Текст книги "Национальный состав Красной армии. 1918–1945. Историко-статистическое исследование"

Глава 5. Национальные воинские формирования Красной армии в 1920-х – середине 1940-х гг.

5.1. Национальная политика в строительстве вооруженных сил в первой половине 1920-х гг.

В годы Гражданской войны 1918–1922 гг. национальные воинские формирования в составе РККА, так же как и многочисленные партизанские отряды, укомплектованные представителями различных национальностей, сыграли важную роль в отстаивании советской власти на окраинах бывшей Российской империи. По окончании гражданского противостояния большинство из них было упразднено в рамках общего многократного сокращения РККА. Однако вопрос о национальных формированиях вовсе не был снят с повестки дня, а, напротив, вышел на качественно новый уровень и приобрел особый политический смысл.

После окончания Гражданской войны решение национального вопроса, понимавшееся советской властью в необходимости общественно-политического и этнокультурного обустройства национальных окраин бывшей Российской империи, оказавших ей доверие, было краеугольным камнем развития молодого Советского государства. Окончание Гражданской войны ускорило объединительные тенденции, завершившиеся провозглашением в декабре 1922 г. Союза Советских Социалистических Республик. Обсуждение modus vivendi нового государства, в том числе его военной организации, происходило на XII съезде РКП(б) (17–25 апреля 1923 г.). Главной повесткой дня съезда стал национальный вопрос.

Изучение материалов XII съезда позволяет утверждать, что данный партийный форум фактически положил начало курсу государственной политики, получившей наименование коренизация. Его суть заключалась в том, что национальные кадры во всех сферах общественной жизни получали приоритет перед славянскими, объявленными в национальных регионах некоренными. Одновременно резко повышался статус местных языков. Строительство армии на новых началах на ближайшие годы стало одним из важнейших аспектов воплощения в жизнь новой национальной политики коренизации.

Съезд подтвердил ленинский курс на добровольное и равноправное участие советских республик в государственном и культурном строительстве новой социалистической державы. Достижение этой цели было возможно лишь в результате преодоления «наследия царизма» – великорусского шовинизма и местного национализма. Этим явлениям в резолюции было уделено основное внимание. Причем первое из них считалось главным злом, а второе – производным от первого, «своеобразной формой обороны» нерусских народов, их реакцией на великорусские настроения со стороны вначале царских, а теперь и советских чиновников[485]485
  КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК… Ч. 1. М., 1953. С. 435, 437.


[Закрыть]. Возобладала ленинская позиция о том, что в условиях исторической несправедливости в отношении «инородцев» восстановить доверие к русской пролетарской власти нужно не просто учреждением национального равенства, но и предоставлением существенных уступок: «Лучше пересолить в сторону уступчивости и мягкости к национальным меньшинствам, чем недосолить»[486]486
  Ленин В.И. Полное собр. соч. 5-е изд. Т. 45. Март 1922 – март 1923. М., 1964. С. 358.


[Закрыть]. По мнению Ленина, ввиду перспектив мировой революции особенно важно было завоевать авторитет среди «своих националов», поскольку на Советскую Россию смотрели «сотни миллионов народов Азии, которым предстоит выступить на исторической авансцене в ближайшем будущем»[487]487
  Ленин В.И. Полное собр. соч. 5-е изд. Т. 45. Март 1922 – март 1923. М., 1964. С. 360.


[Закрыть].

На съезде Ленину оппонировал И.В. Сталин, выступивший 23 апреля с большим докладом «Национальные моменты в партийном и государственном строительстве», а затем вернувшийся к национальному вопросу в заключительном слове к делегатам 25 апреля. Сталин ставил национальные проблемы меньшинств в зависимость от решения государственных задач. По его мнению, местные большевики слишком всерьез приняли «игру в независимость», предложенную слабым еще центром в 1917–1918 гг., и теперь «упорно требуют от нас проведения в жизнь буквы конституций независимых республик»[488]488
  ЦК ВКП(б) – ВКП(б) и национальный вопрос. Кн. 1. 1918–1939 гг. М., 2005. С. 78.


