Текст книги "Будда"

Однако молодой прорицатель по имени Конданна, непонятно откуда взявшийся среди престарелых провидцев, был убежден, что знаки на теле Сиддхартхи определенно свидетельствуют о его миссии познать истину и освободить людей от страданий. Иными словами, он станет Буддой – тем же властителем мира, но придет к власти не через насилие, а благодаря своему миролюбивому учению. Царей, которые изберут его путь и возвратят мир из хаоса беззакония на путь порядка и справедливости, люди назовут чакравартинами – те, кто поворачивают колесо¹¹. Спустя много лет Конданна станет одним из восьми знаменитых учеников Будды.

Услышав туманное пророчество Конданны, правитель Шуддходана, как утверждает предание, поклялся оградить жизнь своего сына от ужаса низкой повседневности высокими стенами и свирепыми стражами.

Намерение отца Сиддхартхи, как свидетельствует предание, было бессмысленным. Пророчеством, исходящим от двух человек, его сын уже с момента рождения был призван свыше к проповедческой, учительской деятельности.

Прошло еще два дня. Для Майядэви, матери Сиддхарти, эти дни оказались последними. Она умерла, не приходя в сознание. В доме Шуддходаны воцарилась тишина, прерываемая плачем двух малышей и бормотанием мантр домашним жрецом. Вторым ребенком, появившимся в доме после Сиддхартхи, был Нанда – его единокровный брат. Паджапати родила его за день до смерти старшей сестры. Предание свидетельствует о ее глубоких чувствах к Майядэви. Она передала родного сына на попечение кормилицы, а сама занялась Сиддхартхой.

Глава вторая
Детство, юность Гаутамы Будды и его малая родина

О детях Древней Индии, о их играх и увлечениях, об учебе, миропереживании и странностях Сиддхартхи Гаутамы, об олигархической республике шакьев и соседних царствах по эту сторону Гималаев, о том, чем промышляли, пробавлялись и на что надеялись люди того времени

Детские и юные годы затерялись в долгой жизни Гаутамы Будды. Кое-какие фрагментарные события тех лет мелькают в многочисленных буддийских Писаниях. Прямо скажем, чтобы обнаружить их, приходится приложить немалые усилия. Как писал поэт Владимир Маяковский, «изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды»¹.

Ученые восстановили несколько фактов частной жизни Гаутамы Будды с некоторой долей предположительности. Начну с его детства и юности, о которых практически ничего не известно.

Вот, например, вопрос – самый простой. Во что играли Сиддхартха и его сверстники? Разумеется, дети кшатриев играли в военные игры. В какие – определенно сказать трудно, но предположить что-то возможно. Вероятно, в этих играх использовались игрушечные луки, стрелы и сабельки. Став постарше, они устраивали между собой настоящие битвы, иногда в ход шли палки и кулаки. В то время уже существовало что-то вроде шахмат с расчерченной на земле условной восьмиклеточной «доской» и что-то похожее на шашки, когда на земле рисовали уже десять клеток².

Отец Сиддхартхи, памятуя о пророчестве брахманов Ашиты и Конданны, пытался заинтересовать старшего сына этими интеллектуальными играми. Он понимал, что они разовьют в нем стратегическое мышление. Отсутствие такого мышления у кшатрия – беда. Проиграешь любое сражение. Так, наверное, думал Шуддходана. Его сын не то чтобы избегал этих игр, но не входил, играя в них, в раж и не переживал, как остальные мальчики, когда их по разным причинам родители не выпускали из дома на улицу. Впрочем, одна забава его очень увлекала – отгадывание мыслей. Существовала в то время еще одна игра, совсем простая, не сравнимая с отгадыванием мыслей. Чертили рукой в воздухе какую-то букву. Побеждал тот, кто ее первым угадывал. Понятно, что в этой игре принимали участие те, кто был сведущ в грамоте. Вот что по этому поводу пишет Хайнц Вольфганг Шуман: «Умел ли Сиддхартха читать – точно не известно. В позднем предании, конечно же, рассказывается, что он запомнил с необыкновенной легкостью буквы, принадлежащие нескольким видам письма. Однако в Палийском каноне нет свидетельств того, что Будда владел грамотой. Тогда умение читать считалось полезным навыком, между тем для начального образования оно не было обязательным. Необходимость сохранения информации ограничивалась документами, представляющими соглашения или оповещение о чем-то важном. Они выбивались на каменной основе или вырезались на деревянной доске. Владение письмом считалось искусством, а людей, им владеющих, относили к людям редкой и нужной обществу профессии – писцам. Отношение взрослого Сиддхартхи к знанию грамоты проявляется в его заявлении, что владение письмом вряд ли понадобится монаху, сосредоточенному на том, как достичь освобождения»³.

