Текст книги "Долгий путь в лабиринте"

– Ну, это пустяки, – небрежно сказал Кузьмич. – Две-три недели – и все будет в порядке.

– Он почти четыре месяца в больнице: поврежден сустав. Лечение стоит таких денег!..

Ранение хозяина кафе четыре месяца назад, то есть в июне – июле… Вот и само заведение выглядит не так, как прежде. Помнится, витрина и дверь представляли собой как бы единое стекло. Теперь же дверь зашита досками… Да, можно предположить, что хозяина ранили здесь, в кафе. Тогда же разбили и дверь.

И все это произошло в период, когда прервалась связь с Эссеном…

Кузьмич посидел еще некоторое время, полистал газету: он должен был пробыть в кафе часа полтора. Наконец срок истек. Он расплатился и вышел.

Уже смеркалось, но еще отчетливо была видна лейка в окне второго этажа дома на противоположной стороне улицы.

А ведь Эссен предупреждал: встречи с ним могут состояться лишь в строго определенное время. На крайний случай возможно опоздание на час, только на один час, после чего сигнал безопасности убирается и встреча переносится на сутки.

Теперь же лейка торчит в окне полтора часа, если не больше.

Вывод: Эссен и Дробиш, если они не убиты в схватке с полицией, до сих пор молчат на допросах.

Мысленно он вернулся к разговору с Энрико. Есть ли смысл в поручении, которое должен выполнить Энрико, установив контакт с Андреасом? Да, есть. Сегодняшняя разведка у дома Эссена лишь подтвердила предположения, что оба немца оказались людьми мужественными, никого не предали. Но что известно нацистской контрразведке о работе Дробиша в замке, его связях? Пока это тайна. Проникнуть в нее необходимо, чего бы это ни стоило.

Двадцать четвертая глава

1

Полчаса назад в зале ресторана «Фатерланд» зажгли свечи и выключили электричество. На белой стене заплясали искаженные тени сидящих за столиками людей. Казалось, зал обрамляло гигантское матовое стекло и за ним кривлялись некие загадочные существа. Чуть светлее было в глубине ресторана, возле эстрады. Там крутился под потолком круглый блестящий фонарь с прорезями, в которых мелькали разноцветные лучики. Желтые, красные, зеленые пятна ложились на головы и плечи танцующих.

Энрико ужинал и исподволь наблюдал за соседним столиком. Сейчас там сидели двое: Андреас и девушка. Вторая пара танцевала.

Оркестр прервал медлительное тягучее танго, на эстраду выскочила певица в черном трико и цилиндре. Лицо ее было вымазано черной блестящей краской, губы густо накрашены кармином.

Грянула фокстротная мелодия. Артистка запела:

 
In Afrika die Negerlein
Sie singen alie gleich:
«Wir wollen deutsche Neger sein,
Wir wolien Heim ins Reich»[53]53
Негритята в АфрикеВ один голос поют:«Хотим быть немецкими неграми,Хотим домой, в рейх».

[Закрыть].
 

В зале засмеялись, стали подпевать. Новые пары ринулись к эстраде. Мимо Энрико протопали четверо эсэсовцев с подружками. Один из них толкнул столик – Энрико едва успел подхватить свечу, вывалившуюся из подсвечника.

Девушка Андреаса видела эту сцену. Она расхохоталась, что-то сказала спутнику. Тот равнодушно взглянул на Энрико и потянулся к пачке с сигаретами. Весь вечер он почти не притрагивался к спиртному, только курил. Временами морщился и встряхивал головой, как бы отгоняя неприятные мысли.

