Текст книги "Национальный состав Красной армии. 1918–1945. Историко-статистическое исследование"

Для того чтобы разрешить коллизии, возникшие в ходе практической реализации закона «Об обязательной военной службе», в 1927 г. была создана комиссия Главного управления РККА под руководством начальника управления Н.Н. Петина[906]906
  РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 133. Л. 603.


[Закрыть]. После длительных дискуссий статья об особом порядке прохождения службы для представителей нерусских народов с двумя существенными изменениями по сравнению с законом 1925 г. вошла в новую редакцию закона «Об обязательной военной службе» от 1 августа 1928 г. (в статье под номером 17). Во-первых, согласовывать возможность призыва в той или иной республике военному ведомству теперь предстояло не с ЦИКами этих республик, а с СНК. Таким образом, это право передавалось от представительных органов власти к исполнительным. Кроме того, «в качестве временной меры» допускалось «вовсе не привлекать этих граждан (имелись в виду отдельные народы и социальные группы граждан. – Авт.) к отбыванию обязательной военной службы в силу бытовых или местных условий»[907]907
  РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 133. Л. 115 об.; Собрание законодательства СССР. 1928. № 51. Ст. 449.


[Закрыть]. Этим из закона исключалась норма, допускавшая многозначные толкования понятия военной службы. С некоторыми стилистическими отличиями эта норма была повторена и в следующей редакции закона «Об обязательной военной службе», утвержденной ЦИК Союза ССР и СНК Союза ССР 13 августа 1930 г. (ст. 24).

К такому же выводу приводит и изучение материалов переписи РККА, состоявшейся в самом конце 1926 г. – 17 декабря (таблица 16). В аналитическом отчете, сопровождавшем секретную публикацию переписи, подчеркивался «значительный рост удельного веса… грузин, армян, тюрок», а также народов, названных «более малочисленными», – коми-зырян, карелов, туркмен, узбеков[908]908
  РГВА. Ф. 40442. Оп. 3а. Д. 4. Л. 10 об. – 11.


[Закрыть]. Однако при ближайшем рассмотрении восточные славяне продолжали занимать в армии господствующее положение.

Таблица 16. Итоги переписи РККА 17 декабря 1926 г., чел.

Источник: РГВА. Ф. 40442. Оп. 3а. Д. 4. Л. 31–32.

Согласно данным переписи, удельный вес восточных славян в рядах Красной армии составил 86,6 % (русские – 64,5 %, украинцы – 18,0 %, белорусы – 4,1 %)[909]909
  РГВА. Ф. 40442. Оп. 3. Д. 3. Л. 3.


[Закрыть], что было значительно выше аналогичного дореволюционного показателя (72–75 %). При этом по итогам переписи гражданского населения, состоявшейся в этот же день, 17 декабря 1926 г., удельный вес трех славянских народов среди населения Советского Союза составлял лишь 77,3 % (русские – 52,9 %, украинцы – 21,2 %, белорусы – 3,2 %)[910]910
  Всесоюзная перепись населения 1926 года. М., 1928–1929. Т. 17. С. 8–25. Табл. VI. «Население по полу, народности».


[Закрыть]. Напомним, что в дореволюционный период этот же показатель составлял 66,1 %.

По сравнению с периодом Гражданской войны удельный вес славян среди личного состава Красной армии незначительно сократился (на 1 %, с 87,7 %). Но в самой группе славянских этносов произошло важное перераспределение: заметно сократилось число русских, хотя оно по-прежнему значительно превышало удельный вес русского мужского населения по Всесоюзной переписи 1926 г. Одновременно увеличилось представительство украинцев и белорусов. Так, удельный вес украинцев в войсках с августа 1920 г. с 5,8 % вырос более чем троекратно – до 18,9 % к началу 1925 г. и держался в диапазоне 18–20 % вплоть до начала Великой Отечественной войны. Удельный вес белорусов в 1920-х гг. держался в диапазоне 4–5 %. Таким образом, мобилизационная нагрузка в группе восточнославянских народов в значительной мере выровнялась; удельный вес украинцев и белорусов стал соответствовать их представительству среди населения. Но русские продолжали нести дополнительную нагрузку за все остальные неславянские этносы, чье представительство в Красной армии продолжало оставаться значительно ниже их представительства среди населения (13,4 % и 22,7 % соответственно).

