Текст книги "Великие князья Владимирские и Владимиро-Московские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г."

Итак, Елена и ее доброхоты, князь Иван Юрьевич и Семен Ряполовский, торжествовали. Вскоре (4 февраля) Иван Васильевич торжественно короновал Димитрия в Успенском соборе по особо составленному для того чину, в первый раз упоминаемому летописями во всей подробности. Но торжество Елены и Димитрия было непродолжительно: через год после венчания (в 1499 г.) Иван Васильевич изменился к лучшему в своих отношениях к супруге и сыну. К сожалению, летописцы не объясняют этой перемены, передают только, что великий князь снова приказал рассмотреть это дело и нашел, что тут были козни друзей Елены, что он обманут. Иван Юрьевич с двумя сыновьями и зятем, князем Семеном Ряполовским, обвинены были в крамоле и осуждены на смертную казнь. Несмотря на то что отец Ряполовского спас некогда Ивана Васильевича от преследования Шемяки, ему отрубили голову на Москве-реке 5 февраля; происхождение (праправнук Ольгерда), родство с великокняжеским домом (родной племянник Василия Темного), заслуги и ходатайство митрополита Симона и других архипастырей спасли Ивана Юрьевича Патрикеева и его сыновей: Иван Юрьевич и старший сын его, боярин Василий Косой, постриглись в монахи, а младший сын Иван Мынинда остался в доме под стражей. Теперь роли Софии и Елены поменялись: хотя Димитрий назывался и считался еще наследником, но отношение великого князя к нему и матери его становилось холоднее.

Старшего сына Василия великий князь назвал государем, великим князем Новгорода и Пскова, с известием о чем в Псков отправлен был посол. Псковичам это не понравилось. Они отправили в Москву посадников и бояр бить челом великому князю, чтобы он держал отчину свою по старине, чтобы государем их был тот князь, который царствует на Москве. «Чи не волен яз в своем внуке и в своих детех? – с гневом сказал великий князь послам. – Кому хочу, тому дам княженство!» Двоих из посадников он приказал посадить «в костер», а остальных отпустил, не послав поклона своей отчине. Между тем еще до возвращения послов из Москвы в Псков приехал архиепископ Геннадий, но псковичи не позволили ему совершать богослужения до возвращения послов из опасения, что он будет молиться за неугодного им князя Василия Ивановича. Чрез другое посольство псковичи просили освободить заключенных посадников, но великий князь не уважил этой просьбы и приказал сказать Пскову, что «за боярином все будет указано». Действительно, вскоре в Псков прибыл боярин Чеботов с поклоном от великого князя, который приказал сказать, что он держит отчину по старине. Посадники были освобождены⁴⁸⁶ уже в следующем, 1500 г.

