Текст книги "Долгий путь в лабиринте"

– Что ты здесь делаешь? – спросил Андреас.

– Это я должен задать такой вопрос. Третий час ночи, а ты бродишь по дому. Почему не в постели?

Только теперь Тилле заметил, что сын слегка покачивается на ногах.

– Опять пьянка? – Он шагнул к Андреасу, потянул носом, но не почувствовал запаха спиртного.

Юноша повернулся и пошел прочь. При этом расставил руки, будто ему трудно было сохранять равновесие.

Отец нагнал его, схватил за локоть.

– Что с тобой?

– Так. – Андреас тупо улыбнулся. – Мне очень хорошо…

У него были неестественно расширены глаза, от угла рта тянулась ниточка слюны.

«Неужели наркотики? – подумал Тилле. – Только этого недоставало!»

– Иди спать! – Он повысил голос. – Марш в кровать, негодный мальчишка! Мы завтра поговорим.

Он отвел сына в спальню, уложил в постель. Ждал возле кровати, пока тот не закрыл глаза…

3

Гейдрих прибыл в свою служебную резиденцию в девять часов утра, тотчас позвонил шефу гестапо Мюллеру. Перед встречей с Теодором Тилле следовало выяснить, нет ли новостей по делу двух подпольщиков с передатчиком.

Новостей не оказалось. Помня, что Гейдрих хотел присутствовать на первом допросе, арестованного не тревожили. Далее Мюллер сообщил, что дом, где жил Эссен, и замок Вальдхоф находятся под наблюдением, но пока это не дало результата. Зафиксирована лишь ночная прогулка владельца замка: в третьем часу ночи Теодор Тилле вышел из дому и некоторое время бродил по аллее парка.

– Был один или с сыном? – спросил Гейдрих.

– Один. В тот вечер Тилле-младший принимал гостей. Три девицы и два молодых человека засиделись у него почти до полуночи, уехали незадолго до возвращения Теодора Тилле. Вся пятерка проверена, интереса не представляет.

– А что делал в парке сам Тилле?

– Наблюдатели утверждают, просто гулял. Еще им показалось, что он был в скверном настроении, нервничал. Прогулка продолжалась менее четверти часа.

– Нервничал… Его можно понять, Мюллер!

– Разумеется. А ко всему еще и сын. Едва оперился, но уже ведет разгульную жизнь. Был обнаружен в притоне наркоманов – курил гашиш.

Разговор был окончен. Гейдрих положил трубку. У него еще осталось время, чтобы просмотреть почту. К суточным обзорным документам, которые он обычно получал, с началом войны прибавилась сводка генерального штаба вермахта. Полистав ее, он сразу обратил внимание на абзац с цифрами. Авторы сводки приводили данные о потерях германских сухопутных сил за десять дней войны: убито 11 822 офицера, унтер-офицера и рядовых, ранено 38 809, пропал без вести 3961 человек. В довершение ко всему – 54 000 больных!

Зная повадки штабных статистов, Гейдрих не сомневался, что с больными проделан некий трюк: в их разряд зачислено множество раненых.

Кроме того, сообщалось об убыли в технике. Противник уничтожил свыше 800 немецких самолетов всех типов. Столь же велики были потери в танках, орудиях, минометах, пулеметах и транспортных автомобилях.

И все это – несмотря на полную тактическую неожиданность начала военных действий для русских!

Другие сведения тоже внушали беспокойство. Только вчера вечером в ставке фюрера констатировали, что фактически война уже выиграна. А несколькими часами позже пришло сообщение: по радио выступил Сталин и провозгласил отечественную народную войну против немецко-фашистских захватчиков.

Как увязать эти факты?

Да, судя по всему, неожиданности далеко не кончились. Быть может, они только начинаются…

Вот и разведсводки не принесли успокоения. Фронтовые службы СД и полиции безопасности подчеркивали: органы советской военной контрразведки работают все активнее, ее усилиями провалена значительная часть немецкой агентуры, действовавшей непосредственно за линией фронта. В частности, русские быстро наловчились изобличать шпионов с тайными радиостанциями (здесь Гейдрих вспомнил подразделение службы Канариса, находившееся на Лужицкой земле).