Вдумайтесь, однако: Первоучитель говорил не о себе, а о монахах его общины, среди которых были люди, не умеющие читать и писать. Что это, как не уважительное отношение Сиддхартхи к ним?! И не более того. Они для него были равными прочим грамотным монахам, несмотря на свою безграмотность в узком смысле этого слова. Ведь все они следовали проповедуемой Гаутамой Буддой доктрине нравственного самоусовершенствования и со слуха запоминали ее основные положения.

К тому же еще Первоучитель не хотел напоминать выходцам из варны шудр, что им не дозволено знать священные тексты. Не в правилах Гаутамы Будды было разжигать в людях страсти, вспоминая угрозы брахманов в адрес шудр: «Уши шудры, умышленно подслушивающего чтение Вед, да будут наполнены расплавленным свинцом!» Или еще похлеще: «Да будет истерзано в клочья тело его, если он станет хранить Веду в своей памяти!»⁴ Ведь Первоучитель собирал вокруг себя людей не для того, чтобы они на ком-то вымещали свои обиды и сводили с кем-то счеты.

Как бы ни возмущались современники Гаутамы Будды из низших варн сословным высокомерием и хамством брахманов, но именно в их руках действительно находилось в те времена все то, что тогда считалось педагогикой.

На Сиддхартху подобные ограничительные запреты не распространялись. Из Абхинишкрамана-суты, в которой излагается история его жизни вплоть до начала его проповеднической деятельности, узнаем, что он до восьми лет ничему не обучался. Но вскоре его отец Шуддходана спохватился, и с восьми лет до двенадцати образованием его сына занимались два учителя – Вишвамитра и Кшантадэва. Индивидуальные занятия – это всегда неплохо. Ну а как использовалась его отцом-правителем школа системы гурукула, существовавшая в Древней Индии? Такие бесплатные школы располагались либо при храмах, либо под навесом на открытом воздухе, либо в специально выстроенных учительских домах. В них обучались представители высших варн. Хотя плата за обучение не взималась, ученик обязан был отблагодарить своего учителя по окончании учения. Благодарность принимала различные формы: от добровольного денежного взноса до самых дорогих подарков и дарений. Этот обычай возврата учеником долга своему наставнику назывался гуру-дакшина.

В описаниях обучения Первоучителя реальность едва проглядывает сквозь фантастические рассказы о его феноменальных познаниях. По преданиям, он был сведущ во всем, что представляло ученость в Древней Индии. Тогда по сравнению с веками последующими «ученость считалась высшим из достоинств» человека⁵. При первой встрече Сиддхартха простодушно спросил у Вишвамитры: «На каком из шестидесяти четырех языков, которые я знаю, мне предстоит обучаться письму?»⁶

Самое невероятное, что ребенок усваивал за минуты то, на что у других уходили годы. Так, по крайней мере, заявляет Ашвагхоша в своей поэме «Жизнь Будды». Неудивительно, что два его учителя не знали, чему еще они могут обучить того, кто «сам достоин быть наставником людей и богов»⁷.