Но всего более Ивана Васильевича заботили дела литовские. Отношения с литовским князем, только раздражавшим великого князя Московского своими придирками, явно клонились к разрыву. В Москву стали приходить вести, что православие в Литве начинают теснить, православных принуждают к латинству: в 1500 г. пришло известие, что Александр вопреки договору принуждает супругу принять католичество. Великий князь отправил к Александру посла с требованием, чтобы относительно закона он оставил Елену в покое. Конечно, литовский князь отрицал взводимое на него обвинение; сама Елена даже писала отцу, что она живет с супругом в мире и согласии и ничего не терпит в деле вероисповедания. Но Иван Васильевич получал об этом известия и с другой стороны: так, в том же 1500 г. князь Семен Иванович Бельский прислал Ивану Васильевичу челобитье о принятии на службу, потому что в Литве «пришла великая нужа о греческом законе»; при этом Бельский сообщал, что и дочь его Елену принуждают к католичеству. Бельский принят был, и по этому делу Александр прислал в Москву запрос, на который Иван Васильевич отвечал, что «взял князя Семена и с вотчиною тое для нужа, что их нудит [Александр] приступите к римскому закону»; при этом великий князь приказал сказать Александру, чтобы он не принуждал к латинству не только Елену, но и всех, исповедующих греческий закон, – в противном случае он всех будет принимать к себе и стоять за них. По той же причине в том же 1500 г. к великому князю перешли в подданство князь Семен Иванович Можайский и князь Василий Иванович Шемякин, из которых первый владел Черниговом, Стародубом, Гомелем и Любечем, а второй – Рыльском и Новгородом-Северским. Иван Васильевич принял их и послал к литовскому князю Телешева объявить об этом и сказать, чтобы он не вступал в отчины этих князей; в то же время Телешев должен был вручить Александру разметную грамоту. Таким образом, между Москвой и Литвой произошел полный разрыв. Хотя Александр прислал в Москву посла для переговоров, но наши войска под предводительством бывшего царя Казанского уже вступили в Литву и брали города: Мценск и Серпейск сдались добровольно; затем взят был Брянск, епископ и наместник брянские отправлены были в Москву. Семен Можайский и Василий Шемякин Ивановичи встретились с московскими полками, присягнули великому князю и начали действовать вместе с москвичами; к ним присоединились князья Трубчевские. Воевода Яков Захарьевич вскоре взял Путивль, пленил там князя Богдана Глинского с женой и занял всю Литовскую Русь от Калужской и Тульской губерний до Киевской; другой боярин, Юрий Захарьевич, вошел в Смоленскую землю и взял Дорогобуж. Против русских выступил с литовцами известный князь Константин Острожский. Иван Васильевич прислал в Дорогобуж князя Даниила Щеню с тверской силой, приказав предводительствовать большим полком, а Юрию Захарьевичу – сторожевым; последний оскорбился, не желая быть в зависимости от князя Даниила, но Иван Васильевич уладил это дело. Оба воеводы остановились на берегу Ведроши близ Дорогобужа; 14 июля произошла кровопролитная битва, долго исход ее казался сомнительным: и та и другая сторона держались крепко; наконец, тайная засада, устроенная московскими воеводами, решила битву: литовцы обратились в бегство; тысяч восемь легло их на месте, многие утонули в реке; Константин Острожский с некоторыми знатными панами попал в плен. 17 июля великий князь получил известие об этой победе от гонца Михаила Андреевича Плещеева, «и бысть тогда радость велика на Москве». Князя Острожского угрозами заставили присягнуть на подданство великому князю Московскому; воеводы были обласканы великим князем. В то же время новгородские, псковские и великолуцкие полки под началом (только номинальным) племянников великого князя Ивана и Федора Борисовичей Волоцких разбили литовцев близ Ловати и взяли Торопец. Ивану Васильевичу хотелось завершить победы над литовцами взятием Смоленска: два раза он посылал под Смоленск сына своего Димитрия (в 1500 и 1502 гг.), но походы были неудачны⁴⁸⁷.