[Закрыть]. Сталин категорически предлагал Ленину прекратить «демонстрации либерализма Москвы», определив, что «во всем основном окраины, безусловно, должны подчиняться центру»[489]489
  ЦК ВКП(б) – ВКП(б) и национальный вопрос. Кн. 1. 1918–1939 гг. М., 2005. С. 78.


[Закрыть]. «Кроме права народов на самоопределение, есть еще право рабочего класса на укрепление своей власти, и этому последнему праву подчинено право на самоопределение», – однозначно заявлял Сталин[490]490
  Двенадцатый съезд Российской коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М., 1923. С. 275.


[Закрыть]. Такой взгляд был нацелен на политическую и культурную ассимиляцию национальных меньшинств.

В резолюции съезда по национальному вопросу содержалось положение о том, чтобы была «усилена воспитательная работа в Красной армии в духе насаждения идей братства и солидарности народов Союза и были предприняты практические мероприятия по организации национальных войсковых частей с соблюдением всех мер, необходимых для обеспечения полной обороноспособности республик»[491]491
  Двенадцатый съезд Российской коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М., 1923. С. 441.


[Закрыть] (курсив мой. – Авт.).

Решения XII съезда РКП(б) по национальному вопросу требовали перехода от законодательного, декларативного равенства национальностей к его практической реализации. Военные вопросы, сформулированные в резолюции весьма общо, были развиты и конкретизированы на ближайших совещаниях руководящих партийных и военных работников. Так, в резолюции IV совещания ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик и областей, проходившего вскоре после окончания XII съезда РКП(б), в июне 1923 г., содержался раздел «О практических мерах по организации войсковых частей». В резолюции отмечалась «первостепенная» политическая функция нацформирований как для обороны страны, так и для возможного выступления против соседних государств. Среди приоритетных мер по организации нацформирований назывались подготовка и накопление национальных военных кадров комсостава[492]492
  КПСС в резолюциях… Ч. 1. С. 765–766.


[Закрыть].

Первая программа действий по решению национального вопроса в военном деле, основанная на установках XII съезда РКП(б), была принята III Всесоюзным совещанием политработников Красной армии и Красного флота, проходившим 21–26 октября 1923 г. Резолюция «Национальный вопрос и Красная армия» основывалась на констатации общего роста «всего советского строительства» в национальных регионах СССР. Красной армии в этом процессе отводилась ключевая роль в обеспечении идейной смычки в рамках армейского коллектива преимущественно русского пролетариата и преимущественно нерусского крестьянства. 25 пунктов, составивших резолюцию, были сгруппированы в несколько разделов, освещавших необходимые организационные мероприятия (подбор руководящих работников, знающих местные языки, и соответствующий пересмотр руководящих аппаратов воинских частей на местах, сосредоточение бойцов нерусских национальностей в едином подразделении, части), постановку воспитательной работы с населением, с рядовым, курсантским и начальствующим составом (обязательное изучение истории, культуры, быта и языков местного нерусского населения, упрощение и адаптация содержания политико-пропагандистской работы в соответствии с культурно-образовательным уровнем нерусских военнослужащих и населения, развертывание антирелигиозной пропаганды); работу с нерусским красноармейским составом (снабжение уставной и учебной литературой на родных языках, обучение грамоте на родном языке, обеспечение национальных культурно-бытовых условий несения службы, введение особой формы одежды), развитие национальных частей (организация сети национальных военных школ, организация материально-финансового обеспечения национальных формирований, выработка условий и форм несения нерусскими народами военной службы)[493]493
  Всеармейские совещания политработников: 1918–1940 (Резолюции). М., 1984. С. 86–90.


[Закрыть].

