Текст книги "Будда"

В третью стражу ночи он распознал источник страдания, питающийся пристрастием к чувственным желаниям, к жизни, проходящей в невежестве и в заблуждениях¹³.

Так появились его Четыре Благородных Истины: «Все это есть страдание. У страдания имеется причина, корень. Но он искореняется, и тогда прекращается действие причины страдания. Для этого существует Путь прекращения страдания». Что значит «все это»? «Я полностью осознал, что все это и есть пристрастие, привязанность к чувственным желаниям, к существованию, к невежеству и ложным взглядам, что есть причина пристрастий, что есть устранение пристрастий и что есть Путь, ведущий к устранению пристрастий. Как только я познал и осознал, мой ум освободился от пристрастий, и во мне, освобожденном, возникло знание о моей свободе»¹⁴.

Шакьямуни Будда избавился от порочности желаний, от порочности заблуждений и от порочности невежества¹⁵.

На этом, однако, занавес не опускается. Снова на сцене появляется вечный искуситель – демон Мара. В этот раз он убеждает Первоучителя, понявшего взаимосвязи и условности существования, особенно не задерживаться на этой грешной земле, заселенной порочными людьми, и не мешкая отправляться одному в нирвану. Мара почувствовал сомнения, охватившие Будду Шакьямуни, – дойдет ли до сознания народа его проповедь об освобождении от страданий? Он не знал, целесообразно ли открывать людям свой путь выхода из сансары. Не исказят и не приземлят ли слова смысл его Просветления? Не будут ли слушатели шокированы его учением? Поймут ли они его учение, особенно рассуждения о том, что земным миром правят случайности, за которыми трудно уследить, а тем более невозможно их обобщить. Эта теория выводится из закона казуальности и в западном мире получила известность благодаря, в частности, древнегреческому философу Эпикуру (342/343–271/270 гг. до н. э.) и римскому поэту и философу Титу Лукрецию Кару (ок. 99–55 гг. до н. э.).

Герман Ольденберг обратил внимание на аргументы, выдвигаемые самим Буддой Шакьямуни в пользу принятия предложения демона Мары не обнародовать свое учение: «Познал я эту глубокую истину, которую трудно познать и трудно понять, истину миротворящую, возвышенную, превосходящую всякое мышление, глубокую, понять которую может только мудрец. Человечество живет в земных желаниях, в земных желаниях его прибежище и наслаждение. Человечеству, живущему только в земных желаниях и находящему в них свое прибежище и свое наслаждение, будет трудно понять закон казуальности (от лат. casus – случай, случайность), цепь причин и следствий; и еще ему будет трудно понять успокоение всех форм, отречение от всего земного, умерщвление страсти, прекращение желания, конец, Нирвану. Если я возвещу закон, меня не поймут, и я даром потрачу свои труды»¹⁶.

Надеюсь, что читатель понял, что «закон казуальности» остается на совести Германа Ольденберга – переводчика этого отрывка из буддийского предания, и простим выдающемуся буддологу его вольность. Ведь немецкому ученому было важно передать западному читателю смысл сказанного Буддой Шакьямуни. Буквальный перевод потребовал бы обширного комментария.

Сомнения, охватившие Гаутаму Будду, на которых играл демон Мара, выражены строками стихотворения Федора Ивановича Тютчева «Silentium»: «Как сердцу высказать себя?/Другому как понять тебя?/Поймет ли он, чем ты живешь?/ Мысль изреченная есть ложь»¹⁷.

Конечно же, Первоучитель надеялся, что его последователи распространят его учение по миру. Вместе с тем он предвидел опасность искажения его основных идей, какую-то перелицовку его доктрины. Так стоит ли из слепых делать зрячих, если они опять ослепнут по собственному неразумению?

Главным лицом в решении этой дилеммы предание делает бога Брахму. Именно этот саморожденный из пупа бога Вишну творец Вселенной и создатель прародителей человечества вступается перед Буддой Шакьямуни за людей.