Еще в самом начале войны Иван Васильевич извещал Менгли-Гирея о своем предприятии. Хан Крымский не замедлил: его сыновья в августе начали опустошать Литву. Московский князь поднимал на Литву и Стефана Молдавского. Александр в таких критических обстоятельствах начал укреплять города: Витебск, Полоцк, Оршу, Смоленск; старался примириться с молдавским господарем и Менгли-Гиреем, сносился с ханом Золотой Орды, нанимал войска в Польше, Богемии, Венгрии, Германии и заключил союз с Ливонией. Магистр ордена Плеттенберг требовал помощи от имперского сейма и ганзейских городов. Но Александр, как видно, мало надеялся на свои силы, и в 1501 г. в Москву прибыли послы от братьев его, польского и венгерского королей, и от него самого с предложением мира. Решено было для этого ждать прибытия в Москву больших послов. Между тем Александр молчал, а нанятые им немецкие ратные люди, грабя его же подданных, сталкивались с московскими отрядами. Великий князь решил продолжать войну. Сын его Василий с новгородским наместником, князем Семеном Романовичем, должен был из Новгорода напасть на северную часть Литвы; князь Семен Стародубский и Василий Шемякин и др. одержали победу над литовцами близ Мстиславля, положив на месте около семи тысяч неприятеля, и возвратились в Москву с большим полоном. Союзник Александра Плеттенберг приказал схватить в Дерите русских купцов и заключить в тюрьму и начал опустошать Псковскую землю. Воеводы великого князя 27 августа 1501 г. были разбиты им близ Изборска. Псковичи вооружались, а магистр ордена тем временем опустошал селения по берегу р. Великой и 7 сентября сжег Остров. Московские воеводы стояли неподалеку, но не смели вступить в битву, а между тем литовцы подступили к Опочке, по взятии которой хотели соединиться с ливонцами и идти на Псков. К счастью псковичей, в ливонском войске началась опасная болезнь (кровавый понос), и Плеттенберг удалился, удалились и литовцы. Великий князь хотел отмстить Ливонии: во второй половине октября князь Даниил Щеня с князем Пенком все опустошил вокруг Дерпта, Нейгаузена и Мариенбурга. Долго рыцари сидели в крепостях; наконец, ночью выступили против московских полков и, хотя бились храбро, не выдержали напора русских и бежали. Они потом отплатили разорением предместья Ивангорода. Между тем в следующем, 1502 г. хан Золотой Орды выступил в надежде на литовскую помощь против Менгли-Гирея. Великий князь оказал последнему помощь. Впрочем, на этот раз дело кончилось ничем; но вскоре Менгли-Гирей совершенно истребил остатки Шиг-Ахметовой Орды. Этот хан еще обращался к великому князю Московскому, надеясь при его помощи удержаться в Орде, но вскоре, не имея пристанища в своем улусе, попал в Киев, где коварно взят был своими союзниками-литовцами под стражу и умер в Ковне в неволе⁴⁸⁸.

В то же время по казанским делам едва не порвалась дружба великого князя с Менгли-Гиреем. Мы видели, что казанские вельможи выпросили себе в цари у Ивана Васильевича Абдыл-Летифа (пасынка Менгли-Гирея), которого великий князь и поддерживал. В 1499 г. Летифу угрожал шибанский царевич Агалак. Из Москвы послано было в Казань войско с князем Федором Бельским: Агалак ушел в свои улусы, и Бельский вернулся, а в Казани для защиты царя остались воеводы князь Михаил Курбский и Лобан Ряполовский, которым вскоре (в 1500 г.) пришлось отражать от Казани ногайских мурз Ямгурчея и Мусу, стремившихся изгнать Абдыл-Летифа. Года через два с небольшим (в 1502 г.) великий князь отправил в Казань князем Василия Ноздроватого и Ивана Телешева схватить Абдыл-Летифа за его неправду, как сказано в летописи. В чем состояла эта неправда, неизвестно. Царь казанский был взят, доставлен в Москву, откуда великий князь приказал отправить его на Белоозеро в заточение, а в Казань послал опять Магмет-Аминя. Менгли-Гирей оскорбился и просил Ивана Васильевича, извинив безрассудную молодость Летифа, или отпустить его, или наградить поместьем; при этом хан писал, что если великий князь не исполнит его просьбы, то союз их уничтожится. Великий князь, боясь отпустить Летифа, дал ему приличное содержание и тем удовлетворил своего друга, так что Менгли-Гирей не переставал в угоду Ивану Васильевичу тревожить Александра, тогда уже не только великого князя Литовского, но и короля Польского. Сыновья хана с 90-тысячным войском в августе 1502 г. опустошили окрестности Луцка, Турова, Бряславля, Люблина и др. городов до Кракова включительно⁴⁸⁹.

К апрелю (11) того же 1502 г. относится известие о том, что великий князь положил опалу на внука своего Димитрия и мать его Елену, запретил поминать их на ектениях и литиях, называть Димитрия великим князем и приказал посадить их «за приставы». Летописи не указывают на причины немилости, которые, возможно, нужно искать в каких-нибудь новых происках Елены. Чрез два дня, 14 апреля, Иван Васильевич пожаловал сына своего Василия, по благословению митрополита Симона посадил его на великое княжение Владимирское и Московское. Вследствие этого, несмотря на посредничество Менгли-Гирея, дружба между князем Московским и Стефаном Молдавским прекратилась⁴⁹⁰.