В этот период многие советские и партийные работники в национальных регионах склонны были толковать формирование национальных частей как свое имманентное право и одновременно – как обязанность союзных властей. Уже спустя три месяца после окончания съезда начальник Политуправления РВС СССР В.А. Антонов-Овсеенко вынужден был разослать в округа циркулярное письмо, в котором указывал, что «местные гражданские работники, часто не сознавая всей сложности этого вопроса, выдвигали перед командованием и Политуправлением совершенно неосуществимые в данный момент требования [о формировании национальных частей], которые, в конечном счете, могли бы не только подорвать обороноспособность Республики, но и скомпрометировать само дело национальных формирований»[494]494
  РГВА. Ф. 9. Оп. 28. Д. 324. Л. 89–90.


[Закрыть].

Кроме того, руководство страны опасалось, что национальные формирования могут послужить благодатной почвой для вызревания местного сепаратизма. Так, по данным М.В. Фрунзе, «у некоторых товарищей на местах» уже «имеются тенденции к превращению национальных формирований в ядро национальных армий»[495]495
  Фрунзе М.В. Собр. соч. Т. 2. 1924 г. М., 1926. С. 191.


[Закрыть].

Эти опасения имели под собой почву. Изучение документов показало, что среди мотивов, стимулировавших национальные регионы к развитию национальных формирований в первой половине 1920-х гг., важное место занимало престижное соперничество между советскими и партийными национальными элитами, особенно между соседями. Наличие собственных национальных войск трактовалось ими как атрибут социальной и государственной состоятельности этноса, а их отсутствие, напротив, как признак отсталости, политической незрелости. В этот период давление на органы военного управления со стороны руководства национальных регионов было очень значительным. Об этом как о факторе, стимулировавшем национальное строительство, прямо говорил наркомвоенмор М.В. Фрунзе[496]496
  РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 54. Л. 14.


[Закрыть]. В. Катуков, участник создания национальных частей в Казахстане в 1920-х гг., свидетельствовал о желании местных ответственных работников «как можно скорее и как можно больше насоздать казахских частей, не отстать от прочих национальных республик…»[497]497
  Катуков В. Национальное военное строительство в Казахстане. Алма-Ата, 1930. С. 14.


[Закрыть]. В Чечне, в свою очередь, формирование в 1925 г. Чеченского кавалерийского взвода трактовалось как создание ядра чеченской национальной армии. В Ленинском уголке в расположении взвода висел свидетельствующий об этом плакат, полученный от Чеченского ЦИКа: «Национальная Красная армия – залог становления Чечни»[498]498
  РГВА. Ф. 9. Оп. 26. Д. 237. Л. 84 об.


[Закрыть]. Подобные примеры выявлены и в других национальных регионах – Калмыкии, Дагестане, Узбекистане и т. д. Оценивая возникновение национальных армий на заре существования Советского государства, французский историк Э. Каррер д’Анкосс справедливо отмечала: «В слаборазвитых странах, не имеющих пролетариата, кадры должна поставлять армия, причем армия сильная, иерархическая, политизированная – армия, которая воплощает еще смутное национальное самосознание и служит питомником для национальных кадров»[499]499
  Каррер д’Анкосс Э. Расколотая империя: Национальный бунт в СССР. Лондон, 1982. С. 194.


[Закрыть]. Именно этот, неконтролируемый рост местных кадров воспринимался в центре как политическая опасность.

Однако в целом руководство страны в начале 1920-х гг. было позитивно настроено в отношении перспектив национальных формирований. 29 августа 1923 г. Реввоенсовет Республики был преобразован в Реввоенсовет СССР. Состав Реввоенсовета существенно расширился (с 6 до 13 членов) за счет представителей вошедших в состав нового государства союзных республик. С конца августа 1923 г. в состав РВС СССР входили: Л.Д. Троцкий (председатель), Э.М. Склянский (заместитель председателя), С.С. Каменев, В.А. Антонов-Овсеенко, С.С. Данилов, С.М. Буденный, В.А. Богуцкий, И.С. Уншлихт, А.П. Розенгольц, И. Хыдыралиев, Ш.З. Элиава, А.Ф. Мясников и Г.С. Везиров. Четверо последних представляли Среднюю Азию, Грузию, Армению и Азербайджан соответственно. 5 марта 1924 г. решением Военной комиссии Пленума ЦК РКП(б) Г.С. Везиров был заменен К. Караевым, а представителем от Северного Кавказа был назначен Г.К. Орджоникидзе[500]500
  Красная армия в 1920-е годы. С. 102.


