. Видели вы последнюю сводку? – Гейдрих сделал вид, будто хочет встать с кресла. – О черт! – пробормотал он, схватившись за крестец. – Опять этот прострел… Не принесете ли сводку? Она где-то на столе.

Тилле с опаской посмотрел на главу РСХА. В СД ходили легенды о письменных столах Гейдриха и его заместителей. Люди шепотом передавали друг другу, что в этих столах спрятаны многочисленные дьявольские устройства – каждый, кто осмелится приблизиться к ним без разрешения хозяина кабинета, будет немедленно расстрелян, испепелен…[61]61
  По свидетельству заместителя Гейдриха, шефа VI управления РСХА бригадефюрера СС Вальтера Шелленберга, в его рабочий стол «незаметно были вмонтированы два скрытых, вращавшихся на турелях пулемета, которые веером могли простреливать все пространство между письменным столом и входом в кабинет. Дула пулеметов автоматически поворачивались в сторону каждого входившего в кабинет. Достаточно нажать на кнопку, чтобы открылся огонь из обоих стволов».


[Закрыть]

Гейдрих будто прочитал его мысли.

– Идите, – сказал он и ободряюще улыбнулся.

Ступая на носки, Тилле пересек помещение. Вот и страшный письменный стол Гейдриха. Тилле сразу заметил листы бумаги с заголовком, отпечатанным крупными красными буквами. Он так волновался, что видел только ее, эту сводку. Схватил документ и поспешил назад.

Все это время с него не спускали глаз. Наблюдение велось из соседнего помещения при помощи оптического устройства.

Через несколько минут наблюдатель вошел в кабинет и передал хозяину вечерние газеты. Встретившись с ним взглядом, чуть качнул головой. Это означало, что Тилле не реагировал на фотографию иностранца из «Кайзерхофа», оставленную на столе возле сводки.

Беседа продолжалась. Гейдрих дал несколько советов, как дальше вести дело с Канарисом, и разрешил Тилле удалиться.

– Как быть со скрипкой? – спросил тот.

– Пусть не теряют его из виду, ее хозяина. Все решим позже.

Гейдриху сейчас было не до скрипки. Из головы не лезли рентгеновские снимки, поразительно похожие один на другой. Где же лежит разгадка?

Он поморщился от досады, шлепнул ладонью по подлокотнику кресла.

– Не прислать ли массажиста? – участливо спросил Тилле, по-своему истолковавший состояние шефа РСХА. – Я слышал, массаж помогает от прострела. И есть хороший специалист. Его рекомендовал знакомый вам Энрико Диас.

Диас!.. Гейдрих замер в кресле. Он вдруг увидел картину: улыбающийся Диас стоит в залитом солнцем спортивном зале; взмах руки – и ребром ладони перебита толстая палка…

– Что с вами?! – воскликнул Тилле.

Гейдрих покачал головой, налил себе коньяку, залпом выпил.

– Где этот ваш любимец? – небрежно проговорил он.

– Готовится выехать по делам службы. – Тилле рассказал о задании адмирала Канариса.

– Спасибо, – кивнул Гейдрих. – Можете идти, штандартенфюрер. У нас была приятная беседа.

Оставшись один, он вызвал помощника и приказал принести досье супругов Диас.

Вскоре в затемненном кабинете он просматривал документы, поочередно возникавшие на двухметровом экране: личные дела работников отделения Тилле были переданы абверу, в СД остались фотокопии. Длинной чередой проходили полицейские справки, донесения агентов, наблюдавших за объектами, фотографии, страницы протоколов допросов.

Так продолжалось около часа.

– Стоп, – вдруг сказал Гейдрих. – Повторите кадр. Адъютант, обслуживавший проектор, повернул рычажок перемотки пленки. На экране вновь появился просмотренный документ. Это была справка налогового управления о доходах кондитерской «Двенадцать месяцев».

Гейдрих долго рассматривал машинописный текст, потом снял трубку телефона прямой связи с шефом гестапо. Мюллер был на месте.