Позавчера Энрико провел половину дня и весь вечер у той самой сторожки в буковой роще, где Кузьмич встречался с Конрадом Дробишем. В этом месте единственная дорога из Вальдхофа сливалась с магистральным автомобильным шоссе. До самой ночи дорога была пустынна, лишь на исходе дня по ней проехал дизельный трехколесный грузовик, везший в замок брикетированный уголь. Тот, кого ждал Энрико, так и не появился. В качестве компенсации за неудачу в одиннадцатом часу ночи разведчик наблюдал воздушный налет на Берлин. Над городом встали белые кинжалы прожекторов. Горизонт озарился вспышками от залпового огня зенитных батарей. И вот уже воздух заполнился гулом самолетов. Внезапно стало светло: бомбардировщики вывесили «фонари» – светящиеся авиабомбы. Десятки маленьких ярких лун медленно опускались на парашютах, заливая окрестность мертвым зеленоватым светом. С земли протянулись к ним красные трассы пулеметов и автоматических пушек. Огненные пунктиры во всех направлениях прошивали небо, сбивали САБы. Но в небе вспыхивали новые «фонари». И вот уже гpoxнули взрывы, взметнулись к облакам всплески рыжего пламени… Один из бомбардировщиков, схваченный десятком прожекторов, взорвался: на острие световых лучей вспух багровый пузырь, разлетелся тысячами брызг…

Следующий день у Энрико был заполнен до отказа: с утра тренировка в радиообмене и ремонте аппаратуры, затем изучение русского языка, стрельба из советского оружия. И вот уже подошло время встречи с Гейдрихом в спортивном зале. Как и полагалось, Энрико позвонил его адъютанту и спросил, не изменил ли свои планы группенфюрер. «Обергруппенфюрер, – строго сказал адъютант. – Теперь обергруппенфюрер!» Занятие состоялось, прошло благополучно. Энрико был отпущен, когда уже смеркалось. Поколесив по городу и убедившись, что за ним нет слежки, он направился к своему вчерашнему наблюдательному пункту. На этот раз ему повезло. В половине одиннадцатого ночи со стороны замка послышался рокот. По звуку мотора Энрико определил, что идет автомобиль с двухтактным двигателем, скорее всего – ДКВ. Так и оказалось: приземистый легковой автомобиль с откинутым брезентовым верхом проследовал мимо рощи, выехал на магистраль и устремился к городу. В машине было несколько человек. Энрико ринулся к кустам, где стоял его «опель», включил мотор и тоже выбрался на шоссе. Он настиг ДКВ у ближайшей станции метро, когда пожилой шофер уже высаживал пассажиров – двух девушек и парня. Они были навеселе, громко разговаривали. Проехав с ними две станции, Энрико уже знал, что это дружки Андреаса и что все четверо намерены завтра встретиться в ресторане «Фатерланд» на Потсдамерплац.

…Песенка про негритят, мечтающих, чтобы Африка стала немецкой колонией, подошла к концу. Под бурные рукоплескания и крики восторга певица в черном упорхнула с эстрады. Те, что танцевали, стали расходиться по столикам. Вернулись и приятели Андреаса.

Но вот музыканты взяли длинный торжественный аккорд. Забил тревожную дробь барабан. Одновременно в глубине эстрады возникла надпись из электрических лампочек: «Mit Feuer und Schwert!»[54]54
  «Огнем и мечом!»


[Закрыть].

Толпа заревела. Четверо эсэсовцев обернулись к эстраде, вскинули над головой длинные прямые кинжалы. Зал замер. В наступившей тишине один из нацистов прокричал команду – все четверо разом опустили оружие, поцеловали сверкающие клинки, втолкнули их в ножны.

Со всех сторон к ним ринулись люди, подхватили на руки, понесли по залу. Энрико вынужден был встать – так делали все, кто оказывался на пути процессии.

Садясь на место, он бросил взгляд на соседний столик и удивленно поджал губы: Андреас смотрел вслед эсэсовцам не восторженно и влюбленно, как другие, даже не с сочувствием или любопытством, а холодно, едва ли не с презрением. Вот он будто очнулся – привычно тряхнул головой, взял стаканчик со спиртным, выпил залпом. Энрико отметил: это был первый стаканчик за полтора часа.

Заиграла музыка. Певица вернулась на сцену, сменив трико на бальный туалет. Появился и партнер. Теперь в два голоса исполнялась сентиментальная песенка-диалог: солдат в «восточном походе» и его оставшаяся в тылу жена как бы перекликались за тысячи километров. Солдат рассказывал о своих победах над красными, супруга благословляла его на подвиги во славу фюрера и нации, клялась в верности.

– Пойдем танцевать! – Спутница Андреаса с тоской поглядела вслед приятелям, которые снова отправились к эстраде. – Пойми же, мне скучно.

Энрико встал и решительно направился к соседям.