Возвращая авторов неправдоподобных историй на грешную землю, В. А. Кожевников резонно замечает, что определенно «в обучении какого-нибудь выдающегося знатока традиционной мудрости Сиддхартха был и проходил весь курс знаний внимательно и успешно»⁸. Другое дело, что представить, кто именно его обучал, вряд ли возможно. В большинстве случаев в семьях, подобных семье Сиддхартхи, эту важную и во всех смыслах выгодную работу выполнял домашний жрец. Попытаться понять, чему его обучали, будет также довольно затруднительно, поскольку «в источниках нет точных и достоверных данных о постановке учебного дела во времена детства Гаутамы и в ближайшую затем пору»⁹. И все-таки В. А. Кожевников, опираясь на косвенные данные, предполагает, где и чему могли обучать будущего Будду. Обычно дети, принадлежавшие к варнам брахманов и кшатриев, жили и обучались в течение какого-то времени в доме своего духовного воспитателя – гуру. Дети брахманов – с восьми лет, кшатриев – с одиннадцати-двенадцати лет. Несколько лет подряд они заучивали священные тексты и овладевали навыками, необходимыми будущим домохозяевам. Тексты заучивались при повторении за учителем слога за слогом, слова за словом, сохраняя при их произнесении правильные ударения, интонацию и тональность.

Трудовые навыки приобретались детьми и юношами в ходе работ по дому и хозяйству их наставника.

Что требовалось от «продвинутого» ученика, узнаем из учебной программы-максимум: юноша «должен знать, помнить и уметь повторять Ригведу, Яджурведу, Самаведу и Атхарваведу с прибавлением Итихасы (Пураны) и Словаря (Нигханту) (Словарь языка санскрита. – А. С.) к текстам, да некоторых разъяснений к ним. Сверх того ему предписывалось быть знакомым с философией, знать счисление, фонетику, грамматику, этимологию, метрику, некоторые обряды, астрономию и многие другие брахманские науки»¹⁰.

Гаутама Будда входил в число основательно образованных людей. Ему не было равных в отстаивании своих взглядов. Он виртуозно использовал диалектические приемы и убедительную аргументацию в разных дискуссиях, которые он между тем считал пустой тратой времени. Постигая глубину этого человека, мы, к сожалению, точно не знаем, где и у кого он учился до двадцати девяти лет. Не знаем, но можем предположить, полагаясь на интуицию и здравый смысл.

Нельзя согласиться с тем, что Сиддхартха был ребенком не от мира сего, как об этом повествует большинство буддийских преданий. Но некоторые странности за ним наблюдались. Неожиданно Сиддхартха уединялся от своих сверстников. Он уходил в себя, глубоко в свое подсознание и часами плавал в нем, словно рыба в речной воде. Состояние, в котором он находился, напоминало каталепсию. Я думаю, что в этом случае другое название каталепсии «восковая гибкость» будет точнее. Сиддхартха без каких-либо явных усилий сохранял принятую им любую позу. Более всего он предпочитал йоговскую позу лотоса. Приняв ее, он словно окаменевал и в таком положении иногда пребывал по нескольку часов. Он интуитивно обнаружил в себе способность входить в глубокую медитацию. В отличие от классических случаев каталепсии, подобное состояние вызывалось в нем не чьим-то сторонним воздействием, а исключительно собственной волей.

Предание рассказывает об удивительном событии, в центре которого, разумеется, находится Сиддхартха Гаутама. Этот рассказ, помещенный в Нидана-катхе, неканоническом сборнике историй о жизни Шакьямуни Будды, предположительно датируется временем повсеместного обожествления образа Первоучителя.