[Закрыть]. Таким образом, крупнейшие национальные регионы страны получили свое представительство в РВС СССР и имели возможность напрямую участвовать в дальнейшем планировании и реализации программы строительства национальных частей в составе Красной армии.

С 1923 г. и до конца 1927 г. проблемы национальных воинских формирований неоднократно обсуждались на заседаниях высших партийных и военных органов. На заседаниях Политбюро ЦК РКП(б) (с 1925 г. – ЦК ВКП(б) вопросы национальных формирований специально рассматривались трижды (два раза – в 1923 г. и один раз – в 1925 г.); на заседаниях Реввоенсовета Республики (СССР) – 19 раз (пять раз – в 1923 г., тринадцать – в 1924 г., один раз – в 1927 г.)[501]501
  Подсчитано по: Реформа в Красной армии. Т. 2. С. 344–418; РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 25. Л. 28 об.; Д. 26. Л. 13.


[Закрыть]. Приказами РВСР (РВС СССР) 1924–1928 гг. в основном утверждались штаты национальных частей, соединений и военно-учебных заведений (в 1924 г. – три приказа, в 1925 г. – семь, в 1926 г. – пять, в 1927 и 1928 гг. – по одному). В дальнейшем, напротив, согласно ежегодным тематическим справочникам к протоколам заседаний РВС СССР за 1928–1934 гг., вопросы национального строительства ни разу не выносились на рассмотрение высшего коллегиального органа военного управления[502]502
  РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 27–33.


[Закрыть]. Итак, пик интереса руководства страны к национальному аспекту строительства вооруженных сил пришелся на первую половину и середину 1920-х гг., в дальнейшем же он быстро угасает, причины чего рассмотрены ниже.

Если говорить о персональных позициях большевистских вождей, то наркомвоенмор и председатель Реввоенсовета Л.Д. Троцкий в первые годы после окончания войны не раз высказывал озабоченность взаимоотношениями частей Красной армии, стоявшими гарнизонами на окраинах страны, с местным населением, «не забывшим старых обид» и воспринимающим Красную армию как армию русскую[503]503
  РГВА. Ф. 9. Оп. 28. Д. 501. Л. 40. Также см. статью: Троцкий Л.Д. Воспитание молодежи и национальный вопрос // Правда. 1923. 1 мая.


[Закрыть]. Троцкого заботил вопрос о позиционировании РККА в регионах, населенных нерусскими народами. По его мысли, Красная армия не должна была уподобиться армии колониальной, как это было в дореволюционный период. Для этого необходимо было лучше узнать местное население, его историю, проникнуться идеями подлинного равенства и братства[504]504
  РГВА. Ф. 9. Оп. 28. Д. 501. Л. 40.


[Закрыть]. Стратегической целью такого сотрудничества (когда «должна исчезнуть и тень противоречия между нашей национальной программой и нашей практикой») будет ситуация, «когда великорусский пролетариат делает все, что может, для того чтобы помочь более отсталым национальным элементам Союза принять сознательное и самостоятельное участие в строительстве Красной Армии, – дабы они могли защищать себя, прежде всего, собственными силами»[505]505
  Правда. 1923. 1 мая.


[Закрыть].