Следуя указанию Кузьмича, перед свиданием с сыном Теодора Тилле он изменил внешность – скопировал облик встретившегося в пивной старого моряка.

Андреас и девушка не без удивления разглядывали остановившегося возле их столика незнакомца. Левый глаз мужчины был прикрыт черной овальной нашлепкой на тесьме, руку, которой он приглаживал свои пышные седые усы, украшала татуировка – синий якорь со скрещенными веслами.

– Имею честь просить руки вашей девушки, – сказал Энрико, глядя на Андреаса и улыбаясь, – просить ее руки на один только танец. Готов слопать отказ и тогда вызвать вас на поединок. – Он взглянул на часы: – Срок на размышление – одна минута!

– А какая будет дуэль? – в тон ему сказал Андреас.

– Столь же нелепая, как и приглашение на танец девушки, которая втрое моложе партнера: мы состязаемся в рассказах о пиратах и морских чудовищах!

Девушка всплеснула руками, расхохоталась. Улыбнулся и Андреас. Она наклонилась к нему, зашептала на ухо.

– Идемте! – Девушка вскочила со стула, схватила Энрико за руку. – Идемте же. Он разрешает. Он добрый, только прикидывается нелюдимым и мрачным.

Несколько минут спустя Энрико уже было известно, что семнадцатилетняя Ингрид недавно окончила школу и не знает, что делать дальше, что она и Андреас вот уже второй год любят друг друга: он очень хороший, Андреас, но в последнее время его будто подменили – стал озабочен, замкнут. Кажется, у него нелады дома. А «Фатерланд» – их любимый ресторан. Они здесь почти каждый вечер. Завтра приедут тоже. Вот только вчера сделали перерыв: Андреасу нездоровилось, вся компания провела вечер у него дома… В свою очередь Ингрид узнала, что ее теперешний партнер по фокстроту – старый морской скиталец. Его страсть – соленая вода, яхты. Нет, он не участвовал в войнах. Глаз был потерян во время плавания на паруснике: в шторм ударило концом развязавшейся снасти.

Оркестр кончил играть, Энрико проводил девушку к ее столику.

– Сердечно благодарю, – сказал он Андреасу. – Ваша дама великолепно танцует. Боюсь, отдавил ей ноги. Готов на любую компенсацию.

Он завязал разговор, надеясь получить приглашение подсесть к ним. Но Андреас сухо кивнул в ответ и отвернулся.

Пришлось идти к своему столику. Дело, казалось бы, хорошо начатое, дало осечку.

У него упало настроение. Выходит, не так уж он прост, этот парень. Что же с ним происходит? В чем причина удрученности, апатии? Девушка упомянула о каких-то неладах у него дома. Нелады с отцом? Конечно, с ним – с кем же еще! А что, если это каким-то образом связано с Дробишем? Вспомнился неприязненный взгляд, которым Андреас проводил эсэсовцев, когда тех несли на руках. Не здесь ли следует искать объяснение странного поведения сына Теодора Тилле?

Вот сколько вопросов навалилось. И все надо решать не откладывая, немедленно. А как это сделать, если парень не идет на контакты?

Энрико надолго задумался. Потом подозвал официанта.

– Допустим, вы моряк и хотите сделать сюрприз таким же, как вы, морякам. Что подходящее может найтись в этом ресторане?

Кельнер, пожилой мужчина с хитро поблескивающими глазами, оценивающе взглянул на клиента:

– А на какую сумму?

Энрико пожал плечами, что должно было означать его полное пренебрежение к деньгам.

Кельнер кивнул и умчался. Энрико скосил глаза на столик соседей. Там все было по-прежнему: девицы и парень закусывали, то и дело прикладываясь к кружкам с пивом, Андреас рассеянно глядел в сторону.

Вернулся кельнер.

– Есть торт: бисквит, шоколад, цукаты. По форме – старинный корабль.

– Годится. – Энрико полез в карман. – Сколько?

– Он заказан… – Кельнер наморщил нос. – Видите ли, торт уже заказан другими… Придется заплатить лишнее.

– Сколько? – повторил Энрико и достал бумажник.

– Восемьдесят марок! Кроме того, нужны талоны на масло и сахар.