Выбор Брахмы как людского заступника не случаен. Его появление в этой роли, я полагаю, до космических пределов расширяет пространство, где осуществляются идеи Первоучителя. Кроме этого, ненавязчиво проводится мысль, что новый тип эволюции живых существ возможен по ту сторону земного мира и бренности. Чтобы принцип ахимсы определил развитие жизни нового типа, предстоит долгий путь воспитания отдельных людей, а затем всего человечества.

Бог Брахма образумил Будду Шакьямуни, сказав: «Поистине погибнет мир, если солнце совершенного, святого, Высшего Будды склоняется к тому, чтобы оставаться в покое и не проповедовать закона»¹⁸.

Пафосные и лживые речи демона Мары, убеждающие Будду Шакьямуни отвернуться от земной жизни и одному войти в Нирвану, наконец-то получают достойную отповедь: «Я не войду в Нирвану, злой, пока не образую учеников своих, монахов, мудрых и просвещенных, знатоков закона, опытных в учении и в законе, опытных в правилах, идущих далее возвещать, учить, распространять, открывать, приводить в порядок, излагать то учение, которое они слышали от своего учителя; уничтожать сопротивление их учению, возвещать закон чудесами. Я не войду в Нирвану, о злой, до тех пор, пока не сделаю своими ученицами монахинь, мудрых и просвещенных. (…) Я не войду в Нирвану, о злой, пока не процветет, не увеличится и не распространится над всем народом и не будет возвещен всем людям мой святой закон»¹⁹.

В последующие 45 лет Будда Шакьямуни будет изо дня в день, вновь и вновь, переходя из деревни в город, а из города в деревню, объяснять свое учение тем, кто захочет вернуться к первоисточнику жизни и окажется достаточно мужественным, сильным и свободным, чтобы испить из него живой воды.

Глава четвертая
Взятие неприступной крепости – мозга человека и пути эволюции духа

Повествующая о человеческом мозге, о связях нашего сознания с Космосом, о Гиппократе и его представлениях о человеческом мозге, о Радищеве, Канте и псе Кербере, о шестеричном царстве, о ноосфере, Эдуарде Леруа, Тайяре де Шардене и академике В. И. Вернадском

Можно сомневаться в некоторых версиях биографии Гаутамы Будды, этой всемирно известной личности. Однако одно обстоятельство оспорить невозможно: сосредоточенная в этом человеке энергия сокрушительной силы была направлена на единственный объект – на себя самого. А точнее – на свой мозг, на преобразование собственного сознания. Ибо в человеческом мозгу «отпечаталась» эволюция всего живого, всего того, что мы называем сущим. Что звездное небо также находится в нашем сознании, доказали наши современники, физиологи Джон О'Киф и супруги Мэй Бритт и Эдвард Мозер. Они нашли нейроны, отвечающие за саму идею пространства. За это открытие им была присуждена 6 октября 2014 года Нобелевская премия по физиологии и медицине.

Древние индийцы знали о связи нашего сознания и Космоса давным-давно, интуитивно и осознанно ощущали эту связь как близкую и родную. Помогла им в этом ментальная медитация, позволившая вывести из дремоты или спячки некоторые участки мозга. Обнаруженное соответствие между человеком и Космосом явилось первым шагом к провозглашению ими универсального нравственного закона, регулирующего как жизнь человеческую, так и жизнь космическую. Другими словами, мозг – орган разума.

Знаменитый древнегреческий целитель и врач, отец европейской медицины Гиппократ (ок. 460 г. – между 377 и 356 гг. до н. э.), современник Гаутамы Будды, пришел к тому же самому выводу: «Люди должны знать, что из мозга, и только из мозга, возникают наши удовольствия, радости, смех и шутки, точно так же, как и наши горести, боль, печаль и слезы, с помощью мозга мы думаем, видим, слышим, отличаем уродливое от красивого, плохое от хорошего, приятное от неприятного (…) Надо знать, что огорчения, печаль, недовольства и жалобы происходят из мозга. Из-за него мы становимся безумными, нас охватывают тревога и страхи либо ночью, либо с наступлением дня; в нем лежат причины бессонницы и лунатизма, невозможности собраться с мыслями, забывчивости и необычного поведения»¹.