Исходя из такого посыла Л.Д. Троцкий выступал за «постепенность» в вопросе вовлечения нерусского населения в военное строительство. По итогам XII съезда партии 9 мая 1923 г. он разослал членам РВСР и начальнику Политуправления РВС СССР В.А. Антонову-Овсеенко письмо, в котором изложил свои соображения о национальных формированиях. Он считал, что в дальнейшем «этот вопрос будет играть все возрастающую роль». Однако, по его мнению, здесь была возможна ошибка: «Забежать вперед, т. е. попытаться наспех импровизировать национальные части, не имея для этого необходимых личных и импровизационных предпосылок»[506]506
  РГВА. Ф. 9. Оп. 28. Д. 197. Л. 1.


[Закрыть]. Троцкий обоснованно склонялся к принципу постепенности, считая, что в разных частях Советского Союза этот вопрос должен решаться по-разному – в зависимости от массы существенных обстоятельств: состояния вооруженных сил в данной республике, наличия военных кадров, отношения населения к военной повинности в прошлом, степени его советизации, уровня образования и культуры и т. д.[507]507
  РГВА. Ф. 9. Оп. 28. Д. 197. Л. 1.


[Закрыть]

Более решительно высказывался политический оппонент Троцкого И.В. Сталин, занимавший в начале 1920-х гг. важнейшие партийные посты члена Политбюро ЦК РКП(б), Генерального секретаря ЦК РКП(б), должность наркома по делам национальностей в Совете Народных Комиссаров (до 1923 г.) и ряд других позиций. Непосредственно участвуя в решении вопросов, связанных с национальной политикой, Сталин принципиально поддерживал строительство национальных воинских формирований. В частности, в июне 1923 г. он заявлял, что «начать это дело и двигать его дальше абсолютно не обходимо»[508]508
  Тайны национальной политики ЦК РКП(б)… С. 103.


[Закрыть]. В его понимании армии отводилась важная роль «сборного пункта рабочих и крестьян» разных «губерний и культур», которые, сходясь вместе в армейской казарме, «выковывают свою политическую мысль»[509]509
  ВКП(б) и военное дело в резолюциях съездов и конференций ВКП(б)… С. 329.


[Закрыть]. В этом контексте армия представлялась Сталину одним из институтов коммунистического воспитания для масс нерусского населения: «Для того, чтобы Советская власть стала и для инонационального крестьянства родной, необходимо, чтобы она была понятной для него, чтобы она функционировала на родном языке, чтобы школы и органы власти строились из людей местных, знающих язык, нравы, обычаи, быт нерусских национальностей»[510]510
  Сталин И.В. Соч. Т. 5. М., 1947. С. 240–241.


[Закрыть].

Мощный теоретический толчок и конкретное воплощение программа строительства национальных частей получила с выдвижением на первые роли в военном ведомстве М.В. Фрунзе, хотя определенные шаги в этом направлении были сделаны при наркомвоенморе Л.Д. Троцком. С начала 1924 г. и особенно после XIII съезда РКП(б) (май 1924 г.) Л.Д. Троцкий стал быстро терять политические и аппаратные позиции. В свою очередь, с марта 1924 г. М.В. Фрунзе занимал пост заместителя председателя РВС СССР и заместителя наркомвоенмора, с апреля 1924 г. – также начальника Штаба РККА, а с января 1925 г. – председателя РВС СССР и наркомвоенмора.

Фрунзе высказывал убеждение в том, что «все нации нашего Союза, все интересы этих национальностей… должны быть учтены в деле военного строительства; все национальности нашего Союза в деле обороны совершенно равноправны»[511]511
  РГВА. Ф. 32392. Оп. 1. Д. 112. Л. 20.


[Закрыть]. Вплоть до своей безвременной кончины 31 октября 1925 г. Фрунзе формулировал и наполнял конкретным содержанием замыслы о национальных формированиях и развертывании призыва среди народов СССР.

М.В. Фрунзе касался национального вопроса во многих своих выступлениях этого периода. 17 ноября 1924 г. на совещании начпурокров, начпуфлотов, военкомдивов и начподивов Фрунзе определил место национальных формирований в структуре Красной армии, каким он его видел в обозримом будущем: «Национальные контингенты займут в Красной армии очень видное место и будут заметно влиять на ее общую боеспособность… Национальные формирования для нас – не пустая забава, не игра для удовлетворения национального самолюбия отдельных народов Союза. Это – серьезная задача, вытекающая из всего характера нашего государства… Строить армию иначе мы не можем»[512]512
  Фрунзе М.В. Собр. соч. Т. 2. С. 140.


