Текст книги "Великие князья Владимирские и Владимиро-Московские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г."

Несмотря на это беспокойное время, на набеги татар и крамолу Шемяки, обычные государственные дела шли своим порядком, и о них, как об обычных, летописцы ничего не говорят: если бы дела приняли иной оборот, они не преминули бы отметить это в своих трудах.

Отношения с другими князьями, кроме Шемяки, были также обычны. Кажется, к какому-нибудь из двух только что описанных годов, а может быть, к двум предшествующим, нужно отнести договор великого князя с Иваном Васильевичем Горбатым. Еще раньше, в 1446 г. (?), троюродные братья его, внуки Кирдяпы, Василий и Федор Юрьевичи, заключили договор с Шемякой, по которому, «когда Бог даст ему [Шемяке] достать свою отчину великое княжение», он отберет у князя Ивана Можайского Суздаль (Нижний, Городец и даже Вятку) с правом непосредственных контактов с Ордой. Теперь Иван Горбатый, после того как договор Юрьевичей рушился сам собой, также заключает с великим князем договор, по которому обязуется не заключать мира с Шемякой и отдать великому князю взятые у крымского хана старые ярлыки на Нижегородское и Суздальское княжения. Великий князь со своей стороны жалует ему Городец… Был договор и с Михаилом Андреевичем Верейским. По договору, 19 июня 1447 г. великий князь в числе прочего не берет с вотчины Михаила дани в течение двух лет; по новому же договору от 1 июля 1450 г. князь Верейский обязывается давать ордынский выход³⁷⁸.

Но вернемся к прерванному нами рассказу.

Шемяка, бежавший после поражения 27 января 1450 г. в Новгород, вовсе не думал успокоиться. В декабре 1452 г. великий князь получил известие, что Юрьевич пошел к Устюгу. Отпраздновав рождественские праздники, Василий Васильевич 1 января выступил из Москвы; пробыв день Крещения в Троицком монастыре, он продолжал путь к Ярославлю. Здесь он разделил войска на два отряда: прямо к Устюгу отправил князя Василия Ярославича Боровского и своих бояр, двор, князя Семена Ивановича Оболенского, Федора Басенка и др.; второй отряд с великокняжеским сыном Иваном пошел на р. Кокшенгу, а сам великий князь пошел в Кострому, откуда послал в помощь сыну царевича Ягуба. Шемяка, узнав об этом, сжег только Устюжский посад и бежал. Между тем второй отряд взял городки Шемяки, доходил до устья Ваги и Осинова Поля, «землю ту всю пусту поплениша» и воротился с большим полоном. Шемяка с Двины бежал в Новгород и здесь скоропостижно скончался 18 июля 1453 г. от яда. Кто был виновником этого дела, столь противного, по выражению нашего историографа, вере и нравственности, осталось неизвестным; участвовал ли в нем сам великий князь – также неизвестно, но известно, что он весьма обрадован был вестью о смерти своего врага: подьячий Беда, привезший эту весть в Москву (23 июля), был пожалован в дьяки³⁷⁹.

Итак, беспокойного, но энергичного врага великого князя не стало; с этой стороны у него руки были, так сказать, развязаны. Теперь он мог смелее действовать по отношению к другим князьям. Прежде всего он, естественно, направил свои удары на сподвижника Шемяки «за его, – как выражаются летописи, – неисправление». Как видно из письма митрополита Ионы к епископу Смоленскому, это неисправление состояло в том, что можайский князь не являлся на помощь великому князю при двукратном нашествии Седи-Ахметовых татар, несмотря на просьбы митрополита. Кстати заметим, что это письмо или послание имело и специальную цель. Василий опасался, чтобы Иван Можайский не вздумал подбивать против Москвы короля, с которым, как замечает послание, великий князь желал братства, любви и прочного доброго житья. Потому-то митрополит и говорит епископу Смоленскому: «Благословляю тобе, своего сына, чтобы еси того поберегл, чтобы как от того князя Ивана в вотчине великого князя пакости не было… А сыну нашему пану Михайлу канцлерю говори, чтобы также о том поберег, как сам ведает…» Иван Андреевич не думал о сопротивлении: услышав, что на него идет великий князь, он с семейством и со всеми приближенными бежал в Литву. Можайск присоединен был к Москве, и в нем великий князь оставил своих наместников³⁸⁰.