И все же германские армии шли вперед. В сводках подчеркивалось: несмотря на возрастающий отпор русских войск, вермахт развивает наступление по плану, все глубже вторгаясь в Россию.

Гейдрих позвонил и распорядился, чтобы принесли кофе, откинулся в кресле и прикрыл глаза. Эти последние недели он не делал утренней гимнастики, перестал играть в теннис, бегать кроссы. Это быстро сказалось. Сегодня утром стал на весы. Так и есть: прибавил полтора килограмма.

Расслабив мышцы, он ощупал живот. Под пальцами обозначилась солидная жировая складка. Он брезгливо поморщился. Он всегда презирал тучных людей, гордых тем, что могут в один присест влить в себя дюжину кружек пива. Нет, мужчина должен быть поджар, быстр, способен мгновенно реагировать на любую неожиданность.

Вошла секретарша. Поставив на стол поднос с кружкой кофе и сахарницей, доложила, что прибыл и ждет штандартенфюрер Тилле.

Гейдрих взглянул на часы. Было ровно десять.

– Просите, – сказал он.

Тилле вошел. Гейдрих вспомнил слова Мюллера: «в скверном настроении, нервничает». Вспомнил об этом, потому что сейчас посетитель выглядел бодрым, уверенным в себе человеком.

Все объяснялось просто. Час назад Тилле удалось установить, что Дробиш действительно уничтожил бумаги, которые имел при себе.

Получив приглашение сесть, Тилле опустился на стул, коротко доложил о том, что случилось с его бывшим управляющим: ему стало известно это вчера, поздним вечером; он счел долгом немедленно явиться с объяснениями, но группенфюрер был занят.

– Я уже знаю об этом случае, – сказал Гейдрих.

Тилле рассказал, как и почему взял к себе Дробиша – ветеран войны, получивший увечье на службе фатерланду, кроме того, член НСДАП. Можно ли было мечтать о лучшем слуге?

– Сколько лет находился в замке этот человек?

– Семь лет, группенфюрер.

– Что он мог знать о вашей работе?

– Ничего ровным счетом… Кстати, Дробиш был взят в услужение еще в те времена, когда я вел праздную жизнь в поместье, подаренном мне фюрером. Мог ли он предположить, что четыре года спустя вы вдруг вспомните обо мне и поручите пост, который я теперь занимаю!.. Таким образом, исключается, что Дробиш поступил ко мне с определенными намерениями.

– Есть ли сейф у вас в замке?

– Да, но он замаскирован, о нем неизвестно даже моему сыну. Однако допустим, что Дробиш преодолел все мои ухищрения, раскрыл секрет весьма хитрого замка сейфа, проник в него. Он нашел бы в сейфе документы на владение замком, некоторую сумму денег, мои фамильные ценности, чековую книжку и счета. Это все.

– А письма Хоссбах, о которых вы не раз упоминали?

– Старые письма кузины я уничтожал, мне они были ни к чему. Ее последнее письмо, полученное, когда я уже работал в СД и планировал операцию, хранится здесь, в служебном сейфе.

– Ну что же, в таком случае разговор исчерпан, – заключил Гейдрих.

– Спасибо, шеф… Я бы хотел просить, чтобы за замком было установлено наблюдение. И еще. Те, кто занимается делом подпольщиков, пусть они как следует пошарят в самом замке: вдруг этот Дробиш запрятал что-нибудь в моем доме.

– Хорошо, – сказал Гейдрих. – У вас еще дела ко мне?

– Получена шифровка от Альфы. Если коротко, то у нее все благополучно. Создано ядро группы, завязаны связи с людьми, недовольными режимом. Сейчас, когда немецкие армии быстро продвигаются вперед, в России таких становится все больше. И главное: установлен контакт с мужем Эрики Хоссбах. Если вы помните, это крупный специалист по нефти, технический руководитель большого нефтеочистительного завода. Так вот, Искандер Назарли согласился содействовать выводу из строя основных установок своего завода. Причем сказал, что это можно сделать, не применяя взрывчатки.

– Хорошая новость!

– Еще не все, группенфюрер. Успешно действует и другая группа, созданная немцем Пиффлем.

– Пиффль – тот самый человек, который организовал уничтожение установки в своем цеху?