Преданием обозначена следующая мизансцена. Отец Сиддхартхи проводит первую борозду золоченым плугом, к нему присоединяются крестьяне – и работа закипает. Народ шакьев радуется празднику и будущему урожаю. Радостный настрой создают музыканты и певцы. Флаги и знамена развеваются по ветру. Вдоль дороги разместили наспех сколоченные столы, заставленные разной едой и кувшинами с напитками. Сиддхартха, можно предположить, находится в кругу друзей. Брахманы монотонно, занудно и долго читают мантры. Среди толпы, конечно же, присутствуют его единокровный брат Нанда, а еще двоюродный брат Кимбила, а также Калудайи – сын одного из отцовских чиновников. Никто из них не знает, когда закончится эта затянувшаяся пахота, сопровождаемая ритуальным молитвенным речитативом. Сиддхартха смотрит пристально на религиозную церемонию, но затем его внимание переходит с людей на волов, которые отмахиваются хвостами от кусающих их ненасытных слепней и мух. Пикирующие на волов птицы азартно склевывают опившихся воловьей кровью насекомых. Сиддхартху поражает это зрелище. Чтение брахманами священных мантр ни в малой степени не изменяет ситуацию пожирания одними живыми существами других. Так стоило ли тратить столько сил и времени на их произнесение?!

Для того чтобы осмыслить увиденное, Сиддхартха удаляется в небольшую рощицу неподалеку от поля и устраивается под деревом джамбу в йоговской позе лотоса. Дерево это с широкими листьями и коротким изогнутым стволом еще известно как водяное яблоко из семейства миртовых (Сизигиум прозрачноплодный). Проходит еще какое-то время. Сиддхартха входит в транс и долго в нем пребывает.

Событие, конечно, само по себе неординарное, но не фантастическое. Но вовсе не в нем соль рассказа. Всех собравшихся людей, когда пахота закончилась, потрясает явление небесного порядка. Падающие на землю от деревьев тени перемещаются вслед за солнцем, меняющим свое положение на небе, за исключением тени от дерева, под которым находится ребенок Сиддхартха. Эта тень, словно нарисованная, не сдвигается даже на миллиметр с того места, где была прежде.

В Махавасту эта история дополняется событием, свидетелем которого стал Сиддхартха (в этом рассказе он уже юноша) и которая объясняет другую причину его транса.

Во время пахоты легким плугом с кремневым лемехом убиты лягушка и змея. Лягушку крестьяне подбирают, чтобы съесть, а змею выкидывают. Сам факт смерти этих двух существ настолько ужасает молодого человека, что для глубокого осознания увиденного им он входит в транс. Из буддийских сутр можно набрать немало историй, подобных только что рассказанной.

Теперь перейдем от мифологии к документальному жанру.

Случай, который описывается в одном из преданий, вполне себе обыкновенный, но в биографии Сиддхартхи он стоит как важнейший и равный в череде его четырех судьбоносных встреч: с похоронной процессией, больным проказой, старым человеком и погруженным в созерцание мудрецом. Сиддхартха, уже вполне взрослый мужчина, накануне своего ухода из дома принял участие в охоте, которая перенаправила течение его благополучной жизни. На перепаханном поле он заметил, как птицы из комьев земли выклевывают червей. Е. А. Торчинов придает этому эпизоду решающее значение и обозначает проблему, из-за решения которой Сиддхартха покинул дом и изменил долгу отца семейства. По словам ученого, сын правителя шакьев «поражается, почему одни живые существа могут жить только ценой смерти других»¹¹.

Как ни крути, а ведь именно эта роковая, гнетущая и навязчивая мысль овладела сознанием Сиддхартхи Гаутамы. Именно она заставила его возмутиться несправедливым ходом жизни и искать ему какую-то альтернативу, а не испытанный им якобы в 29 лет страх перед лицом трех чудовищ: старости, болезни и смерти. Даже при всем своем молодом эгоизме и нарциссизме, Сиддхартха не был настолько инфантильным и глупым, чтобы устрашиться тем, на что уже был дан ведийскими мудрецами успокаивающий ответ. Он отдался подвижничеству ради одной безумной надежды – жить не за счет непрекращающихся убийств одних живых существ другими. Сиддхартха не желал принимать закон выживания, составляющий основу эволюции на Земле, за норму жизни.

Буддийское учение – внятный и убедительный ответ на вопрос, который Сиддхартха Гаутама задал себе еще в ранней юности.