Между тем военные действия против Литвы не прекращались. Мы уже говорили, что сын великого князя Димитрий два раза ходил под Смоленск, последний раз – в 1502 г. В декабре того же года Семен Стародубский и Василий Шемякин опять ходили на Литву; хотя городов они и не завоевали, но сильно опустошили землю. Союзник Александра, магистр Ливонского ордена, разорил Изборск и подступил к Пскову, ожидая помощи от Литвы.

Хотя литовская помощь и не являлась, однако Плеттенберг начал осаду Пскова. На помощь псковичам шли воеводы князь Даниил Щеня и Василий Шуйский. Стычки были кровопролитные; недостатка в мужестве не было ни с той, ни с другой стороны. Но результаты никому не были полезны. Александр видел, что борьба с Москвой ему не под силу, и желал мира. Посредником между обоими государями явился папа Александр VI, который прислал в Москву посла; он и его кардинал писали Ивану Васильевичу, что все христианство приведено в ужас завоеваниями турок, что христианским государям надо объединиться и изгнать их; приглашали московского князя примириться с великим князем Литовским и королем Венгерским и вместе с ними и другими государями Западной Европы идти на турок. В то же время был посол и от брата Александрова Владислава, который просил опасной грамоты для литовских послов в Москву. Иван Васильевич со своей стороны указывал на вероломство Александра, который наводил на Русь ливонских немцев и хана Золотой Орды. Впрочем, великий князь сказал, что он рад стоять за христианство и позволяет явиться в Москву королевскому посольству. Польские послы, прибыв в Москву, требовали, чтобы великий князь возвратил Александру всю его отчину, все завоеванные русскими города в Литве. Иван Васильевич не только отверг это требование, заявив, что завоеванные города искони были русскими, но сказал еще, что будет добывать от Литвы и Киев со Смоленском, и другие города. Вместо вечного мира заключили на шесть лет перемирие, причем великий князь из уважения к зятю возвратил Литве несколько волостей и приказал новгородскому и псковскому наместникам заключить перемирие с Ливонией также на шесть лет, а со Швецией не хотел вести никаких переговоров. К такому же перемирию Иван Васильевич приглашал и Менгли-Гирея, но только для вида: тайно он внушал ему, что лучше продолжать войну, что время перемирия нужно употребить на укрепление за собой завоеванных литовских городов и пр.⁴⁹¹

Незадолго до кончины великого князя была сыграна свадьба (в 1505 г.) его старшего сына Василия, женившегося на дочери дворянина Юрия Сабурова, Соломонии. Во время свадебных торжеств в Москву пришло известие об измене присяжника великого князя казанского царя Магмет-Аминя: побуждаемый женой, вдовой Алегама, он задумал отложиться от Москвы. В конце июня (24) на Казанскую ярмарку приехало много московских купцов. Московского посла и купцов схватили; многих убили, многих ограбили, а иных увезли в ногайские улусы. Мало того, Магмет-Аминь, вооружив 40 000 казанцев и призвав еще 20 000 ногайцев, вторгся в Русь, осадил Нижний Новгород и выжег все окрестные посады. Воеводой в Нижнем был Хабар Симский с небольшим числом воинов. В критическом положении он освободил из тюрьмы 300 литовских пленников, взятых в Ведрошской битве, раздал им оружие и именем великого князя обещал свободу, если они постоят против татар. Литовцы храбро исполнили поручение: Магмет-Аминь бежал восвояси; а литовцы действительно были освобождены и отпущены домой с дарами⁴⁹².