– У меня нет с собой карточек. – Энрико положил на стол девяносто марок. – Нет карточек, но имеются деньги.

Кельнер сгреб деньги.

– На корабле есть мачта?

– Мачта и два паруса – они из вафельного теста.

– Вот еще двадцать марок. Пусть мачту обвивает шоколадная змея с разинутой пастью.

– Будет сделано!

– Торт отнесете вон туда. – Энрико показал глазами на столик Андреаса. – Видите, два молодых человека с девушками…

– Я знаю их, очень славные господа. Часто бывают здесь.

– А как они расплачиваются? – вдруг спросил Энрико.

– Раньше платили каждый за себя. Последнее время большую часть денег дает один из них.

– Кто именно?

Кельнер показал на Андреаса.

– Хорошо. Теперь получите по счету.

– Господин уходит? А как же подарок?

– Делайте, что приказано. Я все буду видеть.

– Да, господин.

Энрико просидел в ресторане до тех пор, пока из служебного помещения не появился кельнер с тортом.

Тогда он встал и пошел к выходу. У двери обернулся – убедился, что торт доставлен по назначению.

– Ну вот, – пробормотал он. – Поглядим, что будет завтра.

2

Сутки миновали. Поздно вечером Энрико вновь вошел в стеклянные вращающиеся двери «Фатерланда». Он умышленно задержался – ждал, чтобы в ресторане скопились посетители.

Еще на улице он определил, что приехал не зря. В конце квартала стоял знакомый ДКВ с откинутым брезентовым верхом. Значит, Андреас и его приятели находятся в ресторане.

В зале все было как накануне вечером. Даже певица исполняла ту же песенку о влюбленных в Германию негритятах.

Встав так, чтобы его хорошо было видно, Энрико принялся осматривать зал. Подошел метрдотель, сокрушенно покачал головой: сегодня суббота – наплыв посетителей. К тому же по радио передали, что в день национального праздника Советов – 7 ноября – фюрер намерен прибыть в Москву и принять там парад немецких войск. Вот берлинцы и устремились в ресторан: каждому хочется отметить радостное событие – вот-вот капитулирует Москва и наступит конец войне.

Энрико тоже слышал это сообщение. Но ему было известно и другое. Из берлинского учебного центра СД непрерывно отправляют за линию фронта все новые группы разведчиков и диверсантов. Посылают даже тех, кто не успел пройти полный курс подготовки. Офицеры ходят озабоченные, злые. Позавчера Тилле вскользь заметил: с каждым днем возрастают потери, проваливаются даже лучшие агенты. Вот и войска, обложившие Москву, в большинстве топчутся на месте, продвигаясь лишь на отдельных участках, да и то ценой огромных потерь. А в России уже начались холода: армия испытывает острую нужду в теплой одежде, перчатках…

Метрдотель все еще стоял возле посетителя с черной повязкой на глазу. Но тот не собирался уходить.

Кто-то тронул Энрико за рукав. Он обернулся. Рядом стояла Ингрид и показывала на столик, за которым расположились Андреас с компанией. Его встретили как старого знакомого. За столом было весело, не то что вчера. Улыбался даже Андреас. Энрико вопросительно посмотрел на Ингрид.

– Уехал его отец, – шепнула девушка. – Андреас счастлив, что несколько дней будет один… – Она пододвинула Энрико стаканчик с водкой, подняла кружку пива. – Выпьем за капитанов шоколадных кораблей!

Энрико взял стаканчик.

– Выпить всегда не мешает, – сказал он. – Для этого годится любой тост. А если серьезно, то боюсь испортить вам вечер. Можно совместить что угодно, только не молодость со старостью. Так что вы будете правы, если дадите пинка старому бродяге, как только он вам наскучит.

Девушки рассмеялись. Парни провозгласили «прозит» и выпили.

Энрико и в самом деле испытывал неловкость от сознания того, что должен хитрить с этими юнцами, изворачиваться, врать. Иное дело – люди, с которыми он общается «по службе», – каждого из них он уничтожил бы со спокойной совестью, как Тулина и Белявскую. А эти, какие же они враги? Глядят на него ясными глазами: моряк, бороздивший океаны.

– Зачем вы прислали нам столь дорогой презент? – спросил Андреас.