Потеря многонаселенных западных территорий бывшей Российской империи, дававших значительный контингент новобранцев (поляки, жители Прибалтики, немцы, евреи), была пропорционально скомпенсирована восточными славянами, удельный вес которых в составе Красной армии еще более возрос по сравнению с аналогичным показателем Русской императорской армии. Несущей конструкцией вооруженных сил государства продолжала оставаться русская нация, опору которой составляли другие восточнославянские народы – украинцы и белорусы.

* * *

Незначительные масштабы национального военного строительства долгое время позволяли покрывать потребность в личном составе для национальных частей за счет добровольчества (за исключением Украины, Белоруссии и Закавказских республик, где изначально действовал обязательный призыв), а также переходных форм комлектования, таких как отбор через общественные организации (например, комсомол) и частичный призыв по разверстке, напоминавший дореволюционную процедуру призыва[911]911
  Лепин Э. Строительство национальных частей в Узбекистане // Война и революция. Кн. 8. М., 1927. С. 90.


[Закрыть]. Эти способы, предполагавшие известный административный нажим на молодежь призывного возраста, использовались как вспомогательные, в случае нехватки добровольцев. Внедрение переходных форм явно указывало на то, что рамки добровольчества представлялись руководству военного ведомства узкими. Как отмечал в 1927 г. в одном из своих докладов в СНК СССР наркомвоенмор К.Е. Ворошилов, добровольчество в современных условиях изжило себя: слабые партийно-комсомольские организации в национальных регионах не могли обеспечить качественный приток добровольцев, неизбежно порождали текучесть кадров среди добровольцев, не считавших себя связанными со службой крепкими обязательствами, «а среди остальной части добровольцев часто попадаются элементы политически неустойчивые, безработные, рассчитывающие найти в армии приют, пищу и т. д. … Кроме того, – продолжал Ворошилов, – добровольный порядок не всегда дает необходимое число пополнений. Все это вызывает необходимость перейти к комплектованию нацчастей в обязательном порядке» (выделено мной. – Авт.)[912]912
  РГВА. Ф. 54. Оп. 1. Д. 81. Л. 25 об.


[Закрыть]. В то же время, по мнению Ворошилова, национальные части в их текущем масштабе не обладали достаточной емкостью для использования всех ресурсов национальных регионов, которые «окажутся для них чрезмерно большими… Это приведет к тому, – считал нарком, – что, во-первых, в национальных республиках и областях фактически будет привлекаться в войска весьма незначительный процент от призывного контингента, и, во-вторых, несмотря на установление обязательной военной службы, особенно на первое время, в некоторых отдельных районах, наиболее отдаленных и наименее советизированных, вовсе не проводится призыва»[913]913
  РГВА. Ф. 54. Оп. 1. Д. 97а. Л. 26.


[Закрыть].

Выход наркомвоенмору виделся в организации массового призыва контингентов из национальных республик для укомплектования как национальных, так и номерных частей. В своем докладе в ЦИК и СНК СССР в марте 1928 г. он сообщал, что, «несмотря на все изложенное, РВС СССР считает все же возможным и необходимым, начиная с осени 1928 г., приступить к обязательному призыву (курсив мой. – Авт.) народностей: среднеазиатских республик, Киргизской АССР, Казакской АССР, Дагестанской АССР и горцев Северного Кавказа». Отмечалось «важное политическое значение» грядущего мероприятия: этим, по замыслу Ворошилова, не только достигалась ускоренная адаптация «националов», но и одновременно удовлетворялись «настойчивые ходатайства о привлечении коренного населения [к службе]… в обязательном порядке»[914]914
  РГВА. Ф. 54. Оп. 1. Д. 97а. Л. 26.


[Закрыть].

«Настойчивые ходатайства» с мест действительно продолжали поступать. В конце 1927 г. они обсуждались на местном уровне. Так, в декабре 1927 г. адыгейский военком М.М. Тлепшуков на заседании бюро местного обкома партии доложил «О ходе работ по проведению закона военной службы черкесов». Представленные им предложения по реализации закона были приняты и направлены на утверждение в Москву[915]915
  Военный комиссариат Республики Адыгея. Историко-документальный очерк. Майкоп, 2005. С. 40–41.


[Закрыть]. Точно так же поступали другие республики. 30 января 1928 г. в Секретариат НКВМ поступил объемный (на 38 листах) материал Дагестанского обкома ВКП(б) по вопросу о начале призыва горцев Северного Кавказа и, в частности, уроженцев Дагестана[916]916
  РГВА. Ф. 33987. Оп. 3а. Д. 109. Л. 51.