Еще под 1503 г. встречаем в летописях заметки, что великий князь начинает «изнемогати». Но он держался еще года три и скончался 27 октября 1506 г., причем летописи замечают, что он был на государстве 43 года и семь месяцев, а от роду имел 66 лет и 9 месяцев. Тело его погребено было в новой церкви Архангела Михаила⁴⁹³.

Иван Васильевич женат был дважды: а) на княжне Тверской, Марии Борисовне, от которой имел сына Ивана, и б) на Софии Фоминичне, дочери морейского деспота Фомы, от которой имел детей: Василия, Юрия, Димитрия, Семена и Андрея, и дочерей: Елену, Феодосию, другую Елену и Евдокию.

Младшие сыновья Ивана Васильевича хотя и получили уделы, но не могли считаться владетельными князьями, так как не имели атрибутов независимых князей: не имели права чеканить монету, объявлять войну, заключать мир и т. и.

* * *

Согласно нашей задаче – дать, по возможности, полные биографические очерки великих и вообще владетельных князей Северо-Восточной Руси за татарский период русской истории – мы исполнили в этом томе свое дело, насколько у нас хватило сил и уменья, относительно великих князей и, по обычаю, должны бы сделать заключение к этой части нашего труда. Но заключения могут быть разнообразны, потому что выбор их должен соответствовать труду; а так как наша цель состоит в том, чтобы дать справочную книгу, мы и завершаем настоящие очерки не общим историко-философским обобщением, а тем, что ближе к нашей цели.

Хронологический список великих князей в преемственном порядке наследования ими великокняжеского стола

1. Ярослав Всеволодович с 1238 f 1246 г.⁴⁹⁴

2. Святослав Всеволодович 1246–1248 гг.

3. Михаил Ярославич Храбрый | 1248 г.

4. Андрей Ярославич 1248–1252 гг.

5. Александр Ярославич Невский 1252 I 1263 г.

6. Ярослав Ярославич Тверской 1263 f 1272 г.

7. Василий Ярославич Костромской 1272 f 1276 г.

8. Димитрий Александрович Переяславский 1276–1281 гг.

9. Андрей Александрович городецкий 1281–1283 гг.

10. Димитрий Александрович (во второй раз) 1283 f 1294 г.

11. Андрей Александрович (во второй раз) 1294 | 1304 г.

12. Михаил Ярославич Тверской 1304 f 1318 г.

13. Юрий Данилович Московский 1319–1322 гг.

14. Димитрий Михайлович Тверской 1322–1326 гг.

15. Александр Михайлович Тверской 1326–1327 гг.

16. Иван Данилович Калита Московский 1328 | 1341 г.

17. Семен Иванович Гордый 1341 | 1353 г.

18. Иван Иванович (Кроткий) 1353 | 1359 г.

19. Димитрий Константинович Суздальско-Нижегородский 1359–1363 гг.

20. Димитрий Иванович Донской 1363 f 1389 г.

21. Василий Димитриевич 1389 f 1425 г.

22. Василий Васильевич Темный 1425–1433 гг.

23. Юрий Димитриевич Галицкий 1433 f 1434 г.⁴⁹⁵

24. Василий Темный (во второй раз) 1434 f 1462 г.

25. Иван III Васильевич, при котором пало монгольское иго, 1462 f 1506 г.

Приложение 1
Великокняжеские сыновья, не имевшие уделов

Федор Ярославин
Род. в 1219 г. – ум. в 1233 г

Федор Ярославин, старший сын Ярослава Всеволодовича, князя Переяславского, а потом великого князя Владимирского, родился в Переяславле-Залесском зимой 1219 г.⁴⁹⁶

В 1228 г. Ярослав Всеволодович сделал попытку поставить в зависимость от себя Псков, но неудачно: псковичи не пустили его к себе, опасаясь его властолюбивых замыслов и стеснения свободы. Тогда Ярослав, собрав новгородцев на архиепископский двор, стал жаловаться на псковичей и требовать мести за нанесенную ему обиду; но новгородцы очень холодно отнеслись к его жалобам. Вызванное князем из Переяславля войско не помогло делу, так как новгородцы решительно высказались против намерений Ярослава и требовали удаления переяславских войск. В досаде Ярослав с женой уехал в Переяславль. Однако он оставил в Новгороде двух малолетних сыновей Федора и Александра (Невский) под присмотром Федора Даниловича и тиуна Якима⁴⁹⁷.