– Сам не знаю. – Энрико ухмыльнулся. – Впрочем, быть может, мне понравились некая девушка и ее кавалер… Простите, а была змея на мачте?

– Еще какая! – воскликнула Ингрид.

– С разинутой пастью?

– Змею слопал этот обжора. – Андреас показал на приятеля. – Раскрутил ее с мачты и целиком отправил в рот.

Появился кельнер. Энрико подозвал его:

– Коньяку на всех. И шампанское! Заморозьте бутылку, чтобы было как в Арктике.

– Вы плавали на Севере? – спросил Андреас. – Представляю, как там романтично, в высоких широтах!

Энрико не успел ответить. На эстраде трубач проиграл заливистый военный сигнал. Вперед вышел человек в смокинге.

– Дамы и господа! – прокричал он. – Дамы и господа, я директор этого ресторана… Только что по радио выступил рейхсминистр и гауляйтор Берлина доктор Йозеф Геббельс. Он сообщил: группа разведчиков германских войск, которые штурмуют русскую столицу, вернулась в свою часть и доложила, что видела в бинокли купола и шпили соборов Москвы!

И опять вспыхнула светящаяся надпись «Огнем и мечом!», загремел бравурный марш. И снова все вскочили на ноги, стали кричать и хлопать в ладоши.

Нехотя встал и Андреас. Взявшись руками за спинку стула, он наклонился вперед, будто готовился что-то сказать.

Энрико вспомнил, каким взглядом проводил юноша четверых эсэсовцев, плывших на плечах восторженных обывателей. Сейчас у него были такие же злые глаза.

Принесли коньяк. Энрико раздал стаканчики.

– Андреас, – сказал он, – что вы знаете о России?

– Очень мало.

– Мне говорили, Москва – очень красивый город, – сказала Ингрид. – Старинные церкви… Люди катаются на санях…

– В перерывах пьют водку и ложками жрут икру, – вставил Андреас, – и все с бородами, даже младенцы.

Это уже была откровенная насмешка. Энрико расхохотался, поднял стаканчик.

– Выпьем!

– За что? – спросила Ингрид. – А, вот хороший тост…

Она не успела сказать. На сцене вновь появился директор. Он сообщил: замечены вражеские самолеты. Они на дальних подступах, но все равно может быть объявлена воздушная тревога. Посетителей просят расплатиться и покинуть ресторан.

Подбежал официант, поставил на стол шампанское, положил листок бумаги со счетом. Андреас достал пачку денег. Но Энрико завладел счетом и расплатился.

– Завтра будет ваша очередь, друзья, – сказал он. – А теперь надо идти. Но что делать с шампанским?

Ингрид выхватила бутылку из ведерка, сунула ее себе в сумку.

Они вышли на улицу. Андреас стал протирать ветровое стекло своего автомобиля: недавно прошел дождик.

– У вас есть транспорт? – Он обернулся к Энрико.

Тот развел руками.

– Вот что… – Андреас переглянулся с Ингрид. – Вот что, поедем ко мне? Шампанское с нами, а дома найдется еще кое-что.

Кузьмич предупреждал: в Вальдхофе не появляться. Как же быть? Можно ли упустить возможность провести с Андреасом еще несколько часов, да к тому же в домашней обстановке? Кто знает, состоится ли новая встреча?

Юноша уже сидел за рулем. Его дружки втиснулись на заднее сиденье. Место возле водителя было свободно, дверь приглашающе открыта.

– Решительнее, старый морской волк! – крикнула Ингрид. – Мы не съедим вас!

Энрико вспомнил ее слова: отец Андреаса отправился в командировку. Он тряхнул головой, отгоняя последние сомнения, сел в автомобиль. Застучал мотор старенького ДКВ. Машина двинулась. В конце квартала она проехала мимо синего «опеля» Энрико, приткнувшегося к другим автомобилям на общей стоянке.

3

– Ну вот мы и дома, – сказал Андреас, когда ДКВ одолел горбатый мост через ров и оказался на территории поместья.

Автомобиль миновал несколько аллей, въехал в гараж. Отсюда вел в замок крытый переход.

Тилле-младший и его гости пересекли темный пустынный холл, стали подниматься по лестнице. Где-то внизу зажегся настенный фонарь и осветил фигуру женщины.