– Дело об убийстве Тулина и Белявской у вас под рукой?

– Да, – последовал ответ.

– Незадолго до своей гибели Белявская делала покупки. На этот счет есть показания свидетелей. Мне надо знать, где она побывала в тот злосчастный день.

– Минуту, обергруппенфюрер. – В трубке послышался шелест бумаги. Видимо, Мюллер листал дело. – Нашел, шеф! Это винный магазин на Фридрихштрассе, далее универмаг на Александерплац…

– Еще? – нетерпеливо сказал Гейдрих.

– Кондитерская под названием «Двенадцать месяцев».

4

Энрико пил утренний кофе и слушал военную радиосводку. Как всегда, центральное место занимали вести с Восточного фронта. Диктор с видимым облегчением сообщил, что ожидавшееся в день годовщины Красной Армии крупное наступление войск противника не состоялось…

Да, изменилась обстановка. Конечно, положение оставалось напряженным, но немцы уже прогнозировали наступательные действия советских войск…

Вчера он вернулся домой поздно. Связь с Центром состоялась, удалось передать все самое важное. Ответная шифровка оказалась короткой: контакты с Тилле поручены другому лицу, этот разведчик прибудет в течение месяца. И еще. Энрико поздравили с двадцать четвертой годовщиной Красной Армии и с присвоением очередного воинского звания – подполковник… Когда радист свернул передатчик, у второго антифашиста, Фрица Фогеля, в руках появилась фляга. Отвинтив крышку-стаканчик, он налил каждому по порции спиртного. «За Красную Армию!» – сказал Энрико, взяв стаканчик. Радист повторил этот тост. Фогель, когда пришла его очередь, сказал так: «За виселицу для Гитлера. И пусть веревка будет такая длинная, чтобы за нее могли ухватиться все русские и все честные немцы».

Дело происходило в том самом подземном гараже. Все трое встали, минутой молчания помянули Кузьмича. Потом немцы тихо спели «Дер роте Веддинг»[62]62
  «Красный Веддинг» – революционная песня немецких рабочих.


[Закрыть], а Энрико – «Бандера роха»[63]63
  «Красное знамя» – песня испанских коммунистов.


[Закрыть].

…Диктор продолжал монотонно читать сводку. Теперь описывались действия мелких подразделений и отдельных солдат, отличившихся в далекой России.

Энрико выключил радио, стал одеваться. Предстояла встреча с начальником отдела саботажа и диверсий абвера Эрвином Лахузеном, который должен был проинструктировать отправляющегося в командировку работника.

Зазвонил телефон. Женский голос сообщил, что будет говорить адъютант обергруппенфюрера Гейдриха.

– Здравствуйте, господин Диас, – сказал адъютант. – Рад, что застал вас. Шеф в Берлине, он хотел бы часок повозиться в спортивном зале.

– Но я уезжаю…

– Разве сегодня?

– Выезд завтра. Однако накопилось столько дел…

– Так и передать обергруппенфюреру? – сухо сказал адъютант.

– Что вы! – спохватился Энрико. – Я отложу дела. Когда надо прибыть?

– В одиннадцать часов.

Положив трубку, Энрико задумался. До сих пор все занятия начинались в шесть вечера. Это назначено на утро… Впрочем, какая разница!

На часах было восемь с половиной. Он прикинул, что еще успеет побывать у Лахузена. Поспешив к машине, включил мотор и стал ждать, чтобы прогрелись вода и масло.

Вот и еще одна странность, подумал он. Обычно приказ прибыть на очередное занятие передавался через Тилле. Сейчас этот порядок нарушен. Может, не нашли Тилле? Нет, вчера он весь вечер был в своем кабинете. Однако ему не позвонили.

Мотор автомобиля мягко рокотал. Стрелка указателя температуры воды отодвинулась от нулевой отметки. Шевельнулась и стрелка индикатора масла.