Великий Гиппократ вслед за Буддой почти теми же словами, что и древнеиндийский мудрец, обозначил источник человеческих эмоций. Правда, он усомнился бы в бесспорности идеи считать видимый и ощущаемый чувствами мир, то есть все сущее, иллюзорным, своего рода подменой и подделкой реальной действительности. Думаю, что эта мысль объявлять существующее несуществующим, миражом, показалась бы ему маловразумительной. Более вероятно, что он принял бы буддийский взгляд на человека как на тварное, дикое и хищное существо, требующее обуздания путем постоянной, длительной и неторопливой, а главное – ненасильственной дрессировки. Убежден, что Гиппократ, как и Будда, полагал, что человеческий ум в силу своих ограниченных знаний законов природы воспринимает окружающий мир не таким, каков он есть на самом деле. Согласился бы и с тем, что мир непрестанных рождений, смертей и новых рождений находится в состоянии постоянного страдания и сиюминутен во всех своих проявлениях и проживаемых мгновениях. Здесь приходит на память известная поэтическая строка, сокращенная А. Н. Радищевым всего-то на одно слово, из поэмы Василия Тредиаковского «Телемахида, или Странствие Телемаха, сына Одиссеева». Русский писатель взял ее эпиграфом к знаменитой в свое время книге «Путешествие из Петербурга в Москву».

Вот эта строка, описывающая «преужасного пса Кербера» (Цербера[4]4
  Кербер или Цербер – трехглавый пес со змеиным хвостом, из пастей которого каплет ядовитая слюна. Он неусыпный страж у входа в царство мертвых, дабы мертвые не вернулись в мир живых.


[Закрыть]. – А. С.): «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй»². Этот пес, охраняющий Аид – мир мертвых у древних греков, у Радищева, как полагают, символизирует спящую вечным сном крепостную Россию эпохи Екатерины II.

Я думаю, что в этом эпиграфе к произведению русского писателя образ Кербера по своему значению и смыслу более объемный. Он воплощает ту силу социальной и умственной инертности, которая препятствует пробуждению к духовной жизни находящегося в первобытной дикости человека. Приучить его к нравственной жизни, превратив его с его же помощью в незлобивое и моральное существо, взялся Гаутама Будда. Вероятно, первый в истории человечества, кто поставил перед собой такую, казалось бы, невозможной трудности задачу. В том, что она выполнима, Гаутама Будда, однако, не сомневался. Первым испытуемым, подтвердившим на собственном примере, что цель изменения человека в лучшую сторону достижима, был он сам.

Гельмут Улиг, автор замечательной книги о Будде, приводит в качестве эпиграфа к своему сочинению образное высказывание мастера дзэн Хакуина (1683–1768): «Люди по своей глубинной сути – будды. Как вода – это лед. И как нет льда без воды, так и нет человека без будды. Горе людям, ищущим чего-то в дальних далях и не знающим, что лежит рядом! Они подобны тем, которые стоят в воде и воды требуют. Рожденные от богатейших и благороднейших отцов, безутешно бродят они, однако, в бедноте и нищете. Причиной вечного круговорота в шестеричном царстве является мрачный путь собственного тупоумия и глупости. Но все темнее и темнее становится вокруг них во мраке заблуждения. Освободятся ли они когда-нибудь от жизни и смерти?»³

Если среди разнообразных проявлений человеческой жизни торжествует материально-телесный «низ», ответ может быть один – никогда!

Что же это за шестеричное царство, о котором упоминает Хакуин? Согласно буддийскому учению, будущее умершего человека определяется законом воздаяния, то есть добрыми и дурными поступками, совершенными им за всю прожитую жизнь. Намечаются шесть путей перерождения. Три из них – хуже не представить, три – вполне благоприятные. В круговороте рождений, смертей и новых рождений возникают миры ада, вечно голодных духов, так называемых претов, животных (к этим трем приводят дурные пути) и миры людей, демонов, так называемых асуров, небожителей (к ним приводят хорошие пути). Это шесть миров сансары.

Теперь самое время вспомнить философа Иммануила Канта, его размышления о двойственной сущности человека, которая проявляется в его телесной (чистый разум) и духовной (практический разум) природе.