– Да, шеф. Он сделал хороший ход: женился на русской, вступил в русскую компартию. Таким образом полностью «доказал» преданность режиму. Он докладывает: созданы условия для выполнения двух диверсионных актов на соседнем заводе. Там есть люди из его группы.

– Дали разрешение?

– Да.

– Продолжайте!

– Есть и еще группа – третья по счету… Кстати, все они обособлены, не знают о существовании других групп. Так вот, эту последнюю организовал мой помощник гауптштурмфюрер Бергер. В Персии он завербовал двоих мужчин, незадолго до войны высланных из России как иностранных подданных. Они мечтали вернуться в Советский Азербайджан, где оставили многочисленных родственников и знакомых. Обоих переправили через границу в середине мая. Сейчас от них получено первое сообщение: вскоре они будут готовы разрушить участок нефтепровода, ведущий из Баку в порты Черного моря.

– Эти тоже осели в Баку?

– Нет, шеф. Их пункт базирования – селение близ насосной станции, которая, если не изменяет память, называется Перикечкюль.

– Как объяснить их активность?

– Ненависть к режиму. Кроме того, Бергер не поскупился на обещания. Диверсанты знают: если поручение будет выполнено, они не останутся без награды – после захвата немцами Закавказья каждый получит ферму, скот, инвентарь.

– Не возражаю, – сказал Гейдрих. – Нефтепровод – важный объект. Чем скорее он будет приведен в негодность, тем лучше. Можете передать им, чтобы действовали.

– Сделано, шеф. Остановка за взрывчаткой. Она будет доставлена исполнителям в ближайшие недели. – Тилле закончил доклад, встал и раскрыл папку. – Желаете взглянуть на шифровки?

– Оставьте их. – Гейдрих тоже встал. – Это хорошая мысль – произвести осмотр вашего дома. Я отдам такое распоряжение. Найдите возможность присутствовать при осмотре: вдруг понадобится ваш совет, помощь.

– Все будет сделано.

– Чуть не забыл… Где этот ваш знаток каратэ?

– Здесь, в Берлине. Он нужен вам?

– Свяжите его с моим адъютантом.

Тилле ушел.

Он так и не обмолвился о своем дневнике. Впрочем, в этом уже не было нужды… Ночью он ломал голову над тем, куда бы спрятать дневник, даже вынес его в парк, намереваясь пристроить в каком-нибудь дупле. И вдруг пришло новое решение, самое простое и верное: утром увезти дневник на работу, запереть в служебном сейфе. Он так и поступил.

Оставшись один, Гейдрих полистал шифровки, потом позвонил Гиммлеру и попросил о встрече.

Генрих Гиммлер принял коллегу в своей загородной резиденции.

«Хоть сейчас на парад, – подумал Гейдрих, оглядев шефа, который был в полном военном облачении. – Недостает только кортика или палаша».

Он не переставал удивляться страсти рейхсфюрера CС ко всему, что имело отношение к армии, войне. С тех пор как Гиммлер занял видное положение среди руководителей рейха, никто никогда не видел его в штатском. А ведь в молодости он был всего лишь учителем в крохотной провинциальной школе. Да и в роду у него, насколько знал Гейдрих, все были людьми цивильными…

– Что у вас? – отрывисто проговорил Гиммлер, когда Гейдрих пожал его мягкую, как у женщины, руку. – Надеюсь, успели просмотреть последнюю сводку с фронта? Мы бьем их, бьем со всевозрастающей силой. Стальной клинок вермахта все глубже вонзается в рыхлое, аморфное тело России!

Еще одним пристрастием Гиммлера было стремление выражаться образно и красиво.

Указав посетителю на кресло, он прошел к столу, хлопотливо поворошил лежавшие там бумаги. У него были узкие плечи, совершенно отсутствовала талия. Ко всему, глава СС чуточку косолапил. И Гейдрих подумал, что нет на земле человека, которому бы меньше, чем Гиммлеру, шла военная форма.