Без преувеличения можно сказать, что Сиддхартха на голову превосходил своих сверстников. Его отличие от остальных детей проявлялось, например, во врожденной наблюдательности. Потому-то ему было под силу увидеть и понять многое, на что большинство людей не обращают внимания. В обыкновенных вещах он обнаруживал общие закономерности, присущие развитию и выживанию всех земных существ. Что людям представлялось естественным, само собой разумеющимся и потому-то нормальным, его приводило в недоумение и смятение. Ощущение несправедливости и трагичности жизни обнаружилось в нем, я думаю, уже в детские годы. Это был редкий случай появления в ребенке чувства несогласия с привычным ходом земной жизни.

Неприятие Сиддхартхой зла, разумеется, не означает, что он осознал в детские годы тщетность и безысходность своего бытия. Но с какого-то возраста он постепенно пришел к пониманию, что люди совершают неподобающие их божественной природе поступки и сознательно одурманивают себя натужными радостью и весельем. Погружаясь в состояние искусственного забытья, они черпают силы, необходимые для того, чтобы продолжать зачем-то жить дальше. Но это не та настоящая и осмысленная жизнь, как был убежден Сиддхартха, которая приводит человека к его последнему триумфу – окончательному выпадению из круга перерождений. А какой жизнью необходимо жить, чтобы достичь этой цели, толком не знали ни Сиддхартха, ни его близкие.

Чуть-чуть приземлю описание времяпрепровождения Сиддхартхи-подростка. Напомню, что он был сыном правителя республики шакьев и рассматривался отцом в качестве своего преемника. Следовательно, Шуддходана готовил старшего сына к власти с детских лет. На практике это означало двойное присутствие Сиддхартхи с определенного возраста в суде при разборе гражданских и уголовных дел, а также на заседаниях Совета республики. Заседания того и другого проходили под председательством его отца. Нетрудно представить, сколько шокирующего для глаз и ушей молодого человека он увидел и услышал на этих заседаниях. Ведь все, что на них рассматривалось, обсуждалось и осуждалось, относилось к повседневной жизни людей. Уже один этот факт красноречиво опровергает утверждение буддийского предания о долгой искусственной изоляции сына правителя шакьев.

Вместе с тем приобретенный Сиддхартхой жизненный опыт ничуть не повлиял на его обостренную чувствительность и склонность «пофилософствовать» на разные темы. Эти две особенности его натуры настораживали Шуддходану, воспринимались им как недопустимые для будущего правителя проявления слабости и безволия. Отец Сиддхартхи полагал, что для укрощения людей необходимо устрашающее принуждение. Он непоколебимо верил, что это была его дхарма, его кармическая обязанность. Достаточно было оглянуться вокруг, чтобы понять: одна болтовня о высоких материях ни к чему хорошему не приводит. Именно насилие сохраняло в обществе спокойствие и порядок. Уверенность отца в своей правоте подтверждалась его жизненным опытом, а не логическими умозаключениями.

Сиддхартхе такая позиция представлялась неприемлемой, не способной решить противоречия жизни по существу.

«Пустые» разговоры сына Шуддходана еще как-то пережил, но не стерпел его безразличия к выработке в себе профессиональных навыков воина. Сиддхартха должен был вывернуть себя наизнанку, но научиться лихо скакать на коне, управлять колесницей, виртуозно владеть мечом, метко стрелять из лука, отлавливать и дрессировать слонов. Слоны в то время представляли грозное оружие. Как это ни покажется странным, Сиддхартха легко и непринужденно выполнил пожелание отца и в совершенстве овладел военным искусством. По крайней мере так утверждает предание.

Республика шакьев занимала несколько заболоченных равнин у южных подножий Гималаев, так называемых гималайских тераев. На западе ее граница пролегала по среднему течению реки Рапти – левого притока реки Карнали. В свою очередь река Карнали втекает в Гангу. Эта полноводная река с мощными летними паводками берет начало в Малых Гималаях, а точнее, в северных отрогах Сиваликского, или Шиваликского, горного хребта (на языке хинди Шивалик буквально – «Принадлежащее Шиве»). С востока и юга малую родину Сиддхартхи Гаутамы опоясывает с горными перекатами священная для буддистов река Рохини. Она разделяла земли родов шакьев и колиев.