Телесная составляющая у человека такая же, как у животного. Она связана с различными инстинктами и приобретаемыми путем проб и ошибок навыками, направленными на главную цель – выживание в окружающем мире. В этой части своей природы человек ничем не отличается от животного. Механизмы мутации, а также мимикрии сильнейших и слабейших организмов определяют эволюцию плоти и способствуют дальнейшему существованию той или иной популяции. Естественно, выживают сильнейшие особи и, разумеется, самые «хитрейшие» из них. Те, кто наиболее быстро приспосабливается к новым условиям жизни, к изменениям природной среды. Эволюция духа (практический разум), понятие, принадлежащее только человеку, возможна при единственном условии – большинство человечества должно жить согласно понятиям нравственности, морали, совести. Вот этого-то до сих пор не происходит. За 2500 лет изменения к лучшему в сфере духа оказались минимальными. Научные открытия изменили окружающий нас мир, но человек в большинстве своем практически остался тем же самым существом, агрессивным и жадным до развлечений, как много тысячелетий назад.

Не будем, однако, обращаться к одному прошлому и отворачиваться от будущего. Даже в трагических ситуациях люди не перестают мечтать, надеяться и верить, что добро побеждает зло. Несмотря на то что под воздействием различных обстоятельств они, как стрелки маятника, колеблются то в одну, то в другую сторону. Что-то всегда сбивает их с толку и не дает сосредоточиться на себе самих. На том, что они, а не что-нибудь другое, и есть соль земли.

И все-таки нравственное чувство в человеке не атрофировалось окончательно, а, напротив, окрепло, стало сознательным и глубоким. Наступило наконец-то время, когда человек заинтересовался самим собой и своим будущим.

В современном мире понятие духа уравнялось с понятием свободы мысли. Именно она определяет разумную человеческую деятельность, которая, сообразуясь с нормами нравственности и морали, постепенно превращается в главный фактор развития всей Земли. Биосфера преобразуется в ноосферу (от греч. ноос – разум и сфайра – шар). Термин «ноосфера», обозначающий деятельность человека разумного, влияющая на геологические процессы, принадлежит французскому ученому, математику Эдуарду Леруа (1870–1954). Он ввел его в научный оборот в 1927 году под воздействием лекций, прочитанных в Сорбонне великим русским ученым Владимиром Ивановичем Вернадским (1863–1945). На этих лекциях также присутствовал французский палеонтолог, философ, богослов П. Тайяр де Шарден (1881–1955). В рассуждениях П. Тайяра де Шардена ноосфера представлена действующей силой эволюции, направляемой Божьей волей. В. И. Вернадский в эту идею французского мыслителя о ноосфере внес серьезную коррективу. Для него ноосфера – состояние биосферы, при котором ее развитие непосредственно связано с разумной деятельностью человека без какого-либо божественного вмешательства.

В. И. Вернадский незаметно, без всякой преднамеренности, используя исключительно научный инструментарий, в своих умозаключениях сблизился, как смею утверждать, с проблематикой и основными положениями доктрины Гаутамы Шакьямуни Будды. Как мне представляется, русский ученый пытался подтвердить научными знаниями гениальные откровения великого мыслителя из далекого прошлого. По крайней мере доктрина Будды явно направляла движение свободной мысли В. И. Вернадского. Судите сами. Вот что записывает В. И. Вернадский в своем «Дневнике» 17 мая 1941 года:

«Все построения – религиозные и философские – о смерти являются сложными концепциями, в которых научно реальное, вероятно, едва сказывается, – а научная мысль еще не подошла даже к первым построениям. Странным образом я подхожу к идее, что атомы-изотопы – иные в живом и косном. Это, во-первых, и, во-вторых, ясно, что: 1) все живое, от мельчайшей бактерии и амебы и до человека, – единое, 2) что материально оно отличается от всех косных природных тел мироздания – поскольку мы его знаем. Я думаю, что различие кроется глубже, чем в физико-химических свойствах (которые одинаковы), но в состояниях пространства-времени. 3) Мы не знаем еще многого основного: есть неизвестные нам свойства человека, которые затронуты, по-видимому, индийскими мыслителями, и мы не знаем, какие процессы были и есть в природе – на Земле, в частности, – которые отвечают созданию пространства-времени, отвечающего живому организму. 4) Возможно, что жизнь – живой организм в отличие от всего, в природе существующего, отличается атомами. (…) 5) Это явление космическое. В Космосе Солнечная система заняла особое положение в Галактике – около [ее] центра»⁴.