Гиммлер выслушал доклад и сказал:

– Операции непосредственно в нефтяной промышленности Кавказа отменить! Активизировать диверсии против нефтепроводов, танкерного флота на Каспии, железнодорожных наливных эшелонов. Задача: нарушить питание горючим русских армий, обречь их на топливный голод, но не трогать саму нефть – там, где она добывается и перерабатывается в бензины и масла… Я вернулся от фюрера несколько часов назад. Мы всю ночь не смыкали глаз, обсуждая завтрашний день великой Германии. Решено, что Бакинская область станет немецкой концессией, военной колонией. Германская империя возьмет в свои руки всю нефть. Вы должны твердо уяснить, группенфюрер: нам нужна нефть, а не разрушенные нефтепромыслы и сожженные очистительные заводы. Фюрер сказал: Румыния сделала максимум того, что было в ее силах, большего она дать не может; единственным выходом из положения будет захват новых территорий, богатых нефтью. Речь идет не только о Баку – имеются в виду также месторождения горючего в Иране, Ираке…

– Захват Кавказа и Ближнего Востока? – спросил Гейдрих.

– Именно так. Это решенное дело.

– Я не знал, что такая акция уже планируется.

– Пока над этим работает другая служба. У вас и так достаточно дел. Но вы будете подключены к операции, когда придет время.

– Рейхсфюрер, в этом районе есть наши люди, мы должны быть ориентированы в обстановке и перспективах, чтобы действовать не вслепую.

Гиммлер помедлил, потом извлек из сейфа документ, передал Гейдриху.

СЕКРЕТНОЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ

Отдел иностранной контрразведки № 53/41.

Контрразведка – 11/ЛА.

Секретное дело штаба.

Берлин, 20 июня 1941 г.

Дело начальника штаба руководства.

Только через офицера.

Для выполнения полученных от 1-го оперативного отдела военно-полевого штаба указаний о том, чтобы для использования нефтяных районов обеспечить разложение в Советской России, рабочему штабу «Румыния» поручается создать организацию «Тамара», на которую возлагаются следующие задачи:

1. Подготовить организацию восстания на территории Грузии.

2. Руководство организацией возложить на обер-лейтенанта доктора Крамера (отдел II контрразведки). Заместителем назначается фельдфебель доктор Хауфе (контрразведка II).

3. Организация разделяется на две оперативные группы:

а) «Тамара I». Ею руководит унтер-офицер Герман (учебный полк «Бранденбург». ЦБФ 800, 5-я рота);

б) «Тамара II» представляет собой оперативную группу. Руководителем данной группы назначается обер-лейтенант доктор Крамер.

4. Обе оперативные группы «Тамара I» и «Тамара II» предоставлены в распоряжение I – ЦАОК (главного командования армии).

5. В качестве сборного пункта оперативной группы «Тамара I» избраны окрестности г. Яссы, сборный пункт оперативной группы «Тамара II» – треугольник Браилов – Каларас – Бухарест.

6. Вооружение организаций «Тамара» проводится отделом контрразведки II.

Лахузен

Далее перечислялись двенадцать высших должностных лиц, которым был разослан документ.

Гейдрих не стал читать список адресатов, вернул бумагу.

– Таким образом, вы могли убедиться, что Кавказом уже занимаются, – сказал Гиммлер. – Работа поручена ведомству адмирала Канариса. Кстати, абвер готовит документы по акциям и в других районах Кавказа. Словом, машина запущена, она уже тронулась, заднего хода не имеет!

Гиммлер запер документ в сейф, подошел к большому зеркалу, расправил складки френча под поясом, смахнул соринку с лацкана.

– Все еще увлекаетесь скрипкой? – вдруг сказал он. – Я наслышан о ваших музыкальных вечерах.

Гейдрих перехватил отраженный зеркалом взгляд руководителя СС. Почудилась насмешка в глазах Гиммлера.

– Вы всерьез задали этот вопрос, рейхсфюрер? – угрюмо проговорил он.

Гиммлер отошел от зеркала, сел в кресло.

– Да, всерьез. Ведь вы посылали в Париж человека, чтобы тот попытался разыскать для вас «Страдивари».

– Верно, мой человек, ездивший в Париж по делам службы, имел от меня такое частное поручение. Но он опоздал. Да, в Париже был «Страдивари» у некоего лица, однако владелец успел продать свою скрипку, и теперь она где-то за пределами Франции… Но что вас встревожило, рейхсфюрер?