– Это я, – проговорил Андреас. – Со мной приятели. Идите к себе, Лотта!

– А что скажет хозяин? – сердито проговорила женщина.

– Ничего не скажет, если будете держать язык за зубами. Идите к себе!

Фонарь погас. Послышались удаляющиеся шаги, хлопнула дверь.

– Злюка, – сказала Ингрид.

– Она добрый человек, и ты это знаешь. Ворчунья – да, но не злюка.

В середине второго часа ночи, когда в гостиной Андреаса уже стояла батарея пустых бутылок и вся компания была в отличном расположении духа, вдруг ударили зенитки.

Андреас погасил свет в комнате, поднял маскировочные шторы и распахнул окно. В комнату ворвался грохот канонады, перемежаемый нарастающим ревом бомбардировщиков. Яркие «фонари» на парашютах, мечущиеся по небу прожекторы, толчки взрывов, отсветы пожаров – все было как в ту ночь, когда у ответвления магистрального шоссе Энрико вел наблюдение за замком.

– Сегодня они опоздали, – сказал Андреас. – Обычно прилетают много раньше.

– Варвары, – вставила Ингрид. – Мирных людей обрекают на бессонные ночи.

– Зато мы прекращаем бомбардировки ровно в восемь часов вечера, чтобы русские и английские мамы могли уложить детей и рассказать им сказку на ночь… – Андреас захлопнул створки окна, опустил шторы. – Давайте пить и танцевать!

В разгар веселья в дверь постучали.

Андреас приоткрыл дверь, взял из рук показавшейся на пороге женщины стакан с водой и пилюлю. Проглотив лекарство, он затворил дверь.

Веселье продолжалось. Улучив минуту, Энрико попросил, чтобы хозяин показал свою библиотеку.

Они прошли в соседнюю комнату. Стены ее были заставлены шкафами: за стеклами поблескивали переплеты дорогих изданий. Энрико стал просматривать книги.

– Странное дело, – вдруг сказал он. – Служанка грозила нажаловаться на вас, а вы отозвались о ней хорошо. Где логика?

– Это несчастная женщина. У нее случилась беда.

– Сейчас приходила она? Заставила вас проглотить порошок. Вы больны?

– В детстве у меня была болезнь костей. С тех пор вынужден глотать всякую дрянь. Лотта бдительно следит, чтобы я не пропустил сроки приема лекарства.

– Но вы ходите в рестораны, пьете… Как это увязать? Быть может, она права: надо, чтобы вмешался ваш отец?

Андреас круто повернулся к гостю, стиснул кулаки.

– Когда человеку трудно, он должен не сжигать себя, а бороться, чтобы жизнь стала лучше, – мягко сказал Энрико.

– Как бороться, если вокруг все мерзавцы и предатели?

– Неужели все, даже Лотта?.. Кстати, что же с ней случилось?

– Убили ее хорошего друга.

– Я понимаю. Но идет война…

– Его убили здесь.

Энрико задержал дыхание. Возникла пауза. Из гостиной глухо доносилась музыка: исполнялась модная песенка про «донну Клару». Отворилась дверь. В комнату заглянула Ингрид. Постояв, вернулась в гостиную и плотно прикрыла дверь.

– Он был мужем Лотты? – спросил Энрико.

– Нет. Служил у нас в доме. Они очень дружили.

– Бедная женщина! Ходит теперь к нему на могилу…

– Лотта не знает, что он убит. Из слуг никто не знает.

– Что-то я не очень хорошо понимаю… Может, он жив, этот человек?

– Убит. В июле был застрелен на улице. Я и сам долгое время был в неведении: ушел человек и пропал… Только недавно разобрался. – Андреас горько усмехнулся: – Во всем разобрался!..

– Я вижу, вы тоже любили этого человека?

– Нет, он вел себя как холуй, готовый на все, лишь бы угодить господину.

– Лакей должен быть таким, Андреас.

– Он был управителем замка, а не лакеем.

– Вы и сейчас так думаете о нем?

– Пришло время – и он открылся с иной стороны. Но я узнал обо всем, когда его уже не стало. Вот что меня мучает, не дает жить.