Теперь великий князь обратил свое внимание на Великий Новгород. Впрочем, ему нужно было еще разделаться с набегом татар. В 1455 г. к Оке пришел сын Седи-Ахмета Салтан. Иван Васильевич Ощера, стоявший недалеко от берега Оки с коломенской ратью, боялся вступить в бой с царевичем, и татары свободно переправились чрез реку, безнаказанно грабили и опустошали край и с большим полоном пошли обратно. Тогда великий князь выслал против них своих детей, Ивана и Юрия, а потом и сам выступил. Но Федор Басенок опредил их: нагнал хищников, побил и отнял у них полон³⁸¹.

Причины гнева великого князя на Новгород заключались в том, что последний принимал к себе недругов Василия. Так, он принял к себе Шемяку, который там и умер. Митрополит Иона в своей переписке но этому поводу с новгородским владыкой настаивал в том числе на том, чтобы Шемяка прислал к великому князю посла с челобитьем и чистосердечным раскаянием в своем преступлении против старшего брата. Шемяка действительно присылал в Москву со своим боярином грамоты, но «с великою высостию», а о преступлении своем даже и не упоминал. Новгородский владыка объяснял радушный прием Шемяки в Новгороде старым обычаем, по которому всякий князь, прибегавший под кров Святой Софии, принимался с почетом; выставлял также на вид, что митрополит и сам называл Шемяку сыном. Иона, выставляя на вид вины и злодеяния Шемяки, не только отказывался от признания его своим сыном, но и заявлял, что вместе с ним, митрополитом, все владыки и все русское священство считают Шемяку отлученным от Божией церкви³⁸². Другой князь, не ужившийся с Москвой и, следовательно, неприятный ей, перешел в середине июня 1455 г. из Пскова в Новгород, это – Василий Васильевич Гребенка, князь Суздальско-Шуйский. Недовольный своим уделом и вообще положением своего дома, он уехал сначала в Новгород, а потом, в 1448 г., переехал в Псков; в 1455 г., как сказано, он опять переехал в Новгород. Великий князь отослал в Новгород «грамоты взметныя» и выступил в поход в феврале 1456 г. В Волок собрались к нему все князья и воеводы, которые должны были принять участие в походе; сюда же явился новгородский посадник с челобитьем, чтоб великий князь на Новгород не шел и гнев свой отложил. Но Василий челобитья не принял. Вступив на Новгородскую землю, он послал князя Ивана Васильевича Стригу-Оболенского и Федора Басенка на Русу, граждане которой, не ожидая столь быстрого прибытия низовской рати, не успели вывезти или припрятать своих пожитков, так что московские воеводы должны были отправлять приобретенную добычу в свою землю с ратными людьми. Ратных людей осталось здесь, и с воеводами и с детьми боярскими, весьма небольшое число, менее двухсот. А между тем из Новгорода наступала пятитысячная рать. На совете воеводы решили выступить против этой рати, так как, говорили они, воспользовавшись добычей, они сами отпустили с ней ратных людей, сами же и должны, следовательно, выходить из критического положения. Притом же, говорили они, если не биться с новгородцами и не пасть в бою, все равно придется погибнуть за вину от своего государя. Место для битвы было весьма неудобно: враждующие стороны разделялись плетнем и снежными суметами. Московские воеводы, заметив, что на новгородцах очень крепкие доспехи, и поэтому их трудно будет одолеть, решили стрелять по коням, а не по всадникам; кони вследствие этого начали беситься и метаться в разные стороны, а неискусные и не обученные военному делу всадники, вооруженные длинными копьями, которыми не умели владеть, падали с коней и производили необыкновенное замешательство; наконец, новгородцы ударились в бегство, а московские воеводы преследовали их по пятам. Тут пойман был среди прочих посадник Михаил Туча. В полон много нельзя было брать по малочисленности московской рати, из которой, говоря современным языком, нельзя было отряжать большого конвоя к пленным. Новгород пришел в уныние, когда прибежали туда остатки разбитой рати. Удирили в вечевой колокол, собрались новгородские власти и граждане, но никто не знал, с чего и речь начать; наконец, как будто пьяные, говорили то, что придет в голову: одни – одно, другие – другое. Верх взяла мысль просить владыку, чтобы отправился к великому князю с челобитьем. Архиепископ хотя и заявлял, что за преступление новгородцев ему нельзя и на очи показаться великому князю, тем не менее, видя, в какой беде находится его паства, отправился с посадниками, тысяцкими и простыми людьми: посетил, по обычаю, сначала князей и бояр московских и просил их ходатайствовать за Новгород пред великим князем; наконец, допущен был на глаза самого великого князя. Василий Васильевич, послушав челобитья богомольца своего, а также братьев и бояр своих, взял с новгородцев «за свою истому» около 10 000 новгородских серебряных рублей, кроме того, что дано было новгородцами братьям и боярам великого князя. После этого в Новгород посланы были бояре, которые привели новгородцев к крестному целованию. Договор Новгорода с великим князем, заключенный в Яжелбицах (120 верст от Новгорода), содержит в себе зачатки того, что послужило потом к падению новгородской самостоятельности. Новгородцы отступались для великих князей Василия Васильевича и Ивана Васильевича (который объявлен соправителем отца в 1450 г.) от приобретенных ими ростовских и белозерских земель; обязывались платить черный бор, отменить вечевые грамоты, новгородскую печать заменить печатью великого князя, не вмешиваться в княжеские усобицы, не принимать к себе князей: можайского и сына Шемяки, Ивана Димитриевича Шемякина с детьми их, а также матери и зятьев последнего; не принимать никаких лиходеев великого князя, откуда бы они ни явились³⁸³.

