Текст книги "Долгий путь в лабиринте"

Брандт вошел, браво вытянулся у порога и прокричал приветствие. Одетый в мешковатый штатский костюм, он держался так, будто был в мундире СС. Внешне он чем-то походил на Гиммлера и весьма гордился этим.

– Дорогой группенфюрер, – затараторил он, – вы отлично выглядите. Непостижимо, как это удается при той тяжелой ноше, которую – я знаю! – вот уже столько лет вы с честью несете на своих плечах!

Получив приглашение сесть, он плюхнулся в кресло, стал вытирать лицо красным шелковым платком.

Гейдрих вышел из-за стола, сел в кресло напротив гостя, раскрыл перед ним коробку с сигаретами.

Брандт замахал рукой и стал объяснять, как четыре года назад ему удалось подавить страсть к табаку и какие меры он принимает, чтобы вновь не начать курить.

– Что привело вас ко мне? – прервал его Гейдрих.

Брандт запнулся. Но это продолжалось секунду. В следующее мгновение он с той же горячностью начал излагать существо дела. Фюрер пошел навстречу предложениям группы видных медиков и биологов, озабоченных необходимостью двигать вперед немецкую науку куда более высокими темпами, чем это делалось до сих пор. Решено создать сеть специальных клиник и лабораторий. Как правило, они будут размещены на территории концлагерей, ибо в основе исследований лежат широкие эксперименты на живом человеческом материале. В папке, которую он принес и оставит группенфюреру Гейдриху, все подробно описано и обосновано. Поэтому нет смысла терять время на устные объяснения. Но об одном направлении исследований он все же хотел бы сказать несколько слов.

Год назад он имел счастье быть принятым фюрером. Состоялась продолжительная беседа. Фюрер подчеркнул, что в ближайшем будущем предстоят новые крупные политические и военные акции Германии за пределами рейха. В результате этих свершений под власть немцев подпадут огромные пространства. Их надо колонизировать. А для этого требуются люди, много людей, миллионы мужчин и женщин немецкой крови. Но где взять этих людей, если германская нация сравнительно малочисленна, в империи недостаточно высок уровень рождаемости?.. Вся надежда на немецких ученых и исследователей, они должны найти возможность коренным образом поправить дело с рождаемостью в империи.

– И вы отыскали ключ к решению этой задачи? – спросил Гейдрих.

– Ищем, настойчиво ищем. После долгих исследований стало ясно, что обычными мерами – скажем, материальным поощрением многодетных семей или улучшением питания людей – мало что изменишь. Тем более что акции, о которых упомянул фюрер, немыслимы без участия миллионов немецких мужчин. А это значит, что они будут лишены общения со своими женами… Где же выход? Каково кардинальное решение проблемы?

– Близнецы? – сказал Гейдрих.

Брандт всплеснул руками, вскочил с кресла и ошеломленно посмотрел на хозяина кабинета.

– Поразительно, – прошептал он. – Мы пришли к такой мысли после долгих и изнурительных поисков и дебатов. Вам же потребовалось на это чуть больше минуты… Да, близнецы! Проникновение в тайну многодетной беременности, чтобы раскрыть причины, по которым в чреве женщины одновременно возникает не один плод, а два или несколько.

– Вы уже продвинулись на этом пути?

– Исследования в этом направлении начаты совсем недавно. Их ведет группа врачей в концлагере Аушвиц[50]50
  Немецкое название концлагеря Освенцим.


[Закрыть]. Работа зашифрована как исследования в области наследственности. Руководитель – доктор Йозеф Менгеле, опытный хирург и патологоанатом. Он полон энергии и оптимизма. Но ему очень нужна помощь.

– Помощь будет оказана.

– В первую очередь речь пойдет о человеческом материале. Требуются близнецы – однополые и разнополые. Люди любого возраста и национальности.

– Что еще? – спросил Гейдрих, делая запись в блокноте. – Говорите, у нас широкие возможности.

– Нужны также беременные женщины. Все степени беременности… Увы, доктор Менгеле и его коллеги пока испытывают значительные трудности, так как ограничены в материале.

– Можете передать доктору Менгеле: пройдет немного времени – и группу в Аушвице мы завалим всем необходимым.

– Немного времени… Как это расшифровать?

– Месяцы. Несколько месяцев.

– Понял. Но вы должны знать, группенфюрер, из этих людей никто… не вернется.

– Не имеет значения, дорогой Брандт. Дело есть дело. Интересы империи превыше всего.