– Огорчило, а не встревожило, – сказал Гиммлер. – Огорчило, что вы потерпели неудачу. Видите ли, не исключено, что может быть обнаружена еще одна такая скрипка…

– Где же?

– Вы докладывали о делах на Кавказе, и я вдруг вспомнил о своем недавнем разговоре с одним человеком. Он выходец из России, в прошлом богатый нефтепромышленник и страстный меломан. Так вот, он утверждает, что знал на своей бывшей родине владельца «Страдивари»!

– На Кавказе?

– В Баку.

– Вот как! А когда эмигрировал этот ваш меломан?

– Лет двадцать назад.

– И с тех пор, конечно, не ведает о судьбе владельца «Страдивари»? Да он сто раз мог переменить адрес, умереть, наконец, продать свое сокровище.

– Все правильно, – сказал Гиммлер. – Я только навел вас на след. Сейчас у вас появились возможности произвести поиск в этом районе Кавказа. При удаче вы могли бы принять меры, чтобы скрипка не погибла при оккупации Баку нашими войсками.

– Но я не знаю даже имени ее владельца!

– Это мы установим.

– Спасибо, рейхсфюрер.

– Не стоит, Рейнгард. Ведь мы должны помогать друг другу, не так ли? – Гиммлер положил ладони на стол, подвигал пальцами, будто перебирал бумаги. И вдруг сказал: – А какие отношения сложились у нас с соседом?

– Я не знаю, что вас интересует, – осторожно проговорил Гейдрих, поняв, кого имеет в виду собеседник. – А вообще отношения обычные. Не сказал бы, что адмирал очень уж симпатичен мне…

Он знал, что Гиммлер недолюбливает Канариса, потому не боялся впасть в ошибку.

– А что интересного докладывают осведомители?

– В абвере действуют несколько секретных сотрудников СД. Но ни одному из них не удалось сколько-нибудь сблизиться с адмиралом Канарисом.

– Надо, чтобы нашелся такой человек, – сказал Гиммлер и пришлепнул ладонями по полированной крышке стола. – Не подойдет ли на такую роль этот ваш Теодор Тилле?

– Не знаю, – пробормотал Гейдрих. – Вы ошарашили меня. Вот не думал о таком варианте.

– Но Тилле надежен?

– Вам известно, кем оказался его служащий!

– Как раз это могло бы сработать в нужном направлении… Главное, чтобы не было сомнений относительно личности самого Тилле. Есть у вас претензии к этому офицеру?

– Пока нет.

– Тогда хорошо. Возникла мысль о любопытной комбинации. Вот смотрите, как все может получиться…

Двадцать третья глава

1

В спортивном центре СД окна были распахнуты, под высоким сводчатым потолком крутился большой вентилятор. И все же двум мужчинам, возившимся на борцовском ковре, было жарко: обнаженные торсы спортсменов лоснились от пота, лица раскраснелись.

– Снова не так, – крикнул Энрико, когда Гейдрих, сделав неудачную попытку бросить партнера через себя, сам оказался на земле. – Падая, округлите спину. Нужен перекат, чтобы вы успели вскочить на ноги и ринуться на врага, прежде чем он очнется после броска. Вот, смотрите!

Он показал, как выполнить прием.

Гейдрих примерился и так швырнул Энрико, что тот упал на ковер в нескольких шагах от «противника».

– Это ближе к истине, – сказал Энрико. – Должен заметить, вы быстро все схватываете, группенфюрер. Чувствуется хорошая гимнастическая школа… Но пока мы постигли самое легкое.

– Насколько мне известно, каратэ – главным образом удары, а не броски.

– Верно. И я предупредил, что удары знаю значительно хуже. Вам надо бы подыскать настоящего специалиста.

– Покажите, что знаете.

– Арсенал ударов самый разнообразный: головой, ребром ладони, кулаком, локтем, даже пальцами. И разумеется, ногами. Основной принцип – резкость и точность, но не сила.

– Покажите такой удар.

Энрико прошел в угол зала и вернулся с круглой гимнастической палкой. Попросил, чтобы Гейдрих подержал ее горизонтально за концы.

Короткий взмах руки – и ребром ладони Энрико перерубил палку. Ее обломки не дрогнули в кулаках у Гейдриха.

– Здорово! Я смогу так?