[Закрыть]. В марте 1928 г. аналогичный материал был направлен из Туркмении, чьи власти также активно настаивали на призыве местной молодежи[917]917
  РГВА. Ф. 33987. Оп. 3а. Д. 109. Л. 52–54.


[Закрыть]. А СНК и Президиум ЦИК Казакской (Казахской) АССР, не дожидаясь решения центральных властей, уже 18 января 1928 г. принял постановление о начале регулярных призывов в республике «на точном основании закона об обязательной военной службе» (выделено мной. – Авт.). Соответствующие поручения были даны республиканскому комиссариату[918]918
  Катуков В. Указ. соч. С. 24.


[Закрыть]. С мест поступали сигналы, что военный призыв вполне подготовлен всем ходом реформ советской власти: проведением земельной реформы, передачей распределения воды (в засушливых регионах) в руки бедноты, хозяйственной помощью крестьянству со стороны государства[919]919
  Лепин Э. Указ. соч. С. 91.


[Закрыть]. Столь единодушный хор из разных уголков страны создает впечатление, что, скорее всего, дирижировался он из Москвы.

Так или иначе, летом 1928 г. РВС СССР официально направил в ЦИК СССР и СНК СССР предложение осенью 1928 г. приступить к обязательному призыву «народностей среднеазиатских республик, Киргизской АССР, Казакской АССР, Дагестанской АССР и горцев Северного Кавказа». Предложение касалось молодежи 1906 г. рождения, а также лиц старших возрастов, начиная с 1901 г. рождения, имевших среднее и высшее образование[920]920
  РГВА. Ф. 54. Оп. 1. Д. 81. Л. 21, 24, 26.


[Закрыть]. Против этого выступил начальник Политуправления РККА А.С. Бубнов: «Подъем по призыву в обязательном порядке нацмен, не призываемых ранее, при весьма ограниченных возможностях их использования в текущем году, должен быть дополнительно доработан и согласован с советскими и партийными организациями нацреспублик». В итоге ГУ РККА пришло к компромиссной формулировке. «Призывников-нацмен, – сообщалось в докладе председателю РВС СССР, – которые ранее не призывались и принимались на укомплектование национальных частей в добровольном порядке, начиная с призыва текущего года привлекать в общеобязательном порядке по мере потребности этих национальных частей (выделено мной. – Авт.)»[921]921
  РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 792. Л. 39.


[Закрыть]. Масштаб призыва должен был соответствовать штатной емкости национальных частей[922]922
  РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 792. Л. 15.


[Закрыть].

Развертывание регулярного обязательного призыва среди нерусских народов требовало тщательного изучения допризывников и подготовки их к службе в армии. Уже с весны 1928 г. для национальной молодежи проводились допризывные сборы, на которых молодые люди знакомились с оружием, уставами, проходили политучебу. Одновременно изучались их социальные характеристики, уровень грамотности, физического здоровья, выявлялись проблемные места, требовавшие срочного вмешательства до начала призыва[923]923
  РГВА. Ф. 9. Оп. 26. Д. 491. Л. 148.


[Закрыть].

Для организации призывных мероприятий непосредственно на места в первой декаде августа 1928 г. во все районы комплектования выезжали командиры из национальных частей, политические, медицинские и ветеринарные работники. В ходе призыва они вели большую работу по отбору людей и лошадей, доставке их в районные сборные пункты, предварительной пропагандистской обработке призывников в пути. Особое внимание уделялось тому факту, что они будут направляться для прохождения службы только в свою национальную часть. Для убедительности в ходе агиткампании национальные части объезжали местные села[924]924
  РГВА. Ф. 9. Оп. 26. Д. 491. Л. 402.


[Закрыть]. Население, никогда раньше не отдававшее своих сыновей в солдаты, еще нужно было убедить в том, что новая власть достойна того, чтобы защищать ее с оружием в руках. Ведь советская идентичность у граждан едва только начинала формироваться. Особенно это было важно в тех регионах, где продолжалась вооруженная борьба с силами контрреволюции и уголовными бандами, например в Средней Азии, на Северном Кавказе. Вот как пояснял общественный настрой в отношении военной службы в 1930 г. автор брошюры о национальных формированиях в Казахстане В. Катуков: «Казахский народ не имел ни опыта, ни навыков, ни традиций в деле отбывания военной службы, и механическое распространение (здесь и далее курсив мой. – Авт.) на него призывов в Красную армию… привело бы к колоссальным ошибкам и большим недоразумениям. Русская национальность… веками привлекалась к отбыванию военной службы, она считала это вполне закономерным, и во всяком случае неизбежным, и с малых лет психологически к отбыванию службы в армии готовилась… И психологическая готовность бесспорно облегчала проведение призывов в царскую армию. Для казахского населения такой форсированный призыв в армию, – в армию уже иную, защищающую интересы трудящихся… – явился бы, по меньшей мере, неожиданным. Казахи могли бы его просто не понять или отождествлять с призывами в царскую армию и даже со… знаменитой реквизицией[925]925
  Имеется в виду объявленная высочайшим повелением в июне 1916 г. реквизиция «инородческого» населения, не обязанного несением натуральной воинской службы, на тыловые работы, вызвавшая массовые беспорядки и саботаж по всей стране.