[Закрыть]. Многочисленные в перспективе контингенты военнообязанных нерусской национальности он расценивал как «источник дополнительной мощи» Красной армии. Выступая перед слушателями Военной академии РККА 20 декабря 1924 г., Фрунзе определял национальные формирования как своего рода материальное олицетворение национальной политики государства и мост между народами (не только советскими), способный «связать теснейшим образом эти бывшие колониальные народы царской империи с нами, а через них – связать судьбу колониальных народов других стран с судьбой Советского Союза»[513]513
  Фрунзе М.В. Собр. соч. Т. 2. С. 190.


[Закрыть].

Ввиду перспектив дальнейшего развития мировой революции, в том виде, как их в первой половине 1920-х гг. оценивало советское руководство, Фрунзе считал необходимым «центр тяжести в деле национального военного строительства перенести на Туркестан»[514]514
  Под Туркестаном в тот период понимались Узбекская ССР с Таджикской автономной областью, Туркменская ССР, Кара-Киргизская и Кара-Калпакская автономные области.


[Закрыть]. Среднеазиатский регион, в котором Фрунзе много лет работал и жил, по его мнению, был важен как территория, лежавшая на перекрестье путей между Европой, Индией и Китаем. Поэтому «Туркестан будет иметь колоссальное значение с точки зрения закрепления всех позиций: и советско-союзной, и наших позиций на Востоке»[515]515
  Фрунзе М.В. Собр. соч. Т. 2. С. 190.


[Закрыть].

Анализ статей и речей М.В. Фрунзе позволяет сделать вывод о том, что, обосновывая необходимость того или иного национального воинского формирования, он исходил как из соображений дальнейшей борьбы Советского Союза за выживание в недружественном окружении, так и из оценки перспектив новой волны советизации сопредельных Советскому Союзу стран. Например, в Армении, которая являлась приграничным регионом СССР и которой предстояло в случае войны с Турцией «выдержать первый напор врага», несмотря на относительно незначительные мобилизационные ресурсы армянского народа, он предлагал содержать одну дивизию в составе двух кадровых и одного территориального полка вместо одного кадрового и двух территориальных, уже существовавших на тот момент. В Бурят-Монгольской АССР, также «небольшой по своему населению», но имевшей «колоссальное значение» в связи с близостью родственной ей по языку и «полукрасной» по политическим настроениям Монголии, Фрунзе полагал необходимым содержать кавалерийскую бригаду, желательно кадровую, и т. п. Не случайно, ратуя за первоочередное создание нацформирований на окраинах страны, М.В. Фрунзе в то же время не находил «той важности этой работы» в отношении «внутренних» и политически лояльных советской власти народов, например для поволжских татар[516]516
  Фрунзе М.В. Собр. соч. Т. 2. С. 191.


[Закрыть].

Важно подчеркнуть, что политическая целесообразность содержания нацформирований в том или ином регионе отодвигала на второй план вопросы, связанные с возможными трудностями их комплектования командным и рядовым составом, организации их боевой подготовки и применения в бою, доукомплектования национальным контингентом в боевой обстановке и т. д. Допускалась возможность временного «ущерба для обороноспособности Советского Союза»[517]517
  ВКП(б) и военное дело в резолюциях съездов и конференций ВКП(б)… С. 320.