В том же 1456 г. великий князь одержал две весьма важных, так сказать, бескровных победы. В начале июля он приказал схватить князя Воровско-Серпуховского, Василия Ярославича, который, как мы видели, находясь в родстве с Темным, был всегда ему предан и верен даже в безвременье его. Что за причина была такой черной неблагодарности великого князя, из летописей не видно. Степенная книга гововорит, но глухо, что он взят «за некую крамолу». Другое бескровное завоевание великого князя, относимое летописями к тому же году, это – отдача великим князем Рязанским Иваном Федоровичем как Рязанского княжества, так и сына-наследника в опеку Василия Васильевича, который постарался взять будущего рязанского князя в Москву, под предлогом воспитания, поручив Рязанское княжество ведению своих наместников³⁸⁴.

Если Василий Васильевич старался поставить Новгород в такое положение, которое соответствовало бы его очевидным стремлениям к единодержавию; если он с тою же целию старался уничтожить таких князей, которые, несомненно, были преданы ему, не говоря уже о князьях-недругах его, то мог ли он равнодушно смотреть на самостоятельную Вятку, родную дочь Великого Новгорода, тем более что она так недавно была в руках московского князя, который отдавал ее Юрию Галицкому? И вот в 1458 г. Василий Васильевич посылает князя Ивана Васильевича Горбатого, Григория Перхушкова и других на Вятку. Поход этот, однако, был неудачен, что зависело от корыстолюбия воевод: летописи говорят, что Перхушков «у вятчан посулы поймал да им норовил». Вот почему воеводы и не взяли Вятки. Великий князь все-таки не хотел бросить намеченной цели: в 1459 г. он послал на Вятку других воевод: князя Ивана Юрьевича Патрикеева, Ивана Ивановича и князя Димитрия Ряполовского. Эти воеводы взяли Орлов и Котельнич, долго держали в осаде Хлынов, так что, наконец, вятчане «добили челом на всей воле великого князя»³⁸⁵.

В том же 1459 г. опять напомнили о себе татары Седи-Ахмето-вой Орды: они подошли к Оке. Великий князь выслал против них сына своего Ивана, который отбил хищников от берега. В следующем, 1460 г. татары опять приходили на Рязанскую землю: хан Большой Орды Ахмат, сын Кичи-Ахматов, остановился на Рясьском поле, а к Рязани подошли Юсуф и Темир. Однако татар побили и заставили обратиться в бегство³⁸⁶.

Но пойдем опять в противоположную сторону, к северо-западу.