И еще одна запись от 31 мая: «…едва ли можно думать, что личность после смерти сохраняется». И в тот же день другая запись: «Думаю, что живое отличается от мертвого другим состоянием пространства»⁵.

Не о том ли «непроявленном бытии», альтернативе сансары, рассуждает в своем «Дневнике» Владимир Иванович Вернадский? Не о том ли самом единственно вожделенном бытии пишет он? И не в это ли обетованное пространство Гаутама Шакьямуни Будда упорно и настойчиво звал своих последователей?

В то же самое время, когда почти вся Европа была захвачена нацистами, 17 мая 1941 года русский писатель Михаил Осоргин, находящийся в изгнании во Франции, с протокольной и художественной точностью констатировал: «Философское бесстрастие сейчас такая же или еще большая редкость, как чашка настоящего ароматного мокко. Вполне „не от мира сего“ только люди, потерявшие память от ран и контузий»⁶. Ему же принадлежит трагический возглас: «Мы все одинаковы под колесами истории!»⁷

Опять вернусь к В. И. Вернадскому и (в противовес пессимизму Михаила Осоргина) процитирую его неожиданно вырвавшееся, как я думаю, признание, сделанное самому себе в «Дневнике» 25 сентября 1941 года: «Чувство спокойное у меня неизбежности смерти как естественной правды. К старости примиряешься со смертью, сопровождаемой страданием. Чувствую вечность…»⁸

Смерть, правда, страдание, вечность – не это ли основные темы размышлений Сиддхартхи Гаутамы?

Сиддхартха Гаутама протестовал против навязывания ему божественного ореола. Что этот ореол возник – не его вина.

По-человечески тепло о его трагедии сказала В. Г. Лысенко: «В раннем буддизме никакого культа не было, и Будда предостерегал от культа. Он говорил: не подносите мне цветов, не обращайтесь со мной как с идолом. (…) Буддизм рождается как религия, именно потому, что Будда обещает всем людям открыть путь к спасению, к освобождению от тягот человеческого существования, от тягот сансары. Он говорил: „Я бью в барабан бессмертия“. Он называл это бессмертием, потому что нирвана – это преодоление смерти. Для пиара, следуя принципу „искусных средств“»⁹.

Испокон веков люди ищут рай. В жизни здешней или нездешней, потусторонней. В книге «Миросозерцание Достоевского» русский философ Николай Бердяев рассмотрел, как понимали рай, какой вкладывали смысл в это понятие разные поколения людей и какие пути они видели к его обретению: «Возможны три решения вопроса о мировой гармонии, о рае, об окончательном торжестве добра: 1) гармония, рай, жизнь в добре без свободы избрания, без мировой трагедии, без страдания и творческого труда; 2) гармония, рай, жизнь в добре на вершине земной истории, купленная ценой неисчислимых страданий и слез всех обреченных на смерть человеческих поколений, превращенных в средство для грядущих счастливцев; 3) гармония, рай, жизнь в добре, к которым приходит человек через свободу и страдание в плане, в который войдут все когда-либо жившие и страдавшие, т. е. в Царстве Божьем»¹⁰.

Для достижения мировой гармонии недостаточно благочестия, богобоязненности, святости отдельных людей. Большинство человечества жило и по нынешний день все еще живет в постоянном грехопадении, нечестии, безбожии. Мизантропия, человеконенавистничество, часто переходящая в антропофобию, человекобоязнь, – не то психологическое состояние личности, которое способствует адекватному пониманию богоданности жизни, сохранению внутреннего чувства благоговения перед ней.

Мизантропия порождает в человеке агрессию к себе подобным.