Китайский буддийский паломник VII века н. э. Сюань Цзань писал: «Земля в этой стране жирная и плодородная, посевы и жатвы происходят в правильные промежутки времени, нравы жителей кротки и дружелюбны»¹².

С восточной стороны Капилавасту восходило солнце, стремительно заливавшее поля успокаивающим светом. За полями начинался глухой лес – территория темнокожих охотников, которыми шакьи пугали детей.

На севере, на расстоянии более 60 километров от Капилавасту возвышается зубчатая горная гряда. Дойти пешком до этой гряды не так-то просто. Мало кто отважится пересечь заболоченную местность с зарослями камыша и притаившимися змеями, а затем войти в джунгли с тиграми, слонами и носорогами. А кто рискнет, тот должен рассчитывать на свою храбрость, умение дать отпор хищникам, на зоркие глаза и слепую удачу. Бывалым людям, как известно, все нипочем, им сам черт не брат. Ни хищные звери, ни змеи, ни тропическая лихорадка. Им всегда везет, и они достигают намеченной цели.

Какое счастье оказаться в Гималаях и почувствовать, как они свободны, независимы и бесстрастны! Без этих гор не было бы Гаутамы Будды. Уже своим величественным видом и сверхъестественной, запредельной красотой они заботливо выпестовали его мораль одинокого путника. Ту, высшую мораль, которая не ужилась с родовой, групповой моралью – ханжеской и зажатой сословными предрассудками.

Я представляю, как Сиддхартха Гаутама вспоминал эти великие горы. Туман, густея, погружал в себя влажную и кишащую змеями землю, словно на время изымал ее из ландшафтной панорамы. Он закрывал глаза, и в его сознании возникали рельефно выделяющиеся на горизонте неровные и заостренные всплески далекой гряды. А уже за ней появлялись самые высокие в мире горные вершины, подпирающие небо своими сверкающими на солнце снежными шапками.

Когда наступил момент прозрения, он, вдохновленный Гималаями, не пошел, однако, по речным долинам и распадкам навстречу белому безмолвию, а устремился в противоположную сторону, на юго-восток, где по лесным чащобам и тайным схронам прятались несчастные, обозленные и обреченные на скорую смерть люди. Это путешествие ожидало впереди Сиддхартху Гаутаму.

Информация о размерах олигархической республики шакьев противоречивая. По одним источникам, шакьи владели крошечной территорией – всего-то около 28 квадратных километров. С этим утверждением почти соглашался Герман Ольденберг. Он полагал, что область общего проживания племен шакьев, колиев, личчхавов и других в ширину была чуть больше и составляла 48 километров. На ней шакьям принадлежало совсем немного земли¹³.

По другим источникам – ее размеры были несоизмеримо больше. Паломник Сюань Цзань писал о территории, окружность которой составляла 1800 километров. На ней располагалось десять городов. Помимо Капилавасту это Катума, Самагама, Кхомадусса, Метарупа (Улампа), Нагарака, Саккара, Силавати и Ведханна. К владениям колиев в ранних буддийских источниках относят следующие поселения: Девадаха, Халиддавасана, Каккарапатта, Кунди, Рамагама, Саджджанела, Сапуга и Уттара¹⁴.

Хайнц Вольфганг Шуман предполагает, что каждый из этих городов группировал вокруг себя какое-то количество деревень и был типичным райцентром с развитой торговлей, рынком и амбарами¹⁵.

По свидетельству Сюань Цзаня, Капилавасту был опоясан семикилометровой крепостной кирпичной стеной. Население республики, по подсчетам Сюань Цзаня, составляло 180 тысяч человек. Из них 140 тысяч проживало в городах, а 40 тысяч – в деревнях¹⁶.