Мы видели, что с Новгородом Василий Васильевич разделался довольно решительно и даже круто; видели такие условия мира с новгородцами, которые следует считать предвестниками падения Господина Великого Новгорода и всех его вольностей. Не так поступал великий князь с младшим братом Новгорода, Псковом. В отношении к последнему великий князь проявлял большую мягкость и желание удовлетворить нередко обращаемые к нему просьбы псковичей. Даже то обстоятельство, что псковичи посылали войско в помощь Новгороду в 1456 г., не навлекло на них дурных последствий, что могло бы быть, если бы хоть сколько-нибудь хотелось великому князю смирить Псков и поставить его в более подчиненное положение. Вероятно, великий князь не считал Псков ни в каком случае опасным и был уверен, что справится с ним, когда ему заблагорассудится. К Новгороду же, как представлявшему собой более солидную политическую силу, Василий не мог относиться безразлично, а потому при всяком удобном случае старался его ослабить. Зато и новгородцы, как сейчас увидим, если не все, то многие питали к нему злобу. В 1460 г. 20 января Василий Васильевич приехал в Новгород с сыновьями, Юрием и Андреем-большим, по выражению некоторых летописей, «миром», т. е. просто посетить свою отчину, Великий Новгород, и поклониться его святыне. К этому другие летописи добавляют, что он приехал «о всех своих управах», что вероятнее: со специальной религиозной целью московские князья обычно ездили поближе, в Троицкий монастырь. О приезде великого князя в Новгород услыхали псковичи, у которых все начало зимы 1460 г. проходило в драках с немцами и взаимных опустошениях собственных земель, – и послали в Новгород к великому князю послов бить ему челом «о жалованьи и о печаловании своея отчине» и говорить: «Есмя приобижени от поганых немец и водою, и землею, и головами, и церкви Божия пожжени от поганых на миру и на крестном целовании». В то же время послы должны были вручить великому князю в дар 50 рублей, а также просить его, чтобы он дал им своим наместником, псковским князем, князя Александра Васильевича Черторижского. Великий князь согласился на последнюю просьбу с условием, чтобы Черторижский целовал крест ему, великому князю, и детям его на том, что он зла им не будет ни хотеть, ни мыслить. Черторижский не хотел дать такой присяги и, несмотря на просьбы псковичей, не остался у них и уехал в Литву, а в Псков Василий Васильевич послал своего сына Юрия, который с соизволения отца удовлетворил просьбу псковичей – дал им в качестве псковского князя и великокняжеского наместника князя Ивана Васильевича Оболенского-Стригу. Василий Васильевич, пробыв в Новгороде шесть недель, выехал обратно в Москву 1 марта. Одна из летописей (Софийская 2-я) передает факт, случившийся в Новгороде вскоре по приезде туда великого князя. Если известие летописи достоверно, то это указывает на раздражение новгородцев, которое возбудил в них великий князь походом 1456 г. Вот этот факт. По приезде великого князя новгородцы собрались к Святой Софии по звону вечевого колокола и совещались об убиении Василия и детей его. Этот кровавый замысел не был приведен в исполнение только благодаря владыке Ионе, который, явившись на вече, указал им на все безрассудство их предприятия: старший сын великого князя, по словам владыки, услышав об участи отца и братьев, возьмет рать у царя (т. е. хана) и разорит всю Новгородскую землю… Трудно заподозрить это известие в неправдоподобии. Хотя другие летописи ничего подобного не передают, а многие, напротив, говорят, что Василий был принят с любовию, – но, во-первых, одна, говоря о прибытии Василия в Новгород, добавляет: «А новгородцы во сторожи жиша»; во-вторых, по некоторым летописям, тогда же какие-то «шилники» хотели убить Федора Басенка; в-третьих, в Новгороде, несомненно, много было граждан, озлобленных на Василия за изъятие им у Новгорода некоторых прав по договору 1456 г.³⁸⁷ Между тем вскоре после отъезда великого князя в Новгород прибыли немецкие послы для заключения перемирия на пять лет. Псковичи и новгородцы отправили послов к великому князю доложить о просьбе немцев. Василий Васильевич дал свое согласие. В то же время из Пскова почему-то выехал великокняжеский наместник, князь Иван Стрига. Псковичи отправили с ним послов к великому князю с дарами и челобитьем о том, чтобы он печаловался о них, – и Василий дал им наместника в лице князя Владимира Андреевича, сына Андрея Александровича, князя Ростовского. Хотя князь Владимир послан был во Псков «не по псковскому прошению, ни по старине», тем не менее псковичи приняли его «с любовию»³⁸⁸.