Вместо тяжелой и длительной духовной работы, приводящей к гармоническому уравновешиванию всех общественных сил и факторов, в переломные эпохи часто оживляется старая как мир идеология, в которой господствует вера в насилие как в радикальное средство достижения баланса между «светскостью» – спокойным, обеспеченным, комфортным человеческим существованием – и религиозностью.

Даже в наши дни необходимость и предопределенность свыше неимоверных человеческих страданий провозглашается некоторыми религиозными радикалами в качестве эффективного средства для повышения в настоящем и будущем качества духовной жизни если не всего человечества, то по крайней мере отдельного народа. Насилие предполагается широкомасштабным, сопряженным с массовыми убийствами и оправдывается войной с врагами. Сохранить духовное равновесие для немногих уцелевших ценой умерщвления почти всего живого – дело негодное и постыдное. Приносить в жертву своим амбициям и интересам элиты благополучие многих – тягчайшее преступление.

Обратим внимание, что ярость, кровь и национальное унижение героев Ветхого Завета, требующих отмщения и прибегающих к кровопролитию, приходит в явное противоречие с тем, что провозглашается богоугодным ходом истории в Новом Завете.

В контексте подобной перспективы судьбы человечества интерес к личности Будды и его учению в странах христианской культуры приобретает особый, не только мировоззренческий смысл. Он непосредственно затрагивает человеческую жизнь как таковую. Современные люди как на Востоке, так и на Западе, те, кто общими усилиями направляет развитие цивилизации, хотят жить без Армагеддона и мыслить позитивными категориями, а не пребывать в загоне экстремистских предубеждений, подчиняясь загнанной в прокрустово ложе единственной и неоспоримой «истине». Так ли уж необходимо быть безропотными и покорными овцами, находящимися под постоянным приглядом строгих, самонадеянных и жаждущих крови пастырей?

Нужно ли с умилением смотреть на деспотическое и грешное прошлое и сожалеть о его утрате? Вряд ли. Не стоит уподобляться жене Лота, затосковавшей о своем родном доме, оглянувшейся на него и превратившейся в соляной столб.

Будда в современном мире предстает учителем и наставником не только буддистов, но и большого количества людей, принадлежащих по рождению или по вере к другим религиозным конфессиям. Эти далекие от буддийской «литургии» люди находят в личности и учении Будды нечто такое, что созвучно их размышлениям по поводу повсеместного уничтожения человеком себе подобных и живой природы.

Самоубийственное подчинение всего и вся интересам глобального бизнеса, безнаказанный произвол богатеющих монополий, не считающихся с постоянно растущим ухудшением экологического состояния планеты, научно-технический прогресс любой ценой создали очень тревожную ситуацию. Она уже привела к полному исчезновению многих видов животных, в первую очередь птиц, насекомых, и угрожает существованию самой человеческой популяции. Перестают срабатывать механизмы адаптации естественных систем и самого человека к быстрым и не всегда прогнозируемым изменениям природной среды, связанным непосредственно с человеческой деятельностью.

Зло настырно и наступательно. У него существует множество оправдывающих его доводов и аргументов. К тому же и добрые помыслы зачастую приводят к непредсказуемым и кошмарным последствиям. Ведь недаром говорят: «Благими намерениями вымощена дорога в ад».

До тех пор, пока человек попирает достоинство других людей и не исходит в своих поступках из нравственных принципов, им легко манипулировать в интересах элитарного меньшинства. Совсем нетрудно соблазнять, обманывать, на что угодно подстрекать неискушенных и простодушных людей, не обладающих из-за своей социальной приниженности и малограмотности ни духовной зрелостью, ни мудростью.

Обретение рая непосредственно связано с жизнью человеческой души. Представление о ней в разные эпохи и в разных религиях свое, специфическое. Учение Платона, например, предвещает взгляды на бестелесную природу души и ее личное бессмертие. Богоподобие души – источник ее бессмертия.

Великий Гёте верил в вечность души как неделимой монады, реальной живой индивидуальности. В христианской доктрине индивидуальное «я» стоит выше времени. Бог есть абсолютное совершенное добро. Человек приобщается к абсолютной ценности Божьей – сверхвременному бытию, то есть Царству Божьему.