– Сейчас мне пришла в голову мысль. Нельзя ли уже теперь отдать приказ, чтобы близнецы, если их обнаружат в других концлагерях, немедленно транспортировались к Менгеле?

– Считайте, что такой приказ отдан.

– Я восхищен! – Брандт прижал руки к груди, поклонился Гейдриху. – Я вижу здесь столько доброжелательства, эрудиции, динамизма! При случае обязательно скажу фюреру, как чутко реагирует СД на неотложные нужды германской науки. А сейчас я восклицаю: хвала всевышнему, что он создал меня немцем и что вы, группенфюрер Рейнгард Гейдрих, мой брат по крови и товарищ по партии!

Положив на стол толстую папку, доктор медицины Ганс Брандт с достоинством покинул кабинет.

Двадцатая глава

Сторожевой корабль мордивизиона пограничных войск Азербайджанской ССР, несший службу 20 марта 1941 года на траверзе советской Астары, в первый час этих суток засек шум моторов неизвестного самолета. Машина шла над нейтральными водами на большой высоте курсом на север. Корабль немедленно донес об этом в штаб дивизиона в Баку.

На исходе часа ночи доклады о неизвестном самолете поступили командованию почти одновременно от поста службы наблюдения и связи Каспийской военной флотилии, расположенного на одном из островков Пирсагатской гряды, и от поста ВНОС – этот последний был дислоцирован близ населенного пункта Аляты. Посты докладывали, что самолет шел из морского сектора и пересек береговую черту.

Спустя четверть часа самолет прошел между постами в обратном направлении, и шум моторов затих в морском секторе.

В районе, где самолет мог выбросить десант или груз, была объявлена тревога. Группы, направленные на прочесывание местности, получили строгий приказ: ни при каких обстоятельствах оружия не применять.

Приказ был отдан полковником Агамировым, которому поручили координировать действия расположенных в этом районе подразделений НКВД и войск РККА.

Около пяти часов утра в кабинете Агамирова зазвонил телефон.

– Это я, – сказал женский голос. – Вот, прилетела…

– Здравствуйте! – Агамиров почти кричал. Он вскочил на ноги, трубка, зажатая в его кулаке, дрожала. – Здравствуйте, дорогая!.. Здоровы? Все благополучно? Где находитесь?

– Аляты. У начальника райотдела НКВД.

– Сейчас выезжаю за вами… Дайте ему трубку!

В девятом часу, когда Агамиров прибыл в Аляты, начальник местного НКВД сидел в приемной собственного учреждения и ел каймак[51]51
  Сливки особого приготовления.


[Закрыть], черпая его из широкой разрисованной чаши.

– Ужинаю и завтракаю одновременно, – сказал он, словно оправдываясь. – Ночью задержался в отделе. Хотел идти домой, а тут тревога.

– Где она?

Начальник райотдела показал на дверь, ведущую в кабинет.

– Хоть догадался накормить?

– Отказалась. Постелил ей на диване. Спит.

– Кто ее видел, кроме тебя?

– Шофер.

– Где?

– Вам знакомо это место – развалины у ручья. Шофер колхозной полуторки не знал о тревоге, возвращался из Баку. Подъехав к ручью, остановил машину, чтобы долить воды в радиатор. Тут появилась она – вышла из-за развалин. Попросила довезти до станции, обещала деньги. Он согласился.

– Чертов калымщик! – пробормотал Агамиров. – Что было дальше?

– Не доезжая до станции, у первых домов велела ему остановиться. Расплатилась и сошла. Сказала, что зайдет к знакомой, которая живет по соседству.

– И пришла к тебе?

– Да… Я этого шофера найду, всыплю ему!

– Тревогу не отменил?

– Как вы и приказали.

– Шофера установи, только осторожно. Я сам с ним поговорю. Теперь слушай внимательно. Пусть побольше людей узнают, что чекисты и милиция искали кого-то в степи. Искали, но безрезультатно. Все должны видеть тебя озабоченным, мрачным.

– Потерпел неудачу?

– Да. Но не перестарайся, иначе будешь выглядеть дураком. А нам это тоже ни к чему. И последнее. – Агамиров взглянул на часы. – Через несколько минут, когда я выйду с ней, никто не должен нас видеть – здесь, в отделе, и на улице, где стоит моя машина.

– Понял.

– Мы уедем, а ты продолжай «поиски». Ну вот, это все. А теперь, – Агамиров показал на чашу с каймаком, – теперь доедай, если боишься умереть с голоду. – Он улыбнулся, протянул руку сотруднику: – Спасибо за службу!