[Закрыть] в связи с более низкой на первых порах боеспособностью нацформирований по сравнению с номерными (то есть обычными, имевшими общий порядковый номер вместо этнонима) частями РККА. Однако их целевое предназначение в тот период виделось иным. 29 декабря 1924 г. М.В. Фрунзе замечал: «Переброска… на театр военных действий национальных дивизий, расположенных на окраинах, противоречила бы упомянутому выше их предназначению (курсив мой. – Авт.). Кроме того, оперативное использование этих дивизий, как вполне заменяющих номерные части, представляется мыслимым лишь по истечении довольно длительного промежутка времени, когда идея обязательной военной службы и необходимость защиты СССР в целом будут надлежащим образом восприняты населением, в армии никогда не служившим»[518]518
  РГВА. Ф. 9. Оп. 28. Д. 476. Л. 27 об.


[Закрыть].

Анализ источников показал, что политические планы в отношении нацформирований, продвигаемые Фрунзе, в первой половине 1920-х гг. витали в воздухе и считались многим партийным и военным лидерам страны очевидными. В период Гражданской войны мессианскую функцию примеряла на себя Центральная мусульманская военная коллегия: «Перед нами лежит громадная задача освобождения миллионов угнетенных зарубежных братьев-мусульман, как то: Туркестана, Афганистана, Индии, Персии и т. д., томящихся под игом иностранного капитала, и священная обязанность передового пролетариата мусульман заключается в том, чтобы забросить факел революции в эти страны…»[519]519
  РГВА. Ф. 17. Оп. 1. Д. 93. Л. 54.


[Закрыть] В мирное время эти идеи продолжали будоражить воображение партийных работников, связанных с Востоком. В резолюции IV совещания ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик и областей в июне 1923 г. содержалось положение о национальных частях как «в смысле обороны со стороны Турции, Афганистана, Польши и т. д.», так «и в смысле возможного вынужденного выступления Союза [Советских Социалистических] Республик против соседних государств (выделено мной. – Авт.)»[520]520
  Тайны национальной политики ЦК РКП(б)… С. 279.


[Закрыть]. В контексте господствовавших в советском руководстве в тот период надежд на скорую мировую революцию национальным формированиям отводилась важная роль застрельщиков и проводников международного коммунистического движения.

Нельзя не отметить, что в 1920-х гг. вся армия была поставлена на алтарь считавшейся близкой мировой революции. Молодое Советское государство не только готовилось к обороне едва ли не по всему периметру своих границ, но и могло, если бы на то была политическая воля руководства страны, вооруженной силой поддержать революционные выступления в других странах. Например, вполне реальным представлялось выступление советских войск в поддержку германского пролетариата осенью 1923 г. Боеспособность Красной армии учитывалась тогда в последнюю очередь. По образному выражению И.В. Сталина, вспоминавшего позднее тот период, «если бы бог нам не помог… и нам пришлось бы впутаться в войну, нас распушили бы в пух и прах»[521]521
  Красная армия в 1920-е годы. С. 80.


[Закрыть].

В этом контексте заостренность внешнеполитической функции нацформирований в первой половине 1920-х гг. не является их уникальной чертой. К мировой революции готовилась вся РККА, а ее национальный сегмент считался удобным инструментом на тех направлениях борьбы, где этноязыковой состав советских войск и сопредельных народов, намеченных к советизации, был бы близок.

Для объяснения дальнейшей эволюции национальных формирований важно подчеркнуть то обстоятельство, что в межвоенный период в структуре РККА так и не сложилось специального органа руководства развитием национальных формирований. В период Гражданской войны эту работу, но только в тюркоязычной мусульманской среде, координировала Центральная мусульманская военная комиссия, преобразованная в 1921 г. в Восточный отдел при Политуправлении РВСР, вскоре, однако, расформированный.