Энрико покачал головой.

– Дайте-ка вашу руку, – сказал Гейдрих.

Ладонь Энрико выглядела как обычно. На ней не было даже красноты.

– Надо тренировать ладонь, чтобы затвердела?

– Такие упражнения полезны. Но не это главное. Важна резкость удара, умение расслабить мышцы… Однажды я прочитал: если вложить в ружье сильный заряд и выстрелить стеариновой свечой, она пробьет доску. Вот объяснение, почему мастера каратэ легко разбивают кирпич, даже два кирпича!

– Кулаком?

– Кулаком или ребром ладони.

– Ловко, – пробормотал Гейдрих. – А удары по противнику?.. Все равно куда бить?

– Нет. На теле человека есть особо чувствительные точки. Одна у основания носа, другая под грудной костью – там сплетение нервов. Таких точек много, я покажу их. Но на сегодня хватит.

Они приняли душ, оделись.

На улице Гейдриха ждал спортивный «хорьх». Неподалеку стоял синий «опель», принадлежавший Энрико.

– Мне говорили, вы водите самолет? – спросил Гейдрих, скользнув взглядом по маленькому автомобилю своего тренера.

– Да, у меня был самолет, гоночные автомобили. Но все это в прошлом… Скорее бы закончилась война!

– Думаю, вам недолго осталось ждать.

– Тем сильнее тревога за судьбу Эстер.

– У нее все в порядке.

– По мере изучения русского языка я проникаюсь все большим беспокойством… Ваши противники – опасные люди. Бог знает, что они могут натворить, когда убедятся, что проиграли войну. А Эстер в самом трудном месте: сидеть на бочке с бензином не многим лучше, чем на бочке с порохом… Она играет со смертью, а я тренируюсь в спортивном зале! У меня в стране не принято, чтобы мужчина отсиживался за спиной жены.

– Хотели бы отправиться к ней? – Гейдрих проговорил это как бы между прочим. Он даже не посмотрел на собеседника.

– Хочу, чтобы ее вернули мне. Сегодня я прочитал в газетах: Ленинград обложен, вот-вот падет Москва. Если так, то Россия дышит на ладан. Зачем же задерживать там Эстер? Мое самое большое желание – заполучить супругу целой и невредимой, вернуться с ней в Южную Америку. Ведь мы и там можем быть полезны немецким друзьям…

Гейдрих промолчал.

Еще несколько минут назад он был вполне доволен своим спортивным наставником. Тот выглядел светским человеком, умным и приятным собеседником. К тому же отлично тренирован, по-юношески резок и быстр, хотя далеко не молод. Даже мелькнула мысль – при случае позвать его к себе домой, познакомить с женой. Она тоже интересовалась приемами каратэ.

Теперь же Гейдрих вдруг почувствовал, что все это ушло и возникло новое чувство – неприязнь. Его стал раздражать этот человек. Мало того, что слишком уж он аполитичен и независим в суждениях, еще и подчеркивает эти качества своего характера. Похоже на браваду. Или на игру. Но зачем она, эта игра?..

2

Энрико ехал домой. Как ни важна была состоявшаяся встреча – выход на самого руководителя РСХА, – сейчас его мысли были о другом: менее чем через два часа предстояло свидание с Кузьмичом!

О том, что Кузьмич здесь, в Берлине, он узнал сегодня утром, когда, выйдя из дома, осмотрел свой автомобиль. На переднем правом колесе «опеля» он обнаружил бумажку. Крохотная бумажка была прилеплена комком грязи к шине – под самым крылом, чтобы не достал дождь. Это и была «визитная карточка» Кузьмича: на обрывке газеты он сообщал о времени и месте встречи.

Энрико не видел его больше года. Почти пять месяцев не имел вестей от Саши – лишь однажды, вскоре после того как она была заброшена на Родину, его отыскал Дробиш и передал, что у Саши все благополучно. На этом связь с Дробишем прервалась. Что с ним случилось, Энрико не знал: ему было запрещено появляться в районе замка Вальдхоф. Встречи могли состояться лишь по инициативе Дробиша.

Он прибавил скорость. Надо было успеть переодеться, обдумать все то, что он должен сообщить Кузьмичу, ничего не забыть – ведь встреча будет такой короткой!