Агамиров осторожно открыл дверь кабинета. Саша спала на диване, уткнувшись лицом в подушку.

Он хорошо понимал, что пришлось ей вынести за эти последние часы. Но все равно должен был разбудить и немедленно увезти ее отсюда.

– Саша! – позвал он.

Не дождавшись ответа, прошел к динамику в углу комнаты, вставил вилку в розетку.

– Поднимите руки вверх, – строго сказал динамик. – Выше руки!.. Начинаем!

Выдернув шнур из розетки, Агамиров шепотом выругался, испуганно посмотрел на диван.

Саша сидела, спустив ноги на пол, нашаривала туфли. Глаза ее все еще были закрыты.

Он подскочил, поднял ее на руки, закружил по комнате.

Две минуты спустя они уже сидели в машине, мчавшейся по направлению к Баку.

Агамиров рассказал: еще месяц назад Эрика Хоссбах сообщила, что вот-вот должна прибыть ее «подруга»… Дома все благополучно – туда выезжал сотрудник, привез ей письма. Потом спросил, как сформулировано ее задание.

– Создать разведывательно-диверсионную группу, главным образом в нефтеочистительной промышленности. Подготовить условия для уничтожения важнейших объектов… Организовать базу для приема подрывников – жилье, документы… И ждать команды.

– Что привезли с собой?

– Ничего, кроме комплекта документов.

– Хорошие документы?

– Не подкопаешься.

– А средства связи?

– Категорически отказалась взять радиостанцию. Убедила «хозяев», что передатчик может осложнить положение, когда буду добираться до Баку. Мы условились, что рацию пришлют позже.

– Значит, получили явку?

– Да. Но не знаю, кто этот человек. Мне дали его телефон. Должна позвонить, сообщить о прибытии. Известно, где встречусь с ним и когда: Приморский бульвар, пристань купальни; встреча должна состояться на третий день после телефонного звонка, в двадцать часов; он сам опознает меня и подойдет. При неудаче встреча переносится на следующий день, на девять часов.

– Почему отказались взять передатчик?

– Во-первых, продемонстрировала свою осторожность, значит, и надежность. Ведь до самого последнего времени они не исключали, что я двойник. А внедренный к ним советский разведчик при обратной заброске не побоялся бы взять с собой любой груз… И второе. Для доставки радиостанции они будут вынуждены использовать какие-то каналы связи. Значит, возникнет возможность проследить эти каналы.

– Что там происходит? Какие новости?

Саша поняла: Агамиров интересовался положением дел в Германии.

– Хорошего мало… Один из тех, кто готовил меня, некий гауптштурмфюрер Бергер, как-то рассказал: в Берлине на Унтер-ден-Линден есть известное фотоателье Гофмана… Это старый нацист, имеет монополию на фотопортреты персоны фюрера. Так вот, Гофман взял за правило вывешивать географические карты на одной из витрин своего ателье. Бергер рассказал: месяца за два до оккупации Чехословакии Гофман выставил карту этой страны. Потом на витрине красовались карты Голландии, Бельгии, Дании, Норвегии, Франции…

– Сейчас висит карта Советского Союза?

– Да.

– А вот посмотрите это. – Агамиров достал из кармана компактную книжку в коричневом коленкоровом переплете. – Вчера получил. Доставили из Германии через Ближний Восток… Утверждают, что отпечатано недавно, массовым тиражом. Заказчик – вермахт.

И он передал книжку Саше.

Это был экземпляр русско-немецкого разговорника – фразы на русском языке были напечатаны латинскими буквами:

«Ты коммунист?»,

«Как зовут секретаря райкома?»,

«Где председатель колхоза?»,

«Буду стрелять!»,

«Сдавайся!»…

– Любопытно, – сказала Саша, возвращая разговорник. – А мы им нефть поставляем, зерно, лес. Вот какая ситуация. Воистину неисповедимы дела твои, господи!..

Еще утром было тепло и тихо. Теперь же холодный порывистый ветер гнал по небу низкие тучи, швырял в лица прохожим пригоршни колючего песка, мелкую ракушку, камешки.

– Будет снег, – сказал Агамиров. – Ничего не поделаешь, март на дворе. На Апшероне всегда так: март обязательно показывает характер. Всю зиму может быть спокойно, даже солнечно. А в марте зима, будто спохватившись, спешит напоследок насолить людям. Ветер, снег, сумасшедшая метель – вот что такое апшеронский март!

– Куда мы едем?

– Хочу, чтобы вы сегодня же повидались с Эрикой Хоссбах.

– Едем к ней домой?