Энрико глядел в приборную доску автомобиля и восстанавливал в памяти каждый шаг за эти последние недели. Где-то он ошибся? Вроде бы нет. Тогда что же с ним творится? Почему нервничает?

В эти дни он ни на минуту не мог забыть Кузьмича. Все казалось: прояви он настойчивость, твердость – смог бы уговорить Кузьмича уехать, когда болезнь только начала обостряться. А дома разве дали бы ему погибнуть!..

И еще. Что бы он ни делал, перед глазами стояла Саша. Что он скажет ей при встрече?

…Стрелки на шкалах автомобильных приборов переместились к вертикали. Вздохнув, он тронул и разогнал машину, привычно переключая рычаг перемены передач. Привычно сунул ладонь под приборную панель. Пистолет был на месте.

Как все испанцы, он любил оружие, любил возиться с ним – чистить, смазывать. Ему и семнадцати не исполнилось, когда он раздобыл свой первый револьвер. Глупый короткоствольный «бульдог», купленный на толкучке в Барселоне, казался совершенством, чудом. Потом были парабеллум, кольт… Став красным командиром, он не расставался с безотказным наганом. И вот теперь хранил маленький маузер.

Опять вспомнился Кузьмич. Узнав, что Энрико держит в тайничке пистолет, он сказал: «Здесь, в Германии, единственное твое оружие – умение работать, не совершая ошибок. Люди нашей профессии стреляют лишь в плохих фильмах. Выбрось свою игрушку, и, чем скорее ты сделаешь это, тем лучше».

Сейчас он решил, что последует совету друга. Скоро начнется зона разбитых бомбардировками домов. Там он и зашвырнет в развалины пистолет.

Он извлек маузер из тайничка. Хромированный пистолетик уютно лежал на раскрытой ладони. Показалось, что маузер слишком уж легок. Может, вывалился магазин? Нет, в торце рукоятки была отчетливо видна его крышка. Энрико нажал на защелку – магазин выпал на сиденье автомобиля. Еще не поднеся его к глазам, только нащупав пальцами, Энрико понял, что в магазине нет патронов.

Автомобиль продолжал катить по улицам. Энрико механически вел машину. Вот и нашлось объяснение странному звонку адъютанта Рейнгарда Гейдриха… Если СД решилось на такую крайнюю меру, как обезвреживание оружия, принадлежащего подозреваемому лицу, значит, наблюдение за этим лицом подошло к концу и предстоит заключительная акция. Какая же? Что произойдет в спортивном зале СД?

Он взглянул на часы. До встречи с Гейдрихом оставалось час двадцать минут. За это время надо успеть подготовиться, выработать ответные действия. Но что можно предпринять, если он не знает, почему вдруг оказался на грани провала? Или уже провален? Но если так, то зачем эта затея с вызовом к Гейдриху?

Рейнгард Гейдрих!.. Сейчас Энрико отчетливо видел перед собой продолговатое бледное лицо этого человека, его тяжелую нижнюю челюсть, прищуренные белые глаза… Да, все спланировал самолично он, Гейдрих: кто, кроме него, мог бы избрать местом встречи зал спортивного центра СД?..

Синий «опель» остановился возле небольшого кафе с полосатой маркизой над витриной. Энрико сунул пистолет туда, где тот обычно хранился, вошел в заведение и спросил чашку кофе.

Он долго сидел за столиком и глядел в чашку, где подрагивала густая черная жидкость, – додумывал все то, что предстоит совершить.

Вот выводы, к которым он пришел.

Ему подготовлено нечто неожиданное. Есть риск оказаться в западне, которую распознаешь слишком поздно – когда крышка уже захлопнулась. Судя по всему, так и произойдет: если Гейдрих сам взялся за дело, значит, не сомневается в успехе. Это большой мастер. С таким нельзя тягаться «втемную» – не зная данных, которыми он располагает. А он, Энрико, отвечает не только за себя – за Сашу и за Эрику Хоссбах, за судьбу всей операции. Вывод: встреча с Гейдрихом исключается.