…В назначенное время он приехал на тихую восточную окраину города. Поставив машину, прошел несколько сот метров и оказался перед входом в пивную. На вывеске заведения красовалась свиная голова, обрамленная кружками с пышными султанами пены. Железная винтовая лестница вела вниз – пивная была расположена в глубоком подвале.

Войдя в зал, он не сразу увидел Кузьмича – его заслонил кельнер, принимавший заказ. Но вот кельнер отошел, Кузьмич приветливо поднял руку. Они поздоровались, старик потрепал Энрико по щеке, пригласил сесть. Это выглядело вполне естественно. Для многих берлинцев пивные заменяют клубы, здесь собираются приятели, чтобы обменяться новостями, скоротать время за кружкой пива… Вот и сейчас встретились два дружка, по виду – конторщики средней руки.

Кельнер принес Кузьмичу пиво и тарелку с вареными свиными ножками.

– Мне тоже, пожалуйста. – Энрико передал служителю продуктовую карточку.

Тот ловко вырезал мясные талоны и удалился.

– У Саши все хорошо, – негромко сказал Кузьмич и улыбнулся.

– Мы встретимся еще раз? – быстро спросил Энрико.

– Да… Что ты знаешь о Дробише?

– Последний раз виделся с ним в апреле, когда вернулся из Ирана. С тех пор молчит.

– Судя по всему, руководитель его группы провален.

– Значит, и Дробиш?

Подошел кельнер. Энрико кивком поблагодарил его, принялся за еду.

– Значит, и Дробиш? – повторил он, когда служитель удалился.

– Скорее всего, так. Но нужна окончательная проверка. Представляешь, что может произойти, если в СД установят, что он лазил в сейф своего хозяина?

– Если Дробиш и провален, то пока молчит. Иначе меня бы арестовали. А пока я вне подозрений.

– Почему так думаешь?

Энрико рассказал о контактах с Гейдрихом.

– Сегодня проводили тренировку. Послезавтра снова встретимся в спортивном зале. Кстати, он заверил, что у Саши все благополучно. Я пытался выяснить намерения нацистов в отношении Кавказа. Конечно, ответа не дождался. Но я отвлекся… Как же быть с Дробишем?

– Тебе придется этим заняться. Сам понимаешь, как все важно.

– Попытаться навести справки в самом замке?

– Исключается!

– Что же тогда?

– Ты и Саша жили в Вальдхофе около недели… Кто вас видел?

– Только Тилле и Дробиш.

– А сын хозяина?

– У него есть сын? Я и не знал.

– Значит, мальчишку услали из замка, пока вы там находились. Да так оно и полагалось: Тилле службу понимает, осторожен. Знаешь, очень хорошо все складывается! Парня зовут Андреас. Сейчас ему лет восемнадцать-девятнадцать. Вот твой объект, Энрико. Но встретиться с ним надо за пределами Вальдхофа. Влезь к нему в душу. Он должен быть в курсе того, что случилось с Дробишем.

В зал вбежал мальчишка с кипой газет.

– Одесса, – закричал он, размахивая газетой. – Войска фюрера захватили сегодня крупный южный город Советов – Одессу!

Посетители повскакали с мест, стали разбирать газеты.

– Эй! – Энрико швырнул парню монету.

Тот поймал деньги, протянул газету. Энрико развернул ее. Да, два с половиной месяца мужественно оборонялась Одесса и вот сегодня пала.

– Ну-ка, приятель!

Возле столика стоял старик с черной повязкой на глазу. Он только что отхлебнул из большой кружки, потрясал ею.

– Я бывал в этом городе! – кричал старик. – О, мама-Одесса – прима! Я моряк, господа! Я ходил в Одессу. Но я был там гостем. Теперь буду хозяином!..

– Хорошо сказано. – Энрико встал. – Надеюсь, встретимся с вами в Одессе, продолжим наш разговор!

Он протянул руку одноглазому. Тот подал свою. В следующую секунду старик скривился от боли, выдернул руку.

– Вы сумасшедший, – простонал он, дуя на пальцы.

– Простите! – Энрико изобразил смущение, растерянность. – Но поймите меня: я взволнован не меньше вашего!.. Эй, обер, кружку пива старому морскому волку за мой счет!