[Закрыть] 1916 года»[926]926
  Катуков В. Указ. соч. С. 11.


[Закрыть].

Объявление призыва во многих регионах делалось «авансом», поскольку система воинского учета только налаживалась. Этот ключевой элемент системы комплектования армии не мог быть введен одномоментно, а, напротив, требовал комплексных усилий военных и гражданских властей при толерантном отношении населения. Накануне же призыва 1928 г. картина учета нередко представляла собой самое невероятное зрелище. Так, в Узбекистане проведение учетной работы тормозилось неграмотностью 90 % декханского (крестьянского) населения, отсутствием военных делопроизводителей из местного населения и «отсутствием у кишласного населения всяких письменных документов, по которым можно было бы судить о возрасте молодежи»[927]927
  Лепин Э. Указ. соч. С. 92.


[Закрыть].

Вследствие неопытности партийно-советских работников во время агитационных кампаний в период первых массовых призывов в союзных республиках СССР и национальных автономиях РСФСР на рубеже 1920–1930-х гг. допускались серьезные ошибки и перегибы. Недостаток умения и информированности восполнялся слухами, которые транслировали даже официальные работники. Например, председатель сельсовета Чонт-аул (Юртовский округ Дагестана), желая поскорее собрать не спешивших на сход жителей аула, заявил: «Дело идет о жизни и смерти молодежи. Она будет угнана в армию, быть может, будет мобилизован последний сын в семье, а вы к этому относитесь так, как будто вас это не касается»[928]928
  РГВА. Ф. 9. Оп. 26. Д. 491. Л. 19.


[Закрыть]. В 1930 г. в Керкинском районе Туркмении член призывной комиссии, учитель разъяснял приказ окрвоенкомата так: «Людей берут не на учебу, а на войну с афганцами». В результате все допризывники района отказались проходить медосвидетельствование[929]929
  РГВА. Ф. 9. Оп. 26. Д. 491. Л. 148.


[Закрыть]. На Северном Кавказе и в Средней Азии массово отмечались случаи явки родителей на призывные участки, просивших вернуть им сыновей. «При проводах в армию… – сообщалось в одном из политобзоров ПУ СКВО, – собирается население всего села… Но эти проводы сопровождаются поголовным плачем, истериками, криками…»[930]930
  РГВА. Ф. 25896. Оп. 9. Д. 316. Л. 243.


[Закрыть] В Чечне и Ингушетии отмечались случаи, когда родители сами скрывали своих детей, запрещали им получать на руки повестки или же в последующем способствовали побегам со сборных пунктов[931]931
  РГВА. Ф. 25896. Оп. 9. Д. 316. Л. 416.


[Закрыть]. Несколько должностных лиц (военкомы, председатели райсоветов) отцами призывников были объявлены кровниками[932]932
  РГВА. Ф. 25896. Оп. 9. Д. 316. Л. 243, 245.


[Закрыть]. Родственники осужденных за уклонение или дезертирство призывников объявляли кровником каждого, кто в суде давал свидетельские показания против призывника[933]933
  РГВА. Ф. 25896. Оп. 9. Д. 316. Л. 247.


[Закрыть]. Советские и партийные работники на местах, в свою очередь, нередко потворствовали этим настроениям, «боясь обидеть» односельчан, часто приходившихся им родственниками[934]934
  РГВА. Ф. 25896. Оп. 9. Д. 316. Л. 243.


[Закрыть]. В последующие годы эти негативные явления, сопровождавшие проведение призыва в национальных регионах, в основном были изжиты.