Нельзя сделать попытку скрыться, исчезнуть: возникшие у СД подозрения перерастут в уверенность. Значит, и в этом случае неизбежны серьезные осложнения, расшифровка операции. Итак, побег тоже исключается. Это второй вывод.

Что же остается?

Да, решение может быть только одно. Иного не придумаешь…

Он прошел в будку с телефоном, набрал номер. Облегченно перевел дыхание, когда услышал голос подпольщика Фогеля.

5

Закончив короткий телефонный разговор, Фриц Фогель сорвал с вешалки пальто и шляпу, поспешил к сараю, где хранился его старенький мопед.

Пришлось целый квартал крутить педали, прежде чем затарахтел моторчик. Теперь вперед! Как можно быстрее. У него совсем немного времени, чтобы поспеть к сроку в назначенное место.

Он мало что понял из десятка услышанных фраз. С ним прощались. Просили ждать «до конца». До какого конца? И что произойдет на берегу канала, о чем он должен незамедлительно сообщить «друзьям» (значит, в Центр)?..

В десять часов пятьдесят пять минут Фогель выехал на набережную. Впереди открылось большое приземистое здание с горбатой крышей, похожее на самолетный ангар. Фогель должен был остановиться и ждать в полукилометре от этого здания. Он так и сделал – поставил мопед на обочине и присел на корточки, будто осматривал мотор.

Почти тотчас мимо проехал длинный «мерседес» с флажком СС на переднем крыле. Его эскортировал военный вездеход. Машины остановились у «ангара» и высадили пассажиров.

Он взглянул на часы. Было три минуты двенадцатого. Вновь послышалось далекое пение мотора. По набережной мчался еще один автомобиль.

«Жмет на полную», – подумал Фогель, видя, как быстро увеличивается в размерах машина.

Автомобиль все наращивал скорость. Вот из его окна выпал и покатился по мостовой белый комок. Еще миг – и машина с ревом пронеслась мимо Фогеля.

Он узнал и «опель», и того, кто сидел за рулем.

Вдруг автомобиль вильнул на полном ходу, будто объезжал внезапно возникшее препятствие.

«Собака, – подумал Фогель, – собака выскочила на мостовую!»

Но «опель» продолжал шарахаться из стороны в сторону, как если бы потерял управление. Мгновение – и он ринулся к парапету набережной. Удар. Автомобиль сбил каменное ограждение, переворачиваясь в воздухе, рухнул в канал.

Все это видели и пассажиры «мерседеса», только что поднявшиеся на крыльцо спортивного центра СД.

Гейдрих стоял, выпятив челюсть, и неотрывно глядел на канал – волны уже успокаивались там, где только что затонул разбитый автомобиль.

Вот он облизнул губы, расслабил плечи. Итак, испанец спешил сюда и погиб – не удержал машину на большой скорости. Ехал по срочному вызову, не сделал попытки уклониться от встречи. Значит, совесть его была чиста?

Казалось бы, все свидетельствовало о том, что подозрения Гейдриха были неосновательны. А он никак не мог убедить себя в этом…

Рейнгард Гейдрих ненадолго пережил Энрико Гарсия. 27 мая 1942 года чешские патриоты взорвали в Праге открытый шестиместный «мерседес-бенц» зеленовато-серого цвета с опознавательным знаком СС и номером «З» под радиатором, взорвали вместе с его владельцем – рейхспротектором Богемии и Моравии и главой РСХА Гейдрихом.

Осенью 1942 года, в разгар наступления немцев на Сталинград, возникла угроза разрыва фронта советских войск и потери путей сообщения между центром страны и Кавказом. Тогда-то и решили в абвере, что пришло время ввести в дело «кавказский легион». Не вышло! Тайное войско адмирала Вильгельма Канариса было разгромлено частями НКВД. Те немногие легионеры, которым удалось уцелеть и проникнуть в тыловые районы Кавказа, были выловлены советской контрразведкой.