– Я рад, что познакомился с вами, – сказал Энрико.

– Что вы знаете обо мне!.. – Андреас тяжело вздохнул.

– Интуиция. – Энрико потрепал его по плечу. – Наметанный глаз старого моряка… Послушайте, а как все же вам стала известна судьба этого человека? Мой нос чует какую-то тайну. Нет большего любителя загадочных историй, чем я.

– Ничего загадочного.

– Как же так? В доме все теряются в догадках, даже ваш отец, а вам вдруг удалось…

– Отец знал!

– Так это он вам рассказал?

– Взяли бы меня к себе на яхту! – вдруг сказал Андреас. – Мечтаю уехать куда угодно, только бы далеко и надолго. Сколько здесь мерзости… Люди предают друг друга.

– Кого же предали?

– Многих. Например, моего лучшего друга. Кто-то донес, что у него в роду были евреи. Взяли всех: его, двух сестер, родителей. Это был такой парень!.. Я просил отца, чтобы заступился. Он занимает важный пост, мой отец… Знаете, он чуть не ударил меня!

– Да… – Энрико помолчал. – Вы сказали: предали многих. Кого же еще?

– Меня!

– Вы живы-здоровы. Вот, веселитесь с друзьями. Кто вас предал?

– Я устал, – вдруг сказал Андреас. – Устал и хочу выпить. Идемте к ребятам.

В половине третьего ночи ДКВ, приняв все тех же пассажиров, тронулся в обратный путь: Андреас развозил приятелей по домам.

Раньше всех машину покинули девушки – они жили на ближней к Вальдхофу окраине Берлина.

Поначалу Энрико хотел попросить, чтобы его подвезли в район Потсдамерплац, где у ресторана ждал «опель». Но уже при въезде в город он заметил наблюдение: какой-то легковой автомобиль настойчиво следовал за ДКВ. Когда Андреас притормозил, высаживая девушек, остановился и второй автомобиль.

Вскоре Андреас простился и со своим приятелем.

– А куда отвезти вас? – спросил Тилле-младший Энрико.

– Я живу на Ноллендорфплац, неподалеку от станции метро.

Энрико как-то был в том районе и знал: это на порядочном расстоянии от «Фатерланда».

– Ноллендорфплац, – нерешительно протянул Андреас. – Как же туда ехать?..

У Энрико созрело решение.

– Дайте-ка руль. Мы в два счета будем у моего дома.

Они поменялись местами.

– Ого! – воскликнул юноша, когда ДКВ рванулся вперед, будто его пришпорили. – Вы не только моряк, но, я вижу, еще и гонщик!

– У вас хорошая машина… Знаете, за нами следует какой-то дурак. Жмет изо всех сил. Терпеть не могу, когда меня обгоняют!

– Я давно заметил этот автомобиль. С тех пор как погиб наш служащий, у замка вечно маячат какие-то типы. Ездят следом, когда я развожу гостей. Не обращайте внимания.

ДКВ так круто свернул в боковую улицу, что завизжали покрышки.

– Осторожно, шины далеко не новые!

– Хорошая машина, – повторил Энрико. – А чего они хотят, эти люди? Вы разговаривали с ними?

– Кто же общается с филерами? Презренные твари. Видимо, не могут простить себе, что Дробиш не дался им в руки.

– Дробиш? Кто это?

– Так звали управителя. Он погиб в схватке с полицией. Его застрелили.

– Так он все же был преступник?

– Я думаю, тайный коммунист. Может быть, даже разведчик!

– Какая чепуха, Андреас! Начитались детективных романов, вот и мерещатся предатели и шпионы.

– Я прочитал не романы, а записки одного человека. Там было и о Дробише.

– Записки? – Энрико не удержался, быстро взглянул на юношу. – Чьи записки, Андреас?

– Одного человека…

Маленький автомобиль продолжал кружить по улицам, приближаясь к району, разрушенному бомбардировками. Эти кварталы и были целью Энрико. Только бы выиграть время, хоть на несколько минут оторваться от преследования!

– Когда мы снова встретимся? – спросил Андреас.

– Даже не знаю… А хотели бы?

– Пожалуйста, не забывайте меня.