Непосредственно призывные мероприятия делились на три этапа: подготовительный период; сосредоточение призывников в сборных пунктах и отправка их в воинские части. Призывную кампанию 1928 г. в целом по СССР прошло 1 379 362 гражданина 1906 г. рождения[935]935
  ЦАМО. Ф. 7. Оп. 14. Д. 2. Л. 3.


[Закрыть]. Из числа не призывавшихся прежде этносов мероприятия охватили казахов, туркмен, узбеков, таджиков и горские народы Северного Кавказа – всего 46 524 человека из числа этих народов, или 3,4 % от всего призывного контингента[936]936
  ЦАМО. Ф. 7. Оп. 14. Д. 2. Л. 3.


[Закрыть]. Большинство призванных было направлено для прохождения службы в свои национальные части. В то же время некоторая часть призывников, хорошо владевшая русским языком, как правило, по добровольному согласию отправлялась служить в номерные или европейские воинские части Красной армии. Мотивом для них служили карьерные соображения и желание «просто попасть в хорошие города»[937]937
  Катуков А. Указ. соч. С. 28.


[Закрыть]. Однако в целом в воинские части была зачислена лишь незначительная часть националов, прошедших процедуру призыва – 2740 человек, или 0,58 % от всех призванных по стране. Это было связано прежде всего с малой штатной емкостью национальных частей, многие из которых еще находились на стадии формирования.

Призыв 1928 г. уникален не только тем, что стал первым обязательным призывом, но и тем, что он подвергся всестороннему статистическому исследованию специалистов Статистического отдела Главного управления РККА. Перекрестному анализу социально-демографических характеристик призывных контингентов различных национальностей в секретном обзоре ГУ РККА было уделено важное место. Очевидно, столь пристальным вниманием к себе советские этносы были обязаны тем, что на них все более расчитывали как на источник комплектования Красной армии. Результаты зачисления в войска новобранцев по итогам первых пяти призывов молодежи 1902–1906 гг. рождения, состоявшихся в 1924–1928 гг., сведены в таблице 17.

Обращают на себя внимание показатели нижней части таблицы за 1927 и 1928 гг. Они отражают результаты первых, еще очень ограниченных пробных призывов среди горцев Северного Кавказа и народов Средней Азии.

В качестве важного комментария к таблице 17 следует отметить, что призванные на военную службу граждане далеко не всегда зачислялись в войска. То есть призыв не тождествен действительной военной службе. Дело в том, что число годных к службе контингентов в 1920-х гг. значительно превышало штатную потребность войск. Так, в 1924 г. было призвано граждан 1902 г. рождения 1 003 611 человек, в 1925 г. граждан 1903 г. рождения – 1 211 573, в 1926-м граждан 1904 г. рождения – 1 265 877, в 1927-м граждан 1905 г. рождения – 1 252 160, в 1928-м граждан 1906 г. рождения – 1 379 362 человека[938]938
  ЦАМО. Ф. 7. Оп. 14. Д. 2. Л. 3.


[Закрыть]. При этом штатная норма численности срочнослужащих Красной армии в эти годы была значительно ниже. В 1924 г. она составляла 416 тыс. человек[939]939
  РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 133. Л. 427 об.


[Закрыть]. На 1925 г. потребность кадровых частей, территориальных войск, частей конвойной стражи, флота и войск ОГПУ в срочнослужащих составляла 470 тыс. человек. Однако возможности бюджета долго не позволяли полностью покрывать даже эту потребность. Кроме того, из-за недофинансирования, нехватки обмундирования, пайков многие новобранцы не попадали в воинские части, а те, в свою очередь, пребывали в состоянии хронического некомплекта. Так, осенью 1926 г. удалось направить в войска лишь около 200 тыс. новобранцев (45 % от необходимого количества)[940]940
  РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 602. Л. 73.


[Закрыть]. Осенью 1927 г. по той же причине намечалось направить в войска 240 тыс. человек из необходимых 343 тыс. человек[941]941
  РГВА. Ф. 33987. Оп. 3а. Д. 189. Л. 15.


[Закрыть], а в 1928 г. – 258 тыс. человек[942]942
  РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 905. Л. 14. В дореволюционный период в войска принимались также далеко не все молодые люди, прошедшие призыв, – от 37 до 39 %. Излишек призывного контингента зачислялся в категорию ратников I разряда ополчения (Саттеруп Д. Комплектование сухопутных вооруженных сил… С. 92).


[Закрыть] и т. д.

Таблица 17. Результаты военных призывов 1924-1928 гг. по национальности (зачисленные в войска, чел.)