Свое учение Будда проповедовал и широко распространял на северо-востоке Индии. Сейчас на этой территории расположен штат Бихар, а в те далекие времена находились древние государства Магадха, Кошала, Вайшали. После ухода Будды из земной жизни его ученики закрепили успехи первоначальной буддийской общины расширительным толкованием основных идей учителя.

Так кто же на самом деле Будда? Гениальный психотерапевт, бунтарь, посягнувший на авторитет Вед, взявший под сомнение политическую целесообразность, традиционный здравый смысл и верования своих соплеменников? Харизматичная личность, упорно добивающаяся своей цели? Почему его учение распространилось по всему миру, а его самого признали основателем первой мировой религии?

Впрочем, отнесение его учения к религиозной доктрине вряд ли бы ему понравилось. Также маловероятно, что он пришел бы в восторг от своих статуй в многочисленных буддийских храмах. В людском сообществе существует любопытная закономерность: чем незначительнее результаты по преобразованию человека и человечества, тем монументальнее и помпезнее сооружения, воздвигнутые потомками в честь авторов этих проектов.

Сиддхартха Гаутама не собирался насильственно вправлять мозги своим современникам, которым едва дышалось в атмосфере жестко регламентированного сословного общества. Он понимал, что его риторические эскапады в защиту бедных и обездоленных людей ни к чему хорошему не приведут. Они только обострят вражду между теми, у кого есть всё, и теми, у кого нет ничего.

Люди, обращаясь к своему прошлому, пытаются понять, какие причины приводят к тем или иным историческим событиям. К тому же им всегда любопытно узнать, как все это происходило на самом деле. Вообще-то в подобном желании нет ничего странного. Человеческая любознательность, подкрепленная наблюдательностью и способностью к размышлению, как свидетельствует история мировой цивилизации, дает ошеломляющие результаты. Не эти ли природные свойства человека легли в основу творческих озарений и открытий Сиддхартхи Гаутамы? Как писал Борис Пастернак, «во всем мне хочется дойти до самой сути…».

Пристально вглядевшись в обусловленное поступками живых существ пребывание в круговороте вынужденных рождений и смертей, Сиддхартха Гаутама пришел к неутешительному выводу: вся человеческая жизнь, если подвести под нее окончательную черту, – страдание. В ней находиться столь же опасно и малоприятно, как бродить по топким джунглям с их ядовитой живностью. Вместе с тем человек способен избавить самого себя от страдания, то есть от существования, обусловленного кармой – законом причины и следствия. Ему по силам в течение даже одной жизни, как это сделал он, очистить собственное сознание от губительных для него посылов, выйти из состояния неведения, перестать быть рабом непреложной обусловленности, больше не подчиняясь завлекающим в ловушку прихотям, бессознательным импульсам самолюбивой и гордой человеческой натуры.

Совершая нравственные и осмысленные поступки, люди в соответствии с благой кармой освобождаются от «молота причинности на наковальне следствий», по образному выражению философа Е. А. Торчинова. Постоянно улучшая в сансаре свой вид существования, каждый человек имеет шанс навсегда выйти из круговорота обусловленного бытия, то есть достичь такого состояния ума, в котором полностью преодолено страдание вместе с его причинами.

Согласитесь, когда человек прожил долгую, осмысленную и нравственную жизнь и нашел в ней себя, то умирать не страшно.

Будда не уставал повторять: смерть – неотъемлемая часть существующей вокруг нас реальности. Ею заканчивается каждая проживаемая жизнь.

В номерах гостиниц многих стран Южной Азии (и не только) к услугам постояльцев на письменном столе или в одном из ящиков тумбочки у кровати обычно лежат три священные книги на английском языке: Библия, Бхагавадгита и Учение Будды. Правда, последняя из трех названных книг двуязычная. Она напечатана в Японии, поэтому текст в ней на двух языках: английском и японском. Эта книга особенная, она содержит основные максимы Первоучителя. Те правила поведения и принципы, которыми он предлагал руководствоваться своим последователям в их действиях и поступках, на что им необходимо направлять энергию и ум.