– Видите, какая история… Мы расстанемся, и филеры засыплют вас вопросами: кого везли, кто был ваш гость? Потом привяжутся ко мне. Война, все насторожено…

– Я не скажу ни слова.

– Полиция может обратиться к вашему отцу.

– И ему ни слова!

– Отцу нельзя лгать.

– А если я ненавижу своего отца?! – выкрикнул юноша. – Ненавижу, ненавижу, – твердил он. – Вы не знаете, что это за человек!

– И не хочу знать. Достаточно, что он ваш отец.

– Но он предал меня!

– Вы сошли с ума… Стойте! То, что вы прочитали о Дробише, – это записи вашего отца?

– Его дневник. Там было и обо мне…

– Где вы обнаружили дневник?

– Исчез Дробиш – и к нам пришла полиция. Отец и я – мы оба помогали ей обыскивать дом. И случайно я нашел ключ – он находился в холле, под кадкой с пальмой. Когда кадку сдвинули, я наступил на него ногой.

– Утаили?

– Сперва не хотел, чтобы ключ попал в руки полиции: он был похож на тот, который я видел у отца. Потом стал догадываться, кто сунул ключ под кадку… Решил посмотреть, что же хранится в сейфе. Такая возможность представилась через несколько дней.

– Дневник был в сейфе?

– Да.

Впереди смутно замаячили остовы домов. Дорога ухудшилась. Ее покрывал слой песка, битого кирпича. Начиналась зона разрушении. Энрико бросил машину в сторону, объезжая рытвину. Сбоку открылся темный переулок. ДКВ въехал в него, сделал еще поворот. Здесь улица круто спускалась к набережной, ответвление вело на магистраль, по которой они недавно проехали. Еще поворот – и ДКВ остановился. Энрико выключил мотор.

– Кажется, мы ушли от них… Кто еще знает о ключе?

– Никто.

– А ваши приятели?

Андреас покачал головой.

– Где вы храните ключ?

– Он у меня.

– Здесь, с вами?! – вскрикнул Энрико.

– Вот. – Андреас достал ключ.

– Почему вы носите с собой такую улику?

– Перед тем как ехать в ресторан, я вынул деньги из сейфа. Там много денег.

Энрико взял ключ, взмахнул рукой в сторону реки. Раздался всплеск.

– Выбросили?!

– Смотрите, что могло произойти. Ваш отец пересчитывает деньги в сейфе. Обнаружилась недостача. Кого он может заподозрить? Конечно, сына, который каждый вечер бывает в ресторане. Вы спите, отец входит в комнату, обшаривает вашу одежду… Как бы вы доказали, что не помогали врагу нации Дробишу? Да вас сгноили бы в концлагере!

Наступила пауза. Энрико почувствовал, что юноша дрожит.

– Холодно? – спросил он. – Или перепугались?

– Немного…

– Ничего, теперь все страхи позади. Я ухожу. Мой дом неподалеку, но туда не подъехать. Все еще хотели бы встретиться со мной?

– Да!

– Назовите ваш телефон.

Андреас сказал номер. Энрико повторил его, запоминая.

– За телефоном могут наблюдать. Поэтому, позвонив, я попрошу… ну, скажем, Манфреда Фогеля. Вы ответите, что такого нет, положите трубку. Это значит, что ровно через два часа мы встречаемся у функтурма[55]55
  Радиомачта на окраине Берлина. Ее окружал парк, в котором по вечерам любили гулять горожане.


[Закрыть], поняли?

– Да… Наш телефон переводной: два аппарата – в кабинете у отца и у меня.

– Понял. О деньгах не думайте: я помогу.

– Вдруг отец все же спросит о вас?

– Расскажите о случайном знакомстве. Когда предупредили о предстоящем воздушном налете и надо было покинуть ресторан, вы затащили меня к себе. Ведь все так и было! Ну вот, мы мило провели время в компании. Вашего нового знакомого зовут Герберт. А фамилию не запомнили… Скажете, что высадили меня недалеко отсюда, на Уланштрассе. Это все. Ни звука о нашем разговоре наедине, иначе отец вытянет из вас историю с ключом. Боже, какое счастье, что мы выбросили ключ!.. До свидания, Андреас. Проедете два квартала, там свернете налево – как раз будет нужная вам магистраль. Счастливого пути!