Составлено по: РГВА. Ф. 39415. Оп. 1. Д. 7. Л. 9 об. – 11; 29 об. – 31, 50 об. – 52, 108 об. – 110, 141 об. – 142 об.

Поэтому численность призываемых из года в год росла, но службу в строевых частях проходила лишь незначительная часть годной к строевой службе молодежи. Излишек новобранцев зачислялся во вневойсковики. При осуществлении вынужденного отсева представители нерусских национальностей, естественно, оказывались в первых рядах. Это иллюстрирует таблица 18. Полужирным шрифтом выделены девять этносов, среди которых доля зачисленных в войска была выше среднего значения – 31,85 %. Удельные значения приема на действительную службу у этих девяти этносов приближались к среднему показателю приема новобранцев в Русскую императорскую армию в годы, предшествовавшие Первой мировой вой не: в 1906–1911 гг. этот показатель колебался между 34,8 % и 37,3 % и составлял в среднем 35,7 %[943]943
  Сиднев [А.Ф.] Указ. соч. С. 115.


[Закрыть]. Три из них – это восточнославянские народы, дававшие армии основную массу пополнений. Следует отметить также, что доля зачисленных у целого ряда закавказских и среднеазиатских народов была достаточно значительной (армяне, грузины, таджики, туркмены). В этом случае можно предположить, что к призыву изначально привлекался не весь годовой контингент, а только его часть, уже прошедшая предварительный отбор.

Лишь в отдельных регионах, где раньше всего были сформированы крупные национальные воинские соединения, среди призывников преобладали представители местных национальностей. Например, в 1926 г. в Закавказье до 82 % призывного контингента составляли грузины, армяне и тюрки (азербайджанцы)[944]944
  Призывные контингенты (1902–1905 гг. рождения). М., 1928. С. 49–51.


[Закрыть]. Отмеченная тенденция является отражением активно реализуемой в середине 1920-х гг. программы развития национальных формирований, однако в этот период являлась скорее исключением из правила.

Таблица 18. Призываемые и зачисленные в РККА новобранцы 1928 г. по национальностям

Составлено по: РГВА. Ф. 39415. Оп. 1. Д. 7. Л. 141 об. – 142 об.; Характеристика контингента призыва 1928 года (1906 г. рождения). М., 1930. С. 76 (РГВА. Ф. 54. Оп. 4. Д. 62. Л. 38 об.).

Приведенные в таблице 18 данные свидетельствуют о том, что в середине и во второй половине 1920-х гг. молодое пополнение Красной армии обеспечивалось главным образом за счет восточных славян, чей удельный вес среди призывников колебался с очень незначительной амплитудой – от 89,53 % до 90,52 %.

* * *

Проведенный анализ источников показал, что с первых лет существования советской власти значительная часть советских этносов так или иначе была вовлечена в процесс несения военной службы. На 1920-е гг. пришелся начальный этап деятельности государственных органов власти и органов военного управления, нацеленной на привлечение населения национальных окраин к делу обороны молодого Советского государства и связанное с решением этой задачи последовательное расширение мобилизационного ресурса государства за счет представителей народов, не призывавшихся прежде в ряды Русской императорской армии. Этот процесс коррелировал с развитием призывного законодательства и реализацией программы национальных формирований.

Несмотря на смену государственного строя, принципы и подходы к комплектованию вооруженных сил не могли быть изменены одномоментно, поскольку для этого требовался комплекс подготовительных мероприятий в области организации воинского учета и призыва, определения форм прохождения военной службы различными этносами в соответствии с их национально-культурными особенностями. Поэтому нормативная база в области военного призыва в 1920-х гг. отличалась большой гибкостью; и далеко не всегда политико-идеологические мотивы стояли на первом месте. Для этносов, имевших дореволюционную традицию несения военной службы в Русской императорской армии, действовали общие нормы обязательного призыва, в то время как не имевшим такого опыта предлагался набор возможностей – от полного освобождения от строевой службы с заменой ее вневойсковой службой до добровольной вербовки в ряды Красной армии. И призванные граждане, и добровольцы направлялись для прохождения службы преимущественно в национальные части.

Рассмотренный опыт всесоюзного призыва в вооруженные силы 1928 г. можно считать революционным, поскольку он впервые в истории был распространен на территории всей страны, в том числе и в тех регионах (Средняя Азия, Северный Кавказ и ряд других), где не проводился никогда ранее. Призыв 1928 г. сломил многовековую традицию отказа в приеме в армию десятков окраинных народов нашего государства.