В том же 1228 г. Новгород постигло бедствие: всю осень и начало зимы до Николина дня шли беспрерывные дожди. «Не видехом, – замечает летописец, – светла дни»; нельзя было ни обрабатывать поля, ни косить луга. К этому присоединилось новое бедствие – внутреннее междоусобие. Народ, ища виновника постигшего его несчастья, обвинил нового владыку Арсения, устранившего прежнего владыку и получившего архиерейский сан будто бы подкупом князя; затем начались грабежи: грабили представителей власти и вообще знатных людей, которых обвиняли в том, что они наводят князя на зло. Вероятно, не считая себя в безопасности при таком настроении умов в Новгороде, Федор Данилович и тиун Яким тайно ночью уехали с княжичами из Новгорода к Ярославу⁴⁹⁸. В таких затруднительных обстоятельствах новгородцы обратились к Михаилу Черниговскому, который, прибыв в Новгород, как мог умиротворил граждан и вскоре уехал, оставив там малолетнего сына своего Ростислава. Тем временем в Новгороде, помимо вражды между посадником Водовиком и сыном известного Твердислава, начал свирепствовать голод. Граждане с нетерпением ожидали к себе Михаила, но тот, зная о приготовлениях против него Ярослава, хотел прежде примириться с ним. При посредстве митрополита Кирилла и черниговского епископа Порфирия примирение состоялось; но новгородцы были этим недовольны: они объявили сыну Михаила, бывшему тогда с Водовиком в Торжке, что отец его изменил им, а потому они уже не признают его своим князем. Ростислав ушел к отцу, а новгородцы, избрав нового посадника и тысяцкого, призвали к себе Ярослава, который торжественно клялся блюсти их вольности: «Целова святую Богородицы на грамотах на всех Ярославлих». Чрез две недели он уехал в Переяславль, а в Новгороде опять оставил сыновей Федора и Александра⁴⁹⁹. Это было в самом начале января 1230 г.

Между тем Михаил Черниговский, в противоречие состоявшемуся между ним и Ярославом примирению, принимал к себе новгородских беглецов, врагов Ярослава, что и вызвало поход последнего к Чернигову. Новгородские изгнанники и беглецы, утверждавшие, что Ярослава в Новгороде ненавидят, искали убежища в Пскове, так как в Чернигове узнали, что они лгали, говоря об отношении новгородцев к Ярославу, почему им никто не хотел помогать, кроме трубчевского князя Святослава, да и тот вернулся с дороги, узнав, что действительно выходцы лгали. Псковичи приняли их по-братски, а представителя Ярослава заковали в цепи. Ярослав, прибыв в Новгород, остановил подвоз товаров в Псков, вследствие чего в последнем жители стали страдать от дороговизны. Наконец псковичи смирились и просили в 1232 г. князем к себе сына Ярослава Федора. Ярослав отказал и предложил им в князья сына Мстислава Удалого Юрия, которого псковичи приняли с радостью⁵⁰⁰.

В том же 1232 г. великий князь Юрий Всеволодович послал сына Всеволода на мордву⁵⁰¹. С ним ходили князья Муромские и Рязанские, а также и Федор Ярославич. Князья, по обычаю тогдашних войн, выжгли множество селений и убили многих жителей.

В следующем, 1233 г. в начале июня во время приготовлений к брачному торжеству Федор Ярославич скончался; он погребен в Георгиевском монастыре. Летописец с сожалением отмечает это событие как наказание за грехи. «Еще млад, – говорит он о Федоре, – и кто не пожалует сего? сватба пристроена, меды изварены, невеста приведена, князи позвани, и бысть в веселия место плач и сетование за грехи наша»⁵⁰².