– Туда позже. Скажем, завтра. Предварительно надо кое-что подготовить: не исключено, что за домом наблюдают…

Машина остановилась у неприметного здания в нагорной части города. Агамиров помог Саше выйти, скользнул взглядом по улице. В конце ее стоял автомобиль.

– Очень хорошо, – сказал Агамиров, – нас уже ждут.

Они вошли в подъезд. Агамиров сунул ключ в замок, отпер дверь. За ней стоял мужчина в пальто, с кепкой в руках.

– Идите в машину, – сказал ему полковник. – Подождете женщину и отвезете ее домой.

Сотрудник вышел.

Увидев Эрику, Саша тотчас вспомнила слова Кузьмича: «Очень большие глаза. Выражение такое, будто она только что плакала. Даже когда смеется…»

– Вот вы и встретились, – сказал Агамиров. Он кивнул Эрике, посмотрел на Сашу: – Беседуйте, а я пойду покурить на кухню.

– Я вас сразу узнала, – сказала Саша. – Здравствуйте, Эрика!

Немка кивнула. Она сидела, опустив голову, и глядела на свою сумочку, которую держала на коленях.

– Лет двадцать назад мне пришлось действовать против бандитов, – продолжала Саша. – Я проникла к ним под видом подруги сестры одного из главарей.

– Теперь история повторилась? – Эрика усмехнулась, достала из сумочки коробку «Казбека».

Закурили.

– Странно, – сказала Саша. – Я знаю, вы горячо любите Германию. Но вот только что оттуда приехал человек, и вы не спешите расспросить его…

– О чем спрашивать? Сейчас во всем мире слово «немец» звучит как оскорбление. – Эрика тяжело вздохнула. – Разве не так?

– Может, и так. Но у обывателей. Могу сказать: если мне кое-что удалось сделать в Германии, то это потому, что помогли немцы – настоящие патриоты. К счастью, есть и вторая Германия, неподвластная Гитлеру.

– Неужели она существует?

Саша кивнула.

Они впервые посмотрели друг другу в глаза.

– Я сделаю все, что нужно, – сказала Эрика. – Можете на меня положиться. Ведь это работа и для «той» Германии, правда?

Саша снова кивнула.

Вошел Агамиров, уселся в углу комнаты.

– Вы как раз кстати, – сказала ему Саша. Она положила на стол широкую плоскую пудреницу. – Сейчас я вручу Эрике этот сувенир Теодора Тилле.

– Осторожно! – негромко сказал Агамиров.

Саша посмотрела на Эрику:

– Кстати, до самого последнего времени Тилле скрывал, что вы его родственница. Посвятил меня в эту тайну лишь перед отлетом сюда.

– А вы все уже знали?

– Конечно… – Саша прикоснулась к пудренице. – Это контейнер. Внутри спрятана бумага. Стоит сдавить крышки – и бумага будет немедленно уничтожена. – Она усмехнулась. – Но теперь, когда миновала опасность, что пудреница окажется у чекистов, мы аккуратно вскроем контейнер.

Пудреница была разъята на части. В ней оказалось двойное дно, под ним – многократно сложенный тонкий бумажный лист.

Эрика прочитала письмо, передала его Саше. Та тоже просмотрела послание Тилле.

– Логично, – сказала она. – Сперва поклоны и приветы: любящий брат тоскует по кузине, надеется на скорую встречу. Потом деловая часть, где речь идет о поджогах и взрывах… Ну что же, ему не откажешь в логике. Вы – немка по крови, следовательно, должны быть влюблены в фюрера. Вашего супруга всю жизнь третируют большевики. Таким образом, он тоже на стороне нацистов. Что до меня, то я – особа с этакой авантюрной жилкой в характере. Скомпрометирована, осуждена на смерть, насиделась в подвалах СД, после чего завербована и направлена сюда. А чтобы не выкинула какой-нибудь фокус, нацисты взяли заложником моего мужа, которого – они знают! – я очень люблю… Можно ли было найти лучших кандидатов для ядра диверсионно-разведывательной группы в нефтяном центре Советского Союза!..

Эрика молчала. Агамиров пересел поближе к ней.

– Вижу, вам еще не все понятно… Мы организуем такую группу, она создаст видимость активной работы. Если понадобится, будет проведена имитация диверсионных актов на промыслах и заводах – это нe самое трудное. Куда сложнее сделать так, чтобы противник поверил, что по советской нефтяной промышленности наносятся ощутимые удары. Тогда можно надеяться, что секретные службы нацистов не станут спешить с созданием других групп в нашем городе…

– Групп, не известных советской контрразведке, – вставила Саша. – Они могут сильно навредить, прежде чем их выявят. В этом главный смысл операции. Как видите, мы только защищаемся. Ну вот, теперь вы знаете все.