Судя по всему, расширение и укрепление города Капилавасту, стремительный рост населения провинции обозначились значительно позднее. В ту эпоху, когда буддизм в государственном статусе уже просуществовал два-три-четыре века. Что касается IV века до н. э., большинство населения республики шакьев жило в глинобитных домах и хижинах из бамбука и тростника¹⁷.

Приведу реконструкцию города, предложенную Хайнцем Вольфгангом Шуманом в его книге «Исторический Будда». Капилавасту был разделен на две части – нижнюю и верхнюю. Нижнюю часть города занимали люди скромного достатка, верхнюю – люди состоятельные и очень богатые. Везде все дома стояли на столбах. Для выбора подобного типа строений существовали веские причины. В сезон дождей жилища могли быть смыты водными потоками. В то время большую опасность для людей представляли крысы, змеи и скорпионы. В поисках новых прибежищ они из своих затопленных нор разбегались и расползались в разные стороны.

Дом Шуддходаны внешне резко выделялся из всех строений Капилавасту. Он был многоэтажный, построенный, вероятно, из кирпича. Его окружал низкий земляной вал. Неподалеку от дома находился пруд с голубыми, красными и белыми лотосами. Домочадцы Шуддходаны в течение трех сезонов меняли место для сна. Летом спали на отгороженной верхней террасе, то есть на крыше. Зимой – на среднем этаже, где стояла печь. В сезон дождей перебирались в самую безопасную часть дома – на последний этаж, под крышу. Туда-то ядовитые существа вряд ли доберутся. К тому же под звук дождя, как все знают, быстро засыпаешь и видишь хорошие сны¹⁸.

Какое-то время республика шакьев сохраняла свою самостоятельность. Вместе с тем в VI веке до н. э., задолго до рождения Сиддхартхи Гаутамы, она попала в зависимость от сильного государства Кошала. Территория Кошалы располагалась к северу от среднего течения реки Ганги, захватив часть нынешнего штата Уттар-Прадеш и юго-западный Непал. Столицей Кошалы в то время был город Шравасти (палийский вариант: Саваттхи), один из шести крупнейших индийских городов того времени. Большую часть своей монашеской жизни Будда Шакьямуни провел именно в нем. Александр Каннингем месторасположение города Шравасти связывал с современным городом Сахет-Махет, разместившимся по берегам реки Рапти. Таковы границы «малой» и «большой» родины Сиддхартхи Гаутамы.

Самым утомительным и малоприятным делом для отца Сиддхартхи, Шуддходаны, был сбор для царя Кошалы с крестьян и ремесленников налогов, размеры которых не были постоянными. Каждый год они менялись в сторону увеличения. Крестьяне еще не привыкли к деньгам, налоги платили частью собранного ими урожая. Они использовали рис в качестве основного средства платежа. Вскоре было объявлено, что вся земля принадлежит царю Кошалы, и пришлось платить дополнительный налог за ее аренду. Бартер исчерпал себя, как только появилось общественное разделение труда. Через какое-то время деньги стали служить мерилом стоимости всех товаров и услуг. Собственных отчеканенных в большом количестве денег тогда в Индии не существовало. В ходу были раковины каури, но их рассматривали как монеты среднего номинала. В роли крупных денег выступали золотые и серебряные украшения, а также квадратные кусочки серебра, бронзы и меди. Крупной по номиналу денежной единицей считалась кахапана. За двенадцать кахапан можно было купить корову. Кахапана, в свою очередь, разделялась на четыре пада или двадцать масака. Вскоре эти кусочки металла обзавелись клеймами, гарантирующими их стоимостный эквивалент. Так появились первые банкиры, они же одновременно и ростовщики¹⁹.

И вот еще на что обращают внимание известные ученые-экономисты профессора Петр Михайлович Леоненко и Петр Иванович Юхименко: «Индийские купцы, профессия которых считалась в обществе одной из престижнейших, всегда продавали больше своих товаров, чем покупали чужих. Именно благодаря положительному торговому балансу индийские раджи, вельможи, купцы на протяжении столетий накопили огромные богатства. Они были основными кредиторами и ростовщиками»²⁰.