Подбежал кельнер с кружкой. Старик принял компенсацию, залпом выпил пиво и вернулся на место.

Садясь за свой столик, Энрико перехватил суровый взгляд Кузьмича.

– Совсем было потерял голову, – пробормотал он, оправдываясь.

– И потеряешь, – жестко сказал Кузьмич. – Сам погибнешь и других за собой потянешь.

Вдруг он словно поперхнулся. Выхватив из кармана платок, прижал, его к губам. Он долго кашлял, отвернувшись к стене. Энрико молча смотрел на его спину с остро выпирающими лопатками.

Наконец-то прекратился приступ кашля. Кузьмич спрятал платок, достал другой, тщательно вытер губы и подбородок.

– Тебе все ясно с Андреасом? – сказал он, ровно и глубоко дыша, чтобы успокоить сердце. – Понял задачу?

– Понял.

– Значит, договорились… На сегодня хватит. Увидимся через неделю, 23 сентября, здесь, в это же время. За неделю ты должен управиться. В замке не появляйся. И еще, перед встречей с Андреасом измени внешность.

– Где вы остановились? – вдруг спросил Энрико.

Кузьмич, метнув на него сердитый взгляд, стал выбираться из-за стола.

– Саша не простит, если с вами случится беда, а я не смогу помочь, – быстро сказал Энрико. – Вы слышите?

Ответа не последовало.

– Вдруг я раньше срока закончу с заданием, – схитрил Энрико. – Как вас найти?

Шаркая подошвами, Кузьмич добрался до выхода, раздвинул занавес из стволов бамбука, исчез за ним. Еще некоторое время колебались бамбуковые стержни и повисли неподвижно.

3

Кузьмич медленно брел по улице. В этот воскресный день в Берлине ярко светило солнце, было по-летнему тепло: прохожие шли с плащами через руку, иные в пиджаках нараспашку. А он подавлял желание плотнее закутаться в свое габардиновое пальто. Еще в пивной его стал мучить озноб. Сейчас плечи, спина и вовсе заледенели. Самым разумным было бы спешить в отель, проглотить чашку горячего кофе и забраться под одеяло. Но он твердо решил, что сперва побывает у дома Эссена.

Он огляделся в надежде встретить такси. Но с началом войны таксомоторы стали редкостью в германской столице.

На перекрестке, где он готовился пересечь улицу, мимо проехал синий «опель». За рулем сидел Энрико. Кузьмич видел, как автомобиль сбавил скорость, остановился в отдалении: Энрико тоже заметил Кузьмича и на всякий случай притормозил.

Но старик не мог воспользоваться «опелем», так же как десятью минутами раньше должен был отмолчаться в ответ на просьбу Энрико сообщить адрес. Оба и так достаточно рисковали, встретившись на глазах у десятков людей. Кроме того, тревожило поведение Энрико: у него явно притупилось чувство опасности. А только оно, это чувство, – главная защита разведчика.

Поездка в метро и трамвае заняла около часа. Солнце уже скрылось за крышами домов, когда он оказался на нужной улице. Вот и знакомое здание. Продолжая движение, Кузьмич скосил глаза на фасад. Окно в квартире Эссена было распахнуто – окно с цветами. И возле горшка с красными гвоздиками стояла лейка!

Он неторопливо миновал дом. Где-то здесь должно быть кафе… Ага, вот оно.

Он вошел в заведение, спросил чашку кофе и газету, занял дальний от витринного стекла столик. Если до сих пор не снято наблюдение за домом, то и в кафе могли приглядываться к любопытным клиентам…

Заказ принесла моложавая стройная женщина.

– У нас только с сахарином, – сказала она, ставя на стол чашку.

Кузьмич понимающе кивнул, обхватил чашку ладонями. Пальцы дрожали, он едва не расплескал кофе.

Чашка была выпита, он попросил еще.

– Я уже был здесь однажды, – сказал он, принимая новую чашку. – Но помнится, хозяйничали не вы…

– Мы чередовались, я и муж. – Женщина вздохнула. – Теперь приходится управляться одной.

– Он сражается?

– На войне не был, а все же заполучил рану. Вот сюда. – Женщина показала себе на плечо.