После XII съезда РКП(б), когда развитие нацформирований получило новый политический толчок, основную роль в их планировании играл Штаб РККА. На 1924 г. пришлось наиболее интенсивное обсуждение различных аспектов программы нацформирований на заседаниях Реввоенсовета СССР. С докладами и сообщениями по этому вопросу четырежды выступал начальник Штаба РККА П.П. Лебедев и дважды – начальник Организационно-мобилизационного управления Штаба РККА С.И. Венцов. В 1923–1924 гг. в Штабе РККА существовала штатная должность помощника начальника Организационного управления по национальным формированиям. Первоначально ее занимал откомандированный слушатель Военной академии РККА татарский большевик Х.Б. Мавлютов, который в одной из аттестаций характеризовался «знатоком Среднего Востока», имевшим «склонность к научно-исследовательской работе»[522]522
  Гришин Я., Сайфутдин М. «Волевой командир с твердым характером» (Х.Б. Мавлютов) // Эхо веков. 2011. № 3/4. С. 35.


[Закрыть]. После приема Мавлютова на Восточное отделение Военной академии его сменил М.П. Захаров. В дальнейшем, с образованием в 1925 г. Главного управления РККА[523]523
  В ноябре 1934 г. ГУ РККА переформировано в Административно-мобилизационное управление (АМУ) РККА; в октябре 1939 г. АМУ РККА вновь переформировано в ГУ РККА; в июле 1940 г. ГУ РККА расформировано, а его функции переданы Генеральному штабу РККА.


[Закрыть], в ведении которого сосредоточились все нити повседневной жизни армии, организационные и мобилизационные вопросы, забота о нацформированиях легла и на его плечи.

В начале 1925 г. в составе Управления устройства войск Главного управления РККА был организован 6-й отдел (национальных формирований), в составе которого несли службу… три человека, включая его начальника, упомянутого М.П. Захарова[524]524
  РГВА. Ф. 54. Оп. 1. Д. 1. Л. 74.


[Закрыть]. Отдел просуществовал до 1926 г.[525]525
  РГВА. Ф. 54. Оп. 1. Д. 766. Л. 95–96.


[Закрыть], не оставив от своей деятельности практически никаких следов, если не считать ряда весьма ценных публикаций на военно-национальную тему самого Захарова[526]526
  Захаров М. Национальное строительство в Красной армии. М., 1927; Он же. Национальные формирования и их организация // Военный вестник. 1925. № 19. 23 мая. С. 5–8; Он же. Особенности обучения и быта в национальных частях // Военный вестник. 1925. № 22. 13 июня. С. 9–12; Он же. Третий Съезд Советов СССР о национальном строительстве в Красной армии // Военный вестник. 1924. № 39. 25 октября. С. 5–7; Он же. Царское правительство и военная служба горцев и народов Средней Азии // Военный вестник. 1925. № 20. 30 мая. С. 8–11.


[Закрыть]. Фактически это была единственная попытка создать в центральном аппарате военного ведомства координирующий развитие национальных формирований орган.

О «крайних неудобствах» сложившейся ситуации, главным среди которых было «отсутствие войскового штаба, объединяющего деятельность национальных частей», весной 1925 г. начальнику Штаба РККА С.С. Каменеву сообщал председатель СНК Узбекской ССР Ф.Г. Ходжаев[527]527
  РГВА. Ф. 4. Оп. 3. Д. 118. Л. 155.


[Закрыть]. При Реввоенсовете Туркестанского фронта в инициативном порядке был создан и в середине 1920-х гг. функционировал отдел нацформирований, штат которого насчитывал 10 работников[528]528
  РГВА. Ф. 54. Оп. 1. Д. 1039. Л. 10.


[Закрыть].

С преждевременной смертью большого энтузиаста нацформирований М.В. Фрунзе процесс их институционализации замедлился. Национальный сегмент РККА продолжал развиваться в русле общегосударственного курса на коренизацию. Отметим, что и сама коренизация, охватившая широкие массы во всех национальных окраинах, также не получила общего руководящего органа, а элементы управления коренизационной политикой были распределены между несколькими центральными ведомствами[529]529
  Мартин Т. Империя «положительной деятельности»: Нации и национализм в СССР: 1923–1939. М., 2011. С. 192.


[Закрыть], что роднит ее с нацформированиями. Национальные формирования до момента их упразднения в 1938 г. так и остались в промежуточном, «беспризорном» состоянии.