В предпоследний год своей жизни Василий Васильевич, неизвестно по каким побуждениям, собрался в поход на Казань и был уже во Владимире, когда к нему явились казанские послы, и был заключен мир, неизвестно, впрочем, на каких условиях³⁸⁹.

В год смерти Василия, т. е. в 1462 г., дворяне боровского князя Василия Ярославича задумали освободить своего князя из заточения и на этом целовали друг к другу крест. Но замысел их открылся, и великий князь приказал казнить их «казнью незнаемою»: бить кнутом, отсекать руки, резать носы, а иным отсекать головы³⁹⁰. Это было последним деянием великого князя.

Василий Васильевич разболелся сухотной болезнью и приказал жечь на разных местах тела трут – обыкновенное тогдашнее врачебное средство против названной болезни, как видно из тогдашних лечебников, так называемых «Добропрохладных вертоградов». Сверх ожидания на теле образовались раны, которые начали гнить. Предвидя скорый конец, великий князь хотел принять иноческий чин, но его удержали от этого. Он скончался 27 марта³⁹¹.

Василий Васильевич был женат с 1433 г.³⁹² на Марье Ярославовне (умерла в монастыре с именем Марфа в 1484 г.), дочери Ярослава Владимировича, князя Воровско-Серпуховского, и от этого брака имел детей: Юрия-старшего, Ивана, Юрия-младшего, Андрея-старшего, Семена³⁹³, Бориса, Андрея-младшего и дочь Анну, бывшую замужем за Василием Ивановичем, великим князем Рязанским.

Старший сын Василия умер младенцем, а потому великокняжеский титул переходил ко второму сыну, Ивану. Василий Васильевич по собственному опыту знал, что даже у законного наследника по новому порядку престолонаследия (от отца к старшему сыну), утвердившемуся и в сознании народа, честолюбивые родичи могут оспаривать престол, опираясь на старый порядок (чтобы только иметь предлог) или просто на силу, а потому, чтобы его наследник избежал возможных честолюбивых искательств со стороны своих родичей, еще при жизни объявил Ивана великим князем и своим соправителем, так что все грамоты и даже устные повеления исходили от двух великих князей. Эта мера могла иметь и практическое значение: народ еще при жизни Василия привыкал смотреть на Ивана как на великого князя.

Так как Василий, уничтожая уделы и вольные общины, сознательно стремился к единодержавию и, следовательно, хорошо видел, что его преемнику в этом направлении остается сделать весьма немного, он постарался дать ему и все средства к тому, – по крайней мере, к такому заключению можно прийти, основываясь на его духовном завещании: вместе с великокняжеским достоинством и собственным жребием на Москве и селами Добрятинским и Васильцевым, считавшимися неотъемлемой принадлежностью каждого великого князя, он назначает ему самый обширный удел. Вот что входило в этот удел: Коломна, Владимир, Переяславль, Кострома, Галич, Устюг, Вятка, Суздаль, Нижний Новгород, Муром, Юрьев, Великая Соль, Боровск, Суходол, Калуга, Алексин и множество московских сел. Примечательно, что Владимир, этот символ великокняжеской власти для предшественников Василия, теперь отходит на второй план. Еще в самом начале княжения Василия у него оспаривают великокняжеский титул и занимают Москву, а не Владимир. Нельзя не заметить еще, что Суздаль, Устюг и Вятка в завещаниях прежних великих князей не упоминаются. Второму сыну, Юрию, даны: Дмитров, Можайск, Серпухов, Медынь и Хотунь; Андрею-большому: Углич, Устюжна, Рожалов, Кистьма, Бежецкий Верх и Звенигород; Борису: Ржев, Волок, Руза; Андрею-меньшому: Вологда с Кубеной и Заозерьем и некоторые костромские волости; великой княгине, жене своей: в пожизненное владение Ростов, с тем чтобы ростовские князья и при ней ведали то, что ведали при нем, великом князе; далее – Нерехта; кроме того, ей дана в полную собственность его покупка: городок Романов и Усть-Шексны³⁹⁴.