Время от времени Шуддходана посылал царю Кошалы во дворец в Шравасти разные дорогие подарки. Это делалось исключительно в знак преданности. Для того, чтобы царь Кошалы убедился: шакьи будут биться с его врагами, не щадя живота своего. Для царя, взявшего под свой контроль республику племени шакьев, верить подобным заверениям было бы непростительно.

На шакьев возлагались общественные работы: строительство дорог, караван-сараев, хранилищ для воды, укрепление дамб, рытье колодцев, возведение садов и много чего другого. К тому же они постоянно расчищали джунгли и занимались осушением болот, расширяя тем самым посевные площади. Шакьи выращивали помимо риса пшеницу, бобовые, ячмень.

Животноводство получило на севере Индии грандиозное развитие. Существовали стада из десятков тысяч голов крупного рогатого скота – коров и буйволов. Это «объяснялось не только тем, что молочные продукты стали основными, но и необходимостью иметь достаточно ломовой силы для многоразовой обработки почвы, переплетенной корнями лиан (в индийский плуг запрягали до шести буйволов)»²¹.

Отец Сиддхартхи обладал дипломатическими способностями. Они пригождались ему, чтобы достойно и по-умному защитить интересы своих сограждан и в случае всяких неприятных неожиданностей уметь избежать гнева сюзерена. Покровительство царя Кошалы дорогого стоило. Для того чтобы волки были сыты и овцы целы, правителю шакьев приходилось постоянно хитрить, врать и изворачиваться.

Шуддходане удавалась политика «доброго соседства» с такими же маленькими государствами, как его собственное. Он умел договариваться, добиваться решений, которые устраивали бы всех. В переговорах о распределении воды из реки на поля, об использовании горных пастбищ для скота он всегда исходил из принципа разумного компромисса. В его обязанности также входило осуществление правосудия в республике. Функции полицейских в то время выполняли не лучшие представители племени шакьев. Они пользовались в народе дурной славой из-за присущей им грубости, самоуправства и продажности. Их узнавали по особому стилю постриженных волос²².

Шуддходана занимался как гражданскими, так и уголовными делами. Дела готовили к суду специальные чиновники, о которых мало что известно. По-видимому, у шакьев существовало что-то вроде гражданского и уголовного кодексов. Для защиты обвиняемых привлекались адвокаты и представители некоего Совета защиты. В общем, презумпция невиновности на родине Гаутамы Будды соблюдалась в полной мере. Апелляции осужденных рассматривались в Шравасти царскими вельможами. Правитель шакьев не мог вынести смертный приговор. Это была прерогатива царя Кошалы²³.

Сиддхартха любил предутреннюю и предвечернюю тишину. Любил наблюдать, сидя на веранде родительского дома, как через Капилавасту шли на северо-запад один за другим купеческие караваны. По укрепленной камнями дороге медленно тащились громоздкие повозки, запряженные несколькими волами. Чего только не было в этих широких, крепко сбитых колымагах! Мечи из индийской стали – излюбленное оружие персидской знати, редчайшие самоцветы, виртуозные поделки из слоновой кости, разных фасонов и размеров цветастые шали и накидки для мужчин и женщин, сотканные из шерсти яков и тончайшей хлопковой нити, золототканая индийская парча, кованые щиты и домашняя утварь на все случаи жизни. Особенно были хороши недорогие фаянсовые и стеклянные чашки и плошки. Центрами ткацкого дела были города Варанаси, Матхура, Уджайн²⁴. Караваны шли из Шравасти, столицы Северной Кошалы (Уттара-Косала), на запад через Капилавасту. А другие караваны шли навстречу с северо-запада на юго-восток, редко останавливаясь в его городе, по направлению к таким же карликовым государствам, как земля шакьев, входившим в конфедерацию Вридджи с выборной формой правления вместе с другими клановыми сообществами маллов, кушинагаров, павов, личчхавов. Владения личчхавов были самыми значительными по сравнению с остальными.