Агамиров посмотрел на часы, встал.

– Думаю, на сегодня достаточно, – сказал он. – Подруги познакомились, поглядели друг другу в глаза.

– Мне понравилась моя старая подруга, – сказала Эрика и улыбнулась. Она тоже встала, протянула руку Сизовой: – Можете положиться на меня… Как вас зовут?

– Эстер, – сказала Саша.

– Это ваше настоящее имя?

– Не задавайте мне таких вопросов, – мягко сказала Саша. – Пока вы не должны знать больше, чем необходимо для дела… Вам полностью доверяют. Но таков порядок. И не сердитесь на меня, хорошо?

– Это вам следовало бы рассердиться на женщину, пристающую с глупыми вопросами, – сказала Эрика. – Я понимаю: для вас самые трудные испытания, быть может, еще впереди… И если так, буду молить бога, чтобы все окончилось благополучно.

У Саши больно кольнуло сердце. С момента, когда она приземлилась на парашюте, ее не покидала мысль об Энрико. То, что она на Родине, – это всего лишь передышка. Ей еще предстоит вернуться на Запад – иначе Энрико не выкарабкаться.

Агамиров сказал:

– Завтра парашютистка должна приехать в Баку и встретиться с подругой. Полдень – удобное время?

– Для меня – да, – сказала Эрика.

– О том, что агент переброшен через границу, известно не только нам, – продолжал Агамиров. – Поэтому за домом Эрики Хоссбах могут наблюдать, чтобы зафиксировать приход агента. Вот я и подумал: будет лучше, если встреча подруг произойдет «на людях». Скажем, Эрика возвращается из магазина, а возле дома к ней подходит Эстер. Тогда наблюдатель получил бы возможность убедиться, что они узнали друг друга, рады встрече.

– Мне нравится, – сказала Саша. – Так и решим.

Агамиров проводил Эрику к машине и вернулся.

– Придется вам переночевать здесь, – сказал он. – Завтра Хоссбах покажет ваше постоянное жилье. Мы решили вопрос и о вашей работе: ведь заброшенному сюда агенту полагалось бы легализоваться. Вот вы и поступите на службу. Есть несколько вариантов, выберете, какой понравится.

– Муж Эрики посвящен во все это?

– Он очень способный инженер. И хороший человек. Все понял правильно. Мы сразу нашли общий язык.

– Его зовут Назарли?

– Да, Искандер Назарли. Кстати, знает немецкий. А Эрика свободно говорит по-азербайджански… Но в контакт с Назарли войдете не сразу. Так будет естественнее. В группу мы подберем еще несколько человек. Все – наши работники.

– А тот немец… Пиффль? Мне показалось странным, что Тилле ни разу не упомянул о нем.

– Ничего странного. Тилле уже год как установил связь с этим человеком.

– Та же цель?

– Да. Естественно, мы не мешаем их контактам. Пиффль все делает как надо. С нашей помощью создал «диверсионную группу».

– Ну а практические дела? Ведь одних разговоров недостаточно.

– Мы разработали крупную «акцию» на одном заводе. Пиффль запросил согласие Берлина на проведение диверсии. И знаете, какой пришел ответ?

– Отказ?

– Похвалили за активность, но сказали, чтобы с акциями не торопился.

– Выжидают начала войны, чтобы удар оказался особенно чувствительным. Ударит Пиффль, ударит группа Альфы… Война, немцы рвутся через границу, а в глубоком советском тылу взрываются важнейшие нефтяные объекты… Неплохо задумано! Ведь и мне категорически запрещено предпринимать какие-либо действия без особой команды… Вообще оперативная обстановка сложная?

– Кроме немцев большую активность проявляют англичане. Используется территория Ирана и Турции. Они имеют в этих странах хорошие возможности…

– Представляю, как вам достается.

– О себе вы, конечно, не думаете. Совершили длительную прогулку по заграницам, вернулись отдохнувшая, бодрая. Так? Ну ладно, я ухожу. Кстати, ванна в порядке, полотенце, мыло – все готово. На кухне – чай, сахар, кое-какая еда. Я вернусь вечером. Вместе поужинаем, если не возражаете.

– У меня просьба, – сказала Саша. Она улыбнулась: – Мечтаю сходить в кино…

Она ждала, что Агамиров ответит отказом. А он взглянул на нее и сказал, что все устроит.